Волчье правило Белобров Олекса
– Хочешь минировать козла? – без удивления спросил офицер.
– Не хочу, просто обязан, – без энтузиазма, но упрямо заявил солдат.
– Ладно, перекури пока, обожди, – вновь рассердился Петренко.
Ему стало как-то неловко перед сапером, оказавшимся в этих вопросах намного опытнее, к тому же совсем без эмоций.
– Как скажете, – безразлично ответил боец, присев на корточки, раскуривая вонючую «Донскую».
Хантер успокоился и наконец осмотрел погибшего. Осмотр дал неожиданные результаты. Одежда не содержала ничего информативного – обычная пуштунская одежда. Обувь – новые кроссовки серого цвета фирмы «Монтана», сорок третьего размера.
Оружие и амуниция: не новый, но приличный «лифчик»[19] китайского производства с четырьмя полными магазинами, двумя китайскими же гранатами Ф-1, штыком от китайского автомата, напоминающим штык от советского карабина СКС. «Лифчик» пробит в двух местах, забрызган кровью. Одна пуля попала в магазин, разворотив его.
Гранатомет РПГ-4 египетского производства, тоже почти новый; на боку покойного была сумка с гранатами. В поясе погибшего «духа» замотана всякая мелочь – монеты, кусочки тряпок зеленого и красного цвета, пачка сигарет «Честерфилд» и новенькая английская зажигалка с пьезоэлементом. На мертвой руке продолжал отсчитывать кому-то другому секунды с минутами новенький японский хронометр «Ориент».
Под одеждой, на груди покоился небольшой мешочек, в котором Хантер нашел почти новенькое японское портмоне с калькулятором, работавшим от солнечных батареек, и вдобавок управляемое сенсорикой пальцев. Ничего подобного старлей в своей жизни еще не видел.
Рядом выглядывала немалая плитка чарса с клеймом производителя. Попутно в портмоне Петренко изыскал какой-то документ на урду, с фото, который подтверждал, что покойник являлся членом какого-то там исламского комитета. Обнаружились и деньги – около полутора тысяч афгани, полтысячи пакистанских рупий, несколько десятков наших чеков, сотня индийских рупий и т. п. Отдельно лежала кипа замызганных черно-белых фоток. Почин был снят в различных ракурсах: при оружии, в окружении таких же пуштунов, но с опознавательными знаками малишей[20]. Последнее фото принудило старлея содрогнуться: на ней застреленный «дух» радостно щерился, одной рукой поднимая отрезанную мужскую голову, а другой – ритуальный клинок, карачун. Из головы ручьем лилась кровь, а сама голова, очевидно, принадлежала при жизни славянину, поскольку цвет ее волос был светлым.
– Твою, дурака, мать!.. – выругался старший лейтенант. – Ты посмотри на этого урода! – Он протянул фотографию саперу.
– Вот сволота, б…! – выругался в свою очередь «крот». Успокоившись, Хантер решил взять с собой трофеи: оружие, боеприпасы, амуницию, шапку-пуштунку, портмоне со всем содержимым, чарс, часы, а также сигареты с зажигалкой. Сапер остался минировать труп, а Хантер, нагруженный бакшишами, попер их к своей бээмпэшке. Бойцы ждали его на обед и с удивлением встретили офицера, притянувшего полную охапку трофеев.
– Это правильно! – выказал общую мысль Лом.
Сам старлей чувствовал себя не очень уверенно, ему казалось – подчиненные видят в нем обычного мародера, что питается падалью. Лом заметил расположение духа офицера и приблизился к нему вплотную.
– Не волнуйтесь вы так, Александр Николаевич, – тихо обратился он не по уставу. – Среди нашего брата существует такая традиция: добытое в бою, взятое на приз – твое, никто никогда никого не будет за это попрекать. Так что не беспокойтесь, никто не станет в вас пальцем тыкать.
– Спасибо, Александр! – с признательностью и облегчением промолвил Петренко.
Тряхнув головой, словно скидывая с себя все тревоги и волнения, Александр, присев возле груды трофеев, распорядился бакшишами. Позвав Соболева, он отдал тому «Командирские», а «Ориент» нацепил себе на запястье. Деньги и чарс старший лейтенант сложил кучкой и, набросав пшеницы, подпалил. Пряный дым поднялся вверх. Подведя глаза на бойцов, он прочитал в их глазах немой укор, но ничего никому не сказал, дождавшись, пока не сгорят банкноты с наркотой.
Армянское радио
Сигареты с зажигалкой и портмоне старлей оставил себе, распределив все по карманам. Магазины с патронами, гранатомет, сумку с гранатами, автомат и эфки Хантер закинул в десантный отсек, приказав Соболю присматривать за трофеями. Порожний «лифчик» отдал наводчику, попросив при случае отстирать от козлячьей крови и заштопать пулевые отметины. Кепку-паккуль выпросил себе Шаман, и Александр с легкой душой отдал ее. Китайский штык нацепил себе на пояс. Документы жмура и дикарские фотографии старший лейтенант закинул в полевую сумку, хранившуюся на броне, – для отчетности. Едва старлей управился с распределением аннексий и контрибуций, как подбежал насмерть перепуганный сапер.
– Т-т-тов-вва-ррищ с-с-ттар-шший л-лей-тте-нна-нт! – заикаясь, едва выговорил он. – Там к-коб-бра б-больш-шая тт-ак-кая! К-как ан-нак-кон-нда! – махнул «крот» рукой, туда, где покоился «почин».
Ничего никому не говоря, Хантер стремглав бросился в указанном направлении. Возле трупа среди пшеницы действительно шаталась огромная (метра три длиной и толщиной с руку) светло-серая кобра – она качала маятник, раздув блестящий на солнце капюшон.
– Королевская кобра! – сзади послышался голос Логина, подбежавшего следом. – У них в эт у пору брачный сезон, они сейчас очень агрессивны! Наверное, где-то рядом кубло. – Сержант охотно поделился своими знаниями и предостережениями.
– А мне по херу и ее кубло, и их брачный период! – Хантер вскинул автомат, нажав на крючок.
– Так-так-так! – откликнулся безотказный калаш.
Змея погибла мгновенно, только длинное тело еще выкручивалось в агонии, обвивая само себя. Так и остались валяться рядом два трупа: человека и змеи.
– Что ж ты шланга испугался? – с иронией спросил Петренко сапера, покрасневшего так, что стало заметно сквозь загар и пылищу, толстым слоем покрывавшую его лицо. – У тебя ж есть самое надежное в мире оружие – автомат Калашникова? – подначивал старший лейтенант.
– Да я просто с детства змей не люблю, – теряясь, пробубнил «крот». – А так, в бою, я не боюсь. А всякие там растяжки, мины и фугасы – так это для меня вообще мелочи… – оправдывался он.
– Да ладно уже, проехали! – не стал нагнетать обстановку Александр. – Заминируй лучше трупы тех козлов, лежащих на пожарище, и кяриз тот!
– Кяриз уже заминирован! – обиделся солдат. – А козлов я сейчас заминирую. Разрешите взять «феньки», что вы с убитого сняли, так как я все свои запасы использовал, – обратился он с просьбой.
– Да забирай! – легко согласился Хантер. – На что только не пойдешь, дабы воздать последние почести «хорошим» людям! – разрешил он себе юморнуть.
Возле родной БМП его ждали с обедом. Штатный взводный кок (он же ефрейтор Шаймиев) приготовил новое кушанье под интересным названием: «Каша Нангархарского шамана». Состав содержал колдовские, почти мистические ингредиенты, как-то: вода питьевая, консервы с кашами, выдаваемые на сухпай, тушенка армейская свиная и… зерна пшеницы, выковырянные проворным Шаманом из колосьев и прожаренные на костре.
Шаманско-нангархарский кулеш оказался очень вкусным и питательным; Хантер не заметил, как проглотил огромную порцию, от души накиданную Шаманом. Больше есть не стал, как не упрашивал тувинец.
– Попить бы чего… – сказал старлей, поблагодарив солдата.
– Так вот, чай будем пить. – Повар (он же высококлассный механик-водитель, по совместительству) показал на большой, литров на семь, чайник, кипятившийся на костре из пшеницы.
Чайник был удивительный – медный, ручной работы, старинный, закопченный до неузнаваемости, под нагаром угадывались типичные мусульманские орнаменты – всяческая там растительность и чудные узоры (Коран запрещает рисовать людей и животных), с загнутым крючком носиком. Чего только не возил в своей броне хозяйственный Шаман…
Попили чайку, расслабились. Тем временем с горки донесся грохот мощных двигателей. Присмотревшись в бинокль, Александр увидел, что на «пупке» заметно движение техники.
– Всем полная готовность! – прилетело радиопредупреждение.
Действительно, зеленая ракета начала свой неторопливый подъем к зениту. На горке задвигались быстрее – вперед покатились две тяжелые БМР-2[21] с «яйцами», за ними осторожно, нюхая воздух стволиками пушек, спускались четыре БМП четвертой роты, танк тоже тронулся с места.
«С Богом!» – сказал Хантер про себя, но креститься не стал (как-то неудобно было замполиту делать это перед подчиненными).
Однако мулла Сайфуль и не думал сдаваться. Как только бронетехника втянулась на многострадальную дорогу вдоль кишлака, как из-за дувалов заработали внезапно воскресшие после артиллерийского обстрела основные силы сопротивления. Сварочным огнем вспыхнули базуки, вновь загавкали ДШК, а огоньки многочисленных стрелков плотно опоясали внешние обводы населенного пункта.
Стало очевидным – каким-то образом мулла сохранил основные боевые силы (наверное, укрылись в кяризах во время артиллерийской атаки). БМП второго взвода, выполняя маневр «Веер», получила прямое попадание гранаты в борт. В бинокль было видно, как через десантный отсек солдаты выскакивают на землю, отстреливаясь из автоматов. Одного вытянули из брони – он пылал факелом.
Солдата бросили на землю, забросали пылью, потом набросили плащ-палатку. Двое других раненых, с помощью товарищей вытянутых из техники, перепрятывались под защитой уже горевшей брони…
– Вот тебе и мулла, мать его так! – вылетело у Хантера. В эфире носились бешеные матюги, команды и взрывы, вперемежку с выстрелами.
– Откатываемся назад! По кишлаку будет работать авиация! – прозвучал в эфире голос ротного. – При подлете вертушек обозначить передок оранжевыми дымами!
– Есть указать дымами! – принял приказ Петренко. Броня, отгавкиваясь бортовым оружием, отступала, пятясь задками на горку. Бойцы, отстреливаясь, не высовывались из-за техники. Подбитая БМП пылала, языки желтого пламени были заметны издалека.
Рванули боеприпасы – донесся сухой треск, было видно, как качается на своем месте башенка. На душе стало противно: роте пришлось в одиночку бороться с многочисленным и хитрым противником, потери среди людей и техники ошеломляли.
– Ара, слышишь меня? – в эфире вновь возник Лесовой.
– Слышу вас хорошо! – немедля откликнулось «Армянское радио» сквозь помехи.
– Электрика есть? Электроспуски работают? – как-то обыденно спросил ротный.
– Электрика в наличии, все работает, боезапас практически полный, – в тон ему ответил «Голос Еревана».
Сдавалось, разговор идет о каком-то ремонте электропроводки в доме – спокойно, без шума и мата.
– Тогда с нетерпением ждем армянское соло! – распорядился Лесник.
Перестрелка между кишлаком и отходящей ротой достигла своего апогея: все вокруг курилось от выстрелов и разрывов. Душманы не успокаивались, огонь с их стороны был не менее плотным, чем два часа назад, когда дозор впервые получил по морде.
Только сейчас Хантер оценил тактический ход ротного: в горячке боя душманы напрочь позабыли о подбитой БМП, торчащей у них под носом, как памятник советскому ВПК. Но ведь Ара является наилучшим наводчиком-оператором в батальоне, он со своей пушки попадал не хуже Татарина с его СВД.
Поэтому сейчас, когда перед ним открылись практически все огневые точки муллы, он, со всем своим мастерством и боевым опытом, мог нанести моджахедам значительный урон. На все-про-все у Ары было максимум минуты полторы жизни, после чего он должен отойти к своим. Но как, каким способом? Об этом не знал никто.
Арутюнян, вероятно, знал, поскольку сам согласился на такое. Чем была вызвана его самоотверженность – пролетарским интернационализмом? Желанием отличиться и получить награду? Ответы на все эти вопросы Петренко хотел получить после боя, если сержант, ясное дело, уцелеет.
Поведение Ары удивляло и тем, что армяне в Советской армии, по обыкновению, не отличались дисциплинированностью, желанием служить и осваивать воинскую науку, предпочитая должности, максимально приближенные к кухне и разнообразным материальным ценностям…
Однако Арутюнян, очевидно, и не помышлял о высоких материях, выбирая самые опасные и интересные (как для него) цели. Рота пятилась раком на высоту, «духи», возликовав, прибавили огня.
Неожиданно заговорила воскресшая БМП: пушка 2А42 и пулемет ПКТ не замолкали ни на секунду. Арутюнян не экономил боеприпасов, перегрев стволиков (как и вынужденный их выход из строя после этого) Ару не тревожил. Сержант просто уничтожал врагов и их огневые точки смертельным кинжальным огнем, плотным и точным. «Армянское радио» оказалось полной неожиданностью: духовская оборона вдруг закашлялась, стало слышно, как из боевой какофонии исчезают узнаваемые голоса ДШК, базук и РПГ.
Секундная стрелка трофейного «Ориента» сделала полтора круга вокруг собственной оси: выходило, что армянский боезапас вот-вот должен приблизиться к концу, и тогда… Страшно было даже подумать – на что мог нарваться этот мастер штрафных ударов. Вдруг пушечный огонь БМП прекратился, бешеным бесконечным лаем заливался лишь ее пулемет.
– Гильза застряла в канале ствола! – В эфире прорезался армянский крик. – Не экстрагируется! Покидаю броню, прикройте!
Это было болевой точкой неплохих (после неудачных «Громов» на БМП-1) скорострельных пушек, стоявших на вооружении БМП-2. Застрявшую гильзу следовало удалять… снимая ствол. Правда, ассы срочной службы изобрели диковинный способ экстрагирования таких гильз (о котором на Курганском заводе сельскохозяйственного машиностроения даже не догадывались) – гильзу выбивали… выстрелом из СВД, с дульной части.
– Внимание! – Хантер снова услышал в наушниках ровный голос командира роты. – Все прикрываем отход армянского солиста! Каждый выявляет свою цель и поражает без команды!
В ответ послышались голоса взводных и старших приданных подразделений. Внезапно на высокой ноте боезапас пулемета Калашникова танкового на армянской броне закончился. Из десантного отсека стремглав выскочила длинноногая сержантская фигура в шлеме и бронежилете, надетых задом наперед (передние пластины крепче, да и лоб шлема толще), с автоматом на спине.
Ара с места в карьер начал стремительный и петляющий забег наперегонки со смертью. Первыми же выстрелами его недвижимая бээмпэшка была преобразована в нечто среднее между грудой металлолома и пионерским костром. Душманы, офонарев от неслыханной армянской наглости, лупили по беглецу со всех видов оружия. Вокруг того поднялась стена разрывов от пуль и осколков, тем не менее Бог берег армянина – он и далее передвигался бешеными прыжками, петляя во все стороны просто с фантастической скоростью.
– Давай, Ара, давай!!! – кричали десантники, глядя на этот невиданный спринт.
Кричал Хантер, орал Соболь, наблюдая за Арой в прицел. Дико горланили Лом с бойцами, взгромоздившись верхами на броню, зашкаливал децибелами в эфире кто-то из взводных (кажется, это был Арин командир – Грач).
И армянин бежал. И стреляли «духи»…
И вновь до Александра дошел весь тактически гениальный замысел ротного – ведь душманы стреляли по одному-единственному Арутюняну, полностью открыв свою систему огня!
А в то же время ООД ответным огнем уничтожал их огневые точки: они исчезали одна за другой и, как правило, – навсегда. Таким образом, Ара сыграл две роли одновременно. Во-первых, роль Троянского коня, в виде неожиданно воскресшей БМП, которая нанесла «духам» существенный урон. А во-вторых – роль живца, на которого душманы и клюнули. Еще как клюнули!
Правда, шансов уцелеть у живца оставалось все меньше и меньше: невзирая на чемпионскую спринтерскую скорость забега, фонтанчики пыли, взбиваемые пулеметными очередями басмачей, все чаще заслоняли фигуру легкобронированного Борзова.
Вдобавок вокруг него обозначились взрывы гранат – «духам» не терпелось рассчитаться с наглецом. До спасательной каменной гряды возле дороги оставалось чуть-чуть, когда сержантскую фигуру вновь заслонили разрывы.
Это вызвало грозный рев десантников. Тем не менее, Ара возник, уже прихрамывая, из туч пыли и сделал, из последних сил, стремительный и длинный прыжок рыбкой в спасительном для себя направлении. Бахнул очередной взрыв, поднялась пыль, видно было, как армянское тело подбросило взрывной волной – Ара исчез за камнями…
Брань, нормативная и ненормативная лексика заполонили все вокруг, эфир – в том числе.
– Внимание! На подлете вертушки! – в эфире раздался трезвый и спокойный голос Лесового. – Всем обозначить передок! Как понял, прием?
– Я Хантер! Дозор передок обозначил, прием! – ответил замполит, запаливая НСП и передавая Лому.
Невооруженным глазом было заметно, как оранжевые дымы закачались над бронеобъектами дозора и над горкой, где скучилась рота, продолжая упорную огневую дуэль с кишлаком. В воздухе послышался мощный гул, в сопровождении характерных для вертолетов стригущих звуков лопастей.
В бинокль Хантер рассмотрел, как со стороны Джелалабада прямо на глазах нарастала туча: то неуклонно приближался Джелалабадский вертолетный полк в полном составе! На подлете к Темаче воздушная армада перестроилась в так называемую «этажерку».
На обреченный населенный пункт посыпались бомбы. Неуправляемые реактивные снаряды, оставляя темные кометные хвосты, втыкались в невысокие строения. Пушки с пулеметами завершали дело. Вдобавок смекалистые борттехники наладились поражать наземного противника из дополнительно оборудованных огневых точек – на каждом вертолете в боковой дверце было установлено нештатное огневое средство.
У кого-то это был автоматический гранатомет, у кого-то пулемет Калашникова, у других – крупнокалиберные пулеметы «Утес», ДШК или даже КПВТ[22]. Огневая сила воздушного удара вертолетного полка оказалась немалой – за считанные минуты кишлак затянуло пылью, пеплом и дымом, с новой силой вспыхнули пожары. Со стороны даже страшно было смотреть на кишлак, сдавалось – он аж подскакивает от взрывов, не верилось, что там кто-то может остаться в живых.
– Хантер, прием! – выкрикнуло радио.
– Я Хантер, прием! – Александр уже засиделся без дела.
– Воздух передает – проселком из кишлака прут четыре джипа «Тойота», на них ДШК, базуки, установка залпового огня. Хотят прорваться в Пакистан, до которого всего километр. Не пропустите! Как понял, прием? – ротный старался быть лаконичным при любых обстоятельствах.
– Понял тебя хорошо, Лесник, не выпустим! – заверил Александр возбужденно.
– Конец связи! – ротный выключился.
– Дыня, слыхал? – спросил в эфир Александр.
– Слыхал! Готов к встрече. Вижу джипы! – заорал радостно Дыня, словно один из джипов после боя должен был перейти в его личную собственность.
Дальнейшие события происходили стремительно, даже как-то по-киношному. В бинокль наблюдалось, как три «Тойоты» (четвертая не доехала) помчали к Дыне, стреляя во все стороны.
Два джипа летели одним проселком, третий – боковым. Намерения «духов» были нахрапистыми и бесшабашными – за счет скорости ворваться в створ между БМП и «Шилкой», тем самым нейтрализовав пушки, потом – уничтожить или подавить их и прорваться за кордон.
Однако фортуна распорядилась иначе. На головной джип спикировал вертолет командира полка с изображением коршуна на борту. Уклонившись от пулеметной очереди, командирский «Мишка» выпустил несколько НУРСов, добавив перца курсовым пулеметом.
Поднялась земля, джип подбросило вверх, в разные стороны полетели колеса, останки людей, оружия, еще что-то непонятное. Командирский коршун стремительно взмыл вверх – расстояние до Дыниных позиций было уже минимальным.
И тут старший лейтенант Денисенко со товарищи немедля продемонстрировали боевые качества: «Шилка» и бээмпэшки короткими точными очередями просто разорвали духовские джипы, не дав им возможности приблизиться. За минуту лишь обгорелые авторазвалины напоминали о безумной попытке прорыва.
Нетерпеливый комвзвода-1 в момент довершил доброе дело – пешие группы прочесали вокруг недавней гордости японского автопрома, добив уцелевших раненых, заминировав трупы и собрав остатки оружия для отчетности. Дыня знал себе цену!
– Лесник, я Хантер! Прием! – замполит вызвал командира, удовлетворенный боевой работой подчиненных.
– Слушаю тебя, Хантер! – ротный пребывал в хорошем настроении и, как всегда – наготове.
– Попытка прорыва не удалась, – доложил Александр. – Один автомобиль уничтожил вертолет командира полка, двух остальных – Дыня с подчиненными. Потерь с нашей стороны нет. Последние почести павшим «духам» организовали, образцы оружия для отчетности захватили. – Он боролся между законной гордостью за боевые успехи и желанием быть лаконичным.
– Я уже знаю о результатах. Через авианаводчика вертуны сообщили, – ответил капитан. – После того как авиация уберется, жди от меня красную ракету, – перешел он к делу. – Собирай возле себя колонну и возвращайся в семью. Сбор возле БМП Ары. Как понял, прием?
– Все понял, жду красную ракету! – подтвердил Хантер.
В эти минуты вертолетный полк, исчерпав боезапас и запасы горючего, выстроился походным порядком и двинулся в обратном направлении, очевидно, довольный результатами своей боевой работы и отсутствием потерь.
Тепловые ловушки тоже, наверное, закончились, а может – вертолетчики уже не считали целесообразным их использовать: ни с одной машины не отстреливались их желтые шары.
Гул вертолетных двигателей, свист лопастей, гром взрывов, стрельба наконец утихли. Наступила какая-то гнетущая тишина, десантники удивленно смотрели друг на друга – такая навалилась экстремальная тишь. Среди этой тишины прозвучал негромкий выстрел, и над командирской БМП взвилась красная ракета.
– Все ко мне! – скомандовал заместитель командира роты.
Повернули башни к кишлаку и рванули через речку назад, на то самое место, что оставили недавно. Прибыли без приключений.
Кишлак молчал, разнесенный вдребезги, оттуда доносились треск пожара, какой-то монотонный плач или вой, предсмертные крики скотины, очевидно, живьем сгорающей в своих хлевах. Неполная колонна ООД стояла в ожидании дозора. Хантер быстро распорядился – бдить кишлак, соскочил на землю и побежал к машине ротного.
Лесовой устало сидел на раскладном стульчике возле своей техники, глаза его приобрели желтоватый оттенок, шлем и автомат лежали рядом, белым носовым платком он вытирал с лица грязно-серые струйки пота. Платок на глазах менял цвет.
Петренко намеревался доложить по всей форме, однако командир опередил его, указав рукой на камень близ себя.
– Садись, замполит, рассказывай, – негромко промолвил ротный.
– Что рассказывать? – Хантер присел, с облегчением скинув шлем, автомат оставил возле себя, удерживая коленями.
– Не о чем? – совсем не удивился ротный. Он продолжал свое занятие, отыскивая на носовом платке белые пятна.
– Ты ж все слышал, – замполит вытянул из кармана зажигалку и пачку «Честерфилда», добытые на приз, угостил ротного, закурил сам и молча отдал зажигалку Лесовому, всем своим видом демонстрируя – дескать, держи подарок!
Ротный закурил, взял бакшиш, с любопытством осмотрел его, но возвратил заместителю.
– Завалил кого? – поинтересовался он.
– Есть чуток, – заскромничал Петренко.
– Тогда с почином тебя. – Лесник вяло пожал охотничью руку. – А у нас потеря. – Он без предупреждения перешел на другую тему.
– Кто?! – спросил замполит, ощущая, как немеют руки и ноги.
– Младший сержант Нехорошев из второго взвода, – сообщил ротный между затяжками.
Хантер хорошо знал Нехорошева – веселого и упорного «черпака»[23] из Смоленска, с его любимой пословицей: «Чего это я нехороший, я – парень зае…сь!», за что и получил в роте свою погремуху Зашибись (в ненормативной интерпретации).
– Так это он горел? – тихо спросил Александр.
– Он, – подтвердил командир, выпуская дым вверх. – Вкололи промедол, оттянули к медикам, все напрасно: общая площадь ожогов девяносто процентов, отмучился Зашибись.
– Царство небесное! – лишь и сказал замполит, пораженный смертью подчиненного. – А что с Арой? – с надеждой в голосе спросил он.
– Жив наш Ара! – уже веселее сообщил капитан. – В правую ногу – сквозное пулевое, ничего не зацепило. Но получил тяжелую контузию.
– Как это ему повезло? – не поверил собственным ушам Хантер.
– Бывает и такое. – Ротный менял настроение, как погода, вновь затворившись в своих невеселых раздумьях. – Сейчас, почти без сознания, лежит в медицинской «таблетке», вместе с другими…
– Как, их никуда еще не отправили?! – аж подскочил старлей, не сдержавшись.
– Ты не ори! – рассердился Лесовой. – Куда ты их отправишь – по заминированным обочинам, навстречу движению огромной колонны, на тот свет, что ли? Вертушки санитарные, пока шел бой, не могли их забрать; вскоре, минут через двадцать прилетят, дай-то Бог, – сообщил он, болезненно держась за правое подреберье.
– Что-то, командор, неважнецки ты выглядишь, – присмотрелся к ротному заместитель. – И глаза у тебя с желтинкой, как у кота мартовского, – легко подначил Александр.
– И, б…, печень увеличилась, словно мяч футбольный, – позволил себе жалобу капитан. – Я ж три месяца назад условно-досрочно дезертировал из Кабульской инфекционки, не долечившись…
– Чего это здесь расселись?! – раздался с брони грубый командный голос. – Где личный состав, почему не строитесь, где приказ на продолжение марша? – Сверху мешком рухнул подполковник Леонидов в своем цирковом наряде.
Приближение тайфуна
Его «нулевые» кроссовки сменили цвет – с белого на невыразительный. Был он весь вспотевший, хотя и не такой грязный, как ротный. От него крепко разило водочным перегаром. Тем не менее ротный и не подумал встать для доклада.
– Снайперы беспредельничают, – спокойно соврал он, не подводя ни головы, ни глаз. – Замполита вон только что обстреляли, – сообщил капитан, указывая на Петренко.
– Вот! – подтвердил тот, демонстрируя дырку на месте звездочки старшего лейтенанта, выковырянную злым снайпером.
– Ни х… себе!!! – обалдел номинальный начальник ООД, рывком (теперь уже птицею) взлетев на броню, даже люк не забыл защелкнуть.
– Задолбал, дурачок! – сообщил ротный, услышав, как люк лег на стопор. – Пока шел бой, он с перепугу ноль семьдесят пять «Пшеничной» самостоятельно, практически без закуски, уговорил!
– Силен мужик! – согласился заместитель.
– Из брони и носа не казал, все эфир слушал. Когда ты доложил об уничтожении группы душков и пленного, да про джипы Дынины – он тут как тут! – сплюнул ротный. – Прямиком к радиостанции и давай расписывать: вроде бы он сам там был, и пленного не собаки, а он самолично схватил за яйца!
А о том, что старшим там является заместитель командира роты по политической части – ни мур-мур! «Армейский отряд обеспечения движения, начальник – гвардии подполковник Леонидов Николай Федорович!» – ротный принял картинную позу, воздев десницу к ближайшей горе, напоминая древнего римлянина на каком-то античном сборище. Петренко, не сдержавшись, засмеялся.
– А теперь, замполит, у тебя своя задача, мы продолжаем выполнять свою, – молвил ротный уже серьезно. – Поэтому наш с тобой разговор и происходит наедине. Ротный вытянул из полевой сумки карту и, расстелив на колене, показал пальцем. – Вот это место, за полтысячи метров там, за подъемом, – он показал рукой на горку, за которую уже было уплачено чрезвычайно дорогую цену.
– Вижу, – подтвердил Петренко.
– Так вот, – ротный посуровел, – одну БМП второго взвода, с отделением во главе с сержантом Петриком ты оставляешь здесь, а на второй БМП со своим любимцем Логиным поднимаешься к месту, которое я тебе указал.
– А дальше? – Петренко ровным счетом ничего не понимал.
– Продолжение следует, – усмехнулся ротный, глядя на затуманенное лицо своего зама. – Вот здесь, – он рукой обвел площадку, недавно служившую полем боя, – расположится армейский сборный пункт эвакуированной техники. Сюда армейский ремонтно-восстановительный батальон тянет всеми доступными ему средствами битую и подорванную технику. Так что приказ для тебя будет таков, – резюмировал ротный. – Ты с Ломом и Зверобоем остаетесь здесь, с вами будет Ошейков – он начнет подготовку двух наших подбитых БМП к эвакуации. Затем сюда прибудет майор Волк, с той же целью.
– А на какой хрен он мне сдался?! – вырвалось у Хантера.
– Это приказ из бригады! – отрезал командир.
– Ну, и кто здесь будет старшим? Пол-Пот? – поинтересовался замполит, недобро ухмыльнувшись.
– Ты мне зубы не скаль! Я тебе не Волчара позорный! – урезонил Лесник. – Запомни: во-первых, Пол-Пот – трус и страсть как не любит, когда ему приходится за что-либо отвечать. Во-вторых, я уже доложил «наверх», что ты, несмотря на свой «левый» ВУС, достойно показал себя во время марша и боя, а потому – способен и далее выполнять командные функции в боевых условиях, без моего или Дыниного опекунства.
Бригада дала добро, чтоб именно ты организовал охрану и оборону сборного пункта. Пол-Пот будет заниматься сугубо своими, технарскими задачами. Понял?
– Есть еще один вопрос, – все не успокаивался Александр. – Почему именно здесь, возле этого долбанного кишлака собрался приземлиться этот армейский сборный пункт, а не где-то, скажем, близ армейского ПКП[24]?
– Вопрос толковый, хотя излишний. – Ротного понемногу выводили из себя упрямые вопросы чересчур умного заместителя. – В этом месте кроме соседства с раздолбанным кишлаком имеются несколько плюсов: за десять километров – ПКП армии и полевая вертолетная площадка, за восемь-десять – армейская артиллерийская группа, за двадцать – бронегруппа на плато.
Вдобавок именно здесь, – ротный указал на скат горы, – самый крутой подъем на всем маршруте. Тягачи ремонтников не смогут его преодолеть, таща на буксире тяжелую технику. Врубился, Почемучка?
– Да, командир! – успокоился тот.
– Теперь слушай сюда. – Ротный вновь ткнул пальцем в карту.
– Я весь внимание, – пообещал Александр.
– С этого места, за подъемом, наш ООД, и вся армейская колонна пойдет не туда, куда запланировано и отмечено на картах, – ротный показал маршрут и его конечный пункт, обозначенный цветными фломастерами, – а направо, вот сюда, – он продемонстрировал иной маршрут, на скорую руку начерченный коричневым карандашом.
– Что это? – не врубился Петренко, недоумевая.
– А то, – промолвил командир. – Что на том участке местности, куда был спланирован первоначальный удар, уже никого нет. «Духи» оттуда давно слиняли, выставив минно-взрывные заграждения, пока нас тут мулла держал. Поэтому-то на этой горке мы двинемся направо, не в этот укрепрайон, – ротный снова указал пометки на карте, нанесенные заранее, – а сюда. – Командирский палец уперся в горный массив на пятнадцать километров правее, на самом кордоне двух диких азиатских держав.
– Так впереди ночь! – занервничал Хантер. – А как же минная опасность? А вдруг сопротивление такое, как здесь? – он махнул автоматом на кишлак, догоравший поблизости.
– Не будет ни мин, ни сопротивления! – заверил собеседник. – Так как ждут они нас на нашем старом маршруте. На Старой Смоленской дороге, врубился, стратег?
– Начинаю врубаться, – растерянно протянул стратег. – Что дальше?
– Дальше следующее, – командир излагал в своей обычной манере. – Поскольку мулла подавлен, хотя и не уничтожен окончательно, то ты с Логиным и Петриком остаетесь здесь и будьте наготове – мулла будет мстить! Лично тебе с бойцами и бээмпэшкой придется остаться наверху и ждать, пока колонна бригады не пройдет мимо, дабы никто сдуру не рванул по Старой Смоленской дороге, «забитой» во всех боевых картах, врубился?
– А потом? – заместитель продолжал упрямо спрашивать.
– А там как хочешь, – повеселел командир. – Всю армейскую колонну регулировать у тебя не хватит здоровья – в пылище задохнешься. А вот после прохода бригады – хоть волк траву ешь, снимай пост – и к своим. Когда прибудут ремонтники, притянут свои мастерские и «тягловую скотину», то есть тягачи – организовывай круговую оборону, ройте окопы, обкладывайтесь камнями и держитесь.
Чует мое сердце – будет очень жарко! Связь со мной держите постоянно, вдобавок через «Ромашку» – будешь поддерживать связь с авиацией, что будет работать по вашим заявкам. Связь с артиллерией, вызов ее огня – согласно таблице; она у тебя имеется.
– А кто авиацию и артиллерию, коль возникнет нужда, будет наводить и корректировать? – задал резонный вопрос Петренко.
– Ты и будешь, замполит, – колко бросил командир. – Это тебе не комсомольские и партийные собрания проводить, боевые листки об успехах перестройки выпускать!
– На фига подкалывать меня, командир?! Кажется, я этого не заслужил! – обиделся замполит.
– А ты мне дурных вопросов более не задавай, ладно? – смягчился командир подразделения. – Обозначишь передок сигнальными дымами или огнями – это для авиации. А относительно артиллерии – так ты, кажется, Свердловскую славную артиллерийскую политуру закончил? Там разве не учили огонь корректировать? – Желтоватые глаза ротного пристально смотрели в упор.
– Хорошо учили, не забыл, вот как раз с артиллерией я справлюсь самостоятельно. – Хантер был уже не рад, что задал такой вопрос. – А рота куда направляется?
Откровенно говоря, ему не хотелось заниматься не своей работой, охраняя технарей, словно какая-то там «махра».
– Ты не капризничай, Александр Николаевич! – понял его настроение Лесовой. – Рота тоже не пойдет «в дело», в горы. Ротные потери в личном составе и технике оказались слишком ощутимыми, да и задача наша на этот раз иная. Ты помнишь, как полковник Ермолов очертил наш круг задач на операцию «Кольцо»?
– Помню, – нехотя вспомнил зам.
– Так вот, согласно ранее отданных распоряжений, рота (без четырех бээмпэшек) остается возле ПКП армии в распоряжении знаменитого подполковника Леонидова, – ротный махнул на БМП, где прятался номинальный начальник ООД. – На всякий пожарный случай. Хотя один из армейских охранбатов идет в колонне штаба армии, сам видел их новенькие БТР-80. Перестраховываются, – невесело заключил он.
– Да мать их так! – махнул рукой Хантер. – Будем выполнять приказы, к тому же навоевались мы сегодня досыта!
– Есть такое дело, – оживился ротный. – Давай лучше посчитаем – сколько за сегодня ООД «духов» положил?
– Около восьмидесяти боевиков не встанут сегодня в строй у старого муллы! – быстро справился замполит, сверив свои и командирские записи. – Не много ли будет? – осторожно спросил он. – Что-то многовато…
– Ты знаешь такой исторический анекдот? – с улыбкой спросил ротный и продолжил, не ожидая подтверждения. – Когда после победы под Рымником подошел к Александру Васильевичу Суворову адъютант и спрашивает его, дескать, сколько в победной реляции на имя императрицы указывать – погибло супостата: сорок или пятьдесят тысяч? «Пиши поболее, чего басурмана жалеть», – ответил генералиссимус! – со смехом закончил комроты.
– Ха-ха-ха! – засмеялся и заместитель. – Действительно, зачем «духов» жалеть!
– Товарищ капитан! Вас на связь! – На броне возник сержант Кузнецов, скинув шлемофон на длинном шнуре.
– «Рысь» слушает! – ротный назвался официальным позывным, используемым для переговоров с вышестоящим начальством. – Так точно, здесь! – Он «на мигах» дал Хантеру понять, что разговор идет именно о нем. – Так точно, берет себе две «коробочки» и остается на месте. Организовывает охрану и оборону, отправляет «трехсотых» и «двухсотого» бортом на Джелалабад и ожидает вашего прибытия. Есть! Конец связи! – ротный стал серьезным и подобранным.
– Так, Александр. – Капитан вновь обратился по имени к заму. – Тайфун приближается!
– Что за тайфун в Афгане? – не въехал тот с первого раза.
– Это означает, что к тебе приближается в пространстве и времени майор Чабаненко, знаешь такого? – Ротный внимательно смотрел на него. – Тайфун – его личный позывной.
– Павла Николаевича знаю, а вот о позывном забыл, – ответил Хантер, хотя о позывном слышал впервые. – А что ему от нас надо?
– С Чабаненко прилетит Монстр-Михалкин, еще какие-то местные из ХАДа[25], – обеспокоено сообщил Лесовой. – Ежели приближается Тайфун, значить, будут решаться вопросы обмена военнопленными. Мне однажды уже доводилось участвовать в подобном мероприятии. Заберешь под расписку «языка» у саперов, потом передашь его Чабаненко и будешь выполнять его команды. Понял?
– Понял, командир, не волнуйся, сделаю! – пообещал польщенный Петренко.
– Вот и хорошо! – промолвил командир, уже не слушая замполита, пребывая мыслями где-то далеко – в продолжении марша. – Вызови командиров взводов и старших из приданных подразделений! – приказал он Кузнечику. – Мухой всех к моей машине!
В скором времени прибыли вызываемые. Ротный быстро поставил задачи: где кто остается, кто и в каком порядке движется далее. Старший техник роты, старший прапорщик Ошейков (с верной собакой Заменой рядом) сразу же «озадачил» взводных – что из инструмента и снаряжения ему понадобится. Старшина выяснил – сколько остается людей, дабы обеспечить их запасами продовольствия и воды.
Ротный решал вопросы пополнения боезапаса – за этот неспокойный день он практически исчерпался: боеприпасы должен был подвезти Пол-Пот. Получив задачи, офицеры и прапорщики разбежались по своим местам. Заревела техника, машины занимали свои места в колонне. Не прошло и трех минут, на протяжении которых строился ООД, когда в хвосте громыхнул сильный взрыв.
Хантер птицей взлетел на броню, увидев, как в хвосте колонны стала на дыбы БМП третьего взвода. Судя по всему, она напоролась на фугас. Александр рысью примчался к подорванной машине. На первый взгляд сдавалось, никто не пострадал: бойцы, сметенные взрывом на землю, приходили в себя, бродили и трясли головами, как кони, собирая присыпанное землей оружие, бронежилеты, каски.
Трое людей лежали неподвижно близ кормы бээмпэшки, что осела в воронке. Гусеницы ее были разорваны, два или три катка – вылетели напрочь. Подскочив к раненым, Хантер вгляделся в их лица: это были лейтенант Редькин, его заместитель, сержант Березкин, и один из дембелей, рядовой Снегирев.
– Что с ними? – спросил старлей у санинструктора роты, рядового Муриненко (по прозвищу Бинтик), суетившегося возле раненых.
– Ранений нет, все трое тяжело контужены, сейчас без сознания, – доложил тот, поднимаясь.
– Что с ними делать? – Петренко поймал себя на мысли, что доволен (если можно так выразиться) последствиями подрыва – никто не погиб!
– Сейчас их нельзя двигать без особой надобности: нужны носилки, так как у них могут быть выявлены скрытые переломы. После того как они придут в сознание, можно будет их опросить и оказать более квалифицированную помощь, – грамотно, заученными в учебке фразами, ответил санинструктор.
– Хорошо, Бинтик, молодец! – похвалил замполит. – Вот-вот прилетят санитарные вертушки, подожди немного, отправим их в госпиталь.
Не успел пообщаться с санинструктором, как его вызвал ротный и указал свободную от техники площадку. Через минуту там уже стоял боец, держа в поднятой руке наземный сигнальный патрон, из которого валил обязательный в этих краях оранжевый дым, обозначающий место посадки авиации.
И вот ухо уловило звук вертолетных двигателей – со стороны Джелалабада приближались вертолеты. На этот раз их было немного – два Ми-8 (один – с красным крестом на борту) и два Ми-24, очевидно для прикрытия.
Медицинская ГТТ с эмблемой Красного Креста на борту подвезла к площадке раненых. Как они уместились в такой небольшой машинке, оставалось только догадываться. Тело умершего от ожогов и ранений Нехорошева, завернутое в специальную фольгу, находилось сверху машины, привязанное бечевками, чтобы не свалилось. Из «таблетки» санитары вытащили пятерых раненых. Еще двое вылезли самостоятельно. Среди них был Ара, с белым как простыня лицом. Разорванная штанина была зашита на скорую руку, сквозь грубые стежки просвечивался красно-белый бинт. Он тяжело хромал, опираясь на автомат, как на палочку, как-то заворожено обозревая окрестности, словно видел их впервые.
– Да он же ни хера не слышит, он напрочь контуженный! – высказал догадку Петренко.
– Точно! – согласился ротный, оказавшийся рядом. – Ты организуй эвакуацию раненых, пока Дыня со своим взводом прикроет со стороны кишлака, чтобы «душки» не набедокурили. А мы с авианаводчиком заведем вертушки на посадку!