Претерпевшие до конца. Судьбы царских слуг, оставшихся верными долгу и присяге Жук Юрий
28-го [Января]. Была утром в церкви (с солдатами, конечно). Всенощная и обедница были дома. О. Алексею всё ещё не разрешено служить (солдатским комитетом) даже в его церкви. Вечером “La Bete Noire” (Татищев, О. Н., Т. Н., М. Н. и я). В Корниловском доме после отъезда Панкратова и Никольского поселены (внизу) Матвеев (новоиспечённый офицер 2-го полка большевиков [371]) и Киреев (председатель солдатск. [ого] Комитета [372]).
… Третьего дня комитет послал телеграмму, прося прислать сюда комиссара большевитского правительства. Вчера в местных телеграммах было известие о прекращении войны с Германией, Австрией и Болгарией и распущении армии, но одновременное этим мирные условия Троцким не подписаны (?!). [373]
Тут же напечатан приказ Крыленко погромного характера о распущении армии и проч.
Февраль.
1-го [Февраля]. Установлен новый стиль, но продолжаю по старому. Вчера и сегодня уехала партия солдат из самых хороших 4 полка. Несколько человек, тоже из хороших, уехали несколько дней тому назад (вследствие роспуска годов их призыва).
Из Петрограда отказались прислать сюда комиссара.
2-го [Февраля]. Солдатский комитет не позволил Им [374]и сегодня пойти в церковь. Обедница была в зале. Вчера дома вченощная. Ал. [ексей] Ник. [олаевич] три дня лежал: подбил ногу. Сегодня встал.
4-го [Февраля]. Вчера и сегодня службы дома. Вечером “A la Porte” (Т. Н. и Mr. Gilliard) и “Packing up” (M. H., А. Н. и Ал. Н. [375]).
7-го [Февраля]. Возобновление военных действий. Объявлена общая мобилизация (!).
По слухам немцы взяли Ревель, Режицу, Луцк и Ровно.
Говорят, в Иркутске японцы, и там полный порядок.
10-го [Февраля]. Комендант получил телеграмму от комиссара над имуществом Карелина, [376]что из учреждений Министерства двора больше никаких сумм на жизнь Царской Семьи выдаваться не будет, и постановлено из числа их личных сумм выдавать им (по установленному для всех положению) по 150 р. в неделю или 600 р. в месяц на человека. Государство даёт только квартиру (Губернаторский и Корниловский дома), освещение и отопление, и солдатский паёк.
11-го [Февраля]. Вчера и сегодня службы дома. Вечером “Fluide de John” (2-й раз) и “In and out a punt” (Т. Н. и Mr. Gibbs).
12-го [Февраля]. По агентским телеграммам приняты совнаркомом мирные условия (унизительные), тем не менее военные действия немцами продолжаются.
Вчера и сегодня уехали три большие партии солдат нашего отряда. Из 350 чел., приехавших с нами, останутся всего приблизительно человек 150. Жаль, что уехали лучшие.
14-го [Февраля]. Взят Псков. Вчера говорили упорно о взятии Петрограда.
16-го [Февраля]. Новые условия хозяйства (уволено 11 человек служащих, большие сокращения во всём).
18-го [Февраля]. Службы дома вчера и сегодня. Вечером “The Cryst Goyes” (Mr. Gibbs и М. Н.) и “Медведь” Чехова.
20-го [Февраля]. Вчера вечером солдаты срыли ледяную гору [377](постановление комитета). По слухам, большие беспорядки в Тюмени.
26-го [Февраля]. Службы дома вчера и сегодня. Священник и певчие (4–5 чел. с регентом) предложили даром служить.
В Тюмени все успокоилось. Вечером “Packing up” (М. Н. и А. Н.).
Март.
3-го [Марта]. Солдатский комитет (после долгих обсуждений) постановил разрешить Царской Семье пойти в среду, пятницу и субботу утром в церковь. [378]
В отряде всего осталось приблизительно 150 человек. Уехал тоже некоторое время тому назад офицер 1-го полка Мяснянкин (его заменяет солдат) и приехавший с нами член Ц.[арско – ] С.[ельского] совдепа Бурняим. [379]
Солдатам надоело нас сопровождать на прогулках (я почти не выходила, Татищев только ходил к дантистке, [380]гулял больше Долгорукий и Жильяр); они хотели лишить нас вовсе прогулок, но потом разрешили нам выходить на 2 часа раз в неделю без солдат. (!)
10-го [Марта]. Все вместе сегодня приобщались. Три раза были в церкви на неделе; остальные службы были дома без певчих. Пели Императрица и Дочки под управление диакона.
11-го [Марта]. Приехал из Омска большевитский комиссар (Дутман). [381]
13-го [Марта]. Приехали из Омска сто красногвардейцев для охраны города. Комиссар переехал в Корниловский дом.
15-го [Марта]. Из Тюмени прибыли 50 красногвардейцев.
22-го [Марта]. Тюменские красногвардейцы, по требованию Омских, уехали.
Последние пока себя держат хорошо, наш отряд тоже.
Весна в разгаре (на солнце вчера дошло до 21°).
25-го [Марта]. Вчера всенощная дома. Сегодня в 8 час. утра обедница (в церковь не пустили) без певчих; пели Императрица и Дочки под управлением диакона.
26-го [Марта]. 3 члена совдепа приходили осматривать Корниловский дом (все хотят его занять).
28-го [Марта]. Вчера вечером был большой переполох по поводу того, – солдаты отказались пустить в до № 1 чрезвычайного комиссара (недавно тоже прибывшего из Омска) Дементьева. [382]Вследствие выраженной последним угрозы можно было ожидать столкновения красногвардейцев с нашим отрядом. Наш отряд вооружился и принял все меры для защиты.
Слава Богу, всё обошлось мирно, после разговоров Дементьева с солдатами (выяснилось, что угрозы даже не было, а была вызвана что-то вроде тревоги для проверки охраны).
Говорят о нашем переводе или в архиереевский (так!) дом, или в Иоанновский мон. [астырь] (для безопасности, когда начнётся навигация).
29-го [Марта]. Сегодня утром Дементьева допустили осмотреть двор и караул (в дом он не входил).
30-го [Марта]. Пришла из Москвы бумага (привёз посланный отсюда солдат) с приказом перевести нас из Корниловского дома в Губернаторский. С трудом и потеснившись, нашли место в нижнем этаже. Получила разрешение вместо Паулины [383]взять с собой в одну комнату Викочку. [384]Вечером мы переехали. Алексей Ник. [олаевич] заболел.
31-го [Марта]. Солдатский комитет осматривал людские комнаты с тем, чтобы перевезти в дом и всех людей, которые жили на стороне. Прислуге запрещён тоже выход из дома. Вообще приказано завести Царскосельский режим.
Вчера простилась с Изой, которую не могу больше видеть. Только докторов [385]пока свободно впускают и выпускают из дома.
Прибыли 60–70 красногвардейцев в город.
Говорят, идут 300 чел. для пополнения нашего отряда из Москвы.
Апрель.
1-го [Апреля]. Комиссия осматривала дом.
8-го [Апреля]. Пришла телеграмма из Москвы, одобряющая решение отрядного солдатского комитета о снятии Государем погон.
10-го [Апреля]. Приехавший вчера комиссар Яковлев [386]был сегодня утром в доме. С ним прибыл отряд в 150 чел., набранный им по дороге. Никакого Московского отряда, говорят, не будет.
Чрезвычайный Комиссар (по Тобольской губ.) Дементьев несколько дней тому назад уехал.
12-го [Апреля]. Комиссар Яковлев пришёл в 2 ч. объявить, что Государь должен уехать с ним в 4 час. утра, он не может сказать куда (вероятно, по догадкам, в Москву и потом, м. [ожет] б. [ыть], за границу).
Предполагалось ехать всем, но из-за болезни Алексея Ник. [олаевича] этого нельзя; Государю же откладывать отъезд нельзя. Императрица решила ехать с Ним; Мария Ник. [олаевна] тоже едет с Ним. Остальные остаются здесь до поправления Ал. [ексея] Ник. [олаевича] и до первого парохода. Бог даст, недели через три поедем вслед. Комиссар Яковлев вернётся за ними сюда. Татищев остаётся здесь. Долгорукий и Боткин едут с Государем. Из прислуги едут только Чемадуров, Седнев и Демидова. Для охраны 5 стрелков и офицеры Набоков и Матвеев. Остальные стрелки и полковник Кобылинский остаются здесь. Ужасная ночь. В 4 часа уехали, экипажи ужасные (а до Тюмени 285 верст).
15-го [Апреля]. Были два раза известия с пути. Сегодня утром – о благополучном прибытии в Тюмень (вчера в 9 час. вечера).
Поставили в зале Походную Церковь и была отслужена обедня (пели 5 монашек).
Днём был крестный ход по городу. Епископ Гермоген арестован. [387]
16-го [Апреля]. Были утром известия о благополучном следовании в поезде, но неизвестно куда и неизвестно откуда.
20-го [Апреля]. Три дня нет известия. Алексею Ник. [олаевичу], слава Богу, лучше; третьего дня вставал.
Два раза в день службы в Походной Церкви. Вчера с Детьми приобщались. Вечером пришло известие (телегр. [амма] Матвеева), что застряли в Екатеринбурге. Никаких подробностей.
22-го [Апреля]. Заутреня и обедня в зале (в Походной Церкви), потом разговливание (О. Н., Т. Н., А. Н., Татищев, Трина, [388]В. Н. Деревенько, я, Кобылинский, Аксюша (пом. коменданта) и Кл. [авдия] Мих. [айловна] Битнер. Никаких известий.
23-го [Апреля]. В 11 час. обедня.
24-го [Апреля]. Пришли из Екатеринбурга. Днём (с первым пароходом) приехали из Екатеринбурга Набоков, Матвеев и 5 стрелков сопровождавших.
27-го [Апреля]. Были письма из Екатеринбурга. Приезжал Хохряков [389]– председатель здешнего совдепа (переходим в ведение совдепа).
28-го [Апреля]. Обедня и всенощная. За всенощной присутствовал Хохряков.
Май.
3-го [Мая]. Хохряков приходит по несколько раз в день, видимо, очень торопится с отъездом. Приходилось ждать, из-за здоровья Ал. [ексея] Ник. [олаевича], который медленно поправляется, но, слава Богу, теперь лучше; второй день выходит.
4-го [Мая]. “Отряд” заменен красногвардейцами». [390]
После увоза Государя и Государыни в Екатеринбург вместе с несколькими приближёнными и слугами, наиболее верные слуги ждали того дня, когда все они смогут вновь воссоединиться с Царской Семьёй. И поэтому все они с большой надеждой встретили известие о том, что желающие сопровождать Августейших Детей могут отправиться в путь на том же самом пароходе «Русь», который доставит их в Тюмень, откуда всем им предстоит уже поездом добраться до Екатеринбурга.
О пути следования из Тобольска в Екатеринбург довольно подробно рассказано в главе 1 «Последний маршрут Царской Свиты»этой части книги. Посему останавливаться на нём ещё раз не имеет никакого смысла.
Накануне своего отъезда в Екатеринбург Графиня А. В. Гендрикова написала братьям последнее в своей жизни письмо, датированное 5 (18) мая. А о её смерти они узнали много позже, весной 1919 года…
О последних днях Графини А. В. Гендриковой также известно из воспоминаний А. А. Волкова:
«Наступило время, когда политических заключённых стали в арестантских поездах эвакуировать в западном направлении. Дошла очередь и до нас троих: меня, Гендриковой и Шнейдер. Чемодуров остался в Екатеринбургской тюрьме. Привели нас в контору, где ожидали двое каких-то людей с портфелями. Первым привели меня, женщин же ожидали довольно долго: они обе были больны. Посадили нас на извозчичьи пролётки и привезли в помещение одной из прежних гостиниц, где теперь помещались какие-то учреждения. [391]Здесь нас принял некто, одетый в солдатскую форму, переписал и отпустил. На вопрос, куда нас повезут, он ответил:
– Или к семье (подразумевается, царской), или в Москву. (Это происходило 11 (24) июля, когда царская семья была уже убита.) [392]Усадили нас снова на тех же извозчиков: на одного Шнейдер и Гендрикову, на другого – меня с невооружённым солдатом. Привезли на вокзал. Солдат сказал, чтобы мы остались на извозчиках, он же пойдёт искать наш вагон. Стало темнеть. Сидя на пролётке, я думаю: “Куда-то везут, видимо, не миновать смерти”. Слез с извозчика, подошёл к Шнейдер и Гендриковой и тихо говорю:
– Слезайте.
Они делают знаки, что отказываются. Вернулся солдат, побранился, что нет никакого порядка, никто ничего не знает. Вновь отправился искать поезд. Я опять предложил моим спутницам сойти с экипажа и тихонько уйти. Они не согласились. Без них же уйти я не решился, опасаясь, что Гендрикову и Шнейдер, тотчас после моего бегства, расстреляют.
Возвратился солдат и повёл нас в арестантский вагон, который уже был полон народом из нашей Екатеринбургской тюрьмы.
Была здесь княгиня Елена Петровна, ездившая повидаться с мужем, князем Иоанном Константиновичем, бывшим в Алапаевске. Узнав, что её муж и другие алапаевские узники переведены на тюремный режим, Елена Петровна не хотела уезжать из Екатеринбурга. Тогда из гостиницы её доставили в тюремный вагон. С княгиней вместе была арестована и сербская миссия в составе майора Мичича, солдат Милана Божича и Абрамовича. Секретарем миссии состоял С. Н. Смирнов». [393]
Простояв на запасных путях более суток, поезд с вагоном, в котором находилось 35 арестантов, наконец-то был отправлен и прибыл в Пермь. (Причём старшим над конвойной командой, сопровождавшей этих арестованных, был не кто иной, как сотрудник Уральской Областной ЧК Г. И. Сухоруков, накануне принимавший участие в сокрытии трупов Царской Семьи и Её слуг.)
Находясь в бывшем Пермском губернском тюремном замке, Княгиня Елена Петровна, Графиня А. В. Гендрикова и Е. А. Шнейдер были помещены в одну камеру, расположенную в его башне, в которой ранее содержались особо опасные политические преступники.
7 августа 1918 года Чрезвычайный Комиссар Пермской Губернской ЧК Воробьёв направил в Совнарком Р.С.Ф.С.Р. телеграмму, в которой испрашивал дальнейших действий в отношении содержащейся в тюрьме «прислуге Романовых», ходатайствующей об освобождении.
В своей ответной депеше на этот запрос Председатель Президиума ВЦИК Я. М. Свердлов предлагал пермским чекистам действовать по своему усмотрению «согласно обстоятельствам». А это означало лишь одно – расстрел без суда и следствия…
Вследствие этого «руководства к действию» расстрелы лиц, содержащихся в Пермской губернской тюрьме, к исходу лета 1918 года заметно участились, что, конечно же, не могло не отразиться на общем душевном состоянии всех находящихся в этой камере узников, с минуты на минуту ожидавших своего вызова на казнь. Не способствовали также улучшению настроения и условия их содержания, а также отсутствие каких-либо средств элементарной личной гигиены.
Так, по воспоминаниям дочери Е. С. Боткина, Татьяны, Графиня А. В. Гендрикова, не имевшая при себе никаких личных вещей:
«…сама стирала своё бельё под краном, причём, имея только одну смену белья, она, стирая блузу, надевала рубашку, а стирая рубашку, надевала блузу.
Однажды её вызвали к комиссарам:
– Отчего Вы не попросите Ваши вещи? – спросили её.
– Мне ничего не нужно, – спокойно сказала графиня.
– Что Вы хотите?
– Служить Их Величествам до конца дней своих.
– Ах так?
– Да, так.
– Ведите обратно в тюрьму.
Когда после этого пришла стража и велела графине и Екатерине Адольфовне идти за собой, то всем стало ясно, зачем. Графиня встала совсем спокойная и только сказала: “Уже?”, но, по-видимому, потом она поверила словам красноармейцев, объявивших, что их просто переводят в другую тюрьму». [394]
Рассказ Т. Е. Мельник-Боткиной дополняет ещё одна выдержка из книги М. К. Дитерихса:
«Администрация тюрьмы, куда были заключены Княгиня Сербская, графиня Гендрикова и Е. А. Шнейдер, в пределах возможного, старалась облегчить заключённым женщинам их положение: разрешила приобретать изредка молоко и давала для чтения получавшиеся в тюрьме газеты. Наибольшую бодрость в тяжёлом тюремном заключении проявила графиня Гендрикова, которая иногда даже пела, дабы развлечь тоску сильно грустившей по мужу Княгини Елены Петровны. Большой недостаток ощущался в белье; приходилось носить мужское тюремное бельё, так как никаких своих вещей при заключённых не было. Все вещи Гендриковой и Шнейдер были отобраны советскими главарями ещё в Екатеринбурге и хранились в помещении областного совдепа, где, как упоминалось выше, вещи при бегстве советской власти из города были раскрадены как самими главарями власти, так и различными маленькими служащими совдепа. Остаётся только непонятным, почему советские власти, предрешив судьбу несчастных своих жертв, так медлили с окончательным приведением в исполнение своих намерений и томили бедных заключённых, заставляя их переживать моральные пытки, в тысячу раз более изуверские, чем пытки в застенках в самые тёмные времена средних веков». [395]
О том, как прошли последние часы земной жизни Графини Анастасии Васильевны Гендриковой и Гоф-Лектрисы Е. А. Шнейдер, нам, живущим сегодня, стало известно из материалов следствия, контроль за проведением которым осуществлял уже неоднократно упомянутый здесь Генерал-Лейтенант М. К. Дитерихс.
«4 сентября 1918 года, – писал он в своей книге “Убийство Царской Семьи и других Членов Дома Романовых на Урале”, – отношением за № 2523, губернский чрезвычайный комитет потребовал присылки в арестный дом графини А. В. Гендриковой, Е. А. Шнейдер и камердинера Волкова. Всех их собрали в конторе тюрьмы и предложили им захватить с собой вещи, какие у кого были. Это дало повод Анастасии Васильевне высказать предположение, что их поведут на вокзал для перевозки в другое место. В конторе тюрьмы их передали под расписку конвоиру от комитета, по фамилии Кастров.
В арестном доме, в комнате, в которую их ввели, было собрано ещё восемь других арестованных (в том числе жена полковника Лебеткова и Егорова) и 32 вооружённых красноармейца, во главе с начальником, одетым в матросскую форму.
Была глухая ночь, лил дождь. Всю партию в 11 человек (6 женщин и 5 мужчин) забрал матрос с конвоем и повёл куда-то, сначала по городу, а затем на шоссе Сибирского тракта. Все арестованные несли сами свои вещи, но, пройдя по шоссе версты 4, конвоиры стали вдруг любезно предлагать свои услуги – понести вещи: видимо, каждый старался заранее захватить добычу, чтобы потом не пришлось раздирать её впотьмах, в сумятице, и делить с другими.
Свернули с шоссе и пошли по гатированной дороге к ассенизационным полям. Тут Волков понял, куда и на какое дело их ведут, и, сделав прыжок вбок через канаву, бросился бежать в лес. По нём дали два выстрела; Волков споткнулся и упал. Это падение красноармейцы сочли за удачу выстрелов и прошли вперёд. Однако Волков не был задет, он вскочил и снова побежал; ему вслед дали ещё выстрел, но в темноте опять не попали. Через 43 дня скитания по лесам Волков вышел на наши линии и благополучно избёг ожидавшей его участи.
Всех остальных привели к валу, разделявшему два обширных поля с нечистотами; несчастные жертвы поставили спиной к конвоирам и в упор сзади дали залп. Стреляли не все, берегли патроны; большая часть конвоиров била просто прикладами по головам…
С убитых сняли всю верхнюю одежду и в одном белье, разделив на две группы, сложили тут же в проточной канаве и присыпали тела немного землёй, не более как на четверть аршина.
7 мая 1919 года, через семь месяцев после убийства, тела Анастасии Васильевны Гендриковой и Екатерины Адольфовны Шнейдер были разысканы, откопаны и перевезены на Ново-Смоленское кладбище в Перми для погребения. Перед погребением тела были подвергнуты судебно-медицинскому осмотру.
Тело Е. А. Шнейдер находилось в стадии разложения, но ещё достаточно сохранившимся для осмотра; черты лица оставались легко узнаваемыми, и длинные её волосы были целы. На теле обнаружена под левой лопаткой пулевая рана в области сердца; черепные кости треснули от удара прикладом, но голова в общем виде осталась ненарушенной.
Тело графини А. В. Гендриковой ещё совершенно не подверглось разложению: оно было крепкое, белое, а ногти давали даже розоватый оттенок. Следов пулевых ранений на теле не оказалось. Смерть последовала от страшного удара прикладом в левую часть головы сзади: часть лобовой, височная, половина теменной костей были совершенно снесены и весь мозг из головы выпал. Но вся правая сторона головы и всё лицо остались целы и сохранили полную узнаваемость.
Тела Анастасии Васильевны Гендриковой и Екатерины Адольфовны Шнейдер были переложены в гробы и 16 мая погребены в общем деревянном склепе на Ново-Смоленском кладбище. По случайному совпадению могила их оказалась как раз напротив окна камеры Пермской губернской тюрьмы, в которой провели они последние дни своей земной жизни». [396]
По прошествии 53-х лет, решением Священного Архиерейского Собора Русской Православной Церкви Заграницей Графиня Анастасия Васильевна Гендрикова была причислена к лику Святых Новомучеников Российских от власти безбожной пострадавших и наречёна именем Святой Новомученицы Анастасии Гендриковой.
Чин прославления был совершён в Синодальном Соборе Знамения Божьей Матери РПЦЗ в Нью-Йорке 19 октября (1 ноября) 1981 года.
К сказанному остаётся только добавить, что, находясь в Перми летом 1998 года, автор этих строк (в то время – Заведующий Отделом экспертных исследований Всероссийского Исторического Общества) вместе с представителем творческой интеллигенции города, – продюсером «Ультрасаундфильм» А. В. Кыласовым, – обратились к Председателю Комитета по культуре и искусству администрации г. Перми А. В. Родину и Начальнику Управления внешнего благоустройства М. П. Трухину с инициативой воздвижения Памятного Креста на месте предположительного захоронения жертв Красного Террора: Графини А. В. Гендриковой и Гоф-Лектрисы Е. А. Шнейдер, останки коих были упокоены в 1919 году на территории Ново-Смоленского (Егошихинского) кладбища этого города.
Инициатива была поддержана, и 4 сентября 1998 года при содействии членов местной организации ВООПИК в лице Р. Б Веденеева и Л. В. Перескокова, в присутствии представителей общественности, местного духовенства и СМИ, на этом месте был водружён деревянный крест-голубец с табличкой следующего содержания: «Памяти невинно убиенных в ночь на 22.08 (4.09.) 1918 года Личной Фрейлины Е.И.В. Государыни Императрицы Александры Фёдоровны Графини Анастасии Васильевны Гендриковой и Гоф-Лектрисы Екатерины Адольфовны Шнейдер».
Но стоять этому Памятному Кресту пришлось недолго…
Уже менее чем через месяц он был подожжён красно-коричневыми вандалами…
Новый крест с именами Святых Новомучениц Анастасии Гендриковой и Екатерины Шнейдер был установлен членами той же местной организации ВООПИК в 2001 году и продолжает стоять там по настоящее время.
Письма (записки) Государыни Императрицы Александры Фёдоровны к Графине А. В. Гендриковой за 1917–1918 годы
Записки за 1917 год
Записка № 1
Ц.[арское] С.[ело]. 16 Марта
Дорогая Настенька,
благодарю за милую записочку. У Марии теперь [температура] 40,5, а у Анастасии 40,3.
Они спали сегодня днём.
Любящая Вас обеих Александра.
Моё сердце расширено. [397]
Записка № 2
Ц.[арское] С.[ело]. 29 Марта
Дорогая Настенька,
сожалею, что Вас не видела, во все эти дни чувствую себя прескверно, постоянная головная боль, головокружение, сердце расширено. Впервые лежала на балконе три четверти часа. Надеюсь с Иночкой всё благополучно. Жаль, что слепая кишка докучает опять Изе, но это неизбежно, пока её не оперируют. У Ольги 39,4. Горло очень болит.
Целую. Александра. [398]
Записка № 3
Ц.[арское] С.[ело]. 2 Апреля
Не пожелает ли м-лль [399]Зизи [400]или графиня [401]присутствовать в 7 часов на молитве в угловой комнате наверху [?] Валя [402]и граф [403]тоже. Места хватит на всех.
А[лександра]. [404]
Записка № 4
Ц.[арское] С.[ело]. 23 Мая
Дорогая Настенька,
увы, боюсь, что следующая телеграмма принесёт Изе роковое известие о смерти её матери. Пусть лучше Валя по получении пришлёт мне – я передам бедной девочке. Вероятно, смерть уже последовала от удара. У отца [405]слабое сердце. Мне кажется, ей следовало бы ехать туда. В случае рокового исхода, отец её поедет, наверное, в Казань. Таким образом она его увидит и ему будет спокойнее, что она там. Всё печально.
А[лександра].
Проведите её в сад; ей лучше гулять, чем сидеть дома и мучиться. [406]
Записка № 5
Ц.[арское] С.[ело]. 25 Мая
Милая Настенька,
получила ли Иза известие. Посоветуйте ей попросить у батюшки вынуть частицу [407]за её мать. У него список имён, которые он постоянно поминает по нашей просьбе за живых и усопших. Я включила имя Вашей Мама. Мы дали ему список после того, как нас заключили. [408]
Целую. Александра. [409]
Записка № 6
Ц.[арское] С.[ело]. 30 Мая
Дорогая Настенька,
передайте графине [410]моё соболезнование по поводу известия в сегодняшних газетах о смерти Ирины Долг. [оруковой] [411]от воспаления в лёгких. Попросите графиню, когда она будет писать Лело, [412]передать моё глубокое соболезнование. Целое гнездо детей, два отца и без матери. Какая трагедия.
А[лександра]. [413]
Записка № 7
23 Июня [Без места] [414]
Милая Настенька,
глубоко тронута; нежно благодарю за милые васильки. [415]Вы очень добры. Поблагодарите генерала [416]за то, что принёс их. Приятного сна.
Нежно целую. Александра. [417]
Записка № 8
30 Июня [Без места] [418]
Дорогая Настенька,
душистый горошек распространяет восхитительный аромат по всей комнате. Спасибо, спасибо бесконечно за удовольствие, доставленное Вами. Посылаю Вам ещё книгу Миллера. [419]Быть может, Иза прочтёт [первый] том, оконченный Вами, и затем пришлёт мне.
Что за чудная погода. Жажду сходить в настоящую церковь. [420]Спите крепко.
Любящая вас Александра. [421]
Записка № 9
Ц.[арское] С.[ело]. 19 Июля
Так тронута, дорогая Настенька.
Душистый горошек чудно пахнет. Посылаю взамен розы. День Св[ятого] Серафима. [422]Как жалко что нельзя пойти в церковь, в такой великий день. Благослави Вас Бог.
Целую А[лександра]. [423]
Записка № 10
21 Июля [Без места] [424]
Дорогая Настенька,
зная, что у Вас недостаток в лёгкой одежде, посылаю Вам материи на два платья: полосатую – чёрную с белым и белую. Пожалуйста, попросите Вашего генерала [425]отдать сейчас же в работу. А то, может быть, Ваша горничная могла бы сшить. Это, конечно, было бы лучше всего – быстрее и дешевле и не нужно посылать по почте, а мог бы принести генерал.
Целую. Александра.
Надеюсь, что Вы чувствуйте себя менее слабой. [426]
Записка № 11
28 [Октября] Тобольск
Дорогая Настенька,
если у Вас найдётся икона Вашей Святой, [427]пожалуйста, передайте её человеку, который принесёт эту записку – для того, чтобы я могла поставить на стол для вечерней службы. [428]
Поднимитесь ко мне на минутку до обеда.
А[лександра].
Записка № 12
2 Ноября. Тобольск
Дорогая маленькая Настенька,
я так опечалена известием о Вашем нездоровье, о новом беспокойстве от той надоедливой слепой кишки. Продолжайте лежать со льдом на боку и двигайтесь, как можно меньше. Счастье, что Ваш старый генерал [431]может ходить за Вами, т. к. нам, увы, не разрешается бывать у Вас [432](как глупо…). Не беспокойтесь на счёт своего нездоровья – Вы скоро почувствуйте облегчение.
Видела, как Вы поскользнулись на крыше. [433]Несомненно, Вам это движение повредило. Приятного сна. Господь Бог благословит [Вас].
Нежно целую. Александра.
Поклон Генералу. [434]
Записки за 1918 год
Записка № 13
17 марта. Тобольск [1918 года]
Милое дорогое дитя,
все мои мысли и молитвы сопутствуют Вам в церковь. Да найдёте Вы силы и успокоение у мощей Св. [ятителя] Иоанна. [435]Великое счастье иметь возможность молиться там за Ваших дорогих. Вы, наверное, почувствуйте их близость. Как хорошо светит солнце, возвеселяя Ваше паломничество туда. Будьте душенькой и поставьте там свечку за меня. [436]
Благословляю и целую Вас нежно. Господь будь возле Вас. Может быть, отслужите молебен также за Вашу сестру, брата, за детей и за невестку, прося им благословение – это соединит Ваши души в этот день. [437] [438]
Записка № 14
[Без даты и места] [439]
Дорогая Настенька,
Ну, что же. Мне досадно за всех Вас. [440]Ужасно неприятно. [441]Вот, кажется, единственный способ: в Шуриной комнате [442]Вы с Полиной [443](такая маленькая ширма). Увы, место для Вашего генерала [444]нет. Трина [445]и Катя [446]– в комнате г[осподина] Гиббса [447](скажите Трине, что нет места для Маши [448]), Ваш генерал будет ангелом, если о ней позаботится. Шура и Лиза [449]в комнате Чемодурова, а он сам наверху. Нюта [450]на лестнице. Пусть сейчас сделают перегородку от подъезда. Г[осподин] Гиббс пойдёт к г[осподину] Жильяр. [451]Перешлите кровати и умывальники и всё, что Вам надо. Генерал всегда может прислать всё, что понадобится.
Считаю всё это чересчур глупым. Лично думаю, что ненадолго.
Целую Вас. [452]
Графиня А. В. Гендрикова в материалах Следственного Производства 1918–1920 г.г
«(…) Гендрикова имела лет 30, среднего роста и телосложения. Лицо красивое, маленький нос, рот и ровные зубы, брюнетка. [453]
Литература о Графине А. В. Гендриковой
1. Румянцева Е. Л. Мученические венцы принявшие. (К 90-летию убийства Царских слуг на Урале.) Екатеринбург, Издательский дом «Стягъ», 2008.
2. Чернова О. В. Верные до смерти. СПб., Издательство «Сатисъ», 2007.
3. Чернова О. В. Верные. О тех, кто не предал Царственных Мучеников. М., Издательство «Русскiй Хронографъ», 2010.
Глава 4
Гоф-Лектриса Е.И.В. Государыни Императрицы Александры Фёдоровны Екатерина Адольфовна Шнейдер