Особый район Козловский Юрий
Вышел — и пропал. Винокуров и Сикорский разыскивали его по всему поселку, ломали головы, вспоминая все места, где мог укрыться Незванов, но тщетно. Впору было подумать, что Иван Петрович нашел выход на материк…
А через неделю к участковому приковылял на деревянной ноге перепуганный Трамвай и сообщил, что директор второй день не встает с его, Трамвая, кровати в бичарне и, кажется, отдает концы. Оказывается, выйдя из конторы, он прямым ходом отправился в бичарню, велел Трамваю закупить у Глаголы десять литров самогона и пять дней пил без просыпу в компании Трамвая и Юрася. А последние два дня не пьет, не ест и даже почти уже не дышит…
Директора срочно перевезли в больницу, где доктору и Лене Незвановой с огромным трудом удалось его откачать. Еще два дня ему капельницами чистили кровь, и все это время жизнь директора висела на волоске. А участковый Виноградов и бывший опер уголовного розыска Сикорский, презрев формальности, в тот же вечер заявились к Глаголе и, не обращая внимания на его протесты и вопли Славы, разнесли вдребезги найденный на кухне самогонный аппарат. Вынесли на улицу и разбили двадцатилитровую бутыль с готовым продуктом, а три молочные фляги с заведенной брагой перевернули прямо на пол — и чуть не задохнулись. В пузырящемся месиве плавали какие-то тошнотворные объедки, а сама брага, больше похожая на скисшие помои, воняла так, что они зажали носы и выскочили на улицу. Вытащив за собой Глаголу, Сикорский велел участковому отойти и не слушать, а сам, скрутив воротник на шее самогонщика так, что тот выпучил глаза и стал жадно захватывать ртом воздух, тихо, но очень убедительно пообещал, что лично утопит его в проруби при малейшей попытке восстановить агрегат, который он называл «говноперегонным». Но только после того, как заставит его выпить литра три его же собственной браги…
…Эти воспоминания не доставили Бестужеву особого удовольствия, и он мысленно перенесся обратно на Тоболях, в маленький дом, где в печке потрескивали дрова и сидела у стола лучшая в мире женщина. Губы Артема непроизвольно расплылись в улыбку, и он подумал, что никуда Аня теперь не денется, придется ей переехать к нему на Красноармеец…
Сладкие мысли прервались от того, что водитель резко затормозил.
— Смотрите! — он выключил фары и показывал рукой на лобовое стекло, за которым стало светло, почти как днем. Со стороны Артема стекло было заморожено, и ему не было видно источника света.
— Открой! — велел он водителю. Зашипела пневматика двери, и Артем вышел на лед. За ним устремились остальные пассажиры. Даже несчастного страдальца Жору любопытство выгнало из автобуса.
На фоне звездного неба с узеньким серпом молодого месяца четко выделялась ломаная линия сопок, а за ними поднимался, гася звезды, яркий молочно-белый купол. Он рос все выше и выше, и скоро автобус вместе со всем районом оказался внутри него, окруженный призрачным сиянием. Потом на внутренних стенах купола стали появляться разноцветные блики. Они двигались, оставляя за собой цветной след, и вскоре все пространство вокруг оказалось заполнено фантастической красоты узорами, переплетающимися в самых немыслимых сочетаниях. Во всем этом была такая завораживающая гармония, что Бестужев подумал — узоры таят в себе какой-то глубочайший смысл, недоступный человеческому пониманию. Это мог быть язык самого Бога… Вспомнив о странных предчувствиях Ани, он вдруг поймал себя на том, что шепчет, шевеля губами: «На тебя, Господи, уповаю…» Откуда взялись эти слова, он и сам не знал.
Все кончилось мгновенно, будто кто-то щелкнул огромным выключателем. Замерзшие и притихшие пассажиры втянулись обратно в автобус и расселись по местам. Водитель уже взялся за рычаг, когда Бестужев вдруг услышал какой-то посторонний звук. Прислушался и понял, что это тихо шипит динамик радиоприемника…
— Покрути! — показал он на ручку настройки. Сердце вдруг екнуло и провалилось глубоко-глубоко. Динамик немного похрипел, а потом из него раздалось:
— …В столице республики завтра ожидается ясная, безветренная погода. Температура воздуха — минус сорок семь градусов, что соответствует средней многолетней норме…
Глава 10
Пришельцы
Через полчаса после рассвета на посадочную полосу Красноармейца стали приземляться вертолеты. Один за другим, как хищные птицы, они падали с затянутого морозной дымкой неба. Выпускали из металлического чрева группы вооруженных людей в камуфляже, оставляли кучу ящиков защитного цвета и взлетали, чтобы освободить место очередной винтокрылой машине. Прилетевшие люди быстро и слаженно оттаскивали ящики с полосы, и на это место тут же опускался следующий вертолет. Всего приземлилось девять машин, но улетели только восемь. Последний вертолет заглушил двигатель и застыл посреди аэродрома. Из него ничего не выгружали. Вышедшие оттуда полтора десятка человек были одеты в гражданскую одежду и не имели при себе оружия.
Артем стоял посреди ликующей толпы, сбежавшейся навстречу своим спасителям — никем другим они не могли считать прилетевших людей, и никак не мог сообразить — почему их столько и зачем им оружие. По раскраске камуфляжа, вооружению и амуниции он сразу определил в людях из вертолетов спецназовцев, но не армейских, а из внутренних войск. А они тем временем оставили возле ящиков охранение и выстроились вдоль полосы в две шеренги. Командир отдал команду, и строй стал надвигаться на собравшихся людей, оттесняя их в сторону поселка. Со стороны вертолета прозвучал усиленный мегафоном равнодушный механический голос:
— Всем разойтись и находиться в своих домах! Повторяю — всем разойтись…
Все это было настолько чудовищно и неожиданно, что люди просто оцепенели и не сдвинулись с места. И тут военные показали, что вовсе не намерены шутить. Командир отдал команду, и длинная автоматная очередь выбила фонтанчики снега из-под ног стоявших впереди людей. Толпа дрогнула, но никто не побежал. Угрюмо глядя на «спасителей», люди пятились от них, и только когда стали натыкаться друг на друга, повернулись и медленно побрели по домам. Тех, кто отставал и оборачивался, военные подталкивали в спину автоматами. Никто из них не произносил ни слова, морозная тишина нарушалась лишь скрипом снега под ногами и возмущенным бурчанием жителей поселка, которым военные прикладывали стволами особенно бесцеремонно.
Дойдя до больницы, Бестужев увидел, что выезд на лед перекрыли четыре темно-зеленых «ГАЗ-66», а само здание больницы окружено вооруженными спецназовцами. Над рекой в сторону Хатагай-Хаи и Тоболяха пронеслись три вертолета. Артем подумал про Аню, и у него тревожно заныло сердце. Но, хорошо зная службу, он даже не пытался заговорить со спецназовцами. Если уж они так себя ведут, значит, имеют на то приказ.
— Артем! — к нему подошел Стас Сикорский. — Ты что-нибудь понимаешь?
— Не больше твоего, — ответил Бестужев. — Но больно уж похоже на американские фильмы. Помнишь, там, где войска окружают зачумленный район…
— Точно! — согласился со сравнением Стас. — Только почему?
— Что-то никто не спешит нам это объяснить, — сказал Артем. — Но посмотри-ка туда!
Там, куда он показывал, около командира спецназовцев, статью и фигурой похожего на вставшего на задние лапы медведя, размахивая руками, подпрыгивал Иван Глагола и что-то возбужденно ему доказывал. Тот равнодушно слушал его, но не прогонял.
— Кажется, наш шустрик пытается без мыла влезть в задницу хозяину положения, — прокомментировал Стас. — Гадом буду, набивается в доверенные лица.
— Точнее, в полицаи из местного населения, — добавил Артем.
— И это у него обязательно получится! — заключил Стас.
Войдя в поселок, жители стали рассасываться по домам, а военные рассыпались по поселку, занимая позиции так, чтобы контролировать каждый дом не только с фасада, но и с тыла. Похоже, они имели приказ не выпустить из поселка ни одного человека.
— Грамотно работают, — отметил Артем.
— Только долго ли продержатся? — усомнился Стас. — Скоро замерзнут и начнут искать теплые места. По подъездам, что ли, будут прятаться?
— Может, и не замерзнут, — покачал головой Бестужев. — Кажется, костюмчики у них с подогревом.
— Что-то я про такие не слышал…
— Есть много вещей, про которые ты никогда не слышал, — ответил Артем. — И не услышишь…
— Пойдем ко мне, — предложил Сикорский, когда они поднялись на второй этаж. — Из моих окон обзор лучше, да и не так скучно будет.
До вечера ничего не происходило. Похоже, Артем оказался прав, потому что спецназовцы так и не покинули своих позиций, только ходили вдоль по улице, внимательно вглядываясь в окна. Кажется, они ничего не опасались, потому что расхаживали совершенно открыто, не боясь того, что представляют собой отличные мишени. Бестужев окончательно убедился — поставлены они здесь для того, чтобы жители поселка не разбежались.
В начале третьего стало смеркаться, и Сикорский включил свет. Но через несколько минут свет мигнул и погас.
— Тише! — сказал Стас. — Слышишь, генераторы замолкли?
Бестужев прислушался. В самом деле, далекий свист двигателя, вращавшего генератор, такой привычный, что его давно перестали замечать, смолк. А через полчаса свет снова сначала помигал, а потом уверенно загорелся.
— Кажется, нас подключили к внешней линии, — сказал Сикорский. — Неужели жизнь возвращается?
— Посмотрим, — ответил Артем. Ему тоже очень хотелось в это верить. Но вокруг происходило слишком много странных и непонятных событий, чтобы можно было бездумно предаваться радости. Например, радио проработало чуть больше получаса и замолкло. Водитель всю дорогу крутил ручку настройки, но приемник выдавал лишь хрипы и шорохи. Когда автобус приехал в поселок, все его пассажиры бросились по домам включать телевизоры. Они работали, но по всем каналам на экранах светились разноцветные полосы и играла бодрая музыка. Бестужев побежал в контору, но телефоны, и простой, и спутниковый, на любой набранный номер отвечали механическим голосом: «… абонент сейчас не может вам ответить. Абонент…» А теперь это непонятное нашествие, похожее на оккупацию…
В начале шестого вечера в подъезде раздался шум. Кто-то стучал в дверь квартиры Бестужева. Артем со Стасом вышли на площадку. Там стояли двое спецназовцев в одежде, напоминающей космические скафандры. Особенно подходили под такое сравнение сферические шлемы, оставляющие открытой верхнюю часть лица. На поясе у каждого висела плоская квадратная сумка, соединенная со «скафандром» двумя гибкими гофрированными трубками, похожими на трубки от противогаза. Это были спецкостюмы для действий в условиях сильных морозов. Заправляешь в сумку освобожденный от упаковки кусок какой-то дряни размером с кусок хозяйственного мыла, и начавшая химическая реакция поддерживает плюсовую температуру внутри костюма не меньше шести часов. А потом вытряхиваешь из съемного контейнера с поллитра отвратительно воняющей жижи и заправляешь аппарат снова. Артем изучал такое снаряжение, но применить его на практике не пришлось — их подразделение работало в основном в южных районах…
— Бестужев кто? — Голос спецназовца из-под шлема звучал глухо. Края открывающего лицо проема серебрились густым слоем инея. Стволы двух автоматов были направлены прямо в животы Сикорскому и Бестужеву.
— Я, — ответил Артем, сделав шаг вперед, но один из «пришельцев» остановил его, угрожающе качнув стволом вверх.
— Пойдешь с нами. Все документы взять с собой! — отрывисто пролаял второй, давая понять, что церемониться здесь никто не намерен.
По тому, как военные держали оружие и двигались, Бестужев безошибочно определил, что оба прошли стандартную подготовку по программе спецназа внутренних войск и наверняка не имели представления о программе, по которой натаскивал своих бойцов его боевой командир Павел Шевцов. Обезоружить обоих Артем мог бы без особого труда, но делать этого не собирался. Во-первых, он еще не разобрался в обстановке, а во-вторых, бежать из занятого неизвестно кем поселка в такой мороз было бы самоубийством. Поэтому он послушно взял у себя в квартире все свои документы, оделся и вышел на улицу в сопровождении обоих конвоиров. У подъезда, следя за окнами, их ждал третий.
Мороз, крепчавший несколько последних дней, к вечеру стал особенно лют. Котельная, которую теперь топили дровами, не справлялась с такими холодами, и многие затопили железные печурки, которые на всякий случай установили в каждой квартире еще прошлой зимой. Дым из труб, смешиваясь с морозным туманом, прижимался к земле, и в воздухе висела серая мгла. Пар вырывался изо рта с тихим шелестом и тут же оседал на воротнике пушистым слоем изморози. Всю дорогу Артем прикрывал нос меховой рукавицей, иначе неминуемо бы приморозил его. Около двери конторы на стене висел градусник. Посмотрев на него, Бестужев удивленно хмыкнул — цифра около самого нижнего деления обозначала минус пятьдесят пять градусов, но сейчас подкрашенный спиртовой столбик ушел гораздо ниже, почти полностью втянувшись в маленький стеклянный шарик. Рядом с конторой стояла машина с развернутыми антеннами дальней связи.
В кабинете Незванова было людно. За директорским столом, раскрыв перед собой ноутбук, сидел сухощавый мужчина в чуть затемненных очках и с блестящей лысиной, от которой отражался свет люминесцентных светильников. Еще несколько гражданских в одинаковых новеньких свитерах сидели за столом для совещаний, разложив перед собой кучу бумаг и географических карт. Но не они привлекли внимание Бестужева, а прохаживающийся вдоль кабинета полноватый мужчина в камуфляже с некрасивым лицом и бесформенным мясистым носом. Несмотря на внешнюю непривлекательность и отсутствие на камуфляже знаков различия, было в нем что-то такое, что, мысленно примеряя к его плечам погоны, Артем видел на каждом из них не меньше, чем по две большие генеральские звезды. Один из конвоиров остался у дверей кабинета, держа Бестужева под прицелом, остальные двое четко повернулись и вышли чуть ли не строевым шагом, что еще раз подтвердило догадку Артема о звании человека в камуфляже.
Четверо из сидевших за столом гражданских имели интеллигентный вид кабинетных ученых. А вот в остальных троих, в том числе и в том, кто занял место директора, по специфическим взглядам и особому выражению лиц Бестужев сразу заподозрил представителей всем известного тайного ведомства, работники которого надевают форму только по большим государственным праздникам или по случаю награждения, и то исключительно в компании своих.
— Ваши документы, — сухо сказал лысый. Хотя он и занимал командное место, но, конечно, вовсе не он был здесь главным.
Артем положил на стол паспорт и военный билет офицера запаса. Лысый заглянул в них, постучал по клавиатуре ноутбука и произнес, обращаясь куда-то в пространство:
— Артем Николаевич Бестужев, капитан запаса армии Российского Союза…
— Российской Федерации, — поправил его Артем.
— Пусть будет так, — легко согласился лысый. — Последнее место службы — воинская часть номер…
Номер был неправильный, вместо тройки в конце лысый назвал пятерку, но Артем промолчал.
— Вы принимали участие в спецоперациях, в том числе…
— Это закрытая информация, — перебил его Артем, — я не намерен ни подтверждать, ни отрицать ее.
— Хорошо, не будем пока касаться секретных тем, хотя, заверяю вас, все присутствующие имеют необходимые допуски. Мы знаем многое, в том числе и то, что вы старались не отображать в рапортах. Вам говорит что-нибудь имя Магомеда Джабраилова, главы администрации одного кавказского села, убитого неизвестными в собственном доме несколько лет назад?
— Никогда не слышал такой фамилии, — равнодушно ответил Бестужев. Он не кривил душой, потому что фамилия Магомеда, уничтоженного их подразделением главаря банды, была вовсе не Джабраилов, а Исмаилов, и был он не главой администрации, а начальником поселковой милиции.
— Ладно, пусть будет так, — лысый, кажется, был согласен со всем, что говорил Артем. — А теперь попрошу вас сказать, кто изображен на этом портрете.
И он показал на висящий за его спиной портрет президента.
— Президент Российской Федерации Виктор Викторович Доронин. — Артему стало казаться, что мир вокруг него теряет четкие очертания, но ответил на вопрос четко и официально, решив не показывать удивления.
— Вы ничего не путаете? — спросил лысый. — Может быть, фамилия президента звучит несколько иначе?
— А вы не умеете читать? — парировал Артем. — Там же написано!
— Сейчас нам придется побеседовать с вами при помощи полиграфа, или детектора лжи, — лысый игнорировал колкий выпад Бестужева. — Вы согласны?
— А у меня есть выбор? — пожал плечами Артем.
— Это хорошо, что вы все правильно понимаете, — холодно улыбнулся лысый, — сразу видно военного человека.
Артема усадили за приставной столик, надели на пальцы металлические колпачки, провода от которых тянулись к небольшому пластиковому ящичку. На голову водрузили металлический обруч. Напротив него уселся один из сотрудников «комитета тайных дел» и раскрыл подключенный к ящичку ноутбук.
— Сейчас мы будем задавать вам вопросы, а вы будете отвечать по существу. Да или нет. Другие формы ответа — только в особых случаях, если вопрос будет поставлен соответствующим образом. Но — предельно коротко.
— Процедура мне знакома, — перебил его Бестужев.
— Нам известно, что вы обучены обманывать полиграф, — вмешался лысый. — Но в данном случае это вам не поможет. Эта модель создана после вашего увольнения из армии, и обмануть ее невозможно.
«Блефует? — подумал Артем. — А может быть, и нет».
Только тут он вспомнил о своих новых способностях и включил второе зрение, чтобы прощупать намерения этой странной компании. И замер от неожиданности. Вместо разноцветного свечения, которое должно было окружать этих людей, он увидел окутывающую их фигуры серую пелену, скрывающую не только их сознание, но и состояние всех внутренних органов. Исключение составлял только человек в камуфляже, которого Артем окрестил «генералом». Вокруг него, пробивая серую завесу, полыхал мощный оранжевый ореол властности и уверенности в себе. Бестужев пригляделся и увидел, что серая мгла не возникла сама по себе, а исходит от неприметного маленького «интеллигента» в очках с толстыми стеклами, примостившегося с краешку стола для совещаний. Кажется, очкарик тоже что-то почувствовал, потому что болезненно поморщился, и завеса стала еще гуще. Да, много такого на свете, о чем я не знаю, подумал Артем и приготовился отвечать на вопросы.
— Фамилия министра обороны, при котором вы уволились из армии, Поликарпов?
— Нет.
— Назовите фамилию сами! — грозно приказал «генерал». Артем вопросительно взглянул на сидящего напротив «следователя», и тот кивнул головой, разрешая ответить.
— Генерал армии Стаханов! — отрапортовал Бестужев, едва удержавшись, чтобы не вытянуться по стойке «смирно», настолько сильна была исходящая от человека в камуфляже властная волна.
— Он военный? — казалось, что «генерал» с трудом скрывает удивление.
— А как же? — своего удивления Артем не скрывал. Но тут же спохватился, что нарушает инструкцию, и ответил: — Да.
Лысый постучал по клавишам своего ноутбука, «следователь» взглянул на монитор своего и задал следующий вопрос:
— Фамилия президента России Лосев?
— Нет.
— Вам знакома фамилия Крашенинников?
— Нет.
— Голдобин?
— Да.
— Он министр внутренних дел?
— Нет.
— Кто он?
— Сварщик на прииске.
«Следователь» поморщился, но, никак не отреагировав, продолжил допрос:
— Валиев?
— Нет.
— Жириновский?
— Да.
— Кто он? Отвечайте коротко.
— Знаменитый киноактер, комик.
— Шевцов?
— Да.
— Он председатель народного собрания?
— Нет.
— Кто он? Коротко.
— Мой армейский командир.
— Фамилия председателя народного собрания?
— А что это такое?
— Орган власти.
— Я не знаю такого органа.
— У вас были тройки в школьном аттестате?
— Да.
— В дипломе военного института?
— Нет, — тут Артем позволил себе нарушить регламент допроса и внес уточнение: — Только у меня диплом не института, а военного училища.
— Это не существенно, — «следователь» тоже нарушил регламент.
Допрос продолжался больше часа. Спрашивали не только «следователь» и лысый, но и почти все присутствующие, кроме маленького очкарика и, конечно, охранника, ствол автомата которого все это время смотрел на Артема. На очкарика к концу допроса невозможно было смотреть без жалости — лоб его покрылся нездоровой испариной, а лицо стало серым, как пелена, которую он поддерживал из последних сил. Задаваемые вопросы часто были неожиданными, а некоторые попросту казались дурацкими, но Артем знал, что они входят обязательной частью в программу допроса с помощью полиграфа. Несмотря на это, постепенно, где с помощью логики, где интуиции он начал выстраивать для себя конструкцию той реальности, откуда явились эти пришельцы. И понял, что эта реальность, пусть незначительно, в мелочах, но отличается от того мира, в котором жил он сам и окружающие его до сих пор люди. Убеждение окрепло, когда лысый встал из-за стола и показал «генералу» его военный билет, и тот долго и с нескрываемым удивлением рассматривал там какие-то странички.
Когда Бестужев вышел из кабинета, то увидел в торце коридора прислонившегося к подоконнику Глаголу. Лицо его в этот момент было похоже на морду служебного пса, нетерпеливо дожидающегося команды хозяина…
Глава 11
Метаморфозы
Невероятно сильные даже для знаменитого на весь мир своими рекордными холодами района морозы держались почти месяц. Все это время в поселке Красноармеец не снималось осадное положение. Из поселка никого не выпускали. Вертолет постоянно сновал из Красноармейца на Хатагай-Хаю и Тоболях, но все просьбы Бестужева к руководству «пришельцев» отпустить его к беременной жене натыкались на непробиваемую железобетонную стену. Его просто не слышали. Выходить в такой мороз пешком было самоубийственным мероприятием, да и вооруженные патрули, постоянно контролирующие берег реки, не дали бы ему это сделать.
Осадное положение было снято одновременно с окончанием холодов, или, наоборот, природа совместила ослабление морозного натиска с окончанием непонятной оккупации. И в первый же день из поселка исчезли Иван Глагола и его тощая жена Слава, бросив все свое немалое хозяйство. Как это им удалось, жители Красноармейца узнали позже. Оказалось, Иван заплатил водителю военного грузовика, уезжавшего в райцентр, и тот посадил их в фургон. Вот только деньги эти обернулись для водителя немалыми неприятностями, потому что полученные им от Глаголы купюры имели незаметное, на первый взгляд, отличие от билетов Банка Российского Союза и были признаны недействительными.
Недели две после «оккупации» население Красноармейца и Хатагай-Хаи находилось в подвешенном состоянии, а потом власти проявили вдруг неслыханную щедрость. Каждый из жителей получил кругленькую сумму в счет недополученной за два года заработной платы, а те, кто не имел жилья на материке, еще и сертификаты на квартиры, в основном в небольших городах Сибири. Прииск и артель были закрыты, и вскоре Красноармеец опустел, разделив судьбу десятков других брошенных северных поселков. Артем Бестужев еще раньше уехал на Тоболях, забрал оттуда Аню Кривошапкину, живот у которой уже заметно округлился, обвенчался с ней в церкви в районном центре, и они уехали в неизвестном направлении, надолго исчезнув из района.
Иван Петрович Незванов, которого к этому времени удалось привести в чувство, уехал в столицу республики, где немедленно развелся с женой и устроился на хорошую должность в совместное российско-канадское предприятие. Целый год он успешно руководил крупным золотодобывающим подразделением, а потом сорвался, запил и был уволен. Так продолжалось несколько раз, он лечился, находил работу — специалисты его уровня встречались не на каждом шагу, снова срывался, опускаясь все ниже по служебной и просто жизненной лестнице.
Его антагонист, олигарх Илья Григорьевич Атласов, вернувшись в столицу, с ужасом обнаружил, что его финансово-промышленная группа, пусть не империя, но уж княжество точно, старательно пережевана и съедена компаньонами и конкурентами. Конечно, Атласов не остался нищим, но его прежнее богатство съежилось до нескольких небольших ювелирных магазинов, до которых у конкурентов просто не дошли руки. Но Илья Григорьевич не предался унынию, а сразу взялся за дело, и через три года его состояние пусть и не достигло прежних размеров, но стремительно к ним приближалось. Похоже, что и его сознание претерпело удивительную метаморфозу — будучи до этого атеистом, Атласов окрестился и построил в родном Тоболяхе красивую деревянную церковь. На ее открытии Илья Григорьевич прилюдно покаялся перед односельчанами и попросил у них прощения за все плохое, что он для них сделал.
А еще он снял все обвинения против Стаса Сикорского и посодействовал его восстановлению в милиции, и через четыре года подполковник Сикорский возглавил районный отдел. Его заместителем стал капитан Винокуров. Хотя население района стремительно уменьшалось по причине сокращения золотодобычи, на количестве преступлений это, к сожалению, не отражалось, и работы милиции хватало. И все равно Сикорскому удалось зарекомендовать свой отдел как лучший в республике. Что примечательно, для этого он не вылизал ни одной задницы.
Валера Седых с семьей уехал во Владимирскую область, где отец давно купил ему квартиру по соседству с собой. Разъехались и закадычные друзья, Дима Парамонов и Коля Евтушенко, один в Минусинск, другой в Ангарск, что в Иркутской области. Но уже через три месяца оба получили телеграммы от друга Валеры и с огромной радостью, закрыв на замок полученные квартиры, уехали в алмазодобывающий город Мирный, где Седых нашел работу для всех троих.
Следует добавить, что блокада особого района была снята только после того, как со всеми его жителями были проведены индивидуальные беседы. Мужчины средних лет со строгими лицами объясняли каждому, что он должен хранить молчание о том, что происходило с ним последние два года. Если кто-то не выдержит обет молчания, говорили они, то будет выглядеть в глазах окружающих просто ненормальным. А если будет продолжать настаивать на своей правоте, то будет отправлен в психушку. Для надежности все они до конца своей жизни будут находиться под особым контролем специальной службы.
Меньше всего изменения коснулись коренного населения района, жителей Тоболяха. Так как до них не добрались ни древние животные, ни древние люди, то все перемены свелись для них к тому, что село какое-то время было отрезано от внешнего мира, а потом все снова пошло по-прежнему. Вместо уехавшего Атласова жители опять избрали главой сельской администрации Егора Афанасьевича Кривошапкина, к которому после избавления от порока пьянства удивительным образом вернулось утраченное здоровье, и даже выглядеть он стал на десяток лет младше.
Труднее всего властям пришлось с амазонками из прошлого. Скорее всего они просто не знали, что с ними делать, и не придумали ничего лучшего, чем оставить их жить на Хатагай-Хае, сделав этот поселок закрытым для остального мира. И только после долгих и настойчивых просьб нескольких бывших старателей им разрешили остаться со своими женщинами, к которым они успели сильно привязаться. Остался и полиглот Саша Армаш, который уже несколько месяцев жил с Доной, младшей из первых двух женщин, преодолевших барьер между прошлым и настоящим. Первые несколько лет маленькой колонии сильно докучали ученые — этнографы, историки и лингвисты, но и они, в конце концов, оставили ее в покое, после чего Хатагай-Хая зажила спокойной жизнью, став оленеводческим и охотничьим отделением народного сельскохозяйственного предприятия «Тоболях».
Но на четвертую зиму эта удивительная колония бесследно исчезла не только с Хатагай-Хаи, но и вообще с территории бывшего закрытого района. Единственный оставшийся в поселке человек, бывший старатель по фамилии Тараканов, рассказал, что к ним откуда-то пришел какой-то странный старик с длинной седой бородой. Он долго разговаривал с женщинами на непонятном языке, после чего они запрягли оленей в нарты, погрузили на них свои юрты и ушли куда-то вниз по реке. Но перед этим предложили своим мужьям из бывших старателей сделать выбор — уйти с ними или остаться. Остался один Тараканов. Остальных больше никто никогда не видел.
Поселок Красноармеец пустовал недолго. Еще по зимнику туда завезли оборудование, но не промышленное и не геологическое, а какое-то научное, и с наступлением тепла там обосновался, похоже, целый исследовательский институт. Что ученые там искали и что нашли, прежние жители поселка так никогда и не узнали. Как не узнал весь остальной мир о чудесах, происходивших в закрытом северном районе в течение почти двух лет…
Эпилог
В этот год солнце на Кавказском побережье Черного моря жарило со всей мощью, и температура в Сочи в июле ни разу не опустилась ниже тридцати трех градусов в тени. Даже ночи не приносили облегчения, жаром дышали стены домов и расплавившийся за день асфальт, в который тут и там были впечатаны прилипшие подошвы и целые туфли, которые владельцы оказались не в силах оторвать.
Валера Седых уныло плелся за своей счастливой женой, которой в кои веки удалось вытащить мужа в отпуск на море, вместо того чтобы на целые месяцы, да еще зимой, отпускать его в тайгу на охоту. Вот только Валере, не привыкшему к жаре и оттого плохо ее переносящему, такой отдых был совсем не в кайф. Спасение он находил, только зайдя по самую шею в море, где и проводил больше всего времени, пока жена ловила солнечные лучи, покрываясь коричневым южным загаром. Сейчас они направлялись к морскому вокзалу, где их ждал теплоход, отправляющийся на однодневную экскурсию вдоль побережья. В программе экскурсии была объявлена остановка для купания, но до нее надо было еще дожить, а они еще даже не сели на теплоход.
Валера шел, отстав на шаг от жены и проклиная свою горькую долю, когда прямо по курсу перед ним возник человек с очень знакомым лицом. Валера не сразу узнал его лишь потому, что никак не ожидал встретить его здесь, в Сочи. Это был не кто иной, как уникальный специалист, мастер на все руки Володя Леонтьев, которого он не видел с того самого дня, как тот уехал на жительство в предназначенный ему город Канск, что в Красноярском крае. После объятий и хлопанья друг друга по спине, когда выяснилось, что у Володи нет никаких особенных планов и он располагает свободным временем, ему был куплен билет на ту же экскурсию, и через несколько минут все они оказались на борту теплохода.
Валера с Леонтьевым сразу отправились в корабельный бар, где царила приятная кондиционированная прохлада, чем вызвали неудовольствие Валериной жены, но Седых заявил, что экскурсия его ничуть не интересует, и она оставила их в покое, поднявшись на палубу. Посовещавшись, мужчины пришли к общему мнению, что, находясь на Кавказе, пить пиво, даже холодное, будет прямым оскорблением этих мест. Водку, даже ледяную — непростительным извращением. Поэтому заказали бутылку самого лучшего, судя по цене, красного цимлянского вина. Впрочем, вино и на самом деле оказалось очень даже приличным. Посмаковав, выпили по первому бокалу, и Валера спросил:
— Ну, как ты? Где? Чем занимаешься?
— Я в Москве, в одном банке. Обслуживаю компьютеры, пишу программы, в общем, на все руки от скуки.
— Как же ты туда попал из своей Сибири? — удивился Седых.
— Надоело мне там быстро, применения себе не нашел, вот и уехал наобум, в белый свет, как в копеечку.
— А в Москве применение, конечно, нашлось, — улыбнулся Валера, заранее предугадывая ответ.
— В Москве нашлось, — подтвердил Леонтьев. — Сначала кое-как вклинился в банк, обслуживал локальную сеть. Зарплату положили в четыреста долларов. Через два месяца платили уже пять тысяч, через год — семь. А когда меня стали переманивать в другую фирму, еще удвоили…
— Неслабо! — присвистнул Валера. — Я на своем бурстанке намного меньше выгоняю, хотя тоже очень неплохо считается. Слушай, а почему ты все в долларах называешь, а не в рублях!
— Так ведь москвичи давно забыли, что в России собственная валюта имеется, — усмехнулся Володя. — Они все на зеленые рубли считают. Да бог с ними, с москвичами, расскажи лучше, как ты? Видел еще кого-нибудь из наших?
Седых вкратце поведал о своей жизни в алмазном городе Мирном, о Диме Парамонове и Коле Евтушенко, а когда выпили по второму бокалу, перешел к главному.
— А ведь знаешь, — сказал он, с наслаждением подставляя лицо под струю прохлады, веющую из кондиционера, — я прошлым летом побывал в наших местах.
— Да ты что? — удивился Леонтьев. — Давай, рассказывай!
— Взял я отпуск и прилетел в райцентр, — начал рассказ Валера. — Там мне друзья дали катер, загрузился я бензином по самое не могу и отправился вниз по реке.
— И на Красноармейце был?
— Нет, там мне не дали даже к берегу причалить, — грустно ответил Седых. — Только стал подходить, как на берег выскочили какие-то мужики с автоматами, запрещено, кричат, проплывай мимо. Что тут сделаешь? Поплыл я дальше. На Хатагай-Хае вообще пусто, ни одного человека нет, дома стоят без стекол, а некоторые уже и сжег кто-то. Хотел уже назад поворачивать, но потом решил все-таки дойти до Тоболяха — вдруг там повезет.
— И как?
— Повезло. Там-то я и увидел самое удивительное, — сказал Валера и, выдержав некоторую паузу, продолжил: — Еще издали смотрю, а на берегу церковь стоит деревянная, красоты удивительной, и в окружающую красоту точь-в-точь вписалась. Когда только, думаю, построить успели? Но это еще не все. Привязал я катер, вышел на берег, вижу, около церкви стоит бородатый батюшка, с людьми разговаривает. Подхожу ближе и вижу, что лицо у батюшки какое-то знакомое. Пригляделся — Господи Боже! Думаешь, кто это оказался?
— Да не тяни ты резину, рассказывай! — нетерпеливо сказал Леонтьев. — Кто это был?
— Артем Бестужев, вот кто! — торжественно провозгласил Валера.
— Не может быть! — изумленно воскликнул Володя. — Он-то каким образом…
— Может, может… — заверил его Седых. — Он тогда сразу в Москву уехал и в семинарию поступил в Сергиевом Посаде. А когда сан получил, сам попросился на служение в Тоболях. И матушкой у него та самая красавица, Аня Кривошапкина. Теперь, конечно, Бестужева. А детей у них четверо. Старшим уже по семь лет, они у него близнецы, мальчик и девочка, сын четырех лет, и дочка, совсем еще маленькая, уже на Тоболяхе родилась. Им прихожане рядом с церковью новый большой дом построили, так я у Артема целую неделю прожил, никак они с Аней меня отпускать не хотели.
— И как ему там живется? — спросил Леонтьев. — Не скучает?
— Некогда ему скучать. В храме служит, своих детей воспитывает, для чужих воскресную школу организовал. А еще открыл в клубе секцию рукопашного боя, туда почти вся местная молодежь ходит. И, представляешь, учит их летать на дельтаплане, том самом, красном. Когда только он умудрился его с Красноармейца перетащить?
— Ну, дела! — сказал Леонтьев, снова наполняя бокалы.
— Так и это еще не все! — интригующе продолжил Валера. — У Артема дар открылся, людей от пьянства и наркомании лечит. Ему достаточно с любым алкашом пять минут поговорить — и все, на всю жизнь как отрезало. В селе ни одного пьющего не осталось, аборигены своего батюшку вторым после Господа Бога почитают. Откуда ему только алкашей и наркоманов ни везут, всех принимает и денег ни с кого не берет.
— Интересно, откуда у бывшего вояки такой дар прорезался? — покачал головой Леонтьев.
— Говорит, что старик тот, Страгон, научил. Только мне кажется, что такому научить невозможно…
— А еще про кого-нибудь слышал? Про Незванова ничего не известно?
— Так я к этому и веду. До меня в Мирном слухи про него доходили. Срывался он несколько раз, пока его даже горным мастером на работу не стали брать. Это с его-то образованием и опытом! Он же металл на тридцать метров под землей чуял! Вот, Артем тоже про него узнал, сам поехал за ним, а тот совсем уже загибался. Так Артем его увез с собой, вылечил и отпустил только, когда довел его до кондиции. После этого Петрович поехал на материк, разыскал свою Лену, с которой давно развелся, и увез ее с собой. Недавно у них сын родился, а Петрович снова работает директором с русской стороны на совместном предприятии. Вот так-то!
Когда перебрали всех знакомых, о жизни которых после завершения «катаклизьмы» им пришлось что-нибудь слышать, и тема оказалась исчерпанной, Леонтьев спросил:
— Скажи, Валера, а тебя никогда не угнетало то, что мы вернулись… как бы это поточнее выразиться? Ну, не совсем туда, откуда ушли. Думаю, ты меня понимаешь.
— Как тебе сказать? Сначала было, конечно, но потом решил — какая мне разница, как зовут президента, Виктор Викторович или Николай Федорович? Смешит Вольфович людей в народном собрании или в кино? Главное — люди вокруг прежние, разговаривают по-русски. Единственное, чего не понимаю, — куда делись те люди, ну, в общем, те мы, не знаю даже, как сказать, которые здесь, в этом мире, жили? Или, может быть, мы с ними просто местами поменялись? Никогда, наверное, нам этого не понять. Но ничего, родители прежние, все родственники и знакомые тоже. Разве только биографии кое у кого чуточку не такие. Но сами-то они от этого не изменились! Подумал я так и сразу успокоился. А ты как к этому относишься? Почему такой вопрос задал?
— Примерно так же, как и ты, — ответил Володя после некоторого раздумья. — Только достает этот постоянный контроль. Они пытались мои телефонные разговоры прослушивать, электронную почту читать. Но морковку им в зубы — я на свои телефоны маленькую такую приставочку присобачил, а для электронки специальную программку написал. Теперь они могут до китайской пасхи мои переговоры и переписку расшифровывать, только ничего у них не выйдет… А у тебя как с этим? Могу и тебе приставочку организовать.
— Да я как-то спокойно к этому отношусь, — ответил Валера. — Мне скрывать нечего. Но приставочку возьму с удовольствием.
— Завтра же и организуем. Гарантия — сто процентов! — заверил Леонтьев. — Слушай, помнишь тот ножик удивительный, что Незванов у питекантропа отобрал?
— Помню, конечно! А что, ты хочешь сказать…
— Вот именно! Не узнали они про него. И из тех, кто про него знал, никто меня не сдал. Так он у меня и остался. Я сначала думал его для науки отдать, а потом решил — черта с два, обойдутся! Раскроют принцип, а там неизвестно еще, для чего они его приспособят. Эти ученые вместе с вояками что угодно в оружие превратить умудряются! Ты согласен со мной?
— Может быть, ты и прав, — задумчиво ответил Валера. — Ведь именно из-за ученых, как ни крути, мы туда и попали, в эту закрытую зону. И теперь нас в покое не оставляют…
— Да ну их к бесу, этих надзирателей, как будто больше поговорить не о ком! — махнул рукой Володя. — Все равно мы их вокруг пальца обведем, и ничего они нам не сделают! Красноармейцы не сдаются!
— Не сдаются! — подтвердил Валера Седых.
— За это надо обязательно выпить! — провозгласил Володя Леонтьев и наполнил бокалы слегка терпким, полным южного солнца рубиново-красным вином.
Читать бесплатно другие книги:
