Искатели злоключений. Книга 2 Каришнев-Лубоцкий Михаил
Вот как это случилось. Пройдя одну мерхенмилю строго на восток, мы уперлись в узкую и, как нам показалось, мелководную речку.
– Не станем же мы ее обходить! – воскликнул дядюшка и, подойдя поближе к воде, снял с ног туфли, носки и принялся закатывать брюки выше колен.
– Возвращаться назад мы уж точно не будем, – поддакнул ему Пугаллино и тоже стал готовиться к переправе через реку.
Спорить с двумя отчаянными смельчаками я не отважился и лишь недовольно буркнул, сбрасывая на песок свои клоунские ботинки:
– А вдруг здесь все-таки глубоко? Нырнем и не вынырнем…
– Не считай себя умнее родного дядюшки! – фыркнул Кракофакс и взял в руки валявшуюся на берегу длинную, тонкую корягу. – Ступайте за мною след в след и ничего не бойтесь!
Держа в зубах за шнурки туфли, отважный лоцман пустился через реку вброд, тыча в дно перед собой корявым шестом. Мы – Пугаллино и я – тоже вцепились зубами в свою обувь и мелкими шажками побрели за дядюшкой – след в след, как он и приказывал.
До противоположного берега оставалось всего каких-нибудь сто мерхендюймов, когда хвастливый старик-пуппетролль не выдержал и, не выпуская из цепких челюстей туфель, гордо прошамкал:
– Ну што я вам шкажал! Тут шабачке по колено…
Он не договорил и с головой ухнул в подводную яму. Я попробовал было схватить дядюшку за мелькнувшее перед моими глазами ухо, но поймал только всплывшую на поверхность шляпу. Чуть позже из глубоких пучин всплыл вслед за шляпой и путеводный жезл Кракофакса – кривая коряга. Булькнули воздушные пузырьки, и все успокоилось. «Неужели он утонул?!» – подумал я с ужасом и в растерянности взглянул на Пугаллино. Мой приятель тоже стоял в замешательстве и не знал, что предпринять: то ли броситься в темную пучину вылавливать горе-лоцмана, то ли вернуться к берегу, с которого мы начали свой скорбный путь.
К счастью, сам Кракофакс вывел нас вскоре из столбняка: не прошло и минуты с его молниеносного погружения в омут, как он появился из воды у противоположного берега. Ухнув в яму, наш бравый старикан не отступил назад, а продолжил движение вперед, но уже под водой. И в тот момент, когда мы с Пугаллино собрались было начать его оплакивать, он как раз достиг заветной цели.
– Штупайте шмелее, – прошамкал дядюшка, оборачивая к нам голову и не выпуская из зубов туфли, из которых ручьем стекала вода и выпрыгивали маленькие лягушата. – Шуть-шуть ишкупаечесь – только и вшего!
Обрадованный тем, что Кракофакс не утонул, мы с Пугаллино ринулись по его «следам». И вскоре оказались рядом с дядюшкой на мягкой зеленой травке.
– Подумаешь, немного промокли, – сказал Пугаллино, снимая одежду и тщательно ее выжимая, – зато от лесных чертей подальше ушли. Сюда они наверняка не сунутся, можете мне поверить!
– Глупые они, что ли, – в омут лезть! – поддержал я своего дружка и ловким щелчком сбил у себя с носа нахального жучка-плавунца. – Лесные черти – такие хитрюги!
В ответ на мою обидную реплику дядюшка сердито закашлял и стал снимать тяжелый, пропитанный насквозь тинистой влагой, сюртук. Но вдруг испуганно ахнул и схватился рукой за сердце.
– Тебе плохо? – встревожился я ни на шутку. – Скажи нам скорее, дядюшка!
– Очень, очень плохо… – прошептал побледневший, как мел, Кракофакс, и его дрожащая рука переползла во внутренний карман сюртука и вытащила оттуда мокрую бумажку, с которой стекала фиолетовая водичка. Свободной рукой дядюшка побровал поймать эти цветные капельки, но они, проскальзывая у него между пальцев, тихо падали на землю, издавая чуть слышное «кап… кап… кап…». И тут же уходили в рыхлую почву, не оставляя на память о себе даже малейшего следа.
– Какой ужас… – прошептал снова дядюшка, разворачивая бумажный лист и не находя в нем ни одного уцелевшего слова. – Весь текст покаянного письма госпожи Скорпины смыло водой! Теперь волшебник Гэг нам ни за что не поверит, и мы не получим от злюков обещанной награды!
– А почему это он нам не поверит? – переспросил я дядюшку, слегка даже обидевшись на него за такие речи. – Мы дадим волшебнику Гэгу честное слово, и он нам поверит!
– Ты думаешь, честное слово пуппетролля чего-то стоит? – посмотрел на меня Кракофакс изучающим, цепким взглядом. И сам же ответил: – Разумеется, оно чего-то стоит. Но вряд ли оно потянет на драгоценную жемчужину с кучей золотых монет впридачу. Я сам бы дал за него не больше двух гнэльфдингов – что же говорить о других!
Пока мы с дядюшкой спорили о стоимости честного пуппетролльского слова, Пугаллино успел развесить свою одежду на кустиках для просушки и теперь отдыхал, полеживая на мягкой травке и разглядывая у себя над головой голубое небо. Увидев этого «курортника», нам стало слегка завидно и мы тоже поспешили к нему присоединиться. Это было так здорово – лежать, ничего не делая, и только изредка поплевывать в проплывающие над тобой облака!
Но, как известно, все хорошее быстро кончается. Не успели мы толком отдохнуть и расслабиться, как мой дядюшка сотворил вторую ужасную глупость. И все из-за своей проклятой жадности, будь она трижды неладна!
Глава сорок вторая
Итак мы лежали на травке и поглядывали в проплывающие в небе курчавые облака. И вдруг мы услышали неподалеку от себя какие-то тихие, подозрительные звуки. Казалось, что-то кто-то напевает себе под нос немудреную песенку: «Га… Га-га-га… Га… Га-га-га…». Тут же мы все трое, как по команде, вскочили на ноги.
– Кажется, это – гусь! – прошипел, подражая невольно забредшей к нам птице, Кракофакс и стал торопливо одеваться и обуваться. – Давненько я не пробовал жареной дичи! Теперь попробую!
Мой дядюшка по своей дурной привычке как всегда преувеличил: только вчера вечером мы так наугощались у лесных чертей всякой всячины, что даже сейчас нам с Пугаллино совсем не хотелось есть. Тем более, чужого гусака. Однако мы тоже поспешно оделись и обулись и бросились вслед за неугомонным пуппетроллем.
Влетев стрелой на пригорок – именно оттуда доносилось тихое и довольное «га-га-га», – мы остановились как вкопанные: на лужайке, в каких-нибудь двадцати-двадцати пяти мерхендюймах от нас, мирно пасся большой, упитанный гусь. Но не простой – серый, с белой грудкой и белым животом, – а золотой, сверкающий словно солнце ослепительным оперением невиданный красавец. Кракофакс стоял рядом с ним ни жив, ни мертв, и только по алчному взгляду бегающих туда – сюда глазок можно было с уверенностью сказать: старик еще не покойник, он еще побегает по земле, дайте ему только опомниться.
Вскоре дядюшка и правда очнулся от летаргического сна и чуть слышно прохрипел, обращаясь к нам:
– Заходи слева, Тупси… А ты, Пугаллино, справа…
Сам Кракофакс двинулся к удивительной птице напрямик: на полусогнутых от волнения ножках и с растопыренными в разные стороны руками.
Гусь, казалось бы, не замечал коварных охотников, он по-прежнему лениво продолжал пощипывать сочную травку и изредка подгагатывать от удовольствия. И когда дядюшка первым приблизился к нему на расстояние в один мерхендюйм, этот пернатый обжора даже не повел хвостом – так он был увлечен поглощением вкусной пищи.
– Ага, попался! – вскрикнул совсем по-гусиному Кракофакс, бросился на глупую птицу и схватил ее за длинную шею цепкими пальцами. – От меня не уйдешь!
Если бы дядюшка знал тогда, как он был недалек от истины, выкрикивая эту фразу! В одном мой старик ошибся: в том, кто от кого не уйдет. Гусь оказался заколдованным – Кракофакс прилепился к нему намертво!
Мой дядюшка понял это сразу, едва только попробовал перехватить поудобнее руки.
– Проклятье, – прошипел он, бегая по лужайке и продолжая держать беднягу за горло, – я никак не могу от него отлепиться!
– А ты вспомни, что брать чужое – не совсем порядочно, глядишь, пальцы и расцепятся, – дал я дядюшке дельный совет, еще не успев толком сообразить, в какой переплет он попал.
– Что ты болтаешь, глупый мальчишка! – провопил, пробегая мимо меня и Пугаллино, азартный охотник на домашнюю дичь. – Я не могу отлепиться – вот в чем проблема!
И тут Пугаллино хлопнул себя ладонью по лбу:
– Кажется, я знаю, в чем тут дело! В одной книжке уже говорилось про такого гуся: к нему тогда прилипло не менее десятка горожан!
– Спасибо за утешение! – прохрипел, делая разворот возле нас, взмыленный горе-охотник. – Ты скажи, что мне теперь нужно делать!
– А ничего не нужно, – крикнул ему вдогонку добродушный Пугаллино. – Бог даст, появится хозяин гуся и тогда он вас отцепит.
Услышав такие слова, Кракофакс отчаянно взвыл, заглушая гоготанье гусака, и попробовал сесть верхом на проклятую птицу. Но эта попытка удалась ему лишь частично: левая нога, заброшенная на спину гусаку, приклеилась к ней надежно, а вот правая по-прежнему продолжала волочиться по земле, срезая, словно плуг, ромашки и одуванчики.
К счастью, на вопли несчастной птицы вскоре примчалась ее хозяйка. Едва я взглянул на эту сгорбленную старушку, как сразу понял: она – колдунья! Во-первых, об этом красноречиво говорила ее внешность. Кроме большого острого горба, старушка имела почти такого же размера и формы носик, свисающий ей на грудь. Два острых клыка, торчащих из нижней челюсти, были удачно расположены в уголках рта и не мешали носу свободно висеть между ними. Правда, выпяченная на три мерхендюйма вперед нижняя губа задевала этот хобот, но с такой мелочью, по-моему, можно было легко мириться. Во-вторых, о принадлежности нашей новой незнакомки к вредному племени злых колдунов и колдуний также красноречиво говорил ее удивительный гусь. У кого же еще мог появиться такой красавчик с невероятно удивительными свойствами, как не у поклонницы черной магии? И в-третьих, о том, что эта старушка – колдунья, мы узнали спустя каких-нибудь пять секунд после нашего с ней «знакомства» от нее же самой. Едва это жуткое созданье возникло на лужайке, как оно завопило пронзительным и противным голосом:
– А, попался, наглый воришка?! Ну, я тебе сейчас покажу!!
И она, воздев костлявые руки вверх, что-то забормотала быстро-быстро на непонятном языке, очень похожим, однако, на гусиное гоготанье.
В то же мгновение на лужайке поднялся ужасный ураган, который, подхватив меня, Пугаллино и дядюшку, чудом отлепившегося наконец от золотого гуся, с огромной скоростью завертел нашу тройку и понес к хижине злой колдуньи. И домчав нас туда за две-три секунды, с размаха швырнул в большую дыру на крыше.
– Ой! – вскрикнул Пугаллино, падая на деревянный настил какой-то клетки.
– Ай! – вскрикнул дядюшка, падая ему на спину.
Ох! – охнул я, приземляясь на своих невезучих спутников.
– Га-га-га! – рассмеялся золотой гусь, заглядывая к нам через дыру. – Га-га-га!
И сгинул: то ли незаметно для нас улетел, то ли растворился в воздухе, как привидение.
А мы остались лежать на грязном деревянном полу в темной и вонючей клетке, дожидаясь решения своей жалкой участи.
Глава сорок третья
Фрау Пустель – так звали носатую ведьму – недолго размышляла о нашей дальнейшей судьбе. Вернувшись в дом и подойдя к темнице, в которой мы сидели, она внимательно посмотрела на бедных пленников и пробормотала:
– Жаль, что мне теперь нельзя есть мясного… Что ж, придется заставить их хотя бы поработать – все какая-то будет польза!
После чего ведьма ткнула длинным, кривым указательным пальцем в сторону Пугаллино:
– Ты станешь таскать воду из реки и хозяйничать в огороде!
Затем скрюченная «указка» переползла от Пугаллино ко мне:
– А ты, дружок, будешь помогать мне по дому: мыть полы, готовить еду, выносить мусор… Дел хватит, ты не волнуйся!
Когда указательный палец старухи переметнулся от меня к Кракофаксу, то дядюшка попробовал было заявить протест:
– Я – пуппетролль! И работать категорически отказываюсь! В моем возрасте…
– В вашем возрасте, – перебила его фрау Пустель, ехидно хихикая, – нужно сидеть дома с внучатами, а не мотаться по Фурхтбарвальду из конца в конец и охотиться на чужих гусей!
– Я не охотился… Я только хотел его погладить… – попробовал выкрутиться хитрюга Кракофакс.
Но длинноносая старушка не была наивной, жизнь в волшебном лесу научила ее держать ухо востро. Едва она услышала из уст моего дядюшки такое наглое вранье, как резко взмахнула рукой и прикрикнула на любителя рассказывать сказки:
– Хватит болтать, уважаемый! Посмотрите: от вашей лжи стали вянуть цветы в горшочках! Если они погибнут, то вам не сдобровать!
Затем разгневанная фрау Пустель перевела дыхание и уже спокойно продолжила:
– Мне лучше не перечить. А то сотворю с вами что-нибудь ужасное сгоряча, потом, конечно, пожалею, да будет поздно.
– Уж и сказать ничего нельзя, – буркнул Кракофакс и опустил низко голову. – Не в средние века живем, право голоса имеем!
Я дернул упрямого дядюшку за рукав и умоляюще взглянул на него: да прикуси ты язык, наконец! Погубишь и себя, и нас!
– Вот так-то лучше, – одобрила наступившее молчанье фрау Пустель. – Поработаете у меня с годик– другой, а там, глядишь, я вас и отпущу.
– Но я не умею работать, – признался Кракофакс, краснея. – Я никогда не работал так, как гнэльфы.
– Однако расчесывать шерстку моему коту вы, наверное, сможете? Пасти гусака на лужайке, менять ему подстилку?
Дядюшка весь перекривился, услышав о столь заманчивой перспективе, но спорить не стал и нехотя кивнул головой: пожалуй, с такими делами он справится!
– Учтите, – добавила ведьма, пряча ехидную улыбку в уголках рта по соседству с клыками, – я наложу на вас одно из моих заклятий. Так что даже не пробуйте убежать – у вас ничего из этого не выйдет!
И она, щелкнув костлявыми пальцами, словно испанская танцовщица кастаньетами, снова произнесла на непонятном языке замысловатую фразу.
– Теперь, если вы все же надумаете удрать, – проговорила фрау Пустель, опуская руки и доставая из кармана мятого платья ржавый ключ, – с вами приключатся ужасные корчи. Едва вы отойдете от моей хижины чуть дальше, чем на полмерхенмили, как вас тут же скрутит в бараний рог. Вы это хорошо поняли, красавчики?
– Понимали вещи и посложнее… – вздохнул я, выбираясь из вонючей клетки.
– Можете не повторять, фрау… – пробормотал, вылезая следом за мной, Пугаллино.
А Кракофакс ничего не сказал в ответ на вопрос ведьмы: разговаривать с ней у него отпала всякая охота.
Глава сорок четвертая
Не откладывая дела в долгий ящик, фрау Пустель приказала нам приступить к работе немедленно.
– Вы ведь не хотите лечь спать голодными? – спросила она, вручая Кракофаксу старинный гребень для расчесывания волос, мне большую сковородку, а Пугаллино два дырявых ведра. – До полночи, правда, еще далеко, сейчас только полдень, но время, увы, летит так быстро, что вы даже не успеете заметить, как наступит пора садиться ужинать.
– А обедать? – поинтересовался дядюшка, вертя в руках гребешок и поглядывая на огромного черного кота, дремавшего на продавленном кресле. – Когда у вас обед, фрау…
– Фрау Пустель, – представилась нам старушка и одарила нашу компанию «обворожительной» улыбкой. – У МЕНЯ обед в пять часов вечера, – сказала она, сделав ударение на словах «у меня». – А вот у вас обеда не будет. Зато часам к одиннадцати вы получите роскошный ужин из трех блюд: запеченную брюкву в собственном соку, пюре из брюквы и брюквенный кисель! Правда, кисель у меня без сахара, но расстраиваться не нужно: я дам вам его по целой чашке – фрау Пустель еще никто не называл жадиной!
– Вот это мы влипли… – прошептал Пугаллино упавшим голосом и поплелся, гремя ведрами, к выходу.
– Влип я, а вы из-за меня страдаете, – вздохнул Кракофакс и вытер платочком скупую мужскую слезу, предательски скатившуюся из левого глаза. – Не нужно мне было гладить этого гусака, пропади он пропадом!
– Ну-ну, – прикрикнула на него хозяйка дома, – еще сглазите! Ступайте к Кугелю и займитесь делом: бедняжка давно вас заждался!
И фрау Пустель подтолкнула дядюшку к креслу с котом. А мне приказала:
– Испеки по-быстрому из кукурузы лепешку, что-то я проголодалась. А Кугелю свари кашку. Да не жалей молока, а то мой котик обдерет тебя до костей – он у меня такой обидчивый!
Услышав последние слова злой колдуньи, Кракофакс принялся старательно вычесывать шелковистую щерстку чернявого нахала, разлегшегося на кресле во всю длину. При этом он то и дело выдергивал из гребня кошачьи волоски и с благоговением складывал их на столик, тихонько приговаривая: «Прекрасная шерсть, просто прекрасная! Такую шерсть и выбрасывать не хочется!»
Смотреть на подобное унижение близкого родственника у меня не было ни сил, ни желания. И я отправился на кухню кулинарничать. Подойдя к полке с крупами, я взял металлическую банку, на которой крупными печатными буквами было написано: «КУКАРУЗА». Покачал укоризненно головой и открыл крышку. Старая ведьма крутилась рядом со мной, поэтому я спросил у нее на всякий случай:
– Может быть, не стоит возиться с лепешкой? Давайте я приготовлю вам поп-корн!
– Поп-корн? – переспросила фрау Пустель. – Хорошо, делай поп-корн!
Я поставил на огонь сковородку и, когда она достаточно нагрелась, вывалил на нее горсть кукурузных зерен и принялся тщательно их перемешивать деревянной лопаточкой. Вскоре зерна стали подпрыгивать вверх, щелкая словно холостые ружейные выстрелы, и раскрываясь подобно цветочным бутонам.
– Что это они так скачут на сковороде? – удивилась фрау Пустель, тоже подпрыгивая на месте при каждом громком хлопке. – Не нравится, что их поджаривают?
– Напротив, они просто счастливы! – гася улыбку, ответил я. – Превратиться из обычных кукурузных зерен в отборный поп-корн для великой волшебницы не всякому удается. Вот они и взлетают до небес от огромной радости!
Приготовив для хозяйки дома угощение, я взялся за варку каши. Вскипятил молоко, перелил его в глиняный горшок и стал сыпать из банки манную крупу, тщательно помешивая варево ложкой. На полке в шкафу кроме этого горшочка стоял еще один, но он был весь в глубоких трещинах и пользоваться им, конечно, было нельзя. Из любопытства и чтобы поддержать нашу беседу, я спросил у фрау Пустель:
– Зачем вы храните эту развалину? На нем ведь живого места нет!
– Он дорог мне как память, – вздохнула старая ведьма и нежно погладила ладошкой разбитую посудину. – Когда-то он умел варить кашу по первому требованию. Скажешь ему: «Горшочек, вари!», он и сварит кашки, сколько пожелаешь. Но однажды – о, будь проклят этот черный день! – он узнал о своем собрате, который умел угольки, насыпанные в него, превращать в золотые монеты. И тогда мой горшочек лопнул от зависти!
– Его можно понять… – донесся из комнаты тяжелый вздох Кракофакса (старик по своей привычке подслушивал чужой разговор). Помолчав немного, дядюшка как бы невзначай спросил: – А где сейчас находится тот горшок? Ну, тот, который угли превращает в монеты?
– У трехглавого дракона на острове Борнео, – ответила колдунья и, выглянув из кухни в комнату, с усмешкой поинтересовалась у дядюшки: – Хотите к нему съездить?
– Нет-нет, – испугался Кракофакс, – нам и здесь хорошо! У вас такой замечательный котик!
Погасив огонь, я снял горшок с плиты.
– Сейчас остудим кашку, и Кугель может ей полакомиться.
– Надеюсь, ты не станешь кормить его из грязной миски? – посмотрела на меня фрау Пустель. – Помой ее с песочком и вытри полотенцем. Кугель у меня такой чистюля!
Решив терпеть все издевательства до тех пор, пока хватит моих сил, я послушно взял покрытые плесенью кошачьи тарелки и вышел из хижины наружу. Увидел Пугаллино, таскающего на огород воду в дырявых ведрах, и грустно подумал: «Нужно что-то делать… Еще день-два, и мы потеряем друг к другу всякое уважение. А жить без него нельзя даже бывшему огородному пугалу. Тем более – пуппетроллям!».
Глава сорок пятая
Нет, все-таки я родился в рубашке! Недаром мой дядюшка время от времени мне говорил: «Ты счастливчик, Тупси. Из любой передряги ты выходишь живым и невредимым. Другой на твоем месте…». Впрочем, хватит писать о себе лестные слова, тем более, что счастливчиками на этот раз оказались мы все трое.
Вечером, когда солнце еще высоко стояло над соснами Фурхтбарвальда, старушке ведьме вздумалось послушать последние новости. Телевизора и радиоприемника у нее не было, да она в них особо и не нуждалась. Раскрыв настежь окошко, фрау Пустель достала из шкафчика рупор, в который капитаны морских и речных судов обычно отдают команды матросам и кочегарам, прислонила его к правому уху и высунулась из хижины наружу.
– Так… Так-так… – прошептала любопытная старушонка, прислушиваясь к лесным голосам и шорохам. – Пока ничего интересного…
Но вдруг она напряглась и настороженно замерла, а мне, убиравшему в ее комнате накопленные груды мусора, даже погрозила кулаком. Пришлось на время прекратить увлекательное занятие и тоже замереть в позе охотничьей собаки, вынюхивающей на болоте дичь.
Наконец фрау Пустель прервала молчание и тихо произнесла, обращаясь к себе самой:
– Все-таки он приехал… Терпеть не могу, когда эти добрые волшебники начинают вмешиваться в наши дела! Ну, я ему устрою «встречу с оркестром»…
И злая ведьма влезла обратно в хижину, швырнула на пол ни в чем не повинный рупор и поддала его ногой. После чего нацепила на голову дырявую соломенную шляпку с засохшим от тоски искусственным цветком и выбежала на улицу, успев на прощанье выкрикнуть очередной приказ:
– Чтоб к полночи и ужин, и завтрак были готовы! Иначе я вас в порошок сотру!
– Мррак… – мучительно простонал, перевертываясь во сне с боку на бок, Кугель. – Мррак…
– Золотые слова! – подобострастно прошептал мой дядюшка и сдул с кота нахальную пылинку, осмелившуюся сесть на круглый кошачий лоб. – Мрак и ужас! И неизвестно, когда они закончатся!
«Надеюсь, что скоро», – подумал я и выскочил следом за ведьмой из хижины. Бормотанье старухи-колдуньи очень меня взволновало, я догадался, что она бормочет о Гэге. Поэтому я решил во что бы то ни стало ей помешать устроить доброму волшебнику какую-нибудь каверзу и ринулся за коварной фрау Пустель, не страшась ее угрозы погибнуть в страшных корчах.
К счастью, бежать мне пришлось недолго. Не пройдя и четверти мерхенмили, старая ведьма вдруг остановилась и оглянулась назад. Но меня она не увидела: я успел заблаговременно превратиться в невидимку – так, на всякий случай… Не заметив за собой хитрого преследователя, фрау Пустель двинулась дальше. И вскоре свернув за пышный куст боярышника, оказалась у красивого деревянного домика с черепичной крышей. Пока она поднималась по ступенькам к входной двери, дергала за привязанный к дубовому косяку колокольчик и ждала, когда ей откроют, я поспешил устроиться поудобнее в кустах, чтобы иметь возможность без всякого риска наблюдать за происходящим у незнакомого дома.
– Фрау Пустель! – донеслось до меня чье-то радостное восклицанье, в котором я уловил солидную долю притворства. – Что заставило вас навестить мою скромную обитель?!
– Как будто вы не знаете, господин Гаунер! – с такой же притворной радостью в голосе ответила старая ведьма на вопрос таинственного незнакомца. – У вас в гостях остановился знаменитый чародей Гэг, а вы не пригласили свою соседку даже на чай! Нехорошо, господин Гаунер, нехорошо! Так можно и обидеться…
– У господина Гэга деловой визит, он очень занят. Впрочем, фрау Пустель, приходите завтра. Мы устроим дружеский обед для жителей Фурхтбарвальда и…
– Никаких завтра! – игриво воскликнула хитрая колдунья и попробовала войти в дом без приглашения.
Но хозяин был, видимо, не робкого десятка, к тому же он, наверное, не учился в пансионе и не страдал, как я, от избытка знаний правил хорошего тона. Поэтому, едва только фрау Пустель сделала попытку проникнуть внутрь его жилища, как господин Гаунер очень невежливо развернул незванную гостью на сто восемьдесят градусов и шлепнул расшалившуюся старушку по спине ладонью.
– Чао! – сказал господин Гаунер сбегающей стремительно по ступенькам соседке. – До скорой встречи, дорогая!
– Ну, это тебе даром не пройдет! – завопила рассвирепевшая колдунья. – Дай только отдышаться: я такое с тобой сделаю…
Ее пронзительные крики внезапно заглушило громкое собачье рычание. Невидимый пес, оттолкнув хозяина дома в сторону, в единый миг подскочил к изрыгающей проклятья фрау Пустель и вцепился зубами в подол ее платья.
– Кыш! Кыш! – взвизгнула испуганная старушка, позабыв сразу о своих волшебных заклинаниях. – Уберите немедленно собаку, Гаунер! Иначе…
Колдунья не договорила и, сорвав со своей головы соломенную шляпку, принялась шлепать ею рычащего невидимку.
Мое замешательство длилось не более пяти секунд. Едва они пролетели, как я понял, КТО ЭТО РЫЧИТ И КУСАЕТ злобную старушку. Ну конечно же, Кнедлик! Я хотел тут же выскочить из кустов и броситься к любимому песику, но усилием воли сумел заставить себя удержаться от такого порыва. Кто знает, где находится сейчас волшебник Гэг? Может быть, он здесь, а может быть, и нет. И кто тогда придет к нам на помощь, если вдруг фрау Пустель опомнится от испуга и пустит в ход свои колдовские заклятья? Загадочный господин Гаунер? Вряд ли. Он и сейчас стоял у крыльца, сложив на животе руки и посмеиваясь над тем, как его соседка отбивается от наседавшего на нее пса. Так что вся надежда у меня была пока на самого себя, да еще, пожалуй, на Пугаллино.
К счастью, мои душевные мучения длились недолго. Вскоре из домика господина Гаунера вышел стройный молодой гнэльф в красивом лиловом костюме и, теребя черные щегольские усики, проговорил с заметным недовольством в голосе:
– В чем дело, Кнедлик? Разве можно так обращаться с дамами? А ну, ступай сейчас же на место!
И можете себе представить, мой песик его послушался! Выплюнув из пасти клочок выдранной ткани и продолжая тихо порыкивать, он поплелся, было, к этому красавчику. Но вдруг остановился, удивленно взвизгнул и ринулся пулей в кусты, за которыми я сидел. А через секунду, опрокинув навзничь меня на землю, он принялся от всей души облизывать мою невидимую физиономию своим невидимым, шершавым и мокрым языком.
Глава сорок шестая
Красавчик с черными усиками был, как вы сами, наверное, догадались, ни кто иной, как волшебник Гэг. Спустившись с крылечка, он подошел к взъерошенной старушке и сочувственно спросил у нее:
– Вам не нужна медицинская помощь, фрау? Собачка вас не сильно покусала?
– Попробовала бы она меня укусить! – рявкнула злая колдунья и так сверкнула глазами, что даже видавшему виды волшебнику стало немного не по себе. – Я тогда бы сама ее тяпнула, да так, что от вашей собачки и мокрого места бы не осталось!
– Ну-ну, – миролюбиво проговорил Гэг, – успокойтесь.
– Вот разделаюсь сейчас со всеми вами, тогда и успокоюсь! – снова рявкнула злая колдунья и, бросив на землю измочаленную шляпку, подняла вверх руки, чтобы разразиться ужасным проклятьем.
– Какая вы все-таки нервная, – покачал укоризненно головой волшебник Гэг, – придется вас немного подлечить!
Он щелкнул чуть слышно пальцами и что то прошептал на древнегнэльфском наречии. В тот же миг фрау Пустель на глазах удивленной публики (то есть меня, Гаунера и Кнедлика) стала быстро уменьшаться в размерах и одновременно превращаться в обыкновенную болотную лягушку. После того, как процесс превращения закончился, бывшая фурхтбарвальдская колдунья привстала на задних лапках и, высовывая из густой травы тупую зеленоватую мордочку, жалобно проквакала:
– Квакое квакварство! Ква-а—а…
– Не нужно было грозить моим друзьям, – ответил Гэг и поднял с земли оторванный от шляпки искусственный цветок. Повертел его в руках и снова положил на землю. И в ту же секунду линялый сморщенный бутончик вдруг распрямился, пустил длинные корни и через мгновение расцвел необыкновенно красивым цветом. – Так вот, – вспомнив о главном, продолжил зондерлингский чародей, – пока вы не решить покончить с дурными привычками – я имею в виду колдовство – вам придется попрыгать на четырех лапках. А там посмотрим!
– Пусть она сделает доброе дело – снимет злые чары с моего дядюшки и моего друга Пугаллино! – воскликнул я, подбегая к Гэгу и хватая его за руку. – Если фрау Пустель этого не сделает, то они погибнут в страшных муках!
– Это правда? – посмотрел волшебник на лягушку. – Вот что, дорогая, вы должны немедленно расколдовать этих бедняг.
– Квак же, квак же! – перебила его маленькая зеленая вредина. – Квак бы не квак!
– Перестань упрямиться, соседка! – не выдержал молчавший все это время господин Гаунер. – Подумай о своем коте: кто с ним теперь будет возиться? А он у тебя такой лентяй, что не сможет прожить и недели без няньки.
Услышав о своем любимчике, фрау Пустель схватилась передними лапками за голову. Ее пучеглазые глазки выпятились вперед еще сильнее, и в них появилось выражение неподдельного ужаса.
– Кажется, вы решили одуматься? – поинтересовался у нее волшебник Гэг. – Учтите, своих друзей я расколдую и без вашей помощи!
Фрау Пустель обвела всю нашу компанию грустным взором и нехотя выдавила из себя:
– Ква-а-а…
И это «ква-а-а…» означало одно: да, я одумалась…
Глава сорок седьмая
Едва мой дядюшка узнал о том, что страшное заклятье с него уже сняли и теперь ему беспокоиться особо не о чем, как он тут же отбросил осточертевший гребень в сторону и презрительно крикнул разлегшемуся на кресле коту:
– А ну, блохастый, брысь-ка отсюда! Дай посидеть старичку пуппетроллю!
Оскорбленный Кугель метнулся к своей хозяйке, но фрау Пустель тоже сердито на него фыркнула и замахнулась рукой: у старушки, которую все-таки расколдовали, все равно было плохое настроение. Поняв, что в доме ему не очень-то рады, несчастный кот поплелся на свежий воздух. Но едва он вышел за дверь, как сразу же наткнулся на какую-то невидимую преграду, противно пахнущую псиной. Кугель попробовал царапнуть ее лапкой, но через секунду горько об этом пожалел: невидимое существо сердито рыкнуло и огрело его чем-то тяжелым по спине. Кот взвыл, подпрыгнул вверх и, перевернувшись в воздухе раза три или четыре, вылетел на крыльцо и скатился по ступенькам вниз. И через мгновение скрылся в спасительных зарослях лебеды и чертополоха.
После того, как кошачьи вопли немного стихли, мой дядюшка затеял было разговор о Скорпине и ее семействе. Старика, конечно, волновала не столько судьба несчастных злюков, сколько судьба драгоценной жемчужины, но он решил начать беседу именно с «раскаявшихся бедняжек». Однако мы с Пугаллино тут же замахали на него руками и попросили волшебника Гэга рассказать нам о том, как ему удалось повстречаться с Кнедликом. И зондерлингский чародей с удовольствием поведал нам эту историю.
Глава сорок восьмая
Рассказ волшебника Гэга о том, как он встретился с Кнедликом.
Я был готов уже вылететь в Фурхтбарвальд, как мне вдруг позвонили из полиции и попросили заглянуть к ним хотя бы на полчаса.
– Мы получили странную записку, – сказал мне начальник зондерлингских стражей порядка, – и теперь просто сломали головы, пытаясь разобрать, что в ней написано. Какие-то каракули, похожие на шифр…
Я с детства увлекался разными криптограммами, чайнвордами и прочими головоломками, поэтому просьба моего знакомого офицера полиции не оставила меня равнодушным, и я охотно на нее откликнулся. Тем более, что это входило в мои прямые служебные обязанности: ведь я возглавляю отдел по учету невыполненных желаний.
Примчавшись в офис зондерлингской полиции, я сразу потребовал показать мне загадочное письмо. И едва я его получил, как тут же погрузился в изучение «каракулей». Это письмецо со мной, вот оно:
«Г А Б И Е И Г О Е И О Е О О Г А Б И Б А ГИ Е А О О Б О А И Е И А О Б О Е А Е»
Прочитав этот текст, я вначале растерялся: обычно в шифрах существует какая-нибудь закономерность, но тут ей явно не пахло, «слова» были разбросаны без всякой системы, казалось, их писал совсем неграмотный гнэльф.
И вдруг меня осенило: ну да, это письмо писал неграмотный! Знающий всего шесть букв гнэльфского алфавита! Бедняга хотел сообщить в полицию очень важное известие и написал записку так, как смог! Разумеется, ему легче было бы позвонить по телефону, но он, наверное, боялся попасть в свидетели, поэтому наверняка подписался не своим именем, а каким-нибудь вымышленным. Например: «НЕКТО ИКС». Или: «ВАШ ДОБРОЖЕЛАТЕЛЬ».
Я снова пробежал глазами по корявым строчкам и радостно улыбнулся: так и есть, я был прав! Это «А О Б О Е А Е» означает ни что иное, как «ВАШ ДОБРОЖЕЛАТЕЛЬ»!
Я взял авторучку и на чистом листке бумаги выписал недостающие в этих словах буквы. Потом попробовал «пристроить» их к другим каракулям. Мне сразу повезло: первое слово этого послания было «ГРАБИТЕЛИ». Загадочное «О Г А Б И» означало «ОГРАБИТЬ». Ну, а коротенькое «Б А», конечно, было обыкновенным «БАНКОМ».
Спустя каких-нибудь четверть часа я расшифровал все письмо. И мой «перевод» лег на стол начальника полиции.
– «Грабители Грош, Фюнфер и Квотер хотят ограбить банк господина Фишера. Срочно поймайте их. Ваш Доброжелатель.» – прочитал офицер и удивленно взглянул на меня: – Кто же он – этот Доброжелатель?
Когда я занимаюсь разгадыванием кроссвордов или чайнвордов, делаю расшифровки или еще что-нибудь в этом роде, то я, конечно, не прибегаю к помощи волшебства и чародейства. Но после того, как дело сделано, можно и расслабиться. Поэтому я молча произнес одно довольно пустяковое заклинание и настроился на нужную мне волну. И вскоре уловил тревожное поскуливание собачки.
– Вы знаете, господин Цапкинс, – сказал я с легким изумлением, – этот «Доброжелатель» вовсе не гнэльф! Это – собака! И она сидит сейчас под лестницей в офисе банка господина Фишера и ждет грабителей!
– О, мой Бог! – воскликнул пораженный до глубины души начальник полиции и, привстав из кресла, впился в меня выпученными глазами. – Немедленно едем к этому герою на помощь! Если пес пострадает от рук жалких воришек, то я никогда себе этого не прощу!
К счастью, мы приехали в банк вовремя. И бравые зондерлингские стражи порядка схватили налетчиков, едва только те успели появиться на пороге. А пес, который сидел под лестницей, в тот же день получил из рук самого господина бургомистра золотую медаль. Временно я хранил ее у себя, но теперь передаю награду хозяину славного героя. То есть тебе, Тупсифокс!
Глава сорок девятая
И зондерлингский чародей достал из кармана пиджака сверкающую, словно маленькое солнышко, медаль и протянул ее мне.
– А ты говорил, что Кнедлику не видать медалей, как своих ушей! – весело пихнул я в бок Пугаллино и склонился над драгоценной наградой. – Да такой медали нет ни у одной, даже самой породистой, собаки!
– Неужели она из чистого золота? – пробормотал Кракофакс. – Ни за что не поверю!
– Представьте себе – вся. На героев зондерлингцы не скупятся, – улыбнулся знаменитый волшебник.
– Ну-ка, ну-ка, Тупсифокс, дай-ка ее сюда, – сказал дядюшка, слезая с кресла. – Такие вещи нужно хранить в сейфе, а не привязывать к собачьим ошейникам вместо колокольчиков!
Кракофакс спрятал медаль во внутренний карман сюртука и облегченно вздохнул:
– Теперь я спокоен: дар зондерлингского бургомистра в надежном месте!
– Там же, где лежит и письмо Скорпины? – не удержался Пугаллино, чтобы не съехидничать.
Дядюшка смутился и, покряхтывая, вновь уселся в продавленное кресло. Почмокал губами и медленно проговорил:
– Спасибо, что напомнило нем… Так вот, господин Гэг, у нас к вам есть одно дельце…
И, выдержав небольшую паузу, Кракофакс принялся рассказывать зондерлингскому чародею о том, что привело нас в эти края: о семействе злюков, заточенных в осколок зеркала, о внезапном исчезновении Кнедлика, о просьбе Скорпины пожалеть ее и сыночка с невесткой, о покаянном письме злюков к Гэгу… Единственное о чем умолчал мой дядюшка по своей старческой забывчивости, так это о награде, обещанной ему Скорпиной. А может быть, он это сделал из скромности: не хватил хвастать нашим будущим богатством…
После того, как Кракофакс закончил свое грустное повествование, всемогущий зондерлингский волшебник ненадолго задумался, а потом, отчаянно махнув рукой, весело воскликнул:
– В конце концов, это не моя обязанность – обрекать злодеев на вечные муки! Так и быть, я сниму с них свое заклятье. Но предупреждаю: если они снова возьмутся за старое, то я им такое устрою – век будут меня помнить!
– Они вас и так не забудут, можете мне поверить, – усмехнулся дядюшка.
Обрадованные тем, что все наши проблемы удачно разрешились, мы с Пугаллино чуть было не пустились в пляс. Но вовремя одумались и, покосившись на выглядывающую из кухни фрау Пустель, дружно сказали:
– Теперь бы домой…
– Да-да, и поскорее! – поддержал нас дядюшка.
А Кнедлик, войдя незаметно в комнату, громко и радостно гавкнул: вернуться в Гнэльфбург ему хотелось, пожалуй, больше всех.
– На чем же вы поедете? – теребя черные усики, проговорил господин Гэг в легкой задумчивости. – Может быть, вас отправить домой по воздуху?
– Мы не птички, – поежился Кракофакс, – порхать не умеем…
– Полетите на ковре-самолете! – Гэг с улыбкой показал на грязную циновку, лежащую на полу. – Надеюсь, фрау Пустель ее вам подарит в счет уплаты за ваши труды?
– Вот уж не думала, что мой коврик может взмывать в небеса… – нарушила свое молчанье старая ведьма. И тяжело вздохнула. – Какая коварная штука – жизнь! Можно прожить сто лет и не узнать, что у тебя под носом было настоящее чудо. Обидно и грустно, господа, обидно и грустно!
И она, задернув шторку, скрылась на кухне.
Не дожидаясь команды от взрослых, мы с Пугаллино схватили циновку и побежали выколачивать из нее пыль столетий. Заливаясь лаем, Кнедлик помчался за нами сразу, а дядюшка и волшебник Гэг вышли из хижины чуть позже. Подойдя к нам вплотную, Кракофакс искоса посмотрел на «ковер-самолет» и проговорил:
– В том, что эта штука долетит до Гнэльфбурга, у меня нет никаких сомнений. Но долетим ли до Гнэльфбурга мы сами?