Свой среди воров Хьюлик Дуглас

5

Я вышел на улицу как в тумане. Келлз? В Десяти Путях?

Проклятье! Только этого не хватало. Иметь дело с Келлзом на территории Никко – все равно что тушить пожар нефтью.

Я пошагал дальше.

Давным-давно, еще до усобиц и бесконечных пограничных стычек, Никко и Келлз, еще не ставшие Тузами, жили душа в душу. Ходили под одной паханкой, окучивали один кордон, работали в паре – пока не решили скинуть свою хозяйку, Риггу, а территорию поделить. Но оказалось, что они не могли удружить себе хуже.

Естественно, каждая из сторон винила другую. Никко напирал на обман и хамство: Келлз вытеснил его с хлебных мест, хотя Никко и получил большую часть территории Ригги. А главное, Келлз после раскола перекупил его лучших людей. Никко был Никко, он ударил в уязвимое место.

А Келлз твердил, что никого он не перекупал, а просто предложил лучшие условия. Кулакам и запугиванию предпочитал вдумчивое планирование, и дела у него шли как по маслу. Вот почему, хотя участок ему достался и поменьше, навара с него вышло больше. И люди Никко ушли к нему. Когда Никко наехал на Келлза, это восприняли как мелочную злобу.

Обе стороны имели свой резон, и в их доводах была доля правды. Будучи Носом, я усвоил одну вещь: каждый рассказывает историю по-своему, при этом свято веруя в свою правоту. Я склонялся к версии Келлза, однако на сей раз пострадавшей стороной выглядел Никко. Если Келлз действительно находился в Десяти Путях и мог иметь отношение к гибели людей Никко…

Я встряхнул головой. Бессмыслица. Замочить шестерых парней, ни с того ни с сего, да на территории Никко – нет, Келлз так не действовал. В другое бы я поверил, но не в это. Слишком грубо для Келлза. Во всяком случае, так было до сих пор.

Но если отыщется хоть малейший намек на участие Келлза в деле, Никко ухватится и начнет с Келлзом настоящую войну. А я окажусь в самом пекле, посреди этого чертова кордона.

Я застонал. Может, и хорошо, что Никко направил туда меня. Может, я даже сумею предотвратить катастрофу. Но я не обязан этому радоваться.

Я доплелся до дома, когда солнце стояло в зените, и провалился в сон без сновидений. Проснулся за полночь, сжевал зерно и выполз на поиски пищи. Вернувшись, снова лег спать.

Проснулся я поздним утром, сквозь щели ставен просачивалось яркое солнце. Кто-то стучался в дверь.

Я полежал еще – авось подумают, что меня нет.

Но стук продолжался.

Черт, все равно вставать. Мне всяко хотелось отлить.

– Минуту! – крикнул я, вылез из постели и пошлепал через комнату.

Помимо стука в дверь, я слышал визг и вопли двух девчушек – внизу играли Ренна и София. Я улыбнулся, натянул вчерашнюю рубашку и подобрал перевязь с рапирой.

Потом заглянул в дверной глазок и увидел над коротким плащом и вышитой курткой чисто выбритое лицо в окружении надушенных светлых локонов. Разглядев значок гильдии, я застонал.

– Милорд Дрот? – обратился курьер к дверному глазку.

Он спросил неуверенно, и мне захотелось соврать, но завтра пришлют другую шестерку. Я отжал пружину западни, отпер двойной замок и приоткрыл дверь на ширину пальца.

– Дрот, но никакой не милорд, – сказал я в щель. – Я не из ноблей и с благородными не брачевался, как твоя госпожа.

Он вздрогнул при последних словах, удивленный такой наглостью. Ничего, пусть послушает. Его хозяйку полагалось именовать баронессой Кристианой Сефадой и леди Литос, но она приходилась мне сестрой. Тот факт, что о нашем родстве знала лишь горстка людей, не менял моего обхождения с «ее светлостью».

И я перевел взгляд с курьера на сопровождающего, который маячил сзади. Звали его Руггеро, и он работал на меня. Он коротко кивнул – обыскали. Я кивнул в ответ, и Руггеро молча пошел вниз по лестнице. Я снова посмотрел на курьера.

– Ты из новеньких? – поинтересовался я. – Я тебя раньше не видел.

– Да… то есть… нет… Я раньше не имел такой чести, сударь.

– Поверь мне, чести в этом никакой нет, – сказал я, распахнул дверь и поманил молодого человека. – Как тебя зовут?

– Тамас, милорд.

Он все топтался на пороге. Судя по выражению лица, он не знал, что делать дальше. Наверное, я нарушал все мыслимые правила придворного протокола. Беднягу выучили общаться с кем угодно, от лизоблюдов до спесивых ноблей, но только не с вором, который отворил дверь, будучи в рубашке до колен и при рапире.

– Внизу живут дети, Тамас, – пояснил я, швырнув перевязь с клинком на кровать. Пусть малый расслабится. – Я не хочу скандала с мамашей, если старшая дочка окажется рядом и заглянет мне под рубашку. Усек?

Курьер оглянулся, как будто уверовал в мое ясновидение, и быстро шагнул в комнату. Я закрыл дверь.

– Ну, чего ей сегодня понадобилось? – осведомился я, снимая с настенной вешалки штаны-буфы и обнюхивая их. Явно почище тех, что я носил, разбираясь с Ателем. Их-то я и надел.

– Милорд?..

– Баронесса, – пояснил я, – или Кристиана, прислала тебя помочь мне одеться?

– Нет!

Он осекся, и я улыбнулся.

– Не дрожи. Просто ответь.

Улыбка Тамаса увяла. Он кивнул. Шевельнул рукой. Та скользнула под куртку.

Я резко пригнулся и сиганул к кровати, куда чуть раньше беспечно бросил рапиру. Задел тюфяк, клинок соскользнул и звякнул о пол. Я покойник.

В отчаянии я нырнул за рапирой. Может, Тамас не убьет с одного удара; может, я прикончу его и доберусь до Эппириса до того, как подействует яд клинка ассасина, а может быть, вмешается Ангел и спасет меня, придурка.

Удивительно, но я выбрался с рапирой в руке. Чего он тянет, душегуб, – не стилет же кует на месте? Столько не ждут!

О черт! Он был Ртом. Надо мной колдовали.

Кристиана озлилась всерьез, если потратилась на заклятие.

Дурак ты, Дрот! Людей Кристианы нельзя пускать на порог, и наплевать, что вы успели поладить, и не имеет значения, как давно состоялось последнее покушение.

Я не стал извлекать рапиру – застрянет в ножнах, а то и вовсе без толку. Я быстро перекатился по полу и присел, выставив ножны, как жезл, и держа их обеими руками.

Тамас так и стоял с выпученными глазами и разинутым ртом. В руке у него был сложенный лист пергамента с печатью и ленточкой.

Мы таращились друг на друга довольно долго – сердце ударило раз десять. Первым очнулся Тамас.

– Я… мне… велено дождаться ответа.

– Ответа пока не будет.

– Очень хорошо.

И он вылетел из комнаты и ссыпался вниз по лестнице. Пергамент запорхал в воздухе и шлепнулся на место, где только что стоял Тамас.

Я минут пять хохотал так, что не мог разогнуться.

Хорошо помню моего первого убийцу – высокий был парень, от него несло рыбой и дешевым вином. Мне тогда только стукнуло восемнадцать, и я проткнул его, потому что повезло, а не потому что умел. Он пытался удавить меня в темном переулке.

У второго Клинка было имя – Серый Жаворонок. Она подмешала мне в еду толченое стекло. По иронии случая, мои дела шли из рук вон скверно, и я баловался дымом. Зелье оказалось важнее еды, и я отдал тарелку другому торчку. Тот умирал несколько часов, спуская вопли и кашляя кровью. На следующий день я выследил Серого Жаворонка и заставил сожрать то же самое блюдо. Другой пользы от дыма не было, и я с тех пор не притрагивался к нему.

Третья попытка была три года назад. Наемника звали Хирнос, и он хотел по старинке всадить мне в спину нож в темном проулке. Меня спасло ночное зрение – приметил краем глаза его приближение. Наступала зима, и мы весь вечер гонялись по обледенелым крышам Илдрекки, будучи на волосок от гибели. В итоге я остался наверху, а он упокоился четырьмя этажами ниже, но моя смерть подступила близко.

Через три месяца после неудачной вылазки Хирноса по мою душу пришла Алден. Странно себя чувствуешь, когда в твоей же спальне на тебя бросается с ножом годами знакомая женщина. Правда, я всегда знал, чем она зарабатывала, и не обиделся на то, что она пыталась меня замочить.

Из четырех Клинков одного совершенно точно прислала моя сестрица, и у меня имелись подозрения насчет второго. Оба раза я подбросил оружие убийц к ней в постель. Понятно, что это не улучшило наших отношений.

Она покушалась на меня по разным причинам, но в основе всегда был страх. Кристиана боится, что я выйду из тени и расскажу об оказанных ей услугах, после чего ее карьере придворной дамы придет конец. Бывшая куртизанка и вдова барона – в этом ничего плохого нет, и даже наоборот. Положение и влиятельность при имперском дворе оцениваются не так, как в остальном мире, и я ничего не смыслю в тамошних играх и неофициальной иерархии. Но знаю, что на карьере ставят крест сторонние влияния, особенно преступные связи. Конечно, если тебя поймают с поличным. Но если ловят, а брат еще и состоит в Круге?

Что тут скажешь?..

Дело в том, что, несмотря на разногласия и семейное прошлое, я бы с ней так не поступил. Семья есть семья. Но Кристиане этого не понять, а потому былые трения сохранялись, а худшие обозначились тем, что я кого-то завалил и подбросил оружие в ее покои.

Наверное, мне не стоило быть таким мстительным. В первый раз это привело лишь к тому, что она наняла убийцу поискусней. Если я продолжу в том же духе, она когда-нибудь найдет мастера, который доведет дело до конца.

Но мне все равно нравилось дразнить сестренку.

Я сидел на приступочке у входа в аптеку и пил третью чашку чая. Тот остыл, потемнел и стал горьким, несмотря на вбуханный туда мед. Под стать моему настроению.

Потом я отставил чашку и развернул письмо, доставленное Тамасом.

Кристиана писала на хорошей бумаге – сухой и плотной. Я мог продать ее Балдезару, чтобы оттер и заново пустил в дело, но не собирался. Письмо отправится в тайник, что в глубине одежного шкафа, и приложится к остальным, милым и злобным.

Я снова перечитал письмо и стал смотреть, как бумага дрожит на ветру.

Она хотела со мной встретиться. Сегодня вечером. Якобы поговорить. О чем-то важном. На кону ее безопасность.

Старая песня.

Другими словами, ей что-то понадобилось от брата, бывшего взломщика. Или не терпится получить подделку, которую я для нее заказал.

Я провел пальцем по твердому воску печати на обороте письма и ощупал вдовий оттиск. Надо же, как откровенно и гордо! Немалая дерзость с учетом того, что она ради него совершила. Она называла меня злодеем, но я, по крайней мере, убивал, только когда этого требовало дело. И муж ее, Нестор, мне нравился.

Позади возникло движение. Я обернулся – на меня смотрела Козима.

– Плохие новости? – поинтересовалась она. И дальше, коварнее: – Что, любимая бросила?

Я улыбнулся маленькой женщине, сложил письмо Кристианы и спрятал в незашнурованный рукав.

– Сбежала к барону. Чем он лучше меня?

– Мир и покой? – предположила жена аптекаря, садясь рядом. – Да простит меня император, но иногда мне хочется, чтобы Эппирис усыпил этих девиц и подарил мне хотя бы полдня.

– Я их вообще не замечаю, – произнес я, а Ренна с Софией с воплями выбежали из-за угла и с дикими криками влетели в дом.

Шестилетняя Ренна хохотала, но София, на два года старше сестры, была далека от веселья. Дверь с грохотом захлопнулась, за ней заверещали и затопотали по деревянному полу.

– Врешь ты все, – отозвалась Козима.

Она смотрела на дверь и прислушивалась, пока шум не стих; затем расслабилась.

Кареглазая Козима с волосами цвета воронова крыла и скульптурным лицом наверняка была сущей красавицей, когда досталась в жены Эппирису. Даже двое детей и годы забот о них и муже не убили ее красоты, и на Козиму до сих пор оглядывались мужчины, включая меня. Не знаю, чем Эппирис завоевал ее сердце, но я проникся к аптекарю толикой уважения. Мое уважение к Козиме превосходило всякие толики.

Сегодня был прачечный день: она предстала с увязанными назад волосами, раскрасневшимся лицом и в мокром фартуке.

– Что, и правда плохие новости? – спросила она и ткнула пальцем в рукав с припрятанным письмом.

– Да не хуже, чем обычно.

– От кого?

Я посмотрел ей в глаза, но не ответил.

– Не хочешь – не говори, – пожала плечами она.

– Когда я въезжал, я объяснил вам с Эппирисом правила.

– И мне они не понравились.

Я улыбнулся. Это был старый спор. Козима не верила в тайны, а я не верил в их ненадобность.

– Мой дом – мои правила, – сказал я.

– Фи!

Я приобрел двухэтажный кирпичный, обшитый тесом дом пару лет назад у человека из Круга по имени Клитер вместе с долговой распиской Эппириса. Клитер не хотел его продавать, но мне понравились и дом, и кордон, а на Клитера было нарыто достаточно, чтобы он передумал. Я въехал в комнаты наверху и простил аптекарю долг в обмен на тайную долю в деле. Сперва я собирался пожить здесь ровно столько, сколько ушло бы на проверку, не надувают ли меня с процентом от навара, но сам не заметил, как положение изменилось. Три комнаты над аптекой стали приютом, далеким от улиц, а с Эппирисом и его семьей я отдыхал душой от ночных треволнений. Место, которое я считал лишь удачным вложением средств, превратилось в дом.

Вот тебе и планирование.

Козима сменила тактику:

– Прачка заходила, одежду твою принесла.

– Я видел у лестницы. Спасибо.

– Я могу отнести наверх, раз уж не позволяешь стирать.

На миг я представил Козиму распростертой на пороге, после того как сработает западня. Лужа крови, окруженная моим бельем.

– Нет.

– Ты же знаешь, Дрот, что когда-нибудь я проникну в твое логово.

– Ну-ну.

– Да что ты там прячешь?

– Императорскую наложницу. Она, знаешь ли, беременна и боится погубить маленького бастарда.

Всех императорских детей немедленно убивали. Никаких наследников, никаких претендентов на трон, кроме трех воплощений самого императора.

Козима пихнула меня локтем:

– Не шути так. Неровен час, заявится имперская стража и все раскурочит.

– Ей все равно нельзя ко мне.

Козима коротко рассмеялась и показала на мою чашку:

– Заварить тебе свежего? У меня получается лучше, чем у Эппириса. Ангелы мои, да у любого получится лучше! – И она снова рассмеялась.

Смех был такой, что век бы слушать.

– Нет, спасибо. Мне хватит.

– Может, поешь? Я видела твою грушу, ею и мышь не накормишь.

– Обойдусь.

– Ну, может, мне…

– Козима, – сказал я, – все в порядке, мне ничего не нужно.

Она примолкла, потом вздохнула:

– Глядя на синяк, я бы так не сказала.

Я осторожно ощупал место, куда меня ударил Никко.

– Это мне на память.

– Надеюсь, в следующий раз ты ничего не забудешь.

– Ни в коем случае.

Мы посидели молча. Я невидящим взглядом следил за прохожими на Уступчатой улице; Козима вела мысленные диалоги. Наконец она склонилась и отжала подол юбки.

– Дрот, он не виноват.

Ах, вот оно что! Я голову сломал.