Исповедь послушницы (сборник) Бекитт Лора
Рамон так сильно зажмурил глаза, что казалось, будто глазные яблоки вот-вот лопнут, и вонзил ногти себе в ладони. Во рту ощущался привкус крови от прокушенного языка, к горлу подступала тошнота, и Рамон желал только одного – смерти, смерти как избавления от мук.
– Отречетесь? – вновь услышал он и ответил:
– Нет, никогда!
Все это время Катарина сидела в хижине, сначала с незнакомой женщиной, потом ее оставили одну. Она колотила в дверь и громко звала на помощь, но никто не приходил.
Потом дверь внезапно распахнулась и вошел Якоб Феннеке. Катарина взглянула в его лицо и похолодела.
– Я передумал, – отрывисто произнес он, – вы можете идти. Если Господь и в самом деле с вами, он поможет вам.
– Где Рамон? – прошептала Катарина, от волнения называя его по имени.
– Вы найдете его там, на берегу, где мы вас встретили.
– Он жив?!
– Я думал, – медленно произнес Феннеке, не отвечая на вопрос, – что испанцы извиваются, словно скользкие черви, если покрепче сжать кулак, а на самом деле я чувствовал лишь холод и твердость стали.
Катарина выскочила наружу.
– Вас проводят! – крикнул ей вслед Феннеке, но она не услышала.
Она не помнила, как прибежала на берег. Над горизонтом висел туман. Земля гудела под ударами волн. Всюду песок, пучки чахлой травы и обглоданные морем камни.
Катарина увидела нечто похожее на большой темный куль – неподвижно лежавшее на песке тело. В ее горле застрял крик. Она бросилась к человеку и упала на колени.
Лицо аббата покрывала пепельная бледность, под глазами залегли темно-синие тени, отчего сами глаза казались огромными.
– Рамон! – Катарину захлестнула радость. – Ты жив!
– Принеси воды, – прошептал он так тихо, что Катарина едва смогла услышать.
– Воды нет. Но мы найдем. Отправимся берегом и куда-нибудь выйдем. Ты можешь встать?
Он ничего не ответил. Катарина осторожно коснулась его плеча и вздрогнула, увидев, как по пальцам расползается темная кровь.
Невероятным усилием воли Рамон поднялся на ноги и сделал несколько шагов, опираясь на плечо Катарины. Голова кружилась, его шатало из стороны в сторону. В конце концов у него подкосились ноги и он рухнул на песок.
– Давай перевяжем твои раны, – сказала Катарина.
– Не надо. Будет еще хуже.
Местами одежда прилипла к телу, ее ткань пропиталась запекшейся кровью и, казалось, стала второй кожей.
Катарина знала, что нужно держать себя в руках и действовать быстро, не поддаваясь никаким эмоциям, ни жалости, ни страху. Она вспомнила о ручье, в котором матросы черпали воду. Ей удалось его разыскать, и она принесла Рамону немного воды.
Потом она снова оставила его на песке и побежала к растущим невдалеке низким деревцам. К ее поясу был прикреплен сафьяновый футляр с ножницами, игольницей и ножичком. Вытащив ножик, Катарина стиснула зубы и стала пилить гибкие ветви. Потом расстелила на земле мантилью и принялась сооружать носилки. Для креплений нужно было что-то более прочное, чем полосы ткани; Катарина состригла несколько прядей своих длинных шелковистых волос и свила из них шнурки. Затем сделала из пояса вожжи. Много времени ушло на то, чтобы уложить Рамона на мантилью, хотя он и помогал ей как мог.
Молодая женщина боялась, что самодельные носилки развалятся, едва она сдвинет их с места. Катарина впряглась в свою ношу, сделала шаг, потом другой – нестерпимая тяжесть отдалась болью в голове и во всем теле.
Она заставляла себя идти и считала шаги. Рамон лежал неподвижно и молчал; быть может, потерял сознание. Молодая женщина шла вдоль берега, тщательно выбирая дорогу. Широкая поверхность моря то и дело вздымалась волнами, дул резкий ветер – его холодное дыхание овевало разгоряченное тело Катарины.
На всем берегу не было ни единого огонька, ничего, указывающего на близость человеческого жилья, но Катарина не испытывала страха; ее сердце согревали надежда, отвага и какое-то безумное упрямство.
Под ногами то рассыпались комья земли, то скрипел песок, то перекатывались мелкие камешки.
Катарина не думала ни о расстоянии, ни о времени – наверное, на мысли попросту не осталось сил. Она не очень удивилась, когда начало светать и в белесоватых лучах олнца проступили очертания какой-то деревушки. Пахло дымом. Катарина различила вдали мирно пасущихся коров, а потом заметила и людей.
Она опустила вожжи и склонилась над Рамоном. Он дышал; Катарина бросилась бежать вверх по склону холма и постучала в ближайший дом.
Открывшая ей пожилая женщина несколько раз моргнула, разглядывая незнакомку в дорогом, но перепачканном и измятом платье, с растрепавшимися волосами и осунувшимся лицом.
– Амстердам, Амстердам, – повторила старуха, отвечая на ее вопрос. – Слышали, что есть такой город, но никто из наших туда не ездил. Где это – Бог его ведает!
– Тогда помогите мне, – с мольбой произнесла Катарина. – Дайте хотя бы воды!
Ей помогли – вскоре Рамон лежал в постели, укрытый простой холстиной, но зато с обмытыми и перевязанными ранами, на которые хозяйка дома наложила какую-то мазь. Она ни о чем не расспрашивала, только сказала:
– Ничего у нас нет. Даже священника.
– Священника? – Катарина оторвалась от кружки, из которой жадно пила воду. – Что вы имеете в виду?
– Священнику тоже нужен… священник, когда приходит срок умирать.
Рамон ничего не слышал, он был без сознания. Катарина резко поднялась со скамьи.
– Вы думаете, он… – Она не решилась повторить страшное слово. – Ведь на его теле нет глубоких ран!
– Зато есть другие, – сурово произнесла женщина. – Те, от которых возникает внутренний жар, делающий кровь черной, а внутренности гнилыми. Я попробую собрать кое-какие травы, но вряд ли это поможет. Время упущено.
Катарина встала на колени перед изголовьем Рамона. Она не читала молитв и никого ни о чем не просила. Она чувствовала, как свет покидает ее душу. Ей стало до жути одиноко и страшно. Неужели Рамон умрет?!
Вскоре он глубоко вздохнул и открыл глаза.
– Тебе лучше? – надеждой спросила Катарина.
– Да.
– Теперь нам помогут.
– Конечно, – ответил Рамон, и молодой женщине показалось, что он думает о чем-то другом. Спустя мгновение его губы тронула слабая улыбка и он сказал: – Я никогда не рассказывал тебе, Кэти, как ты впервые пришла ко мне… во сне. Я был смущен и испуган, но все же не смог от тебя отказаться.
– Я тоже видела такие сны, – прошептала Катарина. – Я с самого начала мечтала о тебе!
И вдруг он промолвил:
– А ведь это выход. Для всех нас.
– О чем ты? – встревоженно спросила она.
– Ты понимаешь, о чем я. – Рамон закрыл глаза. – Я не жалею о том, что было у нас с тобой, и безмерно рад, что на свете есть Исабель.
– Рамон! Смерть – не выход, выход можно найти только в жизни, смерть – это… конец!
– Все проходит, – прошептал он, – никому не дано прожить дольше отпущенного срока. Жаль только, что я не смог полюбить собственного брата.
– Между вами стояла я! – воскликнула Катарина. – А сейчас я попытаюсь встать между тобой и смертью. Ты должен бороться, Рамон!
Он ничего не ответил.
Вскоре вернулась старуха. Она принесла какие-то травы. Катарина размышляла над тем, не отправиться ли ей на поиски лекаря. Она боялась оставить Рамона. А если, пока ее не будет, случится непоправимое?!
Вскоре Рамон заговорил снова. Он словно боялся не успеть сказать что-то главное. Бледный свет солнца, проникавший сквозь узенькое оконце, падал на его лицо, и Катарине почудилось, будто на него легла некая мрачная, зловещая тень.
– Аббат Опандо был прав: мы все Божьи дети и все имеем право на свое слово в этом мире. При этом мы не должны причинять друг другу зло. Я жил неправильно и все же уверен в том, что ни одна из земных или небесных радостей не заменит мне тебя, райского цветка моего сердца. Благодаря тебе я почувствовал себя человеком и хотя бы немного научился понимать других людей.
У Катарины было измученное, посеревшее лицо. Она сжимала руку Рамона в своей и с трудом сдерживала рыдания.
Молодая женщина так устала, что не заметила, как провалилась в сон, и очнулась не ранее чем через час. Голова гудела, и Катарина с трудом сообразила, где находится. В помещении было тихо, только возле окна кружила, настойчиво звеня, какая-то мушка. Рамон неподвижно лежал на кровати. Сердце Катарины сковал темный, холодный страх. Она боялась встать и заглянуть ему в лицо.
Глава VII
В комнате повисло напряженное молчание, казавшееся особенно тяжелым, оттого что за окном бушевала непогода. Плывущие над городом тучи напоминали высокие готические соборы, они обрушивали на землю немилосердные потоки дождя, тогда как бешеные порывы ветра трепали деревья и вздымали траву.
Пауль Торн первым обрел дар речи, но говорил растерянно и сбивчиво, подкошенный новостями, которые капитан Вайнссем изложил на редкость деловито и бесстрастно.
– Как вы смогли такое допустить! Моя дочь в лесу, у гёзов! Что мне теперь делать, где ее искать?!
– Нас было меньше, намного меньше, я не мог рисковать командой! Они не собирались забирать с собой госпожу Катарину, им был нужен только священник. Госпожа сама настояла на том, чтобы следовать за ним. Она поручила мне позаботиться о девочке.
Пауль горестно покачал головой.
– Как видно, годы, проведенные Катариной в монастыре, не прошли для нее даром. Пойти за священником…
– Между прочим, этот священник – мой родной брат, – негромко произнес молчавший до сих пор Эрнан.
– Да, да, знаю! – с раздражением произнес Пауль. – И все-таки лучше пожертвовать жизнью одного, чем двоих!
– Тот человек сказал, что вашу дочь отпустят, – вставил капитан.
– Можно ли верить словам какого-то разбойника!
– Нужно немедленно собираться в дорогу, – решил Эрнан.
– Эти гёзы не сидят на одном месте! У них свои лесные пути, неведомые нам, горожанам! – Пауль в отчаянии схватился за голову.
– По крайней мере, в самый страшный час они будут вдвоем, – вдруг промолвила Эльза. Она смотрела проникновенно и в то же время жестоко – от знания правды – и видела картины, недоступные остальным.
– Не пророчь! – набросился на нее Пауль. – Я не желаю думать о том, что с моей дочерью случилось самое худшее!
Воспользовавшись общим смятением, капитан Вайнссем поклонился и покинул гостиную. Выходя, он заметил девушку; она стояла, бессильно прислонившись к дверному косяку.
Капитан Вайнссем остановился.
– Вы госпожа Инес Вилье?
Она вздрогнула.
– Да.
– Вам велено передать письмо.
– Мне? – В глазах Инес появилось изумление. – От кого?
– От госпожи Катарины. Возьмите. – Он протянул бумагу.
Инес взяла письмо и прижала его к груди.
Поклонившись, капитан вышел, и девушка тут же увидела, как Эльза покинула свое место на диване напротив входа и направилась к ней. Вероятно, она что-то заметила, потому что угрожающе произнесла:
– Что это у тебя? Покажи!
Ничего не ответив, Инес опрометью бросилась наверх, вбежала в свою комнату и крепко заперла дверь.
Она никак не могла отдышаться и не понимала, чем так напугана. Письмо Катарины. Что может быть в этом письме? Почему Катарина велела передать его не отцу, не Эрнану, а именно ей?
Инес распечатала письмо и, глубоко вздохнув, принялась читать. Однако вскоре она застыла в смятении. Катарина сошла с ума! В письме было все, вся ее любовь, весь ее обман и грех. Инес сказала себе, что Эрнан ни в коем случае не должен знать об этом послании. Огня не было, иначе она немедленно сожгла бы бумагу.
В это время раздался стук в дверь. Инес вскочила с места, не зная, что делать. Оцепенение, вызванное растерянностью и страхом, не позволяло ей думать. Она стояла посреди комнаты, сжав листки в онемевших пальцах, когда услышала голос Эрнана:
– Инес, открой, это я.
Чтобы он пришел в ее комнату вот так, посреди дня, – это было немыслимо!
– Открой! – настойчиво повторил он.
Она протянула руку к задвижке и открыла. И тут же поняла, что это ловушка, обман: за спиной Эрнана стояла Эльза.
Эрнан решительно шагнул в комнату.
– Инес, – жестко произнес он, – тебе передали письмо. Отдай его мне!
– У меня его нет, – еле слышно пролепетала девушка.
– Она лжет, – уверенно произнесла Эльза, – она получила его от капитана Вайнссема.
– Это правда? – Хотя Эрнан по-прежнему сверлил ее взглядом, его голос звучал мягче. – От кого оно? От Катарины или от Рамона? Почему ты не хочешь его отдавать?
Инес замерла. Ужасные в своей правдивости слова, которые написала Катарина, вновь и вновь возникали в ее мозгу. Девушка знала, что они способны разрушить все. Она не могла сказать, что письмо предназначено не Эрнану, потому что на самом деле Катарина написала его именно для него.
Внезапно бледное лицо Инес залила краска, а голос обрел звенящую уверенность:
– Да, оно у меня. Но вам его лучше не читать.
– Почему? Если ты так говоришь, значит, я просто обязан ознакомиться с этим посланием!
Инес всегда верила в то, что у Эрнана доброе сердце, вместе с тем чувствовала, что временами он может становиться слепым и жестоким. Внезапно он сжал руку Инес и без труда отобрал у нее бумагу, которую она не успела спрятать.
Он немедленно принялся читать, а женщины ждали: одна – обреченно, другая – с надеждой. Временами губы Эрнана подергивались, а глаза расширились так сильно, словно он хотел проникнуть взглядом сквозь строки. Закончив, он замер; Инес почудилось, что Эрнан вдруг перестал понимать, где находится. Через несколько секунд он твердо произнес:
– Эльза, прошу вас, оставьте нас на несколько минут.
Та безропотно покинула комнату, и тогда он обратился к Инес:
– Ты обо всем знала! День за днем ты предавала меня!
Его голос был полон презрения.
– Я не предавала тебя, Эрнан! Я не могла тебе рассказать! Ведь это тайна Катарины!
Эрнан смотрел на нее так, будто хотел ударить.
– А теперь она вдруг решила ее открыть?! Не кажется ли тебе, что эти двое просто сбежали!
– Неужели Катарина смогла бы бросить своих детей?! – воскликнула Инес.
– Почему нет? Разве она уже не совершила преступление? Спала со священником, изменяла мне, лгала, заставила поверить в то, что не знает, кто отец Исабель!
– Она встретила и полюбила отца Рамона еще до встречи с тобой, – тихо сказала Инес.
– «Отца Рамона», – передразнил Эрнан. – Где она отдалась ему? Прямо в монастыре?
Инес молчала.
– А этот братец! Чтоб его душа сгорела в аду! Еще посмел заявить, что никогда не спал с женщиной! Корчил из себя праведника! Лучше б я никогда его не знал! Если б можно было повернуть время вспять!
– Катарина тебе не изменяла, она не встречалась с ним, когда вышла за тебя замуж. – Инес пыталась хоть как-то оправдать подругу.
– Не изменяла?! Ха! Вся ее жизнь была отравлена помыслами о нем! И ты думаешь, я поверю в то, что во время этого путешествия они ни разу не коснулись друг друга?!
– Может, и так, – медленно и негромко произнесла Инес. – Наверное, потому она и написала это письмо.
Эрнан умолк, и тогда девушка промолвила голосом, полным доброты, мягкости и неподдельного чувства вины:
– Я тоже нарушила законы гостеприимства и дружбы и потому должна навсегда уйти отсюда.
Где-то в глубине души она надеялась, что он произнесет слова, которые согреют ее сердце, зажгут в душе свет, надеялась, что он скажет: «Останься! Твое присутствие, Инес, рассеивает этот мрак, возвращает утраченные мною спокойствие и ясность».
Однако ответом послужило ледяное молчание.
Эрнан спустился вниз, в гостиную, где Пауль метался, покрикивая на служанок, которые спешно собирали необходимые ему вещи.
– Где ты ходишь?! – вскричал он, увидев Эрнана и не заметив, что тот выглядит потерянным, не похожим на себя, совсем не таким, каким он был несколько минут назад. – Мы едем или нет?!
– Вы можете делать что хотите, – с каменным лицом отвечал Эрнан, – я никуда не поеду.
Инес брела по берегу и смотрела на неспокойную воду. Она не собиралась топиться, она пришла сюда, отчасти ведомая воспоминаниями, отчасти потому, что просто не знала, куда ей теперь идти. Прежде, когда девушка, случалось, созерцала море и внимала ветру, ею овладевало блаженное забытье, но теперь чувства были резки, обнажены и тревожны. Пробираясь меж обточенных водой камней, Инес думала о том, насколько жизнь моря напоминает человеческую жизнь. За приливом всегда следует отлив. Сегодня счастье достигло высшего уровня, а завтра перед тобой одна пустота.
Инес вспоминала, как накануне собирала вещи в своей маленькой комнате, и думала о том, как Катарина некогда говорила о своем желании встретить земного спасителя. Сейчас помыслы Инес как никогда перекликались с мечтами подруги. Услышав стук в дверь, девушка встрепенулась. Потом повернулась и замерла в ожидании.
Дверь открылась, и в комнату вошла Эльза.
– Собираешься? – произнесла она с порога. – Правильно делаешь. Только зачем ты складываешь платья? Разве они твои? В этом доме нет ничего, что принадлежит тебе.
– Вы правы, – сказала Инес, – об этом я не подумала.
И медленно, аккуратно переложила одежду обратно в сундук.
– Думаешь, я не знаю, чем ты отплатила Катарине за то, что она тебя пригрела? Когда ты узнала о том, что случилось, ты, наверное, обрадовалась! Решила, что, если Катарина погибла, ты сможешь окончательно прибрать к рукам Эрнана и заменить мать детям своей подруги!
Инес мучительно покраснела.
– Нет, нет! – вскричала она. – Я никогда так не думала!
– Хорошо, что ты хотя бы отчасти понимаешь, – презрительно произнесла Эльза. – Подозреваю, ты возомнила, будто многое значишь для Эрнана, тогда как на самом деле он всего лишь развлекался с тобой!
– Неужели я и впрямь заслужила, чтобы вы меня унижали? – спросила Инес. Даже сейчас ее глаза были поразительно чисты и прозрачны, а в голосе против воли звучало наивное удивление.
– Ты сама сделала это с собой, – сказала Эльза, и девушка повторила, как эхо:
– Да, я все сделала сама.
Она сошла вниз, втайне надеясь увидеть Эрнана, и увидела: он сидел в гостиной, неподвижный, впавший в странное оцепенение. Инес не осмелилась сказать то, что хотела сказать, она только произнесла:
– Я ухожу навсегда. Так будет лучше.
Следующие секунды были тяжелы, как и удары ее сердца.
– Да, – повторил он без всякого выражения, – так действительно будет лучше.
Инес сидела на большом гладком камне и смотрела в безмятежные просторы моря и неба. Где-то слышался отдаленный гул, целые стаи чаек и бакланов кружили над изумрудной водой. Влажный песок, на котором башмаки Инес оставляли четкие, изящные следы, казался шелковым.
Девушка была готова сидеть здесь если не целую вечность, то, по крайней мере, пока не кончится день; здесь она не ощущала злобного единодушия враждебных человеческих сил, здесь ей чудилось, будто все идет своим чередом, что продолжается бездонно-глубокий и сладкий сон, сон, который она видела последний месяц. Инес знала, что он окончательно развеется, когда она встанет с камня и пойдет навстречу неизвестности.
Девушка кое-что слышала про ремесленные мастерские и решила попытаться устроиться в одну из них. Между тем условия работы в мастерских были очень тяжелы, временами просто ужасны. Замшелые, растрескавшиеся стены, крошечные слуховые оконца, покосившиеся двери. Внутри – темнота, духота, смрад и невыносимый гул машин.
Девушка вошла в низкие ворота и прошла по выщербленным плитам. Большой прямоугольный двор был застроен с трех сторон, однако Инес не увидела ни одного окна. Она хотела кого-нибудь позвать, но не успела. Навстречу вышла женщина средних лет, в холщовом переднике, с бледным от пребывания в темном и спертом воздухе лицом. Она назвалась старшей мастерицей.
– Я бы хотела наняться на работу, – просто сказала Инес.
– Двенадцать часов у машины, – равнодушно проговорила женщина.
Девушка кивнула.
– Ты когда-нибудь работала в швейных мастерских?
– Нет, но буду стараться.
– Пока учишься, платить не будут, но ты можешь брать продукты в лавке в долг, – продолжила она.
– Мне негде жить, – быстро произнесла Инес.
– Ты можешь жить вон в том бараке, вместе с другими работницами. – Женщина показала на темное приземистое здание. – Плата невелика, но и условия… – Она неопределенно махнула рукой.
– Мне все равно.
Старшая мастерица отвела девушку в комнату, где были ряды грубо сколоченных кроватей с соломенными подстилками вместо тюфяков. На единственном столе стояла не очень чистая глиняная посуда. Инес еще многого не знала. Не знала, что в слуховых окошках нет стекол, что в огромном камине почти никогда не бывает огня, зато зимой, словно в глухом ущелье, завывает ветер, что крыша течет, что работницы надрываются от непосильного труда, получая гроши, что многие истощены и больны. Но если бы даже она знала об этом, ей не стало бы хуже, чем было сейчас.
Вокруг простирался красивый, безмолвный, нетронутый край. Целебный воздух, шелестящее зеленое пространство лугов и лесов, таинственное безмолвие глубоких оврагов, пустынные морские берега, песчаные дюны, и всюду небо, небо, небо…
– Почему у вас нет церкви? – спросил Рамон старуху, положившую перед ним хлеб, в который были щедро подмешаны целебные травы.
– Кому нужен такой приход? – сказала крестьянка. – Люди чуждаются непроторенных дорог, никто не хочет начинать с пустоты. Лет пять назад сюда приезжал священник, а как услышал про наших «лесных жителей», так сразу уехал.
Рамон был благодарен этим простым, суровым, бесхитростным людям. Узнав, что в деревушке находится пострадавший от гёзов католический священник, жители несли в дом старой Флорисы молоко, еду и лекарства. Многие из них помогали и сочувствовали гёзам, но священник оставался для них священником, существом, приближенным к Небу и Богу.
В комнату вошла Катарина. Она улыбалась. Рамон был почти здоров, вскоре они вернутся в Амстердам. Кошмар тех дней и ночей, когда она думала, что любимый вот-вот умрет, остался позади.
Рамон и Катарина добрались до большой дороги в крестьянской повозке, а после либо просились в экипажи, либо шли пешком, как нищие странники. После того что им довелось пережить, их связывало особое духовное родство, нечто невидимое и в то же время скрепленное кровью.
Впервые в жизни Рамон по-настоящему почувствовал, что людская злоба – это лавина, которая способна пожрать все. Он понял, что условности, окружающие его сан, не имеют никакого значения. Человек добродетелен или нет, живет ради других или только ради себя. Судьба внезапно сорвала его с места, как сухой лист, как ничтожную травинку, и что-то подсказывало Рамону: если он хочет научиться жить в ладу со своей совестью, ему придется пустить корни в другом месте.
А Катарина верила в то, что теперь они с Рамоном будут вместе, неважно как, но будут. Ее счастье заключалось в том, чтобы любить, любить безоглядно и безрассудно. После того как Рамон был на грани смерти, но выжил, никакие иные препятствия не имели значения.
Когда они добрались до Амстердама, родной город показался Катарине самым красивым местом на свете. Множество домов с нарядными черепичными кровлями, темно-зеленые купола листвы в садах, сверкающие окна – город напоминал сказочный остров, плескавшийся в море пронзительной синевы.
Они с Рамоном простились без лишних слов, уверенные в том, что расстаются совсем ненадолго. Молодые люди не говорили о будущем, не строили планов, но оба чувствовали: они настолько изменились, что их жизнь просто не может оставаться прежней.
Катарина поспешила домой. Из сада струился приятный живительный запах, и листья слегка дрожали от ветра, поблескивая на солнце своей серебристой изнанкой.
Она поднялась на крыльцо, вошла в дом и тут же ощутила, как сильно устала. В гостиной никого не было, и Катарина присела на диван. Прежде она не задумывалась о том, что возвращение в прежний мир – это не только радость, но и большое испытание. Катарине предстояло встретиться с людьми, которые не знали ее такой, какой она была на самом деле, и открыть им правду.
Словно в подтверждение ее слов послышались шаги и на пороге комнаты появился Эрнан.
Увидев его, Катарина вскочила с места.
– Эрнан! Я вернулась.
– Вижу, – ответил он.
– Где дети?
– Ушли на прогулку.
– С Инес?
– Нет, с Неле.
– Они здоровы? С Исабель все в порядке?
– Да.
– А где остальные?
– Твой отец уехал в порт, Эльза ушла на рынок со своими детьми.
Он говорил чужим голосом и смотрел чужим взглядом. Тому могло быть только одно объяснение, но Катарина еще не успела в это поверить.
– С нами произошла ужасная история, – сообщила она, – но, к счастью, твой брат остался жив.
– Где он?
– Аббат Монкада отправился в свой монастырь.
Губы Эрнана дернулись, и он с презрительной, ненавидящей усмешкой произнес:
– Аббат Монкада? Ты можешь говорить просто «Рамон» или лучше «мой дорогой Рамон».
– Ты знаешь, – просто сказала молодая женщина. – Тебе рассказала Инес?
– Инес ушла от нас.
– Как ушла? Куда? Почему вы ее отпустили? – взволнованно проговорила Катарина.
– Она свободный человек и вольна выбирать, как ей жить и куда идти! – с раздражением бросил Эрнан.
– Да, но…
– При чем тут Инес? – властно перебил он. – Лучше поговорим о нас. Надеюсь, теперь ты не станешь утверждать, что Лусия – моя дочь!
Катарина густо покраснела. Ей не приходило в голову, что эта история может сказаться на детях.
– Нет, – тихо произнесла она, глядя в глаза мужу, – она твоя, Эрнан. Ты же знаешь, после замужества я не встречалась с Рамоном.
– Знаю?! – в бешенстве вскричал он. – Я ничего о тебе не знаю! И не хочу знать! Того, что я узнал, оказалось достаточно, чтобы разрушить мою жизнь, чтобы я возненавидел тебя и все, что тебе принадлежит! Я уйду из этого дома, и ты можешь делать что хочешь – жить со священником, плодить незаконнорожденных детей, лгать всем на свете!
Катарина прошептала сквозь слезы:
Читать бесплатно другие книги:
