Спасти дракона Волынская Илона
– Кха! Кха-кха-кха! – истошный кашель пробился сквозь пыль, захлебнулся, заперхал снова… пыль оседала, как огромное крыло ночной бабочки. Опустилась совсем.
У круглого окошка амбара стояла женщина в голубой блузе. Средних лет, полноватая, с обычно ухоженным, а сейчас серо-коричневым от пыли лицом и такими же запорошенными волосами, стянутыми в строгий «учительский пучок». Только вот рук по локоть и ног по колени у женщины не было – вместо них на пол амбара свисали пучки лежалого сена.
– Дальшшшше! Ещшшше! – прохрипела женщина, и голос ее был именно голосом заговорившего стога сена.
– Достаточно, – отрезала Танька, роняямочало себе на колени и подбирая зажигалку поближе.
– Расколдуй меня! Немедленно! – женщина завизжала, прянула к Таньке, отчаянно дергая сенными ногами, чуть не рухнула на пол – сено вместо рук взлетало и опускалось, разгоняя сухую пыль. Она изогнулась всем телом, ударилась о стену и замерла, хрипло дыша и обливаясь потом, сено судорожно шуршало по бревнам. Дыхание стало потихоньку успокаиваться. – Я тебя… помню… Ты была с Хортицей… Когда она меня…
– Ну, чисто технически, это я вас, – вежливо уточнила Танька. И это была правда – хотя Танька тогда даже ведьмой еще не стала. Иначе бы она не смогла отыграть заклятие обратно – она и сейчас не очень верила, что все получилось!
– Уничтожшшшу! – ненавидяще зашуршала Рада.
– Знай свое место, робленная, – холодно обронила Танька, вертя мочальный жгут между пальцами.
Рада Сергеевна дернулась, точно ее плетью огрели, уставилась на Таньку, и синий цвет ее глаз вдруг сменился багровым мерцанием круглых, как у совы, плошек, жутко глядящих с человеческого лица. Танька скривилась:
– На меня такие мелочи не действуют, Рада Сергеевна, возьмите себя в руки! Гм…
Сенные отростки на месте рук у Рады Сергеевны снова судорожно взметнулись, рассыпая вокруг труху.
– Вот именно! – жестко отчеканила Танька, хотя ей стало страшновато. Но надо держаться, ведь Рада Сергеевна, по сути, такая же робленная, как Маринка, а той только покажи слабину. – Вы стоите перед той самой ведьмой, что вас заколдовала, и… от вас самой зависит, что будет дальше, – вкрадчиво добавила она.
Багровые глазищи разрослись во все лицо, черт вовсе не стало видно, одно сплошное свечение… потом оно притухло, Рада Сергеевна передернулась от ненависти и с новым клубом пыли выдохнула:
– Ненавижу вас всех! Почему вы всегда делаете со мной что хотите?
«Ну да, вместо того чтоб тихо сидеть, пока вы сделаете с нами, что угодно вам! Просто-таки вселенская несправедливость!» – подумала Танька, но, конечно же, промолчала. Говорила Рада.
– Девчонка! Балованная, благополучная! – захлебываясь, шептала она, и облачка мелкой травы с каждым словом вылетали у нее изо рта. – Думаешь, легко быть человеком в Ирии? Мы там… никто! Змеи правят, для других существ тоже есть дело, а люди… никому не нужные чужаки! Ты, никчемная девчонка – рожденная! В вашем мире – магия, а у нас нет человеческих ведьм, нет и колдунов! Все у змеев! Захочет змей тебя к себе приблизить – все у тебя будет, не захочет – так и останешься деревенской девкой! – Она зло скривилась. – Мой брат… – смех у Рады тоже был злой, – …говорил, надо без змеев, на свой разум жить, самим себя защищать. Нашел выход, болван. От морских волов на воде отбиваться, крикс с песиголовцами от деревни гонять… будто мы змеи какие! А у самого жена, дочка! Нет уж, если родился слабым, единственное, что можешь, – подольстится к сильному, от его силы вытянуть сколько удастся!
Танька старательно «держала лицо» – совсем как ее папа на деловых переговорах. Ей всегда нравились змеи – по крайней мере те, кого она знала, неплохие ребята, – но теперь она впервые по-настоящему оценила богатырей. Ведь это их предки когда-то рискнули вот как неизвестный Радин брат – жить на свой разум и риск. И не побоялись вышибить змеев-правителей обратно в Ирий! Там ваш мир, а здесь – наш, человеческий, и магия – не единственная сила, которая помогла нам выжить без всяких могучих змеев: какой-нибудь механик-изобретатель такое же оружие человечества, как… богатырь, оборотень или воин сновидений вроде Богдана! И наши парни не менее круты, чем эти, с чешуей и хвостами, поэтому теперь мы можем со змеями дружить. На равных, не унижаясь, не пытаясь «вытянуть из них сколько удастся» и даже помогая им в беде. Потому что мы сами сильные. Только Танька совершенно не собиралась объяснять это Раде – не ее дело перевоспитывать чужих робленных, уже заплативших собственной волей за право отхватить кусочек чужой силы. Говорит – и пусть говорит: как, оказывается, полезна бывает чужая ненависть!
– Я нашла себе силу – и без змеев обошлась, не на них одних Ирий клином сошелся, – бормотание Рады звучало торжествующе, так что не стоило большого труда догадаться – она все-таки подбивала к змеям клинья, те самые, которые потом «не сошлись». Только крылатым владыкам Ирия она не понравилась – и не стали они ее к себе «приближать и давать все». И вот тогда на нее нашелся другой… желающий. Все-таки разумные существа, хоть люди, хоть змеи, оказались много сообразительней божественного Пса. Это ж надо додуматься – с такой вот Радой связаться!
– Мне открылся путь по Великому Древу, я могла ходить меж мирами… и он гонял меня с поручениями как служанку! Как будто за то, что он дал мне силу, я ему всю жизнь должна!
Танька опустила голову, пряча усмешку. Если закрыть глаза и не обращать внимания на хриплый голос, кажется, будто Маринку или Аллу слушаешь. Какие же все-таки робленные одинаковые!
– Я все терпела, потому что все рассчитала. У него не было никого, кроме меня, а я всегда рядом. Кто он такой? Животное, разве что с крыльями, а из меня вышла бы настоящая повелительница. Он должен был это понять! Я даже корону себе заказала – из дубовых листьев. Золотых, конечно! – заверила Рада Таньку – словно та сомневалась. – А потом я увидела их вместе. Как он посмел… кобель! Девчонка из человеческого мирка, не знавшая ни боли, ни унижений, ни желаний, которых никогда, никакими силами не удовлетворить, потому что среди змеев ты никто! Моложе меня лет на десять… – Рада Сергеевна шумно выдохнула. – Как он смел ходить к ней на свидания! Носить ей цветы из Ирия! Гонять детей Матери Птиц за утренней росой!
Все-таки ненависть не всегда полезна. И не для всех.
– А потом я поняла, что эта дура ждет ребенка! Уж это я, робленная Симаргла, поняла раньше, чем она сама догадалась, – холодно продолжала Рада. – Она бы родила своего… щенка и стала повелительницей, а я осталась простой робленной? После всего, что мне пришлось пережить? – Рот ее запал как у старухи, глаза снова превратились в багровые плошки… и покрытое серой травяной пылью лицо Рады Сергеевны стало походить на чудовищную маску. Она попыталась провести ладонью по лицу, словно хотела эту маску снять… но лишь уперлась в собственный лоб оставшимся вместо рук пучком сена. – Я не могла этого допустить!
Танька сильно, до боли стиснула в руке жгут недоплетенного мочала, и в голове у нее крутилось только одно: «Бедная Ирка! Бедная… бедная…» Ирка всегда считала себя брошенной: матерью, отцом, теперь вот и бабка повела себя… странно. А оказывается, отец ее не так уж и виноват. Просто самовлюбленная толстая дура тешила свое тупое тщеславие!
– Как я хохотала, когда его девка ждала у фонтана! – Губы Рады Сергеевны растянулись в совершенно безумной улыбке. – Таскалась туда каждый день! – она зашлась диким хохотом, эхом отдавшимся по углам амбара. – Часами ждала! А потом тащилась обратно, как побитая собачонка, ха-ха-ха! А я знала, что он больше не придет! Никогда!
Танька терпеть не могла Иркину маму… но сейчас она как наяву представила тоненькую девичью фигурку на бортике давно исчезнувшего фонтана – и день, и два, и три… А потом понуро плетется домой, понимая, что ждет она напрасно и тот, кого она любила, просто выкинул ее, как… погрызенную щенком тапку! А за углом злорадно хихикает и бесится от восторга вот эта вот… эта…
– Его больше нет! И это сделала я!
Иркиного папы? Вот так сразу – узнать, что он не бросал Ирку, и… нет? Но его не может не быть! Природа и растения есть – значит, и Симаргл…
– Я, селянка из Ирия, самого Великого Хорта… – хохот начал перемежаться всхлипывающими подвываниями, будто в Раде Сергеевне тоже проявилось что-то собачье. – И пользовалась его Силой как сама хотела! Единственная робленная в двух мирах, у которой нет хозяина!
Танька сидела неподвижно, напоминая статуэтку Будды – ноги калачиком, ладони на коленях, глаза полузакрыты, на губах отрешенная блуждающая улыбка. Рада Сергеевна визжала, вопила, кричала – и наконец выдохлась. Остановилась, дыша с присвистом, как чайник… помолчала. Украдкой покосилась на нвозмутимо ожидающую Таньку.
– Античаклунский бред, – лениво приподнимая веки, обронила Танька. – Робленная не может без хозяина. Робленная не может напасть на хозяина.
Проверено. На Алле, оставшейся без силы, когда Ирка с Танькой натравили ее на собственную хозяйку. Танька улыбнулась – та ночь был страшной… и счастливой. Ее первая настоящая победа. Ночь, когда она перестала думать, что беспомощна, что каждый может ее обидеть. Правда, нескольким робленным это стоило силы, но их ведь никто не заставлял за Танькой гоняться.
– Вы могли его подставить, обмануть, заманить. Но чтобы с ним ни произошло – это сделали не вы. – Танькина улыбка стала снисходительной. – Пришел… прилетел змей…
Ну а у кого еще могло хватить коварства заморочить Раде голову? Наверняка и напрягаться не пришлось – для Рады змеи были истинные властители Ирия, ее только кончиком хвоста поманили – и самовлюбленная робленная сдала хозяина с крыльями и когтями. Узнать бы, кто этот змей был, – хотя что здесь, в мире людей, ей скажет его имя?
– …И вы сделали что вам велели. Даже не задумались, что среди змеев тоже есть свои отношения, группировки, – высокомерно объявила Танька. – Вам даже повезло, что вы этот год… прошуршали по амбару. А то явились в Ирий, а тут вас – чирк! – Танька выразительно скрючила пальцы, показывая хватку змеиных когтей.
– Глупая девчонка, меня никто бы и когтем не тронул! – даже сейчас в «полусенном» состоянии, видно было, что Раду так и распирает от гордости. – Против Табити в Ирии никто не пойдет!
– А причччч… – Танька с чудовищным трудом задавила рвущийся с губ вопрос. Легко сохранять невозмутимость, когда все идет, как ты рассчитывала, а попробуй сохранить маску спокойствия сейчас, когда этот стог сена несет какую-то бредятину! При чем тут Айтова мама? Какое отношение Айтова мама имеет к исчезновению Иркиного папы?!
– Мне сама Владычица Табити защиту обещала, если сделаю, как она велит! – Рада стукнула себя сенной рукой в грудь, и в глазах ее вспыхнул фанатично-восторженный огонь.
– А вы и поверили, – с облегчением вздохнула Танька. Ну вот, все и объяснилось: хитрый змей надул Раду.
– Она сама со мной говорила! – завопила Рада: похоже, мечта рассказать о той встрече была так сильна, что она готова была поделиться даже с Танькой. – Не многим людям дозволено встать пред огненными очами Владычицы нашей, да будет крыло ее над нами! – эту фразу Рада выговорила с благоговейной торжественностью, как присягу. – По пальцам пересчитать можно! А я стояла! И говорила! Ну… она со мной! Четыре слова. Она сказала мне целых четыре слова… – задыхающимся шепотом выпалила Рада и, роняя каждое, точно бесценный бриллиант, прошептала. – «Тебе… объяснят… что… делать…» И золото дала, и… меня могло осенить змеево крыло! Кто ж знал, что у той распутной девчонки окажутся помощники, что она исчезнет в одной стороне, а ее с Симарглом отродье – в другой?! – брызгая слюной, завопила она.
– Это вы выслеживали Ирку, когда она была маленькая! – потеряла самообладание Танька. – Из-за вас им пришлось снова бежать! Вы убили того оборотня из милиции, который им помогал!
– Зачем мне его убивать? – Рада удивилась так сильно, что даже захлебываться слюной перестала. – Поганый волк сдох, а я не смогла найти девчонку и вернуться пред очи Владычицы! Пришлось связаться с этим козлом Аристархом и вашим здешним бизнесом, – с ненавистью выдохнула Рада. – Я все гадала, кто мог быть такой решительный, чтоб оборвать единственную ниточку к Симаргловому отродью!
Танька замерла. Самообладание не просто потерялось – от него не осталось даже следов. Она знала одну такую… решительную. Бабка… Елизавета Григорьевна… Убила того, кто им помогал? Ради Ирки? Но… убить? Вот так? «Симаргл… Бабка… Табити… Ирка всего этого не выдержит! – стучало у Таньки в голове. – Этого даже я не выдержу, хотя все они мне и не родственники».
– Но я ее все-таки поймала! – прошипела Рада Сергеевна. – Отродье… Его дочку! На его Силе поймала! Поймала и использовала, поймала и…
– И теперь вы сидите в этом амбаре! – похлопывая мочальным жгутом по ладони, отчеканила Танька. – А Ирка стала кем и должна была – наднепрянской ведьмой-хозяйкой!
– Ведьма-хозяйка? Эта девчонка? – Крупная дрожь била Раду Сергеевну, капли пота покатились по лицу.
– Ее превосходительство госпожа хортицкая ведьма! – с наслаждением произнесла Танька. – И это именно вы помогли Ирке понять, кто она такая, – да-да, пользуясь Силой ее отца!
Рада Сергеевна завизжала – и скользящие по стенам тени кинулись на Таньку.
Глава 43. Конец света на дачном участке
– Иии-ях! – Танька коротко размахнулась и стегнула мочальным жгутом. Точно серый занавес разрезало пополам – тени разлетелись в стороны, липкой пеленой покрывая бревенчатые стены. Пронзительный визг робленной оборвался – кончик мочала дотянулся до нее… Рот Рады превратился в зубастую крысиную пасть. Мочало работало. Даже очень хорошо.
По стенам отвратительным кружевом ползла плесень. Тяжелый, сернистый запах болотной гнили забил горло. Плесень стекала со стен, словно с них обдирали обои с противным серо-зеленым рисунком. С глухим чвяканьем шлепалась об пол и медленно тянулась к Таньке, перебирая осклизлыми щупальцами.
– Прекратите! Не то… – Танька щелкнула зажигалкой, поднося огонек к недоплетенному мочалу. Жесткая хватка сомкнулась на ее запястье. Из бревен амбара перли ростки – молодые, тугие и сильные, как плети, они ветвились на похожие на пальцы отростки. Всю стену покрыли крохотные блекло-зелененькие шевелящиеся ручки. Отросток сжался на запястье как наручники, Танька закричала… и гибкие щупальцы вырвали мочало из ее пальцев.
– Угрожать мне вздумала, девчонка! – раззявливая крысиную пасть, шипела робленная, и весь амбар наполнился шуршанием сена.
Танька с размаху ткнула зажигалкой в стену и выкрикнула любимое заклятие Огня-Сварожича. Пламя ударило как из огнемета – зеленые отростки корчились в огне, брызжа во все стороны кипящим травяным соком.
– Мочало! – завизжала Рада Сергеевна.
«И правда!» – согласилась Танька и яростно рванулась. Схвативший Таньку росток лопнул, обварив руку горячим соком, она закричала снова, но, прыгнув вперед, выхватила из огня плетеный жгут и ринулась к прислоненной к галерее амбара стремянке. В одно мгновение пролетела половину ступенек…
– Стой! Отдай! – взвыло сверху, и над краем галереи возникла угрожающе размахивающая сенными руками Рада Сергеевна. Танька успела увидеть, как плесень подползла под сенные ноги робленной и теперь несла ее на себе. Шурша и чавкая, Рада Сергеевна поползла вниз по ступенькам стремянки, и отростки ее сенных рук тянулись к Таньке. – Отдай мочало! – шипела робленная изуродованной крысиной пастью. Танька кубарем скатилась со ступенек и ударом ноги подшибла стремянку. – Отдай! – Лестница медленно накренилась, и сползшая на верхние ступеньки Рада пролетела под потолком амбара, растопырив сенные руки. – Отда-а-ай!
Прижимая тлеющее мочало к груди, Танька рванула к выходу. Доски пола под ее ногами встали дыбом, и из-под них полезли… мыши. Самые обыкновенные, вовсе не гигантские, мышки… с оскаленными зубками. Острая боль вспыхнула в ноге – сразу с десяток мышей вгрызлись Таньке в ногу. Они лезли и лезли, взбираясь друг на друга в два, три, четыре слоя, отрезая Таньку от дверей, на нее перла сверкающая зубами серая волна. У мышей глаза были круглые, как плошки, и горели багровыми фонарями. Девчонка выставила руку с зажигалкой перед собой, и с ее пальцев ударила огненная волна. Стену амбара вынесло столбом пламени. Танька с визгом ринулась в горящий проем.
– Что там? Чего орешь? – сбоку вылетел Богдан с мечом.
– Там… мыши! – завизжала Танька.
– Тьфу, мышки она испугалась, я думал, серьез… – начал Богдан и осекся. Сквозь выжженный Танькой проем из пылающего амбара валили мыши. Серую зубастую волну оседлала Рада Сергеевна с полукрысиной мордой. – Мыши! – заорал Богдан и, схватив Таньку за руку, рванул прочь.
На лужайке перед домом-скалой один за другим вырастали крохотные холмики-терриконы. Занявшие руговую оборону богатыри нелепо лупили по ним мечами. Скорчившийся у их ног Аристарх вопил, закрывая голову руками. Богдан шарахнул мечом прямо по выросшему у его ног холмику. Танька завизжала снова – на лезвии висел крот. Глаза у крота были вовсе не слепы – они пылали багровым светом.
Богдан стряхнул крота с лезвия. Крот полетел, шмякнулся оземь, перекувыркнулся – и совершенно маниакально светя фарами глазок, шустро пополз на Богдана. Из вырытой им дырки, щелкая резцами, перли землеройки. От реки с тонким ультразвуковым звоном поднялась плотная стая комаров.
И все это – агрессивные мыши, насекомые… было как-то мучительно знакомо!
– Отдай мочало! – Из-за амбара верхом на мышах выехала Рада Сергеевна.
«Конечно, она робленная Симаргла! Еще Ирка говорила, что Рада в основном по сельскому хозяйству колдовала…» Каждая былинка станет Раде оружием… тем более на ее собственном дворе, где сила любой ведьмы удваивается!
– Бросьте этих кротов! Бежи-им! – завопила Танька, на бешеной скорости проносясь мимо богатырей.
– Только вот они нас не бросают! – Вольх Всеславич Таньку не обогнал, но поравнялся.
Танька оглянулась через плечо. Сверкали зубы. Горели глаза. Кроты, и землеройки, и мыши мчались за ними – задние лапы впереди передних. От мостков над рекой поднималась плотная туча комаров. Они проскочили мимо дома… прячущиеся позади картофельные грядки разверзлись. Облепленные землей клубни с силой выпущенных из пращей камней полетели в беглецов. Первый клубень врезался в предусмотрительно надевшего шлем Федьку. Раздался гулкий звон. Клубни замолотили по плечам и спинам… Холеная английская лужайка расползалась у Таньки под кроссовками. Трава стремительно умирала. Жизнь уходила из нее, она теряла зеленый цвет, чернела, сменяясь липкой грязью, – и возникшее прямо под ногами мертвое болото потянуло Таньку вниз. Первый комар расплющился о подставленный клинок Вольха Всеславича. Тут же десятки его соплеменников забурились сквозь камуфляж между колечками кольчуги. Вольх Всеславич заорал. Через мгновение орали уж все богатыри, бессмысленно отмахиваясь от комаров мечами и с каждым взмахом все больше погружаясь в мертвое болото. Берег болота стремительно заполнялся преследователями. Крот прыгнул. Распластался в воздухе всеми четырьмя лапами… Рухнул Вольху Всеславичу на грудь. Приспособленные копать землю когти рванули кольчугу… и крот попытался перегрызть богатырю горло!
С яростным воплем глава богатырской стражи отшвырнул зверька, но на богатырей уже сигали десятки оскаленных землероек. Мечи завертелись с удвоенной скоростью, рубя зверьков в воздухе. Кровь брызнула во все стороны. Потрясая скованными руками, бесновался Аристарх Теодорович:
– Рада, они здесь, Рада-а-а! А-а-а!
Одна из землероек цапнула его за ляжку, крот впился в руку. Над кишащими серыми спинками воздвиглась чудовищная фигура женщины с пучками сена вместо рук и ног.
– Отдай мочало, дрянь! – визжала Рада Сергеевна, и Богдан провалился. Мертвое болото раззявило пасть, одним махом заглотив парня. Танька только увидела бледное лицо, залитое черной липкой грязью.
– Подавись! – заорала Танька, швыряя мочало Раде Сергеевне. Расплетенный конец жгута ляпнул Раду Сергеевну по физиономии, челюсть ощутимо скрипнула, как несмазанный механизм, и из крысиной снова стала человеческой. Рада Сергеевна попыталась схватить падающее мочало, но руки из сена только веником прошлись по жгуту. Робленная ляпнулась животом в развезенную грязь, задергалась, шурша сеном рук и ног, как перевернутая на спину черепаха…
– Крыныця-царыця, не прийшла я воды браты, прийшла помощи прохаты – видступыся, крыныця-царыця, лети сюды, огняный бугало! – зачастила Танька.
Рада пыталась встать, богатыри под тяжестью кольчуг погружались на глубину, болотная грязь сомкнулась над Богданом – и зачавкала, точно хохоча над потугами ведьмочки. Правильно сказал когда-то Ментовский Вовкулака: заклятья сильны, но на них нужно время – а его-то как раз и не было! Танька захлебывалась заветными словами и понимала, что не успевает! Кольцо на пальце вспыхнуло острой, горячей болью… И из бесконечного далека Танька услышала Иркин голос, произносящий то же самое заклятие… только наоборот! «Наступыся, крыныця-царыця, лети звидси, огняный бугало…»
«Ирка, ты что делаешь! – мысленно завопила Танька. – У меня тут Богдан тонет!»
Летящая издалека скороговорка заклятья словно поперхнулась… Иркин голос растерянно буркнул:
– Как занятно! А у меня тут Айт, кажется, горит! – и вдруг пронзительный выкрик, от которого содрогнулись оба мира: – А ну – вместе, говори, что нужно!
И подчиняясь этому неодолимому приказу, Танька выпалила:
– Лети сюды, огнянный бугало, землю сушить, воду парить, траву вялить! – и услышала отклик из иного мира: «Лети звидси, огняный бугало…»
Из ниоткуда, из пустоты обрушился огонь. А навстречу ему вдруг начала подниматься вода, мгновенно высушивая сотворенное Радой болото, оставляя на его месте лишь сухую, скрипучую, как песок, пыль. Огонь и вода ринулись навстречу… и прошли насквозь, почти не задевая друг друга, – лишь на миг берег реки окутался горячим паром…
– За сено, за сено не тяни – без руки оставишь! – визжала Рада Сергеевна, когда Аристарх Теодорович кинулся ее поднимать. Ругающийся Аристарх тряс ногой, пытаясь стряхнуть вцепившегося крота, хватался скованными руками за воротник Радиной блузки. – Где мое мочало?! Где эти?! – вопила Рада. Густой пар заволок двор, слышно было только, как испуганно пищит призванное Радой мелкое зверье и звенят комары. Сквозь пар замелькали оранжевые блики огня – что-то на участке горело. Рада запрокинула голову и торопливо зашептала заклятие: – Дощику, дощику, зварю тоби борщику. Мэни каша, тоби борщ, щоб ишов густиший дощ!
Проливной дождь хлынул с небес, вбивая явившийся из другого мира огонь в землю и развеивая затянувшие участок облака пара. Рада издала злобный вопль – между соснами отлично видна была Танька, подбегающая к забору. За руку она волокла Богдана – запорошившая глаза и рот сухая пыль заставляла парня то и дело врезаться в стволы деревьев и отчаянно отплевываться. Покрытые слоем пыли богатыри мчались следом…
– Что встали?! Держите их! Грызите! – заорала на своих зверей Рада. Волна мелких зверушек хлынула за беглецами…
Бабах! По плечам Рады замолотил новый дождь – из кротов и землероек. Аристарх взмахнул скованными руками и грохнулся на четвереньки. Взрыв разметал зверьков по всему участку, а подходы к соснам закрыла полоса фиолетового дыма. Участок снова пылал, разлетевшиеся искры заставили «руконогое» сено Рады тлеть, теперь вокруг робленной тоже поднимался столб дыма – на сей раз черного.
– Что… за заклятие? Колдовской огонь? – Рада забормотала новый призыв дождя.
– Не нада-а-а! – отчаянно завопил Аристарх. – Девчонка по участку шастала… Это смесь порошка магния с йодом! Возгорается от воды!
– Придурок, что ты несешь! От воды не горит, от воды гаснет! – Струи обрушились с небес… и все – и дом-пещеру, и пристройки, и причал – охватил фиолетовый дым. Буро-фиолетовыми клубами завивалось сено Радиных рук и ног.
– Дура необразованная! Это химия, ее заклятьями не возьмешь! – пытаясь отползти прочь от дыма, хрипел Аристарх.
– Сам козел! – окончательно разъярилась Рада.
Громыхнуло! Сверкнуло! Ме-е-е! Вместо стоящего на четвереньках мужика возник трясущий бородой козел. Козел попытался взбрыкнуть… и завалился набок. Передние копыта у него были скованы наручниками.
– Кто теперь мочало доплетет? – заверещала Рада. – Ах ты ж дрянь, это ты виновата! Не уйде-е-е-ешь! – вопль ведьмы спугнул птиц в окрестностях. Изогнувшись, точно толстый червяк, Рада сумела сесть. Раскинула сенные руки. И начали умирать деревья. Жизнь стремительно улетала из сосен – сплошным потоком, водопадом сыпались на землю ярко-зеленые мягкие весенние иголки. Чернели и скрючивались, как руки ветхой старухи, ветки, гас золотисто-янтарный цвет коры… и от каждой сосны прямо к Раде Сергеевне несся вихрь. Горячий, пьянящий вихрь! Он подхватил ведьму с земли, и она полетела между мертвыми черными стволами – чудовищная туш с пучками горящей соломы вместо рук и ног. Солома трепыхалась и заламывалась под несущим робленную вихрем, оранжевые сполохи пламени и черная мантия дыма волоклись за ней.
– Танька, скорее, Танька! – Богатыри уже успели махнуть через ограду, Богдан сидел на гребне, протягивая Таньке руку… а она вдруг замерла, вжавшись лопатками в стену, заворожено глядела на умирающий вокруг лес и только твердила:
– Этого не может быть! Это неправильно, он же бог природы и растений, а она – его робленная…
– Хватайся, пока до нас эта ведьма не добралась! – заорал Богдан, увидев несущуюся меж почерневшими стволами Раду.
– Ведьма здесь я! – вдруг отчеканила Танька, и глаза у нее стали как два лазерных прицела, только вместо красных огоньков – сапфировые точки. – Поднимешь, когда скажу! – протягивая ему руку, скомандовала она.
Богдану остро захотелось ее послать. В смысле, послать словами, а физически – втянуть наверх, подальше от несущегося на них чудовища. Он крепко обхватил тонкое Танькино запястье, вцепился другой рукой в верх стены, не обращая внимания на орущих и прыгающих внизу богатырей. Робленная ведьма летела к ним, и ветер выл, трепля торчащее из ее тела сено, огонь пылал, и дым клубился, глаза у Рады были круглые и горящие, а лицо становилось все безумнее и безумнее от ненависти и все больше смахивало на крысиную морду. И она раззявила красно-черный провал пасти и захохотала, и налетевший вместе с ней вонючий ветер притиснул Таньку к стене, точно убийца – пойманную в переулке жертву…
– Давай! – завопила Танька, и Богдан просто кувыркнулся вниз со стены, выдергивая Таньку за собой, как морковку из грядки!
Из-за стены донесся пронзительный ненавидящий вопль, Рада взмыла, взмахивая торчащим из рук сеном как крыльями и распуская вокруг ореол дыма и огня…
– Ненави-ижу! Не уйдешь! – провыло воспарившее над забором чудище. Богдан схватился за меч…
– И опять-таки – как же полезна иногда бывает чужая ненависть! – очень хладнокровно обронила Танька, и прицельно сощурилась, наблюдая за перемахивающим забор чудовищем.
Бамц! Словно бронированное стекло вздрогнуло и зазвенело, когда Рада Сергеевна врезалась в невидимую преграду. Ведьма замерла, как распластанная по стеклу горящая летучая мышь… а потом…
– Не-е-ет! – заорала Рада. И продолжала кричать все время, пока кожа на плечах не начала топорщится острыми краями сухих травинок, грудь и живот превращались в сено, из распахнутого в крике рта посыпалась сухая трава… Крик прервался. Мгновение над забором висело нечто вроде плетеной бесформенной куклы… И куча сена обрушилась обратно, за забор. Пару секунд царила тишина… а потом за забором выругались. Женским голосом, хриплым и невнятным, словно его обладательнице засунули пучок сена в рот.
– Богатырскую стражу чуть не съели мыши, – поднимаясь с земли, выдавил Вольх Всеславич.
– Кроты, та ще и землеройки, хай им грець! – возмущенно уточнил дядька Мыкола. Словно наличие кротов и землероек среди нападающих делало ситуацию не столь мучительной для богатырского самолюбия.
– А я ее на видео заснял! – опуская вытянутую из-под кольчуги мобилку, радостно объявил Андрей. Будто это все меняло, превращая паническое бегство с участка чуть ли не в победу. – Крутая тетка! А вы говорили – робленные слабее рожденных!
– Она на своей территории, – с трудом садясь, выдохнула Танька.
– Скажите, прелестная Татьяна, так эта, увы, совсем не привлекательная дама… – прислушиваясь к несущейся через забор ругани, скорчил непередаваемую гримасу Еруслан, – …там, за забором… она все же человек или сено?
– Никакая она тебе не прелестная! – буркнул Богдан, решительно ставя Таньку на ноги и стряхивая с нее сено, грязь и пыль как с маленького ребенка. – Она мне прелестная, а все остальные в пролете!
– Пока за забором – человек, – кивнула Еруслану Танька, делая вид, что Богдановых выступлений не слышит, а улыбается просто так, вроде, «сделал гадость – на сердце радость». – Попробует вылезти оттуда – станет сеном. Территория-то ее, а мочало – мое! Если бы Иркин папа уделял своей робленной чуть больше внимания, она бы знала, что не стоит ничего брать из рук рожденной. Вы жаловались, что на содержание Аристарха Теодоровича финансирование не предусмотрено? Можете больше не беспокоиться: он тоже останется там, – прислушиваясь к пробивающемуся сквозь ругань топотанью копыт и мемеканью, заключила Танька. – Я ведь его волос тоже в Радино мочало вплела. Мое колдовство плюс Радино Слово – короче, бедняге Аристарху не повезло больше всех. Зато у него такое подходящее для козла имя!
– От як добре ты все придумала! – издевательски протянул дядька Мыкола. – Им не выйти… та и нам не зайти! Ото мы Яринке допомогли так допомогли! Провелы, що называется, расследование зныкнення хортицкой ведьмы! Казал я вам, що з той робленной людына доросла, розумна размовляты повынна! – накинулся на начальство дядька Мыкола. – А не мала дытына, яку б велыку видьму вона з сэбэ не корчила!
– Да, очень жаль, Татьяна Николаевна, что вы ничего не сумели выяснить, – прислушиваясь к беснующейся позади забора робленной, сдержанно обронил Вольх Всеславич. – Боюсь, вернуться сюда мы уже не сможем. – И содрогнулся. Никто и никогда, за все века его долгой жизни, не подозревал великого богатыря в трусости. Но атака мышей и кротов его явно пугала.
– Почти ничего… – согласилась Танька. В голове у нее и правда стоял сумбур: словно в хороводе, кружились Ирка, бабка, Рада, Аристарх, Иркин папа – такой, как на фотографии, Айт, Табити-змееногая, которую Танька никогда не видела, а лишь представляла, змей, едва не убивший Ирку на Хортице, серокожий и подчиненные ему твари, поднятые Радой существа… И при этом она не отрываясь глядела на торчащие над забором черные остовы мертвых деревьев. Еще недавно это были сильные молодые сосны. И эти сосны были самым последним кусочком пазла, недостающим для отгадки звеном. – Я знаю, что Иркин отец бросил ее не по своей воле и Рада причастна к его исчезновению. Знаю, что он жив – иначе бы Рада не смогла пользоваться его силой. Знаю… что… за его исчезновением стоят вовсе не змеи-отступники. – Танька облизнула пересохшие губы. «Табити обещала…» – звучал в ее ушах Радин голос. Табити… Ирий… – Знаю, зачем Раде звонил серокожий, и догадываюсь, чего они хотят от Ирки!
«А еще подозреваю, что Иркина бабка замешана в убийстве бывшего начальника Ментовского Вовкулаки, – но говорить об этом не стану, по крайней мере, пока не увижусь с Иркой!»
– Я только не знаю, как именно Иркиного папу захватили в плен больше тринадцати лет назад… но думаю, это не столь уж важно. Потому что я знаю, где он сейчас! И где скоро окажется Ирка… если мы ей не поможем! – дрожащим от отчаяния голосом выдохнула она.
– И що? – ошеломленно переспросил дядька. – Це все тоби роблена рассказала? Сама?
Танька кивнула. Чистая правда, Рада рассказала все и сама. Просто не обязательно рассказывать словами. Танька потерла колечко на пальце. Если бы через него связаться с Иркой, предупредить, объяснить, посоветоваться… Но кольцо равнодушно молчало. Танька уже начала понимать, как оно действует, и сидеть перебирать заклятья, надеясь снова попасть с Иркой в резонанс, ей совершенно не улыбалось. Да и поговорить нормально все равно не получится!
– Мы с Богданом немедленно, сейчас же должны отправиться за Иркой! Иначе у нас не будет хортицкой ведьмы! Все ужасы, что я себе напридумывала… и рядом не лежали с кошмаром, который ждет Ирку на самом деле!
– Куды видправытыся? Мы ж и прийхалы сюда, щоб дизнатыся, куда вона делася! – озадаченно спросил дядька Мыкола.
Но остальные четверо богатырей смотрели друг на друга. Федька переглянулся с Ерусланом, и оба уставились на Вольха Всеславича. Андрей мрачно исподлобья глядел на главу богатырской стражи, словно намекая, что все равно поступит по-своему. Вольх Всеславич усмехнулся уголками рта… и согласно прикрыл веки.
– Вы, дядька, наверно, единственный, кто до сих пор не догадывается, куда делась хортицкая ведьма, – облегченно вздыхая, пробурчал Андрей. Выражение лица дядьки Мыколы стало… непередаваемым. Как у кта, на которого рухнула пятилитровая кастрюля с капустным салатом. Даже утешиться нечем!
– Позвольте поинтересоваться, как давно вы знаете о местонахождении хортицкой ведьмы, молодой человек? – сухо спросил Вольх Всеславич.
– Я не знал. Я догадался, – педантично напомнил Андрей. – Примерно минуты через три после так называемого «похищения». Ирка устояла в драке с моей Диной – а теперь ее вдруг похищает какой-то мертвяк? Как говорят соседи – полная чешуйня!
– «Моя Дина»! – Дядька Мыкола с такой силой шарахнул шлемом об асфальт дороги, что за забором опасливо притихла ругающаяся Рада и прекратил мемекать козел. – Богатыри зустричаются зи змеицами! Ведьма-хозяйка бигае за змием… Аж до самого Ирия? – Он оглядел остальных, ожидая подтверждения запоздалой догадке… и пнул шлем еще раз, вколачивая его в кирпичный забор. Послышался торопливый топот удирающего козла. – Куда катится цей мир! – воздел руки дядька Мыкола.
– Два мира, Мыкола. – усмехнулся Вольх Всеславич.
– Пошли, – скомандовал Андрей, кивая Таньке и Богдану. – Нужно отправить вас в Ирий так, чтоб у парней с той стороны не возникло и мысли о нарушении договора!
Ирка
Глава 44. Поиски зловещей башни
– Может, полетим, мря? – буркнул кот, когда зацепленный Пеньком куст хлестнул ветками прямо по нему.
– Я от башни до озера пешком шел, – буркнул в ответ Пенек. – Сомнительно мне, что сверху найду, а так… глядишь, ноги сами доведут, – судя по уклончивому тону, в способностях своих ног он тоже сомневался. – Я ж сюда, почитай, и без сознания и без чувств дополз.
– Других вариантов все равно нет, – вздохнула Ирка, отводя от лица очередную ветку. – Вряд ли башню, где одни змеи держат других змеев, можно найти с воздуха.
– С чего ты взяла, что они змеи-то? – возмутился Пенек. – На вид люди как люди!
– А что, у вас в Ирии есть настолько крутые люди, чтоб змеи их в своей секретной тюрьме держали? – пожала плечами Ирка.
– Меня же держали!
– Так и ты, парень, не так чтоб совсем прост, мря! – выдал свое веское мяу кот.
Пенек смутился и, уставившись на собственные лапти, угрюмо двинулся дальше. Лапти, как выяснилось, он тоже плел плохо, но выданные Диной сапоги так и остались у кровати в домике Улады, а идти надо было. Ирке в мягких кожаных туфельках приходилось не легче – каждый корешок был ее!
– Ну не знаю я, почему на мне все зарастает как на собаке! – на ходу потирая натертую и почти сразу затянувшуюся ранку под краем лаптя, простонал Пенек.
– На собаках все зарастает как обычно, это у оборотней на самом деле ускоренная регенерация. Только твоя еще быстрее, – возразила Ирка.
– Может, у тебя и раньше так было – потому тебя змеи и забрали? – предположил кот.
– А может, после башни стало, – вспоминая слова Дины насчет испытания новых зелий, прикинула Ирка. Нет, она вовсе не предлагала Пеньку говорить змеям спасибо за новые способности. За такие фокусы в ее родном мире сажали, и правильно делали – она б еще и бревном подперла, чтоб не вылезли никогда! «А может, ты нас дуришь!» – прикинула и третью возможность Ирка. Подозревать Пенька в хитроумной игре получалось все хуже – нормальному человеку так не сыграть, – но совсем сбрасывать со счетов такую возможность не стоило.
– Чего не поколдуешь? – притираясь к ноге, тихонько муркнул понявший ее сомнения кот.
Ирка молча вытащила склянку. Она поколдовала, пока почти здоровый, но до предела измученный всеми потрясениями Пенек отсыпался перед походом. И Слово сказалось, и вода, налитая в склянку еще в Динином бассейне, выплеснулась на драконий плащ, и ярко вспыхнул путеводный огонек – и… ничего. Никуда он не указывал, только разгорался все ярче, будто Айт находился где-то близко… и это давало надежду.
– Хочешь не хочешь, а искать башню надо. Если там Айт… – прошептала Ирка, выпуская из-под волос чуткие собачьи уши и вслушиваясь в звуки леса.
– Какой он хотя бы, этот твой змей? Из-за которого я лезу в ту самую башню, из которой едва вырвался! – с пыхтением форсируя очередной завал из старых веток и сучьев, спросил Пенек. – Где меня убьют или снова возьмут в плен такие же гнусные гады, как и он!
– Он, может, и гад… но не гнусный, – сдерживая раздражение, ровным голосом ответила Ирка. – Если б я его о чем-то попросила и он согласился помочь… то не стал бы меня попрекать этим каждые пятнадцать минут!
– Я не каждые, – пробурчал Пенек.
– Я клянусь, – устало сказала Ирка, – я не позволю тебя снова схватить. Мы уйдем оттуда все вместе.
– А если его придется вытаскивать – твоего змея? Станешь спасать меня раньше, чем его? – Пенек неверяще скривился.
– Да, – хладнокровно кивнула Ирка. Поймала на себе взгляд двух пар одинаково круглых от изумления глаз – кота и Пенька – и усмехнулась: – Айт – он такой, сам кому угодно поможет. Если сейчас он в беде, значит, ему просто уцепиться не за что! – Она раздраженно встряхнула волосами, видя, что ее не понимают. – Ну как вам объяснить… Наверное, его очень плотно обложили – стражи, заклятья, цепи, не знаю что, но в одиночку не получается! А если там… ну… хоть одного стражника убрать или цепь перепилить, или заклятие разрушить… то Айт тут же активно включится в дело своего спасения! Так что я спокойно смогу заняться тобой, – успокоила она Пенька, а тот… немедленно помрачнел. Ну вот чем он опять недоволен?
– Не приревнует твой змей, если будешь мной заниматься? – зло проворчал Пенек.
– Не приревнует, – рассеяно успокоила Ирка. Далеко-далеко, на самом пределе собачьего слуха доносился звук… вроде топота множества ног. Такое впечатление, что маршируют… или пляшут? Или ей чудится?
– Не ревнивый? – в голосе Пенька звучало откровенное издевательство.
– Почему – ревнивый… – все еще вслушиваясь, отозвалась Ирка. Сразу вспомнилась дуэль на баскетбольном мяче, которую Айт учинил с Андреем и Спиридоном, убийцей ведьм. Спортзал пришлось по кусочкам восстанавливать… но не к Пеньку же Айту ревновать? Тогда уж сразу к коту. Воцарившееся за спиной молчание заставило Ирку обернуться. Кот старательно пялился меж деревьев, будто что интересное высмотрел, а на морде у него было написано: ну и дура же ты, дорогая хозяйка! Пенек мучительно краснел – медленно, зло… до слез на глазах. Ирка виновато потупилась: все она забывает, что Пенек на самом деле не такой пенек, каким кажется, и понять, почему Айт не приревнует, ему не составит труда.
– Ты его давно знаешь? – теперь Пенек тоже смотрел в сторону, но в голосе его появилось легкое дребезжание, как у плохо натянутой струны.
Чего он привязался? Решил, если уж делать себе больно, так по максимуму? И не пошлешь его подальше с его расспросами – может, ему так легче, может, он страх перебивает злостью? Ирка сама всегда так делала.
– Примерно полгода – с зимнего Солнцеворота.
– Давно, – еще больше помрачнел Пенек. – Я понимаю, – вздохнул он. – Ты… необыкновенная девушка, – в голосе его звучала глухая тоска. – Красивая очень.
– Самая обычная… – Ирка смутилась еще больше. Приятно, когда тебя называют красивой… если б он при этом еще не глядел, как умирающий от голода – на булку в витрине супермаркета.
– Поэтому ты умеешь превращаться в собаку, и дружишь со змеицей – а это гораздо сложнее, чем встречаться со змеем, – усмехнулся Пенек. – И Старшим Зверям от тебя чего-то надо. Не можешь ты среди простых людей оставаться, тоска заест. Ну а как в Ирии человеческой девушке возвыситься, кроме как за змея замуж пойти? Один из Великих для такого дела самый подходящий, – с фальшивым спокойствием продолжал рассуждать Пенек. – Ну и как оно? Как у нас в деревне девки мечтали: прилетает каждый день, на спине катает, подарки дарит?
Ирка дернулась, будто на нее вылили ушат помоев. Как он смеет?! Он считает, она встречается с Айтом… ради будущей крутизны? Она? Наднепрянская ведьма-хозяйка? А их отношения – мечта местных деревенских девок? Конечно, были и подарки… она невольно стиснула в кулаке платинового дракончика. На миг отчаянно захотелось, чтоб Айт никогда и ничего ей не дарил – так было тошнотворно. Этот Пенек взял и приравнял ее к жадным дурам, которые не понимают, что к чужой крутизне присоседиться невозможно! Чужую крутизну хозяин захотел – дал, а захотел – тут же отнял, и вот уже другая девчонка у него под боком, а ты… что называется, побоку! Крутизна бывает только своя! И да, Айт катал ее на спине – и это были самые счастливые минуты ее жизни. А этот Пенек взял и все испошлил! Оч-чень неприятный взгляд исподлобья заставил Пенька отшатнуться – глаза Ирки полыхали зеленью. Хорошо, он не знает, что это значит, – а то бы удрал, лови его потом по лесу.
– Естественно, он не прилетал каждый день – до меня, знаешь ли, слишком далеко добираться! – сквозь зубы процедила Ирка.
– В Ирии нет места, которое для змеев было бы слишком далеко! – уверенно сообщил Пенек.
– А на одном Ирии свет клином не сошелся! – рявкнула Ирка.
– Это как? – удивился Пенек.
Ну совсем деревенский, о существовании мира людей не знает, и даже по Иркиным обмолвкам не догадывается! Странно: жители приграничной деревеньки в курсе. Хотя они по меркам любого мира люди особенные, а с обитателями Симураны Ирка на эту тему не разговаривала. Ну и хорошо: чего Пенек не знает, того Пенек не разболтает!
– Попытайся понять – я хочу спасти Айта… Великого Водного не потому, что он мой билет в хорошую жизнь… хорошую жизнь я себе вполне в состоянии обеспечить и сама, – ровно ответила Ирка. – А потому, что он мой… – она одарила мрачным взглядом кота – вот попробуй только мявкнуть насчет их с Айтом отношений! – и вызывающе закончила: – …друг! И я вовсе не собираюсь за него замуж!
По крайней мере в ближайшие шесть лет – все равно наложенное на колдовском квесте заклятие не позволит.
– Я помогу ему и вернусь в свой ми… к себе домой и займусь своими собственными, нужными и важными делами, которых, веришь ли, у меня полно! – И как Ирка сильно подозревала, с каждым днем ее отсутствия становилось все «полнее и полнее». – А он – своими!
– Вы с этим гадом никогда больше не увидитесь? – радостно вскинулся Пенек.
Ирка и кот уставились на него выразительно – выразительнее только вслух… выразиться.
– Как ты думаешь, парень, друзей заводят именно для того, чтоб никогда с ними не видеться, мря? – наконец прочувственно поинтересовался кот.
– Не знаю я, у меня друзей никогда не было, – пробурчал Пенек.
– Знаешь, я бы, может, и хотела стать твоим другом… – начала Ирка и поняла, что врет, не хочется ей с Пеньком дружить, несмотря ни на что! Тем более что и не дружить он вовсе хочет… – Но с тобой так тяжело! – от всей души сказала она, и вот это была чистая правда. – Ты кажешься таким классным парнем, когда не ноешь… но ты почти все время ноешь! – с досадой бросила Ирка, и… ей опять стало стыдно. Еще неизвестно, как бы она себя повела, если б ей самой досталось как этому парню.
– Змей, значит, не ныл? – почти прошептал Пенек.
– Не ноет! – отрезала Ирка. – С ним совсем другая проблема – никогда не признается, если ему плохо! Привык сам командовать, спасать и помогать. Правда, у него неплохо получается. – Ирка улыбнулась с такой нежностью, что Пенек зажмурился, как от яркого света.
– Змеям нет дела до людей! – так и не открывая глаз, уверенно отчеканил Пенек. Словно боялся, что Иркиной улыбки его уверенность не выдержит.
– Неправда, и ты это знаешь, – мягко сказала Ирка. – Уладин зять спасал Симурану. Айт на Солнцеворот спас мою подругу Таньку и меня, на Велесов день – меня от Дины…
– Твоей змейской подружки? – пробормотал Пенек.
Ирка снова пожала плечами.
– А на русалии, когда он в последний раз прилетал, если бы не он… – начала Ирка. Почему-то ей хотелось, чтоб Пенек понял, что Айт – настоящий… ну не человек, конечно… настоящий парень. А то тащится, страдалец, будто его маньяка-убийцу заставляют на волю выпустить!
– Погоди! – Пенек вдруг встал как вкопанный. – Так вы на самом деле виделись всего три раза? Ты собираешься спасать парня, с которым встречалась каких-то три раза? – И поглядел на Ирку как на полнейшую, просто клиническую идиотку.
– И ничего не три! – чувствуя настоятельное желание перекинуться и обглодать его как косточку, возопила Ирка. – То есть три, конечно, но… он же жил у нас в городе! А в последний раз – прямо у меня дома!
– Сколько жил? Если все вместе сложить – неделя выйдет? – в тоне Пенька вдруг прорезалось совершенно не свойственное ему ехидство.
– Нет! – выкрикнула Ирка. Ее трясло, она была в бешенстве – так бесит лишь правда. Легко фыркнуть и посмеяться над ложью, но правда, которой ты сама боишься, так безжалостно брошенная тебе в лицо… о-о, здесь есть от чего беситься! – То есть не неделя, а больше, гораздо больше!
– Две? – аккуратно добил Пенек.
– И не две! – снова завопила Ирка, и это была чистая правда. Потому что даже если считать его появление во время драки с Диной за полноценный день… полных двух недель знакомства все равно не набиралось.
– Ты же его совсем не знаешь! – Пенек изумленно глядел на Ирку. – А говоришь, он твой друг! Да ты меня знаешь дольше!
– Неправда! – Ирке хотелось плакать. – Я знаю, слышишь! Он любит шоколад, машины и мотоциклы – такие большие, тяжелые!
– Мото… циклы? – озадачился Пенек.
– Неважно! – встряхнула волосами Ирка – не собиралась она просвещать этого Пенька насчет мотоциклов и прочей техники! Они говорят об Айте! – Он самый молодой Великий, он умеет выигрывать сражения, танцевать и… и… целоваться, вот! И… и даже если бы я о нем вообще ничего не знала, так что – не надо его спасать? Он обо мне знал еще меньше, когда в первый раз на помощь кинулся! Между прочим, это я о тебе ничего не знаю, странный парень с потерей памяти!
– Зато ты знаешь обо мне ровно столько же, сколько я сам! – ответил Пенек, и мрачная усмешка удивительно не подходила к его простецкой веснушчатой физиономии.
– Ты смотри, у него чувство юмора прорезалось! – демонстративно всплеснула руками Ирка. – Вместе с регенерацией, как у ящерицы. Если тебе ногу оторвать, новая вырастет? «Давайте отрежем Сусанину ногу! Не надо, ребята, я вспомнил дорогу!» – процитировала она.
– То я тебе Пенек, то какой-то Сусанин – что ж ты имена такие пакостные мне подбираешь! И… – заорал Пенек и осекся. Глаза его вдруг остекленели, став абсолютно страшными – будто два пустых шарика в глазницах. Дрожащей рукой он смахнул прилипший ко лбу светлый чуб. – …И я вспомнил дорогу, – неживым голосом произнес он и вдруг решительно рванулся в густой подлесок между темными мрачными елями.
– Значит, ногу резать не будем, – пробормотала Ирка, кидаясь за Пеньком, ломящимся сквозь заросли, как пьяный медведь. – Тихо ты! Не-Пенек и не-Сусанин… – хватая его за плечи, прошипела она и заставила остановится. Звук, раньше долетавший издалека, теперь слышался негромко, но отчетливо. Скок! Скок-скок-скок! Шлеп! Шлеп-шлеп-шлеп!
– Мря! Слава великому холодильнику, хранителю молока и сметаны! – злобно муркнул пробирающийся по нижним ветвям кот. – А то я думал, вы так и будете друг на друга орать, ничего не слыша вокруг!
– Что это? – прошептала Ирка.
– Не знаю! Не помню такого! – задушенным шепотом откликнулся Пенек – и его дыхание пощекотало волосы возле ее уха. – Но я боюсь!
– Именно поэтому ты меня держишь за талию? – так же шепотом поинтересовалась Ирка. – От страха?
– Ты же меня держишь за плечо, – возразил Пенек.
Читать бесплатно другие книги:
