Псы, стерегущие мир Игнатушин Алексей
– Перестань, – поморщился Лют.
Нежелан шагнул вперед, в глазах стыла горечь.
– Оставь, Лют, Буслай верно говорит, из-за меня, – сказал бедовик глухо. – Давно пора уйти на тот свет.
Нежелан поднял глаза, подозрительно влажные, сказал твердо:
– Руби, Буслай, а ты, Лют, не мешай.
Лют замер, только кончик меча подрагивал. Буслай смерил бедовика тяжелым взглядом, часто задышал, нагнетая ярость, топор взмыл над опущенной головой.
Нежелан зажмурился, сердце суматошно билось, как птица в клетке, шум крови в ушах заглушил звуки. В плечо уткнулся кулак, бедовик вздрогнул, судорога скрутила живот. Сейчас сознание пересечет полоса боли.
Нежелан с опаской разлепил глаза, наткнулся на невеселую усмешку Люта. Спина Буслая находилась в нескольких шагах. Гридень, отчаянно ругаясь, шагал к распростертому Савке.
Лют скривил губы, Нежелан пошатнулся от дружеского хлопка по плечу, витязь сказал ободряюще:
– Не переживай. Ты тут ни при чем.
Бедовик мотнул головой, ему ли не знать, что с детства притягивал несчастья. Краем глаза заметил движение, слова застряли в горле. Лют глянул в сторону. Склонившийся над Савкой Буслай обернулся на удивленный возглас.
Белый всадник пошевелился, из правого кулака вырвался сноп пшеничного света. Синие, как небо, глаза распахнулись. Белый воин поднялся, Лют застыл в паре шагов с поднятым мечом. Нежелан медленно пятился.
Воин сверкнул очами, махнул шуйцей, на траву с треском упал оперенный обломок стрелы. Буслай остановился от неожиданности: граненый наконечник вылезал из спины, теснимый зарастающей плотью. Черепа оживленно защелкали челюстями, будто мальчишки при виде драки.
Воин уставился на застывшего витязя. Лют похолодел, клинок встал в защитную позицию. Буслай зашел со спины, с дрожью увидел, как сплетаются пробитые кольца, а с одежды беляка исчезают остатки голубой крови.
Молочный конь ожил, с диким ржанием привстал на колени. Гором злобно всхрапнул, кинулся к сопернику. Белый лоб отозвался могучим гулом, Лют невольно поежился, молочный жеребец без звука рухнул на бок.
Белый воин замер от неожиданности, Гором злорадно оскалился, очи полыхнули багровым огнем. Лют воспользовался замешательством, меч рассек утренний воздух, с грозной песней устремился к горлу. Руку тряхнуло, черен едва не сломал пальцы, полоса света отбила удар, зависла над головой витязя.
– Йэх!
Топор с треском отделил белую руку от плеча, воин вскрикнул, изо рта вырвался язык пламени. Буслай встретился с бешеными глазами супротивника, топор с лязгом скрестился с желтым мечом. Гридень глянул на Люта с занесенным мечом, хищно оскалился.
Лют на миг застыл, неловко бить в спину, пересилил себя, лезвие пошло вниз. Перед глазами мелькнуло, скулу сотряс удар, белая спина раздвоилась. Небо оказалось перед глазами, земля влажной ладонью подперла затылок.
Буслай только и смог рот открыть, отрубленная рука подлетела к гридню, мощный удар отправил в забытье. Топор, кувыркаясь, упал в стороне.
Воин повернулся к ошарашенному Люту, рука приросла бесследно. Нежелан ахнул, когда полоса света раздвоилась, в руках белого воина появилось по мечу. Гором настороженно фыркнул, копыто в нерешительности пробило землю. Белый воин едко ухмыльнулся.
Над Лютом нависло белое лицо, витязь невольно отшатнулся, показалось, что посыплется мука. Желтая полоса застыла у горла. Белый воин усмехнулся зло, Люта разобрала ярость, черен меча заскрипел в ладони – он умрет достойно!
Белый воин отвел локоть, диковинное лезвие должно легко пробить горло, как луч света утренний туман. Гором отчаянно вскрикнул. Влажно треснуло, в лицо Люта брызнуло липким, в рот попала едкая капля, вслепую отмахнулся мечом.
Нежелан онемел от удивления: вместо могучего воина над упавшим витязем стояли ноги с разорванной поясницей. Тулово отлетело на десяток шагов, заросли травы примяла отскочившая голова. Мечи погасли, на земле дымили выжженные полосы. Небо враз потемнело, будто наступил вечер. В траву тяжело упал испачканный молот размером с наковальню. Гором заржал радостно, едва не затоптал Стрыя.
Воевода ласково похлопал коня по шее, взъерошил угольную гриву – диво, как пальцы не пачкаются, – в руке пухлый мешок, куда можно при желании запихать Буслая с Нежеланом. На Люта уставились темные глаза с хорошо упрятанным беспокойством.
– Живой, – заметил Стрый без особой радости. У витязя сразу пропало чувство благодарности. – Глянь – что с тем олухом?
Лют поднялся, неловко задел стоящие ноги. Конечности упали, лохмотья плоти голубого цвета сочились белой сукровицей.
– А этот… – промямлил Лют. – Он разок ожил, вдруг опять?
Стрый небрежно отмахнулся, конь фыркнул, пошел вслед за воеводой. Могучан сказал на ходу:
– Оживет не скоро, на следующий день, главное, чтобы вчерашние знакомцы не появились.
– А кто они?
Воевода подошел к молоту, мешок упал наземь, оружие легко оторвалось от земли, с болванки тягуче стекали потоки крови и мясная каша.
– Слуги Ягйнишны. У нее много слуг, – добавил воевода.
– А?..
– Сбежала, не вернется, – ответил воевода, подходя к молочному коню.
Лют вздрогнул от страшного треска, белоснежная голова лопнула, как перезрелая тыква, утонула в земле. Тело лошади дрогнуло зыбью, выцвело до прозрачности, на месте коня осталась лишь примятая трава. Нежелан подошел, глянул с любопытством, глаза расширились. Лют поискал взглядом белого воина, но тот исчез, в небе громыхнуло сердито.
Воевода подошел к оставленному мешку, молот рухнул наземь, Люта ожег взгляд.
– Что стоишь? Поднимай Буську, похороните отроков, у нас путь дальний.
Витязь тряхнул льняными вихрами. Стрый раскрыл горловину мешка. Гором заглянул через плечо, фыркнул одобрительно. Лют остановился. Воевода, не отрываясь от поживы, буркнул:
– Чего еще?
Лют беспомощно развел руками, рот мучительно скривился.
– Стрый, почему?
Воевода поднял голову, бесстрастно выдержал взгляд витязя.
– Она живет по другим законам, – сказал Стрый непривычно мягко. – Люди леса ей поклонялись, а на обычаи землепашцев ей начхать. Так что не попрекай хлебом-солью – без толку.
Лют понуро выслушал нехитрый ответ. Воевода вновь уткнулся в мешок, а когда глянул на витязя, тот приводил Буслая в чувство.
Нежелан осторожно приблизился. Стрый оскалился, приглашающе мотнул головой. Из мешка на траву хлынули различные предметы: травы, костяные обереги, камни, одежда, морщинистый шар.
Бедовик отшатнулся от злобной ухмылки мертвой головы. Стрый с усмешкой поднял за остатки волос, вгляделся во вращающиеся глаза. Рот головы непрерывно раскрывался, но, кроме шипения, других звуков не было.
– Хорошая вещь, – сказал воевода почему-то коню.
Гором скосил багровый глаз, согласно тряхнул гривой. Нежелан поглядел на громадного воина с опаской. Стрый тем временем перебирал травы, бормоча под нос:
– Так, это без толку, это тоже, вот, от живота пригодится. А это что, тирлич?
Гором кивнул, фыркнул одобрительно, бедовик едва подавил крик изумления. До сей поры единственной странностью коня он считал непомерную величину и красные глаза, а тут оказывается, что животное понимает человечью речь и в травах разбирается.
Воевода отложил голову и связку свежей травы – корни запачканы влажной землей, – Гором продолжил советовать, что брать, а чему улететь в кусты. Нежелан затосковал, но воевода как почуял, на миг оторвался от оберегов, буркнул:
– Собери коней, вьючного подгони сюда.
– Да, воевода.
Бедовик, обрадованный, что может совершить полезное дело, направился к разбежавшимся коням. Стрый уткнулся в бабкины вещи.
Буслай разлепил глаза, звон в голове рассеялся. Лют с мрачным лицом подал руку, гридень оперся, сел на траву, ошалело крутя головой.
– О, Стрый! Никогда бы не подумал, что буду так рад тебя видеть. А где этот? Где топор?!
Лют выставил руки:
– Тише ты! Не ори. Ворога Стрый бабкиным молотом расплескал, нечистый в воздухе растворился, а топор в траве валяется.
Стыд ошпарил голову. Буслай опустил глаза, с кряхтеньем поднялся: Лют вообще не ожидал удара, а меч не выпустил. Гридень прохромал до оружия, полянку огласил разочарованный возглас. Лют глянул на щербатое лезвие, усмехнулся. Меч пострадал меньше: пройтись ласково точильным камнем, и лезвие обретет начальный вид.
Стрый буркнул насмешливо:
– Что, сражаться нечем? Так возьми бабкин молоточек, мне без надобности.
Буслай нашарил взглядом заляпанный молот, глянул на воеводу неприязненно:
– Да мне не поднять!
Воевода пожал плечами:
– Как хошь, но я бы попробовал.
Буслай без охоты подошел к молоту, ладони едва сомкнулись на рукояти, осторожно потянул. Молот стремительно уменьшился, рука Буслая легко держала его на весу. Стрый наградил насмешливым взглядом, Буслай захлопнул рот, с нарочито каменным лицом повесил молот на пояс. Выщербленный топор остался лежать в траве.
Нежелан собрал лошадей, воевода обернулся на стук копыт, плечо бедовика перекосило от дружеского хлопка. Мешок со спины лошади переместился наземь.
Стрый распутал завязки, в горловине исчезла голова. Нежелан испытал облегчение, когда свирепо вращающиеся глаза скрылись, воевода стянул ремешки. В другой мешок заботливо уложил травы, разноцветные камушки, старую шапку на меху.
Гридни подошли к растерзанному Савке, лица скривились, но сил на большее не осталось, нежданная схватка опустошила. Лют запустил пятерню в бороду, спросил задумчиво:
– А как хоронить будем? В землю положим, так бабка из вредности в умрунов превратит или в упырей.
Буслай пожал плечами, взгляд застыл на безголовой туше волка, переместился на хмурое небо.
– Не знаю, придется готовить огненную краду.
Стрый уложил добычу в мешки, бедовик потянул поводья, лошадь вернулась в круг сородичей, воевода прогрохотал:
– Некогда лес валить, тут не больно топором помашешь. Положите их рядом.
Буслай принес волка, безголовое тело улеглось в лужу крови. Лют отвернулся, показалось, что вот-вот серая шерсть слезет клочьями, и взору предстанет человечье тело.
Витязь сплюнул в червивую яму, оставшуюся от избы. Стрый подошел к телам, брови мохнатыми валунами скрыли в глазах печаль. Лют выжидательно смотрел, как могучан распутывает мешочек на поясе. Утреннее солнце заиграло на неровных гранях кусочка красной смолы. Буслай глянул подозрительно, невольно попятился.
– Правильно, – кивнул воевода, – и ты, Лют, отойди, бабкины штучки опасны.
Витязь нехотя попятился. Нежелан со стороны наблюдал, как воевода кинул смолу на тела. Ярко полыхнуло, в уши ворвался рев могучего пламени. Лошади испуганно отшатнулись, в лица гридней ударил горячий кулак.
Буслай прикрылся ладонью, веки испуганно закрыли пересохшие глаза, к шуму огня добавился треск бровей. Люта повела в сторону широкая длань, лицо обдало прохладной струей, ноздри, высохшие от раскаленного воздуха, растопырились, как крылья орла.
Запахло паленым мясом, шерстью. Стрый нахмурился, огонь загустел, тела Савки и обращенного Ждана мелькнули в желтых складках, пропали. Пламя отбушевало мгновение и скрылось в земле, как клинок в ножнах.
Нежелан потрясенно уставился на угольную корку без следов павших. Воздух над пепелищем помутнел, деревья сквозь него виделись кривыми.
Стрый хмуро глянул на мрачные лица гридней. Гором положил воеводе голову на плечо, багрец конских глаз потух.
– Шевелитесь, – наказал воевода. – Мы обидели Хозяйку леса, пора убираться из ее владений.
Буслай молча подошел к коню, седло под ним скрипнуло, копыта мягко простучали по траве. Лют вскочил на коня, в глаза бросились два пустых седла. Кони вяло прядали ушами.
Растерянный Нежелан сжимал поводья, не понимая, что делать с пятью животными. Витязь подъехал к бедовику, перехватил повод, лошадь Ждана фыркнула, пошла за новым хозяином.
Стрый неспешно взобрался на Горома. Нежелан вздрогнул от сердитого рыка:
– Что стоишь? Одного коня отдай Буське и быстрее лезь в седло, а то здесь оставим.
Буслай с мрачным лицом взял повод, нарочито не глядя на бедовика. Нежелан сглотнул ком от обиды и неуклюже забрался в седло.
Черепа на тыне настороженно проводили пустыми взглядами людские спины, отряд исчез за стеной леса. Поляна, обезображенная кострищем, выжидательно затихла.
Глава четырнадцатая
С вершины холма город кажется игрушкой, сложенной из соломин. Острый глаз различает темные точки людей, похожие на муравьев. Ветер гонит волну по высокой траве, упругие стебли щекочут лошадиные брюха, всадники успокаивают животных.
Шергай с брезгливым прищуром рассматривает укрепленный город – первое в походе серьезное препятствие. Город вписан в излучину реки, крутые обрывы надежно защищают от атак с воды. Ров с холма кажется ниткой, опоясавшей деревянные стены, защитный вал скалится зубьями частокола.
Маг прикрывает слезящиеся от солнца глаза, в темноте проявляются укрепления, будто смотрит на них с близкого расстояния. Старческие губы раздвигает усмешка: бревна издали кажутся несокрушимыми, но на деле стены давно не подправляли, в стройном ряду частокола частые щербины, бревна темные, сухие, в жаркое лето заполыхают от одной зажигательной стрелы.
Маг волевым усилием направляет степного орла в центр города. Могучая птица, взмахнув крыльями, снижается.
Круглый глаз бесстрастно осматривает опустевшие улицы. У княжьего терема людская запруда, площадь блестит, словно вода, напоенная солнцем.
Шергай заставляет птицу кружить, площадь перед внутренним взором вертится, всплывают мутные лица бородатых воинов в кольчугах, при оружии.
Мелькает яркое пятно княжеского плаща, маг вглядывается в дородного мужа с бородой, густо беленной седыми нитями. Лицо князя на миг проглядывает четко, заливается слепящим светом. Шергай досадливо дергает головой. Оружные витязи с удивлением поднимают головы на сердитый клекот удаляющегося орла.
Маг, не разрывая связи с птицей, направляет орла прочь от города, всадники на холме оглядываются на сердитое шипение старика в парчовом халате. Птица минует стену, мелькает крыша деревянной башни-вежи. Стрелок высовывает голову на шум могучих крыльев, в жилистых руках появляется лук.
Шергай усмехается: орел легко уклоняется от просвистевшей смерти, описывает полукруг, в птичьем взгляде отражается презрение. Орел снисходительно смотрит на вежи, что стоят по углам стен, да две возвышаются над воротами с прибитым черепом оленя.
Укрепления выдаются из стены, словно швы с изнанки одежи. В бойницах проглядывают стрельцы: на лицах азарт, тетивы оттянуты за ухо.
Маг не хочет рисковать ценной птицей, махи крыльев превращают орла для людских глаз в темную точку, что движется к дальнему холму.
Алтын мельком глядит на хищный клюв, в лицо бьет порыв ветра, хлопанье крыльев заставляет лошадей попятиться. Кинжальные когти, способные раздробить камень, сжимаются на предплечье в парче. Маг, ловким движением пригладив птичью голову, натягивает непроницаемый колпак. Орел застывает.
Воин по правую руку Алтына морщится недовольно:
– Что узнал, Шергай?
Маг коротко кивает, отвечает смиренно:
– Доблестный Сомчей, крепость не представляет опасности. Эти люди слишком беспечны, они даже не разрушили въездной мост, намереваются биться в чистом поле.
Сомчей вяло слушает, на смуглом лице застыла маска недовольства и скуки – правую руку Повелителя поход не интересует. Зато воин слева от Повелителя говорит с жаром:
– Что ж, в доблести им не откажешь. Это хорошо, убивать трусов удовольствия нет. Повелитель, предлагаю немедля напасть!
Сомчей холодно глядит на горячую голову, в темных глазах блещет злость.
– Али-Шер, уйми пыл до ночи, когда в твой шатер придут девы. Нужно дождаться подхода основных сил, с сотней воинов такой город взять трудно.
Военачальник наливается темной кровью. Сомчей спокойно принимает взгляд, полный угрозы, при виде растопыренных ноздрей Али-Шера едко улыбается.
Шергай вставляет осторожно:
– Повелитель, совет доблестного Сомчея разумен. Наш отряд неплохо справился с разорением окрестных сел, но в городе много воинов и колдуны искуснее.
Алтын с усмешкой смотрит на потемневшее лицо мага, орел на руке старика ворочается, глухо клекочет.
Взгляд Повелителя перемещается на двух всадников, стоящих позади. Сомчей, облив их презрением, отворачивается, горячий Али-Шер нарочито тянется к сабле. Но лица воинов бесстрастны.
Маг с любопытством оглядывает наемников, что обошлись Алтыну по мешку золота. Один с изжелта-белыми волосами, половец, в кольчуге мелкого плетения, за плечом торчит рукоять меча, голубые глаза пусты, тщательно прячут мысль, как и у соратника – смуглого, как воин степи, с волосами цвета плодородной земли, солнце поблескивает на пластинах панциря-ярыка, а вооружен диковинно – копьем с широким наконечником.
Алтын глядит на половца:
– Что скажешь?
Наемник разлепляет губы, военачальники деланно дергаются при звуках голоса.
– Ударим сейчас – к вечеру отметим победу.
Сомчей кисло глядит на кольчугу половца – презренный наемник не снимает ее даже во сне, как и второй – ярык: не иначе опасаются за шкуры, потому и парятся на солнцепеке.
Взгляд Повелителя упирается в черноволосого.
– Ты как думаешь?
В неживых глазах мелькает проблеск насмешки, но копьеносец сдерживается, бесстрастный ответ вплетается в шум травы.
– Надо атаковать.
Али-Шер уничижительно смотрит на ничтожество, что сражается за деньги, но в глубине глаз мелькает одобрение. Сомчей хмуро советует Повелителю дождаться кочевых орд, дабы смести крепость, как горсть пыли.
– Нет, Сомчей, – отвечает Алтын жестко. – Али-Шер прав, нечего бояться кучки лесных дикарей, что думают отсидеться за хлипкими стенами. Сила Степи в ярой крови, текущей в наших жилах. Отборная сотня стоит тысячи. Выступаем!
Али-Шер смотрит на Сомчея злорадно, скачет прочь. Правая рука Повелителя провожает лихача кислым взглядом. Алтын награждает город мрачным взором, темные глаза разгораются пламенем, будто угли на ветру. Конь Повелителя со звонким ржанием разворачивается, наемники скачут за предводителем.
Шергай встречается взглядом с военачальником, пожимает плечами: он тоже против поспешных решений, но Повелителю перечить нельзя.
Над холмом раздается невеселый вздох, воин и маг направляют коней неспешным шагом к временному стану на месте сожженной утром веси.
Войско князя Путяты стоит в поле, близ городских врат. В глазах воинов отражается волна степняков, катящаяся с холма. Слух режут воинственные кличи, похожие на клекот хищной птицы.
Дружинные в первом ряду сжимают до скрипа древки копий, смотрят с ненавистью на звероватых всадников во главе с бритоголовым предводителем, мощным, как вежа. В глазах защитников стынет лед, что не растопит даже яркое полуденное солнце, застывшее в середине небесного шелка: у многих были родичи в разоренной утром веси.
Седобородые воеводы командуют встать на изготовку, по шеренгам идет нестройная волна, шелест металла. Дыхание учащается: скоро две силы сшибутся в кровавой рубке.
Невелик отряд степняков – одних дружинных в поле больше раза в три, и можно отсидеться за стенами, безжалостно разя самоуверенных смельчаков. Но кочевники безнаказанно разорят села. Лучше сразу встретить грудью, чем потом бегать за ними по княжеству.
Конный строй окутан клубами пыли, в мутном облаке посверкивают доспехи, обнаженные сабли. Полевая живность в ужасе разбегается из-под копыт, перепонки в ушах пульсируют в такт тяжелой дроби, дрожь земли подкрадывается незаметно, у воинов первой шеренги трясутся поджилки.
Со стен доносится команда. Воздух наполняет противный скрип луков, на стене встают в полный рост стрелки, глаза холодно и прицельно смотрят на конников.
– Бей! – проносится звонкий приказ.
Тетивы щелкают о защитные пластины, чистое небо прочерчивает темная туча стрел, воздух тяжелеет грозным гулом. Железные клювы рушатся на степняков, дробно стучат в подставленные щиты. Иные протыкают сухую землю, доспехи некоторых кочевников порскают искрами – задело мимолетом. Но немногие стрелы прогрызают брони и сладко впиваются в плоть.
Войско Путяты дружно и радостно выдыхает: сраженные степняки падают на землю грязными мешками. Стрелки поспешно накладывают новые стрелы, конники приближаются, к залпу стоящих на стене присоединяются стрелы из башен-вежей.
На этот раз павших степняков больше: не сумевший закрыться щитом конник вылетает из седла, нелепо раскинув руки и ноги. У других падают лошади, степняки ловко скатываются, бегут к городу на кривых ногах с невероятной прытью.
Но урон несокрушающ: степняки скачут цепью, и большинство стрел усеяли землю, торчат белыми цветами на длинном стебле.
Некоторые стрелки бьют прицельно по предводителю, но либо мажут, либо оперенную смерть сбивают ловкими взмахами телохранители.
Кочевники вскидывают короткие, тугие луки, но ответный залп приходится в бревна, и стрелки крепости хохочут.
Степняки довольно быстро приблизились – стрелки с сожалением опускают луки, лишь самые опытные, способные поразить врага в людской свалке прицельно щурятся и спускают тетивы.
– Готовьсь! – прокатывается по первым рядам.
Строй щетинится копьями, древки упираются в твердую землю. Воины готовы остановить безудержный бег захватчиков, сгрудить в кучу. А там из задних рядов закидают сулицами, да князь с конным отрядом налетит, стопчет, как сорную траву.
В уши врывается воинственный клич сынов степи, гридни отвечают дружным ревом, первые ряды ждут сшибки, затаив дыхание. Главное – крепче держать копье, и никакой конь не прорвется, останется нанизанным, будто на вертел.
Воин с копьем скалит зубы – прямо на него летит предводитель: лицо злобное, солнце играет на бритой голове, лезвие меча полыхает неистово. Дружинного трясет от ярости: сейчас он проткнет посмевшего явиться к нему домой и творить бесчинства.
Над головой хищно клекочет, волна воздуха ударяет в распаренные лица, копейщика накрывает тень. Воин испуганно поднимает глаза, горло разрывает крик ужаса. Огромный орел пикирует на гридня. Кинжальные когти, способные дробить гранит, с легкостью пробивают клепаный шлем, из разрывов плещет красным. Могучие крылья сбивают воздух в плотный ком, стоящие рядом отшатываются. Один падает на соратника, поднимается ругань.
Орел легко отрывает воина от земли. Тот отчаянно кричит, дергая ногами, сапоги жестоко бьют в лица соратников. Из перебитых носов брызгает кровь. Птица чуть сильнее сжимает когти, скрежет шлема совпадает с последним криком воина. Обмякшее тело подминает под себя нескольких копейщиков.
Степняки с жуткими кличами влетают в брешь: страшно грохочет железо, воздух дрожит от криков умирающих.
Первые ряды дрогнули – кочевники сломали оборону, будто молодой лед. Предводитель налетает крепким кулаком в окружении пяти воинов. Дружинные разлетаются в стороны, как снесенный ветром купол одуванчика.
По стенам прокатывается разочарованный вопль. Стрелки вскидывают луки, в громадного орла летит туча стрел.
Древки охватывает белое пламя, вмиг сгорают даже наконечники, на птицу сыплется пепельный дождь. Орел величественно машет крылами, черные хлопья разлетаются, как поднятый с падали рой мух. Борхан превращается в темную точку в выцветшем небе.
Алтын рубит подставленные мечи вместе с руками. Дико хохочет. Меч не знает пощады. Конь испуганно шарахается от багровых фонтанов. Пятерка воинов – Повелитель, Али-Шер, Сомчей и наемники – проходит ряды, как раскаленный нож сквозь масло. В кровавую просеку вламываются конники, с легкостью давят пеших, безжалостно кроят черепа.
Путята с побелевшим лицом наблюдает за побоищем, посиневшие губы мелко дрожат. В глазах отражается невероятная картина порубленных защитников. Степняки сминают их с небывалой яростью, легко, будто дорожку в траве утаптывают.
Князь едва перекрикивает стоны умирающих и вопли бегущих в панике:
– За мной!
Конная полусотня, что должна была раздавить смешавшихся у первых рядов степняков, запоздало бросается в атаку. Ровный строй нарушен, на поле кипит кровавая круговерть. Испуганные люди бросают оружие, бегут в разные стороны. Натыкаются друг на друга, падают и гибнут, гибнут, гибнут…
Стрелки с яростными воплями спускают тетивы, злость придает точности: не менее десятка степняков всплескивают руками. Рухнувшие на размокшую от крови землю тела рубят уцелевшие пешие ратники. Рой стрел достается и Алтыну, но орел пролетает безвредно.
Предводитель рычит люто:
– Убрать стрелков!
Наемники переглядываются, одновременно кивают. Нахлестываемые кони стаптывают нескольких смельчаков, бросившихся наперерез. Наемники скачут вдоль крепостного рва.
Алтын глядит мельком. Мощный голос легко перекрывает шум битвы. Половина уцелевших степняков разворачивается навстречу налетающему Путяте.
Конники сшиблись. Рожденные в седлах кочевники с легкостью сбрасывают противника с седел. Путяту протыкают сразу две сабли. Он падает на гриву коня, заливая животное кровью, с трудом приподнимается… Скачущий добивать княжьих всадников, степняк походя смахивает голову с выпученными от боли глазами.
Наемник-половец пригибается к гриве коня в стремительной скачке… Резко выпрямляется, меч описывает широкий полукруг, пущенные стрелы отлетают с обиженным звоном… Воин на скаку встает в полный рост на седле. На него со свистом летит железноклювая стая… Ноги подгибаются, гибкое тело в кольчуге пластается в воздухе… Краем уха слышит предсмертное ржание нашпигованного стрелами коня… Над головой шумно хлопает, кольчуга скрежещет под острыми когтями, ворот больно впивается в шею. Борхан схватывает падающего воина и могучим рывком забрасывает на стену.
Обомлевший стрелок с натянутым луком стоит в ступоре, полоса стали пронзает кибить, легко сбривает голову. Изуродованное тело бьется на забрале стены, как выпотрошенная рыба, неподалеку падают обломки лука.
Наемник по-кошачьи припадает к полу, рывком поднимается, обескураженный стрелок захлебывается кровью. Остальные обеспокоенно поворачиваются к противнику. Половец, увидев направленные наконечники, задерживает дыхание. В сердце предупреждающе колет, наемник падает. Над головой свищет, и смертельно ранившие друг друга стрелки хрипят жутко.
Половец вскакивает, сближается с противником, пальцами сжимает горло и рвет что есть силы… Наемник уклоняется от багрового буруна, обнимает защитника крепости, поворачиваясь по оси. Кольчуга на спине дружинника скрежещет, лопаясь под стальными клювами.
Половец отпихивает труп, во второй руке блестит нож, перед глазами возникает перекошенное страхом лицо стрелка. Защитник спускает тетиву. Не успевает поморщиться от металлического звона, как меч, завершая мах, рассекает ему грудь, как нож гнилое сукно.
Наемник метнулся стальным вихрем по стене – защитники падают вниз, как перезрелые груши. Немногих уцелевших охватывает паника: с другой стороны, пачкая забрало стены кровью дружинных, двигается воин с копьем.
Копье слито с рукой, является ее продолжением. Колющие и рубящие удары безжалостно разят защитников. Широкий наконечник успевает отражать стрелы, пропарывает брони. Тупой конец, окованный шипастым железом, проламывает черепа с отвратительным хрустом.
Алтын сражает пешего, на миг переводит дух. Внимание приковывает стена. Губы Повелителя чуть кривятся: наемники справились отлично, стрелы в атакующих еще летят, но редко; пущенные неверной рукой чаще поражают своих.
Оттеснив Сомчея, появляется Али-Шер, говорит прерывистым голосом:
– Вот уж не думал, что от наемников будет такая польза. Жаль, что их в конце концов убьют.
Повелитель равнодушно пожимает плечами, взгляд ожесточается.
– Вперед! – рявкает он. – Бой еще не кончен.
Ошеломленные защитники крепости крепче сжимают мечи. В спины бегущим прочь, позорно бросившим оружие, несутся проклятья.
Остатки степного воинства налетают черным смерчем, хрипы умирающих сливаются с лязгом железа.
С выставленной в поле по глупости дружиной покончено. Конники маневрируют, изредка добивая уцелевших.
Алтын небрежно машет рукой, в кулаке с легким хрустом ломается стрела. Али-Шер загораживает Повелителя, бросает отрывисто:
– Повелитель, зря не надел шлем.
Сомчей переводит дух – лицо полководца спокойно, не брызжет слюной, как Али-Шер. Говорит с почтением:
– Повелитель, их воинство разгромлено, но в крепости много защитников, а врата закрыты. Скоро они подтянутся, закидают стрелами.
Алтын усмехается мрачно:
– Ворота откроются. За мной!
Конники поспешно выстраиваются в боевой порядок, двигаются через залитое кровью поле к мосту, что так глупо оставили целым, надеясь на быстрый разгром пришлых.
Свистят редкие стрелы, несколько степняков со стоном падают на размокшую землю, застывая рядом с поверженными защитниками.
Алтын ухитряется развязать поясной кошель, сжимает в пальцах круглый камушек. Мощно размахивается рукой, камушек вылетает, как из пращи. Воздух на пути камушка дрожит, маленький снаряд быстро увеличивается.
В ворота бьет валун величиной с откормленного быка. Щепки брызгают в стороны, массивные створки содрогаются с тяжким стоном. Сквозь дыру видны размазанные тела защитников – подарок Шергая раздавил резервный отряд, сгрудившийся у ворот.
Облепленный клочьями кольчуг и мяса, валун влетает в стену ближайшего дома, груда бревен звонко осыпается, накрывая снаряд.
– Вперед! Быстрее! – кричит Алтын.
Воины, нещадно хлеща коней, врываются в город, как каменная лавина. Растекаются ручейками по улицам, добивая сломленных защитников. В шум боя вплетаются звонкие женские крики, полные страха.
Едва последний степняк минует ворота, как бревна вздыхают судорожно и со страшным треском расползаются в стороны. На месте центральных веж пылит груда обломков. В звуках паники, охватившей город, тонут стоны погребенных под бревнами стрелков.
Алтын с небольшой группой воинов продолжает движение еще к одной крепости – у диких северян принято устраивать внутри города дополнительное укрепление.
– Жгите дома! – приказывает Алтын оставшимся.
Воины послушно палят факелы, пламя жадно хватается за соломенные крыши. К небу тянутся черные ленты. Выбегающих из домов горожан безжалостно убивают, детей втаптывают в лаги мостовой. Оставляют в живых женщин. И то – самых красивых, а старух и дурнушек полосуют саблями.
Уцелевших сгоняют в кучу. Степняки смотрят плотоядно на испуганные лица, предвкушая вечерние утехи и бахвальство перед остальным войском. Самые горячие головы, забыв о схватке, срывают с девиц одежды, под хохот товарищей заваливают на спину, берут на трупах горожан.
Отряд Повелителя достигает площади перед внутренним укреплением – кромом. Али-Шер говорит с чувством:
Читать бесплатно другие книги:
