Противостояние Кинг Стивен

— Ну… конечно, — сказал Ллойд.

— Ну что ж, прекрасно, — весело сказал Глен. Он чувствовал, как артрит вгрызается в его суставы.

— Вам дадут небольшой мопед, и вы сможете отправиться обратно домой.

— Разумеется, я не могу отправиться домой без моих друзей.

— Разумеется, нет. Все, что от вас требуется, это попросить меня. Встать на колени и попросить.

Глен искренне расхохотался. Он откинул голову и смеялся долго и громко. Пока он смеялся, боль в суставах значительно уменьшилась. Он почувствовал себя лучше, сильнее и снова овладел собой.

— Ну, ты и кадр, — сказал он. — Я знаю, чем тебе помочь. Найди-ка ты большую кучу песка, возьми в руки молоток и набей весь этот песок прямиком себе в задницу, а?

Лицо Флегга потемнело. Улыбка исчезла. Глаза его, раньше напоминавшие своим цветом камень на шее Ллойда, теперь приобрели желтый оттенок. Он протянул руку к засову на двери камеры. Раздалось электрическое гудение. Искры засверкали у него между пальцев. Засов, черный и дымящийся, упал на пол. Ллойд Хенрид вскрикнул. Темный человек схватился за решетку и отодвинул дверь в сторону.

— Прекрати смеяться.

Глен засмеялся еще громче.

— ПРЕКРАТИ СМЕЯТЬСЯ НАДО МНОЙ!

— ДА ТЫ ЖЕ НИЧТОЖЕСТВО! — сказал Глен, утирая слезы и все еще хихикая. — Ой, извините меня… а мы-то так тебя боялись… придавали тебе такое значение… я смеюсь и над нашей глупостью, а не только над тобой…

— Пристрели его, Ллойд. — Флегг повернулся к своему соседу. Лицо его исказилось. Пальцы его скривились, как клыки хищника.

— Ну так убей меня сам, раз уж собрался, — сказал Глен. — Ты ведь можешь. Дотронься до меня пальцем и останови мое сердце. Соверши перевернутое крестное знамение и награди меня мозговой эмболией. Извлеки молнию вон из той розетки и разруби меня пополам. Ой, Господи… Господи помилуй… я себе живот надорву…

Глен рухнул на койку и стал кататься из стороны в сторону, сотрясаемый неудержимым хохотом.

— ПРИСТРЕЛИ ЕГО! — прогрохотал темный человек.

Бледный, трясущийся от страха, Ллойд вытащил из-за пояса револьвер, чуть не уронил его, а потом попытался прицелиться в Глена. Ему пришлось взять револьвер обеими руками.

Глен смотрел на Ллойда, по-прежнему улыбаясь.

— Раз уж вы собрались стрелять в кого-нибудь, мистер Хенрид, то пристрелите его.

— Давай же, Ллойд.

Ллойд спустил курок. В замкнутом пространстве выстрел прозвучал оглушительно. Пуля выбила кусок бетона в двух дюймах от плеча Глена, срикошетила и вылетела из камеры.

— Откуда у тебя руки растут? — завопил Флегг. — Пристрели его, идиот! Пристрели его! Он же стоит прямо перед тобой.

— Да я пытаюсь…

На лице у Глена по-прежнему играла улыбка. Он лишь слегка вздрогнул от звука выстрела.

— Повторяю, раз уж вы собрались стрелять, то пристрелите его. В нем ведь нет ничего человеческого. Как-то в разговоре с другом я назвал его последним волшебником рациональной мысли, мистер Хенрид. Это оказалось даже более справедливым, нежели я предполагал. Но сейчас его чары оставляют его. Они ускользают от него, и он знает об этом. И вы тоже об этом знаете. Пристрелите его сейчас и избавьте нас от массового кровопролития и убийства.

Лицо Флегга стало очень спокойным.

— Хорошо, пристрели одного из нас, Ллойд, — сказал он. — Я вызволил тебя из тюрьмы, когда ты умирал от голода. А такие парни, как он, хотят запихнуть тебя обратно. Маленькие человечки, которые много говорят.

Ллойд сказал:

— Мистер, вам меня не одурачить. Рэнди Флегг говорит правду.

— Но он лжет. И ты знаешь, что он лжет.

— Он сказал мне больше правды, чем кто бы то ни было за всю мою вшивую жизнь, — сказал Ллойд и трижды выстрелил в Глена. Глена отбросило назад и изогнуло, как тряпичную куклу. Кровь хлестнула из ран. Он ударился о койку, тело его подскочило и скатилось на пол. Он с трудом приподнялся на одном локте. — Все в порядке, мистер Хенрид! — прошептал он. — Вас нельзя за это винить.

— ЗАТКНИСЬ, СТАРЫЙ БОЛТУН! — закричал Ллойд. Он выстрелил еще раз, и лицо Глена Бэйтмена исчезло. Еще раз — и тело безжизненно подпрыгнуло. И еще раз. Ллойд плакал. Слезы катились по его сердитому, загорелому лицу. Он вспоминал кролика, который съел свои собственные лапы. Он вспоминал Поука и людей из «Конни». Он вспоминал Джорджа, которому они залепили рот скотчем. Он вспоминал тюрьму Феникса, крысу и Траска. Он вспоминал, как нога Траска показалась ему кентуккийской жареной курицей. Он снова спустил курок, но револьвер только щелкнул.

— Хорошо, — мягко сказал Флегг. — Хорошо. Отличная работа, Ллойд. Отличная работа.

Ллойд уронил револьвер на пол и отшатнулся от Флегга.

— Не прикасайся ко мне! — закричал он. — Я не ради тебя это сделал!

— Нет, ради меня, — нежно сказал Флегг. — Ты можешь думать иначе, но на самом деле это так. — Он протянул руку и сжал черный камень на шее у Ллойда. Когда он снова разжал руку, камня уже не было. На его месте висел маленький серебряный ключ.

— Кажется, я тебе обещал его, — сказал темный человек. — В другой тюрьме. Он лгал… а я держу свое слово, не так ли, Ллойд?

— Да.

— Другие уходят или собираются уходить. Я знаю, кто они. Я знаю все имена. Уитни… Кен… Дженни… о да, я знаю все имена.

— Тогда почему же вы…

— Почему я не положу этому конец, так? Я не знаю. Может быть, лучше, чтобы они ушли. Но ты, Ллойд… Ты мой преданный и верный слуга, правда?

— Да, — прошептал Ллойд. — Да. Наверное, это так.

— Без меня ты был бы способен только на мелкие проделки, даже если сумел бы выбраться из тюрьмы.

— Да.

— Этот парень Лаудер знал об этом. Он знал, что я могу сделать его сильнее. Выше. Вот почему он шел ко мне. Но он был слишком переполнен мыслями… слишком переполнен… — На лице его появилось недоумение, и он неожиданно стал выглядеть гораздо старше. Потом он махнул рукой, и улыбка снова расцвела у него на губах. — Возможно, дела действительно идут плохо. Возможно, это так, по причине, которую даже я не могу понять… но у старого волшебника есть еще в запасе несколько фокусов, Ллойд. Один или два. А теперь слушай меня. Мы не должны терять времени, если хотим остановить этот… этот кризис доверия. Если мы хотим убить его в зародыше. Завтра мы разберемся с Андервудом и Брентнером. А теперь слушай меня внимательно…

Ллойд лег в постель только после полуночи, а заснул уже под утро. Он говорил с Рэт-Меном. Он говорил с Полом Берлсоном. С Барри Дорганом, который согласился с тем, что распоряжение темного человека может — и должно быть — выполнено до рассвета. На парадной лужайке перед входом в «Гранд-Отель» в десять часов вечера началось строительство. Там работала бригада из десяти человек, вооруженная сварочными аппаратами, молотками и хорошим запасом стальных труб. Они сваривали трубы на двух автоплатформах напротив фонтана. Зрелище сварки вскоре привлекло целую толпу.

— Смотри, мама-Энджи! — закричал Динни. — Фейерверк!

— Да, но все хорошие мальчики в это время уже ложатся в постельку. — Энджи Хиршфилд уводила ребенка в сторону, и сердце ее было охвачено тайным страхом того, что творится что-то ужасное, возможно, даже более ужасное, чем супергрипп.

— Хочу посмотреть! Хочу посмотреть на искорки! — вопил Динни, но она быстро увела его прочь.

Джули Лори подошла к Рэт-Мену — единственному парню, который казался ей слишком жутким, чтобы спать с ним… — ну, разве что в случае крайней нужды. Его черная кожа мерцала в бело-голубом сверкании сварочных аппаратов. Он был одет как пират — широкие шелковые штаны, красный пояс и ожерелье из серебряных долларов на жилистой шее.

— Что тут творится, Рэтти? — спросила она.

— Рэт-Мен ничего не знает, дорогая, но он предполагает. Да уж, это точно. Похоже, завтра предстоит черная работа, очень черная. Не хочешь на минутку отойти с Рэтти в сторонку, дорогуша?

— Может быть, — сказала Джули, — но только если ты знаешь, что тут происходит.

— Завтра весь Вегас будет об этом знать, — сказал Рэтти. — Пошли с Рэтти, дорогуша, и он покажет тебе одну забавную штуку.

Но Джули, к великому неудовольствию Рэт-Мена, ускользнула прочь.

Когда Ллойд наконец заснул, работа была закончена, и толпа разошлась. На каждой из автоплатформ стояло по большой клетке. Справа и слева в каждой клетке были оставлены квадратные отверстия. Неподалеку стояли четыре машины с буксирными крюками. К каждому крюку была прикреплена тяжелая стальная цепь. Цепи змеились по лужайке перед «Гранд-Отелем», и каждая заканчивалась как раз у одного из четырех квадратных отверстий в клетках.

К концу каждой цепи был прикреплен стальной наручник.

Утром тридцатого сентября Ларри услышал звук открывающейся двери в дальнем конце коридора. Послышались быстро приближавшиеся шаги. Ларри лежал на тюремной койке и (думал? молился?) Это было одно и то же. Но что бы это ни было, застарелая рана внутри него наконец-то зажила, и он пребывал в мире с самим собой. Он ощутил, как два человека, которыми он был всю свою жизнь — реальный и идеальный, — слились в единое живое существо. Такой Ларри понравился бы своей матери. И Рите Блэкмор. Уэйну Стаки никогда бы не пришлось открывать такому Ларри глаза на ситуацию. Даже специалисту по оральной гигиене такой Ларри вполне мог бы приглянуться.

«Скоро я умру. Если есть Бог — а я начинаю думать, что Он есть, — то это Его воля. Мы умрем, и каким-то образом благодаря нашей смерти всему этому настанет конец.»

Он подозревал, что Глен Бэйтмен уже умер. Вчера из соседнего крыла до него донесся звук выстрелов. Именно в том направлении и уводили Глена. Ну что ж, он был стар, и его мучил артрит, а что бы там Флегг ни заготовил для них на сегодняшнее утро, вряд ли приходится ждать чего-нибудь приятного.

Шаги остановились рядом с его камерой.

— Вставай, сукин сын, — позвал его радостный голос. — Рэт-Мен пришел за твоей бледной задницей.

Ларри оглянулся. У двери камеры стоял ухмыляющийся чернокожий пират с ожерельем из серебряных долларов на шее и обнаженной саблей в руке. Из-за его спины выглядывал очкастый бухгалтер. Берлсон, так, кажется, его звали.

— Что такое? — спросил Ларри.

— Дорогой мой, — сказал пират. — Это конец. Самый-самый конец.

— Хорошо, — сказал Ларри и встал.

Берлсон быстро заговорил, и Ларри заметил, что он испуган.

— Я хочу, чтобы вы знали, что это не моя идея.

— Насколько я понимаю, ничто здесь не является вашей идеей, — сказал Ларри. — Кто был убит вчера?

— Бэйтмен, — ответил Берлсон, опустив глаза. — При попытке к бегству.

— При попытке к бегству, — пробормотал Ларри и расхохотался. Рэт-Мен присоединился к нему.

Дверь камеры открылась. Берлсон вошел внутрь с наручниками. Ларри не оказал никакого сопротивления; только вытянул руки. Берлсон надел наручники.

— При попытке к бегству, — сказал Ларри. — Когда-нибудь и вас застрелят при попытке к бегству, — сказал Ларри. — Когда-нибудь и вас застрелят при попытке к бегству, Берлсон. — Он перевел взгляд на пирата. — И тебя тоже, Рэтти. При попытке к бегству. — Он снова засмеялся, но на этот раз Рэт-Мен не поддержал его. Он хмуро посмотрел на Ларри и стал поднимать свой меч.

— Опусти эту штуку, чертов козел, — сказал Берлсон.

Втроем они вышли из камеры: Берлсон впереди, потом Ларри. Рэт-Мен замыкал шествие. Когда они вышли за пределы крыла, к ним присоединились еще пять человек. Одним из них был Ральф, тоже в наручниках.

— Эй, Ларри, — скорбно сказал Ральф. — Ты слышал? Они сказали тебе?

— Да.

— Ублюдки. Скоро им крышка, верно?

— Да.

— Заткните пасти! — прорычал один из охранников. — Это вам крышка. Сейчас посмотрите, что вас ожидает. Очень веселое развлечение.

— Да нет же, вам крышка, — настаивал Ральф. — Разве вы не знаете этого? Разве не чувствуете?

Рэтти толкнул Ральфа, и тот споткнулся.

— Заткнись! — закричал он. — Рэт-Мен больше не желает слушать эту поганую шаманскую болтовню!

— Как ты побледнел, Рэтти, — сказал Ларри с усмешкой.

Рэт-Мен снова вскинул свою саблю, но выглядело это совсем не угрожающе. Вид у него, да и у всех остальных, был испуганный. Они чувствовали, как их накрыла тень какого-то великого и непредотвратимого события. Запах его витал в воздухе.

На солнечном дворе стоял оливковый автофургон с надписью ТЮРЬМА ЛАС-ВЕГАСА. Ларри и Ральфа втолкнули внутрь. Дверь захлопнулась, двигатель заработал, и они тронулись. Ральф и Ларри сидели на жестких деревянных скамейках.

Ральф тихо произнес:

— Я слышал, весь Вегас соберется там? Думаешь, они распнут нас, Ларри?

— Это или что-нибудь в этом роде. — Он посмотрел на Ральфа. Шляпа его была помята, перо выглядело побитым и истерзанным, но по-прежнему задиристо торчало из-под ленты. — Ты боишься, Ральф?

— Чертовски, — прошептал Ральф. — Я не выношу боли. Я даже к доктору-то ходить боялся. Хотел бы я знать, зачем все это. Пока я только вижу, что он устроит с нашей помощью большой спектакль. Мы для этого здесь оказались?

— Я не знаю.

Ларри тоже был напуган, но внизу, под страхом, было безмятежное ощущение покоя. Все будет, как надо.

— Я не испугаюсь зла, — пробормотал он. Потом он закрыл глаза и подумал о Люси. О своей матери. Отрывочные воспоминания. Он встает в школу рано утром. Он перестал ходить в церковь. Вместе с Руди они нашли порнографический журнал в канаве и просмотрели его от корки до корки; им тогда было по девять лет. Он смотрит чемпионат США по бейсболу вместе с Ивонной Ветерлен.

Он не хотел умирать, он боялся смерти, но он обязан примириться с ней, насколько это возможно. В конце концов, выбор был сделан не им, и он начинал верить в то, что смерть — это всего лишь комната ожидания, артистическая уборная, где ты проводишь время перед выходом на сцену.

Фургон остановился, и дверь распахнулась. Снаружи хлынул яркий солнечный свет, и они изумленно заморгали. Рэт-Мен и Берлсон впрыгнули внутрь. Вместе с солнечным светом в фургон хлынул и звук — низкий, шелестящий шорох, услышав который, Ральф опасливо склонил голову набок. Но Ларри знал, что это за звук.

В 1986 «Тэттерд Ремнантс» играли перед самой большой аудиторией в своей жизни — они предваряли выступление Ван Халена в Чевиз Рэвин. И звук, донесшийся до них перед выходом на сцену, был точно таким же. Так что когда он выходил из фургона, он знал, чего ему ожидать, и лицо его не изменилось, хотя Ральф позади него и охнул от изумления.

Они стояли на лужайке перед гигантским отелем-казино. Перед входом возвышались две золотые пирамиды. Прямо на траве стояли две автоплатформы. На каждой из них было по клетке, сваренной из стальных труб.

А вокруг стояли люди.

Они окружили лужайку не совсем правильным кругом. Они стояли на автомобильной стоянке казино, на ступеньках, ведущих к парадному входу, на подъездной дороге. Некоторые юноши помоложе посадили своих девушек себе на плечи, чтобы те могли лучше разглядеть предстоящую праздничную церемонию.

Ларри оглядел толпу, и все те, на кого устремлялся его взгляд, отворачивались в сторону. Казалось, на всех лицах застыло выражение обреченности.

Его и Ральфа подтолкнули к клеткам, и по пути Ларри заметил машины с буксирными крюками и цепями. Но первым понял их предназначение Ральф. В конце концов, именно он чуть ли не всю свою жизнь имел дело с техникой.

— Ларри, — сказал он. — Они собираются разорвать нас на части.

— Давайте, забирайтесь, — сказал Рэт-Мен, дохнув ему в лицо запахом чеснока. — Забирайся, сукин сын. Сейчас вы с дружком прокатитесь на тиграх.

Ларри поднялся на автоплатформу.

— Давай свою рубашку, сукин сын.

Ларри снял рубашку, и утренний прохладный ветерок приласкал его кожу. Ральф снял свою. Шепот прошел по толпе. После многодневной ходьбы они очень сильно похудели; отчетливо было видно каждую косточку.

— Заходи в клетку, тощий зад.

Ларри повиновался.

Теперь распоряжения стал отдавать Барри Дорган. Он переходил с места на место, проверяя, все ли готово. На лице у него застыла гримаса отвращения.

Четверо водителей влезли в кабины и завели свои машины. Ральф схватил один из приваренных наручников и швырнул его в квадратное отверстие в стенке клетки. Наручник попал Полу Берлсону в голову, и по толпе пробежал нервный смешок.

Дорган сказал:

— Не стоит делать этого, парень. А то мне придется послать к тебе несколько ребят, чтобы они тебя усмирили.

— Пусть делают свое дело, — сказал Ларри Ральфу. Потом он бросил взгляд на Барри Дергана. — Эй, Барри, тебя этому научили в полиции Санта-Моники?

И снова рябь смеха пронеслась по толпе.

— Жестокое обращение с заключенным! — закричал какой-то смельчак. Дорган вспыхнул, но ничего не сказал. Он подтянул цепи поближе к клетке Ларри, и Ларри плюнул на них, удивившись, что у него хватило на это слюны. Негромкие звуки одобрения раздались где-то сзади, и Ларри подумал: «Может быть, вот оно, может быть, они взбунтуются…»

Но сердце его не верило в это. Слишком уж бледными и скрытными были их лица. Здесь никогда не произойдет открытого восстания.

Дорган, Рэт-Мен и еще один человек вошли в его клетку. Рэт-Мен открыл для Ларри приваренные к цепям наручники.

— Вытяни руки, — сказал Дорган.

— Удивительная штука — закон и порядок, да, Барри?

— Вытяни руки, черт тебя побери!

— Ты что-то плохо выглядишь, Дорган. Как твое сердечко в последние дни — не пошаливает?

— В последний раз говорю тебе, дружок. Вытяни руки.

Ларри повиновался. Наручники скользнули на его запястья и защелкнулись. Все трое вышли из клетки и закрыли дверь.

— Люди, вы все знаете, что это несправедливо! — закричал Ларри, и его голос, натренированный долгими годами пения, прокатился над толпой с удивительной силой. — Я не жду от вас, чтобы вы помешали этому, но я хотел бы, чтобы вы это запомнили! Нас убивают, потому что Рэнделл Флегг боится нас! Он боится нас и тех людей, от которых мы пришли сюда! — Растущий ропот пробежал по толпе. — Запомните, как мы умрем! И знайте, что в следующий раз, возможно, настанет ваша очередь умереть так же, как мы.

Снова глухой, сердитый ропот, а потом — молчание.

— Ларри! — крикнул Ральф.

Со ступенек «Гранд-Отеля» спускался Рэнделл Флегг. Рядом с ним шел Ллойд Хенрид. Флегг был одет в джинсы, клетчатую рубашку, джинсовую куртку с двумя пуговицами на нагрудных карманах и стоптанные ковбойские ботинки. Единственным звуком во внезапно наступившей тишине было цоканье его каблуков.

Темный человек усмехался.

Ларри уставился на него. Флегг остановился перед клетками и поднял взгляд вверх. В его усмешке было какое-то черное очарование. Он полностью владел собой, и Ларри внезапно понял, что это — его звездный час, апофеоз всей его жизни.

Флегг отвернулся от них и оглядел толпу.

— Ллойд, — тихо сказал он, и Ллойд, выглядевший бледным, запуганным и больным, вручил Флеггу бумажный свиток.

Темный человек развернул свиток и стал говорить. Голос его был глубок, звучен и приятен. Он звучал в абсолютной тишине, подобно серебряной ряби, которая пробегает по черному пруду.

— Знайте о том, что я, Рэнделл Флегг, поставил свою подпись под этим правдивым документом в тридцатый день сентября тысяча девятьсот девяностого года, называемого ныне Годом Первым, годом эпидемии.

— Твое имя — не Флегг! — крикнул Ральф. Изумленный ропот пронесся по толпе. — Почему ты не скажешь им свое настоящее имя?

Флегг не подал виду, что слышал эти слова.

— Знайте о том, что эти люди, Лоусон Андервуд и Ральф Брентнер, являются шпионами, которые пришли в Лас-Вегас не с добрыми намерениями, а с подрывными целями. Они прокрались в наше государства украдкой, и под покровом темноты…

— Неплохо, — сказал Ларри, — если учесть, что мы шли по шоссе N70 при свете дня. — Он перешел на крик. — Они арестовали нас в полдень на шоссе, так как насчет покрова темноты?

Флегг терпеливо дождался тишины, словно считал, что надо дать Ларри и Ральфу возможность ответить на представленные обвинения… что, впрочем, в итоге не будет иметь никакого значения.

Потом он продолжил:

— Знайте, что когорты этих людей ответственны за диверсионные взрывы вертолетов в Индиан Спрингс, а, следовательно, и за гибель Карла Хоу, Билли Джеймисона и Клиффа Бенсона. Они повинны в убийстве.

Глаза Ларри упали на лицо человека, стоявшего в первом ряду. Это был Стэн Бэйли, руководитель испытаний в Индиан Спрингс. Ларри не знал этого, но он заметил отразившееся на его лице недоумение и удивление и увидел, как он повернулся к соседу и сказал нечто вроде «Сорный Бак».

— Знайте, что когорты этих людей подослали к нам своих шпионов, и эти шпионы были убиты. Эти люди приговариваются к смертной казни и будут разорваны надвое. Долг и ответственность каждого из вас — быть свидетелями этой казни, чтобы вы могли запомнить и рассказать другим то, что вы увидели в этот день.

Усмешка Флегга на мгновение частично потухла, так как он, по всей видимости, пытался придать ей заботливый и сострадательный вид, но, несмотря на все усилия, она не стала более человечной, чем оскал акулы.

— Те, у кого есть дети, могут идти.

Он повернулся к машинам, которые медлили, время от времени выпуская облачка выхлопов в утренний воздух. Когда он повернулся, в толпе произошло какое-то движение, и неожиданно сквозь нее прорвался какой-то человек. Он был смертельно бледен, так что лицо его по цвету почти не отличалось от надетого на нем поварского халата. Темный человек протянул свиток Ллойду. Когда Уитни Дорган оказался перед толпой, руки Ллойда конвульсивно дернулись. Раздался отчетливый звук разрываемой бумаги.

— ЭЙ, ВЫ, ЛЮДИ! — закричал Уитни.

Смутный ропот пронесся над толпой. Уитни трясся с ног до головы, словно паралитик. Голова его то дергалась в сторону темного человека, то вновь отворачивалась. Флегг смотрел на Уитни с кровожадной усмешкой. Дорган направился было к повару, но Флегг жестом остановил его.

— ЭТО НЕСПРАВЕДЛИВО! — завопил Уитни. — ВЫ ЗНАЕТЕ, ЧТО ЭТО НЕСПРАВЕДЛИВО!

Воцарилась мертвая тишина. Кадык Уитни прыгал, как обезьяна на ветке.

— Мы когда-то были американцами! — наконец прокричал он. — Американцы так не поступают. Я был всего лишь поваром, но я знаю, что американцы так не поступают, они не станут слушать какого-то кровожадного мудака в ковбойских ботинках…

Толпа издала вздох ужаса. Ларри и Ральф обменялись недоуменными взглядами.

— Да-да, — настаивал Уитни. — Это именно о нем. — Пот стекал по его лицу, словно слезы. — И вы будете смотреть, как этих двух парней разорвут у вас на глазах на две части, а? Вы считаете, это подходящее начало для новой жизни? Думаете, это справедливо? Говорю вам, вам будут снится кошмары до конца вашей жизни!

Толпа согласно зашумела.

— Мы должны остановить это, — сказал Уитни. — Настало время подумать о том, что… что…

— Уитни, — раздался этот голос, мягкий, как шелк, и едва слышный, но оказавшийся достаточно громким, чтобы повар немедленно замолчал. Он обернулся к Флеггу, губы его беззвучно двигались, а в глазах появилось рыбье выражение.

— Уитни, тебе надо было молчать. Голос был тихим, но без труда доносился до каждого. — Я бы отпустил тебя… да и зачем ты мне нужен?

Уитни шевелил губами, но с них по-прежнему не мог сорваться ни один звук.

— Подойди сюда, Уитни.

— Нет, — прошептал Уитни, но ноги его сами двинулись с места. Он шел к темному человеку, словно привидение.

— Я знал о твоих планах, — сказал темный человек. — Я знал о том, что ты собираешься сделать, даже раньше тебя самого. И я позволил бы тебе уползти от меня, чтобы вернуть тебя через год, в может быть, через десять. Но все это позади, Уитни.

В последний раз Уитни сумел обрести дар речи, и слова рванулись из него сдавленным криком.

— ТЫ ВООБЩЕ НЕ ЧЕЛОВЕК! ТЫ… ТЫ… ПРОСТО ДЬЯВОЛ!

Флегг вытянул вперед указательный палец левой руки, так что он почти коснулся подбородка Уитни.

— Да, ты прав, — сказал он так тихо, что никто, кроме Ллойда и Ларри Андервуда, не услышал его. — Я дьявол.

Шар голубого огня выскочил из указательного пальца Флегга с тихим озоновым треском.

Осенний ветер вздохов пронесся над толпой.

Уитни вскрикнул, но не сдвинулся с места. Огненный шар коснулся его подбородка. Внезапно в воздухе разнесся приторный запах горелого мяса. Шар прошел по его губам, и крик Уитни прекратился. Потом он двинулся вдоль щеки, оставляя за собой глубокую обугленную борозду.

Потом шар прошел по его глазам.

Он застыл напротив его лба, и Ларри услышал, как Ральф повторяет без устали одну и ту же фразу. Ларри присоединил свой голос к голосу Ральфа:

— Я не испугаюсь зла… я не испугаюсь зла… я не испугаюсь зла…

Огненный шар поднялся выше, и теперь в воздухе разнесся жаркий запах горелых волос. Шар скатился ему на затылок, оставляя позади себя гротескную лысую полосу. Уитни закачался и рухнул на землю, слава Богу, лицом вниз.

Долгое «Ааааааахххх» раздалось в толпе. Это был звук, который вырывается у людей, когда на праздник 4 июля демонстрируют особенно красивые фейерверки. Огненный шар повис в воздухе. Теперь он стал намного больше, и смотреть на него можно было только прищурившись. Темный человек указал на него пальцем, и он медленно двинулся на толпу. Стоявшие в первом ряду подались назад.

Громовым голосом Флегг спросил:

— ЕСТЬ ЛИ СРЕДИ ВАС ЕЩЕ КТО-НИБУДЬ, КТО НЕ СОГЛАСЕН С МОИМ ПРИГОВОРОМ? ЕСЛИ ДА, ТО ПУСТЬ ГОВОРИТ!

Ответом было глубокое молчание.

Флегг выглядел удовлетворенным.

— Тогда позвольте…

Неожиданно люди в толпе стали оборачиваться назад. Раздался удивленный ропот, перешедший в громкий шум. Флегг выглядел так, будто его застали врасплох. Теперь люди начали кричать, и хотя слов разобрать было нельзя, в голосах слышалось удивление и недоумение.

До Ларри донесся гул электромотора. И снова он услышал это странное имя, передававшееся из уст в уста, но никто не произнес его ясно, полностью: Бак… Сорный Бак… Мусор… Мусорок…

Кто-то приближался сквозь толпу, словно в ответ на вызов темного человека.

Флегг почувствовал, как в сердце его просачивается ужас. Это был ужас перед неизвестным и неожиданным. Он предвидел все, даже глупую речь Уитни. Толпа — еготолпа — распадалась, подавалась назад. Раздался крик, высокий, звонкий и леденящий душу. Кто-то не выдержал и побежал. Потом кто-то еще. А потом вся толпа бросилась врассыпную.

— СТОЯТЬ! — закричал Флегг изо всех сил, но все было без толку. Толпа превратилась в ураган, а ураган не мог остановить даже темный человек. Ужасная, бессильная ярость захлестнула его. Снова все пошло вкривь и вкось. В самый последний момент, как с Джаджем в Орегоне, как с той женщиной, перерезавшей себе шею оконным стеклом… и как с Надин… с падающей вниз Надин…

Они разбегались. Они увидели опоздавшего гостя, прибывшего сюда, словно некое мрачное видение из сказки ужасов. Они увидели охристое лицо окончательного, ужасного возмездия.

И они увидели, что возвратившийся странник привез с собой.

Когда толпа поредела, это увидел и Рэнделл Флегг, а вместе с ним Ларри, Ральф и застывший от ужаса Ллойд Хенрид, который все еще держал в руках порванный свиток.

Это был Дональд Мервин Элберт, известный также под кличкой Мусорный Бак.

Он сидел за рулем длинного и грязного электрокара. Аккумуляторы электрокара уже почти сели. Электрокар гудел, жужжал и дергался. Мусорный Бак подскакивал на открытом сиденье, словно сумасшедшая марионетка.

Он страдал последней стадией лучевой болезни. Волосы его выпали, руки, торчавшие из лохмотьев рубашки, были покрыты кровоточащими язвами. Его лицо было похоже на бугристый кусок красного мыла, на котором светился один выцветший голубой глаз. Зубы его выпали, ногти выпали, а веки превратились в рваные клочья.

Он выглядел так, словно приехал на своем электрокаре из пасти ада.

Застыв от ужаса, Флегг следил за его приближением. Улыбка его исчезла. Яркий, насыщенный цвет его кожи внезапно потускнел. Лицо его стало похоже на матовое стекло.

Голос Мусорного Бака экстатически рвался на свободу из его узкой груди:

— Я принес… я принес тебе огонь… пожалуйста… прости меня…

Первым с места сдвинулся Ллойд. Он сделал вперед один шаг, потом второй.

— Мусорок… Мусор, мальчик мой… — Голос его звучал как карканье.

Единственный глаз двинулся, отчаянно выискивая Ллойда.

— Ллойд? Это ты?

— Это я, Мусор. — Ллойд дрожал с головы до ног, совсем как Уитни несколько минут назад. — Эй, что там у тебя такое? Это случайно не…

— Это Большая Штука, — счастливым голосом произнес Мусорный Бак. — Это атомная бомба. — Он стал раскачиваться на сиденье электрокара, как новообращенный на религиозном митинге. — Атомная бомба. Большая Штука, большой огонь, жизньзатебя!

— Убери ее, Мусор, — прошептал Ллойд. — Это опасно… убери ее…

— Пусть он уберет ее отсюда, Ллойд, — проскулил темный человек, превратившийся теперь в бледного человека. — Пусть он отвезет ее обратно. Пусть он…