Претерпевшие до конца. Судьбы царских слуг, оставшихся верными долгу и присяге Жук Юрий
О личности Гоф-Лектрисы Е. А. Шнейдер вплоть до недавнего времени имелись весьма отрывочные биографические сведения.
Однако при более детальном изучении материалов Личного фонда Е. А. Шнейдер, хранящихся в ГА РФ. (Ф. 1115, оп. 1), автору удалось обнаружить некоторые дополнительные сведения биографического характера.
Но прежде чем начать рассказ о Екатерине Адольфовне Шнейдер, хотелось бы сразу расставить все точки над «i» в отношении правильного написания её фамилии. Ибо не подлежит сомнению, что её предки немецкого происхождения носили фамилию Шнайдер, что в переводе с немецкого означает – «портной». Фамилия же Шнейдер есть не что иное, как транслитерированный вариант этой немецкой фамилии на русский манер, что случалось довольно часто в среде обрусевших немцев. И это понятно, так как немецкий дифтонг «ei» (читаемый как «ай») в русском языке, зачастую, читался как «ей». Впрочем, это достаточно распространённая ошибка, наглядным примером чему может служить ставшее для большинства наших соотечественников привычно-неправильное произношение слова «рейх», вместо правильного – «райх». Однако вернёмся к теме нашего повествования.
Екатерина Адольфовна Шнейдер родилась 20 января 1856 года в Санкт-Петербурге в семье Надворного Советника Адольфа Шнейдера и его супруги Марии-Луизы (урождённой Сванберг).
Обряд крещения над новорождённой был произведён в Санкт-Петербурге, в евангелическо-лютеранской церкви Св. Екатерины, где она была наречена именем Генриетты-Екатерины-Луизы.
Известно также, что в семье Шнейдер рос ещё один ребёнок – дочь Юлия, приходившаяся Генриетте младшей сестрой.
Своё первичное образование девица Генриетта Шнейдер получила в Санкт-Петербургской Литейной Женской Гимназии, которую окончила в июне 1875 года и по результатам учёбы в которой имела одобрительное «свидетельство в науках и поведении». А о её успехах как твёрдой «хорошистки» наглядно свидетельствовали выставленные в аттестате оценки:
• Закон Божий – очень хорошо.
• Русский язык и Словесность – хорошо.
• Французский язык – хорошо.
• Немецкий язык – очень хорошо.
• Педагогика – хорошо.
• Математика – хорошо.
• История – хорошо.
• География – хорошо.
• Естествознание – весьма хорошо.
Наряду с перечисленными дисциплинами Генриетта Шнейдер обучалась также чистописанию, рисованию, танцам, пению и рукоделию, вследствие чего получила право «не подвергаясь испытанию» получить свидетельство Министерства Народного Просвещения на звание Домашней Учительницы.
Соответствующее прошение, поданное на имя Попечителя Санкт-Петербургского Уездного Округа, было одобрено, вследствие чего девица Генриетта Адольфовна Шнейдер 26 октября 1875 года получила соответствующее Свидетельство за № 7573.
Желая продолжить своё образование, Г. Шнейдер подаёт новое прошение и поступает на Педагогические Курсы Санкт-Петербургских Женских Гимназий, которые оканчивает в 1880 году с правом, как и прежде, получить, «не подвергаясь испытанию», аттестат на звание Домашней Наставницы, который также был ей выдан Министерством Народного Просвещения 1 июля 1880 года за № 110.
С лета 1880 года Генриетта Шнейдер практикует отдельные частные уроки. Так, начиная с 1 января 1881 года, она в качестве Домашней Учительницы проводит занятия с сыном Надворного Советника П. М. Михайлова Константином, а, набравшись некоторого педагогического опыта, уже в августе этого же года подаёт прошение о приёме в Московский Николаевский Сиротский Институт, в который её принимают на место Классной дамы.
Следует также отметить, что со дня своего рождения Генриетта Шнейдер проживала вместе с родителями в квартире № 43 дома № 52 по Литейному проспекту. А с началом своей педагогической деятельности переехала в отдельную квартиру, расположенную на 2-м участке Литейной части города (ул. Надеждинская, дом № 1, кв. № 25).
А теперь наступило самое время рассказать, каким образом девица Генриетта Шнейдер превратилась в девицу Екатерину Шнейдер.
Прозанимавшись с Константином Михайловым ровно год, Генриетта Шнейдер в 1882 году подаёт на имя Директора Училищ Санкт-Петербурга отчёт об этих занятиях, в котором подписалась как Генриетта-Екатерина Шнейдер. (Черновики этих отчётов хранятся в Личном фонде Е. А. Шнейдер.) Но прежде чем передать само прошение, она, видимо, решила показать черновик его в Канцелярии упомянутого должностного лица. А там кто-то из чиновников, рассмотрев представленный документ, внёс в него правку, сократившую её имя до «Екатерины Адольфовны» с припиской к нему уточнения «девицы-дворянки». Посему в дальнейшем, видимо, приняв во внимание, что, в отличие от Генриетты, имя Екатерина в России звучит куда более привычно и благозвучно, она до конца своих дней так и продолжала подписываться как Екатерина Адольфовна Шнейдер.
Состоя на службе в Московском Николаевском Сиротском Институте, Е. А. Шнейдер зарекомендовывает себя с самой лучшей стороны, подтверждением чему служит аттестация, выданная ей при увольнении по семейным обстоятельствам в декабре 1894 года:
«Наказаниям или взысканиям, соединённым с ограничениями в преимуществах по службе, равно случаям, лишающих её права на получение в своё время, за выслугу лет, Мариинского знака отличия беспорочной службы, не подвергалась. В отставках не была». [454]
Настоящей же причиной этого увольнения явились следующие обстоятельства.
Весной 1884 года семья Великого Герцога Гессенского Людвига IV провожала в Россию свою дочь принцессу Гессен-Дармштадскую Елизавету (Эллу), ранее помолвленную с Великим Князем Сергеем Александровичем, родным братом Императора Александра III.
Вместе с принцессой Елизаветой в Россию приехала и её младшая сестра принцесса Алиса – будущая Государыня Императрица Александра Фёдоровна, которая во время свадебных торжеств впервые познакомилась со своим будущим женихом Наследником Цесаревичем и Великим Князем Николаем Александровичем. [455]
Медовый месяц молодые провели не за границей, как это обычно было принято, а в принадлежавшем Великому Князю подмосковном имении Ильинское, которое впоследствии стало любимым местом пребывания Великой Княгини Елизаветы Фёдоровны.
Сейчас уже можно смело сказать, что именно с этого имения Великая Княгиня начала своё знакомство с Россией, и что именно там было положено начало её будущего окружения, составившего впоследствии Двор Ея Императорского Высочества Великой Княгини Елизаветы Фёдоровны. Среди многочисленных придворных, входящих в штат оного, была и Е. А. Шнейдер, попавшая в их число по рекомендации своего дяди – Лейб-Хирурга Императора Александра III Г. И. Гирша – и занявшая среди них место учительницы русского языка.
И, надо сказать, что под руководством 28-летней Е. А. Шнейдер 20-летняя Великая Княгиня Елизавета Фёдоровна делала просто поразительные успехи в овладении новым для неё русским языком, а равно с ним и в изящной словесности, что позволило ей уже через несколько лет принимать участие в любительских спектаклях. Так, на сцене театра в Царском Селе Элла выступила в роли Татьяны Лариной, а роль пылко влюблённого в неё Евгения Онегина сыграл Наследник Цесаревич Николай Александрович.
Обучив Великую Княгиню русскому языку и изящной словесности, Е. А. Шнейдер до 1894 года продолжала оставаться в штате её придворных.
В канун приезда в Россию принцессы Алисы уже в качестве невесты Наследника Цесаревича Николая Александровича Е. А. Шнейдер по рекомендации Эллы едет в Кобург, где за довольно короткий срок обучает Алису Гессенскую русскому языку, а по приезде в Россию занимает аналогичную должность при Дворе будущей Императрицы.
Годы, проведённые Е. А. Шнейдер при Особе Государыни настолько сблизили этих двух женщин, что каждая из них уже не представляла своей жизни без общества друг друга.
Впервые Принцесса Алиса упоминает Екатерину Адольфовну в своём письме своему жениху – Наследнику Цесаревичу Николаю Александровичу от 4 мая 1894 года:
«Замок Виндзор, письмо А-3.
(…) Увидишь ли ты фрейлину Шнайдер до того, как она приедет в гости? Бедная маленькая женщина, надеюсь, она не заблудится в пути. Если бы ты смог приехать сюда с ней…» [456]
Опасения Принцессы Алисы не сбылись – Екатерина Адольфовна не заблудилась и, доехав до места, буквально с первых дней их знакомства заняла в её жизни весьма существенное место:
«Замок Виндзор, 14 мая 1894 года:
(…) Эта милая маленькая женщина настаивает на том, чтобы мы говорили только по-русски, а я стою и улыбаюсь ей, не в состоянии ничего понять… Она попыталась что-то вбить в меня. Через несколько минут она спустится вниз, и если снова меня это спросит, о, Боже мой!..» [457]
Но доставалось, что называется, не только Принцессе Алисе, будущая Императрица также взялась за обучение Екатерины Адольфовны английскому языку, что немедленно отразила в своих письмах к Ники. [458]
«Харрогейт, 26 мая 1894 года:
(…) Гретхен (…) заставляет Шнайдерляйн читать по-английски детские стишки, что весьма уморительно… Они читают “Дом который построил Джек”, и мне это очень мешает писать. Я учу стихотворение Лермонтова по-русски…» [459]
Как бы там ни было, но уже на следующий год в своём письме к бабушке Королеве Виктории родная сестра Принцессы Алисы Элла (Великая Княгиня Елизавета Фёдоровна) заметила:
«(…) Аликс делает прогресс в русском языке. Она пишет Ники так красиво и делает очень мало ошибок, и построение фраз вполне правильное…» [460]
Занятия русским языком продолжались и после свадьбы Принцессы Алисы, готовившейся стать Русской Императрицей Александрой Фёдоровной.
«(…) Шнайдерляйн (…) приходит каждое утро, – писала 4 февраля 1895 года будущая Государыня Александра Фёдоровна своей сестре Принцессе Виктории Баттенбергской, – и мы с ней усердно занимаемся. А ещё она читает час перед ужином. Ники в это время занят со своими бумагами. У него так много работы, что нам почти не удаётся побывать наедине…» [461]
Безусловно, одним из наиболее памятных для Екатерины Адольфовны событий стал День Священной Коронации Государя Императора Николая II и Государыни Императрицы Александры Фёдоровны, происходившей в Успенском Соборе Московского Кремля. День, пришедшийся на вторник 14 (26) мая 1896 года. Какие чувства тогда бурлили в её душе, нам не ведомо. Однако нельзя не предположить, что, заняв одно из самых почётных мест на трибунах, выстроенных по этому случаю, она с особой гордостью взирала на свою бывшую ученицу принцессу Аликс. И свидетельством тому – бережно сохраняемый ею до самой смерти билет, выписанный на её имя и дающий право входа на трибуны Кремлёвских Соборов…
Довольно скоро Екатерина Адольфовна, которую Государыня ласково звала «Шнайдерляйн» (от её исконной фамилии Schneider) или «Трина» (производное от имени Екатерина), стала для Государыни одним из самых близких людей, без советов которой Она уже не принимала никаких, даже мало-мальски серьёзных, решений и без которой Она не мыслила ни одного из Своих путешествий.
Так, в каждую из Своих поездок по Крыму и Финляндии Она неизменно брала с собой Е. А. Шнейдер, а после рождения Детей последняя стала при Них кем-то вроде няньки.
Обычно Е. А. Шнейдер не вела дневников. Однако отрывочные дневниковые записи о поездках в Ливадию в мае и октябре-ноябре 1902 года всё же имели место в её личных бумагах. [462]
Не имея своих детей, Трина была очень привязана к Царским Детям, и особенно к Великим Княжнам, помощь в воспитании и уход за которыми она осуществляла с их малолетства. А когда те стали подрастать, стала преподавать им немецкий язык.
Великие Княжны также всем сердцем полюбили свою неофициальную воспитательницу (Е. А. Шнейдер не имела официальной должности при Высочайшем Дворе), которую с малых лет звали не иначе как «Трина», произведя оное имя от её полного имени Екатерина.
Вспоминая Е. А. Шнейдер, бывший Начальник Канцелярии Министерства Высочайшего Двора и Уделов Генерал-Лейтенант А. А. Мосолов писал:
«Императрица много страдала в жизни от своей застенчивости и решила приучить дочерей с детства к общению с посторонними людьми. Поэтому, когда Ольге Николаевне минуло 10 лет, то она, равно как и Татьяна и Мария Николаевны, 8 и 6 лет, завтракали за общим столом. К завтракам государыня часто не выходила. Конечно, дети были тут под надзором царя и фрейлин. Хотя и очень живые, за столом они держали себя натурально и мило, вели себя безукоризненно. Серьёзнее и сдержаннее всех была Татьяна.
Постепенно главный надзор за детьми перешёл к Е. А. Шнейдер. (…)
Долгое время Шнейдер жила при дворе без всякого официального положения. Затем граф Фредерихс создал для неё должность гоф-лектрисы, считая неудобным сопровождение ею всюду великих княжон без какого-либо придворного звания.
Екатерина Адольфовна была удивительно предана, как государыне, так и детям… (…) Она была очень культурна, исключительно скромна и очень работоспособна. Императрице она служила и секретарем, и гардеробмейстершей. Всё покупалось и заказывалось через её посредство. Была она и учительницей самой государыни по русскому языку, а детей, пока они были маленькими, – по всем предметам. Если кого из княжон надо было куда сопровождать, делала это всегда Екатерина Адольфовна. При этом фрейлен (правильно: фройлен. – Ю. Ж.) Шнейдер отличалась очень ровным характером и удивительной добротой.
Как эта худенькая, кажущаяся слабенькой барышня могла поспевать делать всё то, что ей поручали, да ещё со всегдашней готовностью, было прямо поразительно». [463]
Неотлучно находясь при Государыне Александре Фёдоровне, Екатерина Адольфовна активно поддерживает Её во всех начинаниях. Сейчас, наверно, будет весьма сложно перечислить весь тот круг обязанностей и поручений, которые приходилось выполнять Трине. Так, к примеру, состоя в Царско-Сельском Обществе Рукоделия, основанном по инициативе Государыни в 1897 году, она с самого начала курировала его работу, о чём регулярно составляла отчёты.
Весьма часто обращались и к самой Е. А. Шнейдер за советом. В её Личном фонде хранится немало писем, адресованных ей непосредственно. Причём писем как первых лиц государства, так и рядовых обывателей. Вот, к примеру, адресованные Е. А. Шнейдер письма Княгини А. М. Нарышкиной, в которых та даёт обзор кустарных промыслов в России, а также советуется с ней по вопросам благотворительности. А вот письмо некой Е. Пономарёвой, в котором она рассказывает Екатерине Адольфовне «об общественных нуждах, низком культурном уровне жителей и плохом состоянии народного образования в гимназиях Харьковской губернии».
Будучи доверенным лицом Государыни практически по всем вопросам, она нередко ведёт и некоторые Её финансовые дела в виде расчётов с «Поставщиком Высочайшего Двора» К. Фаберже.
Обращались к Е. А. Шнейдер и со всевозможными ходатайствами. Причём как родственники, так и мало знакомые люди. И к чести Екатерины Адольфовны следует сказать, что к каждому из них она относилась с должным пониманием, стараясь сделать всё, от неё зависящее.
С началом Первой мировой войны 1914–1918 годов в Царскосельском Екатерининском дворце был организован Центральный Склад Ея Императорского Величества Государыни Императрицы Александры Фёдоровны. Склад, с которого осуществлялось снабжение Полевых Царскосельских Военно-Санитарных поездов бельём и перевязочными материалами. И, в частности, небезызвестного в то время Военно-Санитарного поезда № 143 Е.И.В. Государыни Императрицы Александры Фёдоровны. И состоявшая при Государыне Екатерина Адольфовна принимает не только самое активное участие в налаживании его бесперебойной работы, но и делает немалое денежное пожертвование. За что накануне Октябрьского переворота 1917 года получает благодарственное письмо от Комитета означенного Склада.
После ареста Государыни в марте 1917 года верная Трина не согласилась покинуть Царскую Семью во время Её содержания под стражей в Царском Селе. А чтобы не без пользы проводить время, Е. А. Шнейдер, верная педагогическим принципам, вместе с другими слугами, добровольно разделившими это заточение, преподавала Великим Княжнам арифметику и русскую грамматику.
А когда Венценосной Семье было объявлено о ссылке в далёкую Сибирь, она, не колеблясь, выразила желание последовать за Ней.
Находясь в Тобольске, Е. А. Шнейдер вместе со своими горничными Екатериной Живой и Марией Кулаковой проживала в верхнем этаже дома купца-рыбопромышленника Корнилова. Однако ей практически ежедневно приходилось посещать «Дом Свободы», где она продолжала проводить занятия по русскому языку с Наследником Цесаревичем Алексеем Николаевичем.
Не забывали Екатерину Адольфовну в далёком Тобольске оставшиеся в Царском Селе родственники и просто близкие ей люди, для которых она стала крёстной матерью. Однако не только они слали ей свои весточки. Так, к примеру, она получила не менее двух писем от учителя Августейших Детей П. В. Петрова, в первом из которых он благодарил П. Жильяра за присланную им для него из Тобольска продуктовую посылку, а во второй отчаянно сетовал на всё растущее повышение цен в Петрограде на продукты питания.
Несомненно, огромной радостью для находящейся в Тобольске Е. А. Шнейдер стала бы открытка, написанная на её имя Государыней, находящейся в то время в Екатеринбурге:
« 19 апреля/2 мая 1918 г.
Екатеринбург.
Христос Воскресе!
Крепко целую и поздравляю Светлым Праздником. Надеюсь, что бодро встретите. Все мысли постоянно о Вас всех. Надеюсь, что можете говеть. Погода чудная. Лежу <неразб.> т. к. сердце увеличено и вообще очень устала. Спим втроём в одной комнате [464]– уютно и проводим день вместе, т. к. его письм. [енный]стол стоит у окна. Тяжело не иметь известий! Как здоровье Маши? [465]Ей и Кате [466]сердечный привет и поздравления. Тихая улица. Будет вечером он служить 12 Ев[ангелий]: читать. Не падайте духом. Господь милостив, надеюсь, скоро увидимся. Христос с вами. Ото всех привет. Горячо поздравляю и крепко целую милую Трину. [467]
Но даже эти невинные поздравления с Праздником Святой Пасхи показались власть имущим чем-то крамольным, посему открытка эта так никогда и не была отправлена адресату. Изъятая в числе прочей корреспонденции, посылаемой узниками дома Ипатьева, она в том же 1918 году была доставлена в Москву, где и на протяжении многих десятилетий хранилась в одной из папок личного фонда Е. А. Шнейдер, озаглавленной: «Письма без подписи Шнейдер Екатерине Адольфовне в Тобольск 14/XII 1917 – 2/V 1918»…
И, не обрати внимание автор настоящего издания на столь знакомый большинству исследователей почерк экс-Императрицы, этот бесценный документ нашей истории так и продолжал бы оставаться незамеченным на протяжении ещё неизвестно какого времени…
Заслуживает внимание и тот факт, что при разборе вещей, брошенных в помещении бывшего Волжско-Камского банка, в котором с 1918 года размещался Исполком Уральского Облсовета, следствием была обнаружена и изъята «Клеёнчатая записная книжка с дневником от 1 января до 4 мая». В ходе следствия было сделано предположение, что она принадлежит Е. А. Шнейдер. (Поэтому об этой книжке здесь и упоминается.) Однако при более внимательном изучении указанного вещественного доказательства выяснилось, что эта записная книжка является дневником Графини А. В. Гендриковой, [468]в который та, начиная с января 1918 года, с относительной регулярностью записывала наиболее интересные события, происходившие в «Доме Свободы» и за его пределами.
Переживая разлуку со ставшими ей близкими людьми Государем и Государыней, Е. А. Шнейдер до самого последнего дня находилась рядом с Царскими Детьми, поддерживая их своим участием в тяжёлые дни разлуки с Родителями. Вместе с ними отправилась она и в своё последнее путешествие в Екатеринбург, куда прибыла 23 мая 1918 года и где в качестве «гражданина Е. А. Шнейдер» была помещена в Арестный дом (Тюрьму № 2), в котором содержалась до 20 июля 1918 года.
О последних днях и часах земной жизни этой замечательной женщины свидетельствуют сухие строки секретного документа – Докладной записки за № 43 от 17 мая 1919 года, поданной Генерал-Лейтенантом М. К. Дитерихсом на имя Верховного Правителя Адмирала А. В. Колчака, в которой, в частности, говорится:
«(…) 20 Июля, вместе с Княгиней Еленой Петровной (Сербской), Гр. Гендрикова и Е. Шнейдер были отправлены в особом вагоне, под усиленной охраной, в г. Пермь, где, по прибытии, были заключены в Пермскую Губернскую Тюрьму. Одновременно с ними перевезён туда же и Камердинер Алексей Волков.
В ночь на 4-е Сентября (все числа по н. с.), Гр. Гендрикова, Е. Шнейдер, А. Волков и ещё восемь других лиц, по постановлению Пермской Чрезвычайной комиссии, были взяты из тюрьмы и отведены в Арестный дом, а оттуда, в ту же ночь, выведены по Сибирскому тракту за 4 версты от города на поля орошения и там, в канаве, убиты. По дороге А. Волкову удалось бежать». [469]
В ночь с 23 на 24 декабря 1918 года части Сибирской Армии Войск Верховного Правителя овладели Пермью, заставив в панике отступить красногвардейские части 3-й Армии Восточного фронта. Когда в городе был восстановлен должный порядок, военные власти обратились с просьбой к населению, пережившему власть большевиков, сообщать в Пермский Окружной Суд о всех известных им случаях Красного Террора, для чего по определённым дням и часам два раза в неделю вёл приём граждан специально назначенный следователь. Сообщения о нахождении в том или ином месте города и его пригородов жертв большевистского режима публиковались чуть ли не в каждом номере местных газет «Современная Пермь», «Сибирские стрелки», «Наша газета» и др. А после того, как сошёл снежный покров, поток оных увеличился чуть ли не вдвое.
Трупы Графини А. В. Гендриковой и Е. А. Шнейдер были найдены лишь в мае 1919 года в ходе вскрытия массовых захоронений жертв Красного Террора на месте ассенизационных полей, находившихся в ближайшем пригороде. [470]
И о том, как были обретены и захоронены останки Графини А. В. Гендриковой и Е. А. Шнейдер, нам расскажет всё та же Докладная записка генерала М. К. Дитерихса:
«…2-го Мая сего года, особой комиссией, в присутствии Товарища Прокурора Д. Тихомирова, трупы были отрыты, подвергнуты судебно-медицинской экспертизе и опознанию сведущими лицами и, до моего приезда, временно погребены в общей братской могиле.
14-го сего Мая я посетил место убийства и первоначального погребения названных лиц большевиками. На 4-й версте от Сибирского тракта определяется вправо бревенчатая дорога, разделяющая надвое громадное поле орошения, залитое ассенизационными нечистотами. С левой стороны этой бревенчатой дороги имеется канава, глубиной в пол-аршина, с валиком, ограждающим дорогу от залива нечистотами. В этой-то канаве, посредине поля орошения, и была произведена казнь, и тут же трупы и были зарыты, для чего сделали выемку земли в четверть аршина глубиной, трупы свалены в кучу по четыре и засыпаны сверху землёй, тоже на одну четверть аршина. С трупов была снята вся верхняя одежда, чулки и башмаки.
16-го сего Мая, на погребение, мною были приглашены также чины тюремной администрации, нёсшие свои обязанности при большевиках в Пермской губернской тюрьме для опознания жертв. По их показаниям, Княгиня Елена Петровна, Гр. Гендрикова и Е. Шнейдер содержались в одной из комнат тюремной больницы и заботами Начальника тюрьмы (расстрелянного большевиками на другой день) были обставлены, насколько возможно в том смысле, что кроме хлеба и щей им иногда покупали, за их счёт, молока.
При моём осмотре трупов Гр. Гендриковой и Е. Шнейдер я вполне согласился с первоначальным их опознанием тюремным врачом и фельдшером, которые их пользовали в тюрьме. Опознали их также при мне Помощник Пермского Губернского Тюремного Инспектора Н. Грацинский и Помощник Начальника Губернской тюрьмы Н. Бехтерев; подтвердил своё первоначальное показание и вызванный мной тюремный фельдшер Г. Мешковский.
Благодаря тому, что зимой трупы сильно промёрзли, они, сравнительно, ко времени их осмотра, сохранились хорошо. Я сделал с них несколько снимков, а Товарищем Прокурора был составлен законный акт.
В настоящее время тела помещены в более прочные гробы (гроб гр. Гендриковой – оцинкованный, а другого такого же достать не удалось) и деревянный склеп, в особой могиле на Новом Вознесенском кладбище в Перми. Могилы обнесены загородкой и поставлено два белых креста с наименованием покойниц. Гробы, склеп, загородка, кресты и перепогребение стоили всего 4.000 рублей, причём на 3.650 рублей у меня имеется счёт Похоронного бюро, устраивавшего гробы, склеп, загородку и кресты; 250 рублей уплачено старшему милиционеру для вознаграждения работавших чинов и людей и 100 рублей возчикам и извозчикам». [471]
До сего времени неизвестно, когда и по чьему приказу исчезли могильные холмы и кресты с именами убиенных женщин с территории кладбища. И это, по всей видимости, ещё одна загадка одного из старейших в Перми некрополей…
В 1981 году решением Священного Архиерейского Собора Русской Православной Церкви Заграницей Екатерина Адольфовна Шнейдер была причислена к лику Святых Новомучеников Российских от власти безбожной пострадавших и наречёна именем Святой Новомученицы Екатерины Шнейдер.
Чин прославления был совершён в Синодальном Соборе Знамения Божьей Матери РПЦЗ в Нью-Йорке 19 октября (1 ноября) 1981 года.
История же установки Памятного Креста на месте их предполагаемого захоронения описана в главе, посвящённой Графине А. В. Гендриковой, посему повторять её не имеет смысла.
Е. А. Шнейдер в материалах Следственного Производства 1918–1920 г.г
«(…) Шнейдер имела лет 60, среднего роста, худая. Нос очень маленький, «пуговкой», красноватый, рот небольшой, шатенка, седины было очень мало». [472]
Литература о Е. А. Шнейдер
1. Румянцева Е. Л. Мученические венцы принявшие. (К 90-летию убийства Царских слуг на Урале.) Екатеринбург, Издательский дом «Стягъ», 2008.
2. Хрусталёв В. М. Претерпевшие за царя. Журнал «Держава», 1996, № 3(6).
3. Чернова О. В. Верные до смерти. СПб., Издательство «Сатисъ», 2007.
4. Чернова О. В. Верные. О тех, кто не предал Царственных Мучеников. М., Издательство «Русскiй Хронографъ», 2010.
Глава 5
Камердинер при Комнатах Е.И.В. Государя Императора Николая II Александровича Алексей Андреевич Волков
Не менее интересны биографические сведения и об А. А. Волкове – человеке, большая часть жизни которого прошла, если так можно сказать, под сенью Дома Романовых. А поскольку его биография относительно полно изложена в написанной им книге «Около Царской Семьи», её тезисный вариант я позволю себе здесь и представить.
Алексей Андреевич Волков родился в 1859 году в селе Юрьеве Козловского уезда Тамбовской губернии.
По национальности – русский.
По сословной принадлежности – крестьянин.
Образование – полный курс Козловского Реального Училища.
Детство и юность прошли в крестьянской среде.
По достижении соответствующего возраста А. А. Волков был призван на военную службу, на которой должен был пробыть всего три года, как окончивший указанное учебное заведение. В действительности же он прослужил пять лет – сначала в Лейб-Гвардии Павловском полку, а затем в Сводно-Гвардейской роте.
1 марта 1881 года, стоя в карауле у выходящих на Аптекарский переулок казарм Лейб-Гвардии Павловского полка, А. А. Волков стал свидетелем трагического события – покушения на Императора Александра II. Довелось ему стоять и в воинском оцеплении во время похорон почившего в Бозе Императора.
Все последующие годы не оставили А. А. Волкову каких-либо особенных воспоминаний, за исключением разве того, что он несколько раз назначался в караул Аничкова дворца, а также в составе своего подразделения побывал на Коронационных Торжествах Императора Александра III, проходивших в Москве в 1883 году.
В 1883 году Алексей Волков женился на Наталье Антоновой, в браке с которой имел шестерых детей – дочерей: Марию (6 июня 1884 г.), Веру (10 сентября 1888 г.), Александру (5 апреля 1893 г.) и Надежду (27 января 1896 г.) и сыновей: Виктора (11 ноября 1890 г.) и Михаила (12 ноября 1898 г.).
С преобразованием в 1883 году Сводно-Гвардейской роты в Сводно-Гвардейский батальон его командиром был назначен сначала Полковник Граф Г. Г. Стенбок, а затем Полковник Гессе, под началом которых А. А. Волков прослужил общей сложностью два с половиной года. Во время прохождения службы в этом подразделении в чине Старшего Унтер-Офицера ему в 1884 году в Петергофе довелось обучать строю Наследника Цесаревича Николая Александровича, будущего Императора Николая II.
Возвращаясь под осень из Петергофа в Гатчину, А. А. Волков в качестве начальника особой охраны численностью в 20 человек многократно принимает участие в обеспечении береговой охраны Императора Александра III во время Его ночных рыбалок на Гатчинском озере.
Неся караульную службу в Зимнем Дворце, А. А. Волков обращает на себя внимание Великого Князя Павла Александровича – практически его ровесника – который предлагает ему после истечения срока службы остаться у него в услужении.
Свою службу при Дворе Его Императорского Высочества Великого Князя Павла Александровича А. А. Волков начал 1 марта 1886 года в должности Рейткнехта.
Служил Алексей Волков, как говорится, не за страх, а за совесть, и в 1892 году, по ходатайству своего господина, был представлен к Серебряной медали «За усердие», а с 15 января 1893 года был назначен на должность Камердинера Великого Князя.
Так как Собственного Двора Великий Князь тогда ещё не имел, он проживал в покоях Зимнего Дворца и ограничивался весьма небольшим штатом слуг. Выезжая за границу, Великий Князь Павел Александрович часто брал с собою и А. А. Волкова, ставшего со временем свидетелем его сватовства к принцессе греческой Александре Георгиевне.
После свадьбы, состоявшейся в 1889 году, молодые поселились в собственном дворце, где родился их первенец – Великая Княжна Мария Павловна (младшая). Самыми близкими людьми для них в то время были Великий Князь Сергей Александрович и Великая Княгиня Елизавета Фёдоровна, в подмосковном имении «Ильинское» которых спустя пять дней после рождения ею второго ребёнка – Великого Князя Дмитрия Павловича – трагически оборвалась жизнь Великой Княгини Александры Георгиевны.
После постигшего его горя, здоровье Великого Князя Павла Александровича резко пошатнулось, вследствие чего врачи рекомендовали ему выехать за границу для восстановления физического здоровья и душевного равновесия. Но возникло неожиданное препятствие – в пути следования Павлу Александровичу было необходимо делать лечебный массаж, посему А. А. Волкову пришлось овладеть ещё одной профессией – «придворного массажиста».
Оставив детей на попечение брата Сергея и его супруги, Великий Князь Павел Александрович выехал в Кобург, чтобы навестить свою сестру, герцогиню Кобург-Готскую. Вместе с ним в это заграничное путешествие отправился и его личный адъютант Ефимович, а также А. А. Волков. Пребывание в Кобурге было недолгим, так как Павел Александрович стремился к тёплым итальянским берегам. Но и этой мечте не удалось сбыться, поскольку куда бы они ни приезжали – в Рим, Венецию, Флоренцию или Неаполь, их всюду сопровождала холодная погода и дождливое ненастье. Так что по истечении немногим менее двух месяцев, так толком и не отдохнув, им всем пришлось возвратиться в Санкт-Петербург незадолго до рождественских праздников.
С тех пор Великий Князь стал ездить за границу каждую осень, так как, состоя в должности Командира Лейб-Гвардии Конного полка, он мог с личного разрешения Государя отлучаться из части на более или менее продолжительное время. И всякий раз, уезжая в очередное заграничное путешествие, он брал с собой А. А. Волкова. Но из всех этих поездок А. А. Волкову наиболее запомнилась вторичная поездка в Кобург в 1894 году, где состоялась помолвка будущего Императора Николая II с принцессой Гессен-Дармштадской Алисой.
С наступлением осени того же года Великий Князь Павел Александрович вместе со своим братом Великим Князем Сергеем Александровичем стали собираться в Великобританию, поскольку у Королевы Виктории возник некий план, суть которого заключалась в женитьбе рано овдовевшего князя на одной из английских принцесс. Но когда уже все было готово к отъезду, из Ливадии пришла телеграмма о том, что Государь Император Александр III находится в тяжёлом состоянии.
В Ливадии Великий Князь Павел Александрович пробыл около недели, застав последние дни жизни своего Августейшего Брата. По просьбе умирающего туда же был вызван отец Иоанн Кронштадтский, под благословение которого подходил и А. А. Волков.
Утром 20 октября 1896 года Император Александр III почил в Бозе, и А. А. Волкову в числе прочих слуг удалось проститься с покойным Государем, ещё сидевшим на кресле в домашнем халате в том самом виде, в каком Его застала смерть.
Летние месяцы следующего, 1895, года Великий Князь Павел Александрович проводил в гостях у Королевы Виктории в её родовом замке Виндзор. В этой поездке его как всегда сопровождал верный А. А. Волков, который вместе со своим господином даже участвовал в традиционной охоте на оленей и проводимом по этому поводу празднике. Однако запланированного ранее сватовства не получилось, так как князь и принцесса, что называется, не сошлись характерами.
Весной 1896 года А. А. Волков сопровождает Великого Князя Павла Александровича и его детей в Москву, где, начиная с 6 мая, проходят торжества по случаю Священного Коронования Государя Императора Николая II Александровича.
Остановившись, как всегда, в доме своего брата Сергея, Великий Князь по личному поручению молодого Государя ежедневно встречает многочисленных иностранных гостей, прибывающих в столицу. И причём всякий раз ему приходится переодеваться в военный мундир той страны, откуда приехал тот или иной именитый гость.
День Священного Коронования А. А. Волков наблюдал воочию. А на другой день он даже смог наблюдать Торжественное шествие от Красного Крыльца Грановитой палаты к Успенскому собору и обратно, но попасть в оный ему так и не удалось из-за страшной давки.
Возвратившись в Кремлевский Дворец, он встретился там с Великим Князем Павлом Александровичем, который сообщил ему, что сейчас сюда прибудет Государь Император Николай II, которому надо будет помочь переодеться. И действительно, Государь вскоре вошёл в свои покои, и А. А. Волков смог принести Ему личные поздравления.
«– Посмотри, Волков, что со мной сделали, – обратился он ко мне и показал сначала мундир, а затем сапоги с особо мягкими подошвами.
Мундир и подошвы сапог государя имели заранее сделанные отверстия, через которые было совершено таинство миропомазания. Переодевшись, государь велел убрать мундир и сапоги, которые должны были храниться как святыня и в качестве исторической реликвии». [473]
По окончании Коронационных Торжеств, закончившихся блестящим балом у французского посланника, Великий Князь Павел Александрович возвратился в Санкт-Петербург, а ещё через несколько дней произошло его знакомство с госпожой О. В. Пистолькорс, муж которой был его однополчанином.
О возникшей между ними связи А. А. Волков узнал во время очередной поездки за границу своего господина, когда в великокняжеский салон-вагон следовавшего в Париж поезда стала постоянно наведываться госпожа О. В. Пистолькорс, ехавшая тем же поездом в вагоне 1-го класса.
По прибытии в Париж, Великий Князь Павел Александрович и О. В. Пистолькорс жили в разных комнатах одного отеля, откуда они предпринимали совместные прогулки по городу и его пригородам.
По возвращении в Санкт-Петербург их свидания стали проходить чаще, равно как и совместные обеды, – то госпожа Пистолькорс приезжала к Великому Князю, то наоборот.
На следующий год Великий Князь Павел Александрович предпринял довольно продолжительную поездку на юг Франции для морских купаний. Но на сей раз он совершал своё путешествие в узком семейном кругу – с детьми, которых сопровождала госпожа Джунковская и детский врач С. А. Остроградский. Однако вскоре туда же прибыла и О. В. Пистолькорс. Сознавая некоторую щекотливость своего положения, Великий Князь Павел Александрович стал чувствовать себя хуже и по приезде в Санкт-Петербург заболел тяжёлой формой нервной экземы, для лечения которой был вынужден отправиться в Берлин. Но теперь уже О. В. Пистолькорс находилась при нём безотлучно, ухаживая за Великим Князем Павлом Александровичем, как за больным, и проживая вместе с ним в снятом им загородном доме.
В последующие два года А. А. Волков вместе с двумя адъютантами Великого Князя: Лихачевым и Ефимовичем – сопровождал его и мадам О. В. Пистолькорс в заграничных путешествиях. Сначала – в Берлин, а затем в Париж и Италию, где влюбленные хотели тайно обвенчаться. Но из этой затеи ничего не вышло, так как Великий Князь Павел Александрович вновь стал страдать нервным расстройством. Причём, на этот раз его нервная система оказалась поражённой настолько серьёзно, что он, со слов А. А. Волкова, «находился в опасном положении». А госпожа О. В. Пистолькорс, как и прежде, ухаживала за ним и «даже спала в кабинете великого князя на диване».
«Мне трудно описать все изменения, которым подвергались отношения между великим князем Павлом Александровичем и госпожою Пистолькорс, – писал А. А. Волков. – (…) Сначала на браке настаивала госпожа Пистолькорс. Великий же князь уклонялся даже от самых разговоров на эту тему. Напрасно ссылалась она на примеры, в частности, на морганатический брак императора Александра II и светлейшей княгини Юрьевской. На великого князя эти доводы не действовали…
Тогда в дело вмешался Пистолькорс. Он предложил жене продать свой Петербургский дом и принадлежавшее им имение в Финляндии и переехать на жительство за границу. Госпожа Пистолькорс стала колебаться, но муж её категорически заявил, что никому не позволит “трепать своё честное имя на панели”. Великого князя эти слова задели за живое, и он бесповоротно решил жениться на госпоже Пистолькорс». [474]
Однако перед тем как пойти на такой серьёзный шаг, как женитьба, Великий Князь Павел Александрович решает привести в порядок свои финансовые дела. На тот момент все его материальные средства в виде денежных сумм и ценных бумаг составляли шесть миллионов золотых рублей. Из этих денег он оставляет себе лишь три миллиона, а остальные размещает в банке, разделив поровну между своими детьми: Великим Князем Дмитрием Павловичем и Великой Княжной Марией Павловной (младшей). Поскольку основная часть капитала Великого Князя представляла собой ценные (процентные) бумаги, их уложили в чемоданы, хранение которых поручили А. А. Волкову. Оставшиеся же денежные средства в виде ассигнаций при посредстве того же А. А. Волкова были перевезены в Германию и размещены в одном из берлинских банков.
Из Берлина Великий Князь Павел Николаевич вместе со своей возлюбленной, адъютантами Лихачевым, Ефимовичем и А. А. Волковым отправились во Флоренцию, а затем в Ливорно. И только в этом городе А. А. Волков, к своему ужасу, узнал, что Великий Князь надумал там тайно обвенчаться с предметом своей любви – О. В. Пистолькорс.
Но ещё более А. А. Волков был удивлен просьбе Великого Князя, которую тот передал ему через Лихачева. Найденный с большим трудом священник, согласившийся совершить этот тайный обряд венчания, поставил непременным условием подписание акта, удостоверяющего два факта: вдовство Великого Князя Павла Александровича и развод госпожи О. В. Пистолькорс. И как А. А. Волков ни пытался уклониться от исполнения этого предложения, ссылаясь на возможный гнев Государя, ему, в конце концов, всё же пришлось уступить.
«Спустя два дня, рано утром, – вспоминал он, – ко мне неожиданно вошёл великий князь Павел Александрович и обратился ко мне со следующими словами:
– Я здесь на чужбине, и у меня нет близких, ни родных. Благослови же меня, Волков, на предстоящий брак.
Я благословил великого князя. Оба мы горько заплакали и потом обнялись горячо». [475]
Тайное венчание Великого Князя Павла Александровича и госпожи О. В. Пистолькорс состоялось в Ливорно 10 октября 1902 года, после чего молодые вернулись во Фло-ренцию.
В Италии А. А. Волков пробыл при особе Великого Князя до поздней осени, после чего в ноябре 1902 года все упомянутые лица прибыли в Париж.
Готовясь ко дню Тезоименитства Государя, которое должно было состояться 6 декабря, Великий Князь Павел Александрович велел А. А. Волкову приготовить генерал-адъютантский мундир, в котором он был намерен явиться на богослужение в посольскую церковь.
Но накануне этого праздника из посольства России был получен пакет, в котором Министр Высочайшего Двора и Уделов Барон В. Б. Фредерихс доводил до сведения Великого Князя весьма малоприятную весть о том, что он лишается всех прав Члена Императорской Фамилии со всеми вытекающими отсюда последствиями, вплоть до лишения всех Российских Орденов и воинского чина.
А ещё через несколько дней на имя Великого Князя поступило окончательно подорвавшее его здоровье письмо, в котором дополнительно сообщалось, что у него к тому же отнимается и Шефство в полках, а его Великокняжеский Двор подлежит расформированию.
Угнетаемый этими обстоятельствами, Великий Князь Павел Александрович написал своему старшему брату – Великому Князю Владимиру Александровичу – письмо, в котором просил его заступиться за него перед Государем. Однако совсем вскоре им была получена ответная телеграмма следующего содержания: «Вступая в брак, ты делал это не спросясь старшего брата. Бог тебе судья». (Великий Князь Владимир Александрович тогда ещё не мог подозревать, что по прошествии менее чем трёх лет он будет вынужден сам искать заступничества у Государя по подобному поводу, связанном с женитьбой его сына.)
По получении этой депеши Великий Князь Павел Александрович окончательно понял, что дело его безнадёжно, решив снова вернуться во Флоренцию.
Однако в Италии А. А. Волков прожил с Великим Князем всего каких-то 3–4 недели, после чего последний стал, отнюдь не прозрачно, намекать на то, что его верный слуга давно заслужил себе отдых. А посему ему надлежит вернуться в Россию в самое ближайшее время, ибо с ним пока что остаются его бессменные адъютанты. На вопрос же А. А. Волкова о том, к какому сроку ему следует возвратиться, он весьма уклончиво ответил, что об этом даст ему знать особо.
Прибыв в Санкт-Петербург, А. А. Волков первое время ещё надеялся получить письмо от Великого Князя, но вместо долгожданной весточки он получил вызов от Заведующего Двором Великого Князя генерала Философова. Во время аудиенции у этого сановника А. А. Волков узнал о роспуске Двора Великого Князя, а также оставлении его за штатом, вследствие чего ему назначена пенсия в 25 рублей в месяц и квартира в доме на Алексеевской улице, принадлежавшем Великому Князю Павлу Александровичу.
Едва только А. А. Волков успел обжиться на новом месте, как ему последовал вызов от Управляющего Делами Великого Князя Полковника Долинского, предложившего ему оставить занимаемую квартиру в доме, поскольку он был Великим Князем продан.
Взамен этого А. А. Волкову предоставлялась квартира в одном из казённых домов на Галерной улице, откуда он также был вскоре выдворен, после чего, перебравшись на частную квартиру, окончательно уверовал в немилость Великого Князя и окружавших его людей.
Спасение пришло неожиданно в лице Великого Князя Сергея Александровича, прибывшего в Санкт-Петербург для того, чтобы навестить детей Великого Князя Павла Александровича, в воспитании которых он и его жена Великая Княгиня Елизавета Фёдоровна принимали самое живейшее участие. Вызвав к себе А. А. Волкова и узнав о его бедственном положении, он обещал ему свою помощь в устройстве на службу по Придворному Ведомству.
Возможность эта представилась во время торжеств по случаю обретения Св. мощей Преподобного Серафима Саровского, происходивших 19 июля 1903 года, и на которых присутствовала Царская Семья. Именно в этот день Великий Князь Сергей Александрович подыскал нужный момент, чтобы сообщить Государю о бедственном положении А. А. Волкова. Выразив недоумение по этому поводу, Государь посетовал Великому Князю, что он не знал об этом ранее, и тотчас же распорядился принять А. А. Волкова на службу к Высочайшему Двору.
После соответствующих переговоров со стоявшими во главе Гофмаршальской Части Графом П. К. Бенкендорфом и его помощником М. М. Аничковым, А. А. Волков был принят на службу в должности Вице-Гоф-Фурьера, то есть младшего придворного лакея, каковая соответствовала по штатской службе чину Коллежского Секретаря.
Этот же самый факт подтверждают и сохранившиеся архивные документы, в которых сказано, что А. А. Волков Приказом по Гофмаршальской Части от 19 августа 1903 года был определён к Высочайшему Двору сверх штата с 1 августа 1903 года.
Все дальнейшие события возникали в памяти А. А. Волкова, словно в историческом калейдоскопе.
Так, будучи одним из дежурных лакеев в Зимнем Дворце в памятный день 9 января 1905 года, он, проходя по Невскому проспекту, встретил процессию, во главе которой шёл священник Гапон.
В этом же году А. А. Волков будет Всемилостивейше награждён Серебряной шейной медалью «За усердие».
Помнил он и гениального российского Министра финансов С. Ю. Витте, впоследствии ставшего Председателем Комитета Министров, а также торжества по поводу открытия I Государственной Думы, с образованием которой и ей последующих в России началась череда нескончаемых бед и потрясений.
Доводилось ему видеть и великого премьера-реформатора П. А. Столыпина, который вместе с Государем уверенно вёл Россию по пути великих свершений.
Был А. А. Волков и свидетелем встречи Государя с германским Кайзером Вильгельмом II, во время которой последний заметил в адрес П. А. Столыпина, что если бы у него был такой министр, то он бы покорил всю Европу.
Волею судеб А. А. Волков сопровождал Государя в Его поездке в Киев в августе-сентябре 1911 года. То есть в то время, когда революционер и одновременно агент охранки Д. Г. Богров (действующий по заданию Начальника Санкт-Петербургского Охранного Отделения М. Я. фон Коттена) произвёл в оперном театре свои «исторические выстрелы» в Председателя Совета Министров П. А. Столыпина, эхом отразившиеся на ходе всей дальнейшей российской истории.
Довелось ему стать и участником торжеств по случаю 100-летия со дня Бородинской битвы, на которых присутствовала Царская Семья, беседовавшая с несколькими стариками – живыми участниками тех далёких дней.
25 марта 1912 года в награду за отличную службу А. А. Волков был Всемилостивейше возведён в звание Личного Почётного Гражданина.
Зиму и весну следующего, 1913, года А. А. Волков провёл вместе с Августейшей Семьёй в Царском Селе, так как Наследник Цесаревич в то время часто страдал приступами гемофилии.
С началом Юбилейных Торжеств по случаю 300-летия Дома Романовых вся Царская Семья приезжает в Москву, откуда следует в Нижний Новгород и далее вниз по Волге в Кострому, где посещает Ипатьевский монастырь, откуда в 1613 году начался путь на Российский Престол Российского Императорского Дома Романовых. А оттуда – по Средней России, повторяя путь, проделанный их предком – первым Царём этой династии Михаилом Фёдоровичем – опять в окрестности Москвы.
По окончании торжеств Семья Государя возвратилась в Царское Село, откуда через некоторое время выехала на отдых в Ливадию, а вернувшись оттуда – в Александровский Дворец, провела в нем зиму 1913–1914 годов.
В марте 1914 года А. А. Волков в награду за отличную службу был Всемилостивейше возведён в звание Потомственного Почётного Гражданина.
Начало Первой мировой войны поначалу не внесло никаких изменений в служебную карьеру А. А. Волкова. Однако с принятием Государем на Себя должности Верховного Главнокомандующего и переносом Ставки из Барановичей в Могилёв, А. А. Волков был назначен Камердинером Государыни Императрицы Александры Фёдоровны, которую сопровождал в Её поездках в Ставку и лазареты, находившиеся под Её покровительством.
С 1 января 1916 года А. А. Волков с соизволения Государыни был назначен «Камердинером при комнатах Ея Величества сверх штата». (К тому времени его годовой оклад составлял 1300 рублей.)
За свою долгую и беспорочную службу А. А. Волков был награждён:
• Серебряной медалью «За усердие» для ношения на груди на Станиславской ленте (29 июня 1892 года);
• Серебряной медалью «В память Священной Коронации Императора Николая II» (14 мая 1896 года);
• Серебряной медалью «За усердие» для ношения на шее на Владимирской ленте (17 апреля 1905 года); [476]
• Светло-бронзовой медалью «В память 300-летия Российского Императорского Дома Романовых» (21 февраля 1913 года);
• Золотой медалью «За усердие» для ношения на шее на Александровской ленте (6 мая 1915 года);
• Прусским Почётным крестом (15 марта 1914 года).
Февральская Смута застала А. А. Волкова в Царском Селе, где он бессменно находился при Особе Государыни, оставаясь по-прежнему в должности Камердинера при ком-натах.
После отречения Государя и Его возвращения в Царское Село, а также во время нахождения Царской Семьи под арестом в Александровском Дворце, А. А. Волков в числе немногих верных слуг продолжал оставаться при Августейших Узниках, добровольно разделяя с ними заточение и выполняя, помимо своих прямых обязанностей, различные поручения Государя и Государыни.
Но не забывал А. А. Волков и своего прежнего благодетеля – Великого Князя Павла Александровича. Так, будучи свободным от службы в день его именин, он попросил Коменданта Александровского Дворца Полковника Е. С. Кобылинского отпустить его на незначительное время из Царского Села, чтобы поздравить Великого Князя с этим днём, а также передать ему личные поздравления Царской Семьи.
Возвратившись в Александровский Дворец, А. А. Волков продолжал находиться рядом с Царской Семьёй вплоть до Её отъезда в Тобольск, куда он также последовал вместе с Ней в числе прочих верных слуг.
Находясь в Тобольске, А. А. Волков, как доверенное лицо Государя и Государыни, выполняет Их особое поручение, заключавшееся в ведении переговоров с игуменьей Ивановского женского монастыря, на территории которого вот-вот должен был быть достроен дом, куда планировала переехать Царская Семья. По заключению А. А. Волкова, этот дом был бы куда удобнее для проживания, нежели «Дом Свободы» и дом рыбопромышленника Корнилова, так как разместиться в нём можно было бы с известной долей удобства. А главное – в нём предусматривалась маленькая домовая церковь, постройку которой игуменья обещала закончить в течение недели. Однако с вступлением в должность комиссара Временного Правительства В. С. Панкратова дело с переездом, что называется, заглохло, и игуменье было передано, чтобы она в дальнейшем не беспокоилась.
После отъезда из Тобольска Государя, Государыни, Великой Княжны Марии Николаевны и сопровождавших Их лиц, А. А. Волков продолжал оставаться в Тобольске, откуда 20 мая 1918 года вместе с другими верными слугами выехал в Екатеринбург.
Прибыв в столицу «Красного Урала» 23 мая, он вместе с Графом И. Л. Татищевым, Графиней А. В. Гендриковой и Е. А. Шнейдер был арестован и водворён в одну из камер Тюрьмы № 2, в которой пробыл до 19 июля 1918 года.
«В полночь с 21 на 22 августа старого стиля в камеру вошёл надзиратель и спросил:
– Кто Волков? – Я отозвался.
– Одевайтесь, пойдёмте. – Я стал одеваться. Смирнов [477]также оделся и сам, сильно взволнованный, успокаивал меня. Я отдал ему бывшие у меня золотые вещи; мы попрощались, поцеловались. Смирнов сказал мне:
– И моя участь, Алексей Андреевич, такая же, как ваша.
Пришёл с надзирателем в контору, где уже ожидали трое вооружённых солдат. Ожидаем Гендрикову и Шнейдер. Раздаётся телефонный звонок: спрашивают, очевидно, о том, скоро ли приведут нас; ответили: “Сейчас” – и послали поторопить Гендрикову и Шнейдер. Скоро подошли и они в сопровождении надзирателя. Тотчас, под конвоем трёх солдат, очень славных русских парней, тронулись в путь. Он был не особенно далек. На вопрос, куда нас ведут, солдат ответил, что в арестный дом. Здесь нас ожидали ещё восемь человек: пять мужчин и три женщины. Между ними были Знамеровская [478]и горничная той гостиницы, [479]где жил великий князь Михаил Александрович. Таким образом, нас всех оказалось одиннадцать человек. Конвойных было двадцать два человека. Начальником являлся какой-то матрос. Среди конвойных, кроме приведших нас трёх солдат, не было ни одного русского.
Гендрикова пошла в уборную и спросила конвойного о том, куда нас поведут отсюда. Солдат ответил, что нас поведут в пересыльную тюрьму.
– А потом? – спросила Гендрикова.
– Ну, а потом – в Москву, – ответил конвойный. Пересказывая свой разговор с солдатом, Гендрикова сделала пальцами жест:
– Нас так (т. е. расстреливать) не будут.
Матрос, уже одетый, весёлый, с папироской во рту, не раз выходил на улицу: очевидно, смотрел, не рассветает ли. Слышен был голос конвойного:
Читать бесплатно другие книги:
