Претерпевшие до конца. Судьбы царских слуг, оставшихся верными долгу и присяге Жук Юрий

Другой её брат – Александр, завершив своё образование в Санкт-Петербурге и получив диплом инженера, стал работать на Путиловском заводе.

Сама же Анна Демидова вместе с сестрой Елизаветой (она училась там же немногим позднее) окончила с отличием череповецкую восьмиклассную «Учительскую женскую школу с рукодельными классами» при Иоанно-Предтеченском Леушинском монастыре, [179]получив аттестат Домашней учительницы истории.

По окончании череповецкой школы Анна переехала в Санкт-Петербург, где поступила в школу при Леушинском Подворье Иоанно-Предтеченского женского монастыря, основанную его первой настоятельницей игуменьей Таисией. [180]Здесь, как и в любом другом учебном заведении для благородных девиц, наряду с прочими дисциплинами: русской словесностью, иностранными языками, арифметикой, географией, историей, естествознанием и другими важнейшими предметами учебной программы, весьма серьёзно было поставлено дело обучения таким прикладным дисциплинам, как рисование, рукоделие и пр., к которым, правда, прибавилась ещё и иконопись. [181] [182]

Обучаясь в этом учебном заведении, А. С. Демидова быстро становится одной из лучших учениц, а на периодически проводимых выставках ученических работ воспитанниц школы её работы обычно занимают первые места.

По существующему семейному преданию, посещавшая эту выставку Государыня Императрица Александра Фёдоровна обратила Своё внимание на некоторые работы Анны Демидовой, от которых пришла в полный восторг, так как сама занималась рукоделием и знала в нём толк. Желая видеть лично автора таковых, Она встретилась с Анной, а поговорив с нею, почти сразу же предложила ей, как выпускнице, место Камер-Юнгферы.

Впрочем, как бы там ни было, но в штат Гофмаршальской Части А. С. Демидова была зачислена 13 января 1898 года и «…определена к комнатам Е.И.В. ГОСУДАРЫНИ ИМПЕРАТРИЦЫ Александры Фёдоровны».

Должность Камер-Юнгферы (комнатной девушки) обязывала ко многому. В соответствии с программой очередного дня Государыня сама составляла список вещей, которые она предполагала надеть на следующий день. А так называемые «комнатные девушки» тщательно готовили эту одежду, выкладывая её в гардеробной Императрицы, которая располагалась в комнате № 1 антресольного этажа Александровского Дворца. В этой комнате в десятках дубовых шкафов хранились многочисленные платья и костюмы Государыни, сшитые в мастерских Торгового дома «А. Бризак», а также известными в то время частными модельерами Н. П. Ламановой, О. Н. Бульбенковой (фирма М-mе Оlga) и др. В шкафах, выполненных из ясеня, располагавшихся на площадке деревянной лестницы, хранились зонты, веера и шляпы Государыни, в том числе изготовленные в мастерской Поставщика Двора Его Императорского Величества Э. Бертрана. В распоряжении комнатных девушек имелись гладильные доски и даже электроутюги – одно чудес технического прогресса конца XIX века.

Однако главным делом Анны Демидовой было обучение Великих Княжон шитью, вышиванию, вязанию и прочему рукодельному мастерству.

Элегантная и образованная Анна Демидова, прекрасно музицирующая на фортепиано и знавшая несколько иностранных языков, поселилась в одной из комнат в Александровском Дворце. А её ближайшей подругой на протяжении многих лет стала Камер-Юнгфера при комнатах Августейших Детей Их Императорских Величеств – Елизавета Николаевна Эрсберг.

По заведённому в то время порядку весь штат дворцовой прислуги получал вполне приличное жалование, а состоящие в нем лица могли приглашать к себе в гости родственников, которых принимали и размещали в помещении Царскосельского Лицея. (Именно благодаря этому обстоятельству рядом с Анной на протяжении нескольких лет проживала её родная сестра Елизавета, содержание и проживание которой полностью осуществлялось за счёт Анны.)

В один из своих приездов в Царское Село Елизавета Демидова познакомилась с молодым Прапорщиком Фёдором Михайловичем Юткиным, проходившим в то время службу в располагавшейся в Ораниенбауме Офицерской Стрелковой Школе. В феврале 1910 года они обвенчались на родине невесты, в сохранившемся до настоящего дня Воскресенском соборе, стоящем на берегу Шексны. Уже на следующий год в их семье родился первенец – дочь Ия, а ещё через год – сын Алексей. [183]

В отличие от своей сестры, Анна не могла до конца обустроить свою личную жизнь. Ибо для комнатных девушек имелось одно непременное условие – все они должны были быть девицами. Выходившие же замуж получали расчёт.

Нюта Демидова (так её стала называть и Государыня) была чрезвычайно привязана к Царской Семье. Но свою особую, нерастраченную, материнскую любовь она проявляла к младшей Дочери Августейшей Четы – Великой Княжне Анастасии Николаевне, участие в воспитании которой Нюта принимала с самого раннего её детства.

Великая Княжна платила ей тем же, свидетельством чему чудом сохранившаяся в семейном архиве ныне проживающих в Череповце родственников Анны почтовая карточка с изображением мадонны, отправленная из Парижа в 1906 году:

«Дорогая Нюта! Поздравляю тебя с праздниками и желаю провести их по возможности с веселием. Хотя пишу немного поздно, но лучше поздно, чем никогда. АНАСТАСИЯ». [184]

За долголетнюю и беспорочную службу Царской Семье А. С. Демидовой было Высочайше пожаловано Потомственное Дворянство.

Годы спустя, старая няня Алексея – сына Е. С. Демидовой – как-то спросила его уже повзрослевшую дочь Нину:

– Ты знаешь что-нибудь о другой своей бабушке, Анне Демидовой? Нет?! А я помню, как она приезжала в Череповец в 1907 году. Народ её встречал. Стояли вдоль дороги от вокзала до самого дома… [185]

Однако судьбе было угодно распорядиться так, что это была её последняя поездка в свой родной город…

За несколько лет до начала Первой мировой войны Анна Демидова некоторое время встречалась с инженером-путейцем Николаем Николаевичем Эрсбергом – родным братом Е. Н. Эрсберг. И слух об их романе быстро распространился среди служителей Высочайшего Двора, которые чуть ли не открыто стали поговаривать об их скорой свадьбе. Однако из-за привязанности к Царской Семье и принципиального нежелания Нюты менять ставший столь привычным для неё жизненный уклад, их брак не состоялся.

21 февраля 1913 года А. С. Демидова в числе прочих многочисленных слуг была награждена Светло-бронзовой медалью «В память 300-летия Российского Императорского Дома Романовых».

На протяжении всей своей службы при Высочайшем Дворе Анна Демидова всегда находила время для того, что черкнуть хотя бы пару строк сестре и другим близким родственникам, жизнь и судьба которых волновала её, даже в самых мелочах… И примером сему – ещё одна сохранившая открытка, отправленная ею из Москвы в Череповец в декабре 1914 года:

«Милая сестра! Как ты себя чувствуешь? Где и что твой муж? Не получил ли к 6-му производства? Я сижу одна в Москве, 13-го буду в Царском. Что твои ребятишки? Я вчера их видела во сне. Очень бы хотелось посмотреть на всех вас… Нюта». [186]

Сразу же после начала Февральской Смуты 1917 года А. С. Демидова в числе немногочисленной верной прислуги продолжала оставаться в Александровском Дворце, откуда вскоре переслала в Череповец своей сестре Елизавете кое-что из личных и носильных вещей, а также альбомы с фотографиями, которые до сих пор хранятся в личном архиве её внучатой племянницы Нины Алексеевны Демидовой.

А когда встал вопрос об отправке Царской Семьи в Великобританию, Анна Демидова сообщила своей сестре, что ни за что туда не поедет, а лишь проводит Её до Романова на Мурмане. Но этого не случилось. Романовы вместо берегов туманного Альбиона были сосланы в далекий сибирский город Тобольск.

Как и большинство слуг, А. С. Демидова была уволена со службы за упразднением Гофмаршальской Части на основании Приказа Народного Комиссара Имуществ В. А. Карелина от 15 января 1918 года с назначением ей постоянного пособия в сумме 150 рублей в год в соответствии с Отношением Административного Отдела НКИ Р.С.Ф.С.Р. за № 3485.

Первое упоминание в дневнике Государыни об А. С. Демидовой датируется днём отъезда Царской Семьи и Её верных слуг в Тобольск:

« Август 1, Вторник.

Поезд. (…)

10 ч[асов]. Череповец.

Мы 7, [187]Настенька, [188]Трина, [189]Валя, [190]Татищев, мистер Жильяр, Боткин, Туттел[ьберг], Нюта, [191]Шура, [192]Лиза, [193]Нагорн[ый], Чемодуров, Волков, Трупп.

Наш комендант». [194] [195]

Причём, весьма примечательно то, что первое упоминание это упоминание о А. С. Демидовой относится к тому времени, когда Царский поезд проезжал её родной город Череповец…

Днём позже начнёт делать записи в своём дневнике и А. С. Демидова, и эти записи впоследствии станут неоценимым свидетельством пребывания Царской Семьи в Тобольске:

«2-го Августа 1917 года.

Итак, наш отъезд состоялся. В понедельник 31-го шла усиленная укладка вещей (а я всё ещё надеялась, что наш отъезд – неизвестно куда – не состоится и будет отложен, хотя бы на несколько дней). В понедельник 31 июля в начале 12 часа ночи начали выносить сундуки вниз в круглый зал (туда же выносили людской багаж и кухонный). Красивый круглый зал напоминал таможню. Каждый должен был следить за своим багажом, чтобы ручной багаж не перепутали. В 12 ч. ночи все отъезжающие находились в зале и смотрели, как выносили багаж в сад через балкон, к которому вплотную подходили грузовики. О, ужас, шёл второй час, а багаж не уменьшался, и мы видели, что раньше 3-х часов не перенесут всего (а поезд должен отойти в час!). Наконец все перевезли, но тут стали говорить, что наш поезд не вышел ещё из Петербурга, и никто не знал почему. В 12 часов приехал Керенский с Михаилом Александровичем и через 10 минут уехал. Началось томление, все устали, ходили сонные как мухи, и никто ничего не понимал. Стали думать, что, пожалуй, сегодня отъезд не состоится. Захотели чай. Принесли чай и все накинулись на него с жадностью. Наконец по уголкам на креслах и на диванах многие задремали, и одна заснула и скатилась со стула.

В 5 часов утра 1-го августа приехали и объявили: “Можно ехать”. Мы поехали на Александровский вокзал вместо часа в 5 часов. Солнце взошло, но грустная картина была в минуту отъезда. На балконе стояли все люди и с выражением отчаяния провожали нас… Было четыре мотора, я ехала в последнем с Татьяной Николаевной, Марией Николаевной, Анастасией Николаевной и графиней Гендриковой. Когда мы уселись в поезд и тронулись, было без 10 минут 6 часов утра. Спать не хотелось больше, нервы были натянуты.

Не раздеваясь, я пролежала до 9 часов утра 1-го августа, вымылась и пошла в столовую в 9, где застала Татищева. В час был завтрак с Хозяевами, за исключением Государыни и Алексея Николаевича. Он устал, не спавши до 6 часов. Очень вкусный стол (завтрак и обед делятся на 3 группы). В 5 часов чай в столовой, кто хочет. Выйти нам не разрешается, и на остановках нужно опускать шторы. В 7 была остановка, и мы все пошли гулять; собирали голубицу, бруснику (она ещё не созрела). День был утомительно жаркий, даже в 8 часов вечера. Обедали в 8 часов и опять 11 человек (без Государыни и Алексея Николаевича). В 10 часов все улеглись, так как предыдущую ночь не спали.

Сегодня, 2-го августа, все уже знают, “куда” мы едем. Тяжело думать о том, куда нас везут. Пока в дороге, меньше думаешь о том, как будет дальше, но на душе тяжелее, как только вспомнишь, как ты далека от родственников и увидишь ли их опять и когда?! Я пять месяцев не видела ни разу сестры.

Мы проезжаем поля и леса; много заготовлено дров. Видели много выгоревшего и горящего лесу. Сегодня в 6 часов была остановка в поле, и все выходили гулять. Вошли в лес в сопровождении коменданта, его помощников и охраны, которая нас здорово охраняет с двух сторон. В 8 часов был обед – с тем же составом. (Очень хорошо и разнообразно кормят. Повара – китайцы, а подают армяне и один осетин.) Мы едем в международных вагонах – очень чистые и удобные.

Четверг, 3-го Августа.

Хорошо спала в первый раз после долгого времени. Последние две недели, когда узнала, что нас намереваются “куда-то” отправить, жила нервно, мало спала, волновалась неизвестностью, куда нас отправят. Это было тяжёлое время. Только уже дорогой мы узнали, что мы “на дальний север держим путь”, и как подумаешь только – “Тобольск”, сжимается сердце. Сегодня на одной из остановок (конечно, мы не выходили) кто-то на станции спросил нашего вагонного проводника: “Кто едет?” Проводник серьёзно ответил: “Американская миссия”, так как на поезде надпись – “Американская Миссия Красного Креста”. “А отчего же никто не показывается и не выходит из вагонов?” “А потому, что все очень больны, еле живы…”.

Выходили гулять в 6 часов, шли вдоль реки Сылва – приток Камы. Красивый вид. Высокая скалистая возвышенность, покрытая густым лесом. Ходили час, прошли к обрыву. В 8, после обеда, Боткин, Татищев, князь Долгоруков и я играли в вист.

Пятница, 4-го Августа.

Встала в 8 часов, пила кофе в столовой с Татищевым. Проехали станцию Кунгура. До завтрака читали у себя в купе. Завтракали в час. Едем весь день очень тихо, с большими остановками, чтобы приехать в Тюмень в 10 часов вечера. В 4 часа гуляли в поле. Какие бесконечные поля ржи, овса, пшеницы, ячменя; много уже сжато. Местами овёс очень низкий, чуть взошёл. Но хлебные поля тянутся на десятки вёрст. Приближаемся к Тюмени. Ползём почему-то. Стоим в поле без конца. Приехали в 11 часов 15 минут в пятницу вечером в Тюмень. Поезд подошёл вплотную к пристани на реке Туре, впадающей в Тобол, и мы из вагонов перешли на пароход, довольно примитивный. Никаких удобств. Первое впечатление самое безотрадное: особенно было тяжело, что для Хозяев ничего не было приготовлено. Все одинаково для всех. Жесткие диваны и ничего больше, даже графинов для воды нет ни в одной каюте. Каюты – довольно большие комнаты с двумя или одним диваном и весьма неудобным умывальником. Рассчитано на людей, не привыкших много умываться. Можно вымыть нос, но до шеи воды не донесёшь – мешает кран. Столовая и гостиная приличные. Освещение электрическое. У кого были своя подушка и плед, тот мог прилечь, а то – хоть сиди всю ночь. Прислуга на пароходе – простая женщина и мужичок. Начали переносить ручной багаж и стали устраивать постели. Я легла в 3 часа ночи. В это время переносили весь наш тяжёлый багаж. Мы отошли от Тюмени в 5 часов утра. Идём по реке Туре, которая впадает в Тобол.

Суббота, 5-го Августа.

Почти не спала. Встала в 9 часов утра. Умывальник неудобный, даже мыться, как привыкла, нельзя. По берегу громадные пространства, мели, грустный вид. Река Тура очень мелка, местами не более 2-х аршин глубины (ходят только плоскодонные суда), она страшно извилистая, и мы сегодня на повороте ткнулись в берег.

Воскресенье, 6-го Августа.

Пишу в 11 часов утра. Ночью вошли в реку Тобол. Тобол шире и глубже. Волна бурая. Берега такие же плоские, низкие, такие же оползни. Свежо, проглядывает солнце. Вдали виден мелкий лес. Мы идём скорее. Сказали, что прибудем в Тобольск сегодня в 8 часов вечера. В 12 был завтрак. В 1 час остановились у небольшого села и стояли до трёх часов. Стали укладываться. В 4 был чай с холодной закуской. Прибыли в Тобольск в 6 часов. Князь Долгоруков с Макаровым поехали в Губернаторский дом, чтобы распределить комнаты. Через два часа они вернулись с печальным известием. О, ужас! Дом почти пустой; без стульев, столов, умывальников, без кроватей и т. д. Зимние рамы не выставлены с лета и грязны, всюду мусор, стены грязны. Словом, дом совсем не был приготовлен. Теперь идёт чистка, протапливают печи и покупают мебель, которую в Тобольске найти трудно, так как это, скорее, уездный город, где ничего достать нельзя. Ситцу спросили, – говорят, нигде нет.

Даже чернил нельзя достать. Так мы сидим на пароходе, пока не будет всё готово… Да, это был для нас удар.

Понедельник, 7-го Августа.

На Иртыше. Сидим на пароходе. Погода пасмурная, дует холодный ветер с дождём, выглядывает по временам солнце. Идёт всё время разговор, как нам разместиться, так как в одном доме всем места нет. Нечего делать, все вещи с парохода перевезены в Губернаторский дом, остались с ручным багажом

Вторник, 8-го Августа.

Погода переменная, свежо. Ходили в город, в Губернаторский дом. Все ещё грязно, чистка подвигается медленно, мебели мало и самых необходимых вещей нет. Ужасно грустно. В 3 часа поехали по Иртышу прокатиться, останавливались у берега и выходили погулять в поле. Вечером князь Долгоруков и я играли в бридж.

Среда, 9-го Августа.

И сегодня стоим на Иртыше – всё на том же месте: у пристани. Утром ходила в город. Смотрела меховые вещи из оленьей шкуры и валенки. Валенки из оленьей шкуры страшно дорогие, 40 рублей, а меховые пальто с шапкой (в одно) 200 рублей. За всё здесь запрашивают неимоверные цены. Уже стали повышать цены на съестные припасы, зная, кто сюда приехал.

Четверг, 10 Августа.

Сидели весь день дома. В 6 часов дождь перестал, выглянуло солнце. Настенька пошла в город. У Алексея Николаевича заболела рука и ухо; он, бедный, плакал. У Великой Княжны Марии Николаевны повышенная температура – 38,6. Она лежит. Жильяр седьмой день в постели. День ужасно тоскливый.

Пятница, 11 Августа.

Сегодня чудный солнечный день. Ходила утром с Настенькой и Долгоруковым в город. Днём в 3 часа двигались на пароходе и выходили на берег гулять, – было очень жарко. Я оставалась на пароходе с Ея Величеством, Великой Княжной Марией Николаевной и Алексеем Николаевичем. Настенька днём ходила в город и купила мне бумагу почтовую и чернила.

Суббота, 12 Августа.

Сегодня утром в 10 часов князь Долгоруков, Настенька, Татищев, я, комиссар Макаров ездили смотреть мебель в городе к частным лицам, которые продают.

Воскресенье, 13 Августа.

Утром в 10 часов Татищев, Настенька и я перешли пешком с нашего парохода “Русь” в дом Корнилова. В 10 часов Государь, Наследник, все Великие Княжны перешли, так же пешком, в Губернаторский дом, а Государыня и Великая Княжна Татьяна Николаевна ехали в коляске. Больного Жилика привёз Боткин в пролётке. В 12 часов был молебен, пели монашенки. В час все собрались в столовую в Губернаторском доме завтракать. После обеда Их Величества и Великие Княжны перешли в дом Корнилова посмотреть, как мы все помещены. Но наш дом совсем не устроен. Стали немного разбираться, но кроме кровати в первый день ничего не получили. Нашли всего три глиняные чашки, чтобы умываться – во всём доме нет ни умывальников, ни шкафов; только несколько столов и стульев. Говорят, что в доме Корнилова был окружной суд, а в бывшем Губернаторском находился Совет рабочих и солдатских депутатов. Выехали они за 3 дня до нашего приезда и оставили неимоверную грязь.

Понедельник, 14 Августа.

Утром ходили пить кофе в дом № 1 (а наш дом № 2). [196]Потом пошла по городу, искать чаши для умывальников. Нашла только два глиняных горшка. Купила утюг в гостином доме. Завтракали и обедали все вместе в доме № 1. После завтрака пошли искать чернильницу. После обеда Алексей Николаевич играл в “Крепость” с Государем и остальные играли в игру: собирать семейство.

Вторник, 15 Августа.

Сегодня праздник. Успение Богородицы. Была обедница в 11 часов в зале дома № 1. Священник очень симпатичный. После весь день сидела и разбиралась в своих бумагах.

Среда, 16 Августа.

Чудная погода весь день. Выходила, утром искала кувшин, был всего один, за который спросили 6 р. [ублей] После завтрака с графиней [197]пошли к памятнику Ермака. Вид с горы очень красивый, виден Иртыш. Спустились с горы по ступенькам, которых сто. Солнце палило, и было страшно жарко подниматься (я думаю, градусов 30).

Четверг, 17 Августа.

Погода жаркая. Утром Маша [198]пошла купить ведро. После завтрака я пошла отыскивать красильню. Нашла в частном доме, а не магазине. Всё здесь очень примитивно. Нигде решительно нет мощёных улиц. После обеда пришла домой в 11 часов.

Пятница, 18 Августа.

Погода тёплая. В тени 25 градусов. Утром приехала Маргарита Хитрово. Заходила в наш дом и виделась с Настенькой. После завтрака она опять зашла, принесла конфеты, духи и образочки и вместе с Настенькой пошла искать себе комнату. Ничего не нашли. Тогда Хитрово пошла одна на поиски себе комнаты. Вечером пришёл судебный следователь и сделал обыск в принесённых ею вещах, но через час вернулся и сказал, что ему необходимо осмотреть и вещи (книги, бумаги и т. д.) графини Гендриковой. Такой осмотр вещей в комнате графини Гендриковой нас всех очень поразил. Хитрово уже больше к нам не пришла, и на другой день, 19-го, её отправили обратно. Всё это очень странно.

Суббота, 19 Августа.

Погода дивная, на солнце 37 градусов.

Воскресенье, 20 Августа.

Погода с утра жаркая, днём на солнце 35–36 градусов. Была в зале обедница. Ходила в огород, хотела там почистить грядки, но так всё заросло, что не стоит приниматься. Просидела дома, читала газету. Разбиралась в бумагах.

Понедельник, 21 Августа.

Погода такая же, как и вчера. Утром с 11-ти до 1-го часа читала с Алексеем Николаевичем. После завтрака пошла искать красильню.

Вторник, 22 Августа.

Погода такая же. Читали с Алексеем в 6 часов в его комнате. После завтрака ходила с Машей, показала ей, где живёт прачка.

Среда, 23 Августа.

Погода такая же жаркая. 30 градусов на солнце. Утром в 10 часов в саду читали с Алексеем Николаевичем. Маша одна ходила в красильню и купила мне чёрной тесьмы и чёрн. бубош. для штопки. В 3 часа я ходила с князем [199]по лавочкам, – искали эмалированные чашки, – нигде нет. Пошёл дождь, и через часа опять была чудесная погода.

Четверг, 24 Августа.

Погода очень жаркая, на балконе в 2 часа было 34 градуса. Утром читала в столовой с Алексеем Николаевичем. Сейчас купили телеграммы. Рига взята без боя… Какой ужас! Какая тоска. Что же будет дальше? В депешах – арестован Великий Князь Михаил Александрович. Не выходила из дома. В 12 часов приехал Владимир Николаевич Деревенко.

Пятница, 25 Августа.

Погода теплая, хорошая, но ветер. Урока у Алексея Николаевича не было. Он простужен, насморк и сильно кашляет. У Анастасии Николаевны болят уши. Ольга Николаевна – насморк уже неделю. В 12 часов дня приехал доктор Деревенко и привёз письма.

Суббота, 26 Августа.

Погода свежее – ветреная. Уроков не было. После завтрака выходила гулять. Вечером в 9 часов было свежо. Узнали, что Великая Княжна Мария Павловна невеста. Выходит замуж за князя Путятина. Она пишет Великой Княжне Ольге Николаевне и просит сообщить Их Величествам. Пишет, что очень счастлива, и что эта любовь уже полтора года.

Воскресенье, 27 Августа.

Погода свежее. В 11 часов была обедница. В комнате 18 градусов.

Понедельник, 28 Августа.

Погода хорошая. В комнате у меня 19 градусов. Удручающее впечатление – Рига взята. Ходила на пристань узнать, когда придёт пароход из Тюмени. Татищева мать скончалась.

Вторник, 29 Августа.

Ночью шёл дождь. Утром свежо. В 11 часов была обедница. Днём в 2 часа выходила на часа. Катя не приехала. Узнали, что Великие Князья Павел Александрович и Михаил Александрович арестованы. Алексей Николаевич – кашель. Завтракал Владимир Николаевич, привёз письма от Ольги, [200]Сони [201]… Я же не выходила.

Среда, 30 Августа.

Ночью в 12 часов пришёл пароход “Кормилица”, на котором приехала Катя. [202]

Четверг, 31 Августа.

Утром в 9 часов с парохода приехала Катя. После осмотра её вещей её впустили ко мне. Погода свежая, но хорошая.

Пятница, 1 Сентября.

Приехала Клавдия Михайловна. [203]Я её видела из моего окна. Она шла в одном платье сестры милосердия. Тело.

Воскресенье, 3 Сентября.

Был заморозок. Но днём было тепло. Татищев, Настя, князь Долгоруков и я пошли на гору, [204]идти было очень жарко.

Вторник, 5 Сентября.

Пошла гулять по улице; на солнце так жарко, сняла кофточку. Встретила Клавдию Михайловну. О, Боже! Объявлена “Республика” во главе с Керенским, и это до Учредительного собрания. [205]

Пятница, 8 Сентября.

В первый раз пошли все и Их Величества пешком в церковь. На возвратном пути из церкви собралась толпа – держали себя чинно. Весь день никуда не выходила. Погода дивная, тепло.

Воскресенье, 1 °Cентября.

С 12 часов была ясная погода. В церковь не пошли; была дома обедница. Днём сидела дома и читала. Вечером, как всегда, было чтение. Читал Долгоруков.

Понедельник, 11 Сентября.

Погода с утра солнечная и тёплая. Писала Клавдии Михайловне и дала ей список учебников. [206]Вечером – чтение, читал Государь.

Вторник, 12 Сентября.

С утра пасмурно. Днём солнце – тепло. Занималась с Алексеем Николаевичем. [207]От 3-х до 4-х часов была со всеми в огороде. Вечером чтение до 11 часов, читал Боткин.

Среда, 13 Сентября.

Погода дождливая – страшная грязь. От 9 до 10 занималась с Алексеем Николаевичем. Днём выходила. Купила сапожную мазь, эмалевую краску для ведра. Выкрасила своё жестяное ведро. Вечером в зале дома № 1 была всенощная. Я не оставалась на чтение, т. к. надо было в четверг вставать в 7 часов. Маша страшно кашляет, был Боткин.

Четверг, 14-го Сентября.

Встала в 7 часов, т. к. обедня в церкви и начало в 8 часов. Пошли “все” вместе. Если бы не были через дорогу положены доски, нельзя было бы пройти – такая непролазная грязь. Служба была для Их Величеств – без публики. Пришли из церкви – пили кофе. Сегодня утром приехала Виктория Владимировна Николаева [208]к Гендриковой и дочь Боткина. Получили открытку от Ольги от 6-го сентября.

Пятница, 15-го Сентября.

Погода опять хорошая. Занималась с Алексеем Николаевичем. Не гуляла». [209]

21 августа 1917 года по распоряжению Министра-Председателя А. Ф. Керенского в Тобольск для надзора за Августейшими Узниками был назначен «Комиссар по охране бывшего царя и его семьи», коим по рекомендации «бабушки русской революции» Е. К. Брешко-Брешковской стал член партии эсеров и бывший «народоволец» В. С. Панкратов, осуждённый в 1883 году на 20 лет каторжных работ за убийство жандарма.

2 сентября комиссар В. С. Панкратов прибыл в этот губернский город вместе со своим помощником А. В. Никольским, Прапорщиком Военного Времени, которого он хорошо знал в годы отбываемой им в Якутии ссылки. Обладая грубой внешностью и страшно неуживчивым характером, А. В. Никольский, по словам Т. Е. Мельник-Боткиной, «…думал только о дальнейшей пропаганде своих убеждений».Так, к примеру, он настоял на том, чтобы все проживающие в «Доме Свободы» члены Царской Семьи, а также Её приближённые и слуги (имевшие доступ в это здание), были бы сфотографированы на специальные удостоверения, дающие им право входа. [210]

В тобольский период заточения Царской Семьи какие-либо упоминания об А. С. Демидовой в дневниках Августейшей Четы отсутствуют вовсе. Лишь только один раз – 9 (22) марта – Государыня упомянула о ней косвенно, записав: «…91/4–12 [часов]. Исповедь, мы 7, Настенька, Валя, Татищев, Лиза и 11 наших людей. Дети начали, и мы – в конце. Сидели до 113/4 [часа]». [211]То есть, подразумевая её в числе упомянутых Ею одиннадцати слуг.

Следующее упоминание об А. С. Демидовой записано в дневнике Государыни накануне отъезда из Тобольска:

« Тобольск.12 (25). Апрель. Четверг.

(…) После обеда пришёл ком[иссар] Яковлев, так как я хотела организовать походы в церковь в Страстную неделю. Вместо этого он объявил по приказу своего правительства (большевиков), что он должен увезти всех нас (куда?). Увидев, что Бэби очень болен, пожелал увезти Н[иколая] одного (если не хочет, то он вынужден будет применить силу). Мне пришлось решать, оставаться ли с больным Бэби или сопровождать его. Решила сопровождать его, т. к. я могу быть нужнее, и слишком рискованно не знать, где и куда (мы представляли себе Москву). Ужасные страдания. Мария едет с нами. Ольга будет ухаживать за Бэби, Татьяна – по хозяйству, а Анастасия приведёт всё в порядок. Берём Валю, Нюту, Евг. [ения] Серг. [еевича]». [212]

Таким образом, Анна Степановна, уехав в безызвестность вместе с Августейшей Четой, проделала нелёгкий путь из Тобольска до Тюмени и после двухдневных мытарств по железным дорогам 30 (17) апреля 1918 года оказалась в Екатеринбурге, где вместе с остальными узниками была помещена под арест в ДОН, ставший последним пунктом её жизненного пристанища.

В этот же день Государь записал в дневнике:

«(…) Дом хороший, чистый. Нам были отведены четыре большие комнаты: спальня угловая, уборная, рядом столовая с окнами в садик и с видом на низменную часть города и, наконец, просторная зала с аркою без дверей. Долго не могли раскладывать своих вещей, так как комиссар, комендант и караульный офицер всё не успевали приступить к осмотру сундуков. А осмотр потом был подобный таможенному, такой строгий, вплоть до последнего пузырька походной аптечки Аликс. Это меня взорвало, и я резко высказал своё мнение комиссару. К 9 час. [ам], наконец, устроились. Обедали в 4 из гостиницы, а после приборки закусили с чаем. Разместились след. [ующим] образом: Аликс, Мария и я втроём в спальне, уборная общая, в столовой – Н[юта] Демидова, в зале – Боткин, Чемодуров и Седнев». [213]

Находясь на положении арестованной в доме Ипатьева, Анна Степановна выполняла не только свои непосредственные обязанности по обслуживанию Государыни и уходу за Её гардеробом, но и сопровождала Великую Княжну Марию Николаевну во время её коротких прогулок по садику дома Ипатьева. Так, в Пасхальной открытке от 2 мая 1918 года, адресованной в Тобольск на имя Великой Княжны Ольги Николаевны, Мария Николаевна писала:

«Христос Воскресе!

Трижды горячо Тебя, Душку, целую. Здоровье сегодня получше, но лежу. Другие часок гуляли в крошечном садике и были очень довольны. Бочка привезла воду, т[ак] ч[то] Папа может иметь ванну до обеда в 9 л[итров].

Покачалась с Нютой на американской качели, [214]гуляла с Папой взад и вперёд. Мама лежит сегодня на койке, немного лучше, но голова и сердце болит…» [215]

Помимо того, что на плечи А. С. Демидовой свалилось множество всякого рода работы, она, к тому же, ещё и помогала Государыне отправлять письма Её постоянным корреспондентам. Ибо обе они полагали, что письма, написанные горничной, могут быть подвергнуты не столь тщательной перлюстрации, нежели письма Государыни. [216]В свою очередь, это обстоятельство нашло своё отражение в дневнике Государыни за 3 мая 1918 года в несколько зашифрованном виде: «(…) С. 28 п.к. н. Н.». [217]Что на самом деле означает, что А. В. Сыробоярскому [218]была отправлена почтовая карточка за № 28, написанная Нютой.

9 мая (26 апреля) 1918 года Государыня отметила, что: «Мария и Нюта мыли мои волосы». [219]

А 10 мая, заступивший на дежурство в качесве представителя Уральского Облсовета Б. В. Дидковский, отобрал под расписки все крупные суммы денег, имевшиеся на руках у слуг, в числе коих оказалась и А. С. Демидова, у которой было изъято более полутора тысяч рублей. [220]

В связи с этим обстоятельством Великая Княжна Мария Николаевна в тот же день написала в Тобольск открытку, в которой рассказала о случившемся, а, продолжив её на следующий день, упомянула, в частности, и об А. С. Демидовой, заметив, что: «Сегодня отдали наше грязное бельё прачке. Нюта тоже сделалась прачкой, выстирала Маме платок очень даже хорошо и тряпки для пыли». [221]

13 мая вновь по той же «системе переписки» Государыня отослала почтовую открытку, но на сей раз – М. М. Сыробоярской. [222]

С прибытием из Тобольска Августейших Детей забот у А. С. Демидовой прибавилось, поскольку, чтобы не терять времени даром, она стала обучать Великих Княжон рукоделию, сводившемуся, в основном, к починке и штопке постельного белья.

Так, в дневнике Государыни за 27 (14) мая имеется запись: «Дети штопают постельное бельё с Нютой». [223]Следующая запись подобного плана: «Дети помогают Нюте штопать их чулки и постельное бельё (и наше») [224]– датирована 10 июня (28 мая).

10 (23) июня в «расстановке» жильцов дома Ипатьева произошли некоторые изменения, нашедшие своё отражение в дневнике Государыни: «Евг. [ений] Серг. [еевич] [Боткин] снова перешёл в большую комнату, так как в ней больше воздуха и тише, Нюта [Демидова] снова будет в столовой». [225]

Последнее упоминание о верной слуге Их Величеств Анне Степановне Демидовой в дневнике Государыни приходится на 3 июля (20 июня) 1918 года: «Перед ужином М[ария] и Нюта помыли мне голову». [226]

В ночь с 16 на 17 июля 1918 года А. С. Демидова была разбужена доктором Е. С. Боткиным, который сообщил ей об угрозе нападения на дом. Анна Степановна разбудила Великих Княжон, а уже кто-то из них (вероятнее всего, Татьяна Николаевна), в свою очередь, разбудил Августейших Родителей, которым сообщили о происходящем.

Несмотря на предупреждение Я. М. Юровского не брать с собой никаких вещей, узники всё же ослушались и прихватили ничего не значащую мелочь, в числе которой находились предметы первой необходимости, могущие им пригодиться на случай возможной дороги.

Почти всем участникам и соучастникам этого убийства наиболее запомнился тот факт, что, шествуя к месту своей гибели, А. С. Демидова несла две большие подушки. (Оказавшись в комнате убийства, она одну из них подложит под спину больного Наследника, усаженного в последние минуты своей жизни на стул, «любезно» принесённый Г. П. Никулиным.) А вот вторая подушка так и останется у неё в руках и на небольшое время продлит её агонию. Но, как покажет ход всех дальнейших событий, именно на долю Анны Степановны Демидовой выпала наиболее мученическая смерть.

Вспоминает цареубийца М. А. Медведев (Кудрин):

«Редеет пелена дыма и пыли. Яков Михайлович предлагает мне с Ермаковым, как представителям ЧК и Красной Армии, засвидетельствовать смерть каждого члена царской семьи. Вдруг из правого угла комнаты, где зашевелилась подушка, женский, радостный крик:

– Слава богу! Меня бог спас!

Шатаясь, поднимается уцелевшая горничная: она прикрылась подушками, в пуху которых увязли пули. У латышей уже расстреляны все патроны, тогда двое с винтовками подходят к ней через лежащие тела и штыками прикалывают горничную». [227]

Ещё один убийца – А. Г. Кабанов – в своём письме к М. М. Медведеву [228]описывает гибель Анны Степановны с ещё более страшными подробностями:

«Фрельна лежала на полу ещё живая. Когда я вбежал в помещение казни, я крикнул, чтобы немедленно прекратили стрельбу, а живых докончили штыками, но к этому времени [в] живых остались только Алексей и Фрельна. Один из товарищей в грудь фрельны стал вонзать штык американской винтовки “Винчестер”, штык вроде кинжала, но тупой и грудь не пронзил, а фрельна ухватилась обеими руками за штык и стала кричать…» [229]

Его рассказ существенно дополняют воспоминания ещё одного соучастника убийства – караульного наружной охраны А. А. Стрекотина:

«Стрелять в них было уже нельзя, так как двери все внутри здания были раскрыты, тогда тов. ЕРМАКОВ видя, что держу в руках винтовку со штыком, предложил мне доколоть этих ещё оставшихся живыми. Я отказался, тогда он взял у меня из рук винтовку и начал их докалывать. Это был самый ужасный момент их смерти. Они долго не умирали, кричали, стонали, передёргивались. В особенности тяжело умерла та особа – дама. ЕРМАКОВ ей всю грудь исколол». [230]

Так окончила свой земной путь Анна Степановна…

В 1981 году решением Священного Архиерейского Собора Русской Православной Церкви Заграницей Анна Степановна Демидова причислена к лику Святых Новомучеников Российских от власти безбожной пострадавших и наречёна именем Святой Мученицы Анны (Демидовой).

Чин прославления был совершён в Синодальном Соборе Знамения Божьей Матери РПЦЗ в Нью-Йорке 19 октября (1 ноября) 1981 года.

Долгие годы честные останки А. С. Демидовой вместе с останками Царственных Мучеников покоились в безымянной тайной могиле, сокрытой в старой просёлочной дороге близ Екатеринбурга. В 1979 году её обнаружила группа энтузиастов, а в 1991 году она была официально вскрыта, и все находящиеся в ней костные останки подверглись тщательной экспертизе.

17 июля 1998 года останки А. С. Демидовой были уложены в гроб-ковчежец и торжественно захоронены вместе с останками Членов Царской Семьи и прочих верных слуг в Екатерининском приделе Собора Петра и Павла в городе Санкт-Петербурге.