Звезда Ассирийского царя Александрова Наталья

– Ты же жил у этой своей… Верки…

– Лерки! – раздраженно поправил Алексей. – Была Лерка, да сплыла! Я поехал в ту квартиру – а там какой-то козел поселился, говорит, ты ему сдала комнату! В дверь меня не впустил!

– Ну и сдала! – перебила сына Тамара Степановнаю – Имею полное право!

– Но зачем?

– А затем, чтобы твоей бывшей жизнь раем не казалась! Затем, чтобы ей насолить! Нашла какого-то алкаша и уголовника и вселила туда – пускай твоей Юльке нервы помотает!

Тамара вспомнила жуткого типа, которому сдала комнату, и невольно улыбнулась – до чего же она умная и находчивая женщина! Вся жизнь ее была подчинена одной цели: выжить из квартиры бывшую невестку. Пускай катится в свою дыру, откуда она родом, а то, ишь, вздумала – площадь ей с больным ребенком, видите ли, полагается! Не получалось у Тамары Степановны пока, но она женщина упорная, своего добьется. И ведь все сама, все сама, сыночка тоже Бог послал охламона: ни ума, ни характера, работы приличной – и то найти не может! Да еще ей все время перечит, нет бы мать поддержать.

– Алкаша и уголовника? – насмешливо переспросил Алексей. – Просчиталась ты, матушка! Не умеешь ты в людях разбираться!

– Это я не умею? – Тамара Степановна снова стала закипать. – Да видел бы ты его!

– Видел! Еще как видел! Этот твой «алкаш и уголовник» нашел с Юлькой общий язык. Они живут душа в душу, он ей чуть ли не ремонт в квартире сделал! Так что ты ей только лучше сделала, сама домой мужика привела!

– Что?! – У Тамары Степановны потемнело в глазах. Неужели и правда она ошиблась с тем алкашом? Неужели сама, своими руками помогла ненавистной невестке?

– Так что теперь, матушка, как хочешь, а придется тебе потесниться, – продолжал Алексей мстительным голосом. – Мне жить больше негде, так что я к тебе переселяюсь!

Тамара Степановна раздраженно махнула рукой – пусть переселяется! Долго все равно не выдержит – у нее, Тамары, характер такой, что она, как Баба-яга, всегда против. И чтобы все по ее было. Где уж Алешке ее перебороть, так что сбежит он от нее через месяц, больше никак не продержится!

Ее сейчас гораздо больше мучило то, что зараза Юлька опять выкрутилась! Нет, она этого так не оставит! Она должна сейчас же ехать на квартиру, своими глазами убедиться, что там происходит, и навести порядок – так, как она это понимает!

Не слушая больше сына, Тамара быстро собралась, оделась и отправилась в путь.

До дома, в котором обитала Юлия с новым жильцом, она добралась меньше чем за час. Перед самым подъездом она едва не налетела на какую-то бомжиху – потертая шуба из искусственного меха, бесформенная шапочка, – обругала ее мимоходом и влетела в подъезд.

Поднявшись на лифте, подошла к двери квартиры.

Звонить не стала – незачем предупреждать заразу! Внезапность появления Тамара Степановна справедливо считала залогом успеха, поэтому она открыла дверь своими ключами.

В прихожей было темно и как-то неприятно пахло.

«Развела грязищу!» – подумала Тамара, дополнительно накручивая себя перед тем, как начать скандал.

Она протянула руку к выключателю, нажала кнопку…

И тут что-то вспыхнуло, полыхнуло, затем страшно прогрохотало, и свет померк перед глазами Тамары Степановны.

Иван стоял посреди тротуара, тупо глядя на пылающие окна, на россыпь осколков, покрывающую асфальт, как первый снег, и душу его заполняло глухое, бездонное отчаяние.

Он не успел, не сумел предупредить Юлю, и она погибла. Погибла вместе с мальчиком. Два человека, которые стали для Ивана бесконечно дорогими, погибли по его вине… Он навел убийц на квартиру Юлии, и теперь ни в чем не повинные люди погибли. Да не просто люди, а его близкие.

Теперь ему незачем жить.

Во всяком случае, незачем бороться, незачем прятаться от полиции. Его жизнь утратила всякий смысл.

Иван пошел вперед, не разбирая дороги. Он обошел угол дома и оказался перед подъездом. Здесь уже собралась толпа зевак, люди галдели, высказывали самые нелепые предположения. В этой толпе Иван увидел Валентину, разбитную соседку с нижнего этажа, которая при последней их встрече строила ему глазки и прямым текстом зазывала к себе. Валентина была взбудоражена, глаза ее горели, грудь вздымалась, она говорила какой-то сухопарой женщине:

– Это что же выходит? Выходит, это Юлина квартира взорвалась! Ах ты, боже мой! А как же Юлька? А как же мальчик? А как же сосед их? Ах ты, боже мой!

В это время из подъезда вынесли носилки. Иван на целую голову возвышался над толпой, поэтому он разглядел покрытое простыней женское тело. И тут в его душе шевельнулась надежда: тело было закрыто только по горло, выше было лицо с кислородной маской, вокруг него рассыпался ореол обгоревших волос. Значит, Юля жива? Но где же тогда ребенок?

Валентина же тем временем протолкалась к носилкам и вдруг закричала:

– Так это же не Юля вовсе! Так это же совсем не она! Так это же Тамара Степановна, свекровь ее бывшая!

Иван следом за Валентиной пробился к носилкам.

Теперь он ясно видел, что это не Юля – под простыней громоздилось массивное тело, из-под края простыни свисала толстая рука с набрякшими венами и короткими ярко-красными ногтями, и, хотя лицо было закрыто кислородной маской, Иван узнал жабьи черты той тетки, которая сдала ему квартиру.

– А что с ней? – допытывалась любопытная Валентина, теребя за рукав врача «Скорой помощи», который шел рядом с носилками. – А она будет жить?

– Да конечно будет, – врач отмахивался от Валентины, как от назойливой мухи, – она еще легко отделалась. Видно, окно в квартире было неплотно закрыто, поэтому не так сильно рвануло. Ну, оглушило ее маленько, может, сотрясение мозга, полежит недельку-другую и очухается! Организм у нее крепкий!

– Это точно, что крепкий, – вступила в разговор сухопарая соседка, – откровенно говоря, ее, Тамару-то, никакая холера не возьмет, так что очухается она и будет как новенькая. Полысеет только на время.

Слышалось в словах женщины подлинное чувство, но никто из соседей не пристыдил ее, что нехорошо радоваться чужому несчастью: видно, Юлина свекровь успела многим попортить кровь.

– А квартира-то? – не унималась Валентина, которой хотелось получить информацию из первых рук. – Квартира-то как?

– А вот квартира выгорела дотла, – сообщил ей врач. – Считай, голые стены остались…

– А больше там никого не нашли?

– Больше никого… а что, – врач насторожился, – там еще кто-то должен был находиться?

– А как же! – закричала Валентина. – Там же жилец, которого Тамара привела! Я сама видела, как он шел! Ну это же надо – такой мужчина пропал!

– Ну, там огонь стеной стоял, так что если только кости остались… – ввернул пробегавший мимо пожарник.

Валентина его уже не слушала – она пробивалась обратно, чтобы поделиться со всеми знакомыми волнующими новостями. И вдруг натолкнулась прямо на Ивана. Она подняла голову и открыла было рот, чтобы заорать, засыпать его вопросами, привлечь внимание, но тут из окна, что было ниже горящей квартиры, высунулся встрепанный мужик и заорал на всю улицу:

– Валька! Чего базаришь? У тебя квартиру заливает на фиг! Пожарные воды не жалеют!

Валентина ахнула и понеслась к подъезду.

Иван тоже пошел прочь.

На душе у него полегчало: Юли с мальчиком не было в квартире, они не пострадали. Даже Юлина свекровь осталась жива, причем благодаря тому, что Иван открыл форточку в кухне и газ уже выветрился.

Но в таком случае где же Юля и малыш? Куда они подевались?

Юлия усадила Ежика за дальний столик, чтобы он не пялился в окна на толпу и дым, на яркие пожарные машины и пожарных в блестящих касках, а сама отошла к стойке. Не глядя ткнула пальцем в пирожное и протянула деньги.

– Принесу! – буркнула появившаяся официантка.

Юля задержалась у окна. У подъезда собралась внушительная толпа, Юля узнала некоторых соседей. Открылись двери, и показались санитары с носилками. Тело было прикрыто простыней, рядом шел врач.

«Иван!» – Юле хотелось закричать, заплакать, завыть в голос.

Иван погиб в горящей квартире, сгорел или задохнулся в дыму – какая разница? Что же теперь будет? Как же они без него?

Сквозь слезы, застилающие глаза, Юля видела, как к носилкам протолкнулась знакомая фигура. Валентина, кто же еще, вечно она в первых рядах. Валька поговорила о чем-то с врачом, по привычке наклоняла голову и посматривала небось на него зазывно, затем махнула рукой и пошла в сторону.

– Мама! – крикнул Ежик. – Пирожные принесли!

Юлия почувствовала, что не сможет проглотить ни кусочка. Она села и глотнула чая. Подавившись неожиданно горячим напитком, Юлия закашлялась, а когда подняла голову, то увидела, что за окном, не разбирая дороги, бредет кто-то большой, неловко ссутулившись и загребая ногами в огромных ботинках.

– Ваня… – не веря себе, шепотом сказала Юлия, – Ванечка…

В следующую секунду она уже сорвалась с места, с грохотом упал стул, а Юлия прилипла к окну. Он уже миновал кафе, и она застучала в стекло с криками:

– Ваня, Ванечка, мы тут!

– Женщина, вы что хулиганите? – подскочила официантка. – Немедленно прекратите!

Иван никак не мог слышать Юлиных криков, но вдруг он остановился. И медленно-медленно повернул голову. И широко открыл рот, и вылупил глаза, так что Юля невольно засмеялась, до того глупый и забавный у него был вид.

И тут Иван нагнул голову и бросился на стекло, как бык на корриде набрасывается на тореадора. Но в последний момент опомнился и свернул к двери.

Он ворвался в кафе, как вода из прорвавшейся плотины. Юля уже ждала его у входа и, смеясь и плача, повисла на шее.

– Ванечка, – бормотала она, – вернулся… живой…

Официантка застыла столбом у стойки. Иван подхватил Юлю, а она целовала его в нос, в губы – куда придется.

– Дядя Ваня! – послышался крик Ежика.

Он скатился со стула, упав на пол, встал, держась за ножку стола, и сделал неуверенный шаг.

– Дядя Ваня, ты пришел… – С этими словами Ежик сделал еще один шаг.

Потом оторвал руку от стола и еще раз неуверенно шагнул. Зашатался и едва не упал. Юлия уже хотела броситься ему на помощь, но Иван удержал ее.

– Давай, парень, – сказал он, – шагай сюда.

И Ежик пошел. Пошатываясь и расставив руки для равновесия, он перешел помещение кафе и споткнулся о коврик у двери. Но не упал, потому что Иван, не выпуская Юлю, подхватил его другой рукой.

– Все, – сказал он, – больше не отпущу вас никуда. Ни на шаг.

– Слушайте, вы есть-то будете? – отмерла официантка. – Чай небось остыл.

Они так и сели за стол все вместе. Иван одним махом съел пирожное и заказал еще целое блюдо, а также крепкий черный кофе для себя. Ежик сидел у него на коленях, заглядывал в глаза и запихивал ему в рот кусочки пирожного.

– Везет же людям, – со вздохом сказала официантка девице за стойкой, – ишь, как он ребенка любит. А мой козел леденца на палочке не купит, по голове не погладит, не то что на руки взять…

Ежик утомился от переживаний и заснул прямо на коленях у Ивана. Тот шепотом поведал Юлии все, что случилось с ним после их ухода.

– Что теперь будет? – закручинилась Юлия. – Все пропало… квартира выгорела…

– Ничего не пропало, – твердо ответил Иван, – документы я забрал, остальное восстановимо. Черт с ней, с квартирой, поделом той жабе, твоей свекрови, сама пускай теперь ремонт делает.

– Куда же мы пойдем? – вздохнула Юля. – С ребенком ведь…

– Квартиру снимем, – усмехнулся Иван, – не впервой.

– Подожди-ка… – Юля встала и направилась к двери, потому что через окно кафе увидела ту самую бомжиху в старой искусственной шубе.

– Спасибо! – сказала она, перехватив бомжиху на ступеньках. – Ты нам с ребенком жизнь спасла.

– Идите на Литейный, – сказала бомжиха тихо, но отчетливо, – там теперь безопасно.

И на асфальт рядом с Юлией упала связка ключей. Когда Юлия подняла их, бомжихи уже не было.

– Это же теткины ключи, – сказал Иван, когда она положила ключи на стол, – вот же брелок с монастырем, я ей подарил!

– Ну вот, – сказал Иван, переступая порог теткиного жилища, – вот мы и дома.

Юлия прислонилась спиной к двери, огляделась и мимоходом удивилась, что в комнате идеальный порядок – не валяются где попало вещи, нигде ни пылинки, воздух свежий. Странно, ведь хозяйку увезли в больницу в тяжелом состоянии… Может, соседка тут прибралась?

Иван внес сонного Ежика в комнату и пристроил пока на диван, после чего распрямил усталую шею и потянулся.

– Ох, как же хорошо, когда потолки высокие!

Здесь, в этой огромной комнате, где потолки были метров пять, не меньше, Иван не казался таким огромным медведем – просто крупный мужчина.

Юлия прошлась по комнате. С портрета строго смотрела на нее смуглая женщина, удивительно похожая на Олимпиаду Гавриловну, – не то ее бабушка, не то прабабушка. А вон из той люстры Юля вытащила тогда лампочку с камнем.

– Ой, – Юля тронула Ивана за руку, – а как же камень? Он пропал? Сгорел в квартире?

Иван посмотрел в недоумении, потом лицо его просветлело, он пошарил в кармане и вытащил спичечный коробок.

– Вот он, камень. Не понимаю, отчего ты так волнуешься. В конце концов, мы чуть не погибли, а тут камень…

– Она правильно делает, что волнуется, – послышался знакомый звучный голос.

В прихожей стояла Олимпиада Гавриловна, тетка Ивана. Была она чуть бледновата, и темные волосы не лежали пышно, как прежде, а больше ничего не напоминало о том, что совсем недавно Юлия нашла ее на полу, раненую.

– Тетя Липа! – Иван шагнул к ней и остановился.

Прихожая была крошечная, Ивану и одному-то было в ней тесно, а тут еще две женщины. Вот именно, из-за тетки выглядывала та самая бомжиха в синтетической шубе, которую не раз встречала Юля. Иван раскрыл рот и попятился. Далее начались чудеса.

Бомжиха сняла ужасную шубу и что-то сделала со своей головой, отчего вязаная шапочка-менингитка упала с ее головы вместе с седыми неопрятными космами. Под ними обнаружились обычные, коротко стриженные волосы, кстати, чистые и совсем не седые. Обменявшись многозначительным взглядом с хозяйкой квартиры, «бомжиха» скрылась в крошечной ванной. И вышла оттуда очень скоро помолодевшей лет на пятнадцать, если не больше. Теперь это была вполне обычная женщина, одетая скромно: джинсы, свитерок, стрижка самая простая, косметики на лице никакой. Привлекали внимание только ее глаза – яркие, темные, похожие на теткины.

Пока она отсутствовала, Юлия с Олимпиадой Гавриловной соорудили Ежику постель из двух сдвинутых кресел, у тетки нашлась даже детская пижама.

– Ваня, ты есть, наверное, хочешь? – спросила Олимпиада Гавриловна со знанием дела, за сорок без малого лет она своего племянника отлично изучила.

– Хочу, – вздохнул он, – что там пирожные эти в кафе, одна видимость…

В холодильнике у тетки обнаружилась пропасть всяческой еды: и тушеное мясо в латке, и картофельная запеканка с грибами, и солидный кусок сыра, и блинчики с творогом. Юля только головой качала, глядя, как все это исчезает с тарелок.

– Ему еды много надо, – шепотом сказала тетя Липа, улыбаясь, – он крупный очень. Учти на будущее.

Юля поглядела ей в глаза: вот откуда она все знает? Ведь видит их с Иваном вместе впервые!

Сама она ела мало – слишком сильные были потрясения в течение дня, какой уж там аппетит.

– Ну, хорошо. – Олимпиада Гавриловна подняла к свету камень, и он тотчас засиял багровым светом, и перевернутая звезда внутри стала ясно видна. – Дети мои, настал момент все вам объяснить про этот камень. Существует древняя и очень красивая вавилонская легенда, – Олимпиада Гавриловна заговорила нараспев. – Когда Эа, отец богов, потерял свою возлюбленную супругу Дамкину, он заплакал кровавыми слезами. И там, где слезы его падали на землю, появлялись дети его, великие боги: Мардук и Иштар, Шамаш и Энлиль. Только из одной кровавой слезы не появился бог. Слеза эта упала на землю и окаменела, и там, где она упала, возник Вавилон – великий город, Врата Богов. А сама эта слеза получила имя «Звезда Вавилона»…

– Я знаю эту легенду, – подала голос Юлия.

– Правда, деточка? – Пожилая женщина взглянула на нее удивленно. – Откуда же? Мало кто знает ее – из тех, кто не связан с древней верой кровными узами…

– Мне в издательстве поручили перевод одного исторического романа, действие которого происходит в Вавилоне и Ассирии. Там и излагается эта легенда.

– Надо же, как интересно! Надо же, какими путями идет судьба! Выходит, вы, деточка, вовсе не случайно встретились с Иваном… выходит, сама «Звезда Вавилона» захотела этого! Впрочем, я ничуть этому не удивляюсь – это всего лишь еще одно подтверждение могущества древней святыни!

– Как же этот камень попал к вам? Как вообще он уцелел, как сохранился? Ведь с тех пор, как его хранили вавилонские жрецы, прошло почти три тысячи лет!

– Это хороший вопрос, деточка. И правда, прошло почти тридцать веков, страны и народы возникали и исчезали, рушились империи, исчезали без следа. На месте великого Вавилона теперь всего лишь холм посреди бесплодной степи. Мир неузнаваемо изменился, и только этот камень остался неизменным – потому что в нем и правда заключена древняя тайна, древнее могущество. Все эти тридцать веков потомки гордых вавилонян хранили «Звезду», как зеницу ока, потому что она – это все, что осталось от древнего величия Вавилона.

Она перевела дыхание и продолжила:

– Какое-то время «Звезда Вавилона» покоилась в царской сокровищнице, потом, когда Вавилон был разрушен, священный камень прятали в укромных местах. Его передавали из рук в руки, из поколения в поколение – и род хранителей не пресекся. Должно быть, сама «Звезда Вавилона» помогала им выжить во всех войнах и катастрофах – и это тоже говорит о могуществе древнего камня. Я говорила вам, деточка, что принадлежу к древнему вавилонскому роду и по праву владею «Звездой Вавилона». Теперь моя жизнь подходит к концу, и Иван – последний в нашем роду, хотя по его внешности ни за что не скажешь, что в его жилах течет древняя кровь вавилонских царей. Так или иначе, теперь он – хранитель «Звезды», и я вижу, что вы поможете ему в этом. Теперь я спокойна, я знаю, что священный камень останется в хороших руках…

Вот и все, – Олимпиада Гавриловна закончила рассказ и отпила воды из стакана, поданного своей соседкой.

– Вы хотите сказать, что этот камень… волшебный? – спросила Юля, с трудом выговорив несерьезное, детское, как она считала, слово.

– Можно и так сказать, – тетя Липа улыбнулась, – на нас, его хранителях, лежит огромная ответственность. И разумеется, силу этого камня нельзя тратить на пустяки. К примеру, я никак не могла бы просить у той силы, что заключена в камне, чтобы она помогла мне избавиться от бандитов.

– Ничего себе, пустяки! – зарычал Иван. – Ты же едва не умерла!

– Вот об этом я тоже хотела поговорить. – Тетя Липа погладила его по плечу. – Дети мои, я старею. Конечно, возможно, протяну еще сколько-то лет, но силы у меня уже не те, и мне хотелось бы, чтобы камень был в надежных руках. Твоих руках, Иван.

– Я готов, – сказал Иван, чуть помедлив, – только… вы же знаете, сейчас у меня даже нет места, куда можно было бы спрятать камень. Вообще никакого жилья. Жизнь у меня, сами знаете, беспокойная, не знаю, что со мной завтра будет. Один раз его уже украл муж Юли.

– Это ничего, – слабо улыбнулась его тетка, – это все пройдет. А «Звезда Вавилона» сама способна о себе позаботиться. Ведь вернулся же камень к тебе после кражи!

– Не говорите, – Юлия махнула рукой, – до чего человек докатился!

– Но, меняя хранителей, «Звезда Вавилона» может помочь человеку выполнить его заветное желание, то, о чем этот человек мечтает ночами и грезит днем. Есть у вас такое желание?

– Есть! – Юля вскочила с места. – У меня есть! Вы знаете! Чтобы мой сын стал ходить. И бегать, и прыгать, чтобы Ежик выздоровел! Может ваша «Звезда» ему в этом помочь?

– Нет, – подала голос другая гостья, которая за все время не проронила и двух слов.

– Почему – нет? – Юля сжала кулаки.

– Потому что это уже выполнено. Не нужно просить об этом «Звезду Вавилона», ваш сын и так будет ходить. Уже ходит. Вы сделали это сами – своим упорством, мужеством и терпением. Своей материнской любовью – она сильнее любого волшебства.

– Ты молодец, девочка, – Олимпиада Гавриловна обняла Юлю, – все теперь будет хорошо, уж я знаю.

– Я хочу узнать, кто убил Ирину, – сказал Иван, – но я сам разберусь.

– Разумеется, разберешься, – тетя Липа обменялась взглядом со своей третьей гостьей, – тебе только чуть-чуть помогут…

Великий город Вавилон никогда не засыпает. Даже глубокой ночью на его улицах и площадях шумно и многолюдно. Гуляют по ним молодые повесы, уличные торговцы и разносчики предлагают поздним прохожим свои товары, ищут богатых клиентов вавилонские блудницы, за столами таверн и трактиров вавилоняне и халдеи, ассирийцы и эламиты, урарты и финикийцы пьют финиковое вино и ячменное пиво. Ярко освещены ночные улицы, ярко освещены дома веселья и распутства, но гораздо ярче освещен дворец вавилонского царя Навуходоносора. Тысячи масляных светильников, тысячи пальмовых факелов, тысячи восковых свечей разгоняют мрак в самом дворце и в знаменитых висячих садах. В главном зале дворца шумно и многолюдно – вавилонский царь принимает своих союзников, скифских вождей.

Могучие бородатые скифы пьют крепкое финиковое вино огромными чашами, руками отрывают огромные куски мяса от бычьих и кабаньих туш, глотают огромными кусками, громко хохочут, похваляются друг перед другом своими подвигами, глазеют на прекрасных финикийских танцовщиц. Слуги Навуходоносора следят, чтобы вино перед ними не кончалось, подносят кувшин за кувшином, бочку за бочкой.

Простых скифских воинов не пустили во дворец, даже в город их не пустили – царь приказал расставить для них шатры на поле перед воротами Иштар, заколоть несколько быков, выкатить бочки с хмельным ячменным пивом. Пьют скифы много, хмелеют быстро.

Уже некоторые скифские вожди пьяными повалились под стол, заснули богатырским сном, могучим храпом оглашают пиршественную залу. Только Мадий, старший из вождей, не захмелел до конца. Трезвым взглядом смотрит он на вавилонского царя, трезвым голосом говорит ему:

– Хорошее у тебя вино, брат. Хорошо угостил ты нас, досыта накормил, допьяна напоил. Только не затем я пришел к тебе, чтобы сытно поесть и крепко выпить. Я пришел, чтобы получить обещанную тобой награду: священный камень, «Кровь Бога».

– Не беспокойся, брат, – отвечает ему Навуходоносор. – Я никогда не забываю своих обещаний. Скажи, хорошую ли добычу взял ты в Ниневии? Довольны ли твои воины?

– Да, брат, мы взяли в Ниневии много золота и серебра, но ты же знаешь: воины никогда не бывают довольны. Им всегда кажется, что кому-то досталось больше. Вот и теперь им показалось, что твои люди перехитрили их, что вавилоняне последними пришли на поле боя, но первыми попали в царскую сокровищницу и вынесли все самое дорогое у нас из-под носа.

– Вот как? – переспросил Навуходоносор. – Да, ты прав, брат: воины никогда не бывают довольны, им всего кажется мало. Даже если бы все золото и серебро мира взяли вы в Ниневии – все равно не насытили бы свою алчность.

– Не будем говорить о неприятном, брат! – перебил его скиф. – Лучше вели принести священный камень и отдай его мне – и тогда я смогу убедить своих людей, что ты поступил с нами по справедливости. А иначе… ты же знаешь как. У скифа тяжелый характер и тяжелая рука, мои люди проспятся и подумают, что взяли в Ниневии недостаточно добычи, и решат заглянуть в твою сокровищницу.

– Да, брат, это приходило мне в голову. Хорошо, сейчас я прикажу принести священный камень. Только скажи мне, почему ты так хочешь его получить?

– Что за странный вопрос, брат? Ты же знаешь, что это не простой камень, это – «Кровь Бога». Кто владеет этим камнем – тот владеет душами людей, в чьих руках этот камень – в руках того власть. Ты же знаешь, брат, что мы, скифы, – люди вольные, у нас нет царя, у нас есть только вожди, и каждый вождь живет по своей воле, ведет свое племя туда, куда захочет. Сейчас мне удалось убедить остальных вождей подчиниться, удалось соединить весь народ в одно племя, но надолго ли это? Завтра вождям надоест слушать мои слова, и они разойдутся в разные стороны. Или кто-то из них захочет власти и убьет меня. А если у меня будет священный камень – я приберу остальных вождей к своим рукам. Тогда я буду самым сильным властителем в мире. Вот так-то, брат!

– А почему ты думаешь, что остальные вожди без спора отдадут тебе камень?

– Потому что ты же видишь, брат: они все перепились, а я трезв. Потому что они спят, обо всем забыв, а я велел своим людям не есть, не пить и ждать моего приказа! – И Мадий показал на два десятка скифских воинов в разных концах зала, которые только делали вид, что мертвецки пьяны.

– Это умно, брат! – одобрительно проговорил Навуходоносор и хлопнул в ладоши.

И тут же из-за парчового занавеса вышел сирийский раб с бледным желтоватым лицом. В руках его была шкатулка из дорогого ливанского дерева. Сириец подошел к царю, поставил перед ним шкатулку и безмолвно отошел в сторону.

– Вот этот камень! – проговорил Навуходоносор и открыл шкатулку.

И скифскому вождю показалось, что в зале стало еще светлее, чем прежде таким ярким кровавым светом засиял красный камень, который лежал в шкатулке.

– Вот он, священный камень, «Кровь Бога»! – проговорил Мадий, не отводя от камня завороженного взгляда. – Я знаю, в нем заключена судьба моя!

– Вот она, «Звезда Вавилона»! – вслед за скифом воскликнул Навуходоносор. – Смотри на нее, Мадий! Ты прав – это твоя судьба! Это последнее, что суждено увидеть твоим глазам!

И с этими словами Навуходоносор дважды хлопнул в ладоши.

– Что? Это измена! – воскликнул Мадий и схватился за рукоять своего меча.

Но он не успел вытащить его из ножен, потому что бледный сирийский раб стремительно, как кобра, метнулся к нему и вонзил за ухо тонкий бронзовый стилет. Мадий захрипел, выпучил глаза и повалился на узорный пол.

И в ту же секунду два десятка халдейских лучников выступили из-за занавесей с натянутыми луками в руках и выпустили стрелы в людей Мадия. А затем в зал ворвались вавилонские меченосцы и напали на мертвецки пьяных скифских вождей.

Через минуту все было кончено – скифы спали мертвым сном, сном без сновидений, от которого нет пробуждения.

Вавилонский царь пнул ногой мертвого Мадия и проговорил:

– Ты был прав, брат: скифы никогда не бывают довольны. А ведь если бы ты удовлетворился добычей, которую взял в Ниневии, и ушел с ней в свои степи – ты прожил бы еще долго. Но ты захотел большего, ты захотел получить «Звезду Вавилона» – а она никогда не покинет Вавилон!

Навуходоносор хлопнул в ладоши трижды, и в зал вбежали десятки черных нубийских рабов. Они схватили мертвых скифов за руки и за ноги и вынесли их прочь, чтобы сбросить трупы в глубокие рвы, окружающие Вавилон за городскими стенами.

Борис Орлик припарковал свою машину возле «Ледокол-холла», вошел в послушно раздвинувшиеся двери. На лифте он поднялся на шестой этаж, подошел к двери с надписью «Консультант» и нажал на кнопку. Раздался щелчок, и дверь открылась.

– Привет, Санек! – проговорил Борис, входя в приемную. – Валентин Васильевич меня вызывал…

– Вызывал, – подтвердил помощник Ледокола, крепкий молодой человек в отличном костюме. – Проходи через рамку.

– Да ты же меня хорошо знаешь…

– Тем более!

Борис, скривившись, прошел через рамку металлоискателя. Только после этого перед ним открылась вторая дверь, и он попал в кабинет Ледокола.

Ледокол сидел за своим письменным столом, положив на стол тяжелые кулаки, и мрачно смотрел на приближающегося Бориса.

– Здравствуйте, Валентин Васильевич… – проговорил тот, чувствуя, как по лбу стекают капли пота. – Приглашали?

– Вызывал, – процедил Ледокол. – Ты чем тут занимаешься?

– Да дела всякие…

– Дело у тебя сейчас одно. Ты должен немедленно ехать в Питер и подписывать документы. Мы из-за тебя теряем время, а время – это деньги! Ты, кстати, помнишь, сколько мне должен?

– Помню, Валентин Васильевич… – Борис тяжело вздохнул. – Такое разве забудешь…

– Это хорошо, что помнишь, а то я подумал, что твою память нужно освежить. А если помнишь, почему ты все еще здесь, а не в Питере?

– Но там… там ведь, кажется, проблемы…

– Нет там никаких проблем. Были проблемы, да кончились. Потому что мы поручили это дело профессионалу.

– Значит, Иван…

– Нет твоего Ивана, можешь не беспокоиться. Не помешает он. Так что езжай и сделай все, что нужно. Да смотри там, не облажайся, как в прошлый раз!

Борис громко сглотнул и сжал зубы. В прошлый раз облажались люди Ледокола. Иван каким-то образом сумел проникнуть в ресторан, устроил драку, сорвал переговоры с Ованесовым. И сумел уйти, эти олухи его упустили. Теперь, стало быть, все в порядке. Профессионала, стало быть, наняли. Нет больше Ивана. Что ж, так тому и быть. Каждый за себя. Его, Бориса, давно уже не мучает совесть, за последние пару месяцев он испытывает только одно сильное чувство – страх. Ужасный, всепоглощающий страх перед этим человеком, перед Ледоколом. Этот страх парализует его, и он готов делать все, что ему прикажут.

Поезд пришел на Московский вокзал.

Борис одним из первых покинул вагон, прошел по перрону, вышел на площадь. И тут на его мобильный телефон пришло сообщение. Борис открыл его и прочитал:

«Встречаемся через два часа в ресторане «Звезда Вавилона» на улице Некрасова. Ованесов».

Борис поймал свободное такси, заехал в гостиницу, где у него был забронирован номер, наскоро принял душ, переоделся и отправился на улицу Некрасова.

Над входом в ресторан горела вывеска с надписью, стилизованной под ассирийскую клинопись. По сторонам от входа красовались барельефы – крылатые вавилонские быки. Сразу за дверью Бориса встретил метрдотель, крупный черноволосый мужчина с длинной ухоженной бородой и выразительным восточным лицом. Для полноты образа он был облачен в черную бархатную хламиду.

– У меня здесь встреча, – сообщил ему Борис. – Меня должен ждать Ашот Ованесович…

– Ашот Ованесович звонил сказать, что немного опаздывает, – почтительно сообщил метрдотель. – Пойдемте, я провожу вас в кабинет, который он заказал.

Они прошли через зал, отделанный с восточной роскошью. Посетителей было немного, в основном это были солидные, хорошо одетые мужчины.

– Вы у нас в первый раз? – спросил Бориса метрдотель, подходя к двери отдельного кабинета.

– Да, в первый. Как-то мне этот ресторан раньше не попадался.

– Мы совсем недавно открылись. У нас уникальная кухня: все блюда приготовлены по древним вавилонским и ассирийским рецептам.

– Откуда же вы их взяли? – недоверчиво спросил Борис. – Из семейных архивов?

– Зачем же! Вы не представляете, как много сохранилось глиняных табличек с клинописными текстами, и большая часть из них – это древние кулинарные книги! Так что уверяю вас: блюда у нас настоящие, такие, какие подавали к столу Навуходоносора или Ашшурбанипала!

– Рад за вас, – равнодушно проговорил Борис, входя в кабинет.

Этот кабинет напоминал помещение в древнем храме. Стены, отделанные черным мрамором с позолотой, черный же потолок, на котором можно было различить рисунок созвездий, стол на львиных лапах, массивные стулья. Возле стены стояло что-то вроде черного каменного саркофага, украшенного загадочными символами.

– Как-то здесь мрачновато. – Борис невольно поежился.

– Зато создается настроение! – ответил метрдотель. – Вы проникаетесь духом древней Месопотамии!

– А это что за сундук? – Борис кивнул на саркофаг.

– Настоящий вавилонский саркофаг. Вы не представляете, сколько нашему хозяину пришлось за него заплатить!

– Саркофаг? – Борис поморщился. – В нем что – мумия лежит?

– Нет, конечно. И вообще, мумии – это египетская традиция, в Вавилоне покойников сжигали.

Метрдотель выдержал небольшую паузу и добавил:

– Ашот Ованесович скоро приедет. Могу я пока предложить вам какой-нибудь аперитив?

– Да, я бы чего-нибудь выпил.