Лавка старинных диковин (сборник) Шекли Роберт

Роберту Шекли предложили написать рассказ для антологии, посвященной Порталу, то есть «проходу в чужие загадочные земли, альтернативные измерения, прошлое и будущее и вообще то – не знаю что». Короче говоря, куда душа пожелает. Внешность и внутренность Портала, как и все, что лежит за ним, Шекли вправе придумать сам. Едва ли можно найти более приятную задачу для писателя-фантаста.

А Шекли был фантастом не сказать что уж совсем безвестным. На протяжении полувека, утоляя зуд творчества, он изобретал миры, как типичные для жанра, так и совершенно уникальные. Его плодовитый разум пулеметными очередями выбрасывал планеты высших наслаждений вперемежку с планетами горчайших страданий. Не брезговал он и промежуточными мирами бесчисленных возможностей, – мирами, где скука смертная порой ходит рука об руку с волнующим ожиданием.

Когда Шекли только начинал свою карьеру, ему здорово помогало в работе заднее центральное образотворческое шишковидное тело. Эта штуковина появляется у некоторых людей сразу по окончании пуертатного периода; обычно она расположена чуть ниже и правее мозжечковой миндалины. Тому, кто обладает ею, ничего не стоит штамповать воображаемые миры. Но за последние годы этот орган атрофировался и усох, и Шекли остался без важного подспорья.

И будто мало одной этой неприятности, примерно в ту же пору он заинтересовался теорией хаоса, чье пагубное влияние не замедлило сказаться на творимых им фантастических мирах. Особенно трудно было с бифуркациями, каковая концепция особо упирала на то, что отклонения от желанной цели заложены в саму природу вещей. Не меньший вред теория причиняла и тем, что требовала уважения к изначальным условиям, которые нельзя планировать заранее. Стартовав из ложной исходной точки и дойдя до точки невозвращения, вы обеспечили себе неудачу. А избежать этой неудачи невозможно, поскольку статистика против вас: очень уж много во времени и пространстве потенциальных точек, с которых вы можете начать движение, и вероятность выбора правильной крайне мала. Любой конкретный момент может стать начальной точкой пути, который приведет к успеху – но, скорее всего, он приведет к катастрофе, поскольку на него будут влиять неизвестные факторы, и все новые непредвиденные обстоятельства будут требовать коррекции курса. Когда вы отдаете себе отчет во всем этом, вам и работается тяжелее, и результаты не блещут.

Вот и Шекли не мог похвастать результатами своего труда – а все из-за того, что понимал: за какое дело ни возьмись, оно, скорее всего, будет неправильно начато и путем бифуркаций придет к нежелательному финалу. Подобно гомеровской Пенелопе, которая ночью ткала, а днем распускала сотканное, Шекли вечером отвергал то, что успевал сделать за день, – яркие образы, только что восхищавшие его, вдруг становились серыми и скучными.

Однако в этот раз его мог устроить только стопроцентный успех. Дело в том, что у Шекли накопились счета – плоды неосторожности, память о непродуманных решениях и неправильных шагах. Алименты, аренда жилья, отопление, вода, электричество… Уже ревели тревожные сирены, полыхали красные лампы, требуя немедленных мер. Железной поступью приближалась Расплата, эта мрачная громадина, способная одним шевелением пальца вышвырнуть его из квартиры, оставить без сигарет, перекрыть воду, отключить свет… проще говоря, оборвать самое жизнь.

Но не бывать этому! Есть заказ – и это не просто заказ, а лазейка, которая позволит улизнуть от давно подбирающегося грозного рока. Получится рассказ – издатели захотят еще, и еще, и еще. Нужно всего-то-навсего сочинить сказочку про Портал, про лежащие за ним миры, которых желает душа.

И в тот же вечер, хорошенько запасясь сигаретами, Шекли уселся за компьютер и напечатал начало. Он был совершенно уверен, что это неправильное начало. Но с чего-то ведь нужно начинать.

Оторвавшись от работы, Шекли обнаружил, что находится в незнакомой обстановке. Не в своей дымной комнате, а каком-то офисном здании, просторном, с высоким потолком вестибюле. Ноутбук лежал на коленях. Через главные двери входила и выходила уйма народу, а сверху горела вывеска: «Добро пожаловать в Портал!»

Шекли несколько раз озадаченно моргнул, хотя необходимости в том, пожалуй, не было. Ему тотчас стало ясно, что произошло. Каким-то образом он спроецировался в собственный рассказ. И перед ним тот самый Портал, о котором он собирается писать.

Стать персонажем в литературном произведении, которое ты сам же и сочиняешь, – явление не сказать что обыденное. Но Шекли оно было не в диковинку. Много лет назад он вписал себя в роман «Варианты выбора». В мире букв такое уже тогда не считалось неслыханным, но Шекли почему-то засмущался и вскоре выписал себя обратно. Наверное, какой-то скрытый нарциссизм побудил его покрасоваться в собственном литературном произведении; он зарекся это повторять, но теперь оно повторяется само – и он не видит смысла противиться. Его появление в «Вариантах выбора» осталось не замеченным читателями, по крайней мере оно никем не комментировалось – за исключением Майка Резника, заявившего, что Шекли следовало так и остаться там, а если выходить, то с двадцатью долларами, которые он задолжал Резнику.

«Возможно, и это нынешнее прегрешение сойдет мне с рук», – подумал Шекли.

Некоторую тревогу вызывало литературное произведение, за которое он взялся. Получится ли? Само собой, Шекли сделает все от него зависящее.

Он закрыл ноутбук, подошел к дверям вестибюля и выглянул наружу. Итак, он находится в городе, судя по виду европейском. Примерно так ему представлялась Прага: головокружительно клонящиеся друг к другу здания, толпы людей в тускло-серой и коричневой одежде, очень похожие на тех, что в вестибюле.

Стало быть, это Портал! А за ним лежат миры, которых душа желает. Но как отсюда перебраться туда? Придется кого-нибудь спросить.

Он выбрал мужчину средних лет с усиками (конечно же, это типичные чешские усики) и обратился к нему:

– Простите, сэр, вы не скажете, как мне попасть в Соседний Мир?

Задумчиво пожевав губами, мужчина ответил:

– Вы, должно быть, подразумеваете один из тех миров, которых желает душа? Один из тех миров, которые лежат за Порталом, как нас учили в школе?

– Именно так, – подтвердил Шекли.

– Несомненно, вы говорите о Совершенно Замечательном Месте, где исполняются наши мечты после долгого заточения в Юдоли Слез, которая по-другому называется Земля?

– Точно!

– А коли так, вы правильно сделали, что обратились к одному из советников – членов Комиссии по советам.

– А для чего учреждена эта Комиссия по советам? – заинтересовался Шекли. – Кому она советует?

– Самой Вселенной, ни больше ни меньше.

– Но с чего бы Вселенной обращаться к этой вашей Комиссии за советами?

– Это делается согласно плану самоорганизации Вселенной.

– Не понял.

– Все достаточно просто, – сказал похожий на чеха мужчина. – Это самоорганизующаяся Вселенная. Но во что именно она самоорганизуется? Данный вопрос постоянно ставит ее в тупик. И конечно, Вселенной очень интересно, не пора ли с этой самоорганизацией покончить раз и навсегда. Вот она и создала Комиссию по советам для самоорганизующейся Вселенной, которая в свою очередь учредила Комиссию по советам для Комиссии по советам для самоорганизующейся Вселенной – организацию, в которой подвизается ваш покорный слуга. К этой нижестоящей Комиссии вышестоящая Комиссия обращается за предложениями, касающимися очередного этапа самоорганизации. Может, и без надобности Вселенной наши подсказки, но в подавляющем большинстве случаев она ими пользуется. Не будет преувеличением сказать, что самые лучшие идеи по самоорганизации она получает именно от Комиссии.

– Да неужели? – усомнился Шекли, если этими словами можно выразить глубочайший скепсис.

– Вы вправе испытывать глубочайший скепсис, – кивнул похожий на чеха мужчина. – Да и как еще может отреагировать человек со стороны, если признаться ему, что ты вдохновляешь Вселенную? Она же такая огромная, такая важная; у нее всегда хлопот полон рот – тут и мелкие бытовые проблемы, и судьбоносные решения. Но именно поэтому она и обращается к таким людям, как мы. Может, у нас и не бог весть какое воображение, но его хватает для бесперебойной работы Комиссии, работы в интересах Вселенной. А сейчас прошу извинить: меня ждут коллеги, другие советники.

И человек, похожий на чеха, торопливо удалился.

С минуту растерявшийся Шекли постоял в коридоре – длинном, невзрачном, тускло освещенном потолочными лампами, ветвящемся на бесконечные боковые коридоры. Наконец услышал голос, исходивший как будто из его собственной головы:

– Шекли!

Он огляделся, но в этот момент поблизости никого не было. Тогда он произнес:

– Да?

– Это я, альтернативный Шекли.

– Откуда тут взяться альтернативному Шекли?

– А вот такие претензии предъявляй не мне, а Вселенной, которая по известным только ей причинам не терпит пустоты. Когда ты отправился в Портал, каковой является мостиком между двумя мирами, но не является полноценным миром, – образовалась полость. Чтобы эту пустоту заполнить, Вселенная создала меня.

– Так, значит, ты на Земле, а я в Портале?

– Соображаешь, малыш.

– И как же мы будем обращаться друг к другу? – спросил Шекли, моментально вычленив суть проблемы.

– Да придумаем что-нибудь, а пока давай ты у нас будешь Шекли, а я согласен на более простое и привычное Боб. Со временем мы вновь сольемся в единое целое, с которого и начинали. Поскольку ты завладел лучшей частью, тебе и придется разыскивать мир, которого желает душа, а я побуду здесь, на Земле, и попытаюсь разобраться со счетами.

– То есть писатель у нас – ты?

– И писатель, и наследник писательских долгов, – вздохнул Боб.

– Да я к ним привык, вообще-то, – пожал плечами Шекли.

– Все равно не мешало бы от них избавиться, – сказал Боб.

– Что предлагаешь?

– Ты живешь в рассказе, снуешь через Портал туда и сюда, а я живу на Земле и пишу рассказ.

– Но разве можно жить в рассказе?

– Можно, как видишь. Ступай, ищи мир, которого душа желает.

– Тебе легко говорить. А я уже сколько времени торчу в Портале, и ничего еще не случилось, кроме дурацкого разговора с похожим на чеха парнем. Такой рассказ у тебя вряд ли примет заказчик.

– Знаешь, а ведь ты прав. Пора добавить драйва. Кажется, я смогу подбросить тебе несколько персонажей и сюжетных поворотов.

– Они бы совсем не помешали.

– Коли так, жди. Я вернусь, как только найду что-нибудь подходящее. До скорой встречи в эфире.

И связь прервалась. Еще некоторое время Шекли размышлял над услышанным и дивился, до чего же речь Боба похожа на речь его самого. Такие же панические нотки, такая же привычка использовать слова, плохо подходящие к ситуации, такая же бравада висельника.

К вечеру кругом все стихло. Шекли нашел себе ночлег в ничейном кабинете. Там был старенький телевизор, настроенный на канал, по которому крутили «Звездный путь» вперемежку с «Морком и Минди».

Спал он на паласе, а утром обнаружил в ящике стола коробку хлопьев «Ралстон Пурина» и молоко «Эверласт». Позавтракав, Шекли умылся и побрился в соседней душевой и вышел в коридор.

Из дальнего конца коридора доносился шум. Это был весьма необычный набор звуков: женские вздохи, мужское натужное кряканье и скрежет чего-то металлического, перемещаемого волоком по мрамору. Наконец появились источники шума.

Шекли увидел перед собой мужчину не меньше семи футов ростом, с комплекцией Геракла, одетого в львиную шкуру. Живот незнакомца не выказывал ни малейших признаков превращения в пузо – это были литые кубики мышц. Поросячьи глазки глядели очень недобро. Еще, пожалуй, стоит упомянуть палицу, сделанную из какого-то прочного металла, в одной руке и цепь в другой. И на этой цепи здоровяк тащил дюжину плачущих женщин, в том числе и матерей с младенцами на руках.

– Как это понимать? – спросил Шекли.

– Я Свирепый Варвар, – ответил полуголый исполин. – А это мои пленницы.

– Зачем тебе пленницы?

– Они станут моими женами, как только я доберусь до мира, которого желает душа.

– И как ты собираешься до него добраться?

Свирепый Варвар ухмыльнулся и помахал палицей:

– Пробью себе дорогу.

На шее у Свирепого Варвара Шекли заметил пластмассовую коробочку, висящую на серебряной цепочке.

– Что это? – спросил он.

– Данный объект можно классифицировать как «машина Орфея». Представляет собой музыкальное устройство, передающее нежные, успокаивающие звуки, пригодные для слухового восприятия. Выражаясь словами поэта Теннисона, «есть музыка, чей вздох нежнее упадает, чем лепестки отцветших роз, нежнее, чем роса, когда она блистает, роняя слезы на утес» [20]. Для меня нечто подобное совершенно необходимо по причине моей вспыльчивой до крайности натуры – без машины Орфея я бы давно в буквальном смысле лопнул от злости. Не поздоровилось бы и этим очаровательным дамам, находящимся на моем попечении.

– Подожди минутку, ладно? – попросил Шекли.

Он заскочил в пустой кабинет и затворил за собой дверь.

– Боб! Ты здесь?

– А где еще мне быть, если не здесь?

Шекли не отреагировал на язвительный тон.

– Это ты ко мне Варвара подослал?

– Хотелось добавить в фабулу остроты, оживить ее чуточку.

– У него в плену женщины! Он их порабощает!

– Это уже его личная инициатива, я ничего такого не планировал. Чертовы бифуркации!

– И все-таки зачем ты придумал этого парня?

– Ну, надо же с рассказом что-то делать. Ты сам сказал, что неважно получается. Откуда ты родом, не забыл? Из пульп-литературы. Вот и вернись в безоблачное прошлое.

– Но мне нормальный собеседник нужен! Чтобы было с кем пообсуждать рассказ, поспорить.

– Используй формулу.

– Какую еще формулу?

– Ты прекрасно знаешь какую. Поскольку вырос, как и я, на старых пульп-журналах. Когда нам нужно, чтобы люди делали то, чего мы от них хотим, применяется специальная формула.

– И чего я хочу от этого дылды в львиной шкуре?

– Пусть он потратит чуток своей недюжинной силушки для твоего перехода в Соседний Мир.

– Это же Портал, тут силовой путь неприемлем, – возразил Шекли.

– А что приемлемо?

– Не знаю, но лобовые атаки точно не годятся.

– Почему бы не попробовать?

– Потому что этот Свирепый Варвар мне не помощник. Глуповат он, если на то пошло.

– А по мне, он достаточно смышлен для варвара.

– Все равно эта идея не годится, она переусложняет структуру рассказа.

– Ладно, – вздохнул Боб, – может, я и правда перемудрил – столько забот в последние дни навалилось. Придумаю что-нибудь еще. До связи, приятель.

Шекли хотел порасспросить насчет машины Орфея, но Боб успел отключиться.

Когда Шекли вернулся в коридор, там уже не было Свирепого Варвара. Правда, кое-где на ковровом покрытии остались следы ржавых цепей и потерянные заколки для волос.

Остаток дня Шекли провел, слоняясь по коридорам и кабинетам и пытаясь найти дорожку в Соседний Мир. На ночлег он опять расположился в бесхозном офисе. Посмотрел по телевизору старую серию «Морка и Минди», а потом «Звездного пути». Примыкающая кухонька была набита коробками со съедобными хлопьями, а в холодильнике нашлись замороженные гамбургеры. Смерть от голода не грозила.

Он поспал на диванчике, а проснувшись, приготовил себе миску «Ралстона» с молоком. Затем, после бритья и мытья под душем, продолжил блуждания по Порталу.

Шекли постоянно одолевали тревожные мысли. Что, если Боб, его оставшееся на Земле альтер эго, малость туповат? Подсунуть Варвара в качестве главной движущей силы сюжета…

Впрочем, что толку думать об этом? Умственные способности Боба – это умственные способности Шекли, а рассуждать о своих умственных способностях – верный способ их растерять. Да и Боба нельзя судить слишком строго: он в долгах как в шелках, завален счетами. Шекли радоваться надо, что сам он от всего этого избавлен. Тут, в Портале, счетов и долгов нет… Но тут и дома нет, если вдуматься. Ни вкусной еды, ни красивой молодой женщины, встречающей его по вечерам, раскинув нежные объятия либо держа в руках дымящуюся кастрюлю. А хуже всего, что нет и рассказа. Сюжет ну никак не вытанцовывается.

Ни долгов… ни женщины. Кажется, для подсознания Шекли это равноценные понятия, но так это или не так, не представляется возможным выяснить. Когда он переберется куда душа желает – в волшебное, восхитительное место, – найдется ли там для него женщина? Или надо было захватить уже имеющуюся, заковать в цепи и затащить в Соседний Мир силой? Почему-то это не кажется правильным. Бобу вряд ли понравится.

Шекли помотал головой, выбросив из нее неприятные мысли, и пошел в вестибюль Портала, где стояли торговые автоматы с сэндвичами, чили и горячим супом, а еще раскладушки со спальными мешками – для тех, кто пока не нашел дорогу в Соседний Мир.

Шекли наелся, напился и улегся спать. Его растормошили и прошептали в самое ухо:

– Шекли, вы проснулись?

Он открыл глаза и испытал серьезную потребность в кофе.

Говоривший, как будто прочтя его мысль, вложил в руку стаканчик. Шекли с удовольствием хлебнул горяченького.

– Спасибо преогромное! А сахару у вас нет? Впрочем, не важно. Кто вы?

– Друг. Меня прислал Боб.

– Он тоже Шекли, – кивнул Шекли.

– Боб сказал, вам нужен помощник, – сообщил разбудивший его мужчина шепотом Петера Лорре, знаменитого когда-то киноактера. – И вот я здесь.

– Помощник? И какую именно помощь вы имеете в виду?

– Ну, во-первых, сюжетный поворот. А во-вторых, вы, кажется, собирались в Соседний Мир?

Незнакомец уселся на диванчик рядом с Шекли и оказался поджарым и мускулистым платиновым блондином лет тридцати пяти, со стрижкой «ежик». Что-то в чертах его лица наряду с иностранным акцентом в шепоте подсказало Шекли: это, скорее всего, не коренной американец. Блондин был одет в черную кожу, но на рок-звезду не смахивал.

– Как вас зовут? – прошептал Шекли.

– Эрих фон Тюрендельдт, к вашим услугам, – прошептал собеседник голосом Петера Лорре и протянул руку в перчатке.

– Немец? – спросил Шекли.

– В прошлом и будущем, – подтвердил Эрих.

– Это как понимать?

– Нынешнее правительство моей страны лишило меня национальности. Не желают иметь со мной никаких дел, представляете? Я объявлен негерманцем и подлежу аресту на месте. Вот же болваны!

– Чем же вы их так прогневили?

– Отстаивал непопулярные воззрения, – ответил Тю рендельдт. – Но давайте не будем сейчас об этом. Больная тема, знаете ли. Я человек без гражданства. Ничего, все изменится, когда нам удастся завоевать Соседний Мир…

– А мы что, будем его завоевывать? – спросил Шекли. – Я думал, просто погуляем там, ну, может, немного поживем.

– Друг мой, в жизни все не так просто. Чему нас учит история Европы? Если вам хочется чего-нибудь хорошего, надо его хватать и держать крепко-крепко.

– Это относится даже к таким… гм… эзотерическим вещам, как миры, которых желает душа?

– К ним в первую очередь! Видите ли, места по-настоящему желанные, такие как Соседний Мир, битком набиты нежелательными элементами.

– А я думал, в Соседний Мир никому не заказан путь, – вздохнул Шекли.

– Пока так и есть. Вернее, так было – но недавно там пришла к власти неарийская кафкианская организация. Я не собираюсь мириться с подобным положением дел. Нежелательные элементы отправятся туда, где им самое место, – в ад, навстречу вечным мукам. У нас, у праведников, отмщение, и мы воздадим!

Шекли решил перевести разговор в другое русло. Этот Тюрендельдт явно опасен, и не хочется иметь с ним никаких дел. Запросто можно попасть в число нежелательных элементов, которых этот праведник без гражданства намерен спровадить в ад.

– Есть какие-нибудь идеи или планы? – спросил Шекли.

– Да, все уже на мази. Как у вас, у американцев, говорится: то, что вообще стоит делать, стоит делать хорошо. Взяточники получают на лапу, неподкупных я устраняю, причем так ловко, что никто меня не заподозрит. Сегодня мы сможем войти в Портал, а если повезет, то и через мост перейдем.

– Это так мы собираемся попасть в Соседний Мир?

– Конечно. А какие еще есть способы?

– Что же вас до сих пор удерживало?

– Политика, – ответил фон Тюрендельдт. – И злая воля некоторых нежелательных элементов, окопавшихся в высших эшелонах власти. Вставайте, надо идти немедленно.

– А вы не пытались их как-нибудь убедить?

– Поверьте, все не так просто. Они очень хорошо охраняют проход в Соседний Мир. И не пропускают тех, кто не может доказать свою безусловную лояльность существующему режиму. А поскольку верховное руководство до сих пор не решило, какие доказательства можно считать удовлетворительными, охрана не пропускает вообще никого.

– Неужели все так безнадежно?

– Было бы безнадежно, если бы по пути сюда я не раздобыл одно действенное средство.

– И что же это за средство? – спросил Шекли.

– Вот оно! – И фон Тюрендельдт протянул коробочку, которую Шекли видел на шее Свирепого Варвара.

– Машина Орфея! – воскликнул Шекли.

– Я это называю шкатулкой Валгаллы, – возразил блондин. – Ну да, она музицирует, но только для маскировки своего истинного предназначения. Мой друг, на самом деле перед вами эффективнейшая пропагандистская машина. С ее помощью можно кого угодно убедить в чем угодно.

– Вы хотите сказать, что охрана Портала, послушав музыку, пропустит нас?

– Это кажется невероятным. Однако результат будет именно таким.

– Машину вам Варвар дал?

– Я его уговорил, скажем так. – Блондин постучал по кобуре на поясе, из которой выглядывал серый автоматический пистолет – парабеллум, судя по зловещей форме рукояти. – Дырка в коленной чашечке отменно располагает к сотрудничеству. Еще две пули в череп гарантируют нерасторжимость сделки.

Фон Тюрендельдт повел Шекли к лифту, который доставил обоих в пустой подвал – огромный, плохо освещенный, пестрящий запретами: «Только для персонала!», «Вход по пропускам класса ААА!», «Вооруженная охрана и псы-снайперы имеют право уничтожить нарушителя на месте!». Предупреждений было великое множество, грозных и очень грозных.

– Вы уверены, что мы правильно идем? – спросил Шекли.

– Путь вниз и путь вверх – один и тот же путь, – ответил фон Тюрендельдт пугающим шепотом.

Они приблизились к большой медной двери. На ней висела табличка: «Далее – вечное проклятие! Вас предупредили!»

– Ох, не нравится мне все это, – сказал Шекли.

Они отворили медную дверь и по лестничным маршам, а потом по скобяным лестницам спустились через большие помещения с бетонными стенами и мерцающими флуоресцентными лампами. Эти парковки пустовали, если не считать одного-двух забытых «БМВ». По мере продвижения путников слабело освещение, помещения встречались все менее ухоженные, с сором на полу, с плесенью на стенах, с паутиной в углах. Наверху время от времени лязгало, клацало или брякало; Шекли не удавалось понять по звукам, что там происходит.

Позади остался тюремный блок, разделенный на камеры с решетками. Там было сыро, зловонно и пусто, если не считать одинокого скелета в цепях; гримасничающий череп тянулся к источнику света, все к тем же мерцающим на потолке ртутным лампам. То была территория утраченных надежд и нарушенных обещаний.

– Это место вроде бы зовется Пучиной Отчаяния, – шепнул фон Тюрендельдт.

– Кажется, предложенный вами путь может привести лишь туда, где еще хуже, – заметил Шекли.

– Надо верить! Нельзя воспринимаемое считать истинным!

– А каким его следует считать?

– Все то, что мы здесь воспринимаем, суть предчувствие рока – независимо от результата.

– Это факт? – спросил Шекли с глубочайшим, хоть и никак не проявившимся внешне сарказмом.

Спустя какое-то время они заметили, что по их следам движется некто очень массивный. Шаги приближались и вселяли страх. А еще слышался скрежет когтей по бетонному полу.

– Не обращайте внимания, – посоветовал фон Тюрендельдт. – Поверьте, ожидание ужасного конца ужаснее самого этого конца, каким бы он ни был ужасным.

Они повернули за угол и едва не уперлись в чудовище. То был гигантский ящер, стоящий на могучих задних лапах. Передние лапы, маленькие, он держал перед грудью. Из кошмарной пасти выглядывали большущие треугольные зубы. Даже слабоумный узнал бы тираннозавра, одного из самых опасных исполинских ящеров, до сего момента считавшихся вымершими.

– Иногда конец бывает ужасней, чем ожидание его, – проговорил тираннозавр. – Мы это называем фактом воображения. Воображение – это процесс придумывания, а факт – реализация придуманного. И то и другое может научить нас кое-чему полезному.

– Например? – спросил фон Тюрендельдт.

Тираннозавр махнул левой передней лапой и длиннющим когтем распорол Тюрендельдту живот. Блондин со стрижкой «ежик» едва успел ахнуть от неожиданности, как его внутренности упали на пол, а сам он упал сверху. Ящер снял с кровавого трупа машину Орфея.

– Этот наглец никому не нравился, – задумчиво проговорил тираннозавр, – но все же он сделал кое-что полезное. – И ящер осторожно покачал машину Орфея на серебряной цепочке.

– И что за урок я должен из этого извлечь? – Шекли было не до изумления, у него очень болели ноги, да и вообще настроение оставляло желать лучшего.

– Преимущество фокального персонажа в том, что самое худшее всегда случается не с ним.

– Ну вот откуда такие речи, а? Ты же безмозглый ящер, извини за прямоту. Философствовать тебе не полагается.

– Между прочим, это твой интеллект решает, какие речи мне вести.

Интеллект Шекли принял вызов. Очевидно, дело в древ ней наследственности, подумал он. Тираннозавры считаются самыми умными из гигантских ящеров. Располагая мозговыми извилинами и противопоставленными пальцами, они изобрели сознание – и это в те времена, когда человек представлял собой трусливое лемуроподобное существо с ничтожными шансами на выживание. И если бы тот астероид не врезался в Юкатан и не уничтожил ящеров-исполинов, человечество вряд ли получило бы толчок к развитию…

Да, динозавры более не существуют – кроме вот этого. Но и его явно создал Боб в каких-то своих целях.

Далее Шекли предположил, что это, должно быть, самая последняя попытка Боба довести сюжет до желаемого финала. Вот только какого финала он желает?

Едва Шекли подумал об этом, как услышал музыку, и была она столь чудесна, что восхищение ею пересилило страх перед дальнейшим развитием событий. Он уже не скорбел по безвременной кончине Тюрендельдта. Сладостные звуки подчинили мозг Шекли своему волшебному ритму – упорядочивающему, умиротворяющему, гармонизирующему. Сами собой отпали ненужные мысли, словно перхоть под воздействием целебного лосьона.

Он поднял взгляд. Тираннозавр играл для него на машине Орфея.

И тогда Шекли задал вопрос, который не мог не задать. Тем более что и ящер, похоже, ждал его.

– Как такое может быть?

– Шекли, тебе необходимо понять, что ты деталь сюжета. И вместе с тем ты его автор. Я тоже деталь сюжета, меня прислал Боб, чтобы ускорить работу и привести тебя в Совершенно Замечательное Место. И сейчас мы находимся в отправной точке.

Тираннозавр провел Шекли через последнюю медную дверь – в невероятное.

Внезапно Шекли оказался на солнечном просторе. Он стоял у обрыва. Чуть впереди начинался радужный мост и через бездонную пропасть тянулся к прекрасной новой земле.

Но у входа на этот мост стояли охранники в черной форме. При виде вновь прибывших они угрожающе нацелили оружие.

– Стой, кто идет! – пролаял их начальник.

– Тираннозавр и человек, – ответил ящер.

– Пропуска есть? Пропусков нет. Значит, проход запрещен.

Тираннозавр включил машину Орфея, и она спела стражам о родном доме и о неотъемлемом праве человека на возвращение туда. Без всяких слов, неоспоримым языком эмоций она доказала: человеку не нужны дурацкие пропуска, он может свободно разгуливать везде, куда ведет его воображение.

И стражи размякли под расслабляющую, урезонивающую мелодию. Они убрали оружие и разомкнули цепь, протянутую поперек радужного моста.

– Хоть убей, не пойму, почему я это делаю, – говорили они друг другу.

А потом охрана пела осанну, пока Шекли и тираннозавр шли по мосту к новой земле.

Там невдалеке начинался лес, и к нему галопом помчался тираннозавр. Что же до Шекли, то он у лесной опушки, на зеленом лугу, углядел человеческий силуэт и с воодушевлением направился к нему.

Это была женщина. Причем молодая и красивая, обликом не так уж и отдаленно схожая с Полетт Годдар и многими другими прелестницами Земли. В ее чертах и движениях сквозила нега, сулящая Шекли вечное неземное блаженство. Он шел к юной деве, распахнув объятия.

Но та встретила его взглядом, исполненным изумления и досады.

– Что это ты задумал, можно поинтересоваться? – язвительно спросила она.

И в тот миг Шекли познал печаль и горечь неразделенной любви. Ведь эту женщину он возлюбил с первого взгляда. Но правда же, разве может сие небесное создание испытывать к нему ответные чувства?

Тут раздался гром галопа. Возвратился тираннозавр.

– Забыл свой долг перед сюжетом! – повинился он. – Прости меня, Шекли. В лесу я заметил симпатичную тираннозавриху и позволил себе кратковременную автономность. Конечно же, сначала надо довести работу до конца.

И он навис над Шекли, громадный и смертоносный. В солнечных лучах заблестели клыки и когти.

И в тот миг Шекли познал леденящий ужас. Неужели вот так все и кончится? К нему приближался исполинский коготь. Шекли стоял столбом, в жилах замерзла кровь. Расстояние между ним и когтем быстро сокращалось, а разморозиться, чтобы обратиться в бегство, он никак не мог.

То был момент страшного ожидания, сменившийся моментом великого облегчения, когда огромный коготь остановился в нескольких дюймах от лица Шекли. С него что-то свисало.

Машина Орфея.