Приключения Конана-варвара (сборник) Говард Роберт
– Может, он прилетел издалека и машину просто не видно? – предположила она.
Конан покачал головой.
– Нет, он упал не сверху. Он вылетел вон из тех кустов. Видишь, там сломаны ветки? И его бросили так, как человек бросает гальку. Но кто? Или что? Ладно, идем.
Она неуверенно последовала за ним в заросли. Внутри кольца густой зелени растительности было меньше. Повсюду царила мертвая тишина. На пружинящем мху не было ни единого отпечатка ног. Тем не менее именно отсюда, из загадочных кустов, кто-то метнул тот булыжник, ловко, сильно и очень метко. Конан наклонился к самой земле, рассматривая примятые травинки, а потом сердито тряхнул головой. Даже его острые глаза не могли помочь ему ответить на вопрос – кто или что стояло или прошло здесь. Взгляд его переместился на зеленую крышу у них над головой, туда, где густые листья и ветки смыкались, образуя непроницаемый покров. И вдруг он замер.
А потом, выпрямившись и не выпуская из рук меча, он попятился, увлекая за собой Оливию.
– Уходим отсюда, быстрее! – произнес он яростным шепотом, от которого кровь застыла у девушки в жилах.
– Что там такое? Что вы видите?
– Ничего, – осторожно ответил он, не останавливаясь.
– Но в чем тогда дело? Что скрывается в тех кустах?
– Смерть! – прошептал он, по-прежнему не отрывая взгляда от переплетения веток и крон, из-за которых не было видно неба.
Выйдя из зарослей, он взял ее за руку и быстро повел сквозь редеющий лес, пока они не вышли на поросший травой склон, кое-где утыканный редкими деревьями, и не поднялись на ровное плато, где трава вымахала до пояса, а деревьев было совсем мало. Посередине этого плато стояло длинное приземистое сооружение из осыпающегося зеленоватого камня.
Они с изумлением смотрели на него. Легенды ничего не говорили о том, что на одном из островов Вилайета можно встретить такую вот постройку. Они осторожно подошли поближе, отметив, что мох и лишайники вскарабкались по каменным стенам, а крыша зияет провалами. Кругом валялись кучки и россыпи мелких камней, полускрытые разросшейся травой, создавая впечатление, что некогда зданий было много и что здесь мог находиться целый город. Но сейчас под небом стоял лишь вытянутый прямоугольный каркас, стены которого, оплетенные лианами и побегами, наклонились в разные стороны, словно пьяные.
Двери, если они и были здесь, давно сгнили. Конан со своей спутницей остановились на пороге и заглянули внутрь. Солнечные лучи попадали в здание сквозь прорехи в крыше и стенах, создавая внутри игру света и тени. Поудобнее перехватив меч, Конан решительно шагнул через порог, пригнувшись, ступая легко и беззвучно, как большая кошка. Оливия на цыпочках последовала за ним.
Оказавшись внутри, киммериец удивленно крякнул, а девушка едва сдержала уже готовый сорваться с губ вскрик.
– Смотрите! Ой, смотрите!
– Вижу, – ответил он. – Не бойся. Это всего лишь статуи.
– Но они – как живые! И такие злые и страшные!
Они оказались в просторном зале, пол в котором был выложен гладкими плитами, усыпанными пылью и мелкими камешками, упавшими с потолка. Проемы в стенах прочной паутиной оплетали ползучие растения и лианы. Высокую крышу, не плоскую, а куполообразную, поддерживали массивные колонны, выстроившиеся в ряд вдоль стен. И в промежутках между колоннами стояли фигуры.
Это были статуи, скорее всего, железные, черные и сверкающие, словно их чистили тщательно и регулярно. Высокие, в рост человека, они изображали сильных и стройных мужчин с жестокими ястребиными лицами. Они были обнажены, и каждая черточка, изгиб и впадинка на теле были переданы с невероятным реализмом. А гордые, нетерпимые лица вообще выглядели как живые. И черты их не были отлиты под копирку. Каждое лицо обладало собственной неповторимой индивидуальностью, хотя и было у них нечто общее, этакий родоплеменной признак. А вот монотонное и утомительное однообразие декоративного искусства отсутствовало начисто, во всяком случае, в лицах.
– Такое впечатление, что они слушают – и ждут! – дрожащим голоском прошептала девушка.
Конан постучал эфесом меча по ближайшей статуе.
– Железо, – провозгласил он. – Клянусь Кромом! В каких же формах их отливали?
Он покачал головой и недоуменно пожал широкими плечами.
Оливия окинула огромный и погруженный в молчание зал испуганным взглядом. Здесь были лишь поросшие мхом камни, опутанные усиками вьющихся побегов колонны и мрачные темные фигуры между ними. Она неуверенно переступила с ноги на ногу: ей хотелось поскорее уйти отсюда, но, кажется, ее спутник увидел в статуях странное очарование. Он пристально рассматривал каждую их черточку и деталь и даже, совершенно по-варварски, попытался отломить руку или ногу. Но материал, из которого они были сделаны, стойко сопротивлялся всем его усилиям. Ему даже не удалось сдвинуть их хотя бы на миллиметр на постаментах. Наконец, киммериец сдался и восхищенно выругался.
– Интересно, по чьему образу и подобию их отливали? – полюбопытствовал он, ни к кому конкретно не обращаясь. – Эти фигуры – черные, но на негров они не похожи. Никогда не видел ничего подобного.
– Давайте выйдем на солнце, – взмолилась Оливия, и Конан согласно кивнул, бросив на прощание озадаченный взгляд на мрачные статуи, выстроившиеся вдоль стен.
И они вышли из сумрачного зала на ясный свет летнего солнца. Девушка с удивлением отметила, что его положение на небе изменилось, – внутри они провели намного больше времени, чем она думала.
– Давайте уплывем отсюда, – предложила она. – Мне здесь страшно. Какое-то это странное место. И страшное. Мы даже не знаем, когда на нас нападет тот, кто бросил камень.
– Думаю, что нам ничего не грозит. Особенно если мы не будем заходить под деревья, – возразил Конан. – Идем.
Плато, склоны которого сбегали к поросшим лесом берегам на востоке, западе и юге, с северной стороны повышалось, взбираясь на скалистые утесы, самые высокие на острове. Туда Конан и направился, стараясь шагать не слишком быстро, чтобы спутница успевала за ним. Время от времени он поглядывал на нее, и она знала об этом, хотя по его лицу ничего нельзя было прочесть.
Они добрались до северной оконечности плато и остановились, глядя на иззубренные скалы над собой. К востоку и западу от утесов края плато густо поросли деревьями, которые усеивали и крутой склон. Конан с подозрением осмотрел густые заросли, но потом пожал плечами и начал подниматься, не забывая помогать спутнице. Склон оказался не то чтобы очень крутой, к тому же на нем попадались выступы и валуны. Киммериец, выросший в горном краю, пожалуй, смог бы подняться по нему бегом, но вот Оливии приходилось несладко. Снова и снова она чувствовала, как он легко подхватывает ее на руки и переносит через препятствия, перебраться через которые самостоятельно ей было бы трудно, не уставая при этом изумляться чудовищной физической силе варвара. Кстати, его прикосновения больше не вызывали у нее отвращения. В его железной хватке таилось обещание защиты.
Наконец, они остановились в самой высокой точке, и морской ветер трепал их волосы. Прямо у них из-под ног скалы обрывались вниз отвесной пропастью глубиной в триста или четыреста футов, заканчивающейся узкой полоской лесистой береговой черты. С южной стороны перед ними открывался замечательный вид на остров, который лежал перед ними как на ладони, похожий на большое овальное зеркало со скошенными краями, окаймленными густой зеленой растительностью. И только в одном месте грозно топорщились острые скалы. Со всех сторон, насколько хватало глаз, их клочок земли окружала ровная и неподвижная морская гладь, теряющаяся в туманной дымке на горизонте.
– Море такое спокойное, – вздохнула Оливия. – Почему бы нам не продолжить путешествие?
Конан, застывший на обрыве наподобие бронзовой статуи, показал на север. Проследив за его взглядом, Оливия увидела белое пятнышко, которое, казалось, висело в белесом мареве.
– Что это?
– Парус.
– Гирканцы?
– Не знаю. С такого расстояния не разглядеть.
– Они бросят здесь якорь – и станут обыскивать остров, и найдут нас! – в панике вскричала она.
– Сомневаюсь. Они плывут с севера, так что искать нас они никак не могут. Они, правда, способны заглянуть сюда по какой-либо иной надобности, и в этом случае нам придется всего лишь спрятаться получше, только и всего. Но я полагаю, что это – или пираты, или гирканская галера, возвращающаяся из набега на северные земли. Если верно последнее, то они вообще не станут бросать здесь якорь. А вот мы не сможем выйти в море, пока они не скроются из виду, потому что они плывут с той стороны, куда должны будем направиться мы. Без сомнения, сегодня вечером они пройдут мимо, и тогда на рассвете мы сможет отправиться в путь.
– Значит, нам придется провести здесь ночь? – Девушка зябко вздрогнула.
– Так будет лучше всего.
– Тогда давайте ляжем спать здесь, среди скал, – взмолилась она.
Он покачал головой, глядя на низкорослые деревца с искривленными стволами и на густые леса внизу, зеленая толща которых, казалось, выбросила вверх щупальца, цепляющиеся за склоны утесов.
– Здесь слишком много деревьев. Мы переночуем в развалинах.
Оливия бурно запротестовала.
– Ничего там с тобой не случится, – принялся он успокаивать ее. – Кто бы ни бросил в нас камень, он не вышел вслед за нами из леса. Кроме того, в развалинах не было никаких признаков того, что сейчас там обитает какая-нибудь дикая тварь. И потом, у тебя слишком нежная кожа и ты привыкла жить в неге и довольстве. Я могу голым спать на снегу и не испытывать при этом никаких неудобств, а вот у тебя роса может вызвать судороги, если мы остановимся на ночлег на открытом месте.
Оливия, остро ощущая собственную беспомощность, вынуждена была согласиться, и они спустились со скал, пересекли плато и вновь подошли к мрачным древним руинам. К этому времени солнце уже опустилось ниже края плато. Под деревьями неподалеку от скал они нашли спелые плоды, которые и заменили им еду и питье на ужин.
Быстро наступила южная ночь, разбросавшая по темно-синему бархату небес крупные белые звезды. Конан первым вошел в темные развалины, увлекая за собой слабо сопротивляющуюся Оливию. Она содрогнулась при виде напряженных черных теней, застывших в нишах вдоль стены. Во мраке, рассеиваемом лишь тусклым светом звезд, девушка не могла разобрать выражения их лиц, но шестое чувство подсказывало ей, что они замерли в ожидании – как ждали на протяжении многих веков.
Конан принес охапку мягких веток с листьями. Он соорудил из них на полу нечто вроде подстилки, на которую она и улеглась. При этом Оливию не покидало зябкое ощущение, что она устраивается на ночлег в змеином логове.
Но каковы бы ни были охватившие ее дурные предчувствия, Конан не разделял их. Варвар уселся рядом с ней, привалившись спиной к стене, и положил меч себе на колени. В полумраке глаза его светились, как у кошки.
– Спи, девочка, – сказал он. – Мой сон чуток, как у волка. Я сплю вполглаза. Никто не сможет войти к нам, не разбудив меня сначала.
Оливия не ответила. Со своего лиственного ложа она наблюдала за неподвижной фигурой, смутно видимой в темноте. Как это странно – подружиться с варваром, принимать защиту и заботу представителя расы, рассказами о которой ее пугали в детстве! Он вырос среди кровожадных, угрюмых и свирепых людей. Его близость к дикой природе видна во всем, она пылает в его горящих глазах. Тем не менее он не причинил ей вреда, тогда как самым отвратительным ее угнетателем стал человек, которого принято называть цивилизованным. Восхитительная истома охватывала все ее члены, девушка начала погружаться в сладкие глубины сна. Ее последней мыслью было неясное воспоминание о прикосновении железных пальцев Конана к ее нежной плоти.
2
Оливия спала, и во сне ее преследовали кошмары. Ее чудилось таящееся во тьме зло, похожее на черного змея, ползущего по цветущему саду. Сны ее были отрывочными и яркими, представляя собой живописную мешанину непонятных и смутных образов, пока не сложились в сцену ужаса и безумия, разворачивающуюся на фоне циклопических камней и колонн.
Она увидела большой зал, высокий потолок которого поддерживали каменные пиллерсы[16], выстроившиеся ровными рядами вдоль массивных стен. Меж колонн порхали зеленые и малиновые попугаи, а зал был битком забит чернокожими воинами с ястребиными лицами. Но они не были неграми. Ни они сами, ни их оружие и одежда не походили на что-либо виденное ею прежде в реальной жизни.
Они обступили человека, привязанного к пиллерсу, стройного белокожего юношу с копной светлых волос, падающих на высокий лоб. Но его красота была не совсем человеческой – он походил на бога из сна, высеченного умелым резчиком из живого камня.
Чернокожие воины смеялись и издевались над ним на странном и незнакомом ей языке. Обнаженная гибкая фигурка извивалась под их жестокими и грубыми руками. Кровь стекала по бедрам цвета слоновой кости и капала на полированный пол. Крики жертвы эхом отдавались в огромном зале, а потом, запрокинув лицо к потолку и небу над ним, он страшным голосом прокричал чье-то имя. Кинжал, зажатый в руке цвета эбенового дерева, оборвал его крик, и золотоволосая голова бессильно упала на грудь.
Словно в ответ на этот отчаянный призыв, прозвучали грохочущие раскаты, словно по небу прокатились звездные колесницы, и перед мучителями возникла еще одна фигура, как будто материализовавшаяся из ниоткуда. Сложением она походила на человека, но не было на земле существа, отличающегося столь нечеловеческой красотой. Несомненное сходство наблюдалось между ней и юношей, который безвольно обвис на цепях, но именно человечности, смягчавшей божественность последнего, недоставало чертам незнакомца, ужасным и неподвижным в своей красоте.
Черные люди испуганно попятились от него, и в их прищуренных глазах засверкало пламя. Подняв руку, он заговорил, и звук его голоса глубокими мощными волнами раскатился по огромному залу. Словно загипнотизированные, чернокожие воины пятились до тех пор, пока ровными рядами не выстроились вдоль стен. А потом с четко очерченных твердых губ пришельца слетело жуткое заклинание и приказ: «Йагкоолан йок тха, ксуталла!»
При первых же звуках этого страшного восклицания черные фигуры окаменели и застыли. Их тела охватила странная скованность и неестественное оцепенение. Чужак коснулся обмякшего тела юноши, и цепи спали с него. Он взял тело на руки; затем он повернулся, и его ясный взгляд вновь скользнул по замершим рядам черных фигур. Незнакомец воздел руку к луне, которая заглядывала в оконные переплеты. И они поняли, эти напряженные, ждущие своего часа статуи, которые некогда были людьми…
Оливия проснулась и резко села на своей импровизированной лиственной постели, чувствуя, как по спине текут струйки холодного пота. В тишине громко раздавался стук ее сердца. Она тревожно огляделась по сторонам. Конан крепко спал, привалившись спиной к колонне, и голова его упала на широкую грудь. Сквозь проломы в крыше в зал вползало серебристое сияние заходящей луны, рисуя белые полосы на пыльном полу. Оливия разглядела смутные силуэты, черные и напряженные, замершие в ожидании. Отчаянно борясь с подступающей паникой, девушка вдруг увидела, как луч лунного света легонько коснулся пиллерсов и теней между ними.
Что это было? Тени, по которым только что скользил лунный свет, зашевелились. Ее буквально парализовало от страха. Там, где должна была царить неподвижность смерти, чувствовалось движение: едва заметное подергивание, сгибание и разгибание черных конечностей – и с губ ее сорвался страшный крик, когда она разорвала путы, отнявшие у нее речь и сковавшие ее по рукам и ногам. При первых же звуках ее пронзительного вопля Конан вздрогнул и выпрямился, оскалившись и подняв меч.
– Статуи! Статуи! О боже, статуи оживают!
С этим криком Оливия ринулась к пролому в стене, слепо продралась сквозь оплетавшие его колючие ветви и побежала; побежала, куда глаза глядят, пока чья-то железная рука не остановила ее. Она билась в истерике и брыкалась, стараясь освободиться, пока знакомый голос не проник в ее мозг сквозь туман ужаса и беспамятства, и она увидела лицо Конана, изумленное и растерянное одновременно.
– Именем Крома, что на тебя нашло, девочка? Тебе приснился кошмар? – Голос его звучал странно и доносился словно издалека. Всхлипывая от страха и облегчения, она бросилась ему на грудь и обхватила его за шею руками, а потом дала волю слезам.
– Где они? Они преследуют нас?
– Нас никто не преследует, – ответил он.
Она села, по-прежнему не выпуская его из своих объятий, и со страхом огляделась по сторонам. Оказывается, в своем безумном паническом бегстве она добралась до южной оконечности плато, и прямо из-под ног у нее уходил откос, подножие которого скрывалось в густой тени леса. Позади нее были руины, ясно видимые в свете заходящей луны.
– Ты видел их? Статуи – они двигались, поднимали руки, и их глаза сверкали в темноте!
– Я ничего не видел, – сдержанно ответил варвар. – Должно быть, я спал крепче обычного, потому что прошлой ночью мне вообще пришлось не смыкать глаз. Но я не думаю, что кто-нибудь мог войти в зал, не разбудив меня.
– Никто и не входил! – На девушку напал истерический смех. – Они уже были там. Митра, мы улеглись спать среди них, как овцы на бойне!
– О чем ты говоришь? – требовательно спросил он. – Меня разбудил твой крик, но, прежде чем я успел оглядеться, я увидел, как ты выбегаешь наружу сквозь пролом в стене. Мне пришлось броситься за тобой в погоню, чтобы ты не разбилась. Я решил, что тебе снились кошмары.
– Так и есть! – Оливия содрогнулась. – Но реальность оказалась намного страшнее снов. Слушай! – И она пересказала ему все, что ей приснилось, и то, что она видела наяву.
Конан внимательно слушал ее. Он был начисто лишен естественного скептицизма цивилизованного человека. В мифах его народа жили призраки, гоблины и некроманты. После того, как она закончила, он долго молчал, задумчиво поглаживая пальцами рукоять своего меча.
– Юноша, которого они пытали, был похож на того мужчину, что пришел после? – поинтересовался он наконец.
– Как сын на отца, – подтвердила она и неуверенно добавила: – Если бы можно было вообразить себе союз бога со смертной, получился бы портрет этого юноши. Иногда прежние боги вступали в связь с земными женщинами. Во всяком случае, так гласят наши легенды.
– Что еще за боги? – пробормотал он.
– Безымянные и уже забытые. Кто знает? Они вернулись обратно в неподвижные воды озер, в тайные пещеры в горах, в звездные бездны. Боги столь же смертны, как и люди.
– Если эти статуи раньше были людьми, которых превратил в железные изваяния бог или дьявол, то почему и как они оживают?
– Полагаю, все дело в колдовской силе луны. – Девушка вздрогнула всем телом. – Он показал на луну; пока она светит на них, они живут. Во всяком случае, мне так кажется.
– Но нас никто не преследовал, – пробормотал Конан, оглядываясь на смутно виднеющиеся в темноте развалины. – Может быть, тебе все это приснилось. Я намерен вернуться туда и посмотреть.
– Нет, нет, не ходи! – взмолилась Оливия и схватила его за руку. – Наверное, колдовство действует на них только в зале. Не ходи туда! Они разорвут тебя на части! Ох, Конан, давай сядем в лодку и уплывем с этого ужасного острова! Ведь гирканский корабль уже наверняка прошел мимо! Давай уплывем отсюда!
В ее мольбах звучало такое отчаяние, что Конан заколебался. Его любопытство в отношении статуй уравновешивалось предрассудками. Враги из плоти и крови не страшили его, но любой намек на сверхъестественное пробуждал в его душе древний инстинктивный страх, достающийся в наследство любому варвару.
Он взял девушку за руку, и они спустились по склону и углубились в густой лес, где над головой тихо шелестели листья и сонно перекликались ночные птицы. Под деревьями лежали мрачные тени, и Конан старательно обходил их. Взгляд его обшаривал окружающее пространство, и он то и дело поглядывал на переплетения веток над головой. Он шагал быстро, но настороженно, одной рукой придерживая девушку за талию, и той казалось, что он не столько помогает ей, сколько несет на весу. Оба молчали. Единственными звуками, нарушавшими тишину, было частое дыхание Оливии да шорох травы под ее маленькими ногами. Вскоре они прошли лес насквозь и оказались у воды, блестевшей, как расплавленное серебро, в лунном свете.
– Надо было захватить с собой фруктов на дорогу, – пробормотал Конан. – Впрочем, мы наверняка наткнемся на другие острова. Да и отплыть можно что сейчас, что позже; до рассвета осталось всего несколько часов…
Он оборвал себя на полуслове. Один конец фалиня был по-прежнему привязан к воздушному корню, а вот на другом из воды торчали лишь обломки шлюпки.
Оливия сдавленно вскрикнула. Конан резко развернулся лицом к темному лесу. В его напряженной фигуре чувствовалась угроза. А в лесу вдруг стихли все звуки и воцарилась мертвая зловещая тишина. Ветра не было, но откуда-то издалека доносился негромкий шелест листьев.
Стремительный и ловкий, как большая кошка, Конан схватил Оливию за руку и побежал. Он мчался сквозь царство теней, сам похожий на призрака, а над ними и чуть сзади раздавался громкий шелест листьев, становящийся все ближе и ближе. А потом в лицо им ударил лунный свет, и они побежали наверх по склону к плато.
На вершине Конан отпустил Оливию, и та села на землю. Сам же он повернулся лицом к заливу и принялся всматриваться в море теней, из которого они только что вырвались. Налетел внезапный порыв ветра, и листья громко зашуршали, но и только. Он сердито тряхнул головой и проворчал нечто нечленораздельное. Оливия, как испуганный ребенок, подползла к его ногам. Она взглянула на него снизу вверх, и в темных глазах девушки стыл ужас.
– Что мы теперь будем делать, Конан? – прошептала она.
Он посмотрел на развалины, а потом перевел взгляд на лес внизу.
– Мы поднимемся на скалы, – решил он, помогая девушке встать. – Завтра я сделаю плот, и мы вновь попытаем счастья на море.
– Ведь… ведь не они уничтожили нашу лодку? – Это был не то вопрос, не то утверждение.
Он сумрачно покачал головой. Сказать ему было нечего.
Каждый шаг по залитому призрачным лунным светом плато давался Оливии с трудом. Страх костлявыми пальцами сжал ее сердце, но из угрюмых руин не выскользнули таинственные черные фигуры, так что они вполне благополучно добрались до подножия скал, которые с мрачным величием грозно высились над головой. Здесь Конан остановился, словно в нерешительности, а потом повел ее в укромное местечко за гребнем, подальше от деревьев.
– Ложись и постарайся заснуть, Оливия, если сможешь, – сказал он. – Я посторожу.
Но сон не шел к девушке, она лежала и смотрела на мрачные развалины и темную кромку леса, пока звезды не начали бледнеть. На востоке появилась светлая полоска зари, которая постепенно становилась все ярче, и вот уже роса заиграла крошечными слепящими искорками в лучах солнца.
Она с трудом поднялась с земли, ощущая напряжение во всем теле. События минувшей ночи вновь встали перед ее внутренним взором. Но сейчас, в ярком солнечном свете, некоторые из них казались плодом разыгравшегося воображения. К ней подошел Конан, и его слова заставили ее вздрогнуть:
– Перед самым рассветом я услышал скрип обшивки, щелканье такелажа и плеск весел. В бухту вошел корабль и бросил якорь неподалеку – скорее всего, то самое судно, которое мы видели вчера. Надо подняться на скалы и посмотреть, что там, внизу, происходит.
Они поднялись на самый верх, улеглись на животы среди валунов и сразу же увидели раскрашенную мачту, торчавшую к западу от них позади деревьев.
– Судя по оснастке, это гирканское судно, – пробормотал Конан. – Хотел бы я знать, что за экипаж…
До слуха их донеслись возбужденные голоса, и, ползком пробравшись на южную оконечность утесов, они увидели, как из леса на западной границе плато высыпала пестрая группа людей и остановилась, выясняя отношения. Они оживленно жестикулировали, размахивали клинками и громко спорили о чем-то. Потом всей толпой они дружно двинулись по плато к руинам, но не прямо, а обходным маршрутом, который пролегал вдоль подножия утесов.
– Пираты! – прошептал Конан, и на его тонких губах заиграла мрачная улыбка. – Они захватили гирканскую галеру. Заползай вот сюда и устраивайся среди валунов. Смотри, не высовывайся, пока я не позову тебя, – строго предупредил он девушку, устраивая ее посреди огромных валунов на гребне утеса. – А я сейчас выйду навстречу этим собакам. Если мой план удастся, все будет хорошо, и мы отплывем с ними вместе. Если же мне не повезет – что ж, ты спрячешься в этих камнях до тех пор, пока они не уйдут, потому что ни один дьявол на острове не сравнится в жестокости с этими морскими шакалами.
Высвободившись из ее объятий, которые она не спешила разжимать, он спрыгнул вниз прямо с утеса.
Со страхом глядя на плато из своего убежища, Оливия увидела, что пираты подошли уже почти к самому подножию утесов. В следующий миг из валунов показался Конан и остановился перед ними, держа в руке обнаженный меч. Морские разбойники завопили от удивления и шарахнулись врассыпную, но вскоре остановились, со страхом и подозрением глядя на человека, который так неожиданно предстал перед ними. Их было человек семьдесят. В этом разношерстном сборище можно было встретить представителей самых разных рас и народов: котхийцев, заморийцев, бритунцев, коринтийцев и шемитов. Их внешность говорила сама за себя и свидетельствовала об их буйном и необузданном нраве. Одни носили на себе следы ран или железного тавра[17]. Других отличали отрезанные мочки ушей, расплющенные носы, пустые глазницы, обрубки запястий, оставленные топором палача или вражескими клинками в бою. Большинство предпочитали ходить полуобнаженными, зато те редкие предметы одежды, которые они носили на себе, отличались дороговизной и хорошим качеством: шитые золотом жакеты, атласные пояса, шелковые бриджи, рваные и заляпанные кровью. Оружие тоже было представлено в большом количестве, преимущественно с серебряной чеканкой. В серьгах, в продетых в носы кольцах и на рукоятях кинжалов посверкивали самоцветы.
И вот над этим сбродом возвышался киммериец, бронзовый загар и резкие и чистые черты лица которого создавали разительный контраст с их гротескной внешностью.
– Ты кто такой? – хором взревели они.
– Конан по прозванию Киммериец! – Голос его походил на глубокий львиный рык. – Я принадлежу к Свободному Братству. Но хочу попытать счастья с Красным Братством. Кто у вас главный?
– Я, клянусь Иштар! – прозвучал чей-то трубный глас, и в первый ряд из толпы протолкалась массивная фигура: гигант, обнаженный до пояса, объемистое брюхо которого перепоясывал широкий кушак, поддерживавший и просторные атласные шаровары.
Голова у него была выбрита наголо, за исключением чуба на макушке, а вокруг похожего на крысоловку рта свисали пышные усы. На ногах у него красовались зеленые шемитские башмаки с задранными носами, а в руке он держал длинный меч с прямым лезвием.
Конан метнул на него свирепый взгляд, в котором блеснуло узнавание.
– Сергий из Кроши, клянусь Кромом!
– Точно, клянусь Иштар! – рявкнул здоровяк, и в его маленьких глазках засверкала ненависть. – Или ты думаешь, я все забыл? Ха! Сергий никогда не забывает своих врагов. Сейчас я подвешу тебя за пятки и сдеру с тебя кожу живьем. Взять его, ребята!
– Да-да, посылай своих собак, толстяк, – презрительно улыбнулся Конан. – Ты всегда был трусом, котхийский ублюдок.
– Трус! Ты мне это говоришь? – Широкоскулое лицо пирата потемнело от гнева. – Защищайся, дикая северная собака! Я вырву тебе сердце!
В мгновение ока пираты окружили соперников. Глаза их засверкали, и они шумно и учащенно задышали в предвкушении кровавого наслаждения. А с высоты утеса Оливия наблюдала за происходящим, сжав кулачки с такой силой, что ногти впились ей в ладони.
Противники бросились друг на друга, не утруждая себя формальностями. Сергий оказался быстр на ногу и двигался с легкостью большой кошки, несмотря на свои внушительные размеры. Нанося удары и защищаясь, он изрыгал проклятия сквозь стиснутые зубы. Конан дрался молча, и глаза его превратились в щелочки яростного синего пламени.
Вскоре и котхиец, сберегая дыхание, перестал ругаться. Единственными звуками, нарушавшими тишину, оставались шорох ног по траве, шумное сопение пирата и лязг скрещивающейся стали. В лучах восходящего солнца клинки сверкали подобно белым молниям, выписывая в воздухе круги и восьмерки. Казалось, бойцы то одновременно отпрыгивают назад, уходя от выпадов друг друга, то устремляются вперед, чтобы поразить врага. Сергий отступал; только искусное владение оружием спасало его от стремительных и беспощадных атак Конана. Вот клинки в очередной скрестились с оглушительным лязгом, зловеще зашипела острая сталь, прозвучал сдавленный крик – и пираты яростно взвыли, когда меч Конана по самую рукоять погрузился в массивное тело их капитана. Острый кончик клинка на мгновение высунулся меж лопаток Сергия, сверкнув белым пламенем в солнечном свете, а потом киммериец выдернул свой меч, и пират тяжело повалился ничком. Его широкие, как лопаты, ладони судорожно вздрогнули, и толстяк неподвижно застыл в луже собственной крови.
Конан резко развернулся к ошеломленным корсарам.
– Ну что, собаки? – проревел он. – Я отправил вашего вожака в ад – и что по этому поводу гласит закон Красного Братства?
Но прежде чем кто-либо успел ответить, бритунец с лицом, похожим на крысиное, который стоял в задних рядах, за спинами своих товарищей, ловко взмахнул пращой. Пущенный им камень, словно стрела, угодил точно в цель, и Конан зашатался и рухнул, как дерево, подрубленное топором дровосека. Лежа вверху, на скалах, Оливия обеими руками вцепилась в камни, чтобы не упасть. Мир закружился у нее перед глазами; она видела одного лишь Конана, безжизненно распростершегося на траве, которая уже покраснела вокруг его головы от крови, сочащейся из раны на виске.
Пират с лицом крысы торжествующе завопил и подбежал к упавшему варвару, но худощавый коринтиец оттолкнул его.
– Аратус, собака, ты вознамерился нарушить закон Братства?
– Закон не нарушен, – злобно оскалился в ответ бритунец.
– Не нарушен? Собака, тот человек, которого ты только что оглушил, по праву должен был стать нашим капитаном!
– Нет! – заорал Аратус. – Он не из наших, а чужак! Его не принимали в Братство. Убийство Сергия не делает его капитаном, как было бы в случае, если бы его сразил кто-либо из нас.
– Но он хотел присоединиться к нам, – парировал коринтиец. – Он сам сказал об этом.
Началась шумная перебранка; одни пираты поддерживали Аратуса, другие – коринтийца, которого они называли Иваносом. В воздухе зазвучали проклятия, потом дело дошло до оскорблений, и многие руки многозначительно легли на эфесы сабель и мечей.
Наконец какой-то шемит возвысил голос, перекрывая всеобщий шум:
– К чему препираться из-за мертвеца?
– Он не умер, – возразил коринтиец, поднимаясь с колен подле простертого киммерийца. – Удар вышел скользящим, он всего лишь оглушен.
После этих его слов перепалка разгорелась с новой силой. Аратус хотел добить раненого, Иванос защищал его с мечом в руке, не позволяя никому приблизиться к Конану. Оливии казалось, что коринтиец поступает так не из особой любви к киммерийцу, а из желания досадить Аратусу. Очевидно, оба были лейтенантами Сергия и не питали особой любви друг к другу. После продолжительных препирательств было решено связать Конана и взять его с собой, дабы решить его судьбу попозже.
Киммерийца, который начал приходить в себя, связали кожаными ремнями, и четверо пиратов подняли его, а потом, с проклятиями и жалобами, понесли вслед за остальными, вновь направившимися через плато. Труп Сергия оставили валяться там, где он упал, на залитой солнечным светом лужайке.
А вверху, на скалах, притаилась Оливия, оглушенная происходящим. У нее не было сил ни крикнуть, ни пошевелиться, и она могла только лежать и расширенными от ужаса глазами смотреть, как буйная орда уносит с собой ее защитника.
Сколько она пролежала так, девушка затруднилась бы сказать. Она видела, как пираты добрались до оконечности плато и вошли в развалины, прихватив с собой и пленника. Она видела, как они копошатся вокруг руин, входя и выходя из них через двери и проломы, как ковыряются в кучах мусора и залезают на полуразрушенные стены. Спустя некоторое время примерно половина пересекла плато в обратном направлении и скрылась среди деревьев на западной его оконечности, волоком утащив с собой и тело Сергия, скорее всего, для того, чтобы сбросить его в море. Оставшиеся возле развалин принялись рубить деревья, готовя дрова для костра. Оливия слышала их крики, неразборчивые на таком расстоянии, и до нее доносились и голоса тех, кто вошел в лес, эхом отражавшиеся от деревьев. Вскоре они вновь вышли на открытое место, неся с собой бочонки с элем и кожаные бурдюки с провиантом. Они направились к развалинам, изнемогая под тяжестью своей ноши и обильно сдабривая каждый шаг проклятиями и богохульствами.
Оливия лишь краешком сознания отдавала себе отчет в происходящем. Ее переутомленный разум находился на грани срыва. Оставшись одна, совершенно беззащитная, она вдруг поняла, сколь много для нее значил Конан. К этому примешивалось отстраненное изумление коварной шуткой судьбы, в результате которой дочь короля оказалась спутницей варвара с руками по локоть в крови. Но затем ее охватило отвращение к себе подобным. Ее отец и Шах Амурат считались цивилизованными людьми, но они принесли ей одни лишь страдания. Девушка не встретила ни одного так называемого цивилизованного человека, который обращался бы с нею с добротой и любовью, не преследуя при этом каких-то собственных целей. Конан же заботился о ней, защищал и – до сих пор, по крайней мере, – ничего не требовал взамен. Уткнувшись лицом в сгиб локтя, она расплакалась, но вскоре громкие крики, донесшиеся до нее, вывели девушку из оцепенения – теперь уже ей самой грозила опасность.
Оливия перевела взгляд с мрачных развалин, вокруг которых, размахивая руками, бродили пираты, чьи фигуры казались маленькими и нелепыми с такого расстояния, на сумеречные просторы леса. Даже если ужасы, увиденные прошлой ночью в руинах, лишь приснились ей, то зло, таившееся в густой зелени деревьев, отнюдь не было плодом ее воображения. Убьют они Конана или возьмут с собой пленником на корабль – ей придется или сдаться на милость этих шакалов моря или остаться одной на дьявольском острове.
Осознав весь беспросветный ужас своего положения, она лишилась чувств.
3
Солнце уже висело над самым горизонтом, когда Оливия очнулась. Легкий ветерок донес до нее слабые выкрики и обрывки непристойных песен. Осторожно приподнявшись, она выглянула из своего укрытия. Пираты собрались вокруг большого костра, разведенного снаружи возле развалин, и сердце замерло у нее в груди, когда она увидела, как изнутри вывалилась большая группа, которая с трудом волочила что-то тяжелое. Оливия поняла, что это Конан. Они прислонили его к стене, по-прежнему связанного, и принялись жарко дискутировать о чем-то, размахивая оружием. Затем пираты утащили его обратно в холл, а сами принялись пьянствовать. Оливия вздохнула: теперь она по крайней мере знала, что Конан еще жив. Она ощутила прилив уверенности: как только стемнеет, она проберется в развалины и освободит его или сама попадется им в руки. И еще девушка понимала, что принять такое решение ее подвигла не только забота о собственной безопасности.
Что ж, теперь ей стало легче, и она даже рискнула высунуть нос из своего убежища, чтобы набрать орехов, которые росли поблизости. И тут девушка почувствовала, что за ней наблюдают. Она с тревогой окинула взглядом скалы, а потом, содрогнувшись от неожиданного подозрения, подползла к краю обрыва и посмотрела на колышущееся зеленое море внизу, над которым уже сгущались закатные сумерки. Она ничего не увидела, но ведь и снизу, из этого леса, ее увидеть было невозможно, когда она не лежала на самом краю утеса. Тем не менее она совершенно точно чувствовала на себе чей-то тяжелый взгляд, словно какое-то наделенное разумом существо знало о ее присутствии здесь.
Вернувшись обратно в свое скалистое убежище, Оливия смотрела на далекие руины до тех пор, пока они не скрылись в наступающих сумерках, и теперь их положение отмечало лишь трепещущее пламя костра да пьяные фигурки вокруг него.
Она поднялась на ноги. Пришло время совершить свою отчаянную попытку. Но сначала она прокралась к обрыву на северной стороне и несколько мгновений всматривалась в лес, тянувшийся до самого пляжа. И вот, напрягая зрение в тусклом свете звезд, она вдруг оцепенела, а потом почувствовала, как ледяная рука ужаса стиснула ей сердце.
Далеко внизу что-то двигалось. Ей казалось, что из моря теней под ней вынырнула какая-то еще более темная и уродливая тень. Она принялась медленно карабкаться по отвесному склону наверх – огромная и бесформенная туша, едва различимая в полумраке. Паника схватила Оливию за горло, и девушка едва удержалась, чтобы не закричать. Повернувшись, она сломя голову бросилась бежать вниз по южному склону.
Стремительный бег по скалистой поверхности превратился в ночной кошмар, в котором она то и дело спотыкалась и поскальзывалась, негнущимися пальцами цепляясь за острые грани утесов. С трудом перебираясь сквозь валуны, через которые с такой легкостью переносил ее Конан, вся в синяках и порезах, она в очередной раз поняла, насколько привыкла полагаться на своего варвара со стальными мускулами. Но мысль эта мелькнула и пропала в захлестнувшем ее океане ужаса.
Спуск казался бесконечным, но вот наконец она достигла травянистого плато и с мужеством отчаяния устремилась к огоньку, одиноко рдевшему в ночи. Девушка слышала, как за спиной у нее с шуршанием срываются камни с отвесного склона, и от этих звуков у нее словно выросли крылья. О том, что за жуткий скалолаз обрушил эти камни, она предпочитала не думать.
Физическое напряжение помогло рассеять охвативший ее ужас, и вскоре разум ее прояснился, к ней вернулась способность рассуждать здраво, хотя ноги ее уже дрожали от усталости.
Оливия легла на живот и поползла вперед, пока не очутилась у небольшого деревца, чудом избежавшего топора пиратов, и принялась оттуда наблюдать за своими врагами. Они уже покончили с ужином, но продолжали пьянствовать, окуная оловянные кружки и украшенные драгоценными камнями кубки в бочонки с выбитым днищем. Некоторые уже храпели, забывшись беспробудным сном на траве, а другие, покачиваясь, неуверенно тянулись в руины. Конана нигде не было видно. Она лежала, на траве вокруг нее и на листьях над головой роса становилась все гуще, а мужчины у костра все еще спорили, играли в кости и сквернословили. Их осталось совсем мало; большинство уже ушли в развалины спать.
Оливия лежала и наблюдала за ними, нервы у нее звенели от напряжения, а по спине бежали мурашки при мысли о том, что могло наблюдать за ней – или таиться у нее за спиной. Время не ползло, оно буквально тащилось со свинцовыми гирями на ногах. Один за другим буяны проваливались в пьяный сон, пока все не простерлись на траве рядом с гаснущим костром.
Оливия заколебалась – а потом вздрогнула, как будто в нее ударила молния. Над деревьями засеребрилось сияние. Это восходит луна!
Приглушенно охнув, она вскочила и поспешила к руинам. По спине у нее пробежал холодок, когда она на цыпочках пробиралась между спящими телами, валяющимися на земле рядом со входом. Внутри пиратов было еще больше, они беспокойно вздрагивали и бессвязно бормотали в пьяном угаре, но никто не проснулся, когда она скользила мимо них. Увидев Конана, девушка чуть не расплакалась от радости. Киммериец бодрствовал, привязанный к колонне, и белки его глаз блестели в слабых отсветах костра, горящего снаружи.
Пробравшись между спящими, Оливия подошла к нему. Как ни старалась она двигаться беззвучно, он услышал ее и увидел, когда ее тень мелькнула в дверном проеме. Легкая улыбка тронула плотно сжатые губы Конана.
Она потянулась и на мгновение прильнула к нему. Он почувствовал, как бешено бьется ее сердце. Сквозь широкий пролом в стене внутрь проник лунный свет, и воздух вдруг заискрился от сдерживаемого напряжения. Конан тоже ощутил его и замер. Оливия испуганно ахнула. И только пьяницы продолжали храпеть как ни в чем не бывало. Быстро наклонившись, она вытащила кинжал из-за пояса ближайшего бесчувственного пирата и принялась пилить узлы, стягивающие руки и ноги Конана. Веревка оказалась пеньковой, завязанной морскими узлами. Она трудилась из последних сил, а лучи лунного света тем временем медленно подбирались к ногам черных фигур, замерших в неподвижности между колоннами.
Дыхание часто и с хрипами вырывалось из груди девушки; она освободила запястья киммерийца, но его локти и лодыжки все еще были крепко связаны. Оливия мельком взглянула на фигуры, выстроившиеся вдоль стен, – они ждали и наблюдали за ними в зловещем молчании не живых и не мертвых. Пьяницы у ее ног заворочались и застонали во сне. А лунный свет полз по полу, и вот он уже коснулся их ног. Веревки спали с рук Конана, и, взяв у нее кинжал, он одним быстрым взмахом рассек путы, связывавшие ему лодыжки. Он отошел от колонны и принялся разминать затекшие руки и ноги, стоически не обращая внимания на боль в лишенных кровообращения конечностях. Оливия прижалась к нему всем телом; девушка дрожала, как в лихорадке. Ей показалось, что лунный свет заиграл в глазах статуй и они вспыхнули мрачным огнем.
Конан двигался легко и стремительно, словно большой камышовый кот. Подхватив свой меч из кучи оружия, сваленного у входа, он легко поднял Оливию на руки и вынес ее наружу сквозь пролом в стене, заросший плющом.
Они не обменялись ни словом. Конан нес ее легко, как пушинку, а она обвила его руками за шею и закрыла глаза, спрятав лицо на его широкой груди. Девушку охватило блаженное ощущение безопасности.
Несмотря на свою драгоценную ношу, Конан быстро пересек лужайку, и Оливия, открыв глаза, увидела, что они уже скрылись в тени утесов.
– Что-то вскарабкалось по отвесной стене, – прошептала она. – Я слышала, как из-под него осыпаются камни, когда спускалась по склону.
– Придется рискнуть, – проворчал он.
– Я больше не боюсь, – вздохнула она.
– Ты не боялась и тогда, когда пришла освобождать меня, – заметил он. – Клянусь Кромом, ну и денек! Я еще никогда не слышал такой свары. Аратус хотел отрубить мне голову, а Иванос отказывался наотрез, чтобы досадить Аратусу, которого он, насколько я понимаю, ненавидит. Они весь день рычали и бросались друг на друга, а команда слишком быстро перепилась, чтобы поддержать одного из них…
Он внезапно застыл на месте, превратившись в бронзовую статую в лунном свете. Быстрым движением он опустил девушку на землю и закрыл ее своим телом. Приподнявшись на коленях, она вдруг закричала, глядя перед собой.
Из тени утеса вышла неуклюжая гигантская фигура – бесформенный ужас, гротескная пародия на живое существо.
В общем и целом оно походило на человека. Но вместо лица они увидели звериную морду, освещенную лунным светом, с плотно прижатыми к черепу ушами, раздувающимися ноздрями и большим ртом с мокрыми губами, в котором влажно поблескивали клыки. Тело твари покрывала свалявшаяся серая шерсть с серебряными нитями, поблескивавшими в лунном свете. Огромные бесформенные лапы свисали почти до земли. Монстр выглядел настоящим гигантом: стоя на коротких полусогнутых лапах, он на целую голову был выше человека, противостоявшего ему. Разворот плеч и выпуклая грудь казались чудовищными; массивные руки походили на стволы деревьев, искривленные и перевитые канатами мускулов.
Озаренный призрачным лунным светом мир покачнулся и закружился у Оливии перед глазами. Они дошли до конца пути – потому что разве найдется человек, способный противостоять нечеловеческой злобе и ярости волосатого демона? Но, глядя расширенными от ужаса глазами на бронзовокожего варвара, рискнувшего бросить вызов безымянному чудовищу, девушка вдруг ощутила между ними родство, которое потрясло ее до глубины души. Это была не столько борьба между человеком и зверем, сколько соперничество двух порождений дикой природы, равно безжалостных и свирепых. Сверкнув белыми клыками, чудовище устремилось в атаку.
Раскинув в стороны огромные лапы, тварь ринулась на человека, невероятно быстрая и стремительная, невзирая на свои чудовищные размеры и короткие ножки.
Конан отреагировал молниеносно, и взгляд Оливии не успевал уследить за его движениями. Она лишь заметила, что он ловко уклонился от смертельных объятий, а его клинок, ослепив ее жгучим блеском, полоснул по одной из массивных рук между плечом и кистью. Отрубленная конечность упала на траву, заливая ее кровью и жутко подергиваясь, но меч не успел закончить движение, когда другая лапа чудовища вцепилась в черную гриву Конана.
Только железные шейные мускулы Конана спасли его от смерти. Его левая рука метнулась вперед, хватая монстра за толстое горло, а левое колено врезалось в поросший шерстью живот твари. Началась жуткая схватка, длившаяся всего несколько мгновений, но парализованной ужасом девушке показалось, что она тянулась целую вечность.
Гигантская человекообразная обезьяна не выпускала волосы Конана, стремясь подтащить его к своим чудовищным клыкам, влажно блестевшим в лунном свете. Киммериец изо всех сил сопротивлялся, опираясь на выпрямленную левую руку, одновременно орудуя правой с зажатым в ней мечом, как мясницким ножом, раз за разом погружая его в живот и грудь чудовища. Тварь принимала его удары в жутком молчании, и кровь, хлеставшая из ужасных ран, ничуть не ослабила ее. И очень скоро чудовищная сила антропоида преодолела сопротивление выставленной человеком руки и ноги. Локоть Конана согнулся, не выдержав страшного давления; голова его оказалась в опасной близости от клыков монстра, которые должны были вот-вот впиться ему в горло. Горящий взгляд человека встретился с налитыми кровью глазками обезьяны. Но когда варвар попытался выдернуть меч, глубоко засевший в теле чудовища, страшные челюсти лязгнули, смыкаясь в последний раз в дюйме от его лица, и киммериец рухнул на траву, отброшенный взмахом агонизирующего чудовища.
Оливия, едва не лишившись чувств от страха, смотрела, как тело обезьяны содрогалось в предсмертных конвульсиях, совсем по-человечески хватаясь лапами за торчащую из его тела рукоять меча. Но вот пробежала последняя судорога, и монстр вытянулся и замер бездыханным.
Конан с трудом поднялся на ноги и, хромая, подошел к мертвому существу. Он дышал тяжело и с хрипом, а шагал, как человек, чьи мышцы только что подверглись испытанию предельными и невыносимыми нагрузками. Коснувшись рукой головы, он выругался, заметив, что монстр по-прежнему сжимает в косматой лапе окровавленную прядь вырванных с корнем волос.
– Клянусь Кромом! – выдохнул он. – Я чувствую себя, как раб на галерах. Откровенно говоря, я предпочел бы сразиться на мечах с дюжиной воинов. Еще мгновение, и эта тварь откусила бы мне башку. Будь он проклят!
Ухватившись обеими руками за эфес меча, он с трудом вырвал его из тела чудовища. Оливия подошла и прижалась к нему, расширенными от страха глазами глядя на мертвого монстра.
– Что… кто это такой? – прошептала она.
– Серая человекообразная обезьяна, – проворчал в ответ Конан. – Свирепый и немой людоед. Они живут в горах на восточном побережье этого моря. Не знаю, как этот экземпляр попал сюда. Может, приплыл сюда на плавнике, который штормом пригнало от материка.
– Значит, это он швырялся камнями?
– Да. Я заподозрил это еще тогда, когда мы стояли в лесу и я увидел, как ветки прогибаются над нашими головами. Эти создания всегда стараются забиться в самую густую чащу и редко выходят оттуда. Не представляю, что могло заставить его выйти на открытое место, но нам повезло: среди деревьев у меня не было бы ни единого шанса против него.
– Он следил за мной, – прошептала Оливия. – Я видела, как он карабкается на скалы.
– Повинуясь инстинктам, он забился в тень скал вместо того, чтобы последовать за тобой через плато. Он и ему подобные – создания тьмы и тишины; они ненавидят солнце и луну.
– Ты думаешь, здесь есть и другие?
– Нет, иначе они напали бы на пиратов, когда те шли через лес. Серая обезьяна очень пугливая, несмотря на свою мощь, что она и продемонстрировала, когда не стала атаковать нас в лесу. Должно быть, его вожделение к тебе было очень сильным, раз заставило его в конце концов выйти на открытое место. Что…
Конан оборвал себя на полуслове и резко развернулся в ту сторону, откуда они пришли. Ночь разорвал протяжный жуткий крик. Он донесся из развалин.
И сразу же вслед за ним раздались безумные вопли и стоны невыносимой боли. Стал слышен и лязг стали, но это была скорее бойня, нежели сражение.
Конан стоял совершенно неподвижно, а девушка, дрожа всем телом, в ужасе прижималась к нему. Крики и шум стали оглушительными, и тогда киммериец развернулся и быстро зашагал к краю плато, вдоль которого выстроился частокол освещенных луной деревьев. Ноги у Оливии подгибались, так что идти она не могла, и ему пришлось нести ее; уютно устроившись у него на руках, девушка почувствовала, как успокаивается бешеный ритм ее сердца.
Они вошли в темный лес, но теперь в тени уже не таился смертельный ужас, и полосы серебряного света не высвечивали отвратительного монстра. На ветках сонно перекликались ночные птахи. Звуки бойни замирали у них за спиной, превращаясь в неразборчивую приглушенную какофонию. Где-то неподалеку скрипучим голосом закричал попугай: «Йагкоолан йок тха, ксуталла!» Они вышли на берег бухты и увидели стоящую на якоре галеру, парус которой призрачно белел в лунном свете. Звезды уже бледнели; близился рассвет.
4
В ярком солнечном свете жалкая кучка оборванных и окровавленных фигур с трудом продралась сквозь деревья и вышла на узкую полоску пляжа. Их было сорок четыре человека, и они являли собой насмерть перепуганный и деморализованный сброд. Задыхаясь от страха и усталости, они бросились в воду и побрели к галере, как вдруг резкий окрик заставил их остановиться.
На фоне светлеющего неба четко вырисовывался силуэт Конана Киммерийца, и легкий бриз трепал его черную гриву.
– Стойте! – приказал он. – Не подходите ближе. Что вам нужно, собаки?
– Дай нам подняться на борт! – закричал какой-то волосатый мошенник, зажимая ладонью кровоточащий обрубок уха. – Мы хотим поскорее убраться с этого дьявольского острова.
– Первому, кто попытается подняться на борт, я раскрою череп, – пообещал Конан.
Их было сорок четыре против одного, но перевес был на его стороне. Всякое желание драться из них выбили.
– Конан, дай нам подняться на борт, – взмолился замориец с красным кушаком, пугливо оглядываясь на притихший лес. – Нас калечили, били, царапали и рвали на части, мы дрались и бежали, и у нас не осталось сил поднять меч.
– Где эта собака Аратус? – требовательно спросил Конан.
– Погиб вместе с остальными! На нас напали самые настоящие дьяволы! Они начали рвать нас на куски еще до того, как мы проснулись, – и целая дюжина славных парней умерла еще во сне. В развалинах оказалось полно теней, в глазах которых полыхало пламя. А еще у них были острые клыки и когти.
– Да! – подхватил другой корсар. – Это были демоны острова, и они приняли облик железных статуй, чтобы одурачить нас. Иштар! Мы преспокойно улеглись спать среди них. Мы – не трусы. Мы дрались с ними столько, сколько смертный способен выстоять против тьмы. А потом мы оторвались от них, оставив их раздирать трупы на куски, подобно шакалам. Но они наверняка бросятся за нами в погоню.
– Да, дай нам подняться на борт! – крикнул худощавый шемит. – Позволь нам сделать это миром, иначе мы поднимемся с мечами в руках, и хотя ты, без сомнения, убьешь многих из нас, но одному тебе не выстоять против всех.
– Тогда я проделаю дыру в днище и потоплю это корыто, – мрачно отозвался Конан. Пираты возмущенно загалдели, но киммериец быстро успокоил их своим львиным рыком: – Собаки! Я, по-вашему, должен помогать своим врагам? Я должен позволить вам подняться на борт, чтобы вы вырвали мне сердце?
– Нет, нет! – раздались нетерпеливые крики. – Мы – друзья, Конан! Мы хотим стать твоими товарищами, парень. Мы все – настоящие пираты. Мы ненавидим короля Турана, а не друг друга.
Читать бесплатно другие книги:
