Смертельные тайны Райх Кэти

19

Повесив на плечи сумку с ноутбуком и портфель, я схватила коробку с моделью Сюзанны и поспешила к лифту. Двери едва успели открыться, когда я выскочила на площадку.

И столкнулась с Эндрю Райаном.

– Тихо, тихо. Где пожар?

Как обычно, первой моей реакцией стала злость.

– Лучше ничего не придумал?

– Стараюсь изо всех сил. Что в коробке?

Я попыталась его обойти, но коп шагнул влево, преграждая мне путь. И тут в вестибюль зашел сосед.

– Bonjour. – Старик коснулся тростью шляпы, кивнул Райану, а затем мне.

– Bonjour, мсье Гравель, – ответила я.

Дедушка, шаркая, направился к почтовым ящикам.

Я шагнула влево. Райан – вправо. Коробка Сюзанны уперлась нам обоим в грудь.

Открыли, потом закрыли почтовый ящик. Стук трости по мрамору.

– Мне нужно позвонить, Райан.

– Что в коробке?

– Голова из отстойника.

Стук трости смолк. Райан положил обе руки на картонку.

– Прошу, не делай этого, – громко попросил он.

Мсье Гравель судорожно вздохнул. Я уставилась на детектива.

Тот улыбнулся, стоя спиной к моему соседу.

– Идем, – сказала я, едва шевеля губами.

Шагая по коридору, я услышала, как Райан поворачивается, и поняла, что он подмигивает мсье Гравелю. Злость моя усилилась.

Войдя в квартиру, я поставила все на стол и взяла трубку телефона.

– Только что звонил Ганье насчет результатов анализа ДНК кошачьей шерсти, которую я привезла из Гватемалы.

– Ну, прямо-таки история кота Фрица.

– Два из четырех образцов совпали.

– Каких четырех образцов?

Я объяснила, что Минос упаковал шерсть из домов Спектеров, Эдуардо и Херарди вместе с той, что я сняла с джинсов из «Параисо». А затем нажала кнопку громкой связи и набрала номер лаборатории.

– Какие образцы совпадают? – спросил Райан.

Ответила секретарша. Я попросила соединить с Ганье.

– Именно это мне и не терпится узнать. Кот Эдуардо отпадает.

– Почему?

– Он персидский.

– Бедный Пушок!

– Лютик.

На линии появился Ганье.

– Извините, – сказала я. – Вы поймали меня под землей.

– Судя по голосу, вы до сих пор там.

– Я говорю по громкой связи. Со мной детектив Райан.

– Он тоже этим занимается?

– Во всех отношениях. Пожалуйста, повторите, что вы тогда говорили.

– Я говорил, что провел анализ митохондриальной ДНК. Три образца выглядели вполне нормально, но у волос из пакета с пометкой «Параисо» не было корней и оболочки с соответствующей фолликулярной структурой, которая позволяет провести анализ геномной ДНК. Вы просили проверить все, что есть.

Да, я просила – но имела в виду, что Ганье может использовать весь образец из «Параисо», поскольку часть волос осталась в лаборатории судебной медицины в Гватемале. Я понятия не имела, что в пакете Миноса есть другие образцы.

– Я мог поискать клетки эпителия на стволах волос из образца «Параисо», но, учитывая ситуацию, вряд ли многое нашел бы, – продолжал Ганье.

– У кошек есть полиморфные регионы в митохондриальной ДНК? – спросила я.

– Как и у людей. Один специалист по генетике кошачьих из американского Института рака исследует эту тему. У него есть прекрасная статистика по разнообразию популяции.

Райан приставил палец к голове, делая вид, будто нажимает на спусковой крючок. Да, он явно не Лайнус Полинг[66].

– И что совпадает, мсье Ганье?

Зашелестела бумага. Я затаила дыхание.

– Образец с пометкой «Параисо» имеет те же характеристики, что и образец с пометкой «Спектер».

Райан перестал «испускать дым из пальца» и уставился на телефон.

– Имеется в виду, что они подобны?

– Имеется в виду, что они идентичны.

– Спасибо.

Я положила трубку.

– Можешь убрать оружие.

Детектив прекратил пантомиму с пистолетом и упер руки в бока.

– Откуда такая уверенность в совпадении?

– Это его работа.

– Волосы побывали в чертовом отстойнике. – Голос Райана сочился скептицизмом.

– Ты что-нибудь знаешь про ДНК?

– Если я чего-то не знаю, то готов услышать. – Он протянул руку ладонью вверх. – В пятиминутной версии. Пожалуйста.

– Представляешь, как выглядит молекула ДНК? – спросила я.

– Спиральная лестница.

– Очень хорошо. Сахара и фосфаты образуют перила, основания – ступени. Как бы это объяснить на твоем уровне?

Мужчина открыл рот, собираясь возразить, но я его оборвала:

– Представь основания как кубики «лего», которые бывают только четырех цветов. Если на одной половинке ступени красный «лего», то на другой – всегда синий. Зеленые сочетаются с желтыми.

– И ни у кого нет одного и того же сочетания цветов в каком-то конкретном месте.

– Ты не настолько глуп, как кажешься. Множественные вариации в какой-то последовательности ступенек называются полиморфизмом. Если в какой-то позиции число вариантов крайне велико, до сотен, это называется сверхизменчивым регионом.

– Вроде Манхэттена.

– Ты же хотел все узнать за пять минут!

Райан поднял обе руки.

– Вариации, или полиморфизмы, могут встречаться в последовательности цветов или в числе повторений цветов между любыми двумя конкретными ступенями. Соображаешь?

– Каждый фрагмент может варьироваться в узоре или по длине.

– Первая методика, приспособленная для судебно-медицинского анализа ДНК, называлась ПДРФ, полиморфизм длин рестрикционных фрагментов. ПДРФ-анализ определяет вариацию длины конкретного фрагмента ДНК.

– И получается нечто вроде штрих-кода из магазина.

– Это называется «авторадиография». К несчастью, ПДРФ требует более качественной ДНК, чем можно получить со многих мест преступлений. Вот почему прорывом стал ПЦР-анализ.

– Усиление.

– Именно. Не вдаваясь в подробности…

– Но мне нравится, когда ты говоришь столько умных слов!

Райан протянул руку и дотронулся до моего носа. Я оттолкнула ее.

– Полимеразная цепная реакция – методика увеличения количества ДНК, доступной для анализа. Определенная последовательность ступенек-«лего» копируется миллионы раз.

– Генетический ксерокс.

– Кроме того, что каждый раз количество копий удваивается, так что ДНК увеличивается в геометрической прогрессии. Недостаток ПЦР-анализа: идентифицируется меньше изменчивых регионов, и каждый из них демонстрирует меньшее разнообразие.

– То есть ты можешь использовать ПЦР с некачественной ДНК, но различия при этом определить сложнее.

– Исторически это так и было.

– А что там насчет митохондрий?

– ПДРФ и ПЦР – а есть и другие процедуры – используют геномную ДНК, из ядра клетки. Дополнительные частицы генетического материала находятся в митохондриях, маленьких отделениях в клетке, которые отвечают за дыхание. Митохондриальный геном меньше – чуть больше шестнадцати тысяч оснований – и имеет форму кольца, а не лестницы. В этом кольце есть два крайне ценных участка.

– И в чем преимущество?

– Митохондриальная ДНК присутствует в сотнях и тысячах копий в каждой клетке, так что ее можно выделить из небольших или разложившихся образцов, где геномной ДНК давно нет. Исследователи нашли митохондриальную ДНК даже в египетских мумиях.

– Сомневаюсь, что твой отстойник построили фараоны.

– Я пытаюсь объяснить так, чтобы ты понял.

Мне пришел в голову пример получше.

– Митохондриальная ДНК использовалась для подтверждения того, что недавно эксгумированные в России скелеты принадлежат царю Николаю и его семье.

– Каким образом?

– Эта ДНК передается только по материнской линии.

– То есть все идет от мамочки?

– Прости, что пришлось открыть тебе эту тайну, Райан.

– Мужчина может чувствовать себя оскорбленным.

– Исследователи сравнили ДНК из русских костей с ДНК живых родственников, в частности британского принца Филиппа.

– Мужа королевы Елизаветы?

– Бабушка принца Филиппа со стороны матери была сестрой царицы Александры, так что Александра и ее дети, как и Филипп, унаследовали митохондриальную ДНК от матери Александры и ее сестры.

– Давай вернемся к нашим кошкам.

– В клетках волос нет ядер, соответственно, нет и геномной ДНК. А вот в стволах волос присутствует митохондриальная ДНК.

– Ганье упоминал клетки эпителия.

– Слюна, кожа, слизистая рта и вагины. На кошачьей шерсти можно найти слюну после вылизывания – клетки эпителия встречаются даже в моче и кале. Так что в данном случае я ценю пессимизм Ганье.

– То есть почти никаких шансов?

– Судя по его словам, митохондриальная последовательность в шерсти кошки Спектеров идентична той, что нашли в отстойнике.

– И это означает, что жертва из «Параисо» общалась с кошкой Спектеров.

– Угу.

– Но мы знаем, что в отстойнике была не Шанталь.

– Ты прав, Райан. Вы, копы, хорошо соображаете.

– Жертва бывала у Спектеров или по крайней мере общалась с их кошкой.

– До прошлого Рождества.

Он вопросительно посмотрел на меня.

– Именно тогда Гимов, их кот, утонул в бассейне.

Райан ненадолго задумался.

– Похоже, девчонка знает больше, чем говорит.

– Кто-то точно знает, – согласилась я.

– Миссис Спектер?

Я пожала плечами.

Мы уставились друг на друга, пораженные одной и той же мыслью.

– Я ни разу не встречалась с послом, – сказала я.

– Где он?

– Обсуждает урожай соевых бобов в Мехико.

– Странно, учитывая недавние похождения его дочери.

– Галиано говорил, что Спектер не сразу сообщил об исчезновении Шанталь. А когда делом занялась полиция, не особо рвался помогать.

– Что ж, благодаря котику все предстает совсем в ином свете.

Расположившийся к западу от центра города район Уэстмаунт спускается вниз по склону горы рядами тенистых улиц. Проклятие для квебекских сепаратистов, он известен высокой концентрацией англоязычных жителей и их яростной преданностью федеральному правительству. До реорганизации Монреальского острова, когда многие пригороды и отдаленные районы были включены в состав городского округа Монреаль, Уэстмаунт гордился своей независимостью, низкими налогами, эффективным управлением и аристократическими манерами.

Уэстмаунт тяжко сражался против поглощения мегаполисом. Проиграв битву, его жители надели норковые и кашемировые пальто, презрительно шмыгнули носами и стали ждать, уверенные, что какой-нибудь местный адвокат добьется отмены нового закона.

Они ждут до сих пор.

Райан выехал из туннеля у Этуотера, свернул налево на бульвар, потом направо и начал подниматься по склону. Я смотрела, как дома становятся все больше, представляя себе широкую панораму реки и города, что открывается из выходящих на юг двориков и веранд.

Уэстмаунт чем-то похож на Гонконг: чем выше находится дом, тем престижнее считается адрес. Резиденция Спектеров оказалась одной из самых больших в верхнем Уэстмаунте – высокая каменная крепость с башенкой, решеткой и массивной дубовой дверью. Фасад полностью заслоняла кипарисовая живая изгородь. Сзади наверняка открывался впечатляющий вид.

– Неплохое гнездышко, – сказал Райан, сворачивая к обочине.

– Миссис Спектер называла его «маленьким домиком».

– Высокомерная скромность. Обычное дело для Уэстмаунта.

– Миссис посол – из Шарлевуа.

Детектив нажал кнопку звонка. Где-то внутри послышалась мелодия.

– Сколько зарабатывает посол? – шепотом спросил он.

– Наверняка меньше, чем стоит этот дом. Послы обычно идут на эту работу не ради денег. Они вкладывают средства, чтобы ее получить.

Мы прождали целую минуту. Райан позвонил еще раз.

Когда миссис Спектер открыла дверь, вид ее потряс меня. Несмотря на губную помаду и румяна, лицо – бледнее больничной простыни. Рыжие волосы завязаны сзади, свободные пряди падают за уши и на лоб.

– Простите, – сказала она, прижимая руку к груди. – Сейчас я не могу вас принять.

Женщина начала закрывать дверь, но Райан положил ладонь на ручку.

– Прошу. У меня мигрень.

– Мы не собираемся вас беспокоить, миссис Спектер. – Коп лучезарно улыбнулся. – Мы пришли поговорить с Шанталь.

– Я не позволю мучить мою дочь! – Голос жены посла срывался, костяшки сжимавших дверную ручку пальцев побелели.

– Мы ненадолго, – сказала я.

– Шанталь спит.

– Разбудите ее, пожалуйста.

– Она плохо себя чувствует.

– Голова болит? – спросил Райан.

– У меня тоже бывает мигрень, – вмешалась я. – Я знаю, каково вам. Прошу, позовите Шанталь, а сами снова ложитесь в постель.

– Нет, спасибо.

Ответ ее показался мне бессмысленным. Я присмотрелась внимательнее. Зрачки миссис Спектер были размером с бокалы для коктейля. Похоже, жена посла приняла весьма серьезное обезболивающее.

– Мистер Спектер…

Она оборвала меня, махнув рукой.

– Ваш муж здесь?

– Здесь?

– Мистер Спектер дома?

– Здесь никого нет.

– Никого?

Миссис Спектер покачала головой, осознав свою ошибку.

– Кроме Шанталь.

Мы с Райаном переглянулись.

– Где она, мэм? – Я положила ладонь на ее руку.

– Что?

– Шанталь ушла?

Женщина коротко кивнула, опустив голову.

– Она сказала, куда пошла?

– Нет. – Люстра в прихожей подсвечивала падающие ей на лицо пряди волос.

– Дочь вам звонила?

– Нет, – ответила несчастная, не поднимая взгляда.

– Вы знаете, где она?

– Нет. – Казалось, ее голос доносился с расстояния в миллион миль.

– Миссис Спектер? – спросила я.

Она подняла голову, уставившись мимо нас на изгородь.

– Шанталь сейчас с теми, от кого она может пострадать. И она злится. Очень сильно злится.

Судорожно вздохнув, женщина перевела взгляд с кедров на меня.

– Все из-за меня и ее отца. Мой роман, его мелочные игры в отместку. Как мы могли считать, что дочери это не коснется? Я бы поступила совершенно иначе.

– Никто из родителей не идеален, мэм.

– Мало кто из родителей вынуждает своих детей подсаживаться на наркотики.

С этим я могла бы поспорить.

– Вы могли бы как-то помочь нам найти вашу дочь?

– Что?

Я повторила вопрос.

Миссис Спектер пошарила в еще действующих участках мозга.

– Простите, – сказала она. – Мне очень жаль…

– Можно взглянуть на ее комнату? – спросил Райан.

Коротко кивнув, она повернулась и повела нас по резной деревянной лестнице на второй этаж.

– Комната Шанталь – первая слева. Мне нужно прилечь.

– Мы уйдем сами, – сказала я.

В комнате было темно, но на потолке над кроватью Шанталь светились сотни крошечных точек. Я сразу же узнала флуоресцентные звезды от «Нэйчур компани». Когда Кэти исполнилось четырнадцать, мы купили такой же набор и потратили целый день, создавая картину звездного неба. Позже дочь добавила к ней Солнечную систему. Кэти часами смотрела на потолок над кроватью, мечтая о далеких мирах.

«Интересно, – подумала я, – кто украсил потолок комнаты Шанталь? Мать или дочь?»

Райан включил свет, и звезды исчезли.

Комната была оклеена обоями в желтую полоску и белые пятнышки. На кровати с пологом лежала груда кукол и кружевных подушек. В ногах кровати висел плюшевый орангутанг с пустыми стеклянными глазами. Такие же плюшевые игрушки и куклы лежали на подоконниках и кресле-качалке.

На одной тумбочке стоял телефон, на другой – радио с часами и CD-плеер. Изысканно украшенный шкаф напротив кровати на вид стоил больше, чем вся мебель у меня дома.