Псы, стерегущие мир Игнатушин Алексей
Нежелан обернулся на звук шагов и сдавленное чертыханье, рука со скребком остановилась, но, когда Лют шагнул под навес, продолжила скрести шкуру коня. Животное одобрительно фыркнуло, хвост лениво описал полукруг, сородичи глядели завистливо.
Витязь повел плечами, ладонь смахнула с лица воду, оземь шлепнулся прозрачный пласт. Нежелан успел расседлать коней, поклажу сгрудил в сторонке от копыт. Лют потянулся к мешку, пальцы соскользнули с промокшей кожи горловины.
– Принесла нелегкая! – ругнулся витязь негромко.
Бедовик перестал скрести коня Буслая, руки повисли по бокам. Лют услышал сдавленный голос:
– Я тут подумал: останусь в деревне, обременять не буду.
Лют оставил мешок, в спину Нежелана уткнулся усталый взгляд. Бедовик услышал вздох, некоторое время царил шум дождя, перемежаемый лошадиным фырканьем, затем раздался безразличный голос:
– Раз решил…
Лют достал из мешка скребок и принялся за своего коня. Работали в молчании: Нежелан вычистил коня Буслая, вытер насухо, усталую спину животного прикрыла теплая попона. Бедовик с опаской приблизился к Горому, но угольный великан подпустил человека. Ухо нетерпеливо стригло воздух, после касания скребка конь фыркнул довольно.
– Как ни крути, от меня одни беды, – продолжил Нежелан робко. – Лошадей утопил, дождь вызвал.
Лют вяло кивнул, особой любви к самобичеванию у витязя не было. Пусть бедовик выговорится напоследок, а утром останется в деревне, у кого-нибудь приживется.
Лют едва управился со своей конячкой, а бедовик уже вычистил Горома и привесил лошадям торбы с овсом. Кони довольно хрупали отборным зерном. Нежелан подхватил мешки, по щиколотку погрузился в землю, с места тронулся будто пьяный. Лют отобрал воеводин мешок, руку рвануло к земле, пришлось напрячь мышцы до треска. Нежелан кивком поблагодарил, двинулись к дому.
До порога пробежались, подошвы предательски скользили, бедовик едва не подвернул ногу. Лют помог ему устоять на ногах. В избу ворвались, как алчущие крови ясаги, дверь еле удержалась на петлях. Хрущ метнул укоризненный взгляд, Нежелан смутился и дверь прикрыл осторожно, будто сделанную изо льда.
Лют оглядел посветлевшую от дополнительных лучин избу, взглядом скользнул по темным стенам, спешно встретился с глазами воеводы. Витязь кивнул на немой вопрос, хлопнул по спине Нежелана. Бедовик от дружеского тычка подался к печке.
– Раздевайся, сохни.
Нежелан неуклюже сбросил одежду, скукожился у печи. Лют бросил бедолаге рушник, вспомнил о поклаже: четыре мешка пристроились в углу напротив печи.
Стрый проследил взглядом за витязем и вернулся к беседе с хозяином:
– Так вот почему живешь один. Печально. А куда князь смотрит, неужто собрать войско не может?
Хрущ вздохнул горестно, сухонькие локти уткнулись в столешницу, ладони поддержали голову.
– Нет больше князя, аспиды сильнее оказались. Стольный град пожгли, людей от мала до велика вырезали.
Лют с любопытством глянул на воеводу. Стрый взглядом указал не мешать. Витязь сел на лавку, в сторонке от Буслая, прислушался к разговору.
– А соседние княжества что? – спросил Стрый.
Хрущ усмехнулся едко, высохшая ладонь взбила воздух.
– Оно им надо? Покуда на них не нападут – не почешутся. Да и трудно биться с псоглавами, они вояки лютые.
Встрепенулся даже задремавший Буслай. Хрущ смутился под удивленными взглядами. Стрый хмыкнул:
– Что за народ?
– Бают, что из дивиев. Телом люди обычные, токмо на плечах башка песья. Необычайно свирепы, безжалостны.
Стрый переглянулся с гриднями, кусты бровей двинулись навстречу друг другу.
– А где обитают?
– Да в чистом поле, – сказал Хрущ шепотом. Глаза старика метнулись по углам, будто в поиске слухача-кромешника. – Города жгут дотла, лишь деревни оставляют, чтобы насытить данным мясом утробы. Не побрезгуют и человечиной, если кто поднимется супротив.
Буслай коротко хохотнул.
– Да, опасные собачки. Слышь, дед, а ты не знаешь: у них сучки есть? Может, злые от простоя?
Хрущ втянул голову в плечи, в широко распахнутых глазах отражался хохочущий гридень.
– Тише! – зашипел старик испуганно. – Они не терпят подобных насмешек. Уж скольких острословов живьем съели, зубоскалить нас отучили.
Буслай прикрыл рот ладонью, посерьезнел, но плечи изредка подергивались от сдавленного смеха. Воевода глянул хмуро, кулак бухнул о стол, дерево с хрустом прогнулось, на столешнице осталась вмятина, из которой можно было напоить лошадь.
– Хозяин, не знаешь, где стоят ныне? – спросил Стрый напряженно.
Хрущ со скрипом почесал затылок, худые плечи передернулись.
– Слыхал, что сейчас стоят в дневном переходе от нас. Вроде готовят новый поход на соседние земли. Должны наведаться к нам за едой, ждем.
Лицо воеводы помрачнело.
– Опять задержка, – обратился он к Люту. – Придется вас проводить до безопасных мест, уж потом вертаться.
Лют кивнул. Буслай подавил смешок – он-де не нуждается в няньках, в одиночку проломит головы псоглавам. Хрущ спросил с любопытством:
– А вы откель? Как живете, есть ли подобные напасти? И вообще, чего по свету шатаетесь?
Стрый открыл рот, но Буслай опередил:
– Живем не тужим, с богами дружим. Княжество поспокойнее вашего, а шатаемся по свету в поисках славы ратной.
– Хорошо хоть не бранной, – проворчал Стрый. – Ты, хозяин, не серчай, да дело у нас важное, болтать не можем.
И рады бы, да сами не знаем, за чем идем, мелькнуло в голове Люта.
Витязь посмотрел на отогревшегося Нежелана, встретился взглядом с воеводой, указал на бедовика. Стрый посмотрел на того хмуро, обратился к хозяину:
– А что, хозяин, небось, нужны рабочие руки?
Хрущ вздохнул:
– А то. Скольких мужиков порубили, хозяйство держится на бабах.
Буслай бросил взгляд на молчащего Нежелана, смекнул, что к чему, довольно улыбнулся.
– А коли мужиков не хватает, можете взять вон того, – вставил гридень, указывая на Нежелана. – Неказист, верно, но вам перебирать грех.
Воины и бедовик с изумлением уставились на вскочившего Хруща. Старик с невнятным бормотанием замахал руками так, что загасил лучину, но и в тусклом свете двух оставшихся виднелось лицо, искаженное ужасом.
– И думать не могите, гости дорогие! – запричитал Хрущ. – За гостеприимство отдариваете черной неблагодарностью?
Гридни удивленно переглянулись, скривились, увидев друг друга. Стрый отметил мельком, что хватило ума воздержаться от ссоры, и рыкнул на мечущегося Хруща:
– Сядь за стол, поведай спокойно: что за страх?
Нежелан прижался к теплому боку печки, наблюдая, как садился успокоившийся Хрущ. В груди бедовика повеяло холодком, мысль остаться в деревне додала страху.
– Нельзя пришлых оставлять, – пояснил старик. – Псоглавы строго наказали залетных выдавать.
Гридни хмыкнули возмущенно. Стрый с трудом сдержал клокочущую ярость, сказал как можно спокойнее:
– Побойся богов, старый. Неужто заветы гостеприимства нарушишь?
Хрущ вжал голову в плечи, с преувеличенным интересом уставился в пол, ответил дрожащим голосом, но непреклонно:
– Нет. В соседней Черновке приютили одного из соседних земель, не выдали. А как псоглавы прознали, то остался от деревни пепел. Лучше идти вам стороной, а коли попадетесь извергам в плен, то не говорите, что здесь были, а то нас живьем сожрут.
Глаза воеводы превратились в щелочки, сквозь узкие прорези сыпанули искры, избу заполнило шумное дыхание.
– Вот как? – проронил воевода злобно.
– Не гневайся, – сказал Хрущ смиренно. – Я не выдам, так остальные. Вы-то не проследите.
Стрый смерил взглядом несчастного старика, посмотрел на гридней. Лют пожал плечами, Нежелана царапнули слова языкастого Буслая:
– Пусть в лес идет, на обратном пути заберем, может быть.
Лют зыркнул на соратника зло, но промолчал. Стрый поглядел на бедовика. Нежелан побледнел, вжался в печь. У воеводы вспухли желваки, борода дернулась нервно.
– Придется с собой взять. В соседней земле останешься.
Нежелан благодарно кивнул. Буслай хрюкнул недовольно:
– Да на кой ляд?
– Помолчи, – отрезал воевода. – Лучше ложись спать, завтра предстоит трудный день. Доберемся до псоглавов, уверюсь, что вы, косорукие, благополучно миновали дивиев, сразу поверну назад. И так задержался, князь ждет.
Буслай дернул плечом, излишне напоминать, что воевода мог спокойно оставить их еще у Вышатича, двое витязей миновали бы препятствия. Наверное…
– От него одни беды, – возразил Буслай ворчливо. – Только расслабишься, как накличет новую.
Лют отмахнулся:
– Перестань, это не так.
Со двора раздался протяжный вой, полный тоски и уныния, вслед за воплем – испуганное ржание. Буслай ехидно поглядел на Люта, подошел к окну, руками потянулся к закрытым ставням.
– Погоди, – предостерег воевода хмуро. – Не торопись высовывать голову, могут отсечь.
Буслай буркнул неразборчивое, но от ставней отстал. Стрый повернулся к Хрущу:
– Часто бывает?
Хозяин избы пожал плечами:
– Бывает, но в стужу. Летом ни разу не было, хотя ноне такой холод, что впору взвыть.
Буслай наградил Нежелана ехидным взглядом. Бедовик поспешно уронил взор, ковырнул доски пола. Лют спросил с нетерпением:
– Вижу, хозяин, знакомо диво. Кто воет?
Хрущ ответил осторожно:
– Вроде жердяй, по голосу. А там, кто знает?
В уши ворвался шорох и скрип, будто по крыше прыгало стадо свиней. Унылые вздохи пробирали дрожью до костей, от тоски в голосе невидимого жердяя было муторно.
– Руки в трубу сунул, паскуда! – прошипел Хрущ. – Бывало, сломает кладку, дым внутри остается, люди угорают насмерть.
Буслай деланно повел плечами, молодецки крякнул, в руке неведомо как оказался молот.
– Пойду разберусь.
– Подожди. Я с тобой, – сказал Лют.
Витязь кинулся к ножнам. Буслай улыбнулся, сказал соратнику в спину снисходительно:
– Не стоит, сам управлюсь, пора молот в деле проверить.
Тон был оскорбительным, и Лют вспыхнул, как лоскут бересты в горне, но железная хватка воеводы на плече пригасила пыл. Стрый глянул на заносчивого гридня с насмешкой, могучую поросль бороды разрезала насмешка.
– Ну, давай.
Буслай заколебался. Нежелан усмехнулся виду мешкающего воина, тот заметил, челюсть выехала вперед, бедовика огрел злобный взгляд.
– Сейчас потешусь, – буркнул Буслай.
Хрущ поглядел на спину полуголого воина с молотом в руке. Тот решительно подошел к двери, рывком отворил. Луна заросла тучами, снаружи не видно ни зги. Гридень смело шагнул в темный створ.
Обнаженная спина на миг скрылась во тьме, оставшиеся в избе вздрогнули от звука удара, в проем влетел большой комок. Грянуло, под ноги Люту упал молот, комок безудержно ругнулся голосом Буслая. Гридень согнулся пополам, держась за живот.
– Вот паскуда! – простонал воин.
По Буслаю обидно хлестнул смех воеводы, Лют сдержанно усмехнулся, к Стрыю присоединились бедовик с Хрущом.
В открытую дверь с холодным воздухом ворвался протяжный стон, в проеме что-то мелькнуло. Причитания удалились и послышались со стороны окна. Створки разлетелись с треском, ворвался новый стон, полный бездонной тоски.
Хрущ юркнул за широченную спину воеводы. Лют напряг зрение, вглядываясь в очертания столба, возникшего в раме.
– Да это ж нога! – присвистнул гридень.
В окне появился второй столб, изломанный коленным суставом. Ночь разрезал печальный стон, испуганное ржание лошадей, недовольное фырканье Горома. Жердяй отошел от окна.
Лют неспешно потащил меч из ножен, полоса стали с тихим шорохом освободилась от кожаных объятий, острие устремилось в окно. Стрый пригнул оружную руку. Лют посмотрел недоуменно, но воевода сделал успокаивающий жест.
Жердяй встал на четвереньки, его узкая голова просунулась в окно. На маленьком лице необычайно выразительно смотрелись огромные глаза, будто полыньи на молодом льду. Лют бросил взгляд на лучиночную шею, меч в руке кровожадно дернулся.
Худой великан уставился печальным взглядом на Стрыя, треугольный рот открылся в плаче. Присутствующих невольно пробрала дрожь. Хрущ и вовсе трепетал, как заячье сердчишко.
– Что стоите, врежьте ему! – простонал Буслай. – Помстите за меня, други.
Стрый насмешливо глядел на скрюченного гридня, ладонь размером с хлебную лопату довольно приглаживала бороду.
– Да за что мстить? Он об тебя споткнулся, козе понятно.
Буслай простонал от бессилия. Жердяй глянул на гридня озадаченно, ответил скорбным воплем.
– Воевода, что с ним делать? – спросил Лют. – Вижу, убивать не хочешь, но и оставлять так нельзя.
– Тут дело нехитрое, – буркнул воевода.
Кулак, больше похожий на обтесанный рекой валун, мелькнул молниеносно. Лют содрогнулся от костяного стука, в груди ворохнулось сочувствие. Великан, в два раза выше Стрыя, но в обхвате с ладонь, отлетел от окна. Земля под узкой спиной разлетелась грязными комьями, в шум дождя вплелся недоуменный стон.
Нежелан из-за спины витязя наблюдал, как поднимается нелепое тело, похожее на связку палок в холщовой рубахе, на ногах стоит нетвердо, шатается в стороны.
Жердяй огласил округу обиженным воплем, бросил в окно скорбный взгляд и вразвалочку, с нечленораздельными причитаниями удалился – продолжил свое бессмысленное существование.
– Кабы соседей не разбудил, – сказал бедовик тихо.
Хрущ небрежно отмахнулся:
– Да и разбудит – никто носа на улицу не высунет. А у тебя, воевода, удар молодецкий.
Стрый хохотнул, довольно дунул на костяшки пальцев.
– Спасибо на добром слове, хозяин. Ладно, пора укладываться спать, вон Буська уже растянулся.
Гридень ответил злобным взглядом, ладони нехотя отлепились от живота. Стрый с насмешкой посмотрел, как воин неуклюже встал. Лют протянул молот, Буслай проворчал благодарность, но взгляд старательно уводил в сторону. Лют придержал соратника за плечо:
– Сильно досталось?
– Жить буду, – ответил Буслай с настороженной интонацией.
– Добро, – сказал Лют.
Витязи несколько мгновений глядели друг другу в глаза, затем избу огласил хлопок двух мозолистых ладоней. Стрый поглядел на рукопожатие гридней, по-старчески прокряхтел:
– Ладно, голубки, укладывайтесь спать. Завтра день тяжелый.
Глава вторая
До стана псоглавов добрались к вечеру. Солнце налилось стыдливой краской, когда воевода скомандовал спешиться.
– Что такое? – удивился Буслай. – До привала рано.
– Говори тише, – шикнул Стрый. – Ты, конечно, подслеповат малость, не заметил лагерь, а я разглядел.
Буслай плюнул под ноги, занялся конем. Лют передал поводья Нежелану, продрался сквозь высокую – по пояс, – влажную от вчерашнего дождя траву к воеводе. Стрый оглянулся на хруст сочных стеблей, уставился на витязя вопросительно.
– У реки встали, ровно супротив брода.
Брови Стрыя поползли кверху.
– Зоркий у тебя глаз, как погляжу.
Лют отмахнулся:
– Да где им еще вставать? Отсюда не видно, но, думаю, есть мосток хворостяной, как везде строят, через него надо перебраться.
Буслай вклинился в разговор:
– Ужель других мест нет?
– Ну, мы переплывем в любом месте… без поклажи, коней, оружия.
Стрый глянул на багровый диск солнца, оттопырил широко ноздри, втягивая ароматы прогретой травы, ладонью в задумчивости пригладил бороду.
– Перебираться будете ночью. Учуют псоглавы или нет, а сейчас точно узрят. Да и знаю, как внимание их отвлечь.
– Как? – в голос спросили гридни.
Воевода глянул на молчащего Нежелана, под взглядом трех пар глаз тот потупился.
– Меня на съедение отдадите, а сами проскользнете? – спросил бедовик тихо.
Стрый надулся от смеха, как бычий пузырь с горячим воздухом, лицо побагровело так, что гридни отошли с опаской: вдруг плеснет кровью.
– Ну, нас-с-с-смешил! – выдохнул воевода, утирая глаза. – Жаль, ворог близко, а то бы посмеялся вдоволь. Я ведь не Буслай, – продолжил он строгим тоном, – чтобы тебя отдать на растерзанье.
Буслай всхрапнул возмущенно, но воевода от возражений отмахнулся:
– Придется тебе вновь с головушкой пообщаться. Один раз дождь вызвал, вызовешь и второй.
Нежелан представил, как придется брать в руки высохшую голову, а та будет корчить рожи, таращить глаза, – по телу прошла дрожь.
Бедовик молча кивнул: надо – вызовет. Хотя позавчера взял голову случайно, когда та на привале выкатилась из мешка воеводы.
Стрый оглядел гридней. Лют заметил мелькнувшее в глазах воеводы теплое чувство, но воевода упрятал его в кустистых бровях, сказал нарочито ехидно:
– Ладно, ребята, пора делить хозяйство Ягйнишны. Чую, вам в пути сильно пригодится.
Нежелан стреножил коней, спины животных освободились от ноши, бедовик аккуратно сложил седла в сторонке. Витязи вытоптали маленькую полянку, трава ломалась с хрустом, брызгала на сапоги тягучими каплями сока.
Стрый постелил потник, умастил грузное тело. Гором оторвался от хрупанья травой, в багровых глазах светилась укоризна. Воевода отмахнулся:
– Ничего с тряпкой не случится, не переживай.
Буслай ехидно гугукнул, отвернулся от строгого взгляда. Лют задумался, складки сжали лоб. «Откуда у воеводы такой конь? Понимает, ровно человек, но сказать не может, даже присуще чувство собственничества, вон как зыркнул, когда Стрый сел на потник, будто дядька Кресень – известный в княжестве жмот».
– Стрый… – начал Лют.
Воевода повел дланью. Лют невольно прикипел глазами к бревну, что растет из могучего плеча, в груди ворохнулась зависть.
– Потом, – сказал воевода. – Вот вернетесь, тогда и разговору время.
Лют молча постелил потник, его коню было все равно: спокойно пережевывал сочные стебли, метелкой хвоста изредка хлопая себя по крупу. Буслай увидел пример соратников и устроился на земле, потом выжидательно уставился на воеводу.
Нежелан костяным гребнем прочесывал хвосты и гривы лошадям, изредка бросая взгляд на говорящих воинов, но чаще глаза останавливались на закатном небе, розовой пене облаков, темных точках птах.
Бедовик оторвался от прекрасной картины, невольно прошелся взором по мешку воеводы, где среди прочего хранилась высушенная голова, плечи передернулись, будто в лихом танце, во рту стало горько. Конь переступил ногами, недовольным фырканьем попросил продолжения ласки. Нежелан спохватился – гребень зарылся в конскую гриву.
Стрый вывалил добро из мешка. Гридни вгляделись в ворох, сузив подозрительно глаза: всяк воин знает, что от колдовских штучек надо держаться подальше. Воевода взял двумя пальцами высушенную голову, брезгливо вгляделся в оскал. Голова ожила, глаза вращались яростно, гридни невольно вздрогнули от клацанья зубов.
Буслай сглотнул комок, понизил голос:
– На что нам такое диво? Воин должон справляться честной сталью!
Лют кивнул. Стрый оглядел витязей, сквозь черную пущу бороды блеснули зубы.
– Дивлюсь твоей короткой памяти, Буська. Забыл, как от хлопотуна отлетал гордым гусем, про вчерашнее?
Буслай потемнел лицом, отвел взгляд.
– В пути наверняка повстречаетесь с тем, кого не одолеете железом, – тогда старухины штучки помогут. Да и голову не оставлю, можете не бояться, она при защите княжества пригодится.
Кровь Люта вскипела, в голову бросилась ярая волна, в черепе забурлило, будто в кипящем котле. Буслай тоже тяжело задышал, спросил сдавленно:
– Воевода, может, нам с тобой в княжество вернуться, пара мечей не помешает?
Стрый отмахнулся:
– Умолкни, князь великую честь тебе, балбесу, оказывает, добыть то, что спасет княжество.
– Найти то, незнамо чего, – проворчал Лют. – Почему ты не идешь в горы, если это так важно?
Стрый усмехнулся невесело:
– Пошел бы, если б не степняки, что не сегоднязавтра возьмут город. А искать колдовскую муть можно годами, князю без меня нельзя.
Гридни выслушали слова, сказанные уверенным тоном, назидательным, с ноткой превосходства взрослого перед ребенком. Буслай сжал губы, лицо окрасилось в тон закатного неба, складки кожи на лбу сложились в оскорбительные резы. Лют пригасил пыл ретивого сердца, буркнул чуть обиженно:
– А мы не нужны? Разве наши мечи не большое подспорье, воевода?
Стрый потемнел лицом, волосяной покров лица ощетинился сердито, могучану препираться надоело.
– Не объяснить вам, балбесам, – сказал он с презрительной ленцой. – Тогда вспомните о воинской чести и повинуйтесь княжьей воле. Небось, Яромир знает, что делать.
Упоминание о князе пыл гридней охладило. Буслай даже зашипел сквозь зубы, будто пожар в груди залили ледяной водой. Лют скосил глаза, под усмешкой воеводы пересчитал сломанные травинки, глянул на работающего бедовика.
Стрый посерьезнел.
– Лучше запоминайте, какая штука что делает, не то обуетесь в плесницы и костей не останется.
Воевода до хрипоты объяснял витязям, чем особенны предметы, взятые у Ягйнишны. Часто ярился, замечая недоуменные перегляды гридней, те посменно втягивали головы, плечами зажимали уши.
Нежелан закончил уход за животными и развалился на траве. На дележ взирал с любопытством, забывал прожевывать горбушку хлеба с покровом крупной соли, глядя на неказистые предметы, со слов Стрыя, обладающие непостижимой мощью.
У гридней постепенно скопился в животе холодок, на волшебные предметы они глядели с отвращением. Лют кинул взгляд на отдыхающего бедовика, у Нежелана сердце упало – придется таскать опасный груз, витязи к нему не притронутся.
Стрый закончил объяснять, когда небо обуглилось, облака превратились в головешки, травинки утратили очертания, слились в темную массу, лишь у небозема тлел кусочек багрового угля не больше семечка. Воевода сглотнул ком, взглядом ощупал одеревеневшие лица витязей: гридни уткнулись в пространство пустым взором, лбы в глубоких бороздах, будто вспаханная пьяным пашня. Губы Люта шевелились, повторяя услышанное. У Стрыя чуть отлегло, но остолбеневший вид Буслая настроение испортил.
– Хоть что-то запомнили? – спросил воевода сипло.
Он откашлялся. Нежелан захрустел травой, мигом поднес воеводе флягу с водой. Буслай от вида пьющего жадно сглотнул ком. Лют заметил, что от молчания брови воеводы медленно ползут к переносице, сказал поспешно:
– Почти все понятно. Разберемся.
Фляга отлипла от губ воеводы с громким чваком. Буслай насупился под хмурым взглядом.
– А чё я? – пробормотал он неуверенно.
– Слушай старшего, – сказал Стрый назидательно. – Пока я вел отряд, можно было иной раз поспорить, но теперь вместо меня Лют. Помни об этом.
Буслай молча кивнул, потянулся с хрустом, вслед за Лютом с воеводой поднялся. Стрый сощурился, сквозь частокол ресниц еле-еле разглядел желтые оспинки псоглавьих сторожевых костров.
– Нежелан, – позвал он негромко. – Бери головушку, как говорится, одна голова хорошо, а две – лучше.
Луна заросла паутиной свинцовых туч, на мир опустилась непроглядная темень, от неба до земли повисли струи дождя. Холодные капли заползали за ворот.
Буслай шепотом ругал колдовские штучки, что даже нормальный дождь вызвать не могут – струи холодные, будто боги черпают и выплескивают ковшами подземную реку.
Сквозь шум ливня донесся сердитый шип Стрыя:
– Заткнись, пока псоглавы не услышали!