Последнее письмо от твоего любимого Мойес Джоджо

9

Энтони допил кофе и теперь сидел за барной стойкой, не выпуская из рук пустую чашку Он напряженно смотрел на лестницу, ведущую в бар, стараясь не пропустить пару стройных ног, элегантно спускающихся по ней. Время от времени в «Альберто» заходили парочки, громко жалуясь на нетипичную для этого времени года жару и дикую жажду. Гардеробщица Шерри совсем заскучала и уснула на стуле с книжкой в руках. Он медленно провожал пары взглядом и отворачивался.

Сейчас уже 7.15, а она обещала прийти в половине седьмого. Энтони достал из кармана письмо, разгладил его и вгляделся в крупные округлые буквы, которые складывались в слова, убеждавшие его в том, что она придет.

С любовью, Д.

Они переписывались уже пять недель: он писал ей на абонентский ящик 13 почтового отделения на Лэнгли-стрит, который она открыла специально для него. Никто никогда не выбирает номер 13, заверила ее заведующая отделением. За это время они виделись всего пять или шесть раз, встречи всегда были короткими — слишком короткими, — ведь приходилось выбирать время, когда их с Лоренсом часы работы не совпадали.

Но то, что ему не удавалось сказать ей при встрече, он всегда излагал в письмах. Энтони писал почти каждый день, рассказывая ей обо всем без тени стыда или смущения. Казалось, внутри его прорвало плотину, которая много лет сдерживала напор воды. Он писал о том, как скучает по ней, рассказывал о своей жизни за границей, о том, как он до недавних пор не мог долго усидеть на одном месте, словно все время пытаясь подслушать разговор людей, находившихся где-то очень далеко.

О’Хара не скрывал от нее своих недостатков: эгоист, упрямец, часто не проявляет должного внимания, — а потом рассказывал о том, что благодаря ей ему захотелось избавиться от них. Снова и снова писал, что любит ее, получая удовольствие даже от самого процесса написания этих слов.

Ее же письма, напротив, были краткими и деловыми. «Давай встретимся там-то». Или: «Нет, давай на полчаса позже». Или просто-напросто: «Да. Я тоже». Сначала он боялся, что такая краткость означает, что она не так сильно любит его, и никак не мог совместить эти краткие, сухие записки с образом женщины, с которой встречался: нежная, ласковая, ироничная, заботящаяся о его благополучии.

Тем вечером Дженнифер сильно опоздала. Оказалось, что Лоренс явился домой куда раньше обычного, и ей пришлось соврать, что у нее заболела подруга, так как другого повода выйти из дома не нашлось. Когда она пришла, Энтони уже успел основательно набраться.

— Ты все-таки пришла? Как мило с твоей стороны, — с издевкой сказал он, поднимая бокал. Он прождал ее два часа и за это время успел выпить четыре двойных виски.

Она молча сняла с головы шарф, заказала себе мартини, но тут же передумала и отменила заказ.

— Как, уже уходишь?

— Я не хочу видеть тебя в таком состоянии.

И тут он словно с цепи сорвался, начал обвинять ее во всем: у нее никогда нет времени, она ему мало пишет — словом, ему не хватает ее во всех отношениях. Бармен Фелипе предостерегающе взял его за плечо, но Энтони не обращал внимания. Его пугали собственные чувства, и он хотел отомстить ей, причинить ей боль.

— Да что с тобой такое? Боишься написать что-нибудь, что может быть использовано против тебя в суде? — Он ненавидел себя за эти слова, знал, что выглядит отвратительно и жалко, отчаянно пытаясь скрыть от нее свою слабость.

Дженнифер развернулась на каблуках, легкой походкой поднялась по лестнице, не обращая внимания на его крики, когда он умолял ее остаться.

Утром он оставил ей короткую записку в абонентском ящике, два дня промучился жутким чувством вины, а потом наконец получил ответ.

Бут, мне сложно доверять свои чувства бумаге. Мне вообще сложно чему-либо доверять. Для тебя мир слов — родная стихия, и я ценю и радуюсь каждому слову, которое ты написал мне. Но прошу, не суди о моих чувствах по тому, что я не могу ответить тебе в такой же форме.

Боюсь, разочарую тебя, если я попробую писать как ты. Я уже говорила, у меня редко спрашивают, что я думаю — особенно по таким важным вопросам, — и мне нелегко самой сделать первый шаг. Попробуй поверить тому, что я здесь. Попробуй поверить мне, глядя на мои поступки, на мои эмоции — это моя валюта.

Твоя,

Д.

Прочитав это письмо, он заплакал от стыда и облегчения. Впоследствии он часто думал о том, что, возможно, ее поведение было связано и с тем, что она так и не смогла забыть унижение, которое пережила, придя к нему в отель на Ривьере, хотя он изо всех сил старался убедить ее, что не стал заниматься с ней любовью по совершенно другим причинам. Ему никак не удавалось убедить ее в том, что она не просто очередная замужняя дама, с которой он решил завести интрижку.

— Твоя девушка не придет? — присаживаясь на соседний стул, спросил Фелипе.

В клубе почти не осталось свободных мест, над столиками стоял гул голосов, в углу играл пианист, через полчаса на сцену должен был выйти Фелипе — он играл на трубе. Над их головами лениво вращались лопасти вентилятора.

— Надеюсь, на этот раз ты не станешь так нажираться, — продолжал бармен.

— Видишь — кофе пью.

— Будь осторожен, Тони.

— Я же сказал — пью кофе.

— Я не об этом. Однажды ты влюбишься не в ту женщину, и когда-нибудь ее муж покажет тебе, где раки зимуют.

— Я, конечно, польщен, Фелипе, — ответил Энтони, заказывая еще кофе, — что ты так серьезно обеспокоен моим благополучием, но, во-первых, я всегда очень тщательно выбираю партнерш, — ухмыльнулся он. — Поверь мне, я многому научился с последней красоткой: ее муж-дантист лечил мне зубы всего через час после того, как я… имел честь развлекать его жену.

— Ах ты, бесстыдник! — расхохотался Фелипе.

— Вот и нет. Во-вторых, я больше не буду встречаться с замужними женщинами.

— Только со свободными, да, дружок?

— Нет. Других женщин не будет. Она — Единственная, и других после нее не будет.

— Не будет? До следующей недели? Или до следующего месяца? — хохотнул Фелипе. — Ну, давай, срази меня окончательно: ты подумываешь изучать Библию?

В этом-то и заключалась ирония его положения: чем больше он ей писал, стараясь убедить ее в искренности своих чувств, тем меньше значения она придавала словам, которые с такой легкостью слетали с кончика его пера. Она не раз дразнила его на этот счет, однако за шутками скрывалась неприглядная, жесткая правда.

Дженнифер, как и Фелипе, видела в Энтони человека, не способного любить по-настоящему. Человека, который желает получить запретный плод, только и всего.

— Однажды, Фелипе, я удивлю тебя, и тогда ты, друг мой…

— Тони, ты достаточно давно сюда ходишь, какие уж тут сюрпризы. О, гляди-ка, легка на помине. Вон твой подарочек. А как красиво завернут!

Энтони посмотрел на лестницу и увидел пару туфелек из изумрудного шелка, спускающихся вниз. Дженнифер шла медленно, держась одной рукой за перила, совсем как в тот день, когда он впервые увидел ее. Дюйм за дюймом она приближалась к нему и наконец очутилась совсем близко. Она слегка раскраснелась, он взглянул на нее, и сердце болезненно сжалось в груди.

— Прошу прощения, — извинилась Дженнифер, поцеловав его в щеку и беря за руку Энтони почувствовал теплый аромат ее духов, прикосновение влажной щеки. — Возникли непредвиденные… непредвиденные обстоятельства. Мы можем где-нибудь посидеть?

Фелипе проводил их в отдельную кабинку. Дженнифер села за столик, пытаясь привести в порядок прическу.

— А я уж думал, ты не придешь, — сказал Энтони после того, как Фелипе, поставив перед ней бокал с мартини, вышел.

— К нам в гости вдруг ни с того ни с сего явилась мама Лоренса. Она такая болтушка. Я сидела, подливала ей чай и боялась, что вот-вот закричу.

— А он где? — спросил Энтони, беря ее за руку под столом — господи, что за ощущение!

— В Париже по делам. Встречается с представителями «Ситроен» насчет каких-то там тормозных колодок…

— Если бы ты была моей, я бы ни на минуту не оставлял тебя одну.

— Ты, наверное, всем девушкам так говоришь.

— Перестань!

— Да ладно, не притворяйся. Ты наверняка уже испробовал все самые эффектные фразы на других женщинах. Я тебя знаю, Бут: ты же сам мне рассказывал, помнишь?

— Вот и будь после этого честным, — вздохнул он. — Неудивительно, что раньше мне такое даже и в голову-то не приходило…

Дженнифер подвинулась ближе, прижалась к нему, и что-то внутри Энтони сразу же расслабилось. Она выпила свой мартини, потом еще один, а он наслаждался ощущением, что хотя бы здесь, в этой уютной кабинке, она принадлежит только ему. На сцену вышла группа, Фелипе заиграл на трубе, Дженнифер смотрела на музыкантов, в мягком свете свечей ее лицо сияло от удовольствия. Тайком наблюдая за ней, Энтони с непостижимой уверенностью осознавал, что ни одна другая женщина никогда не вызовет у него таких чувств.

— Потанцуем?

В полумраке танцпола уже кружились несколько пар. Энтони обнял Дженнифер, вдыхая запах ее шелковистых волос, прижал к себе, и окружающий мир исчез: остались только музыка и ее нежная кожа.

— Дженни?

— Да?

— Поцелуй меня.

С тех пор как она впервые поцеловала его в Парке почтальонов, им всегда приходилось целоваться тайком: в его машине, на тихой улочке в предместьях Лондона, за столиком в дальнем углу ресторана. Он ожидал, что она с ужасом посмотрит на него и скажет: «Здесь? На глазах у всех этих людей?!» Скажет, что это слишком рискованно. Но похоже, что она заметила, как он смотрит на нее, и что-то в ее сердце отозвалось — выражение лица стало нежным и ласковым, она дотронулась до его щеки и страстно поцеловала.

— С тобой я чувствую себя счастливой, — тихо шепнула она, наконец признаваясь в своих чувствах, и настойчиво, крепко взяла его за руку. — Теперь я знаю, что такое счастье…

— Тогда уходи от него, — не подумав, выпалил он.

— Что?

— Уходи от него. Переезжай ко мне. Мне предлагают уехать в командировку, мы с тобой можем просто исчезнуть.

— Не надо…

— Что — не надо?

— Не надо так говорить. Ты же знаешь — это невозможно.

— Почему? — настаивал он. — Почему невозможно?

— Мы ведь совсем друг друга не знаем.

— Еще как знаем. Еще как!

Энтони наклонился к ней и снова поцеловал. Сначала она немного сопротивлялась, но он прижал ее к себе крепче, так что их тела практически слились воедино. Музыка стихла, он погладил ее по затылку, слегка приподнимая влажные волосы, посмотрел на нее и замер: Дженнифер прикрыла глаза, слегка наклонила голову набок, губы чуть приоткрылись.

Внезапно она взглянула на него своими голубыми глазами и своенравно улыбнулась, давая понять, что хочет его. Часто ли женщины так смотрят на мужчин? Часто ли в их взгляде сквозит нетерпение, привязанность, чувство долга, словно они говорят: «Да, конечно, дорогой, если ты хочешь — пожалуйста». Дженнифер Стерлинг хотела его, хотела так же сильно, как и он ее.

— Здесь ужасно жарко, — не сводя с него глаз, произнесла она.

— Тогда пойдем подышим.

Он взял ее за руку и, осторожно пробираясь между танцующими парами, вывел с танцпола. Она дотронулась до его взмокшей спины, пытаясь отлепить рубашку, и засмеялась. Они вышли в коридор, где почти не было людей, и он заглушил ее смех поцелуями, с наслаждением впиваясь в ее горячие губы. Она отвечала ему все более страстно, не отстраняясь, даже когда слышала звук чьих-то шагов. Руки скользнули к нему под рубашку, ее прикосновение дарило ему такое неземное наслаждение, что на мгновение он совершенно потерял способность мыслить логически. Что делать? Что же делать?! Поцелуи становились все более долгими и нетерпеливыми. Если я не возьму ее прямо сейчас, то меня просто разорвет, подумал он. Он слегка отстранился и пристально посмотрел ей в глаза. Дженнифер покраснела.

Энтони огляделся — справа, за стойкой гардероба, читала книжку Шерри, клиентов не было — в августе гардероб не пользуется популярностью. На целующуюся пару она не обращала ровным счетом никакого внимания — за годы работы в «Альберто» чего только не насмотришься.

— Шерри, а ты не хочешь пойти попить чайку? — спросил у нее Энтони, доставая из кармана купюру в десять шиллингов.

— Десять минут, — отрезала Шерри и, подмигнув ему, вышла из-за стойки.

Он увлек хихикающую Дженнифер за собой в гардероб и задернул за ними темную занавеску, закрывавшую альков от посторонних глаз.

В полной темноте запах тысяч побывавших здесь пальто ощущался еще острее. Они набросились друг на друга, постепенно продвигаясь в дальний угол и задевая на ходу все проволочные вешалки, тихонько позвякивавшие над их головами, словно тарелки на барабанной установке. Он не видел ее лица, но слышал, как она исступленно шепчет его имя, прижимаясь спиной к стене. В глубине души Энтони знал, что если возьмет ее сейчас, то падение будет быстрым и неизбежным, если только она, конечно, не откажется.

— Скажи мне остановиться, — шепнул он, гладя ее грудь и задыхаясь от возбуждения. — Скажи мне остановиться, — повторил он, но она, не говоря ни слова, лишь покачала головой. — О господи… — простонал он.

Дальше началось полное безумие: задыхаясь, она закинула ногу ему на бедро, его рука скользнула под платье, забираясь под шелковые с кружевной отделкой трусики, одной рукой Дженнифер обнимала его за шею, другой — расстегнула ему брюки, и Энтони поразился тому, какой вулкан страстей скрывается под этой сдержанной светской оболочкой.

Время остановилось, казалось, они плавают в невесомости и дышат через одни легкие. Освободив ее и себя от ненужной одежды, он сжал ее влажные бедра, немного приподнял и — о боже! — оказался внутри ее. Все замерло: дыхание, движения, весь мир — казалось, даже их сердца на мгновение перестали биться. Она едва слышно выдохнула, а затем их тела стали двигаться в едином ритме, окружающий мир перестал существовать, исчезли звуки позвякивающих вешалок, приглушенная музыка за стеной, голоса посетителей, приветствовавших друг друга в коридоре. На всем свете остались только они с Дженнифер и их движение: сначала медленное, потом все ускоряющееся, она крепко обнимала его, целуя в шею и касаясь горячим дыханием уха. Он почувствовал, как ее движения стали резче, как она растворилась в какой-то известной лишь одной ей вселенной, однако понимал, что им надо вести себя тихо. Сейчас она закричит, подумал он, Дженнифер изогнулась, приоткрыла рот, и он тут же заглушил ее стон наслаждения поцелуем, в буквальном смысле впитав ее в себя.

«Опосредованно».

Нежно обнимая ее за талию, он аккуратно опустил ее на пол, поцеловал и ощутил соленый привкус слез на ее щеках. Дженнифер трясло, она с трудом держалась на ногах. Впоследствии Энтони никак не мог вспомнить, что именно говорил ей тогда: «Я люблю тебя… Люблю тебя… Никогда не отпускай меня… Ты такая красивая…» Зато навсегда запомнил, как нежно вытирал ее слезы, как она шептала ему слова любви, и, конечно, — поцелуи, поцелуи, поцелуи…

Вдруг, словно из другого конца бесконечно длинного тоннеля, послышалось выразительное покашливание Шерри. Дженнифер поправила одежду, Энтони разгладил ей юбку, она взяла его за руку и неуверенно сделала шаг вперед — к свету, к реальному миру. Он шел за ней нетвердой походкой, все еще задыхаясь и уже начиная скучать по этому темному уголку, где он впервые узнал, что такое рай.

— Пятнадцать минут, — уточнила Шерри, не отрываясь от книги, когда Дженнифер вышла из-за занавески — платье в идеальном порядке, лишь по слегка сбившейся прическе можно было догадаться, что произошло.

— Как скажешь, — согласился он и протянул девушке еще одну купюру.

— Моя туфелька! — вскрикнула Дженнифер, повернулась к Энтони и показала ему ногу в одном чулке.

Все еще раскрасневшаяся, она заливисто рассмеялась, прикрывая рот рукой. Энтони радостно улыбнулся, глядя на ее веселье, — он боялся, что она вдруг загрустит или начнет сожалеть о том, что сделала.

— Сейчас принесу, — заверил ее он, направляясь к гардеробу.

— Ну и кто говорит, что рыцарей больше нет? — пробормотала себе под нос Шерри.

Он зашел за занавеску и стал шарить по полу в поисках изумрудной шелковой туфельки, одновременно проводя рукой по волосам и пытаясь понять, заметно ли по нему то, что случилось между ними. Ему показалось, что он ощущает мускусный запах секса, смешивающийся с ароматом ее духов. Никогда в жизни с Энтони не случалось ничего подобного. Он непроизвольно прикрыл глаза, вспоминая ее тело, ее…

— Миссис Стерлинг, какая неожиданность! Добрый вечер, — сказал какой-то мужской голос по другую сторону занавески.

Энтони наконец нашел туфельку под перевернутым стулом, услышал, как Дженнифер что-то тихо отвечает незнакомцу, и вышел на свет. У гардероба молодой человек с сигаретой в зубах обнимал за талию темноволосую девушку, которая радостно хлопала в такт музыке и тянула его в зал.

— Как твои дела, Реджи? — спросила Дженнифер, протягивая ему руку.

— Все отлично. Мистер Стерлинг тоже здесь? — спросил парень, быстро взглянув на Энтони.

— Лоренс в командировке, — не моргнув и глазом, ответила Дженнифер. — Познакомься: это Энтони, наш друг. Он любезно согласился составить мне компанию сегодня вечером.

— Приятно познакомиться. — Натянуто улыбаясь, Энтони протянул руку молодому человеку.

Реджи с подозрением посмотрел на растрепанные волосы Дженнифер, потом на ее раскрасневшиеся щеки и, опустив глаза, многозначительно сказал:

— Кажется, вы туфельку потеряли…

— Ах, это мои танцевальные туфли. Сдала их в гардероб, а потом получила две разные туфли, так глупо! — спокойно сказала Дженнифер, не изменившись в лице.

— Вот, нашел. — Энтони протянул ей туфельку. — Вашу уличную обувь поставил под пальто.

Шерри сидела неподвижно, словно истукан, уткнувшись в книгу.

Реджи глупо ухмылялся, наслаждаясь тем, что застал их врасплох. Энтони посмотрел на него, пытаясь понять, чего тот ждет: что ему предложат выпить или сесть за их столик? Да только через мой труп, подумал он.

К счастью, спутница Реджи уже окончательно заскучала и потянула его за рукав:

— Реджи, пойдем. Смотри, вон Мел пришла.

— Долг зовет! — махнул им рукой на прощание Реджи, лавируя между столиками. — Хорошо вам… потанцевать! — обернувшись, крикнул он.

— Черт! — тихо сказала она. — Черт его побери, что же делать?

— Пойдем закажем чего-нибудь, — предложил Энтони и, взяв ее под руку, повел за столик.

От экстаза, который они испытали всего десять минут назад, не осталось и следа. Парень Энтони сразу не понравился, к тому же он умудрился все испортить — убить его мало! Дженнифер залпом выпила мартини. При других обстоятельствах он счел бы это забавным, но сейчас это был просто жест отчаяния.

— Не волнуйся. Ты все равно ничего не можешь сделать.

— А вдруг он расскажет Лоренсу?

— Тогда ты уйдешь от Лоренса, вот и все.

— Энтони…

— Ты не можешь вернуться к нему, Дженни… после того, что между нами… Не можешь!

Она достала из сумочки пудреницу и стала вытирать размазавшуюся под глазами тушь, а потом с явным раздражением щелкнула крышкой.

— Дженни?

— Думай что говоришь. Ведь я потеряю все, что у меня есть: мою семью, мою жизнь, я буду опозорена.

— Но зато у тебя буду я. Со мной ты будешь счастлива, ты же сама говорила…

— У женщин все не так просто, я…

— Мы поженимся.

— Думаешь, Лоренс даст мне развод? Думаешь, он отпустит меня?! — помрачнев, воскликнула она.

— Но он не тот, кто тебе нужен. Тебе нужен я! Ты счастлива с ним? Такой жизни ты хочешь? — не дожидаясь ответа, продолжал Энтони. — Хочешь быть узницей в золотой клетке?

— Я не узница, не говори чушь.

— Ты просто не понимаешь.

— Нет, это ты не понимаешь. Ларри неплохой человек.

— Ты еще не понимаешь этого, Дженни, но если ты останешься с ним, то с каждым днем будешь становиться все более и более несчастной.

— Ой, неужели наш писака еще и умеет предсказывать будущее?

— Он раздавит тебя, лишит всего, что делает тебя тобой! — окончательно сорвался Энтони. — Дженнифер, этот мужчина — идиот. Опасный идиот! А ты слишком слепа, чтобы увидеть это.

— Да как ты смеешь?! — вскрикнула она. — Что ты себе позволяешь?! — Ее глаза заблестели от слез, и Энтони тут же пришел в себя. Он достал из кармана платок и попытался вытереть ей слезы, но она оттолкнула его руку и прошептала: — Не надо. Вдруг Реджи увидит.

— Прости, я не хотел доводить тебя до слез. Пожалуйста, не плачь.

Погрузившись в грустные размышления, они молча смотрели на музыкантов, а потом Дженнифер прошептала:

— Просто это так тяжело… Я-то думала, что счастлива. Думала, что у меня чудесная жизнь. И тут появляешься ты, и все остальное становится бессмысленным. Все мои планы — дом, дети, праздники, — мне ничего больше не нужно. Я потеряла сон. Потеряла аппетит. Постоянно о тебе думаю. А теперь я все время буду думать о том, что произошло там, — добавила она, кивнув в сторону гардероба. — Но уйти от Лоренса, — всхлипнула она, — это как прыжок в бездну.

— Прыжок в бездну?

— Мне пришлось бы дорого заплатить за право любить тебя, — высморкавшись, призналась Дженнифер. — Мои родители отрекутся от меня. Я останусь ни с чем. Энтони, я же ничего не умею делать. Я не умею жить по-другому. А если я даже не смогу вести хозяйство?

— Думаешь, мне есть до этого дело?

— Сейчас — нет, а потом? Испорченная маленькая тай-тай — так ты назвал меня в первый вечер, и был совершенно прав. Единственное, что я умею, — заставлять мужчин влюбляться в меня, и все. Все! — воскликнула она, и нижняя губа предательски задрожала.

Энтони ругал себя за то, что когда-то позволил себе так отозваться о ней. Молча они наблюдали за играющим на сцене Фелипе, но мысли обоих были далеки от музыки.

— Мне предложили работу, — наконец сказал он, — освещать деятельность ООН в Нью-Йорке.

— Ты уезжаешь?! — резко обернулась к нему Дженнифер.

— Дай мне договорить. Много лет я был неудачником. Пребывание в Африке окончательно доконало меня, но находиться дома я просто не мог. Места себе не находил, пытаясь избавиться от постоянного ощущения, что должен быть где-то в другом месте, заниматься чем-то совсем другим, а потом, — взяв ее за руку, ласково произнес он, — я встретил тебя. У меня вдруг появилось будущее. Я могу обрести покой, могу пустить корни. Работа в ООН меня вполне устраивает, главное — чтобы ты была рядом.

— Но я не могу, ты просто не понимаешь…

— Чего?

— Я боюсь.

— Боишься его?! — с гневом в голосе спросил Энтони. — Думаешь, он пугает меня? Думаешь, я не смогу тебя защитить?

— Нет, не его. Пожалуйста, не кричи.

— А кого же?! Этих пустых людишек, с которыми ты проводишь время? Тебе действительно есть дело до того, что они думают? Никчемные, глупые людишки…

— Перестань. Дело не в них.

— А в чем же? Кого ты боишься?

— Я боюсь тебя…

— Но… но я никогда… — растерянно пробормотал Энтони.

— Я боюсь того, что чувствую к тебе. Мне страшно оттого, как сильно я тебя люблю, — с трудом выговорила Дженнифер, нервно комкая салфетку изящными пальцами. — Я люблю Лоренса, но не так. Иногда он мне нравится, иногда я презираю его, но большую часть времени мы живем вполне нормально, у меня все устроено, и я знаю, что могу жить так и дальше. Понимаешь? Знаю, что могу прожить так всю жизнь и все будет неплохо. Многим женщинам живется куда хуже.

— А со мной? Со мной? — повторил Энтони, не дождавшись ответа.

— Если я позволю себе любить тебя, я пропала. В моей жизни не останется ничего, кроме тебя. Я все время буду бояться, что ты разлюбишь меня. А потом, если это случится, я… я умру.

Энтони поднес ее руки к губам и принялся целовать кончики пальцев, не обращая внимания на ее протесты, пытаясь впитать ее в себя целиком. Ему хотелось обнять Дженнифер и никогда не отпускать.

— Я люблю тебя, Дженни, и так будет всегда. До тебя у меня не было такой любви — не будет и после.

— Это ты сейчас так говоришь…

— Я так говорю, потому что это правда. Я не знаю, как еще тебя убедить, — покачал он головой.

— Никак. Ты все уже сказал. Я храню все твои чудесные письма, все прекрасные слова любви. — Она высвободила руку, взяла бокал с мартини и сделала глоток. — Но от этого не легче, — произнесла она, словно обращаясь сама к себе, и немного отодвинулась от него.

— Не говори так, — взмолился он, ощутив почти физическую боль оттого, что она отдалилась. — То есть ты любишь меня, но у нас ничего не получится? — спросил он, изо всех сил стараясь говорить спокойно.

— Энтони, думаю, нам обоим прекрасно известно… — изменившись в лице, заговорила она, но не закончила фразу.

Да и зачем?

10

Артур Джеймс убрал статус «Состоит в отношениях с…»

Мужчина — женщине, обновление страницы на Фейсбуке — имя изменено

Она заметила, что миссис Стерлинг исчезла с вечеринки, мистер Стерлинг вскоре раздраженно поставил на стол бокал и вышел вслед за ней в коридор. Мойре Паркер не терпелось пойти за ним и посмотреть, чем обернется вся эта история, но ей хватило самообладания не двинуться с места. Никто, кроме нее, не заметил, что начальник вышел.

Через некоторое время он вернулся. Мойра украдкой наблюдала за ним через толпу людей: он казался совсем потерянным, по лицу сложно было прочитать его чувства, но таким напряженным она видела его впервые.

Что у них там произошло? Что делала Дженнифер Стерлинг с тем молодым джентльменом?

Мойра вдруг удовлетворенно улыбнулась и погрузилась в мечты. Воображение завело ее далеко: возможно, он наконец-то понял, что его жена — настоящая эгоистка. Мойре было прекрасно известно, что стоит ей обронить пару слов, когда все выйдут на работу после праздников, и о его жене будет говорить весь офис. Однако, с грустью сказала себе Мойра, сплетни пойдут не только о ней, но и о мистере Стерлинге. Ее сердце сжалось от одной мысли, что этот храбрый, во всех отношениях достойнейший мужчина станет предметом пустых пересудов каких-то там секретарш. Разве можно унижать его в месте, где он занимает самое высокое положение?

Мойра беспомощно стояла на другом конце комнаты. Подойти к начальнику и утешить его она боялась, но, с другой стороны, шумное веселье коллег было ей настолько чуждо, что их как будто разделяла невидимая стена. Мистер Стерлинг подошел к импровизированному бару, поморщившись, взял стакан с каким-то напитком, отдаленно напоминавшим виски, выпил залпом и потребовал еще. После третьего стакана он кивнул стоящим рядом с ним сотрудникам и ушел к себе в кабинет.

Мойра с трудом протиснулась сквозь толпу людей. Часы показывали без четверти одиннадцать. Музыку выключили, народ засобирался. Кто по домам, а кто — продолжать вечеринку в другом месте, подальше от взглядов коллег. За вешалкой Мойра увидела Стивенса — он целовался с той рыжей машинисткой, совершенно не беспокоясь о том, что их могут заметить. Юбка бесстыжей девчонки задралась, и Стивенс, пыхтя, пытался расстегнуть пояс для чулок телесного цвета. А мальчишка-разносчик, кстати говоря, пошел сажать Элси Мажински на такси и не вернулся. Надо будет намекнуть Элси, чтобы та поняла, что Мойра, в отличие от всех остальных, все прекрасно заметила. Ну почему все так одержимы собственной плотью? Все, кроме Мойры. Неужели за их вежливыми приветствиями и любезными беседами скрывается дионисийская натура, столь чуждая ей самой?

— Мы собираемся в «Кошачий глаз». Пойдем с нами, Мойра! Развлечемся на славу.

— Ой, бросьте, она все равно не пойдет, — презрительно сказала Фелисити Харвуд.

На мгновение Мойре захотелось взять и назло сказать: «Ну почему же, с радостью присоединюсь к вам», но в кабинете мистера Стерлинга все еще горел свет, поэтому Мойра поступила так, как поступил бы любой ответственный личный ассистент генерального директора: осталась наводить порядок после вечеринки.

Когда она закончила, было уже почти час ночи. Справедливости ради надо признать, что ей не все пришлось делать самой: новенькая из отдела бухгалтерии помогла ей собрать пустые бутылки, а глава отдела продаж, высокий мужчина из Южной Африки, выкинул бумажные стаканчики, громко напевая и поглядывая на дамскую комнату. Однако оттирать пятна на линолеуме и подметать пол, выковыривая застрявший в щелях между паркетинами арахис, ей пришлось самой. Подвинуть обратно столы она решила попросить мужчин, когда сотрудники выйдут на работу после праздников, — в остальном, не считая нескольких гирлянд из цветной фольги, офис снова выглядел как подобает.