Глубина моря Тор Анника
Рассвет принес с собой дождь. На верхнем этаже, где спали Хедвиг Бьёрк и Дженис, тяжелые капли барабанили по крыше. Дождь потоком заливал окна подвала. Тетя Марта задула свечку и приготовила утренний кофе.
Штеффи проснулась с пылающей пустотой в груди.
Умерла. Мама умерла.
На стуле вместо тети Марты сидела Хедвиг Бьёрк.
— Фру Янсон прилегла отдохнуть, — сказала она.
Сколько Штеффи знала тетю Марту, та никогда не ложилась отдыхать днем. Ни усталость, ни боль в коленях не мешали ей находиться в движении с утра до вечера. Она позволяла себе выпить чашечку кофе до обеда и после, вот и весь отдых.
Хедвиг Бьёрк перехватила встревоженный взгляд Штеффи.
— Ничего страшного, — сказала она. — Тетя Марта не больна. Но она не спала всю ночь.
Штеффи вспомнила голос в полутьме и руку, которая гладила ее по щеке.
— Всю ночь, — тихо повторила Штеффи. — Она сидела здесь всю ночь?
Хедвиг Бьёрк кивнула.
— У меня нет слов, как мне тебя жаль. И, конечно, твою сестру.
Нелли. «Постарайся рассказать об этом Нелли как можно более деликатно».
— Она еще ничего не знает?
Голос Хедвиг Бьёрк был мягок и участлив.
— Нет. Я должна рассказать ей.
— Если хочешь, — сказала Хедвиг Бьёрк, — я могу позвонить ее приемной матери. Она могла бы поговорить с Нелли.
Штеффи покачала головой.
— Нет. Я должна сделать это сама.
— Я так и думала.
Хедвиг Бьёрк держалась скромно на расстоянии, пока Штеффи встала и оделась. Все требовало столько времени. Разве обычно пуговицы на блузке выскальзывают из пальцев? Разве так трудно застегнуть ремешки сандалий?
— Хочешь, я пойду с тобой?
— Спасибо, я сама справлюсь.
— Но от чашки кофе и бутерброда ты ведь не откажешься? Чтобы снова не упасть в обморок?
Штеффи и правда проголодалась. Она слабо вспомнила, что ни она, ни Нелли не ужинали. Никто из них не захотел есть с Мауд и ее семьей.
Хедвиг Бьёрк налила кофе и принесла масло, сыр и хлеб.
Мама всегда давала им завтрак перед тем, как они уходили в школу. Свежеиспеченный хлеб из кондитерской и горячий шоколад. Это был единственный прием пищи, который она готовила сама. В остальное время кухня была участком кухарки.
— По утрам я сама хочу позаботиться о своих девочках, — говорила мама.
По утрам она была другая. Без помады и с распущенными волосами она выглядела юной девушкой.
— Воспоминания останутся с тобой.
Штеффи вздрогнула и выплеснула на блюдце немного кофе.
— Как это?
— Никто не сможет забрать у тебя воспоминания, — сказала Хедвиг Бьёрк. — Они — часть тебя. Твоя мама живет внутри тебя.
Эти слова ослабили спазм в груди Штеффи. Слезы хлынули, словно река, вышедшая из берегов.
— Мама, — рыдала она, — мама, мама! Почему мне не позволили быть там?
Глава 34
Тетя Марта вернулась и рассказала о своей беседе с тетей Альмой.
— Я попросила ее отправить Нелли сюда, — сказала она. — Я подумала, что ты захочешь сама обо всем рассказать. Нелли может остаться у нас вечером, если захочет.
Штеффи сидела на верхней ступеньке лестницы и ждала Нелли. Дождь прекратился, и на затянутом тучами небе появились просветы. Каменные ступени уже высохли на солнце.
«Постарайся рассказать об этом Нелли как можно более деликатно».
Такой прекрасный день. Голубое небо с легкими белыми облачками, солнечные блики на воде. Мягкий ветер овевает лицо. Как может быть так красиво, когда мама мертва?
Нелли поставила велосипед на углу дома.
— В чем дело? — спросила она. — Тетя Альма сказала, что ты хотела рассказать что-то важное.
— Пойдем, — сказала Штеффи. — Сходим на мостик.
— Ну, в чем дело? — приставала Нелли.
Штеффи не ответила. Она первой ступила на мост, Нелли последовала за ней. Лишь когда они сели на край мостика друг подле друга, Штеффи сказала:
— Помнишь нашу детскую дома в Вене? До того, как нас вынудили переехать?
Нелли задумалась.
— Да, — наконец сказала она. — Кровати были белые. Твоя кровать стояла с одной стороны, моя — с другой.
— Помнишь, вечерами мама заходила к нам подоткнуть одеяло?
— Да.
— Что ты помнишь?
— От нее хорошо пахло. Она пела нам, затем выключала свет.
— Эту песню?
Штеффи стала напевать одну из маминых колыбельных.
— Да, я помню. Мама учила меня играть ее на пианино.
— Да, — сказала Штеффи. — У тебя были способности к музыке, хоть ты была такой маленькой. Ты музыкальна, совсем как мама. Это ты унаследовала от нее.
Нелли с подозрением посмотрела на Штеффи.
— Так в чем же дело?
Штеффи закусила губу. Только что ей показалось, что ей удалось пробиться через колючую скорлупу Нелли. Но это оказалось труднее, чем она думала.
— Однажды, — сказала Штеффи, — ты спросила меня, думают ли о нас мама с папой. Это было в канун Нового года. Помнишь, что я ответила?
— Нет, — сказала Нелли.
— Я сказала, где бы они ни были и что бы они ни делали, я уверена, они всегда думают о нас.
— А я недостаточно много думаю о них? Вот для чего ты хотела прийти сюда?
Нелли поднялась.
— В таком случае я не собираюсь здесь больше сидеть и слушать тебя. Ты просто хочешь испортить мне настроение.
Разговор грозил прерваться. Вот сейчас она должна сказать это.
— Подожди, — сказала Штеффи. — Есть одна вещь, которую мне нужно рассказать тебе.
— Ну что?
— Сядь.
Нелли неохотно села.
— Помнишь, мама заболела, зимой, через год, как мы приехали. У нее было воспаление легких, как раз перед тем как они с папой должны были ехать в Америку.
— Да, — сказала Нелли. — Разумеется, помню.
— Мама снова заболела, — сказала Штеффи. — В лагере, в Терезиенштадте.
— Вот как?
Штеффи показалось, что в голосе Нелли прозвучали нотки беспокойства.
— Серьезно заболела, — сказала она. — Тифом. Я точно не знаю, что это за болезнь.
— Но ведь папа ее вылечит?
Беспокойство в голосе стало явственнее.
— Нелли, — сказала Штеффи. — Мама умерла.
На секунду воцарилась полная тишина. Никто из них не пошевелился.
Над их головами крикнула чайка. Нелли вскочила.
— Ты врешь! — крикнула она. — Мама не умерла! Ты все придумала, чтобы наказать меня. Ты считаешь, что всегда права, а я злая и глупая. Ты врешь!
Слезы брызнули из ее темных глаз. Она молотила Штеффи кулаками и кричала:
— Ты врешь! Ты врешь!
Штеффи схватила Нелли за запястье и крепко сжала. Нелли сопротивлялась, но наконец сдалась. Все тело сотрясалось от плача. Штеффи обняла ее и прижала к себе.
— Это я виновата, — плакала Нелли. — Это я виновата в том, что мама умерла.
— Почему ты?
— Потому что я очень хотела быть родным ребенком тети Альмы с дядей Сигурдом. Я не хотела другой мамы, кроме тети Альмы.
— Послушай меня, Нелли, — сказала Штеффи. — Ни в чем ты не виновата. Нас отправили сюда, как посылку, с листком на шее. Это не наша вина и не мамы с папой. Ты была такой маленькой. Я обещала заботиться о тебе, но не смогла всегда быть рядом.
— В первый вечер здесь, — прошептала Нелли, — ты ушла с тетей Мартой. Я думала, ты никогда не вернешься.
— Я ничего не могла поделать. Меня вынудили.
— Если никто ничего не мог поделать, — сказала Нелли, — чья же в этом вина?
Глава 35
Проходили дни. Первая неистовая боль превратилась в глухую скорбь. Тоска по маме не проходила, и Штеффи иногда плакала.
— Пусть плачет, — сказала Хедвиг Бьёрк тете Марте. — Так легче. Я знаю, я потеряла свою маму в ее возрасте.
— Не нужно было уезжать в Швецию, — плакала Штеффи. — Я должна была остаться.
— Нет, — решительно сказала Хедвиг Бьёрк.
— Нет, я должна была там остаться, с мамой.
— И умереть? Для нее было бы лучше знать об этом? Или папе? Поверь мне, Стефания, пока твоя мама была жива, она была благодарна, что вы с Нелли в надежных руках. Что, по-твоему, поддерживает сейчас твоего папу? То, что вы обе в безопасности.
Папа. Как же ему одиноко сейчас.
— Я не знакома с твоими родителями, — сказала Хедвиг Бьёрк. — Но ты столько мне рассказывала, что я уверена в одном.
— В чем?
— Что бы ни случилось, они бы не хотели, чтобы ты сдалась. В том, что ты здесь, есть смысл, Стефания. Смысл в том, чтобы ты жила дальше и делала в своей жизни все, что в твоих силах.
Штеффи подняла глаза и встретила ясный, серьезный взгляд Хедвиг Бьёрк. Она знала, о чем думала ее учительница. Осталось меньше трех недель до экзамена, который решит, сможет ли она перепрыгнуть через один учебный год в гимназии. Теперь все это казалось таким далеким, словно вовсе не касалось ее.
— Не знаю, справлюсь ли, — сказала Штеффи. — Не сейчас.
— Я знаю, что справишься, — сказала Хедвиг Бьёрк. — Ты справишься. Завтра мы возобновим наши занятия. Ведь так?
— Да.
— Твоя мама гордилась бы тобой, — сказала Хедвиг Бьёрк.
Постепенно будничная жизнь брала свое. По утрам Штеффи поднималась на занятия к Хедвиг Бьёрк. Многое нужно было выучить к экзаменам.
Все были милы с ней. Тетя Марта баловала ее и готовила любимые блюда на ужин. Хедвиг Бьёрк ободряла, а Дженис старалась насмешить. Дядя Эверт приехал домой и взял ее с собой в море. Он был немногословен, но Штеффи успокаивал мерный звук весел и его взгляд.
Вера пришла с первой ежевикой в железной кружке.
— С нашего места, — сказала она.
Вера казалась веселой, хотя к осени она останется без работы. Хозяйка не захотела иметь домработницу с ребенком, а Рикарду пока еще не удалось найти квартиру, где они смогут жить после свадьбы.
— Все как-нибудь образуется, — сказала Вера и погладила себя по животу. — Как думаешь, будет мальчик или девочка?
— Девочка, — сказала Штеффи.
— Надеюсь, — сказала Вера. — Хотя мальчикам жить легче.
Штеффи понятия не имела, откуда Май узнала о том, что случилось, но несколько дней спустя пришло длинное письмо о том, как она сочувствует Штеффи и как хотела бы ей помочь. Вся семья Май передавала ей привет, а Гуннель послала с письмом рисунок, где изобразила Штеффи принцессой.
Сама Штеффи написала папе письмо. Никогда еще это не было так трудно. Приходилось начинать снова и снова. Рука, державшая авторучку, дрожала. Но наконец она нашла слова.
«Милый папа, я так ужасно скучаю по вас. Мама умерла, а с тобой нельзя встретиться. Я люблю вас обоих больше всего в мире. Я знаю, что вы все сделали правильно, отправив нас сюда. Мне повезло, я попала к людям, которые обо мне заботятся. Когда-нибудь война должна закончиться. Когда-нибудь мы снова встретимся».
Она отправила письмо.
Письмо вернулось.
На конверте была надпись: «Переведен».
Переведен! Куда?
Экзамен в гимназию занял два дня. Штеффи поехала в Гётеборг вместе с Хедвиг Бьёрк и Дженис. Их летний отдых закончился. Хедвиг Бьёрк готовилась к осенним занятиям, а Дженис нужно было репетировать следующую роль в Большом театре.
Экзамен прошел успешно. Штеффи хорошо подготовилась. Ночь между этими двумя днями она провела в своей постели у Май дома. Но после экзаменов она еще неделю — последнюю неделю летних каникул — погостила на острове.
Как прекрасно было снова встретить Май и всю ее семью. Мама Май обняла ее и расцеловала в обе щеки. Гуннель забралась к ней на колени. Вечером Штеффи с Май долго лежали и шептались, перед тем как уснуть.
На другой день она рано освободилась. Можно было бы поехать на трехчасовом пароходе, но Штеффи решила подождать до вечера. У нее осталось в Гётеборге одно дело.
В половине пятого Штеффи позвонила в дверь Еврейского детского дома. Открыла Сюзи со своим угрюмым лицом. Сначала она не узнала Штеффи, но потом вспомнила:
— Заходи.
— Юдит дома?
— Нет, она еще не пришла. Можешь подождать ее в общей комнате.
Штеффи села в жесткое кресло. Голоса девочек перекрикивались где-то в доме. Высокая девочка вошла, чтобы взять книгу, и кивнула Штеффи.
— Ты к кому?
— К Юдит.
— Ты ее одноклассница из Вены? Ты живешь на острове?
— Да, это я, — сказала Штеффи, и ей стало интересно, что Юдит рассказала о ней. Но девочка дружелюбно улыбнулась и исчезла с книгой в руке.
Через двадцать минут наконец пришла Юдит. Штеффи услышала, как Сюзи крикнула:
— Юдит! К тебе гости!
Штеффи встала с кресла в тот самый момент, когда Юдит удивленно остановилась у порога.
— Штеффи! Что ты тут делаешь?
«Не следовало мне приходить, — подумала Штеффи. — Она не хочет меня видеть».
Но Юдит подошла к ней и сжала ее руку в своих ладонях. Глаза Юдит светились.
— Как я рада! Я вела себя как идиотка. Ты простишь меня?
— Что было, то было, — сказала Штеффи. — Может, ты в чем-то права. Я вышла из общины Пятидесятнической церкви.
— Правда? О, я так рада, что ты не сердишься на меня. Ты единственная, кого я знала до приезда сюда.
— Юдит, — сказала Штеффи. — Что означает слово «переведен»?
Улыбка Юдит угасла.
— Твои родители?
— Папа. Мама умерла. Она умерла в июне, но я узнала об этом только пару недель назад. Ты знаешь, что означает «переведен», не так ли?
— Транспортировка, — сказала Юдит. — В другой лагерь. Скорее всего, в Польшу. Оттуда не приходят письма. Туда нельзя писать или отправлять посылки.
— Что там происходит?
— Я не знаю, — сказала Юдит. — Никто не знает наверняка. Можно только надеяться.
— На что?
— На то, что война закончится. До того, как все умрут.
Последнюю неделю лета на острове воздух стал прохладнее, а голубое море чуть темнее. Приближалась осень.
В понедельник дядя Эверт вышел в море на «Диане» вместе с другими рыболовными лодками. Безопаснее всего выходить за рыбой вместе, если одна из лодок попадет на мину. Такое случалось много раз за лето, но погибших не было.
Уже в среду вечером лодки вернулись. Все кроме двух. Две лодки затонули вместе с командой.
— Они потопили их, — сказал дядя Эверт. — Намеренно. Никто, даже немец, не может перепутать рыбацкую лодку с военным судном. Они хотели напугать нас. И своего добились. Немцы прошли так близко, что можно было прочитать названия и номера обеих лодок. В следующий раз они примутся за нас.
В эту неделю никто больше не выходил в море. По островам и другим рыбацким поселкам вдоль побережья прошли акции протеста. Те, кто побывали вблизи обстрела, решили сменить названия и номера своих лодок. Хотя все лодки были в опасности, больше всего рисковали те, кто видел слишком много.
— «Либерти», — сказал дядя Эверт. — «Свобода». Что скажешь о таком имени, Штеффи?
Штеффи кивнула.
— Красивое имя.
— Или… — сказал дядя Эверт. — Твою маму звали Элизабет?
— Да.
— Давай назовем лодку в ее честь?
— А это подходящее имя для лодки?
— Да, — сказал дядя Эверт. — Прекрасно подходит.
Штеффи разрешили написать краской новое имя на округлом штевне рыбацкой лодки. Крупные черные буквы. «Элизабет». Там же дядя Эверт написал название острова и номер лодки.
— На следующей неделе мы снова выходим, — сказал он. — Так легко эти немцы от нас не отделаются. Скоро придет их очередь бояться.
Глава 36
Штеффи стояла на скале в паре метров от поверхности воды на резком сентябрьском штормовом ветру. Ветер вертел и крутил вихри и разбивал бушующие волны. У края берега они оставляли белую пену.
Теперь Штеффи многое знала о море. Дядя Эверт научил ее. Море больше не пугало ее своей бесконечностью. Но она уважала эти темные глубины и быструю смену погоды и ветра.
Ничего уже не будет как прежде. Долгое время после того, как приехала в Швецию, Штеффи верила, что они вскоре снова станут семьей: мама, папа и двое детей. Теперь она знала: так никогда не будет. Мама умерла. Папа исчез, «переведен». Сама она больше не ребенок.
Шестнадцать лет. Почти взрослая.
Детство кончилось.
Вот уже месяц как она училась в гимназии. Было трудно, приходилось много работать, но она справлялась. Девочки были серьезнее, чем большинство ее одноклассниц в школе. Они разговаривали о том, что происходит в мире и о том, кем собираются стать: учителями, аптекарями или врачами, как она сама. Одна девочка даже хотела стать инженером.
Каждое утро она ездила в школу вместе с Май. Время от времени они сталкивались в коридоре, в школьном дворе или в столовой. После занятий они обычно ждали друг друга и ехали на трамвае домой в Сандарну.
Особенно сильная волна бросила к ее ногам облако пены. Штеффи слышала, что седьмая волна — самая сильная. Почему именно седьмая?
В другом море на юге союзники готовились высадиться на европейское побережье. «Это не начало конца, но, возможно, конец началу», — сказал кто-то по радио. Но как долго это продлится?
Штеффи села, обхватив руками колени и положив на них подбородок. Ритм волн охватил ее, заставляя дышать спокойнее.
Далеко вдоль пляжа шла маленькая фигурка. Когда она приблизилась, Штеффи узнала Нелли. Та сняла чулки и туфли и шла босиком по краю воды, хотя море уже становилось холодным.
Штеффи поднялась и помахала рукой.
— Нелли!
Ветер донес ее слова, и Нелли услышала, подняла взгляд к скалам и помахала в ответ.
Штеффи снова села и стала ждать, пока Нелли проберется по берегу. Идти вдоль берега всегда гораздо дольше, чем кажется. Там много маленьких бухточек, которые нужно обойти, и камней, через которые нужно перелезть.
Нелли залезла на скалу, держа в руках туфли с чулками, и села рядом с сестрой. Они молча смотрели на линию горизонта на западе. Там вдали море сверкало как чистое серебро. Ближе к берегу оно было окрашено в серо-голубой цвет, отражая пасмурное небо.
— Мы так и не уехали в Америку, — наконец сказала Нелли.
— Да.
— Бывало, ты рассказывала мне об Америке. О больших городах, высоких домах и улицах, заполненных автомобилями. Помнишь?
— Да.
— Ты утешала меня, — сказала Нелли, — когда я была маленькой.
Штеффи посмотрела на Нелли. Ее лицо было серьезным и открытым.
— Я сердилась на тебя, — продолжала Нелли. — Думала, ты не хотела, чтобы я чувствовала себя здесь как дома. Считала, что ты только надоедала и портила мне настроение.
— Меня мучила совесть, что не могу заботиться о тебе. Я думала, что предала маму с папой.
Сестры молча сидели и смотрели на бесконечное море. Штеффи взяла Нелли за руку, и Нелли не отдернула ее.
— Нам нужно заботиться друг о друге, — сказала Нелли.
— Да, — сказала Штеффи. — Нужно.