Ночной шторм Теорин Юхан

Если северный маяк на Олуддене светит, это значит, что кто-то скоро умрет. Я слышала это предание, но даже не вспомнила о нем, когда вернулась домой из Боргхольма и увидела свет наверху северной башни. Слишком сильным был шок, вызванный тем, как бесцеремонно Рагнар уносил из дома картины Торун. Несколько холстов он выронил; они упали на снег, я пыталась их подобрать, но их тут же унесло ветром. Две картины — вот и все, что мне удалось спасти в тот вечер на хуторе.

Мирья Рамбе

Я стремительно вбегаю в дом и мчусь в чулан, хотя уже знаю, что увижу там — пустые белые стены. Все картины Торун исчезли, кроме пары рулонов на полу. У порога уже сложены сети, принесенные Рагнаром. На столе стоит наполовину опорожненная бутылка и стакан; раньше их тут не было. Подойдя к столу, я поднимаю стакан и принюхиваюсь. Это самогон. Вероятно, дело рук Давидсона.

Тут и там на хуторе стоят бутылки с подобным содержимым, и теперь я знаю, что мне делать.

Давидсона нигде не видно, когда я выбегаю во двор и мчусь к коровнику. В коровнике темно, но я знаю это помещение как свои пять пальцев. Я легко нахожу среди старых вещей в углу канистру, на которой кто-то нарисовал черный крест. Поднимаю ее и отношу обратно в дом для прислуги.

В чулане я выливаю самогон из бутылок Давидсона прямо на ворох вонючих сетей у порога и наполняю бутылки бесцветной жидкостью из канистры. Канистру я прячу в шкаф в углу чулана. Сажусь на пол и жду.

Через пять или десять минут я слышу, как открывается входная дверь. Усилившийся ветер с грохотом захлопывает ее за вошедшим.

Тяжелые сапоги стучат по полу: мужчина стряхивая снег. Я чувствую запах пота и дегтя. Рагнар Давидсон входит в чулан и видит меня.

— Где ты была? — спрашивает он. — Ты утром просто испарилась.

Я не отвечаю. Единственное, о чем я в состоянии думать, это как я скажу Торун о том, что случилось с картинами. Она не должна узнать.

— По парням бегала, вестимо, — сам отвечает на свой вопрос Давидсон.

Он проходит мимо меня, и я решаю дать ему последний шанс. Поднимаю руку, говорю:

— Мы должны спасти картины.

— Это невозможно, — заявляет Рагнар Давидсон.

— Вы должны мне помочь.

Он качает головой, подходя к столу:

— Они уже на полпути в Готланд, Мирья. Ветер и волны о них позаботятся.

Рыбак наполняет стакан и поднимает. Я могла бы его предупредить, но я молчу. Просто смотрю, как он опустошает стакан в три глотка и ставит на стол. После чего причмокивает губами и говорит:

— Чем хочет заняться наша крошка Мирья?

33

Хенрика разбудил голос дедушки. Алгот склонился над ним, лежащим в сугробе, и закричал:

— Вставай! Ты что, хочешь, умереть?!

Хенрик почувствовал, как дедушка тяжелым сапогом пнул его в бок. Снова и снова.

— Вставай! Поднимайся, чертов вор!

Хенрик медленно приподнялся, вытер снег с лица и поднял глаза на дедушку. Но того уже не было. Зато Хенрик увидел, как вдали прорезал темноту мигающий луч маяка, окрашивая снег в кроваво-красный цвет. Дальше виднелся другой свет — белый, немигающий. Это светил северный маяк на Олуддене.

Словно во сне, Хенрик поднялся на ноги. Его цель была рядом. Джинсы намокли. Оказалось, он потерял сознание недалеко от воды, и его намочили брызги волн. Повернувшись спиной к морю, Хенрик пошел вперед. Он не чувствовал ни рук, ни ног, но продолжал идти. Руки болтались на ветру, как плети. Но шеей он еще ощущал ледяную сталь топора, засунутого под куртку рукояткой вниз.

Дедушкин топор. Он помнил, что сунул его под куртку, — но не помнил зачем. Хенрик напряг память. Братья Серелиус. Ноги сами понесли его вперед.

Перед ним возникли две серые башни, у подножия которых клокотала черная вода, покрытая белой пеной. Ведущая к маякам дамба превратилась в ледяной айсберг. Хенрик был на месте. Он остановился. Что делать дальше? Нужно попасть на хутор. Где хутор? Кажется, слева. Он повернул влево и, подгоняемый ветром в спину, пошел вперед. Идти теперь было легче. Снег под ногами превратился в твердый наст. Спиной Хенрик ощущал ледяное дыхание шторма. Через сотню метров перед ним вырисовывались очертания домов. Путь преградил забор, за которым, как корабли в море, поднимались постройки Олуддена. Хенрик нащупал в заборе щель и протиснулся во двор.

На месте. Двор принял его в свои объятия. Он в безопасности. Ветер на хуторе был легким бризом по сравнению с тем, что творилось на берегу. Но весь двор был засыпан снегом. Сугробы были Хенрику почти по пояс, и ветер то и дело сметал с крыш белую пудру и швырял ему в лицо. Завидев стеклянную веранду, Хенрик пошел к крыльцу. Напрягая последние силы, он поднялся по ступенькам, сделал вдох и посмотрел вверх. Дверь была взломана. На месте замка зияла черная дыра. Братья Серелиус успели раньше него.

Хенрик забыл об осторожности. Он дернул дверь, ввалился в прихожую и упал на ковер. Дверь с грохотом захлопнулась за его спиной.

Тепло. В доме было тепло. В тишине он слышал свое дыхание.

Выпустив топор из рук, Хенрик начал осторожно растирать пальцы, холодные как лед. Постепенно тепло начало возвращаться в его тело, отзываясь болью в окоченевших пальцах рук и ног. Рана в животе тоже начала пульсировать. Хенрик был весь мокрый, но он знал, что нужно вставать.

Медленно поднявшись, он пошел вперед. В доме было темно, но на подоконниках горели свечи и кое-где были включены лампы. Он заметил, что обои на стенах новые, потолок побелен и оконные рамы окрашены. Много изменилось здесь с лета.

Повернув вправо, Хенрик оказался в кухне, где он летом клал пол.

Серый кот сидел на подоконнике. В воздухе ощущался запах фрикаделек. Заметив кран, Хенрик рванулся к нему. Холодная вода обожгла окоченевшие руки. Стиснув зубы, Хенрик терпел боль и ждал, пока чувствительность вернется к пальцам. Кот не обращал на него никакого внимания, его больше занимал шторм за окном.

На стойке стояла подставка с кухонными ножами из нержавеющей стали. Хенрик выбрал самый большой нож и вышел из кухни. Он оказался в длинном коридоре. Сбоку от Хенрика была комната. Детская. В кровати сидела маленькая девочка лет пяти-шести, сжимавшая в руках игрушку и красную вязаную кофту. На полу перед ней стоял выключенный переносной телевизор. Хенрик открыл рот, но не издал ни звука.

— Привет, — выговорил он наконец.

Голос его был хриплым и дрожащим.

Девочка молчала.

— Ты кого-нибудь здесь видела? — спросил он. — Других дядей?

Девочка покачала головой:

— Я их слышала… Они разбудили меня топотом, но я побоялась выходить.

— Правильно, — кивнул Хенрик. — Оставайся здесь. Где твои мама и папа?

— Папа пошел к маме.

— Где мама?

— В коровнике.

Хенрик не успел обдумать ответ. Девочка показала на нож и спросила:

— Зачем вам нож?

Хенрик опустил глаза. Только сейчас он понял, как угрожающе выглядит с огромным ножом для разделки мяса в руке.

— Не знаю, — проговорил он.

— Вы хотите нарезать хлеба?

Хенрик закрыл глаза. Пальцы его ног, к которым возвращалась чувствительность, горели.

— Что вы будете делать? — спросила девочка.

— Не знаю… Но ты должна сидеть здесь.

— Я могу пойти к Габриэлю?

— Кто это?

— Мой брат.

Хенрик устало кивнул:

— Конечно.

Девочка съерзнула с постели и, не выпуская из рук кофту и игрушку, прошмыгнула мимо него.

Собрав последние силы, Хенрик повернулся. Он услышал, как закрылась соседняя дверь, и пошел в другую сторону. Искать братьев Серелиус. Он шел вниз по коридору, стараясь вспомнить расположение комнат и прислушиваясь к звукам в доме. Ему показалось, что он слышит какой-то ритмичный звук наверху, как будто окно хлопало на ветру.

В углу коридора лежал плоский темный предмет. Хенрик подошел ближе. Он увидел на полу спиритическую планшетку. Кто-то швырнул ее на пол, отчего она треснула прямо посередине. Рядом валялся стакан. Хенрик вернулся на веранду. Через налипший на окна снег он увидел какое-то движение во дворе. Нагнувшись, он поднял с пола дедушкин топор.

Две тени приближались к дому, и в руке одной из них было что-то темное. Оружие? Он не знал, кто это, но все равно занес топор и, когда дверь открылась, опустил его на голову вошедшего.

34

Тильда упрямо шла вперед, увязая в сугробах.

Мартин шел рядом. Они молчали. В шторм невозможно говорить.

Они шли по полю, но куда шли, Тильда не знала. Каждый раз, когда она пыталась открыть глаза, в них словно вонзались тысячи ледяных иголок. Фуражку ее давно унесло ветром. Уши окоченели, Тильда их почти не чувствовала. Вдруг нос ее уловил знакомый запах. Пахло горящими в печке или камине дровами. Очевидно, запах шел из Олуддена. Значит, она и Мартин идут правильно.

Прямо перед ней внезапно возник похожий на вал сугроб. Тильда поняла, что под снегом скрывается каменная изгородь. Молодая женщина перебралась через невысокую изгородь, затем это сделал Мартин. За изгородью снега было меньше, словно они ступали по дороге. Внезапно Тильда услышала какой-то звук: казалось, что-то врезалось в стену. Еще через минуту она увидела две машины, полностью засыпанные снегом. Проведя рукой по одной из них, Тильда стряхнула снег и увидела знакомую надпись: «Кальмар. Сварочные работы». Тот самый фургон.

Рядом Тильда увидела прицеп с перевернутой ветром лодкой. Брезент, когда-то ее укрывавший, сорвало ветром, и по снегу были разбросаны самые разнообразные предметы: акустические колонки, бензопилы, настенные часы, керосиновые лампы…

«Украденные вещи», — догадалась Тильда.

Мартин что-то крикнул, однако она не расслышала его слов. Собрав последние силы, Тильда подергала ручки фургона. Со стороны водителя было заперто, но дверь со стороны пассажира ей удалось открыть. Забравшись на сиденье, Тильда откинулась на спинку и сделала глубокий вдох. Мартин сунул голову в дверь. Лицо и волосы у него были облеплены снегом.

— Как ты? — спросил Мартин.

Растирая уши, Тильда слабо кивнула:

— Все в порядке.

В машине было тепло, и можно было нормально дышать. Оглядевшись, она заметила, что вся машина завалена украденными вещами: шкатулками с драгоценностями, блоками сигарет и бутылками со спиртным. Повернувшись к Мартину, Тильда увидела, что одна из панелей на двери отходит и из-под нее торчит белый пакет.

— Тайник, — сказала Тильда. Мартин проследил за ее взглядом. Взявшись за кончик пакета, он потянул его вниз, и тогда вся панель отвалилась и упала в снег, так что взору открылось множество белых пакетиков. Взяв один из них, Мартин проткнул его ногтем, поднес белый порошок на кончике пальца ко рту и лизнул.

— Это метамфетамин, — констатировал он.

Тильда знала, что Мартин прав. Именно он рассказывал ученикам в полицейской школе о разных наркотиках. Тильда сунула пакетик в карман, сказав:

— Улика.

Мартин что-то хотел спросить, но она жестом велела ему молчать. Ей было не до разговоров. Вместо этого она достала пистолет из кобуры.

— Он нам понадобится, — сказала молодая женщина, вылезая из машины. Тильда прошла мимо Мартина, обошла фургон и прицеп с лодкой и пошла дальше. Теперь она видела свет маяка, пробивавшийся через снежную пелену. Они были почти рядом. Вскоре Тильда увидела жилой дом, некоторые окна в котором были тускло освещены.

«Свечи», — догадалась Тильда. Во дворе стояла машина Йоакима Вестина, засыпанная снегом. Значит, вся семья дома. В худшем случае их держат в доме как заложников, но Тильде не хотелось думать о самом худшем. Перед ней оказался коровник, обогнув который Тильда наконец оказалась защищенной от ветра. Облегченно вздохнув, она вытерла снег с лица рукавом. Теперь нужно было выяснить, сколько людей на хуторе и что они делают. Расстегнув куртку, Тильда достала из внутреннего кармана фонарик. С пистолетом в одной руке и фонарем в другой, она медленно заглянула за угол коровника.

Снег, видно было только снег. Снегом завалило стены до самых окон. Снежные наросты свешивались с крыши, и по двору гулял ветер. Мартин подошел к ней сзади и заглянул через плечо.

— Это сюда мы направлялись? — крикнул он.

Тильда кивнула:

— Олудден.

Жилой дом был в десяти метрах от коровника. В окнах горел свет, но не видно было ни одной живой души. Тильда начала медленно пробираться к дому. Снег доходил ей до пояса, но Тильда не сдавалась, крепко сжимая в руках пистолет.

В снегу виднелись свежие следы. Кто-то совсем недавно пересек двор и поднялся на крыльцо. Дойдя до крыльца, Тильда посмотрела на входную дверь. Она была взломана.

Молодая женщина медленно поднялась по ступенькам, взялась за дверную ручку и потянула на себя. И в этот момент перед ней мелькнула серебристая молния. Тильда зажмурилась, но не успела ни нагнуться, ни закрыться руками.

«Топор», — успела она подумать, прежде чем ощутила удар в лицо.

Раздался хруст костей, и жгучая боль пронзила голову Тильды. Словно издалека до нее донесся крик Мартина, когда она падала со ступенек прямо в снег.

35

Убийца вышел из-за деревьев, подошел прямо к Этель и прошептал:

— Пойдешь со мной? Если ты пойдешь со мной, я покажу тебе, что у меня в кармане. Нет, это не деньги. Это кое-что получше. Пойдешь со мной к воде, и я дам тебе дозу героина. Совершенно бесплатно. Думаю, ложка, шприц и зажигалка у тебя найдутся?

Этель только кивнула.

Йоаким вздрогнул, отгоняя кошмарное видение. За стеной бушевал шторм. Йоаким оглянулся по сторонам, возвращаясь к реальности. Он сидел на передней скамье в часовне, держа на коленях подарок для Катрин.

Катрин?

В часовне было темно. Батарейка в фонарике села, и единственным светом, проникавшим в щели в стене, был слабый свет от лампы в коровнике. А грохот? Это шторм терзает побережье.

Шторм достиг своего апогея. Йоакиму казалось, что коровник колышется. Ветер за окном свистел как сирена, оглушая Йоакима. Подняв глаза вверх, он увидел, как дрожат мощные балки. Вся постройка трещала и поскрипывала под напором ветра. Складывалось впечатление, что в любую минуту шторм может разнести коровник в щепки. Но в темноте часовни слышны были и другие звуки. Медленные шаги по деревянному полу. Тревожные движения в темноте. Тихий шепот. Позади него скамьи начали заполняться. Йоаким не видел лиц вошедших, но он чувствовал идущий от них холод. Посетителей было много. Они толпились в проходе и рассаживались по скамьям. Йоаким напрягся, но не двинулся с места. Шорох стих, но слышно было, как кто-то медленно идет по проходу между скамьями. Он слышал скрип шагов по деревянному полу, чувствовал слабое движение воздуха. Краем глаза он увидел, как тень с бледным лицом встала возле него.

— Катрин? — прошептал он, не поворачивая головы.

Тень медленно опустилась на скамью рядом с ним.

Йоаким осторожно протянул руку и нащупал женские пальцы. Они были ледяные, но он нежно их сжал.

— Я здесь, — прошептал он.

Никакого ответа. Тень склонила голову, словно в молитве.

Йоаким опустил глаза. Увидев рядом с собой джинсовую куртку, он прошептал:

— Я нашел куртку Этель. И записку от соседей. Я думаю, Катрин… я думаю… Что ты убила мою сестру.

Никакого ответа.

Мы сидели в чулане и смотрели друг на друга, я и рыбак Рагнар Давидсон.

Я так устала. Мне удалось спасти только несколько картин Торун, которые лежали рядом со мной на полу. Остальные Рагнар Давидсон выбросил в море, отдав на растерзание шторму.

Мирья Рамбе

Давидсон наполнил стакан.

— Точно не хочешь? — спросил он меня.

При виде моих презрительно поджатых губ он делает глоток, ставит стакан на стол и причмокивает. Видимо, в голове он прокручивает много вещей, которые он хотел бы со мной сделать, — но уже поздно. Живот его свело резкой болью. Я вижу, как он дергается, наклоняется вперед и прижимает руки к животу.

— Черт, — бормочет рыбак.

На лице его появляется гримаса страха. Он снова дергается, словно понимая, что произошло.

— Черт, — повторяет он. — Я думаю…

Рагнар замолкает, отводит взгляд, и тут все тело его сотрясает судорога.

Я сижу и молча смотрю на него. Мне нет нужды спрашивать, как он себя чувствует, — потому что я уже знаю ответ: яд начал действовать.

— В бутылке был не самогон, Рагнар, — говорю я наконец.

Рагнару больно. Он делает шаг назад, натыкается на стену и сползает на пол, стискивая зубы.

— Я налила туда кое-что другое, — прибавляю я.

Давидсон поднимается на ноги и идет к двери мимо меня. Внезапно ко мне возвращаются силы.

— Убирайся! — кричу я ему вслед. Хватаю пустую канистру и бью его по спине. — Прочь!

Рагнар идет к выходу. Я бегу за рыбаком. Вижу, как он идет к забору, открывает калитку и идет вниз к морю.

Южная башня мигает кроваво-красным глазом, северная погасла.

В темноте я вижу у дамбы моторную лодку Рагнара. Я могу его остановить, но я просто стою и смотрю, как он пытается отвязать веревку, замирает, нагибается. Его рвет прямо в воду.

Рагнар выпускает веревку из рук, волны подхватывают лодку и уносят прочь от дамбы. Он не пытается спасти лодку, ему слишком плохо. Бросив на нее прощальный взгляд, он поворачивает назад.

— Рагнар! — кричу я.

Если он попросит меня о помощи, я помогу ему, но он меня не слышит. Не останавливаясь, рыбак ступает на берег и идет на север в сторону дома. Еще через пару минут он скрывается в темноте.

Я возвращаюсь в дом для прислуги к Торун. Она как обычно сидит на стуле у окна.

— Мама, привет! — говорю я.

Не поворачивая головы, она спрашивает:

— Где Рагнар Давидсон?

Я со вздохом отвечаю:

— Ушел. Он был здесь… Но уже ушел.

— Он выбросил картины?

Затаив дыхание, я смотрю на Торун.

— Картины? — переспрашиваю я со слезами на глазах. — Откуда ты знаешь?

— Рагнар сказал, что выбросит их.

— Нет, мама, — отвечаю я. — Они в чулане. Принести?..

— Лучше бы он их выбросил.

— Что? Что ты говоришь?

— Я попросила Рагнара бросить их в море.

Проходит несколько секунд, прежде чем я понимаю, что она сказала, — и у меня внутри что-то лопается и по телу разливается едкая жидкость. Я бросаюсь к Торун.

— Ну и сиди здесь, чертова старуха! — кричу я. — Сиди здесь до самой смерти! Чертова слепая…

Я отвешиваю ей пощечину за пощечиной, и Торун покорно принимает удары. Она все равно не может защититься, потому что ничего не видит.

Я бью и бью мать по лицу. Шесть, семь, восемь, десять… На двенадцатой пощечине моя рука останавливается. В тишине слышно только мое прерывистое дыхание и свист ветра за окном.

— Почему ты оставила меня с ним? — спрашиваю я. — Ты же слышала, как от него воняет? Видела, как там было грязно? Ты не должна была оставлять меня одну с ним, мама!..

И, помолчав, добавляю:

— Но ты была слепа уже тогда.

После этого я больше не могла оставаться на Олуддене, Я уехала с хутора и больше не вернулась. С Торун я перестала общаться. Я устроила так, чтобы ее забрали в дом престарелых, но мы никогда больше не виделись. На следующий день пришли новости о том, что паром между Эландом и материком потерпел крушение. Несколько пассажиров утонули в ледяной воде. Среди них был Маркус Ландквист. Еще одной жертвой шторма был рыбак Рагнар Давидсон, которого нашли на берегу мертвым. Я не чувствовала вины за его смерть. Я вообще ничего не чувствовала.

Мне кажется, в доме для прислуги никто больше не жил после нас с Торун. И мне кажется, даже в жилом доме никто не жил больше двух месяцев летом. Стены его насквозь пропитались горем, отпугивая новых жильцов.

Шестью неделями позже, уже переехав в Стокгольм, чтобы поступать в школу живописи, я обнаружила, что беременна.

Катрин Лунный свет Рамбе родилась через восемь месяцев. Она была первым из моих детей, и у нее были глаза отца.

36

— Эй! — крикнул Хенрик человеку на снегу. — Вы в порядке?

Идиотский вопрос. Человек лежал в снегу неподвижно с залитым кровью лицом. Хенрик моргнул. Все случилось слишком быстро. Он думал, что это братья Серелиус, и, когда один из них открыл дверь, опустил занесенный топор. Но не лезвием, а обухом вниз, это он точно помнил.

Внезапно в свете уличного фонаря он увидел, что в снегу перед ним лежит женщина.

В паре метров от нее стоял мужчина; он тут же рванулся вперед и упал на колени в снег рядом с женщиной.

— Тильда! — закричал мужчина. — Тильда, очнись!

Женщина попыталась приподнять голову. Хенрик вышел на крыльцо и прищурился, стараясь рассмотреть женщину в темной униформе. Полиция. Женщина упала прямо в сугроб, и из ее носа и рта кровь тонкой струйкой стекала в снег. Хенрику на мгновение показалось, что все вокруг замерло.

Только снег продолжал падать крупными хлопьями.

Боль в животе Хенрика вернулась и теперь пульсировала с новой силой.

— Эй! — произнес он. — Как вы?

Никто не ответил, но мужчина поднял выроненный Хенриком топор и шагнул к крыльцу.

— Брось его! — крикнул он Хенрику, поднимаясь на ступеньку.

Позади мужчины женщина закашлялась, и ее начало рвать кровью в снег.

— Что? — непонимающе произнес Хенрик.

— Брось, я сказал.

Только тут Хенрик понял, что мужчина имеет в виду нож. Хенрик по-прежнему сжимал его в руке и не хотел его отпускать. Братья Серелиус поблизости, ему нужно чем-то себя защитить.

Женщину больше не рвало. Она осторожно поднесла руку к лицу, ощупывая нос. Кровь уже начала застывать на морозе, превращая лицо в черную маску.

— Как тебя зовут? — крикнул мужчина.

Женщина подняла голову и громко сказала, стараясь перекричать ветер:

— Хенрик! Хенрик Янсон.

Ей три раза пришлось крикнуть, прежде чем мужчина услышал имя.

— Брось нож, Хенрик! — сказал он. — И мы поговорим.

— Поговорим?

— Ты виновен в ограблении, Хенрик, — продолжала женщина. — Ограблении со взломом. И нанесении телесных повреждений. И вандализме.