Ангелы ада Томпсон Хантер
– Где вы пиво откопали? – спросил он.
– Там, дальше по дороге, – уклончиво ответил я.
Коп угрюмо покачал головой и дал знак пропустить нас в лагерь. Он прекрасно понимал, что мы провернули классную аферу, но до конца так и не просек, что же, собственно, произошло. Мне даже стало его немного жаль. Он стоял всю ночь на хайвее, поклявшись защищать граждан Бейсс Лейк, и те же люди, которых, безусловно, могут ограбить, – если Ангелы Ада вдруг взбесятся и моча ударит им в голову, – помогают этому хулиганью достать выпивку!
В лагере нас приветствовали аплодисментами и радостными криками. Привезенные восемь ящиков заткнули брешь в очередном пивном кризисе. Те, у кого оставались заначки, мудро решили разобраться со своими собственными запасами, а примерно около четырех утра с юга подъехала большая группа товарищей еще с несколькими ящиками. На повестке оставшейся части ночи стоял скорее вопрос о выживании, нежели о развлечении. Маго, двадцатишестилетний водитель грузовика из Окленда, остался у костра и начал подбрасывать в огонь дровишки. Кто-то предупредил его, что не надо сжигать все сразу, за первую ночь, однако услышал в ответ: «С какого такого веника? Здесь же лес повсюду. Дров у нас – выше крыши». Маго – один из самых интересных Ангелов, потому что его сознание, похоже, обладает чудовищным иммунитетом против всех представлений и догматов жизни Америки двадцатого века. Как и большинство остальных, он был исключен из средней школы, но его тусня с дальнобойщиками приносила ему приличный доход, и вопрос денег особенно его не волновал. Маго садится за руль грузовика, только получив заказ на поездку по телефону, иногда шесть дней в неделю, иногда всего лишь один, и он утверждает, что наслаждается работой, особенно после долгого простоя. Однажды ночью в Окленде он явился в белой рубашке под своими «цветами» и, казалось, был очень доволен собой: «В первый раз за долгое время я получил сегодня достойную работу, – заявил он. – Разгружал тридцать пять тысяч фунтов мороженых цыплят, и даже одного украл. Для разнообразия кайфово заняться такой работой».
Маго – подсевший на колеса фрик, и, когда он закидывается наркотиками, его несет, он начинает тараторить и тараторить без остановки. Невзирая на свою уродливую, страхолюдную внешность, он обладает своеобразным чувством собственного достоинства, которое может быть оценено и понято, если только исходить из его собственных представлений и понятий о жизни. Его легко оскорбить, но, в отличие от некоторых Ангелов, он тонко чувствует, когда это получается случайно и когда оскорбляют специально, намеренно. Вместо того чтобы мордовать не понравившихся ему людей, – как это делает Толстый Фредди, мощно сложенный мексиканец, специалист отделения Окленда по рукопашному бою, – Маго демонстративно повернется к ним спиной. В его взглядах на жизнь чувствуется некая мораль, скорее инстинктивная или врожденная, а не приобретенная. Он – поразительно честный человек, и хотя в основном его речь производит довольно странное впечатление своей беспорядочностью, в ней то и дело проскальзывают живые импровизации с фрагментами размышлений в духе примитивного христианства и сильной дозой учения Дарвина. Именно Маго начал Портервилльский бунт в 1963 году. И именно он, согласно сообщениям в журналах, безжалостно избил в кабаке какого-то старика. Сам Маго выдвигал свою версию случившегося:
«Я сидел там, в самом конце подковообразной стойки, спокойно пил пиво и занимался своими делами, когда подошел этот старый ублюдок, схватил мою кружку и выплеснул ее содержимое мне в лицо. „Какого черта!“ – заорал я, и быстро поднялся. „Ух-ох, – сказал чувак. – Я ошибся“. Я дал ему правой тумака, и он оступился. Затем я врезал ему еще раз, он свалился, и я добил его еще одним пинком. Старый козел так и остался валяться на полу. Вот и все. Черт, а что бы ты сделал, если бы какой-то сукин сын плеснул тебе в лицо пиво?».
Однажды ночью в Окленде Маго и я завели долгую беседу об оружии. Я ожидал услышать обычную чушь о пулях «дум-дум», «перестрелках» и «клевых чуваках с пушками», но Маго говорил так, словно он – кандидат в Олимпийскую команду стрелков. Когда я случайно упомянул о мишенях в человеческий рост, он рявкнул: «Только не говори мне о стрельбе по людям. Я говорю о спичечных головках». Он так и поступал. Маго стрелял из револьвера, Люгера.22, дорогой, длинноствольной пушки, с такой математической точностью, которая не снилась ни одному самому крутому урелу. И в те дни, когда он не работал, Маго отправлялся на свалку и пытался отстрелить спичкам головки. «Это чертовски трудно, – заметил он. – Но иногда я попадаю прямо так точно, что зажигаю эту спичку».
Маго более самостоятелен, нежели большинство Ангелов. Он один из немногих, кто совершенно спокойно могут назвать свое настоящее имя. Он женат на спокойной, вполне зрелой девушке по имени Линн, но редко берет ее на вечеринки Ангелов, которые могут обернуться беспределом. Обычно он приходит один, и не очень-то разговорчив, пока не решит закинуться колесами. А вот тогда он начинает нести околесицу в духе Лорда Бакли.
В Бейсс Лейк он следил за костром с рвением человека, который ест бенни, как попкорн. Языки пламени отражались в стеклах его очков и бликовали на нацистском шлеме. Чуть раньше тем утром он обрезал свои «левайсы» охотничьим ножом на уровне колен, обнажив свои толстые ноги примерно на десять дюймов, перед тем как они снова исчезли в черных мотоциклетных сапогах. Продукт, полученный в результате этой операции, выглядел как весьма непристойное издевательство над шортами фасона «Бермуды».
Незадолго до рассвета я стоял у костра, и услышал, как Маго делает одно из своих классических заявлений. Он разговаривал с двумя другими Ангелами и девушкой, пытаясь убедить их в необходимости учинить оргию: «Давайте-ка вчетвером уединимся в кустарнике, – сказал он. – Мы дунем немного дури, упыхаемся в жопу и не почувствуем никакой блядской головной боли… и если она захочет дать нам с ней порезвиться, почему бы и нет?». Маго выждал немного, но ответа не последовало, и тогда он продолжал: «Ты же Ангел, что, не так? Я никогда тебя не мудохал, а? Никогда тебя не подставлял. Так в чем проблема? Давай пойдем в кусты и дунем дури. Она – женщина Ангелов. Черт, да она разведется на групповуху».
Произнеся эту тираду и не дождавшись ответной реакции, Маго, не сходя с места и лишь повернувшись боком, помочился в костер. Раздалось громкое шипение, несколько тлеющих углей почернели. Вонь заставила людей убраться прочь. Наверное, он расценивал свой поступок как соответствующий сигнал, плотский, чувственный жест, призывающий отбросить прочь все предрассудки. Но на самом деле добился он одного: запорол свое пламенное выступление. Ангелу, чью женщину разводили, подобная ситуация была совершенно не по нраву, а глупое и бессмысленное потакание Маго позывам его мочевого пузыря послужило отличным оправданием ухода всей компании. Они убрались от него подальше, сославшись на необходимость поиска позиции строго по ветру.
Чуть позже, по другую сторону костра, буквально в двух шагах от меня, я услышал разговор двух Ангелов. Они сидели на земле, облокотившись об один из мотоциклов, и беседовали очень серьезно, передавая друг другу косяк. Я немного послушал, повернувшись к ним спиной, но из всего разговора мне удалось четко расслышать одно весьма выразительное предложение: «Старый, я отдал бы всю дурь на свете, чтобы избавиться от всего этого хлама в моей голове». Я быстро смотался, надеясь, что меня не узнали.
У своей машины я обнаружил несколько людей, шарящих на заднем сиденье в поисках пива. Они пропадали некоторое время в лесу и не знали, что прибыла очередная партия живительной влаги. Среди них был непостижимый и загадочный Рэй, президент отделения во Фресно. Даже сами Ангелы не в состоянии понять Рэя. Он слишком дружелюбен с чужаками, представляется исключительно официально и всегда жмет руку. В его внешности нет ничего пугающего, за исключением его параметров – рост около 6,3 фута и вес около двухсот фунтов. Его светлые волосы по Ангельским стандартам подстрижены коротко, а его лицо пышет здоровьем и приветливостью, словно он – тип с обложки настольной книги бойскаутов. Некоторые «отверженные» называют его мажором, подразумевая, что его отношения с Ангелами скорее дилетантские и не определяются его отчаянным положением в обществе. Вполне возможно, что так оно и есть. Рэй производит впечатление человека, у которого всегда есть выбор, и другие предполагают, что он, в конце концов, выйдет из игры и в будущем променяет дело Ангелов на что-то совсем другое. Начнет вкалывать в поте лица или навечно застрянет на замасленном ремонтном пункте где-нибудь на автогонках. Рэю двадцать пять лет, и ему нравится быть Ангелом, но идейным его не признают – и из-за этого он словно кость в горле тех «отверженных», которые не питают никаких иллюзий относительно собственного права выбора. Если Рэю придется переехать в Окленд, он будет вынужден показать по-настоящему дьявольский класс, перед тем как его примут в отделение Баргера: принародно избить легавого или изнасиловать официантку на стойке ее собственной забегаловки. Только после того как он спалит за собой все мосты в мир «цивилов», его примут с распростертыми объятиями в легион проклятых.
Но Рэй вполне доволен своим пребыванием во Фресно, где он устраивает дикие и разнузданные вечеринки и способствует процветающей торговле мотоциклами. Он – такой фантастический энтузиаст байков, что Ангелы не только из Лос-Анджелеса, но и из Бэй Эреа используют его в качестве своеобразной расчетной палаты. Рэй постоянно путешествует, и всегда на своем «борове». На один уик-энд он может оказаться в баре «Блю Блейзес» в Фонтане, вписываясь в какую-нибудь акцию в Берду, а на следующий день – появиться в Люао или клубе «Синнерз» в Окленде… охотно давая советы, пожимая руки и пытаясь организовать вечеринку. В разгар борьбы за гражданские права в Алабаме Рэй прогнал на своем байке аж до Селмы – не для того чтобы принять участие в марше, а просто поглазеть, что там происходит. «Я думал, что, может, они, эти ниггеры, совсем там от рук отбились, – объяснял он с улыбкой. – Так что я просто поехал на них посмотреть и себя показать».
Когда Рэй встретил Билла Мюррея в Фонтане и узнал, что тот пишет статью для The Saturday Evening Post, то пригласил его во Фресно, дав особые инструкции, как с ним связаться. «Когда ты доберешься до города, – сказал он, – езжай по Блэкстоун Авеню, пока не найдешь стадион Рэтклифф. Спроси меня на заправочной станции через улицу. Иногда меня трудно найти, но они все знают, где я нахожусь».
Но что-то неожиданно сорвалось, и Мюррей провел половину дня, тщетно следуя указаниям Ангела: все координаты оказались липой, потому что Рэй принял Мюррея за копа. На этот раз Ангела подвела его безошибочная интуиция, помогавшая всегда разбираться в людях. Тем не менее, Мюррей умудрился обнаружить дом, где Ангелы из Фресно недавно устраивали вечеринку. Это произвело на него такое неизгладимое впечатление, что журналист быстро покинул город. Вот как образом Мюррей описывает увиденное:
«Дом находился на расстоянии ста или двухсот ярдов от Блэкстоун Авеню, главной дороги на север к Йосемайту. Еще один из многих подобных домов в округе, где все на одно лицо, и царит общий дух разрухи – одноэтажное, с белыми рамами, четырехкомнатное бунгало с крошечным передним двориком. И все же, пройти мимо него, не обратив внимания, было трудно. Часть изгороди была выворочена, все окна разбиты, один из замков выбит из двери, а ветки двух небольших деревьев в переднем дворике были безжалостно отломаны от стволов и по-идиотски разбросаны по земле. Между ними, спинкой кверху, валялось выпотрошенное кресло с подлокотниками. Ручки его были отломаны, а сзади, красными чернилами, были выведены слова:
Ангелы Ада
13 (свастика) 69
Ди – Берду
Я зашел в дом и застыл в центре того, что когда-то было гостиной. Это трудно описать, потому что я никогда еще в жизни не видел подобного полнейшего хаоса: вся мебель была разбита; на полу валялись груды мусора – битое стекло, обрывки одежды, пустые банки, винные и пивные бутылки, расколотая глиняная посуда, коробки. Каждая дверь была сорвана с петель, и огромная дыра зияла там, где с мясом вырвали кондиционер, который просто потом уволокли с собой. Слово «легавые» было намалевано огромными красными буквами над проломанной кроватью. Оно служило мишенью для бутылок и всего остального, что только попадалось под руку. Под этим словом было выведено: «Даешь Фресно», а поверх намалевана еще одна свастика. Все стены были обезображены…
Ближайшими соседями оказались весьма почтенные люди, чьи дома отстояли всего на несколько ярдов от бунгало; они сказали, что помещение снимала одна девушка, которая произвела на них вполне благоприятное впечатление. На следующее утро туда стали съезжаться мотоциклисты: двадцать или двадцать пять человек, включая девушек, и их вечеринка затянулась почти на две недели, пока, в конце концов, не приехала полиция, хотя никто из соседей ее не вызывал. Никто из соседей не возмущался, и никто не взывал о помощи. Человек, живший прямо позади этого дома и ни на минуту не сомкнувший за все это время глаз, объяснил, почему жители вели себя так соглашательски. «Ты же не будешь выступать против целой армии, – сказал он. – Они бы такого не простили. Они же похожи на стаю животных».
Глава 17
« rapere:схватить, наслаждаться необдуманно…»
(Латинский словарь)
#
Ангелы из Фресно не слишком-то часто становятся темой газетных новостей, но уж если такое происходит, то это обычно связано с чем-то по-настоящему диковинным, неподдельно и немыслимо оскорбительным для всего, что так дорого «цивилам» и за что они с таким трепетом держатся. Среди таких новостей было жестокое «изнасилование» в маленьком городке Кловис, неподалеку от Фресно, в Центральной Долине. Когда эта история прорвалась в печать, граждане были так возмущены, будто в Калифорнии зараз надругались над всеми обывателями.
Тридцатишестилетняя вдова и мать пятерых детей заявила, что ее выволокли из бара, где она спокойно пила пиво с другой женщиной, затащили в заброшенную лачугу позади бара и неоднократно насиловали в течение двух с половиной часов пятнадцать или двадцать Ангелов Ада, а под конец ограбили ее, забрав 150$. В таком виде этот рассказ появился на следующий день в газетах Сан-Франциско и оставался притчей во языцех еще несколько дней. Атмосферу подогревали утверждения этой женщины: дескать, ей постоянно звонят по телефону с угрозами, обещают ее убить, если она даст показания против надругавшихся над нею Ангелов.
Через четыре дня после совершения преступления сама потерпевшая была арестована по обвинению в «половых извращениях». Правда всплыла, по словам шефа полиции Кловиса, когда «показания этой женщины опровергли на очной ставке свидетели. Наше расследование показало, что она не была изнасилована, – сообщил шеф. – Она предавалась развратным действиям в баре по крайней мере с тремя Ангелами Ада, пока владельцы не потребовали, чтобы вся компания убрались прочь. Она потворствовала заигрываниям подозреваемых, а потом заманила их в заброшенный дом… Ее не ограбили, так как, по словам ее приятельницы, она вышла из дома тем ранним вечером всего с пятью долларами в кармане, чтобы выпить пива в баре».
Об этом инциденте ничего не говорилось в докладе Генерального прокурора, но он представляет такую же ценность, как и прочие произошедшие скандалы. А это – один из классических рассказов об Ангелах Ада. Витиеватость сюжетной линии а-ля О'Генри делает его по-настоящему стильным. Кто-то должен был в общих чертах дать картину общественного мнения во Фресно, предоставив читателю возможность выплеснуть первую порцию эмоций после появления первоначальной версии «изнасилования». Затем последовала следующая версия, когда червяк сделал полный круг, пар был выпущен, порох в пороховницах иссяк, и дело, как выяснилось, не стоило и выеденного яйца. Подобно монтерейскому изнасилованию, надругательство в Кловисе оказалось одним из тех дел, когда прокурор будет жить гораздо спокойнее, если свидетелей запугают так, что они заткнутся окончательно.
История в Кловисе забавна и занимательна не только из-за того, что случилось на самом деле, но и из-за оглушающей несоразмерности между выдвинутым обвинением и тем, что произошло в действительности. Здесь налицо мания изнасилования – старое пугало, один из главных ключей ко всему, связанному с феноменом Ангелов Ада.
Объективности в вопросе об изнасиловании нет. Это и кошмар, и приятное возбуждение, и тайна – все вместе. Женщины боятся, что их изнасилуют, но где-то сзади каждой матки притаилось одно бунтарское нервное окончание, которое содрогается от любопытства, стоит лишь произнести это слово. Вот что пугает еще больше, потому что здесь уже затрагивается вопрос об изначальной порочности и тайных вожделениях – слишком опасных, чтобы даже думать о них. Мужчины говорят о насильниках с отвращением, а о жертвах изнасилования отзываются так, словно они несут на себе какое-то трагическое клеймо. Мужчины полны сочувствия, но всегда начеку. С изнасилованными женщинами разводятся их мужья. Мужчины не могут жить с пострадавшими, зная об этом отвратительном случае, мучаясь кошмарными видениями, и при этом допускать, что в действительности изнасилования не было. Вот здесь-то и зарыта собака! В этой тайне, о которой простыми словами не расскажешь. Все слышали шутку об адвокате, который использовал гусиное перо и бутылку с чернилами, чтобы оправдать своего клиента по обвинению в изнасиловании. Он сказал присяжным, что такой вещи, как изнасилование, вообще нет в природе, и доказал это, заставив свидетеля попытаться вставить перо в бутылку, – и манипулировал ими так ловко, что свидетель в конце концов сдался.
Это напоминает одну из шуток Коттона Мэфера или мудрое изречение человека, очень похожего на него, у которого никогда не вытягивали руки на уровне плеч, выворачивая суставы. Любого адвоката, который скажет, что такой вещи, как изнасилование, не существует, следует вытащить в людное место, где найдется трое амбалов-извращенцев, чтобы те отодрали его в жопу в самый жаркий полдень, на глазах у всех его клиентов.
Средние показатели по Калифорнии – более трех тысяч зарегистрированных случаев изнасилований каждый год, или почти по три изнасилования в день. Статистика выглядела бы угрожающей, если бы она не была бессмысленной. В 1963-м, в средний год по показателям, было зарегистрировано три тысячи пятьдесят восемь случаев изнасилования. Но только двести тридцать одно из этих дел дошло до суда, и всего лишь сто пятьдесят семь насильников были действительно осуждены. Нет возможности узнать, как же на самом деле были совершены многие изнасилования. О многих случаях просто не сообщали или они были замяты самими потерпевшими, которые испугались паблисити. Кроме того, люди боялись, что их будут всячески унижать на открытом судебном процессе. Жертвы изнасилований, озабоченные своей репутацией, часто отказываются выдвигать обвинение, и мало кто из прокуроров может заставить их дать свидетельские показания. Насильник, утоливший свою похоть с дамами из высшего и среднего класса, в большинстве случаев может чувствовать себя в безопасности. Но он рискует жизнью, когда домогается женщины, для которой клеймо позора изнасилования мало что значит. Надо очень постараться, чтобы спровоцировать жертву дать показания на открытом суде, где изощренный, поднаторевший в речах прокурор может воссоздать «нападение» в таких ярких чувственных деталях, что даже самый кроткий защитник предстанет перед присяжными этаким растленным варваром. Небольшой процент дел по изнасилованию, доходящих до суда, означает одно: штат рассматривает только те дела, в которых он уверен. Несмотря на это, лишь семь из десяти процессов по обвинению в изнасиловании в Калифорнии заканчиваются вынесением приговора, тогда как показатель для всех остальных процессов, связанных с тяжкими преступлениями, – восемь из десяти.
Мания изнасилования – настолько сложный феномен, что в конечном счете с ним надо разбираться, имея на руках указ или распоряжение Президента. Комиссия со значками трезвенников должна будет доказывать факт изнасилования, наряду с фактом специального тайного сговора между членами конгресса или синдромом «вытапливания сала»; а, между тем, Ангелов Ада продолжают арестовывать за изнасилование с монотонной регулярностью.
Так уж получилось, что такое злодеяние в глазах обывателей стало как бы одним из основных занятий Ангелов – особенно групповое изнасилование, наиболее болезненное и унизительное из всех сексуальных надругательств. Впрочем, хотя многие Ангелы в то или иное время были-таки арестованы за изнасилование, в течение пятнадцати лет осуждено их меньше полудюжины. Сами «отверженные» упорно утверждают, что они не насилуют, а полиция утверждает, что райдеры делают это постоянно. По словам копов, добиться осуждения очень трудно, потому что, как правило, большинство женщин неохотно дают показания, а те немногие, кто рвется в бой, обычно меняют свое решение, после того, как Ангелы – или какая-нибудь из «мамочек» – пригрозят порезать их или «подложить» под весь клуб.
В июле 1966-го четыре Ангела отправились на судебный процесс в округ Сонома по обвинению в изнасиловании на своей вечеринке девятнадцатилетней модели из Сан-Франциско. Сначала обвинения были предъявлены девятнадцати Ангелам, но окружной прокурор сократил список обвиняемых до четырех – Терри, Тайни, Торпеды Марвина и Маго Второго* – и двинул в суд, нисколько не сомневаясь в душе, что добьется вынесения приговоров для всех четверых. Две недели спустя, после того как представители защиты Ангелов подвергли потерпевшую перекрестному допросу, присяжные из одиннадцати женщин и одного мужчины проголосовали за оправдательный приговор. Им потребовалось меньше двух часов, чтобы единодушно вынести этот вердикт.
*Это другой Маго – не путать с Маго из Оклэнда.
Есть определенная доля правды в обвинениях в шантаже, но этого недостаточно, чтобы объяснить, почему же Ангелов так часто обвиняют и почему так редко осуждают. В основном, главная трудность кроется в проблеме определения факта изнасилования, с учетом обстоятельств и условий случившегося. Несомненно, если женщину похитили на улице и заставили вступить во внебрачную связь против ее воли – это изнасилование. Но Ангелы по-прежнему утверждают, что такого никогда не случалось.
«Да зачем испытывать судьбу и напрашиваться на 50-летний тюремный срок за изнасилование? – сказал мне один. – Черт, как ни верти, а в изнасиловании ничего забавного нет, не говоря уж о том, возможно ли оно на самом деле. Да мы и так получаем все, за что только можем подержаться, особо не напрягаясь. Господи, да бабы клеют меня прямо на светофорах и лезут ко мне в штаны в барах, без всяких „здравствуй!“ и „прощай!“, а если ничего не подвернется по случаю, я просто обзвоню всех, и выясню, кто дает».
« Разумеется, мы отымеем все, что сможем, – заметил другой. – Но я никогда не слышал, чтобы девушка орала „насилуют“, пока все не закончится и пока она не начнет все это анализировать. Посмотрим правде в глаза – полно женщин, которые не могут сделать это просто с одним чуваком зараз, они просто не кончают. Но беда в том, что иногда девушка хочет остановиться перед тем, как кончим мы, или, может, быть пока она пропускает пятнадцать парней в кузове грузовика-пикапа, кто-то свистнет несколько баксов из ее сумочки – и она поднимает кипеж и натравливает на нас легавых. Или, может, мы начинаем шуметь, нас заметают, а ее застают лежащей в неглиже посредине тусовки Ангелов Ада, и так неожиданно получается, что ее вроде бы изнасиловали. Что нам остается? Автоматически это означает повяз. И нам следует сделать одну-единственную вещь: попросить адвоката шепнуть девчонке на ушко о всем том дерьме, которое вылезет в суде, если она решит не снимать обвинение. Большинство наших дел по вероятным фактам изнасилования даже не доходят до суда».
И в полицейские протоколы попадают истории о девушках, которые по собственной воле соглашались сделать Это с двумя или тремя Ангелами, а затем пытались остановиться. Да что присяжные выжмут из показаний, в результате которых оказывается, что первый перепихон был по любви, следующие два – для удовольствия, а все остальные оказываются изнасилованием? Мнимая жертва изнасилования в Окленде пришла однажды вечером в бар с одним Ангелом, с которым она переспала накануне, и продолжила забавляться с ним на столе для игры в пул в задней комнате заведения. Другой Ангел заглянул туда, увидел, что происходит, и, естественно, пару секунд подержался. Девушка запротестовала, но, когда настоящий любовник пригрозил ударить ее, она начала соображать, что к чему. После третьего захода она наконец-то поняла, почему здесь оказалась, впала в истерику и заставила бармена вызвать представителей закона.
Другая девица приехала на мотоцикле из Лос-Анджелеса и потребовала, чтобы ее приняли в клуб. Ангелы сказали ей, что она может попасть туда, но только после того, как покажет какой-нибудь класс. «Старый, это была совсем ебнутая девка, – рассказывал один. – На следующий вечер она заявилась на вечеринку с огромным сенбернаром, и такое нам устроила! Говорю тебе, это чуть мне башню на хуй не сорвало». Он мечтательно улыбнулся. «А, отодрав пса, она принялась за всех остальных. Господи Боже, что это была за сука. Да у нее тыква чуть не треснула, когда она врубилась, что мы не собираемся принимать ее в клуб. Она обложила нас с головы до ног, обматерила всеми словами, которые только вспомнила, а потом вышла к телефонной будке и вызвала легавых. Нас всех повязали за изнасилование, но мы никогда больше так ничего и не услышали об этом, потому что эта блядь свалила на следующий день. Никто ее с тех пор ни разу не видел».
Как только всплывает слово «изнасилование», Бродяга Терри начинает рассказывать историю об одной «отвязной бляди, подъехавшей к „Эль Эдоб“ однажды ночью на такси, – действительно смазливая чикса. Она заплатила таксисту и просто постояла там с минуту, разглядывая нас… а потом, старый, она прошла через парковку с таким видом, как будто это место принадлежит ей, и спросила нас, какого черта мы на нее уставились. И тут она начала смеяться. „Ну хорошо! – заорала она. – Я ебу, сосу, курю до хуя дури, так что приступим!“ Вау! Мы не могли в это поверить. Но, клянусь Богом, она не врала. Мы затащили ее в кузов старого фургона, который у нас тогда был, и будь я проклят, если она не продолжала вопить и требовать еще и еще, когда бар уже закрывался. Нам пришлось отвезти ее за город».
Ангелы любят базарить о девицах, которые их домогаются. Они склонны приукрашивать – как и само действие, так и девушек, и многое в этих историях шито белыми нитками. Проведя десятки долгих бессонных ночей с «отверженными», я припоминаю, что в нашей компании почти всегда оказывалась хотя бы одна девушка, которая выставляла себя на потеху толпе и шла по рукам или давала любому, кто только чувствовал, что между ног у него зашевелилось. Обычно это были «мамочки», но время от времени попадались и те, кого Ангелы называют «безбашенной девкой», «странной давалкой» или «новой пиздой». Казалось, многие из них находились под впечатлением, что они пришли «с одним из Ангелов», и иногда это отлично срабатывало. «Новая пизда» немного танцевала, выпивала несколько стаканов пива, а затем уносилась в ночь со своим избранником. Других девиц затаскивали в кузов грузовика, и потом их подолгу не видели. За редким исключением, сам факт некоего группового действия в соседнем грузовике или на заднем сиденье тачки не привлекает пристального всеобщего внимания. Примерно из тридцати «отверженных» в «Эль Эдоб» в ночь на уик-энд меньше половины рискнет нарваться на неприятности и попрется через парковку для перепихона, какая бы дыра там ему ни светила. Девушку могли иметь часами, но только потому, что группа примерно из десятка бойцов сделает по несколько заходов каждый. Любой outlaw, чья «олдовая дама» рядом, вежливо проигнорирует секс-акцию. Жены и постоянные подружки не потерпят этого. Они не столь активно выступают против «мамочек», но строго стараются выдерживать социальную дистанцию. Одна из «олдовых дам» Окленда, привлекательная, темноволосая девушка по имени Джин, считает, что «мамочки» – довольно печальные создания, прирожденные неудачницы. «Мне просто жаль таких девушек, как Мама Беверли, – говорит она. – Они думают, что должны из кожи лезть вон и делать все что угодно, просто чтобы быть рядом с такими парнями, как Ангелы. Но здесь много таких девушек. Как-то раз на вечеринку в Ричмонде заявилась одна девица, которую никто никогда до этого не видел, и начала показывать всем фото, где она голая. Затем она отправилась в заднюю комнату с шестью парнями. Старый, ты просто обязан видеть девушек, которые вьются как мухи вокруг, когда Ангелы устраивают пробег, всего лишь потому, что они – Ангелы. Если какая-нибудь девица заявит, что ее изнасиловали Ангелы, так дело к тому и шло, потому что она заявилась на тусовку и сама попросила об этом».
Сказано несколько резковато. Девушки, которые следуют за Ангелами Ада по пятам, постоянно пребывают в плену некоего плотского влечения, требующего немедленного удовлетворения, и кое-кто из них – психически ненормальные потаскушки, но некоторые действительно мечтают о групповом изнасиловании. Это весьма неприятный и отталкивающий опыт – факт, который Ангелы признают безоговорочно, определяя его как способ наказания. Девушка, настучавшая на одного из «отверженных», или подставившая его не по делу, может не удивляться, если ее «опустят», как они говорят, и «вставят ей Ангельский паровоз». Какие-нибудь ребята поднимут ее среди ночи с постели и отвезут в дом, где сидят, изнывая от безделья, все остальные. Это особая церемония, напоминающая процедуру изгнания дьявола из ведьм; с девушки срывают одежду, валят ее на пол, и на нее взбирается тот, кто идет первым по старшинству. Наказание устраивается в таком месте, где любой человек может на это посмотреть, включая «мамочек» и «олдовых дам», хотя большинство женщин Ангелов стараются избегать таких шоу. Далеко не все «отверженные» посещают подобные мероприятия. «Очищение» обычно проводится кинутым Ангелом и компанией других, которые просто обожают, когда порядок в их обществе наводится именно таким образом. В каждом отделении есть несколько своих любителей группового секса; это обычно самые убогие и злобные личности изо всех… не крутые, а те, кто днем и ночью и в любых ситуациях непредсказуемо враждебен.
На одной вечеринке, спустя много месяцев после моей первой встречи с Ангелами, когда они привыкли к моему присутствию и стали воспринимать его как должное, я наблюдал сцену, до сих пор занимающую в моем сознании место где-то между дружеской секс-оргией и изнурительным групповым изнасилованием. Это произошло не на вечеринке самих Ангелов. Они были приглашены на некое торжество, и около двадцати из них приняли участие в той акции, превратившейся в двухдневную вакханалию (дело происходило на ранчо Кена Кизи, впоследствии об этом также напишет Том Вулф в «Electric Cool-Aid and Acid Test» – прим. перев.). Почти сразу же несколько «отверженных» вычислили герлу, бывшую жену одного гостя, согласившуюся учинить трамвай с двумя участниками в маленькой хижине неподалеку от главного дома. Что она и сделала, к всеобщей радости, с избранным трио. Однако слух о «новой мамочке» распространился быстро, и вскоре ее окружила чертова прорва зрителей… пьющих, хохочущих и быстро занимающих очередь, как только намечалось вакантное местечко.
Я сохранил на память о той ночи написанную под барбитуратами клочкообразную заметку в духе бульварной прессы; не все из тех записей поддаются расшифровке, но кое-что все-таки читается: «Смазливая девушка лет двадцати пяти лежит на деревянном полу, двое или трое все время на ней; один шурует между ее ног, другой сидит на ее лице и кто-то еще держит ее за ноги… зубы и языки и лобковые волосы, тусклый свет в деревянной хижине, пот и сперма, мерцающие на ее бедрах и животе, красно-белое платье, задранное до груди… вокруг стоят без штанов орущие и гогочущие люди, ожидая первой, второй или третьей очереди… девушка судорожно дергается и стонет, не сопротивляется, хватается за что угодно, кажется пьяной, ничего не понимающей, утопающей, несущей нечто бессвязное…».
В этой сцене не было ничего особенно сексуального. В то время это показалось мне просто типичным примером ангельского акта мести. Атмосфера в комнате была грубой, шаткой, почти на грани истерики. Большинство людей делали по одному заходу, потом либо смотрели, как орудуют другие, либо брели назад на вечеринку. Но костяк из восьми или девяти человек возился с девицей несколько часов. Всего ее оттрахали различными способами не меньше пятидесяти раз, а может и больше. А когда процесс тормознулся, несколько Ангелов ушли и привели ее бывшего мужа, в дымину пьяного. Они зашли с ним в хижину и заставили его встать в очередь. В комнате чувствовалась нервозность, но лишь немногих из «отверженных» смущал такой поворот дел. Однако вид бывшего благоверного вывел девушку из оцепенения, и этого было достаточно, чтобы нарушить неожиданно воцарившееся напряженное молчание. Она потянулась вперед, приподнявшись на локтях, и попросила экс-супруга поцеловать ее. Что он и сделал, а затем неуверенно, пребывая в пьяном ступоре, вставил ей, под ободряющие возгласы присутствующих.
Потом девушке удалось немного отдохнуть… Позже она бродила среди веселящихся на вечеринке с несколько смущенным и озадаченным видом, и даже танцевала с несколькими людьми. А затем ее увели обратно для очередной секс-сессии. Когда она вернулась на вечеринку окончательно, я увидел, как она пытается танцевать со своим бывшим мужем, но смогла лишь повиснуть у него на его шее и покачиваться взад и вперед. Она, похоже, даже не слышала музыки – рок-н-ролльной группы с очень свинговым ритмом.
Ну и как конкретно выскажутся на эту тему присяжные – допустим, что они могут знать все факты, обстоятельства и последствия случившегося? Если девушку изнасиловали, почему она не сопротивлялась или не просила кого-нибудь помочь ей? Ангелы там были в меньшинстве, и это была не та вечеринка, которую они бы хотели сорвать из-за какой-то претендентки на роль «мамочки». Вокруг происходило много всего, и, если бы кто-то запротестовал против «хорового пистона», «отверженные» наверняка бы сняли вопрос с повестки дня. Но никого это, казалось, не беспокоило, и один или двое гостей из не-Ангелов в конце концов к этому присоединились. Девушка несколько раз могла уйти с вечеринки и вызвать полицию, но об этом не было и речи. Искательницы приключений, которых так протягивают вечеринки Ангелов Ада, не думают о полицейских как защитниках своей чести.
Но секс – это только один аспект расширенного толкования понятия «изнасилования». Слово «rape» происходит от латинского «rapere», «брать силой»; а, согласно словарю Уэббстера, современный перевод варьируется от: (1) «преступления, предусматривающего половые сношения с женщиной или девушкой принудительно и без ее согласия» до (2) «акта захвата и похищения силой» или (3) «грабежа или разрушения, как во время военных действий». Так что Ангелы Ада, согласно нескольким определениям, включая их собственные, вполне исправные насильники-работяги… и в этой, катящейся вниз по наклонной плоскости, половине нашего двадцатого века они не слишком сильно отличаются ото всех нас остальных, хотя иногда и производят обманчивое впечатление. Они просто гораздо более заметные и колоритные персонажи нашей жизни.
Глава 18
- «Теперь Бонни и Клайд – банда Бэрроу,
- Я знаю, вы все уже прочитали,
- Как они грабили и воровали,
- И как тех, кто вопил,
- Обязательно мертвыми или коченеющими находили.
- В газетах о них написано слишком много вранья,
- Они не так жестоки, как их малюют,
- Они ненавидят все законы,
- Стукачей, ищеек и крыс.
- Люди относят их к числу хладнокровных убийц,
- Говорят, что они бессердечны, что они – подлецы,
- Но я могу сказать с гордостью,
- Что я знала Клайда когда-то,
- И он был честен, справедлив и чист»
- (Бонни Паркер, на пистолете которой оказалось девять зарубок, когда техасская полиция, в конце концов, уложила ее).
- «Днем и Ночью -
- Кто бы ни отрубился, он разрисован и подожжен
- Но!!!!
- Однажды он вырубился – и
- был подожжен
- а еще – разрисован
- Но!!!!!!
- Сейчас его отпустило, и
- он держится молодцом
- И не таит злобы.
- Но, ПОЖАЛУЙСТА, не поймите его неправильно,
- Потому что если ОТРУБИШЬСЯ ты,
- То твоя жопа уж точно будет следующей!»
- (Стишок, обнаруженный на стене в помещении, где проходила вечеринка Ангелов Ада).
#
В Уиллоу Кав никого не изнасиловали. Нехватка «безбашенных блядей» повергла большинство «отверженных» в пьяное отчаяние, и к тому времени когда я решил отправиться той ночью на боковую, в лагере уже не оставалось ни одного трезвого человеческого существа. Более половины из примерно полусотни «отверженных», все еще торчавших вокруг костра, совершенно потеряли всякое представление о реальности. Одни просто стояли, как зомби, и бессмысленно таращились на огонь. Другие могли застыть на мгновение в задумчивости, а затем начинали вопить всякую околесицу, которую эхо услужливо разносило по всему озеру. Эти вопли здорово походили на крики окончательно спятившей чертовой прорвы гагар. Время от времени в костер бросали бомбочку-фейерверк, и тогда во всех направлениях с шипением летели красные искры и звездочки.
Прежде чем заснуть, я убедился, что запер все дверцы машины, и так поднял стекла, чтобы никто не мог протянуть свою поганую лапу в салон. Ангелы чудовищно ведут себя по отношению к людям, которые выключаются или вырубаются на вечеринках, и одна из главных «ангельских» традиций – в первую ночь любого пробега глаз не смыкать! Несколько раз, когда я искал кого-то, мне говорили: «Он отъехал». Сначала я полагал, что это выражение имеет какое-то отношение к передозировке психостимуляторами: обезумевшая жертва должна ускользнуть в лес, как больное животное, и выветрить свое исступление, чтобы не напрягать остальных. Но слово «отъехать», как выяснилось, не означало ничего зловещего, дурного и подозрительного, «отъехать» – это всего лишь задремать, с перепою или от прозаической усталости. Если такое случается с каким-то бедолагой, не сумевшим отыскать себе надежного и безопасного убежища, чтобы покемарить, остальные немедленно начнут над ним издеваться. Самое обычное наказание за то, что ты отрубился, – душ из мочи; те, кто все еще держится на ногах, тихо берут спящего в кольцо и обоссывают его с головы до ног. Другие наказания – еще более изощренные. Торпеда Марвин вызывает всеобщее восхищение своей ювелирной работой над сонями. Однажды он подсоединил Бродягу Терри к электрической розетке, затем облил его «левайсы» пивом и вставил вилку куда надо. Джимми из Окленда, один из самых наиспокойнейших Ангелов, вспоминает, как вырубился на пробеге в Сакраменто и как его за это подожгли.
«Эти ублюдки замазали мои очки черной краской, измазали меня всего губной помадой, а потом поднесли огонек», – рассказывал он с усмешкой. А Маго как-то раз проснулся на вечеринке и обнаружил у себя на запястьях наручники, ноги были закованы в кандалы, а два горящих картонных пакетика с бумажными спичками лежали на его колене. «Я умолял кого-нибудь поссать на меня, – сказал он. – Старый, я же горел!»
На рассвете в лагере еле-еле шевелилось человек двадцать, а то и меньше. Один из райдеров «Цыганского Жулья», с которым я раньше беседовал, был вконец очарован словечком «сплавить». Он уловил это слово, когда я заметил, что их «сплавили» в херовый кемпинг. «Цыган» с ухмылкой повторил это слово несколько раз, потом какое-то время забавлялся, придумывая всякие сочетания. Через несколько минут я услышал, как он донимает другого «Цыгана»: «Скажи, старый, может отправимся в город и сплавим кого-нибудь?». К четырем утра это слово стало расти в его голове, как злокачественная опухоль, и он бродил вокруг костра, доебывался до людей и спрашивал: «А что ты сделаешь, если я скажу, что собрался тебя сплавить? „ Или: „Скажи, старый, не можешь ли ты сплавить мне взаймы до утра? Я так мучаюсь“. И тут он начинал безумно хохотать и пошатываясь брел к остаткам пивной горы. К тому времени практически все банки уже были пустыми. То и дело кто-нибудь из „отверженных“, не найдя полной банки, впадал в неописуемую ярость и начинал пинать пустую тару во все стороны, пока какая-нибудь добрая душа не приходила к нему на помощь. Помимо всех прочих звуков, как всегда, раздавалось урчание и рев мотоциклетных моторов. Некоторые Ангелы садились в седла своих байков, давали им поработать на холостом ходу, затем глушили двигатель и шли общаться с братвой дальше. Это, казалось, придавало им энергию, напоминая подзарядку батареи. Последний звук, услышанный мной той ночью, было мирное тарахтение «борова“ прямо за моей машиной.
На следующее утро я проснулся от оглушительного шума. Судя по всему, неведомый враг незаметно пробрался ночью в лагерь, вывернул каждый из элементов сборки карбюратора, и теперь все надо было снова регулировать. У все еще дымящегося костра собралась большая толпа, и в самом ее центре я разглядел Баргера, говорившего с лысым маленьким человечком, которого, похоже, сразил недуг типа пляски Святого Витта. Человечек был репортером The Los Angeles Times и очень сильно нервничал, хотя в лагере находилось несколько помощников шерифа. Он корчился и потел, как персонаж, ворвавшийся в крепость каннибалов и попросивший руки дочери их вождя. Репортер представился Джерри Коэном. Как только он начал объяснять, что ему нужно, Тайни подскочил к Баргеру, обхватил его своими ручищами и приветствовал небрежным слюнявым поцелуем прямо в рот. Этот жест – гарантированная встряска для «цивилов», и Ангелы отлично понимают, какую реакцию вызывают такие выходки. «Они этого не выносят, – говорит Терри. – Это каждый раз шокирует их до глубины души, особенно если немного поработать язычком». При виде фотографов Ангелов неизменно пробивает на целовальное неистовство, но я никогда не видел, чтобы они целовали друг друга, если некого было шокировать. Подобное поведение – нечто, выходящее за рамки шоу-бизнеса, и в постоянно возникающих серьезных ситуациях кто-нибудь из Ангелов может попробовать объяснить это как «просто еще один из способов, при помощи которых мы даем миру понять, что мы – братья».
Довольно нервирующий способ приветствовать приятеля. Я уже был знаком с Ангелами многие месяцы, и вот как-то вечером я отправился в «Хайд Инн» в Сан-Франциско и присоединился там к одной компании. Пока я рылся у себя в кармане в поисках денег, чтобы расплатиться за пиво, меня чуть не сбило с ног какое-то тело, обвившееся вокруг меня так быстро, что я даже не успел разглядеть, кто это был. В глазах у меня потемнело, и моей первой мыслью было, что они таки решили взяться за меня и что все кончено … какой-то мужик страстно целовал меня, щекотал усами… послышался смех. Ронни, секретарь отделения Окленда, казался оскорбленным, что я не поймал его в полете, как он ожидал, и не ответил искренне на поцелуй. Я допустил серьезную ошибку, с точки зрения этой социальной группы, и дал в руки «отверженных» лишнее доказательство, что клевый-то я клевый, да вот только наполовину. Они смотрели на меня как на неспособного ученика. Для них я был пограничным экземпляром, в поступках которого пробивалась искра потенциального «отверженного». Но такой пробивон случался очень редко.
Моим первым погружением с головой в пучину безрассудной глупости стало приобретение английского байка. Такое оскорбление традиций outlaws я искупил, правда лишь частично, собственной кровью: проломил себе голову в аварии, когда несся на бешеной скорости. Байк – всмятку, зато мое доброе имя было восстановлено. Благодаря этой катастрофе я закрепился на хлипкой стремянке социального статуса «отверженных», но вот запорол этот трюк с приветственным поцелуем, и все опять рухнуло к чертям собачьим. После этого в общении со мной чувствовалась некоторая отчужденность, словно я был чьим-то маленьким братишкой, страдающим неизлечимой болезнью: «Пускай этот бедный дурачок творит, что хочет. Как говорится, чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало. Видит Бог, это все, что мы можем для него сделать».*
*В конце концов мне дали понять, что так думают не все.
Примерно так же они обращались с мужиком из The Los Angeles Times, но тот, казалось, все никак не мог побороть ощущение, что кто-то собирается подкрасться к нему сзади и вышибить мозги диском от колеса. Происходившее выглядело довольно забавно. Я надеялся, что Коэн промямлит нечто вроде: «Президент Баргер, я полагаю?». Но он слишком нервничал. Он уже поговорил с копами, и его голова была забита рассказами о зверствах и жестокостях; скорее всего, он уже тогда в уме прикидывал статью, которую кто-нибудь сочинит по поводу его кончины: «… репортер сопротивлялся, но безрезультатно. Обезумевшие от наркотиков мотоциклисты быстро изрубили его на куски и насадили эти куски на вертел… имя его останется в веках».
Самое странное заключалось в том, что Коэн уехал с озера Бейсс с одним из самых длинных и обстоятельных интервью, которые когда-либо давал журналистам Баргер. Босс Ангелов был тем утром в редкостном расположении духа. Пригревало солнце, его люди были в безопасности, и, чем бы он ни закидывался прошлой ночью, очевидно было одно: это вещество подействовало на него весьма благотворно. Манеру Коэна вести себя можно назвать как угодно, но только не враждебной. Большинство репортеров относятся покровительственно к «отверженным» или задают настолько резкие, самоуверенные вопросы, что с тем же успехом могли бы получить все ответы на них в докладе Линча. Однажды вечером в Окленде я наблюдал, как один парень из какой-то газетенки, выходящей в Ист Бэй, допустил сразу две ошибки. Он появился в «Эль Эдоб» и тут же спросил, можно ли купить немного марихуаны. Ангелы еще не успели для себя решить, был ли он просто непроходимым мудаком или же наркоагентом, как он вытащил немного своей травы и стал предлагать ее всем присутствующим. Этот ход не проканал, хотя мог бы растопить лед, если бы он просто свернул косяк для себя самого. Потом он предложил купить пиво для всех, постоянно говоря на боп-жаргоне *(жаргон хипстеров, слушающих боп – прим.перев.). Какое-то время Ангелы терпели его, но, пропустив несколько кружек пива, он начал задавать вопросы о Гитлере, групповых изнасилованиях и содомии. Наконец, Сонни сказал, что дает ему тридцать секунд, чтобы убрать свою жопу от греха подальше, и, если он покажется снова, Ангелы расколят ему башку цепью, как орех.
Другой журналист из кожи вон лез, пытаясь казаться своим в доску. «Есть что-то гадливое в этом парне, – сказал мне Баргер. – Он либо легавый, либо сумасшедший – и если он ни то, ни другое, тогда он использует нас для чего-то такого, о чем мы не имеем ни малейшего представления». И это оказалось правдой. Отношения этого репортера с Ангелами развивались по следующей схеме: неловкость при знакомстве – накал страстей – критическая точка. В последний раз, когда я говорил с ним, он сообщил, что на него наезжают уже по-настоящему. Он был настолько напуган, что купил себе Магнум .357. «Ты прав, черт возьми, я струсил, – сказал он. – Если они объявятся рядом, я буду стрелять на поражение». Похоже, Ангелы были удовлетворены. «Пизданутый сукин сын сам напрашивался на неприятности, – заметил один. – Может, это прочистило ему мозги».
Коэн ни одной из подобных ошибок не допустил. Он задавал очень короткие общие вопросы, и стоял, потея и ерзая, пока его магнитофон фиксировал ответы. Мне показалось, что я слышу настоящую песню, когда Баргер закончил интервью словами: «Мы, Ангелы, живем в нашем собственном мире. Мы хотим одного: оставьте нас в покое, в одиночестве, чтобы мы могли стать личностями».
А вот еще несколько перлов, собранных тем утром Коэном, и почти все они – лично от Баргера:
» На самом деле мы – конформисты. Быть Ангелом значит подчиняться правилам нашего общества, а правила Ангелов – самые жесткие из всех… Наши байки – это первое и самое важное для нас. Мы можем творить такое с нашими байками, что не под силу больше никому. Можете попытаться – все равно не получится. Ангел может разделать «борова» на части и собрать снова всего за два часа. Кто еще так сможет?.. Все эти штуки, – вроде нацистских знаков отличия и шлемов, – чтобы шокировать людей, просто дать им понять, что мы сами по себе, дать им понять, что мы – Ангелы… Никаких неприятностей не будет, если нас оставят в покое. Насилие начинается только тогда, когда люди сами наезжают на нас. Пара Ангелов зайдет в бар, и несколько упившихся чуваков начнут драку, но зачинщиками драки обязательно выставят нас. Двое наших уложат их как пить дать… Любые два Ангела могут справиться с пятью другими парнями… Ты решил стать Ангелом? Мы не принимаем первых попавшихся людей с улицы. Мы проверяем их. Мы должны убедиться, что они будут жить по нашим правилам…».
Баргер толкал прочувственную речь почти час, прекрасно понимая, что его записывают и фотографируют. В определенном смысле это означало конец целой эпохи, так как вскоре после этого он понял, что мудрые изречения, которыми он так щедро сыпал направо и налево, и позы, которые он принимал перед камерами, стоили денег, и к моменту выхода статьи в свет его открытость превратилась в желчность и злобное нахальство.
Оставшаяся часть уик-энда прошла в Бейсс Лейк относительно спокойно. Многие из Ангелов провели воскресный день в пивных точках, выпендриваясь перед нахлынувшей толпой туристов. Они поливали друг друга пивом, обменивались непристойными замечаниями с гражданами, и получали бешеное удовольствие, держа всех в напряжении. Пожилой мужчина купил им всем пива, дамы средних лет выкрикивали оскорбительные вопросы, а кассовый аппарат оживленно и весело позвякивал.
Момент напряженности возник в лагере, когда в небольшую бухту Уиллоу Кав ворвались три больших гидроплана с пляжными качками и девушками в бикини. Они вовсе не искали повода для драки, но приехали «повыебываться», как подметил один из Ангелов, и какое-то время казалось, что всеобщему миру и благоденствию пришел конец. Полиция не предусмотрела возможности нападений со стороны озера, и, когда появились гидропланы, в лагере не оказалось ни одного помощника шерифа. Всем парням на лодках было за двадцать, они были одеты в яркие тесные плавки желто-коричневого цвета. Вода совершенно не испортила им прически – волосы были короткие и здорово набриолинены. Всего явилось около двадцати особей мужского пола и пять или шесть девиц, выглядевших так, как будто они только что прибыли с Французской Ривьеры. Они привязали лодки к деревьям, нависавшим над бухтой со стороны лагеря outlaws, и начали лениво резвиться, ныряя, обжимаясь с девушками, передавая друг другу пиво и полностью игнорируя байкеров.
А в сотне футов от них, на другой стороне бухты, шатались Ангелы Ада во всем своем неряшливом великолепии. Никаких кремов для загара, бикини или водонепроницаемых часов по ту сторону баррикад. «Отверженные» стояли на скалистом берегу в потрепанных шортах, мокрых «левайсах», со спутанными бородами, невыгодно подчеркивающими бледность и скверный цвет их лиц. Кое-кто плескался в воде прямо в одежде. Некоторые девушки были в лифчиках и трусиках, другие закатали свои тореадорские брюки как можно выше, и еще несколько плавали в мужских майках. Это смахивало на ежегодный пикник ночной смены работяг с медного рудника «Никогда не Потей» в Бьютт, штат Монтана.
Ангелы купаются редко. Это не соответствует их стилю, и лишь немногие из них действительно умеют плавать. «Черт, да я бы камнем пошел на дно, если бы полез в эту воду, – заявил один. – Думаю, я мог бы научиться плавать, если бы только захотел, но на фига? Все равно я окунался бы в воду раз в году, не чаще».
Вскоре, издав какие-то звуки, отдаленно напоминавшие петушиное «кукареку!», несколько качков изящно проплыли через бухту, чтобы ответить на вопросы, которые Ангелы выкрикивали им по поводу лодок. Байкеры интересовались моторами, поскольку те выглядели настолько большими, что «отверженные» никак не могли сообразить, почему же с таким грузом лодки не тонут. Среди моторов оказался «Олдсмобайл Ви-8» в четыреста лошадиных сил с компрессором надува. Технический язык был понятен и тем, и другим, а другого общения и не требовалось. После получаса разговоров о магазинах по продаже техники и совместного распития нескольких банок пива один из парней с лодок предложил прокатить Ангелов, сделать круг по озеру. Они вернулись, возбужденно смеясь. «Старый, эта штука обогнула все озеро, – кричал один. – Я не мог в это поверить. Запредельная хуйня!»
Один-единственный неприятный инцидент за весь пробег случился вечером в воскресенье, незадолго до закрытия пивного магазина в десять часов. Ангелы, проведшие там целый день, были пьяны в стельку, и, когда пришло время закрывать лавочку, они настаивали, что все в полном ажуре и они не сдвинутся с места. Если «отверженные» собираются компаниями, будь они трезвые или пьяные, не важно, они устраивают такую же чуму, какая происходит при старте реактивных истребителей, покидающих взлетную полосу: один за другим, с ошеломляющим шумом. Основной принцип заключается в том, что контроль авиадиспетчеров за каждым истребителем не позволяют им таранить друг друга при взлете, но Ангелы довели этот прием до высочайшего драматического накала. Приказ убираться ничего не значит, а стиль и ритм происходящего – достигают критической отметки. Они тщательно заправляются – так, чтобы байки могли моментально рвануть с места. Outlaw, чей «боров» сразу же не помчится сумасшедшей молнией, чувствует себя по-настоящему опозоренным. Неудачный старт вызывает у байкера такие же эмоции, какие возникают у солдата, когда в бою у его винтовки заклинит затвор, или же у актера, который запорол ключевую фразу спектакля: «Быть или не быть… каркнул ворон».
Вот что примерно происходило у пивной точки. Огромная толпа собралась на подъездной дороге, чтобы поглазеть на финал. Ошалевший фотограф вертелся вокруг, щелкая вспышкой каждую секунду. Но Ангелы были слишком пьяны, чтобы достойно завершить дело. Некоторые залили полные баки, а потом бесились и матерились, то и дело нажимая на стартер. Другие как по команде одновременно срывались с места или вдруг разворачивались и направлялись в толпу с дикими воплями. Многие тащили с собой упаковки по шесть банок, и управлять мотоциклами из-за этого было еще труднее. Те, кто облажался при первой попытке завести мотор, пытались взять реванш, выпустив облако дыма перед тем, как выжать сцепление. Бак, огромный байкер из «Жулья», не успев переключить первую передачу, врезался прямо в полицейскую машину, и был немедленно отправлен в тюрьму, где и провел следующие тридцать дней. Фрип из Окленда слетел с дороги, врезался в дерево, сломал себе лодыжку и заблокировал движение по узкой дороге у озера.
Толпа росла и росла, и все хотели чем-нибудь помочь. Единственным копом, присутствовавшим при этой аварии, оказался помощник шерифа округа Мадера, сидевший в «воронке», но он сказал, что у него нет никаких полномочий, и отказался вызвать частную «скорую помощь», пока кто-нибудь не подпишет обязательство оплатить счет. Это вызвало презрительные насмешки и протесты в толпе. Фотограф окончательно потерял голову, и начал материть помощника шерифа. Один из четырех или пяти оставшихся Ангелов умчался по направлению к Уиллоу Кав. Наконец фотограф заявил, что оплатит счет за вызов «скорой», и помощник шерифа позвонил.
Спустя несколько мгновений к месту событий подоспели два помощника шерифа в шлемах, у каждого на поводке была немецкая овчарка. Поднялась суматоха, раздались истошные крики, люди в панике толкали друг друга, пытаясь как можно дальше отойти от собак. Где-то внизу на дороге завыла сирена, но полицейские машины так и не смогли пробиться через транспортную пробку. Несколько копов бросили свои тачки и побежали разбираться, не вникнув в суть дела, размахивая дубинками и крича: «Разойдитесь! Разойдитесь!».
Отряд скаутов Баргера прибыл буквально сразу же следом за полицией, и никакое движение или, наоборот, пробка им помешать не могли. Пока они петляли между машинами, свет от их передних фар дергался то в одну, то в другую сторону, отчего общая нездоровая атмосфера только усугублялась и становилась еще тревожнее. Я мельком увидел Баргера, пробивавшегося через толпу к разбившемуся Ангелу. Один из копов в шлеме потянулся, чтобы его остановить, но был отброшен Грязным Эдом на шесть футов вдоль дороги. Я видел, как подскочил Эд, и все же не мог поверить своим глазам. Легавый, должно быть, испытывал то же самое. Грязный Эд ударил его на бегу, одновременно схватив за грудки. Коп резко отшатнулся, пытаясь ударить наглеца дубинкой, но вид у него был довольно испуганный. Еще один помощник шерифа прыгнул на Эда… Оutlaws устроили короткий борцовский поединок, а фотограф пытался их разнять.
Затем, по причинам, о которых мы можем только догадываться, легавые повязали фотографа вместо Ангела. Двое амбалов из собачьего патруля округа Керн устроили ему «двойной рычаг», заломив руки за спину, игнорируя его жалобные вопли, и трясли его над обрывом до тех пор, пока он окончательно не потерял голос. Фотографа посадили в «воронок». Пока с ним разбирались, приехал шериф Бакстер, попытавшийся утихомирить собравшихся. Он нашел Баргера, и заверил лидера «отверженных», что «скорая помощь» за его парнем с минуты на минуту прибудет. Как выяснилось, это обещание сняло все проблемы, хотя Сонни и дюжина других Ангелов оставались там, пока Фрипа действительно не увезли в госпиталь. Грязный Эд спокойно держался в стороне, вид у него был довольно угрожающий, но никаких поползновений начать бузу он не делал. Полиция не обращала на него внимания, а Тайни Бакстер подошел к «воронку» и зарычал, как гепард, на незадачливого фотографа, сидевшего внутри, обвиняя его в том, что он попытался спровоцировать беспорядки. «Ты сумасшедший сукин сын, да я сейчас залезу в машину и голову тебе оторву!» – орал Тайни, и на мгновение мне почудилось, что именно так оно и будет. Все напряжение, накопленное за уик-энд, клокотало в его голосе, так как он поносил на все корки единственного обнаруженного им врага, у которого не оказалось ни союзников, ни защитников. Он запалил бы фитиль, если бы арестовали Грязного Эда, а фотограф был столь же безвреден и безобиден, как боксерская груша. Никакая армия его не прикрывала, стало быть, мстить, если с ним что-нибудь случится, было бы некому. Еще больше положение фотографа усугублялось его признанием, что работает он фри-лансером… «Фри-лансер» – для полицейских то же самое, что бродяга, который не в состоянии найти себе работу. Если бы тем вечером они схватили вашего покорного слугу, то сначала я должен был бы сознаться, что работаю Вышибалой Долгов для Опиумного Тонга, а уж потом заявлять, что я – «свободный», т.е., фри-ланс писатель. Полиция всегда осторожно и трепетно относится к людям, имеющим постоянную работу, даже если работодатель – Тонг. Лучше и мощнее может быть только одно средство защиты – бумажник, туго набитый солидными рекомендательными письмами, всевозможными членскими карточками, покрытыми филигранно напечатанным бредом и странными кодами, намекающими на устойчивые связи с различными сильными картелями и синдикатами и влиятельными шишками, с которыми не станет связываться ни один умный коп.
К сожалению, у фотографа ничего из вышеупомянутого набора не было, поэтому его продержали в тюрьме три дня, оштрафовали на 165$ за оскорбление правосудия и освободили, предупредив, чтобы он держался подальше от округа Мадера всю свою оставшуюся жизнь. Перед тем как его увезли, он дал мне ключи от своего новенького «sunbeam-роудстера» и сказал, что у него в багажнике лежит фотокамера со всеми причиндалами на две тысячи долларов. Он совершенно меня не знал, и, разумеется, в моей тощей фигуре и поведении не было ничего такого, что гарантировало бы сохранность его имущества: такой тип мог бы продать и его машину, и его технику при первой возможности. Но выбора у бедняги не было: разве только оставить машину на обочине на три дня. К счастью, днем раньше он подобрал двух хитчхайкеров, рассказавших, что они вписались в товарняк из Лос-Анджелеса до Фресно, а затем добирались стопом, чтобы посмотреть на то, что будут вытворять здесь Ангелы Ада. Они согласились проехать на «санбиме» вниз к Мадере, куда для составления протокола повезли фотографа. По каким-то неизвестным мне соображениям, хитчхайкеры привезли меня прямо в тюрьму. Они могли смотаться по любой окольной дороге. Никто не знал их имен или куда они могли отправиться, а владелец машины находился не в том положении, чтобы начать качать права по поводу угона и возбуждать уголовное дело.
В тюрьме нам сказали, что никто не сможет поговорить с заключенным, пока не будет внесен залог. Сумма составляла 275$, а единственный доступный поручитель отказался браться за это дело. Он заявил, что в эти выходные в округе шатается слишком много распущенных и непорядочных бродяг. Хитчхайкеры припарковали «санбим» на улице, и пока один из них пошел отдавать ключи дежурному в участке, подъехал полицейский, бывший при аварии, и пригрозил арестовать меня за бродяжничество в следующий раз, когда я попадусь ему на глаза.
Спорить особо было не о чем, так что я высадил хитчхайкеров где-то на 101-м хайвее и в течение часа мчался на север, пока не уверился, что граница округа Мадера осталась позади. Затем я нашел проселочную дорогу, ведущую к аэропорту, съехал на нее, остановился и крепко заснул. На следующее утро я подумал было вернуться на озеро Бейсс, но меня что-то не особенно тянуло провести еще один день, выклянчивая пиво и слушая все тот же утомительный шум.
Я позавтракал с компанией фермеров в закусочной на 101-м хайвее, и поехал по направлению к Сан-Франциско. В последний праздничный день транспорт двигался неторопливо, и лишь одна настоящая пробка случилась в Трейси, где на гоночное шоу собралась огромная толпа. По дороге к западу от Окленда я подобрал двух ребят, сообщивших мне, что они убежали из воспитательного трудового лагеря. Парнишки точно не знали, куда бы им хотелось отправиться, но один из них сказал, что вверх по побережью, в Юки, живет его кузина, и они подумали, что в принципе какое-то время можно будет перекантоваться там. Я дал им пачку сигарет и высадил у светофора в Окленде.
В понедельник утренние газеты были полны рассказов о беспорядках. The Los Angeles Times выдала огромные аншлаги над материалом на 8 колонок:
ПРАЗДНИЧНЫЕ БЕСПОРЯДКИ – СЛЕЗОТОЧИВЫЙ ГАЗ, ВОЙСКА УСМИРЯЮТ МОЛОДЕЖЬ – ЧЕТЫРЕ КУРОРТА НА СРЕДНЕМ ЗАПАДЕ ПРЕВРАТИЛИСЬ В ПУСТЫНЮ В РЕЗУЛЬТАТЕ СРАЖЕНИЙ ТОЛПЫ И ПОЛИЦИИ.
На первой странице The New York Times красовалось:
МОЛОДЕЖНЫЕ БЕСПОРЯДКИ РАЗРАЗИЛИСЬ В ТРЕХ ШТАТАХ; 25 ЧЕЛОВЕК РАНЕНО, 325 ЗАДЕРЖАНО – ПРОДОЛЖАВШИЕСЯ ВСЮ НОЧЬ БЕСЧИНСТВА ОХВАТИЛИ ЧЕТЫРЕ КУРОРТА, 200 ЧЕЛОВЕК АРЕСТОВАНО ВО ВРЕМЯ ПОГРОМА НА ОЗЕРЕ ДЖОРДЖ.
Судя по всему единственными людьми, которые не бесчинствовали Четвертого Июля, были Ангелы Ада. Обе газеты Сан-Франциско обратили на это внимание. Заголовок в Chronicle гласил: НА ФРОНТЕ АНГЕЛОВ АДА ВСЕ СПОКОЙНО; но Examiner завернул информационную гайку еще круче: КОПЫ ПОДРЕЗАЮТ КРЫЛЬЯ АНГЕЛАМ, УКРОЩЕННЫЕ МОТОЦИКЛИСТЫ ПОКИДАЮТ МАДЕРУ.
И всего один репортаж об инциденте, связанном с мотоциклистами. Это было очень краткое официальное сообщение United Press из города Сиу-Сити, штат Айова:
«Мотоциклетная банда из тридцати человек, именуемая „Клуб Outlaw Среднего Запада“, покинула сегодня этот город с населением в девяноста тысяч пятьсот человек, произдевавшись над местными жителями на протяжении всего праздничного уик-энда. Мотоциклисты блокировали движение транспорта, ездили по тротуарам и играли в прятки с дежурными полицейскими машинами. Представитель, говоривший от имени банды, заявил, что они приехали в Сиу-Сити, чтобы „немного его встряхнуть…“.
В репортаже Chronicle об Ангелах говорилось, что полиция в округе Мадера все еще не решила, как ей поступить относительно «постановления о сдерживании». Очевидно, что-то пошло не по предполагаемому сценарию, если, согласно специальному распоряжению Ангелов обязали 16 июля явиться в Верховный суд округа Мадера. В противном случае, путь в округ для них будет закрыт навсегда. «Полиция опасается, что могут произойти неприятности, – говорилось в статье, – потому что банда пригрозила остаться в Бейсс Лейк до 16 июля или уехать и вернуться к этому числу, но уже с подкреплениями». Официальные лица округа были поставлены перед выбором: либо полностью отменить «постановление о сдерживании», либо принимать очередной пробег…
Баргер, в свою очередь, заявил, что они полны решимости вернуться и оспорить дело в суде. Стоит ли говорить, что постановление вообще не учитывало такую возможность. Сей документ был филькиной грамотой с самого начала, и даже копы предпочитали не выполнять его положения, абсолютно не понимая, что они означают. Финальный комментарий прессы к саге на озере Бейсс появился в Examiner, под маленьким подзаголовком: «ПОБЕДА АНГЕЛОВ АДА». В нем говорилось, что это постановление было отменено по распоряжению окружного прокурора, того самого человека, который двумя неделями раньше тайно подготовил его.
Оглядываясь в прошлое, все соглашались, что действия и прессы, и полиции были весьма эффективны. Мощное паблисити, присутствие крупных полицейских сил и чудовищное потребление пива – следовательно, высказанное ранее беспокойство и тревоги все-таки имели под собой почву! Если мы сравним нашу страну с галактикой, в которой, словно постоянные вспышки, происходят всякие бунты и радикальные изменения в кампании гражданского неповиновения, то озеро Бейсс покажется звездой мира и спокойствия. Этому факту имелось множество объяснений, и в некоторых из них звучали весьма угрожающие нотки. Например, определенный подтекст читался в заявлении одного из полицеских чиновников, объяснявшего отсутствие насилия тем фактом, что «количество присутствовавших там полицейских практически равнялось количеству мотоциклистов». Он считал, что на озере Бейсс было задействовано около сотни человек, и все они работали сверхурочно.*
*Другие интересные комментарии к спектаклю, устроенному в Бейсс Лейк, появились через месяц после того, как все уже закончилось. В середине августа район Уоттса в Лос-Анджелесе захлестнули чудовищные четырехдневные беспорядки. Тридцать четыре человека были убиты, сотни ранены, и причиненный собственности ущерб оценивался суммой, превышающей миллион долларов. В Уоттсе все еще продолжались бесчинства, но пресса при этом совершенно бездействовала. Полиция Лос-Анджелеса была настолько не готова к столкновениям, что для наведения порядка пришлось вызывать национальную гвардию.
У Ангелов на этот счет было свое объяснение. Они не могли согласиться с тем, что копы просто подавили их силой, своими бицепсами и трицепсами. Наоборот. Именно байкеры, благодаря своей многочисленности, заставили полицию и местных обывателей оставить их в покое. И та, и другая сторона заявляла, что демонстрация ее силы – а не силы противостоящего лагеря – предотвратила кризис, и в определенной степени обе стороны по-своему были правы. Хотя, на мой взгляд, сводить все к такому простому объяснению было бы не совсем правильно.
Именно странная двойственность общественного мнения обеспечила воскресной конфронтации на озере Бейсс столь ненадежное равновесие, балансирование на довольно сомнительной грани. Эта двойственность смутила не только Ангелов, но и полицию; «отверженные» прибыли, чтобы встретиться лицом к лицу с единым крепким фронтом неприятия их персон гражданским населением… а получилось так, что, по совершенно непонятной им причине, они стали гвоздем всей программы уик-энда, главным шоу, диким и хамским доказательством того, что на озере Бейсс до сих пор помнили, как надо по-настоящему справлять мистерию Четвертого Июля. Угроза насилия окрасилась в тона напряженного развития настоящего театрального действа. В атмосфере праздника преобладало желание пофиглярничать. Настроение толпы было не столько эйфорическим, сколько эротическим. Кое-какие инциденты были, но слишком незначительные, чтобы о них говорить… и, когда все закончилось, козлом отпущения сделали фотографа из Лос-Анджелеса, якобы совершившего самое тяжкое правонарушение.
Если не обращать внимания на подобные мелочи, то получается, что тот уик-энд стал настоящим памятником свободному предпринимательству. Трудно сказать, что могло бы произойти, если бы «отверженным» отказались продавать пиво, но круглолицый человечек на туристском рынке оказался провидцем, изменившим, казалось бы, предначертанный ход событий. Уже после первой крупной закупки Ангелы были везде желанными гостями или по крайней мере их присутствие терпели повсюду, за исключением магазина Уильямса, из которого свалили даже любители суда Линча, когда всем стало ясно, что основное действие развертывается вовсе не здесь, а совсем на другом берегу… Бедняга Уильямс остался при всех своих сокровищах; его распирало от непримиримой жадности, и она буквально сочилась у него изо рта и ушей… и он смог отдышаться только вечером в понедельник, когда Ангелы, наконец, исчезли. А, отдышавшись, вышел на берег озера и бросил, словно Гетсби, гордый, но тоскливый взгляд на зеленые неоновые огни баров, что горели на другой стороне озера, – там все остальные в поте лица своего подсчитывали нехилую выручку.
Глава 19
«Они пристрастились к пьянству и курению плана, набивают себе рты всякими таблетками…черт возьми, да может случиться абсолютно все что угодно. У них начнется приступ прямо-таки животного бешенства, и они просто разорвут тебя на части своими цепями, ножами, пивными открывалками – всем, что только попадется им под руку» (Детектив из Фонтаны).
#
«Отверженных» мотоциклистов обвинили в создании и поддержании функционирования системы распространения наркотиков, зловещей сети их продаж и доставок от одного побережья к другому. Федеральные наркоагенты утверждают, что в период с 1962 по 1965 гг. Ангелы Ада доставили из Калифорнии в Нью-Йорк марихуаны больше чем на миллион долларов, отправляя ее самолетами в ящиках с бирками – «Запчасти для мотоциклов». Такое количество травы огромно, даже исходя из уличных розничных расценок. «Сеть» была раскрыта в конце 1965, когда, согласно The Los Angeles Times, «восемь человек, причислявших себя к членам клуба (Ангелам Ада), судом города Сан-Диего были признаны виновными в контрабандном провозе 150 фунтов марихуаны из Мексики в Соединенные Штаты через Сан-Исидро».
Осужденные контрабандисты если и имели какое-то отношение к Ангелам, то оно, несмотря на якобы сделанное ими заявление о членстве в клубе, было весьма относительным. Трое из восьми были из Нью-Йорка, пятеро – из Лос-Анджелеса, в том числе две девушки – они не в счет. Остаются только три возможных кандидата, претендующих на принадлежность к Ангелам, но те «отверженные», с которыми я беседовал, утверждали, что слыхом о них никогда не слыхивали. Возможно, они лгали, хотя лично я в этом сильно сомневаюсь; обычно они гордятся свой связью со всем, что становится сенсацией и выносится на первые полосы газет. На самом деле если они все же кривили душой, то делали это абсолютно зря, так как 150 фунтов плана – практически ничто по сравнению с тем количеством дури, которое каждую неделю пересекает мексиканскую границу, несмотря на ястребиную зоркость и рвение бдительных американских таможенников. Эти джентльмены ненавидят дурь так же сильно, как они ненавидят сам порок; и когда они рыщут в ее поисках, то точно знают, кого хватать – извращенцев-битников и волосатых фриков в сандалиях.
Бородатых людей шмонают с ног до головы. Я пересекал границу у Тихуаны больше десяти раз, но меня остановили и обыскали лишь единожды – после недели подводного плавания с аквалангом неподалеку от побережья Нижней Калифорнии. Мы втроем пытались вернуться в Штаты, и на наших физиономиях красовалась недельная щетина. На границе нам задали стандартные вопросы, мы дали стандартные ответы, и были немедленно задержаны. Таможенники отогнали наш фургон, забитый походным снаряжением и рыболовными снастями Scuba, в специальный гараж и перетряхивали его там часа полтора. Никакой дури они не нашли, а наткнулись лишь на несколько бутылок ликера. Похоже, у таможенников в голове такое просто не укладывалось. Они продолжали рыться в спальных мешках и шарили в полостях автомобильной рамы. В конце концов нас отпустили, предупредив, чтобы в будущем мы « были поосторожнее».
Между тем, прямо на хайвее крупнокалиберные курьеры, начиненные дурью, проскакивали таможню с улыбкой на устах. Они были при галстуках и в деловых костюмах, ездили на взятых в прокате автомобилях последней модели, со всеми прибамбасами типа электробритвы. Я не видел ни одного «отверженного» мотоциклиста, который с ревом подлетал бы к границе. Но, если бы кто-нибудь из них и появился, их сразу же низвергли бы в таможенное чистилище для тщательного обыска. Люди, зарабатывающие себе на хлеб нелегальным провозом наркотиков в Штаты, действуют по тому же принципу, что и мошенники с поддельными или недействующими чековыми книжками, – они никогда не носят бород, серег и свастик. Это одно из главных правил их успешного бизнеса.
Большинство таможенников мыслят, как заурядные официанты, и поэтому нет такого коммерческого поставщика марихуаны или еще какого-либо аналогичного незаконного товара в том же духе, который сделал бы ошибку и использовал бы Ангелов Ада в качестве курьеров. Это выглядело точно так же, как если бы к границе послали машину с надписью «Опиум Экспресс», выведенной большими красными буквами на обоих бортах. Если Бог, покровительствующий праведникам, ринется однажды ночью хищным орлом с небес на землю и испепелит Ангелов Ада до состояния невразумительной золы, то от этого вряд ли пострадает перевозка марихуаны через мексиканскую границу. В феврале 1966 трое человек в украденном грузовике провезли через таможню почти полтонны дури – 1,050 фунтов за одну погрузку. Они доставили все это добро в Лос-Анджелес, где и были арестованы несколько дней спустя по анонимной наводке. Чистый доход стукача составил 100,000$, полученных им в качестве награды за оказанную властям услугу.
Ангелы – слишком колоритны, чтобы заниматься серьезной перевозкой наркотиков. У них и денег-то нет, чтобы выступать в качестве посредников, так что в итоге им самим приходится покупать большую часть продукта маленькими партиями по высоким ценам. Трое или четверо Ангелов будут сосать джойнт до тех пор, пока он не станет таким коротким, что им придется держать его пинцетом. Многие «отверженные» именно поэтому носят с собой пинцеты. Люди, имеющие возможность нормально затариваться марихуаной, могут позволить себе курить ее в больших трубках и кальянах… Хотя если они серьезно, с коммерческой точки зрения, заинтересованы в товаре, то вообще редко курят сами, а если и курят, то исключительно за плотно закрытыми дверями. Тяга к плану не имеет никакого отношения к формуле достижения успеха в обществе, ориентированном на получение материальной прибыли. Если бы Горацио Элджер родился рядом с полем конопли, его история могла сложиться совершенно по-другому. Он погряз бы в безработице, большую часть своего времени просто бил бы баклуши, с улыбкой взирая на окружающий мир, и, отмахиваясь от протестов своих друзей и благодетелей, говорил бы им: «Не доставай меня, малыш: тебе этого никогда не понять».*
*Ангелы помоложе – особенно те, кто присоединился к клубу после всплеска всей этой великой лихорадки паблисити, – значительно активнее ветеранов вовлечены в наркотический андеграунд. Они менее осторожны и осмотрительны, несерьезно относятся к риску, связанному с продажей и хранением наркотиков. Ангелы всегда были потребителями, но в 1966-м их стало все больше заносить в сторону непосредственного участия в бизнесе – таком, как продажа джанка в больших количествах.
Ангелы настаивают на том, что в клубе нет заядлых курильщиков дури, и, с точки зрения закона или понятий, принятых в медицине, такие заверения – правда. Обычные наркоманы не разбрасываются; физическая потребность в любом продукте, на который они подсели, заставляет их быть весьма разборчивыми. Ангелы же вообще ни на чем особо не зацикливаются. Они жадно гребут наркотики, как до умопомрачения оголодавшие люди, которые мгновенно теряют над собой контроль и распоясываются, оказавшись у неожиданно появившегося в их беспонтовой жизни шведского стола. Ангелы хватают все что ни попадя, и, если дело заканчивается обыкновенной белой горячкой с криками и воплями, значит так тому и быть.
Они так открыто курят марихуану, что трудно понять, почему всех их поголовно еще не засадили в тюрьму. Законы относительно марихуаны в Калифорнии представляют собой проявление американской политики в ее наиболее примитивном виде. Два приговора за хранение одного джойнта, или даже десятой части оного, – засадят человека в тюрьму минимум на два года. Третье задержание за хранение означает как минимум пять лет лишения свободы. Процедура вынесения приговоров четко определены законом, независимо от каких-либо смягчающих обстоятельств, которые только может найти судья.
За исключением того момента, что иметь дело с дурью означает подвергать себя повышенной опасности и риску, ситуация с марихуаной в Калифорнии больше всего напоминает положение с бухлом в двадцатые годы. План есть везде; тысячи людей курят его с такой же легкостью и частотой, как принимают аспирин. Но сам факт объявления наркотика вне закона укрепил его культовый статус, породил «плановой» андеграунд, чьи партизаны, как настоящие шпионы, вынуждены тайно шнырять по округе и собираться в темных комнатах, где они передают символ полученного ими противозаконного удовольствия из одной нервно дрожащей руки в другую. Многие ловят кайф от одного только сознания того, что подвергают себя серьезному риску. Мало кто может «настроиться», не превращая факт употребления наркотика в некий мифический «суд божий», испытание огнем и водой… И среди тех, кто действительно умеет так настраиваться, – Ангелы Ада. Они занимаются этим так долго и часто, что больше уже не путают мнимую таинственность с реальным воздействием на организм. Марихуана, похоже, расслабляет их, но – не более того. Они окрестили ее «шмалью» или «дурью», избегая такой хипстерской терминологии, как «трава» или «план». Большинство просто угощается этим на халяву, как обычно происходит с пивом и вином. Если продукт доступен, они будут его курить, однако Ангелы редко тратят на него деньги. Если уж «отверженные» мотоциклисты и будут платить за какие-либо приколы, то такой прикол должен быть из категории «полный отвал башки».
В Бейсс Лейк таким приколом стали таблетки. Как-то раз в субботу, ближе к вечеру, я стоял с группой Ангелов у костра, говорил о беспорядках в Лаконии. К нам подошел некто с большим пластиковым пакетом, и начал раздавать его содержимое целыми пригоршнями. Подошла моя очередь, я протянул руку и получил около тридцати таблеток. На какое-то время наш разговор прервался, пока «отверженные» разом заглатывали свой рацион, запивая таблетки пивом. Я поинтересовался, что это за штука, и кто-то стоявший за моей спиной промолвил: « Да это колеса, чувак. Бенниз. Сьешь немного и стимульнешься». (cartwheels – белые круглые таблетки амфетамина с крестовидной насечкой; изначально «cartwheels» – колесо телеги – прим.перев.). Я спросил Ангела о дозировке – сколько там миллиграммов, но он не знал. «Просто прими штук десять, – посоветовал он. – Если не сработает, проглоти еще».
Я кивнул и съел две. Они тянули примерно на пять миллиграммов каждая. Такой дозы бензедрина достаточно, чтобы большинство людей держалось на ногах, не впадая в сонливость, и гнало всякий бред несколько часов кряду. Десять таблеток, или пятьдесят миллиграммов, отправят любого, за исключением колесного фрика, в госпиталь с симптомами острой белой горячки, по-научному «delirium tremens». Позже несколько Ангелов заверили меня, что их бенниз были, конечно, «пятерками», – по крайней мере, это было то, за что они платили. Они ни разу так и не проболтались об оптовой цене, но однажды предложили сделать мне скидку при продаже такого количества товара, сколько я только захочу взять, из расчета 35$ за тысячу, что было вдвое выше той суммы, которую мне пришлось бы выложить за эти таблетки в аптеке по рецепту. Как выяснилось, «колеса» оказались не «пятерками» и даже не «единичками». Когда я врубился, что первые две никак не подействовали, я принял еще несколько, а затем еще и еще. К рассвету я съел двенадцать штук – такое количество, если бы продавцы были честными людьми, вставило бы мне по полной программе и заставило бы, подобно бобру, подгрызать стволы и валить деревья. А так таблетки лишь помогли оставаться на ногах на четыре часа дольше обычного. На следующий день я сказал «отверженным», что их наебали, но они только пожали плечами. «У нас не было выбора, – заметил один. – Если ты покупаешь продукт на черном рынке, тебе приходится брать все, что только попадается под руку. Да и кого это вообще, на хрен, колышет? Если они слабые, все, что тебе надо сделать, – принять больше. У нас этого дерьма куры не клюют».
Бенниз («колеса», или «беленькие») в основном и составляют диету outlaw – как и дурь, пиво и вино. Но когда они говорят о том, чтобы «удолбаться» серьезно, действие перемещается совсем на другой уровень. Следующая ступень вверх по шкале – секонал ( просто «красные» или «красные дьяволы»), барбитурат, обычно используемый как успокоительное, или транквилизатор. Они также принимают амутал («голубые небеса»), нембутал («желтые падлы») и туинал. Но Ангелы обычно предпочитают «красные», принимая их вместе с пивом и бенниз, «чтобы не заснуть». Эта комбинация провоцировала совершенно дьявольские эффекты. Комбинация барбитуратов с алкоголем может оказаться смертельной смесью, но «отверженные» мешают такое количество стимуляторов со своими депрессантами, чтобы если и не остаться разумно мыслящими существами, то по крайней мере не отправиться к праотцам.
Праведный Ангел, загрузившийся во время пробега под завязку, может истребить почти все что угодно, в любой количественной комбинации или последовательности. Я припоминаю двухдневную вечеринку, через много месяцев после Бейсс Лейк, на которой Терри начал свой первый день с пива, в полдень дернул косяк, залил в себя еще пива, выкурил очередной косяк после обеда, и затем переключился на красное вино и пригоршню бенниз, чтобы оставаться на ногах… в разгар вечера наступил травяной угар, разбавленный «красной» для получения какого-то странного, причудливого прихода, и потом всю ночь – еще больше пива, вина, бенниз… и еще одну «красную», небольшой отдых… перед тем как снова улететь на следующие двадцать часов, согласно той же диете, но к тому времени – уже с пинтой бурбона и пятью сотнями микрограммов ЛСД, дабы прикончить в зародыше любую мыслимую и немыслимую скуку. Такая диета довольно экстремальна, и не каждый Ангел может вынести за сорок восемь часов подряд весь спектр стимуляции, депрессии, галлюцинаций, пьяного состояния и убийственной усталости. Большинство «отверженных» пытаются придерживаться ограниченных комбинаций – таких, как пиво, план и секонал; или: джин, пиво и бенниз; или: вино и ЛСД. Но мало кто идет до конца и, в довершение всего вышеперечисленного, пускают по вене немного метедрина или ДМТ, и моментально на долгие часы превращаются в абсолютных зомби.
Глава 20
«Есть единственный способ остановить их – арестовывать, арестовывать и арестовывать…» (Шеф полиции Лос-Анджелеса, Уильям Паркер – ныне покойный – по поводу беспорядков, устроенных чернокожим населением).
#
Вероятность существования сети распространения дури Ангелами, в очередной раз вдохнула жизнь в старое пугало – расширение сфер «ангельского влияния». Неужели Ангелы просачиваются на Восток? Согласно нью-йоркской Daily News, грязные содомиты уже совершили свой марш-бросок в этом направлении. Однажды темной ночью, когда туман окутал реку, они прорвались через ворота со шлагбаумом на мосту Джорджа Вашингтона и вырубили цепью сторожа, который заметил, что их переметные сумы забиты дурью и всякими штучками для занятий сексом. News сопроводила репортаж душераздирающим заголовком: ТЕРРОР НА КОЛЕСАХ.
ОНИ МОТОЦИКЛЕТНАЯ МАФИЯ, НАЗЫВАЮЩАЯ СЕБЯ АНГЕЛАМИ АДА. ОНИ ПОЛУЧАЮТ УДОВОЛЬСТВИЕ ОТ СЕКСА И НАСИЛИЯ.
Над заголовком была помещена фотография Тайни, хохочущего в объятиях трех полицейских из Беркли. Согласно пояснению под картинкой, бородатый Тайни, «с окровавленным запястьем, был задержан во время драки, случившейся на прошлой неделе, когда изнывающие от безделья Ангелы напали на марш протеста против войны во Вьетнаме. Зачинщик Тайни и двое других Ангелов были отправлены в тюрьму; во время свалки пострадал один полицейский – ему сломали ногу». Эта заметка достойно смотрелась в общем газетном винегрете, с рассказом под названием «Красавица, вскрывшая себе вены, скончалась» на следующей странице. Никаких объяснений по поводу странной строчки об «окровавленном запястье» не было… Чье это запястье? На фотографии видны три запястья, и нет на них никаких ран или крови. А Тайни почему смеется ? Неужели он впал в такую истерику, что вскрыл себе вены на запястье в знак протеста против войны во Вьетнаме? И если так, зачем его надо было задерживать? У кого из копов сломана нога? И почему тогда улыбаются все остальные?*
*Тайни арестовали за избиение офицера, у которого была сломана нога. Коп-очевидец заявил, что видел, как Тайни сделал это, орудуя бутылкой из-под кока-колы. Через девять месяцев, после продолжительных препирательств в суде, обвинение сократили до формулировки «мелкое хулиганство», и Тайни пришлось заплатить штраф в 150$. Обвинение в тяжком преступлении сняли, потому что на отснятой пленке было отчетливо видно, как Тайни падает на ногу офицера после того, как его ударяет дубинкой по голове другой коп.
Смотря на это фото, человек чувствовал себя как-то неуютно и тревожно, но чуть ниже разместили еще один снимок – и он означал полнейший пиздец, особенно для Ангелов. На снимке красовались четверо опрятно одетых подозреваемых, повязанных в Гринвич Виллидж за то, что они якобы порезали сорвавшегося в самоволку морского пехотинца. Своим внешним видом они не слишком-то и отличались других, кто мог бы быть арестован в Виллидже за то, что пырнул ножом морского пехотинца. Существовало одно маленькое «но» – все четверо задержанных носили куртки с нашивками «Ангелы Ада» на спинах. Однако самой эмблемы клуба не было, не было никакого черепа, и наблюдалось полное отсутствие какого-либо класса… но эти люди настаивали на своей принадлежности к Ангелам Ада. Отчет об их аресте был образцом полицейского профессионального словоблудия. Несколько часов спустя после совершения преступления эти четверо были арестованы «практически случайно», утверждают News, в том же госпитале, куда доставили для оказания медицинской помощи пострадавшего морского пехотинца. А эти гады просто вломились внутрь, «в куртках, сапогах и с вызывающе выглядевшими золотыми серьгами в ушах… дабы узнать, можно ли удалить кисту на шее у одного из них.»
Незамедлительно был сформулирован мотив преступления, а основное подозрение вызвал, естественно, человек с кистой. Она давила на нервные окончания спинного мозга, причиняя немыслимую боль. Он терпел ее, сколько мог, а потом просто-напросто свихнулся от боли, потерял над собой контроль и порезал проходящего мимо морячка. Затем вся кодла несколько часов бесцельно гоняла по Виллиджу, как семейство гиен, пока внезапно не оказалась напротив госпиталя, куда они решили зайти и разобраться там с этой паскудной кистой, доставившей им до этого столько неприятностей.
«Полиция быстро взяла их под стражу, – сообщает News, – и нашла, по их словам note 1, ножи, у всех четверых. Двое были опознаны как принимавшие участие в нападении, а других задержали по обвинению в незаконном хранении оружия».
(Ни у одного из этой четверки не было мотоцикла, и, если бы не надписи на спинах, они выглядели бы как команда по игре в боулинг из Бронкса).
Затем грянула сногсшибательная сенсация: «Эта четверка имела наглость заявить, что приехала сюда „встряхнуть Нью-Йорк“, и что от пятнадцати до двадцати четырех других Ангелов до сих пор шатаются по городу».
Несомненно, все остальные спустили сами себя в канализацию, так как они ни разу больше не упоминались в репортаже «Террор на Колесах» или где-либо еще. Вслед за публикацией «Террора в Манхэттене» News выдали скучное попурри из слухов, почерпнутых в Time и Newsweek, избранных отрывков из доклада Линча и вырезок из старых газет. Статья еще раз подтверждала тот факт, что примерно от пятнадцати до двадцати четырех Ангелов Ада затерялось где-то в Манхэттене. Может, эти потерянные и существовали на самом деле. Если им хоть чуточку повезло, они смогли вычислить один из полудюжины опиумных притонов, специализирующихся на удалении кисты.
Если News удалось с такой легкостью связать воедино все концы, то они должны были бы знать, кто той осенью устроил крупнейшее отключение электричества в городе. Злодейский план Ангелов Ада состоял в том, чтобы взять на себя управление системой подземки и утроить плату за проезд. После недели изощренного саботажа, перекоммутировав подключение тока к рельсам, «отверженные» попытались устроить последнюю гадость – подвели рельсы под Йельский клуб, как вдруг один из их команды, доведенный до отчаяния мерзопакостным роем пчел и впавший в безумие от яда пчелиных укусов, подсоединил напряжение, питавшее главную линию подземки, к основанию громоотвода Empire State Building. Последовавший взрыв уничтожил их всех, кости растащили водяные крысы, а никаких других останков обнаружено не было. Как обычно, Ангелы отмазались от претензий легавых. А News проехали мимо кассы, похерив самый смак сенсации, следы которой безнадежно затерялись в закоулках ада.
#
«АНГЕЛОВ АДА ЖДЕТ ТЮРЬМА ЗА ДЕБОШ НА ГОНКАХ В НЬЮ-ГЕМПШИРЕ» (New York Post, июнь, 1965).
#
Отключение электричества в Нью-Йорке – не первый случай, когда Ангелы Ада вышли сухими из воды, поставив в тупик силы, следящие за соблюдением приличий. Они невероятно изворотливы. Представители административных властей сравнивают их коварство с поведением бекаса, этого хитрого и коварного чудовища, которое многие видели, но не многим удавалось поймать в силки. А не удается его поймать потому, что бекас обладает способностью превращаться, в случае необходимости, в кого-нибудь другого. Единственные животные, также способные на такие проделки, – оборотни, и Ангелы Ада, у которых много общего.
Физическое сходство с оборотнями очевидно, но что гораздо более важно – налицо схожий фактор трансмогрификации – странная способность изменять свою собственную физическую структуру, и в результате «исчезать», дематериализовываться. Сами Ангелы Ада по этому поводу словно воду в рот набрали, а среди госчиновников трансмогрификация – факт общеизвестный.
В качестве одного из лучших примеров того, как это выглядит на деле, приведем «мотоциклетный бунт» в Лаконии, штат Нью-Гемпшир, в июне 1965, получивший больше паблисити, чем любое другое отдельно взятое событие из истории мотоциклетного спорта. «Бунт» освещался на первых страницах всех печатных изданий страны. Заголовок в New York Times гласил: «БУНТ МОТОЦИКЛИСТОВ ПОДАВЛЕН, ГОРОД НЬЮ-ГЕМПШИРА ОЧИЩЕН». Сан-францисский Examiner подлил немного масла в огонь: «ТЕРРОР АНГЕЛОВ АДА В НЬЮ-ГЕМПШИРЕ НА МОТОЦИКЛЕТНЫХ ГОНКАХ – КОПЫ РАЗГОНЯЮТ ОЗВЕРЕВШИХ ПЬЯНЫХ ХУЛИГАНОВ». Число террористов разнилось от пяти тысяч, по данным New York Post, до двадцати пяти тысяч, по подсчетам National Observer. Но – согласитесь, какое значение имеют какие-то двадцать тысяч. Двадцатью тысячами больше, двадцатью меньше… Все сошлись на том, что это была дикая, грубая, беспардонная и буйная вечеринка. Мэр пораженного в самое сердце города, тридцатипятилетний патриот Питер Лессард, обвинил во всем Ангелов Ада. Он заявил, что они «запланировали это заранее» и «проходили подготовку по организации беспорядков в Мексике». В понедельник, два дня спустя после рукопашного боя, видные граждане Лаконии собрались в «Таверн Отеле», чтобы выслушать объяснения своего мэра по поводу случившегося. Согласно Лессарду и специальному уполномоченному по вопросам безопасности Роберту Родсу, Ангелы Ада обложили округу со всех сторон. «Они никому не дадут выбраться отсюда. Ситуация напоминает бомбу, которая взорвется у нас под носом в считанные минуты. Попахивает также и марихуаной. А не стоят ли за этим коммунисты?»
Репортеры подхватили эту цитату со смешанным чувством тщательно скрытого удовольствия и удивления. Но случилось это за месяц до того, как первые отчеты относительно бунта в Лаконии, составленные обезумевшими от страха людьми, были опровергнуты непосредственными очевидцами случившегося, лишенными непосредственного выхода на прессу. Даже из статьи в Life, при внимательном прочтении, следовало, что большинство «бунтовщиков» действовало в целях самозащиты, когда полиция и национальные гвардейцы устроили массированную атаку, применяя без разбора слезоточивый газ, штыки, дубинки и дробовики, стрелявшие каменной солью и дробью номер 6. Многие из тех, кто был арестован во время зачистки, не умели ездить на мотоциклах, и вообще не знали, с какой стороны к ним подходить. А парень по имени Самуэль Садовски был приговорен к году тюрьмы – его арестовали на парковочной стоянке, где вообще не было ни признаков, ни отзвуков беспорядков. По словам очевидца, единственное преступление Садовски заключалось в том, что он опрометчиво решил смыться с линии огня и чересчур торопился.* Полиция применила широкомасштабную тактику подавления беспорядков, и к такой операции копы готовились более двух месяцев. Местный шеф полиции, Гарольд Ноултон, вызвал двести национальных гвардейцев, шестьдесят полицейских штата и десять волонтеров от сил Гражданской обороны в придачу к своим двадцати восьми сотрудникам. «Мы десять недель тренировались удерживать под контролем толпу и изучали тактику подавления беспорядков, – заявил шеф. – Но все делалось в строжайшей тайне. Мы не хотели провоцировать их».
*Журнал Cycle World.
И ежу понятно, что он не хотел никаких провокаций. Собранная им и натренированная маленькая армия была создана только для выполнения чисто символических целей. Прямо как Ангелы Ада – эти ни за что не хотят тревожить людей, но довольно часто умудряются вызвать их негодование. В одном из репортажей о «бунте» приводятся слова местного жителя: «К счастью, так случилось, что рядом проходили подготовку национальные гвардейцы. Если бы они не подоспели на выручку, этот город превратился бы в опустошенные руины – и не стоит говорить, сколько наших женщин могли бы подвергнуться групповому изнасилованию, сколько наших граждан могли быть убиты этими погаными бродягами на мотоциклах. Хвала Господу за присланные войска!».
Той ночью Господь неплохо позаботился о Лаконии: его войска вошли в город и ураганным огнем вышибли всю требуху ада из этого места. Среди наиболее тяжело пострадавших оказался фотограф Роберт Сент-Луис, которого ранили в лицо, когда он пытался фотографировать. Из семидесяти зарегистрированных раненых шестьдесят девять держали сторону «врага».* Life цитирует слова семнадцатилетнего подростка: «Они вытащили меня из машины, и ударом по колену сбили с ног… затем один коп ногой придавил мне голову, а другой надевал наручники». Даже главная жертва этих беспорядков, парикмахер по имени Арманд Бэрон, чья машина была сожжена бунтовщиками, считает, что полученные им травмы лежат на совести Сил Всемогущего. Когда он пытался убежать, ему заехали по губам полицейской дубинкой, а затем один из гвардейцев со всей силой заехал ему прикладом ружья по бедру.*
Та же схема подсчета пострадавших с успехом использовалась и при беспорядках в Уоттсе в августе. Из тридцати четырех убитых тридцать один были чернокожими.
Беспорядки в Лаконии относились к числу вспышек в истории гражданского хаоса, вероятность которых нетрудно предсказать. Главным событием того уик-энда считались либо сорок четвертые ежегодные гонки Tour amp; Rally Новой Англии (как сообщал Life) или двадцать шестые Мотоциклетные гонки в Новой Англии (согласно National Observer). У других заинтересованных лиц для этих событий были припасены свои названия: А.М.А. называла это «Национальный чемпионат по шосссейным гонкам на 100 миль». Но как ни называли бы это мероприятие – суть не менялась: это было огромное традиционное мотосборище. Мотоциклисты, не принимающие участие в гонках, нарекли его «Цыганскими Заездами» Новой Англии. И на эти Заезды стремятся попасть все. Идея та же самая, что лежит в основе любого из пробегов Ангелов Ада, но зато размах здесь несоизмеримо больший. В Лаконию, где зимой живет пятнадцать тысяч человек, а летом – сорок пять тысяч, на гоночный уик-энд съезжается от пятнадцати до тридцати тысяч мотоциклистов со всех концов страны.
Это мероприятие проводилось ежегодно с 1939 года. Тогда в окрестностях Лаконии была построена зона отдыха – «Бэлнэп Гансток», зимой там проводились лыжные соревнования, а летом на ее территории устраивали кемпинги. Уильям Шейтингер, из расположенного рядом Конкорда, – отец-основатель и Американской мотоциклетной ассоциации, и гонок в Лаконии. В 1964 году заездов не проводилось из-за беспорядков, случившихся в 1963.
– Любой, кто хоть как-то был в курсе этих событий, безошибочно мог бы сказать, в котором часу беспорядки вспыхнут снова, – говорит Уоррен Уорнер, менеджер относящегося к округу района Бэлнэп. – Они бесчинствовали здесь еще раньше, но никто этого не видел, потому что все происходило за городом. У нас тогда было пятьдесят полицейских и местных, и из штата, – но они, наглядевшись на эту мафию, решили ни во что не вмешиваться. Мотоциклисты взрывали петарды, размахивали ножами и цепями, швырялись пивными банками в полицию. У нас начались пожары, сгорели здания, заработавший в середине ночи грузовой лифт рухнул, а столы для пикников были порублены в щепки на растопку. Городских жителей, которые ждали проведения этих гонок, там не было… Да и кто из нормальных людей захотел бы оказаться поблизости?! Я пытался обсудить с ними проблему беспорядков, но всегда наталкивался на возражение, что, дескать, «никто собственными глазами ничего не видел, так что какая разница…»
В 1964 за пределами юрисдикции Лаконии был построен новый гоночный трек, и на следующий год было решено провести традиционное мероприятие. Торговая палата Лаконии взялась за дело с энтузиазмом и решила вложить пять тысяч долларов в рекламно-организационный фонд. Сам по себе этот шаг был весьма недурным размещением денег – Торговая палата подсчитала, что мотоциклисты потратили в округе во время уик-энда на прошлых гонках где-то от 250 000 до 500 000 долларов. Сумма выглядела весьма внушительно, но, если подсчитать количество мотоциклов, получится, что на каждого приходится от 25 до 50 долларов, – большая часть этих денег отходила мотелям, лавкам, торгующим сувенирами, пивным точкам и палаткам с гамбургерами.
Мэр Лессард заявил, что это событие «всегда являлось хорошим стартом для туристического сезона» и что из-за отмены гонок в 1964 году «экономика города пострадала». По оценкам бывшего мэра, Джеральда Морина, пивного короля Лаконии, в течение уик-энда 1965 мотоциклистам было продано примерно около пятнадцати тысяч ящиков пива. «Совершенно очевидно, что проведение гонок благоприятно сказывается на нашей экономике, – сказал он в качестве послесловия к беспорядкам. – Не стоит принимать каких-либо поспешных решений, пока находишься в плену эмоций. Подождем, когда все утрясется». В то же самое время мэр Лессард высказался на ту же тему более сдержанно: «Даже те люди, которые хотели, чтобы гонки состоялись, имеют право сомневаться в своих желаниях до тех пор, пока не поместят свою выручку в банки на депозитные счета».
Фритци Баэр, публицист из Motorcycle Dealers Association Новой Англии, спонсировавшей гонки, использовал свой вес в обществе, встав на сторону мэра и главного поставщика пива: «Я считаю, что пройдет этот год, и все плохое закончится. В глубине души я уверен, что отрицательные элементы не появятся в Нью-Гемпшире, увидев, как мы к ним относимся».
Мистер Баэр не дал определения понятию «отрицательный элемент», но, вероятно, к нему не имеют отношения те, кто покупает мотоциклы в Новой Англии. В любом случае, с некоторыми из них обошлись довольно сурово, исходя из положений нового закона о беспорядках. United Press International охарактеризовала этот закон как документ, «прорвавшийся через законодательный орган штата» лишь за неделю до проведения гонок в Лаконии. Он предусматривал взимание штрафов до тысячи долларов и тюремное заключение сроком до трех лет для лиц, возглавлявших бесчинства или лично причинивших ущерб собственности во время этих беспорядков. По старому закону, максимальный штраф составлял всего двадцать пять долларов. Вопреки слухам, ходившим в момент принятия документа, в новом законе не содержалось никаких пунктов относительно наказаний за пьяный дебош.
Даже когда закон уже вступил в силу, телефонные столбы на хайвеях рядом с Лаконией были украшены «рекламными» плакатами: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ НА БЕСПОРЯДКИ – УВИДИТЕ, КАК УИЭРЗ БИЧ ЗАПОЛЫХАЕТ СЕГОДНЯ ВЕЧЕРОМ». Уиэрз Бич – приозерная полоса за пределами города; с одной стороны – вода, а с другой – кабаки, дешевые торговые ряды и залы для игры в боулинг. К девяти часам вечера в субботу главную улицу города – Лэйксайд авеню – заполонили около четырех тысяч упившихся пивом туристов, и около половины из них ездили на мотоциклах. Толпы людей начали появляться и на крышах домов вблизи торговых рядов, и полицейские неожиданно услышали чей-то громкий вопль: «Даешь беспредел!».
И примерно в этот самый момент Мистер Бэрон ехал на своей машине, – вне всякого сомнения, преисполненный самых добрых намерений, – прямо вниз по Лэйксайд… Он оказался в самой гуще разъяренной толпы. Позже он объяснил, что отправился из дома «немного прокатиться», взяв с собой жену, сына, невестку и двух внуков: двухлетнего Дуэйна и восьмимесячную Бренду. К тому моменту когда мистер Бэрон начал пробираться на своей машине через заполненную толпой улицу, ситуация уже вышла из-под контроля. Люди швыряли с крыш пивные банки. Полиция заявила, что кто-то закрыл на цепь будки для вызова пожарных и обрезал телефонные провода в полицейских участках, хотя особой необходимости в этом не было. Полиция не нуждалась в телефонах, чтобы услышать протяжные песнопения пяти тысяч людей и крики «Зиг Хайль!»… а тут еще кто-то забрался наверх и поднял флаг со свастикой на флагштоке напротив пляжа. Затем толпа начала крушить машины по всей улице, в том числе и машину мистера Бэрона, оказавшуюся в эпицентре событий. Бэрон вытащил из салона свою семью (никто из них не пострадал), и с тоской смотрел, как переворачивают и поджигают его автомобиль: один из хулиганов бросил спичку в пролившийся бензин.
Языки пламени ярко осветили улицу, словно приветствуя своевременное прибытие национальных гвардейцев – с примкнутыми к карабинам штыками, – сбивавшими людей с ног прикладами. Вместе с гвардейцами появились и местные жандармы, стрелявшие из дробовиков. Толпа рассеялась – многие были ослеплены слезоточивым газом. Полицейских забрасывали шутихами, камнями и пивными банками, но их головы предусмотрительно были защищены шлемами, и десятинедельная подготовка явно пошла копам на пользу. По словам шефа Ноултона, район беспорядков был очищен за пятнадцать минут, «но еще один час ушел на зачистку прилегающих улиц». Эта дополнительная акция сопровождалась облавой всех подозрительных личностей. Есть фотографии людей, которых сбивали дубинками с мотоциклов, подкалывали штыками, вытаскивая их из спальных мешков… Согласно сообщениям Associated Press, «полиция вышвыривала из постели людей, зарегистрированных в отелях…».
Любой, кто читал заголовки газет на следующий день, мог подумать, что весь район Лаконии превращен в дымящиеся руины, а те немногие, кто уцелели, злые и ободранные, стреляют друг в друга, прячась за обугленными останками автомобилей. В действительности все было совершенно по-другому. Действие военного положения, введенного в субботу вечером, закончилось вовремя – непосредственно к началу воскресных финальных гонок, прошедших мирно и спокойно, без эксцессов. Возобновили и приостановленную на время беспорядков продажу пива и ликера. Воскресным утром появились сообщения о голом человеке, который пикетировал Лэйксайд авеню с огромным плакатом: « СТЫД ТОМУ, КТО ПЛОХО ОБ ЭТОМ ДУМАЕТ».
Мэр Лессард провел большую часть воскресенья, расследуя все обстоятельства, связанные с беспорядками. К понедельнику он пришел к выводу, что вдохновителями бесчинств выступили коммунисты, причем нити антилаконийского коммунистического заговора тянулись не куда-нибудь, а в Мексику, Ангелам Ада при этом отводилась роль подстрекателей. Мэр, шеф полиции и местный представитель комиссии по безопасности сошлись на том, что именно из-за Ангелов Ада «все неприятности и произошли». Они тщательно планировали это безобразие в течение многих месяцев.
– Но они не вернутся сюда, – торжественно обещал специальный представитель по вопросам безопасности, – а если все-таки поступят так, мы должны подготовиться к этому не хуже, чем в прошлый раз.
Помимо всех этих пикантных подробностей, никто не был убит или серьезно покалечен, а причиненный собственности ущерб, по всем подсчетам, составил максимум несколько тысяч долларов.
Другие торговцы были полностью едины, высказывая свое мнение: «Думаю, что мотоциклистов позовут снова», – сказал владелец танцзала «Уиннипесуки Гарденз» на Уиэрз Бич. Президент Национального банка Лаконии утверждал, что беспорядки были вызваны «незначительным меньшинством», которому преподали хороший урок и отбили всякую охоту безобразничать снова. Одно из немногих диссидентствующих заявлений в городе принадлежало Уоррену Уорнеру, командовавшему гонками на протяжении более пятнадцати лет, когда они проводились еще на старом треке в Бэлнэпе. «Защитники гонок подождут еще с полгодика или около того, – предсказывал он. – А потом они начнут развивать идею о том, что беспорядки были вызваны жестокостью полиции или бандой Ангелов Ада из Калифорнии и что их можно держать в узде, можно контролировать. Но, послушайте, в этой толпе из двадцати тысяч мотоциклистов были две тысячи, которые хуже животных! В любом случае здесь произошли бы беспорядки, независимо от того, решил или не решил бы какой-нибудь клуб приехать сюда».
Местный журналист, никак не связанный с пивной и гамбургерной индустрией, добавляет порцию драматизма к вышесказанному: «Мотоциклисты могли бы сжечь Уиэрз дотла, если бы на самом деле этого захотели. Может быть, в следующий раз они так и поступят. Лакония напоминает город, играющий в русскую рулетку. Пять раз из шести спускаемый курок дает осечку, и не происходит ничего особенного. Но на шестой раз вам вышибет на хер все мозги».*
*По графику, гоночный уик-энд в Лаконии проводился в 1966 году. Полиция осуществляла мощный прессинг, и никаких бесчинств не было, наверное потому, что единственный Ангел Ада, попавший им под руку, благодушествовал под действием ЛСД.
Это не согласуется с теорией мэра об отвратительных, непотребных ветрах, подувших из отдаленных мест. Все, похоже, соглашаются, что нечто «русское» витало в воздухе тем вечером, но лично меня очень заинтересовала мысль о мексиканском влиянии и роли Ангелов Ада. На самом деле я не мог поверить, чтобы мэр, проанализировав события, говорил именно то, что потом выдавалось газетами за его слова. Выводы мэра были слишком абсурдны. Так что я решил позвонить ему и перепроверить – не только сказанное им, но и такие запутанные факты, как число арестованных. Непонятно почему, но пресса никак не могла получить данные по арестам мнимых бунтовщиков. Такие цифры – весьма показательный фактор в уголовных историях, и в большинстве случаев их можно получить без труда. Они ничего не объясняют, не содержат никакой сверхсекретной информации или каких-либо сногсшибательных приколов. Это – обычная цифра, которую любой может получить у дежурного по отделению – если не сразу , то (в худшем случае) в течение двадцати четырех часов после случившегося. Большинство репортеров допускают, что цифры дежурного по отделению точны, так как он именно тот человек, который оформляет приводы в записывает их в большой гроссбух.
А получилось так, что в восьми статьях, посвященных событиям в Лаконии и опубликованных в разных изданиях, представлено семь различных вариаций на тему общего числа арестов. Вот список, который я составил через неделю после беспорядков:
New York Times … «около 50».
Associated Press … «по крайней мере 75».
San Francisco Examiner (согласно ЮПИ)… «по крайней мере 100, включая пятерых Ангелов Ада».
New York Herald Tribune … 29.
Life …34.
National Observer …34.
New York Daily News …"более 100».
New York Post … «по крайней мере 40».
Бесспорно, какое-то объяснение таким расхождениям существует, но оно так никогда и не всплыло на поверхность. Не слишком-то большое утешение для всех, кому приходилось иметь дело с печатными изданиями. Меня совершенно не удивило, что в восьми статьях отражено восемь точек зрения на беспорядки. Чисто физически ни один из репортеров не может одновременно находиться во всех местах событий. Было бы спокойнее на душе, если бы большинство сошлось хотя бы по такому существенному пункту, как число арестов; с остальной информацией в таком случае было бы проще смириться.
Прошло семь недель после беспорядков, и 11 августа Associated Press наконец представила исправленную цифру, которую они корректировали по собственным каналам, но к тому времени всем уже было насрать на это, и, насколько мне известно, эти данные света так и не увидели. Согласно записям Окружного суда Лаконии, было произведено тридцать два ареста. Здесь не было никаких Ангелов Ада, никаких калифорнийцев и никаких персонажей с Запада, начиная с подножия гор Аддирондак. Судебный клерк перечислил их: «Одиннадцать ответчиков из Массачусетса, десять из Коннектикута, четверо из Нью-Йорка, трое из Канады, трое из Нью-Джерси и один из Нью-Гемпшира».
Семеро из них схлопотали приговоры по году в исправительном заведении штата и еще один получил шесть месяцев тюрьмы. Назначено было десять штрафов от 25$ до 500$. Обвинения против двенадцати из обвиняемых были отклонены, один был признан невиновным, и одиннадцать из тех, кто был признан виновным, подали на аппеляцию.
Мэр Лессард был весьма добр, и заставил суд ознакомить меня с этими цифрами. Это стало очень приятным сюрпризом, потому что во время нашего телефонного разговора мэр сказал, что «тридцать три хулигана были оштрафованы и осуждены и что „злостные нарушители, уже имевшие приводы в полицейские участки, должны заплатить по 1000 долларов штрафа и получили по году тюрьмы“.
Он также прислал мне пачку фотографий, сделанных во время беспорядков, но ни на одной из них нет никаких признаков Ангелов Ада. На большинстве снимков красовались подростки, одетые в яркие свитера, комбинезоны из бумажного твида и мягкие кожаные ботинки типа мокасин. Видок у них, попавших в руки полицейских, скажу прямо, был неважный. Мэр также приложил свои личные фото и фото шефа полиции, снятые «полароидом», но они быстро пожелтели, и изображение быстро потускнело.
Однажды утром, в четверг, мы проговорили по телефону около часа. Я был настолько очарован, что просто был не в силах прервать разговор и повесить трубку. Манера разговора у мэра была весьма экзотична. Судя по всему он был человеком, который всю свою жизнь маршировал под стук некоего барабана, который я сам никогда не слышал.
Я ожидал, что на самом деле его интеллект, преподнесенный читателям NewYork Times как весьма странный, окажется совсем не таким. Ничего подобного! Он гордился своей проницательностью и жаждал, чтобы его цитировали и цитировали. Не откладывая в долгий ящик, я упомянул Ангелов Ада, как только он начал бредить о «зачинщиках, коммунистах и наркотиках». Он был знаком с секретной информацией относительно того, что четверо Ангелов Ада были арестованы в Коннектикуте, по дороге в Лаконию, «с вагоном наркотиков, ручного оружия и обрезами». Уверенности в том, что эти четверо тренировались к югу от границы, у мэра не было. «Я пока не могу раскрыть вам источник информации относительно того, что они проходили подготовку в Мексике, – сказал он. – Она была конфиденциальной. Мы получали ее по почте. Но я немедленно сообщил обо всем ФБР. Они продолжили расследование, учитывая влияние коммунистического элемента. У нас есть их фотографии, где они носят свастику».*
Когда я спросил его, сколько Ангелов Ада было арестовано, он сказал, что ни одного. Во всяком случае никто из арестованных не подтвердил свою принадлежность к клубу. Даже те четверо бродяг из Коннектикута признались, что они Ангелы. В каком-то районе Лаконии вроде бы видели машину с калифорнийскими номерами, но она исчезла.
Примерно в середине нашего разговора я вдруг услышал отзвуки хорошо знакомой мне теории трансмогрификации, но я не был готов к тому, что мэр будет акцентировать на ней свое внимание: в беспорядках принимало участие множество Ангелов Ада, «но они спаслись бегством», как он объяснил, « скрылись за стеной огня».
*На фотографиях, которые он мне прислал, не было никаких свастик, которые судя по всему были самыми вескими аргументами из того, что он городил.
Пока он распространялся на эту тему, я сверился со своим календарем, чтобы убедиться, что с чувством времени у меня все в порядке и я ничего не напутал. Если сегодня воскресенье, тогда возможно, он просто вернулся из церкви в возвышенном, библейском, одухотворенном состоянии. В любой момент я готов был услышать, что Ангелы направили свои мотоциклы прямо в море, воды которого расступились перед ними. Но ничего похожего не произошло. Мэр не собирался подробно описывать ИХ бегство. Он хотел, чтобы административные власти по всей стране были предупреждены о тех методах, которые используют Ангелы. Мэр высказался в том духе, что знание – великая сила.
Так что мэр Лессард описал мне, причем довольно трезво излагая свои мысли, как Ангелы Ада – еще до начала беспорядков – пропитали главную дорогу бензином. И затем, в самый разгар насилия, когда их собирались арестовать, они умчались из города на немыслимой скорости… и последний, пересекший бензиновую полосу, бросил горящую спичку. Широкая полоса пламени разорвала надвое ночь… Преследование стало невозможным. Да, это была старая техника стены огня, наследие Бурской войны. И ее чрезвычайно успешно применили в Лаконии. Представители закона не смогли проехать дальше на своих автомобилях из-за дьявольской жары, которая наверняка поджарила детекторные кристаллы в их коротковолновых радиоприемниках и превратила их в яичницу-глазунью. Если бы Ангелы Ада были поглупее, их можно было бы перехватить, объявив общую тревогу на территории между Нью-Гемпширом и Калифорнией.
А так они преспокойно вернулись обратно, имея в запасе кучу времени, чтобы отряхнуть со своих прикидов пыль долгих путешествий по стране и спустя две недели подготовиться к броску-пробегу в Бейсс Лейк.
Никто не собирался отрицать необычность происходящего, и, когда клан собрался вместе, все говорили только об этом. Все хотели поздравить отважных парней-кремней, которые успешно провернули такое дело… но почему-то никто ничего конкретного не сказал. Единственный Ангел, который знал о Лаконии гораздо больше того, что другие прочитали в газетах, был Тайни, чья бывшая жена позвонила ему из телефонной будки этого города в самый разгар событий. Одним из самых скверных моментов во время пробега в Бейсс Лейк было горестное заявление, сделанное Тайни по поводу того, что никто из Ангелов так и не появился в Лаконии.
«Моя старушка была прямо там, – рассказывал он разочарованным „отверженным“, – и, если кто-нибудь из наших оказался бы рядом, она бы мне сказала. Всю бучу там учинили чуваки из Квебека – они и тусовка „Бандитос“ с Востока. Они показали настоящий класс. Нам бы надо как-нибудь собраться вместе с этими чуваками».
Выслушав рассказ Тайни, остальные мрачно уставились в огонь костра. Наконец кто-то проворчал: «Вот дерьмо, это была орава любителей: если бы там оказались мы, они бы так бестолково не беспредельничали. Старый, пятнадцать тысяч мотоциклистов в одном городе! Говорю тебе, одна только эта мысль просто душу мне рвет в клочья».
Постепенно первоначальный поток потрясающих воображение историй иссяк, и никто, даже в самых солидных мотоциклетных кругах, не думал, что Ангелы Ада как-то связаны с произошедшим в Лаконии. Журнал Cycle World, который называл себя «ведущим изданием любителей-мотоциклистов Америки», свалил все на франкоканадских outlaws, бежавших из «паршивого края мотоциклетного спорта в восточных штатах», и на «радикальных отморозков, некоторые из которых работают в государственных учреждениях в городах по соседству с Лаконией…».
Глава 21
«Ложь! Вы лжете! Вы все лжете о моих мальчиках!»
(Ма Баркер).
К концу лета 1965 Ангелы превратились в серьезный фактор социальной, интеллектуальной и политической жизни Северной Калифорнии, с которым невозможно было не считаться. Их высказывания почти ежедневно цитировали в прессе, и ни одна полубогемная вечеринка не могла считаться первоклассной, если задолго до ее проведения не распускали упорных слухов ( а этим делом обычно занимался сам хозяин), что на ней будут присутствовать также и Ангелы Ада. В определенной степени этот синдром меня огорчал: мое имя все чаще и чаще упоминалось в связи с Ангелами, моя личность вызывала непосредственные ассоциации с кругом outlaws. Всем почему-то казалось, что стоит мне захотеть, и я могу тут же материализовать из ничего парочку-другую байкеров. Это было чистой воды выдумкой, но я делал все возможное, чтобы дать возможность «отверженным» по уши залиться халявным бухлом и затащить их на классные тусовки. В то же самое время я не собирался нести ответственность за их поведение. Их имена и клички красовались на первых местах во многих гостевых списках, и, ворвись они в наш социальный хаос на полном скаку, тут же возникала вероятность и грабежей, и избиений, и насилия.
Я припоминаю одну вечеринку, на которой мне не давали проходу молодые мамочки и их чада, только потому, что обещанные на десерт Ангелы там не появились. Большинство гостей были респектабельными интеллектуалами из Беркли, чье представление об «"отверженных"» мотоциклистах не имело ничего общего с реальностью. Я рассказал Ангелам о вечеринке и дал им адрес – спокойная улица в жилом квартале Ист Бэй, – но сам в душе искренне надеялся, что они не придут. Атмосфера, царившая там, словно магнитом притягивала беду: нагромождение бочонков с пивом, дикая музыка и несколько десятков молодых девушек, жаждавших развлечений, пока их мужья и их пестрая свита стремились всласть наговориться об «умопомешательстве» и «поколении бунта». Всего лишь полдюжина Ангелов могла бы быстренько свести ситуацию к несносному общему знаменателю: «Кого бы выебать?».
Снова повторилась бы история Бейсс Лейк, но с другими видами половых извращений и другой породой любителей понаблюдать за эротическими выкрутасами: на этот раз это был хип-истеблишмент Бэй Эреа, принимавший Ангелов с такой же страстью и нетерпением, как и любая толпа туристов на жалком, занюханном пивном рынке в Сьеррах.* «Отверженные» были за гранью последнего писка моды… Они были большими, грязными, они возбуждающе действовали на нервные окончания… в отличие от Битлз, которые были маленькими, чистыми и чересчур популярными, чтобы стать модными. Как только Битлз вынесло на поверхность, они создали вакуумную воронку, засосавшую Ангелов Ада. И за спинами «"отверженных"» уже маячил Рот со своими байками: «Они – дикие Биллы Хикоки, Билли Киды. Они – последние герои Америки, которые у нас есть, парень». Рот был настолько заинтересован в Ангелах, что он начал штамповать всякую символику, дабы увековечить их образы: пластиковые копии нацистских касок со свинговыми лозунгами (« Христос – Клевый Наркотик») и железные кресты, которые пользовались колоссальным спросом у подростков по всей стране.
*Это напомнило мне карикатуру в «The Realist», изображающую Павильон Всемирной выставки нищеты.
Но сами Ангелы никак не могли врубиться в свой новый имидж, и это было действительно настоящей проблемой. Он озадачил, сбил их с толку – с ними обращались, как с символическими героями, те люди, с которыми у Ангелов не было ничего общего. Или почти ничего. А покамест они получили доступ к настоящим сокровищам – в виде женщин, бухла, наркотиков и новых приколов, на которые они жаждали наложить свою татуированную лапу… а символику можно было послать к чертовой матери. Байкеры так никогда и не смогли постичь общий смысл той роли, которую им старательно навязывали, и по старинке продолжали отстаивать свое право на экспромты. Такая настырность здорово сказывалась на их общительности, мешала установлению контактов с людьми. Ангелы занервничали… и, после краткого погружения в водоворот атмосферы хипстерских вечеринок, все, за исключением нескольких отщепенцев, решили, что будет гораздо дешевле и проще, до конца своего долгого пробега по жизни покупать собственное бухло и клеить кисок, что попроще.
Действительно удачным знакомством Ангелов (с моей подачи) было знакомство с Кеном Кизи, молодым писателем*, жившим тогда в лесу рядом с Ла Хондой, к югу от Сан-Франциско. В течение 1965 – 1966 годов Кизи был дважды арестован за хранение марихуаны, и в конце концов ему пришлось бежать из страны, чтобы не провести за тюремной решеткой половину жизни. Дружба Кена с Ангелами Ада не способствовала нормализации его отношений с представителями правопорядка и закона, но он, несмотря ни на что, ни от чего не открещивался и продолжать гнуть свою линию с энтузиазмом чрезвычайно самоуверенного человека.
*"Полет над гнездом кукушки», «Иногда находит вдохновение».
Я встретил Кизи как-то августовским днем, в студии K.Q.E.D., образовательного телевизионного канала в Сан-Франциско. Мы выпили по несколько кружек пива в ближайшем кабаке, но особенно долго рассиживаться я не мог, так как должен был отнести пластинку с записью бразильских барабанов в «Бокс Шоп». Кизи предложил пойти со мной. А когда мы туда добрались, он произвел фурор в компании из четверых или пяти Ангелов, работавших в той точке. Несколько часов мы пили (вернее пьянствовали), ели (вернее жрали), символически делились друг с другом травой, и Кизи пригласил байкеров из отделения во Фриско к себе в Ла Хонду на вечеринку на следующий уик-энд. У него с «Веселыми Проказниками» было приблизительно шесть акров земли… глубокий ручей протекал между домом и хайвеем… На отдельно взятом участке частных владений царило всеобщее безумие.
Так уж получилось, что девять пунктов обвинения в хранении марихуаны, выдвинутого против бродячего зверинца, с Кизи сняли в пятницу; и это соответствующим образом было отмечено в субботних газетах, появившихся в Ла Хонде как раз в тот самый момент, когда Кизи вывесил на своих воротах плакат: «ВЕСЕЛЫЕ ПРОКАЗНИКИ ПРИВЕТСТВУЮТ АНГЕЛОВ АДА». Приветствие длиной в пятнадцать футов и высотой в три фута было выполнено в трех красках: красной, белой и голубой. Соседи закручинились в печали и остолбенели в шоке.
Когда я туда приехал в середине дня, на хайвее напротив владений Кизи припарковались пять машин шерифов округа Сан Матео. Около десятка Ангелов уже приехали и благополучно проскочили за ворота; по их словам, двадцать остальных были в пути. В котле, приятно попахивая, закипало варево под названием «заварушка».
Я взял с собой жену и маленького сына, и мы решили сначала спуститься на пляж перекусить, а потом уже присоединиться к общему торжеству. Проехав несколько миль вниз по дороге, я остановился у торгового центра в Сан-Грегорио, на развилке двух дорог. У самого центра домов почти не было, но он притягивал жителей всех окрестных ферм. В магазине у отделов с инструментами, сельскохозяйственными товарами и упряжью было тихо, но впереди, в баре, стоял тревожный шум и гвалт. Сельскую братву не очень-то радовало все происходившее вверх по дороге. «Этот чертов наркоман, – начал средних лет фермер. – Сначала мариванна, теперь вот Ангелы Ада. Господь свидетель, он просто тычет нас мордами в грязь!»
– Битники, е-мое! – воскликнул кто-то еще. – Не тронь говно, оно и не пахнет.
Зашел было разговор, чтобы разобрать топоры-колуны в магазине и «пойти туда да и разогнать всю нечисть». Но кто-то заметил, что копы уже приступили к исполнению своих обязанностей: «На этот раз их, голубчиков, как пить дать надолго упрячут за решетку, всех упрячут, мать их за ногу…». Так что топоры остались пылиться на полках.