Окно в Европу Ахманов Михаил

– Научится… – шмыгнула носом Наталья. – А то я не знаю, что такое баба за рулем… Дай мне ее телефон. Я ей голову оторву, если она будет плохо обращаться с моей машиной!

– Но это теперь ее машина! – возмутился Борис. – У тебя под носом своя сверкает.

– Интересное кино! Так за эту ты мне сам голову оторвешь, если что… – Наташка с отчаяния взвыла, и я нечаянно уронила батоны в траву. Борис в сердцах плюнул и, возмущенно жестикулируя, отправился к дому, по пути отпуская короткие междометия.

– Хватит блажить! – осекла я страдалицу. – Все мы не вечны…

Пожалуй, последняя фраза была лишней. Наташка зарыдала с новой силой. Денька усиленно подвывала. Пришлось слегка огреть обеих батоном по голове.

– Свежий хоть? – Рыдания опять пошли на убыль. – А нам он додумался хлеба купить? Если додумался, то зря. У меня еще полтора батона в запасе… – Подруга промокнула слезы воротником блузки и тяжело вздохнула: – Знаешь, все уши Боре прожужжала про новую машину. А теперь вот смотрю на нее – чужая она какая-то…

– Слушай, не реви. Ты ее просто пожалей. Вот стоит она перед тобой, бедняжечка, изо всех своих шкодовских силенок хочет тебе понравиться и чувствует – не ко двору пришлась. Переживает… – Наталья напряглась, сдула со лба челку своих неповторимых пепельных волос и осторожно погладила машину. – Ну, ладно. Не буду вам мешать, – заторопилась я, осторожно снимая с розового куста непостижимым образом угодивший туда батон. – Надеюсь, завтра обкатаем красавицу! Время поджимает.

Дома меня встретили настороженным вопросом:

– Что случилось с Натальиной собакой?

Пришлось объяснять, что собака здорова. Просто вместе с любимой хозяйкой самоотверженно и весьма оригинальным образом радуется осуществлению ее давней мечты – смене учебно-тренировочной машины на настоящую. Мне не поверили.

Димка вернулся чуть раньше обычного. С Настенькой и тремя батонами белого хлеба. Настроение у него было хорошим. Напрочь забыл про утренний инцидент. А я-то мучилась, переживала! Жаль потерянного на пуговицы времени. Но не отрывать же их, в самом деле?

Настя так и светилась жизнерадостностью. Про травмированный палец вспомнила случайно, когда на терраске полезла одевать на крючок слетевшую с него петельку занавески. Элька, решившаяся было подкрепиться сухим кормом и аккуратно хрустевшая «Вискасом» из персональной плошки, неожиданно ощетинилась, зашипела и рванула в комнату. Как чувствовала неприятность. Падая, Настена не намного опередила карниз. Неожиданно для всех молниеносно вскочивший со стула Димка ловко подхватил ее на руки. Такое впечатление, что всю жизнь работал в системе МЧС спасателем. Хотя сам потом уверял, что сработал инстинкт самосохранения – Настена, не подхвати он ее, непременно свалилась бы ему на голову и свернула шею. Осталось непознанным – кому именно. Но это и к лучшему. Если Настя по детской привычке даже не пикнула, то карниз оторвался по полной программе – с большим шумовым эффектом. Одним концом он врезал по заварочному чайнику, удачно разделив его на две почти равные части – одна половина с носиком, другая – с ручкой. Я сразу поверила рекламе – английский чай «Ахмат» действительно обладает исключительным ароматом. Кстати, запах, впитавшийся в саму атмосферу терраски и исходивший непонятно откуда, ощущался весьма длительное время. Грохнув по чайнику, карниз накренился и вторым концом долбанул по кошачьей плошке, взметнув вверх фейерверк (если и на этот раз поверить рекламе) необычайно вкусных подушечек с начинкой из мясного ассорти.

Шторы старательно впитывали в себя «Ахмат». Оторопев, я безвольно следила за этим действом, невольно отмечая, что полмесяца, которые судьба уготовила им покрасоваться на окнах, все-таки срок. Пора менять. Старые провисели лет пять, зато так всем надоели!

– Я вам эти шторки отстираю! – бодро пообещала Настя, уже твердо стоящая на своих ногах. – Сейчас столько много замечательных отбеливающих средств!

Алена поддержала ее, слишком поспешно мотнув головой.

– Ну что ты, Настенька! – преувеличенно радостным голосом возвестила о своем присутствии наша бабушка. – Их теперь ни один «Персил» не возьмет. Вот только если Диме – на тряпки для машины. Вечно побирается. Теперь ему надолго хватит. – И она вздохнула, прижав руки к груди.

Молчал только сам Димон. Я же говорила, что с ним с утра не все в порядке. И когда он заговорил, стало тревожно на душе. Никаких упреков, нотаций и прочих неприятностей его речь не содержала. Он сказал:

– Удивительно!!! – причем без сарказма. Все притихли, не зная, чего ожидать дальше. По логике должно было достаться мне – следовало пришивать петельку к шторине как следует. А если уж «не склалось», пришить по новой. Для этого нужно всего-навсего хоть иногда замечать, что творится в собственном доме. Я уже приготовилась сообщить, что выхожу на работу досрочно, как он продолжил: – Андрей был прав – кошки удивительные существа. Заметили, как Элька слиняла до того, как появилась возможность получить карнизом по голове? А ее поведение при этом? Наш ветеринар на полном серьезе уверял меня, что есть официально подтвержденные данные – при бомбежке Лондона во время Второй мировой войны кошки за несколько часов до налета звали хозяев в бомбоубежище!

– То есть как звали? – изумилась бабуля. – Прямо так и говорили: сэр, позвольте вам выйти вон – в подвал! – Она резко смахнула в мусорный пакет останки чайника.

– Мам, ну что ты утрируешь! Естественно, они действовали только доступными им способами. Ну, шипели, вопили, плевались. В конце концов сами неслись в подвал вперед хозяев… Я проверял: в Европе действительно была учреждена специальная медаль для кошек-спасителей. Представляете? С гравировкой: «Мы тоже служим Родине». Оказывается, кошек специально берут на корабли и подводные лодки – они предсказывают несчастья…

– Бедные кошарики! – убитым голосом проронила дочь, неосознанно наблюдая, как бабуля стягивает с карниза шторы. – Их только в древности боготворили. Представляете? Был такой царь персов. Звали его Камбуз… Нет. Камбуз – это кухонный отсек на корабле. А! Вспомнила – Камбиз… При нападении на один из египетских городов он пустил впереди своего войска огромное количество собранных заранее кошек. Мало того, каждому вояке вместо щита вручил кошку… Естественно, египтяне сдались без боя. Кошка считалась священным животным. А в Средние века мракобесья кошариков уничтожали тысячами, как порождение сатаны. Если когда-нибудь пригласят в Голландию – ни за что не поеду! Там вообще додумались учредить специальную кошачью среду – не путайте с нашим четвергом, бывшим рыбным днем. Эта среда была самым черным днем для всех кошек, их отлавливали и-и-и… В общем, спасли их крысы. На бескошачье они расплодились со страшной силой. Пришлось прекратить истребление маленьких мяуколок. Слава Богу, на Руси народ оказался не только умнее, но и добрее. Любил кошачье племя. А вот Лешка мне рассказывал, что в украинских селах до сих пор живут придурки, считающие, что в кошек после тринадцати лет вселяется нечистая сила. Вывозят несчастных животных в лес и там бросают. Вот ты, пап, считаешь, что Элька тебе просто так в тапок надула? Да ни фига подобного! Она же не может высказать тебе свои претензии вот и дает, так сказать, наводящие подсказки. Ты постоянно обижаешь ее котят и грозишь выкинуть ее вместе с ними вон. Любой из нас пошел бы на такие… ну, не в буквальном смысле «такие» меры… Во всяком случае, тоже бы оскорбился.

– Между прочим, – вклинилась я в разговор, решив раз и навсегда поставить мужа на место в ситуации с кошками, – у кошек есть «третий глаз»! Не улыбайся! – повысила я голос, заметив скептическую ухмылку мужа, промокавшего на столе остатки чайной церемонии испорченной шториной. – Это официально доказано! Так называемый орган Якобсона, именуемый «третьим глазом», есть у каждой кошки в основании пасти. Вот, если заметишь, что Элька или Баська стоят с открытым ртом, в смысле пастью, и, втянув в себя воздух, как будто прислушиваются к чему-то, знай – у них работает этот самый «третий глаз». И без всяких очков!

– Ой, можно я скажу! – Настя привскочила со стула, опрокинув на столе сахарницу. – Извините, я нечаянно. – Димка засмеялся, покачал головой и велел ей сидеть и не шевелиться. Слова произносить осторожно. Желательно без жестикуляции руками. – По дороге на свою фазенду Андрей рассказывал Рогачевым, что есть коты-провидцы, коты-врачеватели, коты-мстители и даже коты-призраки. Чеширского кота помните?

– Не очень, – сознался муж. – Мне он не являлся. Это вопрос к Алисе из Страны Чудес.

– Да я не о том. Но Андрей приводил примеры того, как кошки, находясь на большом расстоянии от любимых хозяев, узнавали об их болезни или даже смерти. Я уже точно не помню, где это было, но один несчастный котяра с утра сидел у пустой могилы, предназначенной для его хозяина. А в какой-то вятской деревне кот своими истошными воплями заставил свою хозяйку выскочить из бани в чем мать родила и, можно сказать, родиться заново – в бане рухнул потолок!

Все невольно посмотрели вверх. Наш потолок казался незыблемым.

– А знаете, что привело к применению ультрафиолетовых лучей в лечебных целях? – хитро прищурилась Аленка. – Нам на лекции рассказывали: однажды один датский ученый, кажется Финзен, обратил внимание, что больной кот, забравшийся на крышу, лежит на солнце. И как только его тельце оказывалось в тени, кот моментально перебирался под прямые солнечные лучи, не боясь солнечного удара. Так и вылечился. А Финзен открыл полезные свойства ультрафиолета. Опять же – французский ученый Куртуа, с плеча которого на рабочий стол сиганул его личный кот и разбил склянки с реактивами, в результате чего они вступили в реакцию, открыл для науки свободный йод. Когда фиолетовые пары рассеялись, везде, где можно, осели его кристаллы. Замечательно, правда? Да кошкам некоторые господа даже миллионы в наследство оставляют!

– На меня не рассчитывайте, – буркнул Димка. – Я миллионов котам не оставлю. Пусть спасибо скажут, что имеют возможность в спокойной обстановке мышей ловить.

– Мышей! Дима, ты неисправим! – Наша бабуля пылала праведным гневом. – Вот недавно по телевизору рассказывали, что в штатах многих зарубежных музеев официально существуют кошачьи подразделения для отлова мышей. Так они состоят на довольствии!

– У меня нет музея! – огрызнулся Димка. – Ни в России, ни за ее пределами. И к чему эти разговоры о кошачьих подразделениях?

Все благоразумно промолчали.

Я с честью выдержала подозрительный взгляд мужа, но совершенно не по делу брякнула:

– Может, еще чаю?

Димка резко вскочил, откинув стул в сторону и поблагодарив за науку, вышел с гордо поднятой головой. Я долго и безуспешно пыталась втолковать оставшимся, что ничего плохого в виду не имела. Свекровь, намекнув мне, что иногда надо хотя бы слушать то, что сама болтаешь языком, отправилась смотреть свой сериал.

Настя долго и с удовольствием рассказывала о поездке с Андреем и Рогачевыми. До этого ее просто достала телефонными звонками Леокадия. Девица на полном серьезе считала, что одного ее желания достаточно для того, чтобы Андрей бросил мамочку и остановил свой выбор на ней. Обещала, что пойдет на крайние меры и даже позволит ему сделать официальное предложение руки и капиталов. Избалованная девица. Мать из сил выбивается, зарабатывая на нужды доченьки. За весь процесс получения дылдой высшего образования оплатила полностью, а та ей в порядке благодарности подлянки клепает. Настена пришла к выводу, что Андрей Леке нужен только как средство насолить родительнице… Следом за Лекой телефон оседлала царица Тамара и попросила аудиенции у родителей Насти, считая, что они могут повлиять на необдуманное безумство родственника. Как будто безумство бывает обдуманным! Наконец позвонила сама Нинель и попросила прощения за своих женщин и неудобства, причиняемые их звонками. Обещала, что скоро это кончится. В последний раз Настя общалась с семьей Рогачевых, когда ездила на строительство нового дома Андрея. Ехать ей совсем не хотелось, но «дядюшка» уломал.

Часть третья

КОГДА ЖЕНЩИНА СНИМАЕТ ТОПИК

1

Коттеджный поселок находился в двадцати километрах от кольцевой автодороги. Найти – без проблем. Похоже, застройка шла к завершению – велись внешние отделочные работы. Но участок с фасада был завален строительным мусором, который портил общее впечатление. Именно на эту кучу и следует ориентироваться. Внутреннюю часть участка Настя разглядеть не успела – поправляя босоножку, угодила в бассейн, прихватив за компанию и Леку. Вместе веселее! После этой поездки звонки от Рогачевых прекратились.

Андрей долго разговаривал с рабочими и, как ей показалось, остался очень доволен. Лека неожиданно развеселилась, всю дорогу шутила и совершенно не обращала внимания на мать и Андрея. Такое впечатление, что никогда и не вынашивала планов по предотвращению их предстоящего бракосочетания. Тамара Васильевна находилась в полной прострации, Нинель казалась напуганной.

…Утром Наталью с трудом усадили за руль новой машины. У нее появилась навязчивая «шкодофобия». К чести подруги надо сказать, она быстро кончилась – как только машина тронулась с места. На протяжении всего пути на Наташку напала такая болтливость, что наше участие в разговоре явно не предусматривалось.

Через полтора часа выяснилось, что мы проехали какой-то указатель на поворот к коттеджному поселку «Васильково». Еще через полчаса – что вообще свернули с кольцевой не туда, куда следовало. На протяжении следующего часа стало ясно, что Сусанин в подметки не годится Настене. Именно поэтому стали поступать разноречивые предложения – вернуться домой, остановиться и организовать пикник на обочине, поехать искупаться и позагорать на пляже в Серебряном бору и, не останавливаясь, рвануть, куда глаза глядят – надо же обкатывать машину.

Последнее предложение поступило буквально за минуту до того, как наши глаза одновременно узрели указатель поворота на Васильково. Настю долго хвалили за хорошую память и умение ориентироваться в сложном переплетении дорог местного назначения. Иногда полезно ориентироваться по методу «куда кривая выведет».

Удивительно, но Настя сразу же нашла дом Андрея. Хотя строительного мусора во дворе уже не было. Не было и рабочей бригады, на присутствие которой я так рассчитывала. По всем признакам, они свою деятельность свернули. Рабочие с соседнего через дом участка ничего определенного подсказать не могли. В отличие от их бригады, принадлежавшей фирме, на строительстве дома Андрея работали слетевшиеся по весне гастарбайтеры с разных регионов под руководством избранного бригадира. Наталья не удержалась и заявила, что наши строительные фирмы обдирают клиентов как липку, в то время как качество произведенных работ оставляет желать лучшего. Все – «тяп-ляп». Рабочие на «тяп-ляп» обиделись и попросили им не мешать. Тут же демонстративно взвыл электрорубанок. Оставалось только оценить результаты труда гастарбайтеров Андрея снаружи и на этом успокоиться. Мы оценили их по достоинству. Дом был трехэтажным с затейливыми башенками и балкончиками, отделанными витыми ограждениями. Нам понравилось, но вот на этом успокоиться – я все же не смогла.

До сих пор не пойму, что заставило меня дернуть за ручку входную дверь. Она легко и без скрипа открылась. Я шагнула вперед, за мной гуськом, вытягивая от любопытства шеи, потянулись остальные. Небольшая прихожая, отделанная под дуб, сверкала новизной и зеркалами. Во встроенных шкафах прятались вешалки. Из прихожей открывалась дверь в холл.

– Ну, от Нинки я такой безалаберности не ожидала! – возмутилась Наталья. – Здесь же запросто все по дощечкам, по панелькам, растащут! Да еще и нагадят! Это ж надо додуматься оставить дом открытым! Пусть скажет спасибо, что временно сбрендила! А ты чего застряла? – не меняя тона, обратилась она ко мне. – Может быть, внутри какой-нибудь замок найдем? А не найдем, так надо поехать куда-нибудь и купить!

Я действительно застряла. От сознания того, что мы немного запоздали – в этом доме уже нагадили. В запах новостройки настойчиво внедрялся еле ощутимый (больше на уровне подсознания) и совершенно посторонний запах – запах смерти.

2

Подруга поднажала, и меня буквально вытолкнули на середину холла. Я успела заметить прямо перед собой безобразное, огромное пятно краски, неудачно пролитое на коричневые, керамические плитки пола. Следом за мной влетели все остальные. Дверь – на пружинах что ли, гулко хлопнула. Мне показалось, что дом вздрогнул, и в тот же момент к моим ногам сверху – очевидно с перекладины лестничной площадки – грузно шлепнулось тело. Запах смерти, не ощущаемый носом, заполонил все сознание Я невольно отшатнулась – к вопящему на разные голоса эскорту. В голове молниеносно промелькнули жуткие последствия нашего визита в дом. Я схватила за шиворот Настю с Аленой, правильно рассудив, что с Наташкой мне не справиться, и слегка столкнула девушек лбами. Это их немного отвлекло, они умолкли. Тактика оказалась верной. Наташка заткнулась сама.

– Это оно само упало! Без нас! – оправдываясь, заявила она, как будто тело свалилось не к моим ногам.

– В общем, так, – торопливо заговорила я, – глупо надеяться, что номер нашей машины и наши приметы не запомнили. Вычислят элементарно! Наталья, хорошо задев соседскую бригаду «тяпами-ляпами», постаралась оставить о нас долгую память. Запоминайте: да, мы знаем, что хозяева дома находятся в разных лечебных учреждениях по поводу расстроенного здоровья. Сюда нас принесло… – Я невольно отвлеклась: – Действительно, принесла же нас нелегкая! Словом, мы надеялись застать бригаду гастарбайтеров, поскольку Настя расхвалила нам конечный результат их работы – этот самый дом. А у нас незавершенное строительство. Хотели пригласить их к себе. В дом не заходили – в голову не пришло, что дверь может быть открыта. Просто обошли весь участок. Понятно?

– А кто там лежит? – не отвечая на мой вопрос, спросила Алена. – Кажется, женщина. И кажется, она не сейчас умерла, то есть не перед нашим приходом.

– Тебе только кажется, что это женщина, – постаралась я уверить дочь. – Там лежит простой труп, который получился из первой жены Андрея – Синельниковой Марии Павловны.

– А зачем он сюда пришел? Я имею в виду – труп Марии Павловны? – спросила Настя. – Кажется, он свалился, чтобы нам что-то сказать… И лежит как-то неловко: боком, скрючившись…

Ответить я не успела. Снаружи раздались мужские голоса, Наташка молниеносно кинулась к входной двери и закрыла ее на внутренний замок. За дверь безуспешно подергали и успокоились. Чей-то голос удовлетворенно сказал:

– Все закрыто. Толику просто показалось. А бабы, по всей видимости, близкие знакомые хозяев. Только вот куда они провалились?

Один из голосов предложил пройти на участок за дом, но второй категорически заявил, что даже если мы и провалились, то туда нам и дорога. И смачно выругался. Не выразить словами, как я была ему благодарна!

Убедившись, что рабочие ушли, мы с большой неохотой вернулись к мертвому телу, упакованному в грязноватые белые брюки и ярко-красную кофточку – стрейч без рукавов. Бледное до синевы лицо женщины со следами запекшейся крови частично скрывали темные, не очень длинные слипшиеся волосы. Губная помада на губах казалась неестественно розовой. Зрачки глаз закатились вверх. Мария Павловна покинула земную обитель не так давно. Кровь из обширной раны на голове едва сочилась и отличалась от бурых засохших потеков на лице, шее и руках по оттенку – была алой. Только сейчас я сообразила, что на плитках пола не краска, а застывшее бесформенное пятно крови. В голову пришла мысль, что убийца может прятаться где-нибудь поблизости, но тут же исчезла. Не такой он дурак, чтобы играть с нами в прятки в этом доме. Додумался бы прежде закрыть дверь. А раз оставил ее открытой, значит, удрал. Кстати, нам тоже не мешало бы последовать его примеру.

– Как ты узнала, что это Мария Павловна? – спросила Наталья. – Труп же с наполовину скрытым лицом. Да и лица ее мы не знаем…

– У кого с собой есть носовой платок? – нервно спросила я. Никто не хотел выделяться аккуратностью. Все молчали. – Сама не знаю, как додумалась, что убитая – первая жена Синельникова, – без всякой связи с носовым платком сказала я. – Интуиция. – И принялась медленно стягивать с себя топик. – Быстро все к выходу! Дверь без команды не открывать.

Аккуратно протерев собственным топиком плитки пола (на всякий случай – вдруг натоптали!), я тщательно принялась за двери и ручки, по ходу дела раздумывая, стоит ли уничтожать отпечатки пальцев с внешней стороны двери. Решила – не стоит. И не потому, что надоело. Поверх наших оставались отпечатки рабочих, дергавших дверь. Выглядело бы странным, если бы и они исчезли. Что касается наших отпечатков, то в случае чего, можно было бы заявить, что в дом мы не заходили. Просто подергали за ручку входной двери. Ради интереса – вдруг откроется? Может, и не очень убедительно, но ведь и опровергнуть трудно.

Первой, предварительно приоткрыв дверь с помощью моего топика и оглядевшись по сторонам, на крыльцо выползла Наташка. Согнувшись в три погибели. За ней все остальные. Точно так же. Завершала вереницу я. И мне, в силу собственной скромности, приходилось более тщательно скрывать от посторонних глаз верхнюю часть своего тела.

Юркнув за дом, все, кроме меня, подняли импровизированный шум у бассейна, явно давая знать о своем присутствии. Только был он не очень уверенный и едва ли перекрывал звуки стройки. На меня напал ступор из-за возникшей дилеммы: находиться, а тем более возвращаться домой в полуголом состоянии я не могла. Точно так же не могла заставить себя напялить топик, добровольно пожертвованный для уничтожения следов нашего пребывания в доме. Мое сознание до тошноты противилось возможности принять жертву обратно – непосредственно ближе к телу.

Выручила дочь. Она спустилась на дно бассейна, из которого кто-то зачем-то спустил воду, и тщательно отполоскала в забетонированном внутри кольце – примерно в метр глубиной, злополучный топик. Только после этого, с большим трудом, превозмогая брезгливость, я натянула его на себя.

К машине возвращались, громко обсуждая прогноз погоды. Вопрос одного из строителей – что передать, если кто-нибудь из рабочих нагрянет, заставил нас как по команде остановиться и развернуться на голос. Нашлась Наташка:

– Мы думали нанять их, но они, к сожалению, слишком неаккуратные. И вообще! Не знаем, как в том коттедже внутри, но снаружи ваша работа нам больше нравится. Это, понимаете ли, не «тяп-ляп»!

На обратном пути девицы закидали нас вопросами о первой жене Андрея. Пришлось частично расколоться.

– Опс! Теперь я поняла, с кем Андрей базарил по мобильнику! – радостно возвестила Настя. – Она ему раза три звонила, пока мы ехали в это самое Васильково. Достала его капитально! На третий раз он почти озверел, то есть почти вышел из себя, гаркнув, что лимит кредитования исчерпан. И в ее интересах оставить его в покое. Никакие угрозы в его адрес не помогут. Насторожившимся Рогачевым пояснил – звонила бывшая клиентка, ныне обезумевшая на почве гибели обреченного домашнего животного. Нинель еще робко переспросила: «Кота?» А он ответил: «Нет. Барана. Причем безмозглого!»

3

Выехав на кольцевую, Наталья поинтересовалась, что будем делать. Я предложила заехать домой – в московскую квартиру, сославшись на два обстоятельства: во-первых, надо как-то сообщить в милицию об убийстве, во-вторых – меня просто душит этот топик! Как вспомню!..

Взглянув на меня поверх очков, Наталья испуганно удивилась:

– Ирка! Да ты и впрямь пошла синими пятнами!

Девчонки на заднем сиденье разом засуетились в попытке своими глазами увидеть нервную реакцию моего организма.

– Маменька! Ты просто полиняла! – первой догадалась дочь. – Шмотка некачественная попалась. Мы же ее на распродаже брали. Кстати, я предупреждала: синий цвет тебе не очень идет. Лучше бы зеленый купила.

– Ну да! – влезла Наташка. – Сейчас бы считали, что твоя мать местами мхом поросла. Только и всего. Интересно, Ир, чем теперь отмываться будешь? Кажется, синева капитально въелась. Если мыло не возьмет, попробуем ацетоном. Или бензином.

Я совсем приуныла. Перспектива пропахнуть этими ароматическими веществами не устраивала. Пообещала буквально стереть себя с лица земли, но только моющими средствами, исключая жидкость для мытья унитазов.

Наташка долго не могла выбрать место для парковки у нашего дома. То ее не устраивала близость шестисотого «Мерседеса», который она обозвала бандитским, то ржавая голубая «Волга», цвет которой плохо гармонировал с раскраской «Шкоды», то близкое соседство спортивной площадки, пусть даже и абсолютно пустой. В конце концов я не выдержала и выскочила из машины, решив, что, пока подруга определится, я пропитаюсь синим красителем насквозь. Следом вылетели девчонки.

– Настя? – Прямо у подъезда с эрдель-терьершей Улькой стояла Татьяна, Настина мама. Вглядываясь в собственную дочь и не веря собственным глазам. – Ты же вроде как у Алены на даче?

– Мам, привет! Я действительно там. Вместе с Аленой. Она тут рядышком. – Алена торопливо поздоровалась. – Вот и тетя Ира подтвердит. – Я тут же с готовностью кивнула. – Это мы здесь «вроде как». Тетя Наташа новую машину обкатывает, а тетя Ира по этому поводу топик обновляет. Мы на минуточку. – Она первой шмыгнула в наш подъезд мимо ошарашенной матери.

Пока я отмывалась, на кухне шли дебаты, кому и каким образом звонить в милицию. Кончилось тем, что девчонки сбегали к метро и прозвонились в милицию из телефона-автомата, сообщив об убийстве в коттеджном поселке Васильково. Естественно, не называясь. Вернувшись назад, у лифта, как старую добрую знакомую, приветливо встретили Наташку. Она наконец-то пристроила «Шкоду» на место «Мерседеса», как нельзя вовремя отчалившего. Подруга надеялась – не иначе как к «чертовой бабушке». Во всяком случае, мысленно она раз двадцать его туда посылала. К тому времени топик уже находился в мусоропроводе, а я в состоянии блаженства пила на кухне кофе. Синие пятна местами напоминали следы старых, почти исчезнувших синяков, местами перешли в категорию красных потертостей и шероховатостей, но меня и это устраивало. Лишь бы не пользоваться бензином. Не обращая внимания на суету, организованную Натальей по поводу моего нахального поведения, я размышляла о том, что лучше – позвонить интеллигентному дворнику Николаю Ивановичу или почтить его своим присутствием. Необходимо было выяснить подробности гибели мужа Тамары Васильевны. Если не у него самого, то у тех лиц, которых он посоветует. Решила, что лучше с ним встретиться, но перед этим все-таки позвонить и вежливо договориться о встрече. И чем скорее, тем лучше.

Наташка неожиданно взбрыкнула и заявила, что об этом надо было думать раньше – в первый визит. И вообще – ей негде ставить машину. Ее могут украсть. Мой довод, что во дворе, где обитал Николай Иванович, европейский уровень жизни, – подругу не убедил. Она позволила себе усомниться в том, что в Европах спят на раскладушках и голых матрасах под окнами. Как бы в подтверждение ее слов «Шкода» взвыла сигнализацией. К тому времени у подъезда она осталась почти в одиночестве. Ржавая «Волга», стоявшая несколько поодаль на постоянном приколе, как старый списанный корабль, в таких изысках, как сигнализация, – не нуждалась.

С быстротой лани метнувшаяся к окну Наталья озадаченно глазела с тринадцатого этажа на свою новую подругу:

– Интересно! Никого вокруг! И чего надрывается? Кофейку попить не дает.

– Одно из двух, – рассудительно отметила я, – либо ей скучно, либо просто «шкодит».

– Пойду отключу сигнализацию и, пожалуй, переставлю машину на другую сторону. Даст кто-нибудь от злости бутылкой по кумполу – мало не покажется. Мне, во всяком случае. А вообще, зови девчонок. Что они там, в комнате, расселись? Давайте, в темпе, спускайтесь следом. Нечего рассиживаться. Поедут с нами – будут машину караулить.

4

До Николая Ивановича я не дозвонилась. Телефон упорно отзывался длинными гудками. Быстренько переодевшись, я выскочила вслед за девчонками на лестничную клетку, где и опомнилась – забыла закрыть квартиру. Мало того, и ключи в ней оставила. Димка сто раз прав – пора завязывать и с безалаберностью и с рассеянностью. Вот только беда в том, что эти качества, похоже, – врожденные, а значит, трудноискоренимые.

Въехав в знакомый двор, чуть не попались на глаза Тамаре Васильевне, куда-то шагающей в черном платье с замысловатым ридикюлем в руках. Судя по тому, как она передвигалась, не глядя себе под ноги и одновременно сосредоточенно копаясь в недрах ридикюля, ее знаменитая клюка была просто театральным реквизитом. Женщина вполне могла обходиться без нее. На нас она не обратила никакого внимания. И не удивительно. Ей и в голову не могло прийти, что Наталья сменила машину.

На этот раз место для парковки выбирали недолго. Просто потому, что его указал Николай Иванович, вовремя вылезший из кустов сирени и шиповника с немного погнутым оцинкованным ведром в руках, наполненным пустыми бутылками. В том числе и разбитыми. Матушка Россия вносила поправки в европейскую устроенность двора. Пока он относил добычу к мусорным бачкам, машину успешно припарковали в тенечке, оставив девчонок ее караулить.

Уже на первой минуте разговора выяснилось, что обстоятельств гибели мужа Тамары Васильевны дворник не знает, ибо на тот момент работал ведущим специалистом в родном НИИ. Его жене Елизавете в то время тоже было не до подробностей, поскольку должность старшего кассира какой-то транспортно-складской конторы каких-то материалов (запомнить было невозможно) отнимала все силы и все свободное время. Одна дорога на работу и обратно обходилась в два с лишним часа. Можно было подыскать работу и поближе, но Елизавета весь срок до пенсии отбарабанила на одном месте, пройдя сложный путь от ученицы бухгалтера до заместителя главного бухгалтера, включая процесс обучения на курсах повышения квалификации. Только выйдя на пенсию, бедняжка очнулась, обнаружив, что помимо балансов есть жизнь в разных ее проявлениях. И сразу сошла с ума – начала следить за своей внешностью так, как никогда ранее. В целях экономии разрабатывались собственные дешевые рецепты омоложения кожи из картофельных, капустных и прочих очистков в качестве натуральных полезных составляющих масок.

Видя наше явное огорчение по поводу отсутствия интересующей нас подробной информации, Николай Иванович сосредоточился и посоветовал наведаться в двенадцатую квартиру первого подъезда, где проживала некая Зинаида Львовна Тиханская. Лет тридцать – тридцать пять назад они с Тамарой Васильевной считались закадычными подругами. Если повезет, дама непременно расскажет подробности этой жуткой истории. Но скорее всего – не повезет. Все прошедшие годы бывшие подруги не только не общаются, но и демонстративно проходят мимо друг друга, не здороваясь.

Случайно выяснилась и еще одна интересная деталь. Посетовав на то, что в такое жаркое время года Николай Иванович с женой вынуждены безвылазно сидеть в Москве, мы несказанно удивились тому, что у супругов имеется старенький домик под Коломной, доставшийся по наследству от родителей. И они частенько туда наведываются. Им несказанно повезло с Андреем – иногда он прихватывал их с собой на машине. Таким образом, вывезли из квартиры на дачу кучу барахла. Благо места хватало. Нина Сергеевна ни разу с ними не ездила.

Наталья попыталась осторожно выяснить адрес, по которому проживал Андрей в Коломне. Нам, как друзьям Андрея, положено было помнить его наизусть, наверное поэтому Николай Иванович неожиданно насторожился и сказал, что адреса не знает. Андрей Александрович всегда высаживал их раньше. Деревня находилась перед Коломной. Залопотав о том, что мы бывали у Андрея в Коломне не один раз, но дорогу специально не изучали, хотя при желании все-таки найдем, поблагодарили Николая Ивановича и направились к первому подъезду. Внешняя закодированная дверь оказалась открытой. Помощь дворника не потребовалась.

Поднявшись на третий этаж, где располагалась двенадцатая квартира, переглянулись и, не сговариваясь, спустились на первый. Надо было обсудить, как вести разговор с пожилой женщиной. Узнав, что нас интересует, она вполне могла бы захлопнуть дверь прямо перед нами. Без комментариев. Или с такими, что не отмоешься. Хуже, чем пятна от топика.

Неожиданно хлопнула дверь подъезда, и нашим растерянным физиономиям предстала благообразная бородатая личность мужеска пола преклонного возраста с подозрительно цепким взглядом. В руках личность держала давно забытый атрибут прошлого – сетку-авоську, в которой уютно расположились пакет молока и пакет кефира.

– Что вы здесь делаете? Кто вам открыл дверь? – требовательно спросила личность. Мы пожали плечами – дверь без всякого сопротивления открылась сама. Личность не поленилась вернуться и проверить исправность кодового замка. Очевидно, он не сошелся характером с дверью. Она опять легко открылась сама по себе. – Вы сломали? – продолжил буравить нас взглядом дознаватель.

– За кого вы нас принимаете?! – опомнилась Наташка, высокомерно взглянув на него со второй ступеньки. – Сами недоумеваем, почему у вас свободный доступ в подъезд? Террористов завлекаете?

Дознаватель несколько стушевался, но тут же снова пошел в атаку:

– А вы к кому, уважаемые?

Наташка в долгу не осталась:

– Мы вам не уважаемые! Попрошу без оскорблений! И в другой ситуации – при закрытой двери сказали бы, что это абсолютно не ваше дело. Но, учитывая сложность ситуации, можете отметить в своем кондуите – мы в двенадцатую квартиру к Зинаиде Львовне Тиханской!

– Третий этаж! – торопливо подсказал старичок, но с места не сдвинулся. Только переложил авоську из правой руки в левую.

– В чем дело? – возмущенно поинтересовалась Наташка.

– Мне бы – это… пройти… Моя квартира здесь – на первом этаже, – затоптался на месте дознаватель. Сетка опять переместилась в правую руку.

– Ну так и проходите! Кто вам не дает? – Раздражение так и отливало металлом в голосе подруги.

– Так ведь это… вы и не даете…

Кто бы мог подумать! Мы с Наташкой действительно кордоном стояли на лестнице, загораживая собой проход. Как по команде расступились, и дознаватель быстро юркнул между нами. Беда в том, что ячейка авоськи зацепилась за пряжку Натальиной сумки. Мужичок судорожно рванул авоську на себя и легко прихватил сумку с собой.

– А ну верни награбленное! – рявкнула Наталья, скакнув сразу через три ступеньки. – Ну и дом! Не успеешь зайти, как жильцы до нитки обчистят! – Где-то наверху стали открываться двери, чьи-то голоса интересовались, что случилось и не следует ли вызвать милицию.

– Ничего не случилось! – неожиданно тоненьким голоском заверещал дознаватель. – Просто досадное недоразумение. Успокойтесь, граждане жильцы! – Руки у него тряслись, и он никак не мог освободиться от навязчивой Наташкиной сумки. Мне стало его жаль, именно поэтому и кинулась помогать.

– Не торопитесь, – неожиданно сменила гнев на милость Наташка. – Не дай Бог, пакет прорвется. На фига ж моей сумке из натуральной кожи кефирный душ? А вашу авоську, гражданин, давно пора в музей сдать. Ходите тут, к людям цепляетесь…

– Да что вы! – слабо возразил дознаватель. – Она такая крепкая – ведро картошки выдерживает. Да и маленькая… когда пустая. Сунул в карман, ее и не видно.

Жильцы, потерявшие интерес к происходящему, стали с негодованием закрывать двери. Скандала, которым можно было бы заслушаться, не получилось. Сумка освободилась, дознаватель, откланявшись, направился домой, но неожиданно развернулся, скорчил зверскую рожу и, подняв большой палец руки вверх в качестве перста указующего, многозначительно прошептал:

– Суровая женщина! Вы с ней поосторожнее. Она на той неделе собственного племянника с лестницы спустила. Так мне под ноги и скатился. Я как раз случайно пошел мусорное ведро выносить. Мусоропровода-то у нас нет. На улицу – в контейнеры выбрасываем…

Он сочувственно кивнул сам себе и, отвернувшись к двери, долго возился с ключами. Наверное, рассчитывал и нас увидеть у своих ног.

Мы медленно направились наверх…

– Чем обязана? – Вопрос стандартностью не отличался. Обычно на звонок в дверь большинство людей спрашивают: «Кто там?» Голос был звонкий и требовательный.

– Да кто ж так с ходу разберет? Пока только нашим любопытством, – громко ответила Наташка.

Я в это время старательно улыбалась дверному глазку по-детски открытой улыбкой.

– Прекратите скалиться! Актерского дарования у вас нет и не будет.

Улыбка на моем лице погасла, как перегоревшая лампочка. Появилась обида. В это время щелкнул замок, и дверь гостеприимно распахнулась, стукнувшись ручкой о стенку коридора. Перед нами стояла Фемида – общепризнанная богиня правосудия. Широкая, цвета персика, хламида скрывала тело. Розовая бандана вполне могла бы сойти за повязку беспристрастности на глазах, если бы не располагалась выше, удерживая седые, с фиолетовым отливом волосы. Вместо карающего меча в руке был здоровенный нож. Вторая рука держала маленький, желтенький, изящный безмен. Лицо было гладким – без морщин, и беспристрастным.

– Проходите, – небрежно бросила Фемида и, повернувшись к нам задом, скрылась во глубине своей жилплощади.

Наташка дала мне легкого пинка, чтобы освободить от налета задумчивости. А он и вправду был. Вместо Фемиды я ожидала увидеть по крайней мере одну из трех богинь мщения – фурий: отвратительную старуху с подколодными змеями вместо волос, налитыми кровью глазами, высунутым языком и жутко оскаленными зубами.

– Здравствуйте, Зинаида Львовна, – нестройно пропели мы из прихожей, снимая босоножки. К этому обязывал сверкающий паркетный пол, натертый мастикой, а не покрытый лаком.

– И вам того же, – раздался мелодичный голос – кажется, из кухни двухкомнатной хрущобки. – Проходите сюда, мне некогда торчать с вами в комнате. – Судя по аромату, Фемида варила варенье. Оставалось неясным, зачем ей был нужен нож. Только впоследствии выяснилось, что им она подправляет постоянно заедающую цепочку у двери. – Если вы из органов опеки и попечительства, то сразу же «до свидания», если не сказать хуже! – решительно заявила она.

– Нет, – поспешила я ее успокоить. – Поэтому по-прежнему – здравствуйте.

– Ну и вам того же, – повторилась Зинаида Львовна. – Берите табуретки, усаживайтесь и излагайте… Обожаю варенье из кизила! – Она облизала ложку, и мне неудержимо захотелось повторить ее жест. – Надули на рынке на двести граммов! А-а-а! Пусть подавятся на здоровье! Как зовут? – обратилась она ко мне. Я торопливо представилась Ирой. Заодно представила и Наташку, назвав ее именно так. – Ну, тогда налей, Ира, воды в чайник и включи. А ты… Наташка, достань с полки чашки. Сейчас пенки будут! – Отвернувшись к тазику с кипящим вареньем, она продолжила: – Моя двоюродная сестра всегда снимает пенки в конце варки, но тогда их получается очень мало. – И Фемида, мурлыкая себе под нос: «Муси-муси-пуси, миленький мой! Я горю, я вся во вкусе рядом с тобой!..», с удовольствием продолжила свое увлекательное занятие.

– Что-то мне не верится, что эта женщина могла спустить племянника с лестницы, не подстелив внизу соломки, – тихо шепнула мне Наталья, расставляя на столе чашки с блюдцами и давно забытые нами с детства розеточки для варенья, на которые Зинаида Львовна указала ложкой, не прерывая пения. Голосок у нее был очень мелодичный, да и пела она с выражением умиления. Как в голосе, так и на лице.

– Наверное, племянничек без спроса сожрал у нее все пенки, – ухитрилась прошептать я в ответ.

– У меня прекрасный музыкальный слух. Различаю, в какой тональности каждый комар пищит. Можете не стесняться и говорить в полный голос. Вас что, Тонька-дура прислала? – Фемида резво развернулась, и брови угрожающе сдвинулись к переносице.

– Нет. Тоньки-дуры мы точно не знаем, – подумав, ответила Наташка, подтвердив правдивость своих слов убедительным кивком.

– Это моя двоюродная сестра, – брови Фемиды разгладились, – и мать слизняка Виталия. Именно его я и отправила с лестницы в ускоренном темпе. Как говорится: «Пока летел – песню пел: дует, дует ветерок, ветерок, ветерок…» До сих пор жалею, что только с площадки второго этажа. Ну что ему стоило признаться сразу при прощании, что он подготовил проект договора ренты моей квартиры. Видите ли, я с минуты на минуту выживу из ума, подарю ему квартиру и буду жить припеваючи уже его умом! Надо полагать, в дурдоме. И крикнул про договор, уже спускаясь. Пришлось попросить его немного задержаться и догонять… Мне, старой идиотке, и в голову не пришло, что племянничек неспроста приволок корзину яблок с Тонькиной дачи! Четыре штуки точно попали ему в голову. Несмотря на то что с тюлью на окне замешкалась. И вот ведь досада! Ньютон с одного поумнел – сразу закон всемирного тяготения открыл, а этот окончательно свихнулся. Пообещал мне доставить на дом психиатра и представителя органов опеки и попечительства!

– А как на это смотрит ваша двоюродная сестра? – спросила я.

– Никак! Она почти слепая. И кроме того, я уже говорила – дура! Родной сыночек ее держит на не – отапливаемой даче вплоть до зимних морозов, а она и не думает возражать – мальчику надо устраивать свою жизнь. У «мальчика» уже трое своих взрослых мальчиков, которые папашу и в глаза не видели, и четыре бывших жены, которые до сих пор жалеют, что довелось вообще его увидеть. Кто бы мог подумать, что известная трагическая актриса известного московского театра будет так доживать свой век! Нет! Я одна, но, глядя на нее, радуюсь этому обстоятельству.

– Но ведь рано или поздно вам придется завещать кому-нибудь квартиру. Не пропадать же ей. – В Наташке заговорил свойственный ей рационализм.

– Не велика ценность, но она у меня уже завещана. Не так давно и не племянничку. Почти родному человечку, пошли ему, Господи, здоровья и удачи… Ира! Чайник вскипел! Наташка, наливай заварку! Пакетики я не покупаю – труха в них… Ой, не могу… Ужасно болят ноги, когда долго стою на одном месте. Туда, к холодильнику, не садитесь. Мое место…

Варенье было изумительно вкусным. Моя розетка опустела первой. Наташка хмыкнула:

– Торопишься получить удовольствие, пока не слетела с лестницы?

– Только после вас! – обиделась я. – Вместе – тоже ничего будет… Зинаида Львовна, – обратилась я к Фемиде, смакующей пенки. – Если не хотите – не рассказывайте нам ничего. Мы все поймем как надо. Речь идет о спасении человеческих жизней, но, возможно, мы просто ошибаемся. Хотя один человек, замешанный в эту историю, уже убит. – Я взглянула на Фемиду. Естественно, она слышала все, что я сказала, но виду не подала. По-прежнему была увлечена пенками. Похлопав глазами, я продолжила: – Много лет назад у вашей бывшей приятельницы Тамары Васильевны Рогачевой погиб муж – нечаянно выбросился из окна. Вы не могли бы…

– Почему вас это интересует?

– Так сразу и не скажешь, – поскребла я ложкой по пустой розетке. – Долго объяснять…

– Придется. – Зинаида Львовна отняла у меня розетку и добавила в нее варенья. Пришлось делать краткий доклад по поводу истинной причины нашей заинтересованности. Со ссылкой на странное окно, из которого до Андрея уже один человек выбросился… – Не выбросился! – Зинаида Львовна спокойно допивала чай, а мы в полном молчании наблюдали за этим действом. – Не выбросился, – повторила она с нажимом, глядя на нас поверх чашки. – И чья жизнь, считаете, в опасности? Тамаркина? В таком случае, это наказание свыше… – Мы вразнобой попытались убедить женщину, что как раз царице Тамаре ничего и не грозит. – Значит, вы считаете, что случай, произошедший не так давно с новоиспеченным мужем Тамаркиной невестки, совсем не несчастный? – На сей раз кивок и громкое «да!» были одновременным и дружным. – Хороша семейка! – Зинаида Львовна поставила свою чашку на стол и откинулась спиной к холодильнику – в пятиметровой кухне все свободное пространство было рассчитано до мелочей.

После следующих вопросов хозяйки, кому из-за всей этой истории угрожает опасность, а кому уже вообще ничего не угрожает, я поняла – инициатива из наших рук незаметно уплыла. Твердо решила исправить положение и брякнула: опасность угрожает нам – друзьям разбившегося Андрея Александровича. Знать бы еще почему? А покой погибшей Марии Павловны вообще решила не тревожить. Она свое отмучилась. Наталье мои аргументы, видимо, показались слабоватыми, а рассказ недостаточно красочен, и она понесла что-то свое, тоже нечто нелепое и в полной мере бестолковое. Я не выдержала и вмешалась. Ну зачем, мол, долго и нудно рассказывать о своих умозаключениях, когда они, возможно, сделаны без ума? Реакция на мои слова превзошла все ожидания. Наташка перестала по укоренившейся с детства привычке возить пустую чайную ложку по столу и с боевым воплем «фи-и-и-га себе!» залепила этой самой ложкой мне в лоб. Я вздрогнула и вскочила, с негодованием глядя на идиотку, разучившуюся понимать меня с полуслова. Не иначе как кизил на нее плохо подействовал. От намерения высказать Наташке в лицо все, что о ней думаю за последнюю минуту, меня удержал решительный поступок Фемиды. Не долго думая, она засветила в лоб подруге своей чайной ложкой и торопливо сказала:

– Девочки, вы квиты!.. Честно говоря, я ничего не поняла, но вы мне нравитесь. Еще лет десять назад ни с кем бы не стала обсуждать эту тему, ну что ж… Значит, судьба! И знаете, на чем себя только сейчас поймала: действительно, все со временем проходит… Любая боль притупляется… Со старостью приходит неодолимое желание пожить подольше. Эгоисткой становлюсь!

Зинаида Львовна рассказывала, а мы слушали разинув рот, и видели ее молодой симпатичной женщиной, работающей гримершей в престижном московском театре, куда ее пристроила та самая старшая двоюродная сестра, ныне – Тонька-дура, прославившаяся исполнением трагических ролей, несчетным количеством поклонников и нежным вниманием главного режиссера-постановщика. Туда же по протекции сестры хорошенькая Зиночка протащила едва знакомую ей по дому Репьеву Тамарку, закончившую профтехучилище по специальности «швея-мотористка» какого-то там разряда. Тамарка была на шесть лет старше, успела выйти замуж и через полгода после замужества овдоветь – несчастный случай на отдыхе в Крыму! У мужа Владимира оказалось слабое сердце, отреагировавшее остановкой на ялтинскую жару, людское перенаселение и морские купания. Сердечная недостаточность дала себя знать прямо в море… Свекровь Тамарки пережила известие о гибели сына всего на один день. А свекор умер еще за два года до свадьбы сына. Так Тамарка осталась в трехкомнатной квартире со старенькой бабушкой мужа. Закаленная трудностями довоенной, военной и послевоенной жизни, старушка оказалась на удивление крепкой и разумной. Тамарка, выскочившая замуж в основном из-за желания навсегда покинуть двадцатиметровую комнату в коммунальной квартире на Цветном бульваре, где барствовало десять семей, после смерти Владимира стала испытывать к нему искреннюю признательность, граничащую с обожанием. Тепло отзывалась и о свекрови. К бабушке мужа вообще привязалась, как к родной. Иногда Тамарочке снился сон о том, что она вернулась в свою коммуналку. Просыпалась в холодном поту. Ее семью, состоявшую из четырех человек – матери с отцом, брата и самой Тамарки, упорно не ставили на очередь для улучшения жилищных условий, то бишь – на получение отдельной квартиры. Общий метраж комнаты составлял девятнадцать метров девяносто пять сантиметров. Недостающие пять сантиметров до нормы (пять метров на человека) райжилотдел во внимание принимать не хотел. Родители вели долгую и бесполезную тяжбу со всякими высокими инстанциями, а Тамарка строго по графику дежурств и по неделе за каждого члена семьи целый месяц ежедневно мыла туалет, кухню, а по субботам и длинный коридор, по которому катались на трехколесных велосипедах соседские дети. Сдача дежурства следующей семье производилась комиссионно с претензиями и устранением всех недостатков, обнаруженных придирчивыми сменщиками.

Предстоящему замужеству дочери родители обрадовались, рассчитывая, что будущий супруг непременно пропишется к ним и вопрос с постановкой на учет для получения квартиры будет решен. Но Тамарка, сменив свою фамилию на фамилию мужа, тут же выписалась из коммуналки и прописалась к супругу. Такого предательства родная семья ей так и не простила.

Похоронив бабушку, Тамарка осталась одна. В трехкомнатной квартире вечерами было жутковато. И она надумала сдать одну из комнат какой-нибудь студентке. С просьбой найти подходящую скромную девчушку обращалась только к хорошо знакомым людям, но безуспешно.

Судьба свела Зинаиду и Тамару случайно летним вечером почти у дома. Какую-то отчаянную шавку, очевидно, не устроил цвет Зиночкиного нового костюма – «слоновая кость», и она тяпнула ее за юбку, выдрав приличный клок. А осуществив эту подлянку, мигом усвистала, сверкая всеми четырьмя пятками. Тамарка, пожалев девушку, заливавшуюся злыми горючими слезами, притащила ее к себе и искусно заделала клок аппликацией. Зиночке пришлось признать, что у Тамарки золотые руки, а шавка сделала доброе дело, поскольку костюмчик с аппликацией заиграл.

Пока шли ремонтные работы и Зиночка в одной комбинации, поджав под себя ноги, удобно устроилась на тахте, Тамара рассказывала, что с детства у нее было два развлечения – придумывать и шить из лоскутков самодельным куклам замысловатые наряды, а потом с помощью этих невероятных красавиц устраивать брату домашние спектакли. Повзрослев, Тамара серьезно увлеклась историей костюма, но на поступление в институт рассчитывать не приходилось. По основным предметам – еле-еле тянула на трояки. Пришлось ограничиться профтех – училищем и нудной бесперспективной работой на швейной фабрике.

С этой минуты Зиночка взяла Тамару под свое покровительство. В очередной раз прибегнув к помощи сестры, устроила новоиспеченную приятельницу в театр, где Тамара после небольшого испытательного срока стала работать сначала на вакантной должности уборщицы, потом костюмерши, а попутно и обшивать почти всех актрис театра. Одновременно добровольным путем было нарушено и ее одиночество. По просьбе председателя профкома театра и рекомендации Зиночкиной сестры она поселила в бывшей комнате родителей покойного Владимира молодого актера Рогачева Илью Ростиславовича, ранее работавшего в одном из провинциальных театров. Поговаривали, что своим переводом в Москву он был обязан жене директора театра, которой приходился каким-то родственником или родственником знакомых… Илья имел типичную внешность героя-любовника, веселый нрав и кучу любовниц – внешность обязывала. А вот чего почти никогда не имел – так это денег. Они как-то не приживались в его карманах. По общему мнению актерской труппы, талантами он не блистал. Но это мнение в корне отличалось от мнения руководства театра и его собственного. А на то, что думают по данному поводу другие актеры, – ему дела не было. Легкий характер и доброта позволяли Илье прощать обидчикам все злопыхательства, особо об этом не задумываясь.

Тамарка влюбилась в него безоглядно. Он не возражал. А с чего бы возражать, если Илья фактически сидел на ее шее, при этом оставаясь совершенно независимым человеком. Прозрение наступило примерно через год, когда Тамарочка потребовала узаконить их фактические супружеские отношения. К этому, в первую очередь, обязывала беременность. Илья попробовал отшутиться – шуток не приняли. Попробовал улизнуть к обожающей его поклоннице, с которой недавно познакомился, – та оказалась слегка замужем. Супруг был официальным, при большой должности и не менее больших деньгах и льготах. Так что герой-любовник получил от ворот поворот.

Тогда Илья пошел на конфронтацию и устроил Тамаре скандал. Цель – доказать: влюбленная идиотка во всем виновата сама. Нечего было вешаться безотказному мужчине на шею. Но переиграл сам себя. На следующий день по окончании репетиции его вызвали к руководству, где сидели пожилая актриса, председатель профкома, и не очень старый актер – парторг театра. Разговор был недолгим. В основном о порядочности, ответственности за судьбы других людей, о необходимости остепениться… Илья попробовал мягко объяснить, что у него с Тамарой Васильевной нет ничего общего. «А ребенок?!» – возмущенно воскликнула пожилая актриса, нервно расправляя воротничок сшитого Тамарой нового платья… И Илья сдался. Тем более что парторг серьезно дал понять, что такие непорядочные кадры трудовому коллективу театра не нужны. Кажется, его жене Тамара недавно переделывала летнее пальто.

Свадьбы не было. Супругов Рогачевых зарегистрировали в районном отделе ЗАГСа за пять минут. С этого времени Илья полностью утратил свободу, не переставая удивляться, как это он раньше не разглядел таившуюся в поведении заботливой Тамарочки опасность. Не иначе как в силу врожденной легкомысленности. Жена на деле оказалась властной и решительной женщиной, и в короткое время скрутила его в бараний рог. Вместе со свободой Илья потерял и себя самого. Как-то разом сдулся, словно надувной шарик, из которого вышел воздух. Но считалось, что он посерьезнел. Несколько раз уезжал к родителям, куда-то под Куйбышев, но поддержки не находил. Отец и мать были глубоко обижены – сын не соизволил даже сообщить им о своей женитьбе и рождении внука. А раз женился, так с женой и живи. Тамара – женщина неплохая, в том смысле, что бывают и хуже. Во всяком случае, она не сразу намекнула, что их единственный визит в Москву на три дня слишком длителен. Успели сумки распаковать. В последний наезд к родителям Илья твердо решил остаться дома. Даже прислал в театр заявление об увольнении. Но с помощью Тамары администрация заявлению хода не дала. Через месяц, не вынеся тягот провинциальной жизни в небольшом родительском доме и постоянных упреков родителей, Илья униженно вернулся обратно. Тамара поняла – муж сломлен окончательно и наконец смирился с судьбой. Тайком она продолжала им любоваться, давно простила ему все выкрутасы, старательно ухаживала, но делала это с гордым и обиженным видом.

Рождение сына Володеньки (так Тамара решила увековечить имя первого мужа, вытащившего ее из коммуналки) не прибавило тепла в отношениях супругов Рогачевых. Илья был абсолютно равнодушен к ребенку. Более того, нервничал и раздражался, когда малыш капризничал. Часто срывался, что не имеет возможности репетировать и, хлопнув дверью, уходил из дома. Но постепенно привык к сыну, не признаваясь себе, тихо радовался его взрослению, но в отношениях с ним соблюдал некую дистанцию. Боялся, что мальчик окончательно смирит его с ненавистной женой. Жили тускло, безрадостно. А Тамаре казалось – спокойно и основательно. Четырнадцать лет такой беспросветной жизни давно бы заставили другую женщину пожалеть о том, что когда-то сама обрекла себя на мучения. Но не Тамару. Наперекор себе и окружающим она считала, что в ее семейной жизни все в порядке. И без конца твердила об этом Илье.

Ушел он неожиданно. За день до этого был веселым и хлопотливым. Тамара подозрительно следила за ним, привычно тщательно проверила все карманы, но ничего криминального не нашла. Объяснение ждало ее утром – на кухонном столе лежали ключи от квартиры и короткая записка: «Не ищи – не вернусь».

Зинаида Львовна не хотела выступать арбитром в отношениях Рогачевых, но Илья каждый раз бегал к ней за советами. В том числе тогда, когда решался вопрос о переходе в другой театр. И она не могла не заметить, что подруга собственными руками разрушила семью. Илья очень изменился. Внешне – импозантный сорокалетний мужчина. Тщательно и аккуратно одет, с красивым лицом и удивительно идущей ему ранней проседью в темных волосах. Внутренне – полностью сломленный человек. Потом, после ухода от Тамары, он ожил, обрел некую уверенность в себе. С Зиночкой, несмотря на то что она была гостьей из прошлого, охотно продолжал общаться. Как со старым другом. Зинаида Львовна, чувствуя себя виноватой перед подругой, конечно же высказала ему со всей прямотой все, что думала по поводу брошенных им жены и сына. Он рассердился и выдал историю своей семейной жизни в неожиданном для Зиночки ракурсе. Так получилось, что она пожалела Илью больше, чем подругу. И он это понял. Ей не было интересно, где и с кем он живет. Неоднократно Илья намекал Зиночке, что они могли бы стать прекрасной парой. Скорее всего был прав. Зиночка влюбилась в него с момента его появления в театре. Но пойти на предательство по отношению к подруге!..

Женщина убедила себя в том, что обязана содействовать восстановлению семьи. На самом деле ей просто хотелось увидеть Илью хотя бы еще один раз. Они встречались, но чисто по-дружески. К приятному удивлению Зинаиды Львовны, Илья оказался не таким ловеласом, каким ей казался ранее. Впрочем, знала она его только по старым разноречивым отзывам бывших сослуживцев да самой Тамарки. После замужества подруга ни разу не пригласила ее в гости. Оберегала мужа от верного соблазна. Зиночка была очень красива и умна. Закончив вечернее отделение института, со временем стала работать косметологом. Легко находила язык с людьми. В глубине души Тамара не могла ей не завидовать.

Зинаида сделала выводы, что Илья, в сущности, глубоко несчастный человек, при этом – добрый и заботливый. От бывшей легкомысленности не осталось и следа.

Зинаида Львовна очень терзалась, что не может прямо смотреть в глаза бывшей приятельнице, хотя и не была перед ней ни в чем виновата. Разве только за пустые мечты. Нельзя же винить себя за то, что Тамарка – кузнец собственного несчастья и несчастья Ильи. Сломала жизнь мужу, изуродовала детство сыну. Выход для себя Зинаида видела только в одном – совсем отказаться от дружеских встреч с Ильей. Да только не было сил. Возможно, она и решилась бы на это со временем, но воспротивился сам Илья, к тому времени проживавший в одиночестве на съемной квартире. Порядочная Зинаида всегда лучилась такой радостной энергией, так легко и с юмором переступала через мелкие обиды и неприятности, что невольно пробудила в нем стремление к счастью. А оно, как ему казалось, заключалось только в совместной жизни с Зиночкой. Во всяком случае, так он постоянно говорил. Но стоило ей подумать о Тамаре, и она сразу приходила в себя. А Илья окончательно решился официально оформить развод с надеждой на то, что Зиночка хоть когда-нибудь все-таки даст согласие скрепить дружеские отношения брачным союзом.

С этой целью Илья однажды и позвонил Тамаре. Она пыталась скрыть радость, когда услышала его «здравствуй!», но не смогла. Зиночка видела, как у него неожиданно вытянулась, а затем недовольно сморщилась физиономия. По телефону разговора не получилось. Пришлось ему ехать к почти бывшей жене для окончательного решения вопроса. И Илья был поражен той ненавистью, которую увидел в глазах сына. Понятное дело – любовь не купишь. Те деньги, что он регулярно посылал для него, мальчишка считал унизительными подачками. Он глухо попросил у Володьки прощения. За всю его жизнь, в которой была только тень отца, хотя следовало признать, сын оказался внешне очень похож на него. Ничего не сказав, Володька ушел в другую комнату, аккуратно закрыв за собой дверь.

А потом был спектакль, которого Илья не ожидал. Тамара, растеряв всю свою неприступность, закатила дикую истерику, обещая немедленно покончить с собой, с сыном и даже с шубой примадонны театра, доставленной для мелкого ремонта, если Илья решит подать на развод. Им нужно просто попробовать начать все сначала. У них общий ребенок. Все получится – она приложит все силы. И чем больше Тамара говорила, тем сильнее ему хотелось бежать из этого дома от нахлынувшего чувства брезгливости…

Договорились, что оба хорошо обдумают ситуацию и встретятся через день. Тамара дала ему его же ключ от квартиры, сославшись на то, что может задержаться. На самом деле ей хотелось заставить его прочувствовать возвращение в родной дом. Как и прежде, она заглядывала только в свою душу. А зачем заглядывать в чужую, если там все равно потемки? Против народной мудрости не попрешь!

После ухода Ильи Тамара позвонила Зинаиде и поделилась радостью – Илья возвращается. Заметив в голосе подруги растерянность и сомнение, самоуверенно заявила, что деваться ему некуда – развода не даст, из квартиры не выпустит. У нее уже готовы кое-какие факты, которые окончательно сломят его сопротивление. Понятное дело, завел на стороне какую-то шалаву. Так вот этой бабе – не жить. Выследит – и по стенке размажет. А она, Зиночка, должна ей помочь – ну, там, освежающие маски на лицо, модная косметика… Ей лучше знать, как из обезьяны сделать привлекательную женщину…

Зиночка попробовала возразить старой, как мир, истиной: «насильно мил не будешь», но Тамара пропустила ее мимо ушей. Первого мужа совсем не любила, так ничего – примирилась с этим обстоятельством. Зато когда умер – души в нем не чаяла. Значит, были в зачатке какие-то чувства! Любовь – понятие относительное. Долго не живет. А вот привычка – великая сила. И ее, царицу Тамару, Илье никто не заменит. Потому что только она исключение из правил – до сих пор считает его единственным мужчиной своей жизни.

Вторая встреча закончилась трагически. Сначала в квартире Рогачевых разразился дикий скандал. Тамара потом объясняла следователю, что причиной явилась измена блудного мужа, вернувшегося на коленях просить прощения и позволения остаться в семье. Оскорбленная в лучших чувствах, Тамара забрала сына и демонстративно покинула квартиру, чтобы муж в одиночестве хорошенько продумал свое решение о возврате. Они с Володей уехали в Парк культуры и о случившейся трагедии узнали только по возвращении. Тело Ильи с разбитой головой и сломанной шеей за три часа до этого момента увезли в морг. Следователь с оперативниками и понятыми без труда проникли в квартиру – дверь была открыта. Посторонних в квартире не оказалось. Случившееся квалифицировали как самоубийство.

Похоронив Илью, Тамара в течение года практически не снимала траур и перестала обращать внимание на окружающий мир. В том числе и на сына. Более того, он стал ее жутко раздражать своим сходством с покойным мужем.

Сын рос исключительно на ее нравоучениях. Уродовала его по своему усмотрению и в меру сил. После смерти отца пытавшийся вырваться из рук матери подросток связался с какой-то шпаной. Чудом ему удалось избежать уголовной ответственности за коллективные игры патлатых мальчиков в «казаков-разбойников» с не очень большой дороги, связанные с грабежом. В качестве убедительного аргумента, доказывающего серьезность намерений, жертве предъявлялся игрушечный пистолет, который в темноте да с испугу казался настоящим. Следствие тоже отказалось расценить пистолет в качестве безобидной игрушки, совершенно обоснованно полагая – раз потерпевшие не сомневались в подлинности огнестрельного оружия и считали угрозу для своей жизни реальной, то ночные развлечения шестнадцатилетних мальчиков следует квалифицировать как грабеж. Со всеми вытекающими отсюда для них неприятными последствиями.

В последнем эпизоде Володя не участвовал – подвернул ногу и сидел дома под патронажем любящей мамы. Попытка обогащения за счет экспроприации материальных ценностей, включая золотые украшения, а также деньги и дефицитную сырокопченую колбасу из сумки насмерть перепуганной заведующей продовольственного магазина, не имевшей возможности доехать на такси прямо до родного этажа, не удалась. Разбойнички были задержаны проезжавшим мимо нарядом милиции по горячим следам. Успели только поживиться двумя батонами плохо знакомой, но удивительно вкусной сырокопченой колбасы, и то доели не до конца. Остатки вместе с деньгами и ювелирными изделиями изъяла милиция, отразив в протоколе полное отсутствие дефицитной колбасы.

Следствию удалось раскрутить только три эпизода ночной жизнедеятельности деток. Два предыдущих эпизода хоть и прошли, казалось, безнаказанно, но особого навара не принесли: одиннадцать рублей и три копейки в одном случае и два рубля восемьдесят семь копеек плюс початая пачка сигарет в другом.

Комиссия по делам несовершеннолетних поставила Владимира на учет. Лучшим его другом до момента снятия с учета стала инспектор детской комнаты местного отделения милиции. А коллеги по незаконному бизнесу загремели в места не столь отдаленные на длительные сроки. Суд не принял во внимание их показания в части того, что роль организатора всех преступлений принадлежала Володеньке. Состав суда, очевидно, сделал вывод о попытке членов преступной группировки облегчить свое положение, свалив должностные обязанности организатора на Владимира, не подлежавшего привлечению к уголовной ответственности по возрасту. На день совершения второго преступления ему до четырнадцати лет не хватило трех дней. Вызванный в судебное заседание в качестве свидетеля Володя смотрел на судью и народных заседателей чистыми глазами на ангельски красивом личике и застенчиво рассказывал о своей совсем незаметной роли во всех преступлениях.

Зина после похорон Ильи тоже еле держалась, в душе радуясь тому, что бывшая подруга так и не узнала, что она почти решилась на предательство. Вот только в версию следствия в самоубийство Ильи не верила. И оказалась права. Как-то затащив к себе голодного Володьку и поревев от души, узнавая в нем любимые черты, до отвала накормила его разными дарами благодарных клиентов института косметологии. С тех пор он к ней зачастил, чему она была несказанно рада. Жизнь, несмотря на неоднократные предложения от мужчин руки и сердца, явно не сложилась. Теперь этот мальчишка скрашивал ее выходные дни. Она попыталась возобновить дружеские отношения и с Тамарой, но Володя неожиданно воспротивился. На вопрос «почему?» насупился, немного помолчал и вдруг брякнул: «Она убила отца!»

Тут Зинаида Львовна резко встала и отвернулась от нас, пряча слезы. Мы с Наташкой не решились на слова сочувствия. Эта женщина в них не нуждалась. Через минуту она справилась и с волнением и со слезами несколько отрешенным тоном продолжила рассказ:

– Илья якобы подошел к открытому окну – слегка нагнулся, чтобы глотнуть свежего воздуха – сказал, что ему невыносимо душно в квартире. Мать толкнула его в спину, он пошатнулся, и тогда она двумя руками резко дернула вверх его ноги… Мальчишка испугался и онемел. Понимаете, я сама стояла ни жива ни мертва. Слушала и не могла осмыслить признание. Молча прижала его к себе и гладила по мягким темным волосам. Он был таким беззащитным!.. Потом опомнилась и спросила, не вообразил ли Володя эту картину себе сам? Ведь в квартире милиция никого не обнаружила. Соседи-свидетели были уверены, что после падения Ильи из подъезда никто посторонний, а также члены его семьи, не выходил.

– Мы сразу же ушли в однокомнатную квартиру тети Милы, – ответил мальчик. – Она на все лето уехала в деревню, а матери оставила ключ, чтобы поливала цветы. У нее до вечера и сидели…

Зинаида Львовна никому и ничего об услышанном не рассказала. Просто вообще перестала общаться с Тамарой. Та, казалось, все поняла и тоже старалась обходить ее стороной. А вот с Володей Зинаида Львовна почти сроднилась. Так было вплоть до его случайной гибели в автокатастрофе. Кстати, его жена Нина, с которой у Володи отношения не заладились почти сразу после свадьбы, довольно спокойно переживала это обстоятельство. Володя женился на ней по настоянию матери. Та постоянно внушала ему: не важно, кого любишь ты, важно, что любят тебя. И он никого, пожалуй, не любил, кроме дочери, в свою очередь, души не чаявшей в отце. Сказывался собственный печальный опыт почти безотцовщины.

Тамара после похорон сына замкнулась окончательно, приняв некий горенепроницаемый вид. Зато неожиданно для всех стала тщательно одеваться и следить за своей внешностью. Лично для себя. Вот и вся нехитрая история. И если, мол, мы хотим знать личное мнение Зинаиды Львовны, то царица Тамара вполне могла организовать внеплановый полет на землю второго мужа Нины. Опыт есть. А мужиков рядом с собой она вообще не терпит.

Рассказ был закончен, чай выпит, варенье съедено. Мы долго извинялись за невольный экскурс в печальное прошлое. Но Зинаида Львовна от наших извинений отмахнулась:

– Это прошлое всегда со мной. Запишите мой номер телефона, вдруг что-нибудь захотите уточнить. – Пока я старательно записывала, Наташка оставила женщине номер своего мобильника, попросив позвонить, если ей станет известно что-нибудь еще. Или просто захочется поделиться кизиловым вареньем.

5

Уходили мы от Зинаиды Львовны морально раздавленными. До такой степени, что забыли, с кем и на чем приехали. Проходя мимо своей новой машины, Наташка со злостью заметила:

– Наставили тут иномарок, блин! Надо же! Чуть не впритык к лавочке – в тенек лезут, прохиндеи! Старикам и пристроиться негде.

Так бы и прошли мимо, если бы не возмущенный вопль засидевшихся в ожидании нашего возвращения девчонок.

– Мы уже собирались ОМОН вызывать, – поделилась Настя. – Думали, вас в шкаф запихали и держат под прицелом автомата. Больше часа заседали! – Аленка, окончательно раскиснув от жары, страдальчески молчала.

Искренние раскаяния заставили наведаться в ближайшее кафе с намерением посидеть в прохладе, навеянной кондиционерами, и угостить девчонок пирожными. Забыли, что аппетит приходит во время еды. Поэтому пирожные заедали сначала пиццей, потом отбивными. После кафе решили ехать прямо на дачу – навалилась усталость от еды и впечатлений. Не иначе как по этой причине Наташка немного забылась и прирулила прямо к нашему семнадцатиэтажному дому, который мы долго изучали, не в силах сообразить, откуда он неожиданно нарисовался на нашем пути.

– Что-то меня заклинило на том, что надо вывести на прогулку собаку, – оправдывалась она. – Малек перепутала временное место жительства.

Первой опомнилась Алена:

– Моя кошка, наверное, уже обрыдалась без меня. Все глаза проглядела. Мы забыли купить ей сухой корм.

Через пару секунд стало ясно, что глаза проглядела не только Элька.

– Настя? Ты же на даче у Алены! – прозвучал знакомый голос, и я поняла, что сегодня уже слышала эти слова. Прямо перед Настей, наполовину вылезшей из машины, чтобы потрогать стены родного дома и убедиться, что это не мираж, держа Ульку за ошейник, согнувшись, стояла ее мама. Маму Настя и потрогала.

– Мам, ты что, вообще сегодня домой не уходила? – ответила Настена вопросом на вопрос и заторопилась: – Ну ладно, мамуль, мы поехали – все никак до дачи не доберемся. Ремонт путей сообщения – шпалы меняют. – Растерянная Татьяна так и осталась стоять с поводком в руке, упустив из виду собаку, рванувшую на свободе к приятелям через дорогу. Мы с дочерью успели широко ей улыбнуться, а Наташка даже извиниться за то, что очень торопимся.

На дачу прикатили ровно за полчаса до момента возвращения Димки, успев купить «Вискас» и заправиться бензином. Муж был в благодушном настроении и, чмокнув меня в щеку, ласково поинтересовался, не надоело ли маяться от безделья?

– Нет, – серьезно ответила я. – Всего-то пять минут маюсь, – и тут же прикусила язык.

Как всегда, на помощь пришла свекровь, сообщившая, что я, бедная, день-деньской занималась влажной уборкой помещений. Краска стыда залила физиономию, и я поспешила нагнуться, стряхивая с босых ног непонятно что. Судя по словам бабули, я должна была уже протереть пол до дыр.

– Пылью покрылась? – улыбаясь, спросил Димка, и я решила не спорить: пылью так пылью. Хоть мхом, лишь бы пристально не смотрел в мою сторону. Но он уже и не смотрел – мимо нашего дома к Наташкиным воротам лихо подкатила «Ставрида», на нее всеобщее внимание и переключилось.

– О! – восхитился Димка. – Натальин «скейт» возвернулся! Неужели покинул новую благоустроенную ракушку ради встречи с бывшей хозяйкой?

Мы с девчонками вскочили и медленно направились к калитке, с открытыми ртами наблюдая за дальнейшими событиями. Из машины неторопливо вылез Борис, приветственно помахал нам рукой и пошел открывать ворота. С обратной стороны, повизгивая и перебирая лапами от нетерпения, преданно улыбалась Денька. Пока Борис возился с замком, Деньке надоело изображать радость встречи. Решив, что мероприятие слегка затянулось, она сбегала к красавице «Шкоде» и легкомысленно помочилась на правое заднее колесо. Явно демонстрировала ей свое пренебрежение.

С крыльца выплыла Наталья. Вернее, попыталась выплыть – это удалось только в самом начале. Дальше она уставилась на свою боевую подругу и автоматически шагнула через две ступеньки… Валяясь в ногах у собственной собаки и отплевываясь от нее, радостно облизывающей ей физиономию, Наташка ругала нехорошими словами изысканные издевательства мужа, безжалостно рвущего струны ее нежной души краткосрочным свиданием с родной машиной.

Борис наконец бросил возиться с замком, оказавшимся просто-напросто открытым, и предложил жене для начала твердо встать на ноги. Не надо до такой степени истязать себя благодарностью. За верную службу «Ставриду» решено оставить на вечную стоянку в гараже на даче. Время от времени, чтобы не заржавела, использовать ее для выездов на рыбалку. Все!!!

Наталья наконец собралась в единое целое, только тапки валялись по разные стороны дорожки и пуговица от шорт неизвестно где.

– Я что-то не поняла, – отряхиваясь, спросила она, – где у нас гараж для твоей вечной стоянки?

– Так построим! – бодро ответил Борис. – Как только Лешка вернется – так сразу…

Страницы: «« 12345678 »»

Читать бесплатно другие книги:

Рассмотрены проблемы оценки качества результатов обучения при аттестации студентов в контексте компе...
Перед вами том «Искусство», в котором содержится около 1000 статей, посвящённых историческому развит...
Участникам рынка важно формировать стратегию ценообразования фирмы, учитывая действия конкурентов по...
Кого выбрала Россия в президенты в 2008 году? Кто и как подготовил и провел самую масштабную кадрову...
Данная шпаргалка предназначена для школьников, абитуриентов. В шпаргалку входят готовые сочинения на...
В предлагаемом издании комплексно и детально освещается сфера гостиничного бизнеса, дается историчес...