Любовь Стратегического Назначения Гладов Олег
Пытались изнасиловать всех трёх, но получилось только у Дыти с Тасей.
Они втроём делали всё, что им говорили делать Сахар и Дытя. А мальчик Антон обоссался от страха и только ныл в углу у телевизора, как заведённый:
— Ну хватит уже пацаны… Ну хватит уже…
У Толи Сахара точно никогда не было тормозов. Потому что он вдруг набросился на Антона и стал бить его ногами, крича:
— Да заткнёшься ты, урод, или нет???!!! А!?? Заткнёшься когда-нибудь, а???!!!
Когда Антона начали бить, девчонки чудом выскочили из квартиры голые… И стали звонить во все двери подряд!!! — заорала вдруг Юля, брызгая слюной.
Вся правая щека того, кто сидел прямо напротив неё за узким столом, враз стала мокрой. Он закрыл глаз липкий от ротовой влаги. Он больше не видел. Он слышал:
— Смешно??? — прошипела Юля.
В тот момент её скулы сводило от злости.
Она помнила всё спустя годы.
И даже если она когда-нибудь забудет — я буду помнить.
Следователь был не молод и не стар. Он уже давно не испытывал никакого особого трепета перед своей работой, но ещё не окончательно созрел для увольнения по собственному желанию. Ему было всё равно. Вообще. Ему было всё равно и всё ясно.
Толя Сахар всю жизнь (как говорили тогда и говорят сейчас) искал себе приключений на жопу. Павел Артамонов, известный как «Дытя», бессменно сопровождал его на этом полном интересных событий пути. На обоих висели условные за хулиганку и отобранные у пьяного шахтёра часы. Теперь плюсом шла весёлая история с групповым и полным набором: побои, изнасилование, потом сама организация группы, потом… короче, хватало. Он просмотрел характеристики из Комиссии по делам несовершеннолетних на Артамонова и Сахара. В той же папке на таком же бланке, но без красной полосы лежала характеристика на одну из пострадавших. Через десять минут она должна была войти в этот кабинет для дачи показаний. Поэтому следователь бегло просмотрел документ. Через десять минут Юля вошла. Села на стул. Ещё через десять минут следователь быстро вышел из кабинета и прошёл по лестнице куда-то наверх — вглубь здания. Он зашёл в большую приёмную, взмахом руки прервал тираду секретарши и толкнул тяжёлую дверь с гербом на двери. Очень скоро он и хозяин кабинета быстро спустились на этаж ниже. Зашли в небольшое помещение, где их одиноко ждала Юля, и закрыли за собой дверь на ключ.
— Послушай её! — говорит следователь.
Она сообщает ментам, что узнала его.
— Кого? — спрашивает приведённый мужчина.
Она узнала Волшебника.
Того дяденьку, который уводил её в тот далёкий вечер из двора, обещая наколдовать серёжки с камешками.
— Какими камешками? Что за бред? Ты какое дело ведёшь?
Новый начальник милиции не местный. Поэтому не сразу понимает, о чём ему твердит его подчинённый. Он не помнит шестерых девочек, пропавших без вести несколько лет назад.
Юля утверждает, что абсолютно точно узнала Волшебника.
— И кого!!! — говорит следователь, размахивая указательным пальцем перед носом своего начальника. Он просит Юлю назвать имя. Юля называет.
— Бред! — говорит начальник. Спустя ещё сутки он так не думает.
В ментовке лезут в архив и находят записи участкового девятилетней давности. Там говорится, что свидетель и потерпевшая в одном лице четырёх лет от роду помнит, как выглядит подозреваемый. Каков он на вид, что глаза у него голубые, что волосы светлые и что у него один золотой зуб в верхней челюсти. Этот человек — главный инженер огромного металлургического комбината. В то смутное последнее десятилетие двадцатого века директор этого предприятия был очень неугоден всем в городе. Под него и его команду никак не могли копнуть. Даже стреляли в него как-то. А тут — главный инженер.
Главный инженер на заводе и папа Стеши в личной жизни.
Приёмный папа. Не биологический. Отчим.
Процесс был громкий.
Прокуратура и МВД вцепились в это дело мёртвой хваткой.
— Но это же бред! — говорит адвокат главного инженера.
Стеша ошарашено смотрит на маму.
У мамы истерика.
Главный инженер, которого зовут Андрей Вячеславович, бледный и спокойный даёт показания.
Юле делают с ним очную ставку.
Она ещё раз подтверждает сказанное ранее.
Адвокат Андрея Вячеславовича напрягается.
Весь город узнаёт, что ещё один свидетель обвинения — Любовь Фёдоровна Соболева, старушка с посёлка Административный, — сказала «Хто ево знает, вроде похож».
Адвокат Андрея Вячеславовича расслабляется: «вроде…»
— Да… — говорит следователь как-то вечером. — Это тебе не топор с отпечатками пальцев возле отрубленной головы…
— А на кольце отпечатки могут быть? — спрашивает Юля.
— На каком кольце? — вопросом на вопрос отвечает следователь.
Они с Юлей едут на её квартиру. Мать никак не реагирует на дочь и мужчину, прошедших прямо в обуви в детскую. Следователь понимает, что никаких отпечатков на кольце, конечно же, нет. Но на следующий день, испытывая омерзение от вида самодовольной рожи адвоката, — сообщает тому историю о колечке в спичечной коробке. Адвокат фыркает и разве что не хохочет. Сразу после визита к следователю он отчитывается перед своим клиентом по телефону. Рассказывает, как идут их дела, и уже в конце, чуть не забыв, упоминает о кольце в коробке из под спичек.
На следующий день Андрея Вячеславовича находят повесившимся в собственном кабинете.
Почти никто не знает о кольце. А те, кто знает — не могут точно сказать, были ли на нём отпечатки. И куда оно вообще делось. А было ли? Никто толком не знает.
Зато весь город знает о Юле.
О том, что из-за неё повесился такой уважаемый человек.
Друг не менее уважаемых людей.
Человек, вина которого не доказана.
Человек, много работавший и переживший нервный срыв из-за выдвинутых против него обвинений.
Вернее — НЕ переживший.
Известный в городе детский психолог Лара Евгеньевна выступает однажды в каком-то невнятном ток-шоу на ужасном местном кабельном канале. Между поздравлениями с днями рождения и блоком частных объявлений в прямом эфире Лара Евгеньевна вдруг говорит, что её любимая наука Психология может помочь разобраться в причинах любого, даже очень странного, поступка. Она говорит, что наблюдаемая ей в течение года девочка из неблагополучной семьи, дочь алкоголички, позавидовала семейному счастью и общественному статусу подружки и оклеветала честного человека.
Весь город уверен, что так оно и есть.
Весь город ненавидит тринадцатилетнюю девочку-врушку.
Под этот шум родители симпатичного и мстительного Антона проплачивают кому надо, и дело об избиении и изнасиловании растворяется в пространстве. Толя Сахар и Паша Дытя через год отправляются в колонию совсем по другому поводу без упоминания в их бумагах об этом случае.
Умирает баба Люба, оставив свой маленький домик в наследство Юле. Но какие-то дальние родственники, появившиеся из ниоткуда, очень быстро выгоняют её на улицу.
Юля с неделю ночует в квартире с матерью, почти не выходя не только из дома — из комнаты своей выскальзывает только пописать.
Потом однажды она просто исчезает.
Следующий этап её жизни был настолько скучным и настолько долгим, что иногда становился интересен именно этим. Юля ни за что не согласилась бы пережить его снова и не очень любила о нём вспоминать, но (!) никогда не собиралась забыть ни дня, ни часа, ни минуты из того отрезка своей жизни.
И не забыла. Это я знаю точно.
Так же стопроцентно, как она узнала Волшебника.
А она ведь его узнала.
Потому что его узнало Я.
А Я её запасная карта памяти.
В следующий этап своей жизни Юля научилась спать в любом состоянии, любое количество часов, в любое время суток.
Она выяснила, что если плеснуть человеку горячим чаем в лицо, это может иметь очень серьёзные последствия. Причём не только для того, кому в лицо чаем плеснули.
Она узнала о месячных в общем вагоне поезда Луганск — Симферополь. Конечно же, о своих месячных.
Однажды она ночевала в купе проводника четырнадцать суток подряд. Это был рейс туда и обратно.
Три раза она спала под открытым небом. Два из них осенью. Один — посреди города. Один — днём.
Она знала, что с помощью швабры можно вымыть два этажа за час. Без швабры — нереально.
Она узнала, что может нести два ведра кукурузы четыре километра.
Она знала, что может не есть двое суток точно. Не спать тоже.
Она знала, что иногда может позволить себе промолчать и опустить глаза.
Она знала, что может бежать долго, далеко и ночью. Зимой.
Она могла вести легковой автомобиль. Медленно, но пока не опустеет бак.
Она достаточно быстро поняла, что в категорию «страшненькая» не попадает. Форма черепа? Рост? Какое-то время её это не волнует.
Однажды она понимает, что мужчины её не пугают.
Она знает четверых девочек, у которых в сумочках всегда лежит клофелин.
Два раза она при знакомстве говорит «Света». Четыре раза «Марина». Остальные — «Юля».
Однажды человек, не расслышав, переспрашивает её:
— Как? Юка?
Ей нравится, как это звучит. При следующем знакомстве, она, протягивая руку, произносит:
— Я Юка, — и выслушав очередное имя в ответ, говорит:
— Очень приятно.
Под этим именем её узнаёт немало людей. Ей реально нравится, как это звучит: Юка. Она даже когда думает о себе, называет себя этим именем.
Однажды в вагоне метро она замечает, что симпатичный молодой человек начинает плакать. Она видит, как блестит влага на его щеках, как вздрагивают его плечи — и это зрелище не вызывает у неё омерзения.
Она смотрит на его слёзы.
Она хочет, чтобы Такой вот Красивый Человек точно так же плакал из-за неё.
Разве это не мечта?
Разве это осуществимо?
Ведь то, что неосуществимо, и есть мечта? Да ведь?
Да?
Она вспоминает, что не плакала почти десять лет.
Она вспоминает причину и географическую точку, в которой плакала последний раз. Людей, из-за которых и в присутствии которых она давилась слезами.
Она меняет цвет волос и садится в поезд.
Она едет двое суток и, выйдя в пункте»», покупает все местные газеты. Вечером она курит на балконе снятой на два месяца квартиры. Она смотрит на город. Из окон — тепло от ночников в детских, одновременное и одноцветное моргание в тех квартирах, где смотрят один и тот же телеканал сейчас. И холод — там, где установлены лампы дневного света. Она видит световую разметку на стреле огромного башенного крана в километре от себя.
Ночью она заходит в пустое интернет-кафе на окраине города. Через двадцать минут она угощает сисадмина (некрасивого подростка с красивыми глазами) пивом. Ещё через полчаса она имеет доступ к городской базе данных.
Делая вид, что отвечает на смс, она записывает в мобильник несколько цифр и в два раза больше букв.
На следующий день она стоит на центральном проспекте города возле нового здания с десятком офисов. Она курит сигарету и рассматривает вывески, покрывающие всё пространство вокруг единственного и очень широкого крыльца. На большой входной двери домофон. Юка нажимает клавишу с цифрой «9». Она слышит электронный писк. Потом бодрый мужской голос из динамика:
— Да?
— «Фармация»? — спрашивает Юка.
— Нет… У них офис «четырнадцать»… Четырнадцать набрать надо…
— Ой, — говорит Юка. — Извините.
— Ничего, — отвечают ей устало. — Проходите…
Двери щёлкают. Юка оказывается внутри. Она бродит по этажам и находит офис «№ 14». На его больших прозрачных дверях — стилизованная под медицинскую змею с кубком буква «Ф». Она видит секретаршу, сидящую за высокой полукруглой стойкой прямо напротив этой двери. Из-за конторки торчит только узел из светлых волос на её затылке. Юка видит ещё две двери. Справа и слева от секретарши. Дорогие, из тёмного дерева.
Стоя у автомата с горячими напитками рядом с лифтом, Юка искоса наблюдает за светловолосой секретаршей. Та говорит по телефону, стучит по клавишам компьютера и иногда что-то записывает большим остро заточенным чёрным карандашом. Юке нравится, как быстро и мелко дрожит карандаш в тонких красивых пальцах девушки. Блондинка вдруг встаёт и, взяв какую-то папку, исчезает в одном из кабинетов.
Юка быстро подходит к прозрачному стеклу с огромной «Ф». Она смотрит на табличку той двери, в которою вошла секретарша.
«Игорь Васильевич Реймер», — читает она и смотрит на вторую. Тоже золотую. Тоже на двери из дорогого тёмного дерева. На толстом стекле появляется запотевшее пятно — там как раз её нос.
«Лариса Евгеньевна Реймер».
Юка собирается сделать шаг назад.
В этот момент дверь с «Игорем Васильевичем» открывается, и светловолосая секретарша стремительно появляется в приёмной. Она на ходу кивает Юке и призывно машет, приглашая войти. Юка приподнимает бровь и тыкает себя указательным пальцем в грудь. Секретарша энергично кивает. Настолько энергично, что кажется, будто она очень быстро поклонилась. Юка толкает прозрачную толстую стену. Та мягко поддается, впуская в обезвоженное кондиционерами пространство.
— Здравствуйте! — говорит секретарша, уже усевшаяся на своё место. — Проходите!
Юка проходит. Тихо бормочет радио.
— Вы по объявлению? — спрашивает секретарша и, не дожидаясь ответа. — Присаживайтесь!
Пока Юка думает, по какому это она объявлению и на какое из кресел ей присесть, где-то приглушённо звякают дверцы лифта. Постепенно приближаясь, цокают о мрамор тонкие каблуки.
— Вы вовремя, — говорит секретарша, улыбаясь Юке, и уже кому-то за её спиной радостно и громко:
— Здравствуйте, Лара Евгеньевна! Тут няня по вашему объявлению!
Юка оборачивается.
— Не няня, а домоправительница, — говорит, улыбаясь, холёная женщина в очках. Юка видит её идеально белые зубы. Женщина кивает Юке и указывает на дверь со своим именем:
— Прошу вас…
Лара Евгеньевна. Юка смотрит, как она вешает свой бежевый плащ в шкаф. Как обходит свой массивный стол и присаживается на своё кресло. Как говорит:
— Да что вы стоите! Присаживайтесь.
Подумав пару секунд, Юка выдвигает один из стульев и присаживается. Вполоборота.
— В принципе у меня в объявлении всё указано… — говорит Лара Евгеньевна, сцепив пальцы рук. Юка смотрит на её губы:
— … Уборка каждые три дня, собаку можно только утром и вечером — он у нас терпеливый… Ребёнок у нас самостоятельный… Сама себе хлопья молоком зальёт и яблоко помоет… Всё равно больше ничего не ест… Да! Вы за аквариумом уже ухаживали?
Юка, смотря в глаза Ларе Евгеньевне и выпятив нижнюю губу, медленно покивала.
— Хорошо… Так!.. Чтобы не было недомолвок — как в трудовом законодательстве — испытательный срок два месяца… Зарплата каждую неделю… Идёт?
Юка покивала.
— Вы когда можете приступить? — спросила Лара Евгеньевна.
Юка вздохнула.
— Сегодня, — сказала она, положив локти на стол и улыбаясь. — Сегодня.
Может быть, она пришла просто посмотреть на эту женщину со стороны? Женщину, которая посмела вслух перед тысячами людей сказать, что Юка (пусть в прошлой жизни, но) кому-то завидовала? Завидовала до такой степени, что оклеветала невинного и довела его до самоубийства.
К тому возрасту, до которого дожила, Юка оформила для себя вполне конкретное отношение к суициду. Буквально месяц назад она говорила в пустой накуренной комнате человеку чуть старше её:
— Самоубийство, — это слишком просто. Это в одной папке с онанизмом. Это очень похоже на мастурбацию. Потому что это можно сделать всегда и почти везде. Что подрочить, что повеситься — это просто. Это путь наименьшего сопротивления. Жизнь — это уважаемое решение. Богом, мной, большинством существ на этой планете.
Юка Никогда, Никому не завидовала и не собиралась завидовать.
Может, она хотела сказать это Ларе Евгеньевне, смотря в её глаза? Глаза, которые сразу теряли свой блеск и остроту, как только Лара Евгеньевна снимала с переносицы модные очки в тонкой оправе. Её глаза были тусклыми и пустыми глазами тупой ухоженной жабы.
Лярва Евгеньевна — называла её про себя Юка.
Она пришла посмотреть в её глаза.
Получилось то, что получилось.
Не случайно это… — не вслух произнесла она, как и все люди, обращаясь то ли к себе, то ли к кому-то ещё, — не случайно…
Она докурила последнюю в уходящих сутках сигарету и пошла спать — завтра в семь утра она должна была готовить завтрак семье Реймер.
— Я готова, — сказала она засыпая. Обращаясь то ли к себе, то ли к кому-то ещё. И заснула.
На третьем этаже полуметровыми буквами написано:
«ПУЗЫРЬ ЖЫРНЫЙ ЛОХ».
На пятом — среди нескольких выделяется «Рэп — это кал».
На площадке седьмого трафарет чёрного цвета: «KILL YOUR LOCAL DRUG DEALER». Рядом чёрным же маркером: «Барыга кв. 198».
Лифт в доме не работает больше десяти лет. Юка каждый день читает свой подъезд с девятого по первый и с первого по девятый. В квартире справа от неё какой-то упорный человек без голоса и слуха учится играть на гитаре. И что самое ужасное — петь.
В квартире слева практически круглосуточно женский молодой голос говорит примерно следующее:
— Да. Куда? Одесса? Когда? Хорошо. Записывайте: Анна-Харитон… Пять пять пять… Четырнадцать… Анна-Николай… Есть? Прицеп: Анна-Харитон… Восемь Семнадцать Четыре Четыре… Светлана-Игорь… Да. Реф. Ман. С поддонами…
На площадке восьмого этажа написано «Я тебя ненавижу».
Это первое, что читает Юка, выйдя из квартиры. Каждое утро. С «Я тебя ненавижу» начинается её день.
Она готовит овсянку и фруктовый салат.
Лара Евгеньевна и Игорь Васильевич. Можно просто Игорь.
Юка накрывает на стол.
Потом моет посуду.
Они уезжают.
На час позже встаёт с постели их дочь Снежанна. Избалованная тринадцатилетняя пухлая сучка с недовольным ртом. Она ест хлопья с молоком и большое яблоко на завтрак. Хлопья и яблоко в обед. Хлопья и яблоко на ужин. За всю неделю она не сказала Юке ни слова.
В большом хромированном холодильнике отражается вся кухня-столовая. Отражается и то, как Снежанна смотрит Юке в спину. Если Юка сейчас обернётся — Снежанна будет смотреть в телевизор. Снежанна, глядящая Юке в спину, живёт только там — в блестящей дверце шведского аппарата по производству холода и льда.
Юка думает о том, что вполне бы могла стать холодильнику сестрой. Иногда ей кажется, что окружающие замечают холодный воздух, вырывающийся из её рта облачками сизого пара.
Юка выгуливает собаку Реймеров — здесь на окраине города целая улица огромных безвкусных особняков из красного кирпича. Собака тоже огромная — ньюфаундленд Лорд. Лорд послушный и терпеливый. Его приятеля — пса непонятной породы по имени Терри — выгуливает девочка из соседнего дома.
Юка сначала принимает её за свою коллегу-домработницу. Потом выясняется, что Оля — хозяйка пса. Каждое утро они курят за трансформаторной будкой в конце улицы: Оля не хочет, чтобы мама её видела с сигаретой. Юка вспоминает, как много лет назад так же пряталась от взрослых. С Тасей и Стешей. Потом вспоминает о матери. Именно в таком порядке.
Вечером, накормив Реймеров ужином, Юка едет в знакомое интернет-кафе.
— Привееет! — радостно говорит ей некрасивый подросток с красивыми глазами. Она ставит на его стол упаковку датского пива. Очень скоро она узнаёт, что Наталья Пастухова выбыла на ПМЖ в Атырау, Казахстан. Судя по дате, вместе с ней туда же листки убытия получили Александра Иванова и Стефания Коваль. О маме в базе данных Юка не нашла ни одного упоминания. Из чего сделала вывод, что общий вагон, в котором ехала мама, уже прибыл к конечной станции.
На следующий день Юка получила свою первую зарплату. Она сказала «спасибо» и, аккуратно сложив пополам пахнущие деньгами новые купюры, засунула их не в кошелёк, а в задний карман джинсов. Она потратила эти деньги в десяти аптеках города, постепенно наполняя свой небольшой рюкзак позвякивающими бумажными пакетами.
Она зашла в магазин «Хозяйственный» и купила там респиратор. Потом прочла свой подъезд с первого по девятый и обратно. Затем уже переодевшаяся и ярко накрашенная зашла в «канцтовары».
Через двадцать минут с планшетом в руке и карандашом за ухом она звонила в дверь, обтянутую дешёвым коричневым дермантином.
Подъезд вокруг неё пах кошками и сигаретами без фильтра. Дверь открыл взлохмаченный мужчина в спортивных штанах.
— Да? — сказал он, глядя на Юкку.
— Гостеплонадзор, — произнесла она заклинание. — У вас как топят? Нормально?
— Нууу… — задумчиво сказал мужчина.
— Исполком решил реконструировать котельную в вашем районе или… Или она итак справляется?
— Не то чтобы очень… — Мужчина почесал живот. Он был без майки, и Юка видела седые волосы на его груди.
— Давайте я сама попробую батареи? — предложила она.
— Давайте! — согласился хозяин квартиры, впуская её внутрь.
Она трогает ребристую батарею в кухне: между секциями многолетне скапливавшаяся пыль, похожая на тонкий войлок. Пыль слегка вибрирует от оконного сквозняка — рамы никто в квартире, готовясь к зиме, не заклеил.
Пыль в доме повсюду: на подоконниках, полках, в складках штор. Попробовав еле тёплые трубы в зале, Юка замечает дырявый носок, лежащий на линолеуме.
— Вы один живёте? — спрашивает вдруг она.
Мужчина кивает. Он что-то рассказывает ей. Юка, наблюдая за его жестами, мимикой и выражением глаз, решает, что мужчина ведёт себя, как человек, переживший много унижений. Ростом он чуть ниже Юки. Поэтому автоматически получается, что смотрит она на него свысока.
Побыв в квартире не более трёх минут, Юка покидает её, сообщив напоследок:
— Мы поднимем температуру завтра на пять-шесть градусов. Потом сделаем ещё один обход. Так что через недельку к вам кто-нибудь из наших… может, даже я, ещё зайдём.
— Хорошо, — мужчина провожает её до дверей. — Спасибо… До свидания…
— Пожалуйста, — говорит Юка, оставшись одна на лестничной клетке. — И до свидания… Папуля…
Вечер.
В квартире справа от неё упорный человек без слуха и голоса, ужасно коверкая украинские слова, пытается спеть «Весну» группы «Вопли Видоплясова». У него выходит настолько ужасно, что Юке становится даже смешно. В квартире слева кто-то громко занимается любовью. Юка понимает, что очень хочет трахаться. Она выкуривает сигарету на балконе. Потом надевает респиратор и достаёт из рюкзака пакеты, пахнущие лекарствами. Минут двадцать в её квартире слышен хруст тонкого стекла. Потом она зажигает свечи и благовония, растворяет в ванне пахучие соли и лежит в постепенно остывающей воде чуть больше часа.
– #####, — говорит она, не открывая глаз, когда вода становится почти ледяной. — #####…
Через несколько дней у Реймеров какой-то праздник. Юка готовит много вкусной еды, подаёт её гостям. За весь день у неё только два перекура по десять минут. В разгар вечера гости — очень похожие на самих Реймеров — восхищаются уткой по-пекински. Лара Евгеньевна хвастается своей домработницей. Реймеры, владельцы фирмы поставляющей медикаменты. Гости — люди их круга. Тоже все занятые до невозможности.
— Ларочка! — говорит женщина с огромной грудью. — Может, ваша Мариночка и мою Радочку будет выгуливать? С вашим Лордом?
Мариночка… — хмыкает про себя Юка. — Да. Мариночка. Мариночка это я, мля…
Так она начинает выгуливать Раду — любимого стаффа семьи Кондратюк. Каждый раз, видя не умещающуюся даже в воображении грудь Галины Кондратюк, Юка думает: «каждая с мою голову точно».
Ещё через неделю Юка начинает вставать а час раньше. Теперь она отводит в частный детсад близнецов семьи Руденко.
Она всё, везде успевает.
Все, пользующиеся услугами «Мариночки», с удовольствием расстаются с мелкими купюрами. Все эти деньги Юка кладёт в задний карман джинсов — отдельно от своего кошелька. На деньги из своего кошелька она покупает себе еду. Иногда ничего не покупает. Иногда она расходует их странным образом.
Однажды она опять звонит в дверь, обтянутую дешёвым коричневым дермантином. Всклоченный мужчина, в тех же самых штанах, но теперь уже в потерявшей первоначальный цвет футболке, открывает ей дверь.
— Здравствуйте! — говорит он. Угол его рта вымазан майонезом.
— Здравствуйте, — говорит Юка, переступая порог. — Ну как? Теплее?
— Да вы знаете, нет… Как было, так и осталось…
Юка идёт за ним в зал. Трогает трубы отопления. На кухне начинает свистеть чайник. Мужчина, извинившись, убегает его выключать. Юка видит на диване книгу с закладкой. Она быстро всовывает между её страниц несколько крупных купюр. Потом выпрямившись, замечает дырявый носок, лежащий на полу. На том же самом месте, где и в прошлый раз. Она чуть сдвигает его ботинком и видит яркое пятно линолеума: весь остальной пол покрыт толстым слоем пыли.
— До свидания, — говорит ей мужчина в коридоре.
— Прощай, — Юка поворачивается и быстро уходит.
На деньги из заднего кармана джинсов Юка покупает градусники. По десять-пятнадцать в каждой аптеке.
Город большой. Аптек много. А аптечных киосков?
Если её спрашивают «зачем?», она бодро рассказывает, что их всемирно известная организация «Красный Крест» решила хорошенько укомплектовать все детдома области. Что в медпунктах этих учреждений нет самого элементарного. В том числе и градусников. Все понимающе кивают. В одной частной аптеке дают несколько упаковок одноразовых шприцов. Юка кладёт их на площадке седьмого этажа под чёрным стильным трафаретом «KILL YOUR LOCAL DRUG DEALER».