Противостояние Кинг Стивен

66

Когда Стью увидел приближающийся к нему по оврагу темный силуэт, он приподнялся, опираясь спиной на ближайший валун, и онемелой рукой нашарил увесистый камень. Он продрог до костей. Ларри был прав. Два или три дня при такой температуре его непременно убьют. Впрочем, похоже, эта тварь, кем бы она не была, избавит его от этой участи.

Он сильнее стиснул камень, и темный силуэт остановился в двадцати ярдах выше по оврагу. Потом он снова двинулся вперед.

— Давай-давай, — хрипло прошептал Стью.

Черная тень завиляла хвостом и подошла.

— КОДЖАК?

Это был он. И что-то было зажато у него в зубах, какой-то неясный предмет, который он уронил к ногам Стью. Он сел, виляя хвостом и ожидая комплиментов.

— Хороший пес, — ошеломленно сказал Стью. — Хороший пес!

Коджак принес ему кролика.

Стью достал карманный нож, открыл его и выпотрошил кролика тремя быстрыми движениями. Он подобрал часть внутренностей и швырнул их Коджаку.

— Хочешь?

Коджак хотел. Стью освежевал кролика. Идея съесть кролика живым пришлась не очень по душе его желудку.

— Дрова? — сказал он Коджаку без особой надежды. Вокруг валялось много хвороста и дров, но за пределами его досягаемости.

Коджак помахал хвостом и не двинулся с места.

— Принеси!

Коджак убежал. Он понесся к восточной части оврага и вернулся с большим сухим поленом в зубах. Он уронил его рядом со Стью и залаял.

— Хороший пес, — снова сказал Стью. — Тащи еще, Коджак!

Радостно лая, Коджак побежал снова. Через двадцать минут он собрал достаточно дров для большого костра. Стью аккуратно отщипнул несколько щепок для того, чтобы развести огонь. Потом он проверил свои запасы и выяснил, что у него осталось еще полтора коробка спичек. Щепки занялись со второй спички, и вскоре костер запылал. Стью подвинулся поближе. Коджак лег на противоположной от костра стороне и положил морду на передние лапы.

Когда часть дров прогорела, Стью насадил кролика на вертел и стал его жарить. Привлеченный вкусным запахом, Коджак сел рядом со Стью и стал наблюдать за кроликом с нескрываемым интересом.

— Половина тебе, половина мне, о'кей?

Через пятнадцать минут он снял кролика с огня и разорвал его пополам. Местами мясо подгорело, а местами было наполовину сырым, но консервированная ветчина от «Грейт Вестерн Маркетс» не шла с ним ни в какое сравнение. Они с Коджаком набросились на еду… а когда от кролика почти ничего уже не осталось, до них донесся леденящий душу вой.

— ГОСПОДИ! — проговорил Стью с набитым ртом.

Коджак вскочил на лапы, и шерсть у него на загривке встала дыбом. Он обежал вокруг костра и зарычал. Вой не повторился.

Стью лег спать, положив с одной стороны увесистый камень, а с другой

— открытый карманный нож. Звезды смотрели на него холодно и равнодушно. Мысли его повернулись было к Фрэн, но он тут же запретил себе думать о ней. Это было слишком горько.

Он уснул с помощью одной из таблеток Глена. А когда угли костра превратились в золу, Коджак лег и уснул рядом с ним, согревая Стью своим теплом.

Вечером двадцать седьмого сентября они разбили лагерь в городе Фримонт Джанкшен, и наконец-то у них было вдоволь еды.

— Я все жду, когда это кончится, — сказал Ларри Глену в тот вечер. — И с каждым новым днем ожидание становится все более невыносимым.

Глен кивнул.

— Я чувствую то же самое. Забавно будет, если все это только мираж? Всего лишь кошмарный сон нашего коллективного подсознательного.

Ларри посмотрел на него удивленно и оценивающе. Потом он медленно покачал головой.

— Нет, вряд ли это только сон.

Глен улыбнулся.

— Да, и мне тоже так не кажется.

На следующий день им представилась возможность убедиться в собственной правоте.

После десяти часов следующего утра они поднялись на возвышение и на западе, милях в пяти, увидели запаркованные нос к носу машины, перегородившие шоссе. Все выглядело именно так, как Ларри и предполагал.

— Авария? — спросил Глен.

Ральф держал ладонь козырьком.

— Вряд ли. Тогда бы они так не стояли.

— Его люди, — сказал Ларри.

— Да, пожалуй, — согласился Ральф. — Что будем делать, Ларри?

Ларри вынул из заднего кармана яркий шейный платок и утер пот с лица. То ли лето вернулось в тот день, то ли до них дошел жар юго-западной пустыни. Температура была немного выше восьмидесяти.

— Мы пойдем вниз по шоссе, чтобы проверить, вправду ли с нами Бог. Правильно, Глен?

— Ты главный — тебе решать.

Они стали спускаться. Через полчаса они были уже достаточно близко, чтобы разглядеть, что две перегородивших дорогу машины когда-то принадлежали патрульной службе штата Юты. Их поджидало несколько вооруженных человек.

— Пристрелить они хотят нас, что ли? — светским тоном осведомился Ральф.

— Не знаю, — сказал Ларри.

— Часть винтовок с оптическим прицелом. Солнце сверкает на линзах. Так что если они хотят свалить нас, то могут сделать это в любой момент.

Они продолжали идти. Люди у машин разбились на две группы. Пятеро вышли вперед и нацелили свои винтовки на приближающуюся троицу, а трое укрылись за машинами.

— Восемь, Ларри? — спросил Глен.

— Я насчитал восемь. Как ты себя чувствуешь?

— Со мной все в порядке, — ответил Глен.

— Ральф?

— Я давно ждал этого момента.

До патрульных машин оставалось меньше мили.

— Похоже, они не собираются пристрелить нас сразу же, — сказал Ральф.

— А то бы они уже давно это сделали.

Теперь они могли различить лица. Один был с густой бородой. Другой был почти лысым, хотя и выглядел молодым. Еще на одном была надета шапочка с изображением верблюда. Один из людей имел вид бухгалтера. Он вертел в руках «Магнум-0.357» и нервничал в три раза больше, чем сам Ларри.

Они остановились в двадцати футах от патрульных машин. Некоторое время обе группы молча смотрели друг на друга.

— Доброе утро, — мягко произнес Ларри.

Похожий на бухгалтера маленький человечек сделал шаг вперед. Он по-прежнему вертел в руках свой «Магнум».

— Вы — Глендон Бэйтмен, Лоусон Андервуд, Стюарт Редман и Ральф Брентнер?

— Послушай, болван, — сказал Ральф, — ты что, считать не умеешь?

Кто-то усмехнулся. Бухгалтер вспыхнул.

— Кого не хватает?

Ларри сказал:

— Стью попал в несчастный случай по пути сюда. А ты сейчас прострелишь себе ногу, если не прекратишь играться со своей пушкой.

Снова смешки. Бухгалтер засунул-таки револьвер за пояс своих серых слаксов.

— Меня зовут Пол Берлсон, — сказал он, — и силой данной мне власти я арестовываю вас и приказываю вам следовать за мной.

— Кто вам дал эту власть? — немедленно спросил Глен.

Берлсон окинул его презрительным взглядом… но к презрению примешивалось и что-то еще.

— Вы знаете, от чьего имени я говорю.

— Тогда скажите.

Берлсон промолчал.

— Вы боитесь? — спросил у него Глен. Он обвел взглядом всех восьмерых. — Неужели вы так боитесь его, что даже не можете произнести его имя? Ну что ж, тогда мне придется сделать это за вас. Его зовут Рэнделл Флегг, он также известен под кличками темного человека, высокого человека и Ходячего Хлыща.

— Хватайте их, — сказал Берлсон. — Хватайте их всех и пристрелите первого же, кто станет сопротивляться.

В течение одной загадочной секунды никто не двигался, и Ларри подумал: «Они не сделают этого, они так же боятся нас, как и мы их, и даже больше, хотя они и вооружены…»

Он посмотрел на Берлсона и сказал:

— Кого ты пытаешься обмануть, ты, мешок с цыплячьим дерьмом? Мы хотим, чтобы вы арестовали нас и отвезли в Вегас. Поэтому мы и пришли.

Тогда они вышли из оцепенения, и это выглядело так, словно Ларри приказал им. Его с Ральфом запихнули в одну патрульную машину, Глена — в другую. От передней части салона их отделяла ячеистая сетка. Ручек на дверях не было.

«Мы арестованы», — подумал Ларри. Эта мысль показалась ему забавной.

Четверо человек втиснулись на переднее сиденье. Патрульная машина подалась назад, развернулась и поехала на запад. Ральф вздохнул.

— Боишься? — тихо спросил его Ларри.

— Черт меня побери, если я знаю. Так приятно отдохнуть после ходьбы.

Один из людей на переднем сиденье спросил:

— Старик с длинным языком — он у вас главный?

— Нет, я.

— Как тебя зовут?

— Ларри Андервуд. А это Ральф Брентнер. А того парня зовут Глен Бэйтмен. — Он оглянулся назад. Другая патрульная машина ехала за ними.

— Что случилось с четвертым парнем?

— Он сломал ногу. Пришлось оставить его.

— Да, не повезло. Меня зовут Барри Дорган. Служба безопасности Вегаса.

Ларри почувствовал, как на язык ему просится абсурдная фраза: «Рад с вами познакомиться», и улыбнулся.

— Сколько отсюда ехать до Лас-Вегаса?

— Ну, мы не можем особо разгоняться из-за пробок на дорогах. Мы потихоньку расчищаем их, но работа двигается не очень быстро. Но часов через пять мы будем там.

— Вот это класс, — сказал Ральф, качая головой. — Мы-то шли по дорогам три недели, а тут тебя довозят за пять часов.

Дорган обернулся и посмотрел на них.

— Не понимаю, почему вы шли пешком. Если уж на то пошло, я вообще не понимаю, зачем вы сюда пришли. Вы же должны были понимать, чем все кончится.

— Нас послали, — сказал Ларри. — Чтобы убить Флегга, я полагаю.

— У вас на это мало шансов, дружок. Вы отправляетесь прямиком в вегасовскую тюрьму. Он вами особенно интересуется. Он знал, что вы идете.

— Он выдержал паузу. — Вам остается надеяться, что вы умрете быстро. Но вряд ли стоит на это рассчитывать. В последнее время он был в не очень хорошем расположении духа.

— С чего бы это? — спросил Ларри.

Но Дорган, похоже, решил, что и так уже сказал достаточно, возможно, даже слишком много. Он отвернулся от них, ничего не ответив. Ларри и Ральф смотрели по сторонам на проносившуюся мимо пустыню. За три недели ходьбы скорость уже успела стать для них новостью.

До Лас-Вегаса они доехали за шесть часов. Он лежал посреди пустыни, как какая-то невероятная драгоценность. На улицах было много людей — рабочий день закончился, и они наслаждались вечерней прохладой. Они вертели шеями вслед патрульным машинам, а потом возвращались к своим разговорам.

Ларри задумчиво оглядывался вокруг. В городе было электричество, улицы были чистыми, следы мародерства во время эпидемии исчезли.

Они подъехали к тюрьме. Когда Ларри выбрался из машины, разминая застывшие мускулы, он увидел, что у Дергана в руках — пара наручников.

— Эй, посмотри-ка, — сказал он Ральфу.

— Мне очень жаль, но это его распоряжение.

Ральф сказал:

— На меня никогда не надевали наручников. Года за два до женитьбы меня подобрали на улице в стельку пьяным и отвезли в вытрезвитель, но наручников не надевали никогда. — Ральф говорил медленно, и его оклахомский выговор стал заметнее. Ларри понял, что он впал в полную ярость.

— У меня есть приказ, — сказал Дорган. — Не будем портить друг другу жизнь.

— Приказ, — сказал Ральф. — Знаю, кто отдал тебе этот приказ. Он убил моего друга Ника. Какого черта ты связался с этим адским псом? Ты-то ведь, вроде, сам по себе парень ничего. — Ральф смотрел на Дергана с таким гневным недоумением, что тот вынужден был отвернуться.

— Это моя работа, — сказал он. — И я ее выполняю. Вот и все. Протяните руки, или мне придется попросить кого-нибудь сделать это за вас.

Ларри протянул руки, и Дорган надел на них наручники.

— Кем ты был? — спросил Ларри с любопытством. — В прежние времена?

— Полиция Санта-Моники. Помощник следователя.

— А теперь ты с ним. Прости меня, пожалуйста, но, ей-Богу, это забавно.

Из соседней машины вытолкнули Глена Бэйтмена.

— Какого черта вы его толкаете? — сердито спросил Дорган.

— Если бы тебе пришлось шесть часов подряд слушать его болтовню, ты б его и не так толкнул, — сказал один из сопровождавших Глена людей.

— Меня не волнует, сколько болтовни вам пришлось выслушать, но волю рукам давать нельзя. — Дорган посмотрел на Ларри. — Что такого забавного, в том, что я с ним? В течение десяти лет я был полицейским, пока не пришел Капитан Шустрик. И я видел, что происходит, когда во главе стоят парни вроде тебя.

— Молодой человек, — мягко сказал Глен, — ваше общение с несколькими избитыми детьми и наркоманами не оправдывает тот факт, что вы оказались в объятиях монстра.

— Уведите их, — ровно сказал Дорган. — Одиночные камеры, разные крылья.

— По-моему, ты не уживешься со своей новой ролью, — сказал Глен. — В тебе слишком мало от нациста.

На этот раз Дорган и сам толкнул Глена.

Ларри вели по пустому коридору. На стенах висели таблички: НЕ ПЛЕВАТЬ НА ПОЛ, ДУШ, ТЫ ЗДЕСЬ НЕ ГОСТЬ.

— Я бы не прочь принять душ, — сказал он.

— Может быть, — сказал Дорган, — посмотрим.

— Посмотрим на что?

— На твое поведение.

Дорган открыл камеру в конце коридора и ввел Ларри внутрь.

— Как насчет браслетов? — спросил Ларри, вытягивая вперед руки.

— Конечно. — Дорган снял наручники. — Так лучше?

— Гораздо.

— Все еще хочешь в душ?

— Очень. — Но дело было не только в этом. Больше всего на свете Ларри не хотелось остаться в одиночестве, прислушиваясь к звуку удаляющихся шагов. Если он останется один, к нему вернется страх.

Дорган достал небольшой блокнот.

— Сколько вас в Зоне?

— Шесть тысяч, — сказал Ларри. — Каждый вечер в четверг мы играем в бинго, а призом в общей игре является двадцатифунтовая индейка.

— Так ты хочешь в душ или нет?

— Хочу. — «Но, похоже, не попаду», — подумал он про себя.

— Так сколько вас?

— Двадцать пять тысяч, но из них тысяче — меньше двенадцати лет, и их пускают в кино бесплатно. С экономической точки зрения это просто разорение.

Дорган захлопнул блокнот и посмотрел на него.

— Я не могу, парень, — сказал Ларри. — Поставь себя на мое место.

Дорган покачал головой.

— Не могу этого сделать, потому что я пока не чокнулся. Зачем вы пришли сюда? Чего вы хотели добиться? Завтра или послезавтра вы будете мертвы, как кусок собачьего дерьма. А если ему понадобится, чтобы вы заговорили, то вы ему все выложите, как миленькие. Вы просто рехнулись.

— Нам велела идти старая женщина. Матушка Абагейл. Возможно, она тебе снилась.

Дорган покачал головой, но при этом отвел глаза в сторону.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь.

— Ну, тогда оставим эту тему.

— Стало быть, ты не хочешь говорить со мной? И в душ не хочешь?

Ларри засмеялся.

— Я так дешево не продаюсь. Пошлите к нам шпиона, если, конечно, среди вас найдется парень, который не превращается в ласку, едва только при нем упомянут Матушку Абагейл.

— Ну что ж, — сказал Дорган. — Как тебе будет угодно.

Он прошел по коридору в свете зарешеченных ламп и закрыл за собой стальные ворота.

«Завтра или послезавтра вы будете мертвы, как кусок собачьего дерьма.»

Но Ларри не верил этому. Этого просто не может быть.

— Я не испугаюсь зла, — сказал он в мертвую тишину коридора, и ему понравилось звучание этой фразы. Он повторил ее снова.

Он лег на койку, и ему пришло в голову, что он наконец-то почти вернулся на Западное Побережье, только путешествие это оказалось куда более долгим и необычным, чем кто бы то ни было мог предположить. К тому же, оно еще не закончилось.

— Я не испугаюсь зла, — снова произнес он. Он заснул. Выражение лица его было спокойным. Спал он мирно, без снов.

На следующий день в десять часов утра Рэнделл Флегг и Ллойд Хенрид подошли к камере Глена Бэйтмена.

Он сидел на полу, скрестив ноги. Под своей койкой он нашел кусок угля и только что закончил надпись на стене своей камеры посреди изображений мужских и женских гениталий, имен, телефонных номеров и коротких непристойных стихотворений. Надпись гласила: «Я не гончар, и не гончарный круг, я — глина, но разве ценность достигнутой формы не зависит в той же степени от внутренних свойств глины, что и от гончарного круга и таланта Мастера?» Глен как раз восхищался этой пословицей — или это был афоризм? — в тот момент, когда ему показалось, что температура в камере неожиданно упала градусов на десять. Дверь в конце коридора с грохотом открылась. Во рту у Глена неожиданно пересохло, и кусок угля выпал у него из пальцев.

В коридоре раздалось щелканье каблуков, направлявшихся к нему.

Другие шаги, жалкие и тихие, поспешали за первыми, пытаясь попасть в такт.

«Ну вот, это он. Сейчас я увижу его лицо.»

Неожиданно артрит стал причинять ему больше страданий. Боль была непереносимой. Словно из него вынули все кости, а образовавшиеся пустоты заполнили битым стеклом. И все же, когда каблуки остановились напротив его камеры, он повернул голову, и на лице его играла заинтересованная, выжидательная улыбка.

— А, так вот вы какой, — сказал Глен. — Вовсе не такой уж бука, как мы думали.

По другую сторону решетки стояло двое человек. Флегг был справа. На нем были синие джинсы и белая шелковая рубашка, мерцавшая в свете тусклых ламп. Он улыбался Глену. За ним стоял человек ниже его ростом и без улыбки на лице. На шее у него был надет черный камень с красной щелью.

— Хочу вам представить моего помощника, — сказал Флегг, хихикнув. — Ллойд Хенрид, познакомься с Гленом Бэйтменом, социологом, членом Комитета Свободной Зоны и последним оставшимся в живых представителем интеллектуального фонда Зоны, с тех пор, как Ник Андрос умер.

— Рад встретить вас, — пробормотал Ллойд.

— Как ваш артрит, Глен? — спросил Флегг. Тон его был соболезнующим, но в глазах сверкало открытое ликование.

Глен быстро сжал и разжал пальцы, улыбаясь Флеггу в ответ. Никто никогда не узнает, каких усилий стоила ему эта улыбка.

«Внутренние свойства глины!»

— Прекрасно, — сказал он. — Гораздо лучше, благодаря ночлегу под крышей. Спасибо вам.

Улыбка Флегга слегка потускнела. Глен уловил промелькнувшее по его лицу выражение удивления и гнева. Или страха?

— И я решил отпустить вас на свободу, — сказал он резко.

Сияющая улыбка вновь заиграла на его лице. Ллойд удивленно охнул, и Флегг повернулся к нему.

— Так ведь, Ллойд?