Перстень Иуды Корецкий Данил
Князь на какое-то мгновение запнулся, срывающимся от бешенства голосом сказал:
– Вы совершенно правильно поняли. Я вызываю Боярова!
И, не сдержавшись, добавил:
– Я подстрелю его, как вальдшнепа!
Капитан Дымов удовлетворенно кивнул:
– Наш друг принимает ваш вызов. Мы выполним обязанность его секундантов. Как я понимаю, секундировать вам будут эти господа?
– Именно так, – произнес князь. Лицо его из багрового стало мертвенно-бледным, только на скулах горели красные пятна, как у чахоточного.
– Где вас могут найти мои секунданты?
– В «Ампире», в три часа, – холодно сказал Дымов.
Все трое направились к выходу. Навстречу им быстро вошел строго одетый молодой человек лет двадцати, с ровным пробором в волосах цвета вороньего крыла и белым, как мел, лицом.
– Батюшка, как можно… – дрожащим голосом произнес он. – Это ведь смертоубийство! А как же мы с матушкой?
– Успокойся, Жорж! – резко осадил его Юздовский. – Будь мужчиной! Мне не впервой стреляться! И я уже убил одного мерзавца!
Бояров еще успел расслышать эти слова, и сердце его опустилось в район желудка.
Все, что происходило в дальнейшем, Павел помнил, как в тумане. Слонялся по дому, пробовал читать, но ничего не получилось. Ходил из комнаты в комнату, считал до тысячи, чтобы успокоить нервы. Время как будто остановилось. Ближе к вечеру приехали Хомутов и капитан Дымов. Он бросился навстречу, понимая, что от их рассказа зависит не только его судьба, но, быть может, и сама жизнь.
– Да успокойся ты, душа моя, – остановил его Хомутов. – Понятно, что предстоит дело не из приятных. Но нельзя же так волноваться! Посмотри в зеркало: на тебе лица нет!
– Да излагай же быстрее!
– Эдак, Павел Львович, перегореть можно, – поддержал Хомутова капитан. – Сейчас все и расскажем…
– А чего, собственно, рассказывать?! – начал Хомутов. – Дуэли быть завтра поутру, в восемь часов. Стреляться на пятнадцати шагах. До барьера – десять шагов. Кольцо они с собою привезут. Вот, собственно, и все. Пистолеты будут князя. Выбираешь первый – ты.
Павел молча слушал, ловя себя на мысли, что он плохо понимает условия дуэли: шаги, пистолеты, барьер… Ему казалось: все, что сейчас происходит вокруг, к нему самому не имеет ни малейшего отношения. Вот сейчас он проснется, и выяснится, что это все – дурной сон. Он перекрестится, прочитает «Отче наш…» – и все развеется, как туман по утру.
– Ты мне лучше скажи, Павел Львович, – донесся до него голос капитана, – раньше из пистолета стрелял?
– Нет, – услышал Бояров свой голос.
– А из ружья?..
Павел отрицательно замотал головой.
– Баба – на воз, а мужик рожей в навоз! – усмехнулся Дымов. – А как же стреляться будешь?
– Послушайте, капитан, не стоит нагнетать обстановку, – вмешался Хомутов. – Как говорится, ставки сделаны – лошади бегут. Нынче вам, как военному, придется объяснить нашему другу, в чем принцип… принцип стрельбы.
– Да ты что, Хомутов, издеваешься, что ли?! Как же я объясню: смотри сюда, нажимай вот здесь?!. Это же чепуха какая-то. Он так и в лошадь с трех шагов не попадет. Сейчас бы надо поехать за город да пострелять хоть из обыкновенного пистолета, за неимением дуэльного…
– Я никуда не поеду, – вяло заявил Бояров. – Надо будет – курок нажать смогу.
– Так на что же тогда надеяться? – не унимался Дымов.
– На судьбу, – тихо ответил Павел. – На что мне еще надеяться?
«Это ведь вы меня втравили!» – хотел сказать он, но сдержался – вышло бы глупо.
– М-да-а, – протянул капитан.
В комнате повисла гнетущая тишина. Ее прервал Хомутов.
– Послушай, Павел! В конце концов, исход дуэли – это всегда случайность. Тем она и хороша. И ты, наверное, прав, когда полагаешься на судьбу…
– Черт меня дернул согласиться секундировать! Деньги ваши я все равно завтра вечером проиграю. А так… Только неприятности! – капитан махнул рукой.
Бояров как был в костюме, так и плюхнулся на кровать. Ему ничего не хотелось: ни слушать своих товарищей, ни стреляться на дуэли, ни жить… Сейчас бы оказаться в тихой Рязани у родной матушки…
Он лежал, прикрыв глаза, и до него доносился спор секундантов. Наконец, кто-то стал тормошить его за плечо. Он открыл глаза. У кровати стояли Хомутов и Дымов.
– Слушай внимательно, – сказал первый. – Ни о чем сейчас не думай. Постарайся как следует выспаться. А завтра в семь ты должен быть побрит, умыт и одет. В семь мы будет у тебя. По дороге кое-что расскажем. Понял ли?
– Да!
– Василий Васильевич знает о дуэли?
– Да!
– Что он сказал?
– Что-то пробурчал. Я не расслышал.
– Ладно, утро вечера мудренее. Мы уходим.
Оставшись один, Павел ощутил какую-то слабость и равнодушие ко всему, что с ним происходит. Он не волновался, не переживал, а тупо глядел на лепнину потолка.
– Ну, вот и все, – еле слышно бормотал он. – Вот и все. Через несколько часов меня просто не станет. Ничего не будет. Ни неба, ни деревьев, ни этого холодного пасмурного города… Одна темнота. Да и ее, пожалуй, не будет тоже. А Бог? А что Бог! Если он и есть, то наверняка не простит мне грехов. Сказано же в заповедях: не убий… Хотя чего бояться? Ел, пил, в Петербурге жил, чего я в этой жизни не успел увидеть?..
Неожиданно Павел подскочил на кровати – он вдруг понял, чего еще не познал в этой жизни и, скорее всего, не познает: ласку женщины!
«Как же так! Неужели мне суждено уйти и даже не увидеть женской наготы?! Не испытать этого?! Надо было вместо карт в публичный дом ехать! Тогда бы и познал все, и никаких неприятностей не вышло…»
От былой апатии не осталось и следа. Павел вновь заметался по комнате.
«Надо что-то делать, что-то предпринимать! Но что? Сначала успокоиться. Хоть чуть-чуть. Привести мысли в порядок. А что делают в таких случаях? Пишут письма, завещания. Завещать нечего. Вряд ли дядя теперь ему что-то оставит. А вот матери письмо черкнуть следует».
Он подсел к столику, взял ручку.
«Здравствуйте, дорогая маменька», – вывел он на бумаге, подумал и поставил восклицательный знак. Что писать дальше Бояров не знал. Писать, что у него завтра дуэль? Раз так, то надо сообщить, с кем и из-за чего. А как это опишешь и объяснишь?! Да и стоит ли? Все равно мать ничего не поймет. Просидев, таким образом, несколько минут, он скомкал лист и бросил его на пол. Если его убьют, то другие сообщат маменьке, а если он убьет, то и писать ничего не надо. Он принялся вновь расхаживать по комнате. Печально скрипели половицы.
Большие старые часы пробили час ночи. Павел разделся, затушил свечи и лег в холодную, чуть сырую постель. Закрыл глаза. Сна не было. В голове крутились обрывки чьих-то фраз, виделась какая-то суета, временами ему казалось, что он слышит голос матери, скептические реплики капитана. Сколько времени он провел так, Бояров не знал. И все же сон сморил его.
Он проснулся от сильного стука в дверь. Подскочил и, как был в ночной рубашке, поспешил к двери. Отворил. На пороге стоял Петр, неизменный страж Василия Васильевича. Он был одет. Павел понял, что стряслось что-то важное.
«Может, дядюшка решил запретить стреляться? – пронеслось в голове. – Может, велел сказать что-то такое важное, что отвратит эту проклятую дуэль?»
Петр стоял молча.
– Ну что тебе? Говори! – не выдержал Бояров.
– Их сиятельство преставились! – промычал верзила и, помолчав, добавил: – Изволите зайти к их сиятельству?
– Зачем? Сейчас не могу… Утром… Когда вернусь… – Павел пытался уразуметь: что кончина Василия Васильевича может ему сулить.
Первое, о чем он подумал – не изменил ли дядя завещание. Но теперь это уже не очень беспокоило: предстоящая дуэль обесценивала все. И не только наследство, но и саму его жизнь.
Петр не спешил уходить.
– А что, граф ничего не говорил? Ничего не велел передать?
Слуга отрицательно покачал головой.
– Во сне помер. Спокойно…
По щекам его каменного лица катились слезы.
– Тогда ступай. Я утром приду. Все решим. Иди, иди же! Нет, стой! Который час нынче?
– Так ведь скоро уж шесть пробьет.
– Ну, все, ступай!
Ложиться было поздно, Бояров стал быстро и нервно собираться. Руки у него дрожали.
Хомутов с Дымовым явились на четверть часа раньше назначенного. Они выглядели строго и торжественно: черные сюртуки, черные цилиндры, черные перчатки.
«Ну, как на похороны собрались», – подумал Павел. Впрочем, он оделся точно так же.
– Карета готова? – вместо приветствия спросил капитан. – А то мы там на всякий случай кучера не отпустили.
– Да. Я уже распорядился.
– Как ты, Павел Львович? – чопорно спросил Хомутов. – Поспать удалось?
– Немного.
Он спрятал руки за спину.
– Что дядя?
– Дядя ночью скончался, – как-то буднично ответил Павел.
– Граф умер?!
– Да.
– И что теперь?
– Теперь дуэль, – невесело усмехнулся Бояров.
Карета долго катила куда-то по тракту. Грязь была непролазная. В ней, казалось, тонули маленькие, покосившиеся избы. Впрочем, у Боярова не было никакого желания созерцать весь этот унылый пейзаж.
– Послушай, Павел Львович, – капитан перешел на «ты». – Хорошо послушай. Князь хоть и не молод, но когда-то уже стрелялся. Так что пистолетом он владеет. У тебя, будем говорить, один выход: стрелять первому. Вы становитесь за десять шагов до барьера. Как только вам дадут отмашку и команду «сходитесь», делай два-три шага, целься и стреляй. Стреляй до того, как князь прицелится. Затаи дыхание и стреляй. Целься в корпус: в голову все равно не попадешь. А как выстрелишь, стой на месте и жди. Можешь вот эдак защититься пистолетом и рукой…
Дымов показал, как надо согнуть руку и прикрыть голову.
– Вполоборота повернись, чтоб попасть труднее. Да ты слышишь ли меня?
– Слышу, – ответил Павел помертвелыми губами.
«А если отказаться?» – мелькнула подленькая мыслишка. Но он знал – это невозможно.
Еще через несколько минут заговорил Хомутов:
– Бог даст, останешься жив, суда не бойся. Конечно, наказание последует. Поедешь куда-нибудь на несколько лет. Потом все равно помилуют. Так со всеми поступают. Не ты первый – не ты последний! Зато не будешь знать проблем с деньгами. Коль дядюшка так внезапно умер, то переделать завещание не успел. Ты наследник.
Карета остановилась.
– Ну, ты, скотина! – закричал на кучера капитан, первым выскочивший наружу. – Нашел где стать! Здесь грязь по колено!
Павел и Хомутов шли в след Дымова по мокрой траве. Впереди, метрах в тридцати, их дожидались четверо в черных крылатках и цилиндрах. В одном из них Бояров узнал князя. А кто этот с саквояжем? А-а-а, наверное, доктор. И в самом деле, может, отделаюсь легким ранением…
– Павел Львович, остановись, – обернулся Хомутов к Боярову.
Павел повиновался и стал равнодушно наблюдать, как два его секунданта о чем-то беседуют с секундантами князя Юздовского. Скорей бы все это кончилось!
Вдруг от четверки секундантов отделился капитан Дымов и бегом устремился к Павлу.
– Смотрите, Павел Львович, – затараторил он, переводя дыхание, и протянул руку. На ладони лежал перстень Иуды.
– Что это значит? – ахнул Павел.
– Князь, видно, струсил, – усмехнулся капитан. – Говорит, что не может объяснить свои действия. Это, мол, наваждение, вызванное дьявольским перстнем. А пошел утром помолиться, палец жечь огнем стало, он его и снял. И сразу как пелена с глаз упала… В общем, предлагает мировую. Но без извинений…
Сердце Павла радостно забилось. Неужели удастся обойтись без дуэли? Машинально он взял перстень и надел на палец. И тут же мучавший его страх растворился бесследно. На смену пришло расчетливое ожесточение.
– Без извинений не обойдется, – твердо сказал он. – Стреляться!
Дымов посмотрел на него с новым выражением и побежал обратно.
Наконец, секунданты окончили свои бесконечные переговоры, и Бояров увидел, как Хомутов срезал две ветки с ближайшего дерева и нарочито широкими шагами начал отмерять дистанцию. Он воткнул одну ветку со стороны князя и, отсчитав пятнадцать шагов в сторону Павла, воткнул другую. Когда барьеры были обозначены, Боярова и князя Юздовского отвели от них на десять шагов. Теперь между противниками было тридцать пять шагов. Вон как оно, оказывается, просто!
К Павлу подошли капитан Дымов и коллежский секретарь Булкин. Последний держал в руках большой ящик из полированного дерева. Под крышкой, в специальных углублениях, лежали масленка, пороховница, отвертка и два больших пистолета. Ореховые ложи, отливающие синевой, шестигранные стволы дамасской стали, овальные в сечении рукояти…
– Извольте выбрать оружие, господин Бояров, – учтиво произнес Булкин. – Пистолеты заряжены только что, при свидетелях.
– Точно, – подтвердил Дымов. – Я сам и заряжал.
Бояров протянул руку и взял тот, что находился ближе. Ладонь сомкнулась вокруг гладкой ореховой рукояти, как вокруг протянутой для рукопожатия руки – твердой, недоброй и очень горячей. Но к его руке она оказалась настроенной дружески: Павел ощутил ободряющее пожатие, пробежавшее расслабляющим теплом к самому сердцу.
Рукоять стала частью его тела, столь же управляемой, сколь и послушной, а граненый кованый ствол превратился в длинный палец, которым он вполне мог делать что угодно, например, раздавить муху, севшую на стену в десяти саженях. Но вместо стены впереди блестели мокрые черные стволы и редкие острые ветки деревьев, а за муху мог, с определенной натяжкой, сойти граф, который в цилиндре и накинутом на плечи просторном черном пальто сливался с черным фоном лесополосы.
Но это не могло помочь старому дуэлянту: Бояров видел не только его силуэт, но и все уязвимые места – напряженно просчитывающий какие-то варианты мозг, быстро бьющееся сердце, сжатый нервным спазмом желудок и даже подтянутые тревожным ожиданием яички… Его граненый палец мог легко ткнуть в любую точку.
– Не забудь взвести курок! И не опускай ствол вниз: пулю можешь утерять, – быстро посоветовал напоследок Дымов.
Павел поднял пистолет и прикоснулся холодным стволом к губам. «Дождь вновь пошел», – отстраненно подумал он.
– Господа, вы готовы? – услышал он голос одного из секундантов.
– Да! – ответил Павел. Ответа князя он не расслышал.
– Тогда сходитесь! – махнул рукой капитан Дымов.
Павел взвел курок и взглянул на своего противника. Тот качнулся вперед и шагнул навстречу. Пистолет он, как и Павел, держал вверх стволом. Они шагнули – раз, второй, третий… Князь выстрелил первым, его рука окуталась дымом, пуля свистнула у Боярова над ухом. Тот сделал вперед еще три быстрых шага, вытянул вперед граненый ствол и, почти не целясь, нажал легкий спуск.
Он так и не понял, раздался выстрел или нет. Только почувствовал, что тяжелый «Кухенройтер»[23] подпрыгнул вверх и ударил отдачей в напряженную кисть. Круглая пуля, двенадцати миллиметров в диаметре и семнадцати граммов весом, со свистом понеслась к цели по нечеловечески выверенной траектории. С двадцати пяти метров она могла пробить восемь дюймовых досок, но их на пути не встретилось, а встретилась морщинистая шея князя Юздовского. Увесистый свинцовый шар вошел ровно посередине, под кадык, выбил шейный позвонок и вместе с куском окровавленной кости вылетел из тела, уносясь к стене черных, блестящих влагой деревьев. Человеческий взгляд не мог рассмотреть таких подробностей: все только увидели, как князь, будто отбросив свое оружие, всплеснул руками и опрокинулся навзничь, неестественно изогнув голову. Его пистолет, кувыркаясь, пролетел несколько саженей назад и шлепнулся в блестящую дождевыми каплями траву.
Наступила тишина, усугубляемая звоном в заложенных ушах. Еще не понимая, что произошло, Бояров зачем-то крикнул, обращаясь к толпившимся в стороне секундантам и доктору:
– А что теперь, господа?
Но те его не слушали: все пятеро бросились к распростертому в мокрой траве телу князя.
Бояров видел, как мужчины склонились над Юздовским, как доктор, стоя на коленях, производит какие-то манипуляции…
«Неужели я убил его? – равнодушно думал Павел. – Значит, я остался жив?!»
Он не знал, радоваться ему или скорбеть.
«Убил! – понял он, видя, как один из секундантов распрямился и снял цилиндр. – Убил!».
Первым к Павлу подбежал капитан Дымов. Глаза его блестели, он был крайне возбужден:
– Ну, братец, ты и сподобился! – почти закричал Дымов. – Какого матерого завалил!
«Будто на охоте, о кабане говорит», – отстраненно подумалось Павлу.
Слова доходили глухо, словно сквозь вату.
– А выстрел какой! Выстрел-то! Прямо в горло, – капитан тыкал себя пальцем в кадык. – И перебил позвоночный столб! Почти оторвал голову! Это же надо!
Он перевел дух.
– Теперь, дорогой Павел Львович, вступишь в наследство, не забудь, кому обязан своим благополучием…
– Да будет вам капитан, – мрачно сказал подошедший Хомутов. – Чему радуетесь?! До благополучия еще дожить надо. Теперь нашему герою впору о своей судьбе задуматься…
– А что будет с телом князя? – тихо спросил Павел.
– А то уже не наша забота, – буркнул капитан Дымов. – Поехали домой…
Глава 3
Дело о дуэли
1834 г. Санкт-Петербург
Государь стоял вполоборота к графу Бенкендорфу и рассеянно глядел в высокое окно Зимнего дворца, перечеркнутое косыми струями осеннего дождя. Совсем рядом Нева катила свои свинцовые, даже на вид холодные волны. Паровой буксир с натугой тащил тяжело груженную баржу. Резкие порывы ветра раскачивали тонкие березы на гранитной набережной, рвали пожелтевшие листья и пригоршнями бросали на поднятые верхи колясок да в лица редких прохожих, прячущихся под блестящими зонтами. От этой картины веяло унынием и безысходностью. Так же, как от доклада графа.
– …пили самогонку и вступали в интимные отношения в течение всего вечера, но потом Василий приревновал ее к соседу…
Неожиданно дождь прекратился, сквозь рваные облака сентябрьского неба выглянуло солнце и заиграло тысячами зайчиков на волнах и мокрой листве деревьев. Николай Первый еле заметно улыбнулся. Почему-то это показалось ему хорошим знаком, и настроение чуть-чуть улучшилось. Стоя со сцепленными за спиной руками, он внимательней вслушался в слова Бенкендорфа.
– …и ударил ее штофом по голове. Вышеозначенная Зоя Муханько была этим ударом убита. Вышеозначенный Василий Лупатый был препровожден в участок, где и признал свою вину.
Начальник Третьего отделения сделал небольшую паузу. У него было благородное лицо, умные внимательные глаза, бакенбарды… Углы рта чуть поднимались вверх, будто готовились к улыбке. Над высоким лбом уже образовалась приличная лысина, и граф маскировал ее, зачесывая волосы с висков. Он был в мундире Лейб Гвардии Жандармского полуэскадрона, который надевал в праздники, и всегда – на доклады к Государю. Золотые эполеты, аксельбанты, высокий стоячий воротник, золотой пояс со шпагой придавали ему вид торжественный и солидный.
– Второго дня артельщик Лука Собакин, возвращаясь из трактира домой, в одиннадцатом часу вечера был остановлен тремя злодеями. Угрожая ножом…
Николай нетерпеливо поднял руку:
– Послушайте, Александр Христофорович, мы же с вами договаривались, что вы не будете обременять меня сообщениями, кои не имеют сколько-нибудь большого значения. А вы, штофом по голове, Лука Собакин…
– Простите ваше величество! Я думал…
Николай Первый поморщился.
– Есть там у вас что-нибудь заслуживающее моего внимания?..
Он был на четырнадцать лет младше начальника Третьего отделения своей канцелярии, но тоже успел обзавестись глубокой залысиной, которую, в отличие от подчиненного, маскировал зачесом с одной стороны – справа налево. Государь имел вид суровый и властный. Холодные глаза, маленький, плотно сжатый рот, остроконечные усы, волевой подбородок. Лицо постоянно сохраняло высокомерное выражение… Царь тоже был в мундире – красном, со стоячим сине-белым воротником, серебряными эполетами и пуговицами. Слева под ключицей висел большой орден Андрея Первозванного. Широкая синяя лента через плечо контрастировала с красным сукном мундира, но совпадала с синим колером стен высокой залы, по стенам которой висели портреты знаменитых предков.
Бенкендорф стал торопливо перелистывать бумаги в своей папке.
– Вот разве что… Вчера в восемь утра двое дворян дрались на дуэли. На пистолетах.
– Что такое?! – Государь резко повернулся к графу. – Опять дуэль?!
– Да Ваше Величество!
Брови императора нахмурились.
– Когда же лучшие мои подданные перестанут истреблять друг друга? Похоже, нашим дворянам все нипочем: и указ Петра Великого, и уложения Екатерины Великой, и мои распоряжения! Эти поединки не только не прекращаются, а становятся все более частыми.
По мере того как Николай говорил, голос его становился все более раздраженным, и Бенкендорф счел за лучшее промолчать.
– Кто стрелялся-то?
Прямой вопрос требовал точного ответа. Бенкендорф почтительно наклонил голову.
– Князь Юздовский и молодой дворянин, недавно прибывший из Рязани, некий Павел Бояров. Сей молодчик является племянником графа Опалова, если вашему величеству это имя что-то говорит…
Государь чуть наморщил лоб:
– Ну, Юздовского, положим, я помню. Это тот, у которого дома я осматривал коллекцию картин, оружия и всякого антиквариата? Он еще хлопотал о сыне – служба в императорской гвардии или что-то такое…
– Совершенно верно, Ваше Величество, – подтвердил граф.
– Второго я, конечно, не знаю. А имя его дяди мне что-то говорит…
– Это уже немолодой человек, который несколько лет назад неожиданно отличился рядом скандалов. Известный карточный игрок, ловелас… В свое время я докладывал Вашему Величеству о его похождениях…
– Припоминаю, – произнес Николай Первый. – Как говорится, яблочко от яблоньки… М-да-а. Я, знаете ли, Александр Христофорович, все больше убеждаюсь, что дворянство наше не столько судьбами отечества озадачено, сколько поисками приключений. Все это – суть просвещения, вольнодумства и нежелания трудиться. Если им не жаль лбы под пули подставлять, если им жизнь не дорога, так пусть едут на Кавказ или еще куда-нибудь, где своим животом могут какую-то пользу России принести. Праздность – причина всех наших бед. От праздности и вольнодумства они и на Сенатской площади бунт учинили. А, как мы с вами убедились, бунт оказался пустым, ничего под собой сколько-нибудь серьезного не имевшим. Так, глупые прожекты, чуждые России.
– Я абсолютно с вами согласен, Ваше Величество! – поспешил заверить Бенкендорф.
– Но заметьте, граф, – продолжал император. – Все чаще смута на Руси происходит от дворянства, которое, казалось бы, должно стоять на страже монархии. Именно они смуту в умы народа привносят. Свободы им хочется! А с той, что уже дарована, сами не знают что делать…
– Я полностью согласен с вами, Ваше Величество, – вновь вставил граф.
– Да, так что с этой самой дуэлью? Надеюсь, все живы?!
– Увы, ваше величество. Князь Юздовский убит. Изряднейший выстрел, надо признать. Пуля ему попала прямо в горло, перебила позвоночник и едва не оторвала голову… Весь Петербург об этом говорит…
Николай Первый вновь обернулся к окну. Сцепленные за спиной руки побелели от напряжения. Он молчал. Наконец, император обернулся:
– А что за причина поединка? Женщина? Карты? Оскорбление?
– Нет, Ваше Величество. Причина в перстне.
– Что за перстень? – требовательно спросил Государь.
Бенкендорф прокашлялся и ответил:
– Говорят, перстень Иуды. Бояров его то ли заложил, то ли проиграл Юздовскому, потом стал требовать назад, князь заупрямился – и вот результат!
Государь стал мрачнее тучи.
– Это уже переходит все рамки разумного! Дуэль из-за какого-то перстня… А при чем здесь Иуда?
– Как говорят, вещица принадлежала самому Иуде-христопродавцу.
С минуту Николай пребывал в молчании, очевидно, пытаясь осмыслить сказанное. Наконец, он произнес неуверенно:
– Я не помню, где в Святом Писании было сказано, что Иуда носил перстень.
– Но и нигде не было сказано, что у него не было перстня, – позволил себе реплику граф. – Еще этому колечку приписывают какую-то особенную силу…
– Вздор какой-то! – заключил император. – Все это опять-таки из-за праздности и вольнодумия. И обратите внимание, граф: православные дворяне дерутся на дуэли из-за кольца христопродавца!
Он стал расхаживать по кабинету, наконец, остановился перед Бенкендорфом и, отчеканивая каждое слово, заключил:
– Извольте, граф, как следует разобраться в сей возмутительной истории! Этого наглого провинциала примерно наказать. Пример-но! За сим не смею задерживать!
Бенкендорф стал пятиться к двери. Но тут Николай вновь обратился к нему и уже более спокойным голосом спросил:
– А перстень этот самый изъят?
– Так точно, Ваше Величество.
– Подробнейшим образом проведите дознание, перстень приобщите к делу. Возможно, я захочу ознакомиться с материалами и взглянуть на это наследие Иуды!.. – сказал Государь.
И, помолчав, добавил:
– В любом случае по окончании следствия будьте любезны представить мне подробный доклад обо всей этой истории!
Следователь Департамента криминальных дел Александр Григорьевич Небувайло был человеком по-истине необъятных размеров, как Гулливер в стране лилипутов. Его толстое, рыхлое тело было жестко схвачено синим сукном форменного мундира, который, казалось, вот-вот лопнет от чрезмерного внутреннего напряжения. Широкое, заплывшее жиром лицо излучало благодушие и доброжелательность, постоянная улыбка, казалось, намертво поселилась между румяных щек, а маленькие голубые глазки светились пониманием и готовностью помочь любому, кто перед ним оказывался. Реденькие, тронутые сединой волосы были коротко острижены и тщательно расчесаны – волосок к волоску.
Удивительно, но все движения этого великана были плавными и даже изящными. Почти все подследственные, с которыми приходилось работать этому миляге, сразу же попадали под его обаяние и были бесконечно рады, что именно ему – славному, доброжелательному толстяку – суждено определять их дальнейшую судьбу.
Павел Бояров не явился исключением. Уже через десять минут своего первого общения с Небувайло он мысленно возблагодарил Бога за то, что он послал ему этого следователя – милого, доброго человека.
– Ну, как же вы, Павел Львович, могли совершить столь ужасное деяние? Неужто не знали, что дуэли в империи воспрещены?! – спрашивал Александр Григорьевич низким проникновенным голосом.
– Я как дворянин… Долг чести требовал наказать бессовестного обманщика… – залепетал Бояров.
– Помилуйте, юноша, какой долг чести! Вы убили князя Юздовского, уважаемого петербуржца, мужа, отца семейства! Жена Мария Петровна овдовела, сын Жорж осиротел – трагедия! Между прочим, князь был известным коллекционером, которого знал и ценил сам государь! Хотя по-человечески могу и вас понять…
Павел совсем сник, не зная, что ответить этому добродушному толстяку. Наконец, он выдавил из себя:
– Ваше… ваше превосходительство, но это был честный поединок. И, в общем-то, не я вызвал князя на дуэль, а он вызвал меня. Тому есть свидетели. Они могут подтвердить мои слова.
– Да-а-а, – задумчиво протянул следователь. – Ну, что ж, давайте вместе выкручиваться из этой крайне непростой ситуации. Я, как честный человек, имеющий примерно такого же сына, как вы, просто не могу оставить вас без помощи. Я попробую помочь вам, а уж вы, в свою очередь, извольте, сударь, помочь мне. Договорились?
Павел согласно закивал головой:
– Со своей стороны я готов сделать все возможное… А что нужно-то?
Читать бесплатно другие книги:
