Пламя Победы Туров Тимур

Сатин подошел к девушке и, улыбнувшись, поздоровался. Она осталась совершенно серьезной и протянула ему запечатанный белоснежный конверт без единой надписи.

– Это мне? – удивился Сатин и взял письмо. – Точно мне?

Сет-Лана молча кивнула, а потом, вместо того чтобы пойти в ординаторскую, зашагала к лестнице.

– Погоди, а от кого? – крикнул ей вслед Карим.

Но она уже исчезла из виду.

Прислонившись к подоконнику спиной, Карим осторожно надорвал конверт. Там обнаружился узкий листок почтовой бумаги с одной только строчкой: «Если хочешь что-нибудь узнать, приходи сегодня в десять к хоспису. Один».

Карим вздрогнул – уж слишком мрачным выглядело это послание.

По коридору спешил заведующий – на летучку.

– Александр Сергеевич, – окликнул его Карим. – Светлана сегодня работает или сменилась?

– Светлана, к сожалению, уволилась, – развел руками заведующий. – С сегодняшнего дня не работает. Так что остались мы…

– Как – уволилась? – растерялся Карим. – Я ее только что в халате видел…

– М-да? Странно. Вчера еще забрала вещички. Вроде место получше нашла. Ну что тут удивительного?..

Заведующий прошагал в ординаторскую, а Карим так и остался стоять посреди отделения, пытаясь осмыслить услышанное. Уволилась лучшая медсестра! Невероятно.

Он вытащил мобильник и взглянул на время. До предполагаемой встречи оставалось чуть меньше часа. Карим набрал номер Дориченко.

– Это Сатин. – Карим отошел подальше от ординаторской, чтобы никто не мог намеренно или случайно подслушать разговор. – Наша медсестра передала мне только что странное послание. Просит явиться в десять к хоспису, чтобы сообщить какую-то информацию. Но я должен прийти один.

– Погоди, кто просит, что за медсестра?

– Письмо без подписи. А медсестра – «желтая».

– «Желтая»? – Кирилл Владимирович чуть не задохнулся. – Она там, рядом?

– Нет, она только что ушла.

– Так чего ты стоишь, догони!

– Боюсь, поздно. Как всегда, я туго соображаю. Но если б знал, что она уволилась, не отпустил бы.

– Да, крайне глупая ситуация. Но ничего теперь не поделаешь, – пробурчал Кирилл Владимирович. – А хоспис, это ведь напротив шестнадцатого? Там открытое место, все хорошо просматривается… – он сделал паузу. – Нет, одного тебя нельзя отпускать, никак нельзя. Дай подумать… Сделаем так. Мы приедем с ребятами чуть раньше и будем тебя ждать у корпуса «шестнадцать-двадцать». Я даже «пятерку» брать не буду, чтоб не светиться, возьму «десятку» зеленую, она не примелькалась. А ты приходишь себе к хоспису, встречаешься с кем там надо, но если заметишь опасность, поднимай правую руку, это будет для нас сигналом.

– Хорошо, так и сделаю.

Здание хосписа было построено несколько лет назад приблизительно в то же время, что и новый роддом. Карим не раз задумывался: то ли это ирония властей, то ли случайное совпадение. Скорее всего, ни то, ни другое – просто типовой проект модернизации. Выглядел хоспис вполне благообразно, на больницу совершенно не походил. Полукруглое, со стеклянными дверями здание – скорее его можно было принять за какую-нибудь контору.

Разве что место – за пределами жилых районов, да рядом постоянно парковались один-два ритуальных автобуса.

Карим подкатил со стороны двадцатого микрорайона, поставил «Мерседес» у входа и вышел из машины. Не заметил поблизости ни других автомобилей, ни людей, ни нелюдей – вообще никого и ничего, зато через дорогу, в тени жилого корпуса «шестнадцать-двадцать» мелькнула зеленая «десятка».

Это несколько успокоило Карима: по крайней мере, свои поблизости.

Заняв наблюдательный пост, Сатин принялся ждать, но как ни вглядывался он в проезжающие мимо машины, как ни старался не дать застать себя врасплох – появление Часовщика все равно пропустил.

«Желтый» вырос рядом с ним неожиданно, как из-под земли.

Это был не Рас-Сел, а другой, незнакомый Часовщик, помоложе, с очень хмурым взглядом.

– Карим Сатин? – спросил он тонким голосом.

– Да.

– Следуйте за мной.

– А куда мы идем?

Часовщик исподлобья взглянул на Карима:

– Тебе нужна информация или нет, серо-коричневый?

Так Карима еще никто не называл.

И хотя обращение «серо-коричневый» отражало суть, напоминая лишь о том, что Сатин – полукровка, оно ему не понравилось.

– Ух… ты, – растягивая слова, ответил Карим. – Ну, допустим, нужна. Но при этом мне хотелось бы еще остаться в живых и по возможности обойтись без травм.

– Не бойся, серо-коричневый. Ты останешься целым и невредимым. Кто-то же должен донести сведения до остальных. Идем.

«Часовщик» повернулся к Кариму спиной – как видно, ничего не опасаясь, и зашагал в сторону поселка Андреевка.

– До кого это «до остальных»? – спросил Сатин на ходу.

– До других «серых», других «коричневых» и до «фиолетовых» с ВДНХ, – терпеливо разъяснил Часовщик. – Остальные сами сообразят.

«Ух ты! Вот, значит, как. На меня возложена просветительская миссия. Ну что ж, я не против», – подумал Сатин.

– Ты ведешь меня к Рас-Селу? – спросил он у Часовщика.

– Ты слишком скор и любопытен, – отозвался «желтый». – Терпение, и все узнаешь. И твои друзья – те, что караулят через дорогу напротив, могут не волноваться. Мы вернем тебя в целости и сохранности.

Часовщик привел его к небольшому стадиону, находившемуся недалеко от школы поселка Андреевка.

Стадион был порядком раскурочен и требовал если не сноса, то, по крайней мере, капитального ремонта. Ничего удивительного в этом не было – Москва осталась через дорогу, в пятнадцатом-шестнадцатом районах Зеленограда. Здесь начиналась область, Солнечногорский район, и отношение властей к благоустройству было другим, да и финансирование – тоже.

Часовщик полез на стадион прямо через полуразвалившуюся ограду.

Карим направился следом и оказался в окружении целой толпы «желтых».

– Ух ты, черт! – вырвалось у Сатина.

– Не бойся, серо-коричневый, – пропищал Часовщик-поводырь. – Мы ничего тебе не сделаем. Считай, что это почетный эскорт. Только сначала тебе нужно завязать глаза. Поверь, так лучше. Нам спокойнее, а тебе и твоим друзьям меньше хлопот. И отдай свой мобильный телефон. Если не хочешь отдавать телефон – отдай аккумулятор. Потом тебе все вернут.

– А если я не соглашусь завязать мне глаза, что тогда? – осторожно поинтересовался Сатин, отдавая мобильник.

– Тогда мы расходимся, и ты просто ничего не узнаешь. Но и никто больше ничего узнать не сможет, – решительно заявил Часовщик-поводырь.

Остальные молчали, во все глаза разглядывая Карима.

Сатин с полминуты поколебался. С одной стороны, ему все это не нравилось. С другой – вон их тут сколько. Хотели бы убить – уже сделали бы это. Да даже раньше можно было – прямо у хосписа, и без церемоний.

– Ладно, – нехотя согласился Карим.

Он присел на корточки. Часовщик-поводырь достал из кармана обычный мужской носовой платок в клетку, в руках щуплого приземистого Часовщика казавшийся огромным и нелепым. Карим позволил завязать себе глаза, после чего его схватили с двух сторон под руки и куда-то повели.

Шагали минут пять.

Карим понял, что его завели в подъезд какого-то дома. Повязку тут же сняли, и Сатин обнаружил, что находится в тесном прямоугольном помещении.

Это был не подъезд, а гараж. Автомобильные камеры, канистры для бензина, литые диски, ржавые части автомобильного каркаса – всего этого было здесь в избытке. Не имелось только автомобиля, вместо него в углу на верстаке стоял компьютер, на экране которого светилось окошко «Скайпа».

– Ух ты! Нехило устроились, – пробормотал Карим.

– Садись, серо-коричневый, – пропищал один из Часовщиков. – Пользоваться умеешь?

– Умею, – буркнул Сатин, усаживаясь на положенные одно на другое три колеса.

Часовщик подсоединил к компьютеру непонятно откуда взявшуюся веб-камеру, после чего «желтые» поспешили ретироваться. На экране появился тот, кого Карим так жаждал увидеть. Рас-Сел. Места, где находится Часовщик, Сатин не распознал – казалось, что там очень тесно и темно.

Во всяком случае, Рас-Сел освещал помещение фонарем.

Со дня их первой и последней встречи – в тот самый день, когда поиски Игрока привели Сатина в деревню Кутузово, – Рас-Сел сильно сдал. Он похудел, хотя дальше худеть, казалось бы, некуда. Черты лица сильно заострились, глаза сияли лихорадочным блеском.

«Лицо Гиппократа, – машинально отметил Карим. – Такое характерно для умирающих. Сколько же ему лет? Отец ведь, кажется, говорил…»

– Привет, Сатин-младший, – проскрипел Часовщик. – Я рад, что ты оказался достаточно умным, чтоб докопаться до истины. Значит, не все так плохо в нашем королевстве, есть кому город оставить… – Он откашлялся. – Я действительно рад, что на твоем месте сейчас не сидит «зеленый» или «оранжевый». «Бесцветные» не в счет, я и не очень-то обольщался, что удастся ввести их в заблуждение. Надеялся сыграть на их же властолюбии. Так оно и вышло… Ты меня слушаешь? Что молчишь?

Карим кивнул: слушаю, мол.

– Мне пятьдесят два года, Сатин-младший, – продолжал Часовщик. – Многие годы я управлял моими сородичами, держась за спинами тех, кого вы считали нашими вождями, оставаясь в тени… Та власть, что видна, – фикция. Лишь тот, кто дергает за нитки, оставаясь в тени, может наслаждаться ею в полной мере… Я видел и пережил многое, я и так подзадержался на свете… Но я не мог не сделать того, что сделал, причем один, не привлекая сородичей-магов… Попроси я их, они бы не отказали, но тогда бы разделили со мной ответственность. А я этого не хотел. Теперь моя совесть чиста, можно отдохнуть. А вы копошитесь дальше.

Рас-Сел приглушенно захихикал, потом закашлялся, и некоторое время ему пришлось восстанавливать дыхание.

– Жаль, времени мало… Скажу тебе самое главное: я не собирался устраивать взрывы. Я не планировал никого взрывать, это не я. Не мы – не гр-хч-сг-от и не альвы. Мне сейчас ни к чему тебя обманывать. Это джинна. Весь фокус в том, что «пламя победы», которое они с такой радостью сотворили, да и не одно, пробуждает внутренний огонь, выводит его наружу…

Такое объяснение Карима не устроило.

– Вы хотите сказать, оно делает человека… и нечеловека агрессивным?

Часовщик слабо махнул рукой:

– Можно и так сказать, наверное. Тебе виднее. Но если говорить про джинна – «пламя победы» действительно разбудило их внутренний огонь, сделало их… безумными.

– Одержимыми? – уточнил Карим.

– Да, верно. Ну, ты лучше эти слова знаешь. Они сами полезли в метро, я не предполагал, что они направятся туда прямо после ритуала. Я с самого начала знал, что джинна погибнут, они нужны были только как генераторы, но я никак не предполагал, что это произойдет в метро, где столько народу. В этом моя ошибка, каюсь. Я хотел лишь использовать энергию, полученную благодаря ритуалу, для заклинания-люка. Ну, ты видел его: светящаяся решетка, под ней спрятаны все якобы умершие источники. Для того чтобы создать это заклинание, я сотворил… Не буду говорить, как называется эта штука, ты все равно не выговоришь. Назовем ее «трансформатором»…

– Вы затеяли все это, – перебил Карим, – потому что джинна захватили наше уникальное предприятие? Потому что верог лишали вас крова? Потому что сатра их покрывали?

– А ты умнее, чем я думал, Сатин-младший, – захихикал Часовщик. – Все сосчитал, ничего не забыл.

– Нет, видимо, я как раз тупой, – холодно отозвался Карим. – Я не понимаю, в чем же виноваты остальные? Почему надо было лишать энергии всех? Что вам сделали дейвона и люди? А маах`керу?

– Э, да что ты! – вновь махнул рукой Рас-Сел. – Цель оправдывает средства. Ну, посмотри: верог Маркаров убрался и бросил свое строительство. Джинна Александров – ты этого, наверное, еще не знаешь – убит. Точнее, погиб в автокатастрофе – и я уверен, ему помогли в этом. Теодоракеса сняли. Разве плохо? А остальные не сегодня-завтра смогут вновь пользоваться источниками. Что касается маах`керу – их источник очень удачно оказался по дороге от центра Москвы к Зеленограду. Кто-то же должен был запустить это представление – они и начали, поперлись к сатра качать права… – Часовщик снова закашлялся.

Карим пытался переварить только что услышанное.

– А где дневники? Мне бы не хотелось, чтобы они попали в руки Наблюдателей или еще каких-нибудь любителей интриг…

Рас-Сел отдышался и вновь захихикал:

– А вот здесь мы с тобой мыслим одинаково. Дневники в надежном месте – там же, где и трансформатор. Как только меня не станет – а это, пожалуй, случится быстрее, чем я думал, – трансформатор самоуничтожится. Не сразу. Скорее всего – через час или через два. Ну и дневники уйдут в небытие вместе с ним и со мной. Чтобы больше никто и никогда…

– Подождите, но так же нельзя! – вскричал Карим. – Секрет заклинания, способного спрятать колодцы, должен быть доступен, ведь это может пригодиться! Ведь ранее считалось, что скрыть колодец так, чтобы он казался мертвым, невозможно!

– Тьфу ты! – рассердился Рас-Сел. – Да ты вовсе не умен, я ошибся. В дневниках нет ни слова о колодцах. Гитлер не владел этим секретом, и солдаты рейха тоже его не знали. Маги-джинна умели лишь генерировать энергию, которая делала их и остальных, оказавшихся рядом, неустрашимыми, сильными. Вытаскивала наружу все, на что они были способны, и удесятеряла эти качества – как хорошие, так и плохие. А использовать эту энергию для закрытия источников придумал я, я один. И этого заклинания нет нигде: оно только тут! – Он постучал себя по лбу.

– Я ничего не понял, – признался Карим.

– Объясняю еще раз, – прохрипел Рас-Сел. – С помощью ритуала я получил энергию джинна. В этом же ритуале участвовали альвы, они тоже получили энергию – последствия, думаю, ты видел. Но основная моя цель была не в этом. Я хотел спрятать источники, и для этого придумал трансформатор, который заставляет энергию джинна блокировать колодец. Создает пробку. Закрытый «люк», плотный кокон, не позволяющий не то что пользоваться источником, а даже видеть его. Понимаешь теперь?

– А джинна об этом знали?

– О, преисподняя! Да нет, конечно!

Рас-Сел внезапно замолчал и затих, закрыв глаза. Карим решил уж было, что Часовщик умер. Он несколько раз окликнул его. Наконец «желтый» шевельнулся и через силу хрипло произнес:

– Нет сил, Сатин… Но я все сделал… Через час трансформатор уничтожится, а колодцы оживут…

После этого Рас-Сел дернулся и умолк, теперь уже навсегда.

Фонарь, видимо, выпал у него из рук, на экране стало темно.

Карим медленно встал. В гараж тут же хлынули «желтые» и принялись что-то быстро обсуждать, суетясь вокруг компьютера. Сатин отыскал взглядом того, кто завязывал ему глаза, и схватил его за плечо:

– Послушай… как тебя… Скажи: где Рас-Сел?

– Почтенный Рас-Сел умер, да продлятся дни его в вечность, – пропищал Часовщик.

Потом достал из кармана широких штанов мобильный телефон Карима и отдал ему. Сатин включил телефон и убрал его во внутренний карман куртки.

– Я знаю. Но теперь, когда он умер, я уже ничем не смогу ему навредить. Пожалуйста, скажи мне, где он, – взмолился Карим. – Это очень важно.

– Нельзя. Почтенный Рас-Сел не хотел, чтобы его беспокоили после смерти. Почтенный Рас-Сел просил оставить его в гробнице…

Тут «желтый» вытаращил и без того выпуклые глаза, замолчал и юркнул к выходу.

Карим, выругавшись от досады, вышел из гаража.

На него никто больше не обращал внимания – Часовщики, похватав свои вещи, разбегались.

Карим зашагал к пятнадцатому району.

Что делать? И надо ли что-то делать? Меньше чем через час трансформатор уничтожится, а источники оживут, так сказал Рас-Сел. Значит, все хорошо. Но почему же тогда так неспокойно на душе?

Сатин подошел к дороге и увидел вдалеке спешившую к нему зеленую «десятку».

«Трансформатор самоуничтожится, а дневники уйдут в небытие вместе с ним и со мной», – так сказал Рас-Сел. Все знают, что после смерти мага заклинание, которое он наложил, перестает действовать. Но трансформатор – не заклинание, это техническое устройство. Как же он может самоуничтожиться? Вывод напрашивался только один: устройство взорвется.

Опять взрыв. А он, Карим, даже не знает, где оно находится, чтобы этот взрыв предотвратить. Если его можно предотвратить, конечно.

Сатин остановился напротив автобусной остановки.

Подкатила «десятка», и Кирилл Владимирович с Матвеевым резво выпрыгнули из нее.

– Ну что? Живой?

– Все нормально? Рассказывай! – потребовали они в один голос.

Карим в двух словах изложил суть.

– Вот же дьявол, мерзкий старикашка. Ни себе, ни дейвона, – буркнул Дориченко.

– Он уже покойник, – заметил Карим.

– Да помню я, – махнул рукой главный маг. – Но из-за этого покойника мы имеем кучу других покойников. Ты же еще не в курсе: сегодня ночью, точнее, уже рано утром, двое «изумрудных» Наблюдателей полезли-таки в Кутузово и напоролись на него. Но он метнул какую-то взрывчатку, в результате чего один из «бесцветных» склеил ласты, второй жив, в больнице. Повезло.

– В нашей? – быстро спросил Карим.

– Нет, в Москве. И с ними был кто-то третий, личность выясняется. Тоже погиб. Это, кстати, говорит о том, что Часовщик, общаясь с тобой, находился где-то поблизости. Иначе не успел бы он…

– Но Наблюдатели перерыли тут все. Они ручаются, что в Зеленограде его нет, – вставил Матвеев.

– Вечно они ручаются, – проворчал Кирилл Владимирович. – Если бы не морочили голову, сводя счеты с сатра, мы бы давно уже захватили этого Рас-Села. Пошли в машину, что стоять…

Дейвона залезли в машину – Роман за руль, остальные сзади, – и «Жигули» медленно двинулись по направлению к старому городу.

– Поблизости, но не в Зеленограде? – задумчиво произнес Карим. – Скорее всего, где-то в ближайших поселках или в деревнях. Андреевка отпадает: не стал бы он так близко прятаться… Фирсановка? Менделеево? Ржавки?

– Только не Ржавки – это же под носом у сатра. У них там и мышь не проскочит.

– Насчет Фирсановки тоже сомневаюсь, – протянул Матвеев. – Химкинский район, там элохим… Не, не мог он туда…

– А в Менделеево мы только доехать успеем. Искать уже некогда, – подытожил Карим.

– Но неужели же он, зараза такая, после того что уже натворил, опять расположился со своей хренью там, где полно людей? – процедил Матвеев. – Неужели никаким местом не соображал?

– Может, и нет, – возразил Карим. – Может, наоборот, пустынное место. Там вообще темно и тесно было, склеп какой-то.

– Ага, склеп. С Интернетом. Хорошо подготовился к загробной жизни.

– Может, такой же гараж? – предположил Дориченко.

– Не похоже. В гараже у него вон и свет, и вообще… А там вот именно что – пусто. И темно. Но вы правы: чтоб такая связь была, рядом должна быть точка Сети. Где-то он рядом с городом. Эх, чует мое сердце, совсем рядом. Но, возможно, что людей там и нет. Не верю я, чтоб он опять подвергал город опасности. Он явно раскаивался.

Автомобиль тем временем заехал на эстакаду и теперь двигался к десятому микрорайону.

– Ты, Карим, не в суде присяжных. «Раскаивался»!

– Может, к провидице завернуть? – с отчаянием предложил Сатин. – Я уже даже не знаю… Хотя время потеряем.

– Ты же говорил, она в прошлый раз какую-то чушь несла. Про самолеты и танки.

– Не чушь! Она нас навела на мысль о «пламени победы»! А про самолеты говорила, потому что «Горизонт», на котором работал Рас-Сел, разрабатывает защиту от авиации… Для танков. И танк мне недавно снился, кстати, – вспомнил вдруг Карим. – Вообще, все сны оказались вещими. Только сейчас нам и сны помочь не могут – все глухо, как в танке!

Внезапно Карим замолчал.

Затем они с Кириллом Владимировичем посмотрели друг на друга.

– Рома, гони к Макдоналдсу! – закричал Сатин.

Роман ничего не понял, но прибавил газу.

Маша Плотникова, журналист канала «НТВ», проезжала на своем «Фольксвагене» мимо указателя «Зеленоград». Город в отличие от расположенных неподалеку Химок и Солнечногорска находился в стороне от Ленинградского шоссе.

– Вот и Макдоналдс, – заметила она знакомую «М» популярного ресторана. – А за ним промзона. Едем правильно.

– Угу, – поддакнул неразговорчивый обычно оператор Никита. – Как деревня называется?

Промелькнули верхние этажи зданий заводов, а потом потянулся лес.

– Чашниково, – ответила Маша. – Но нам не надо туда. Нам нужна поляна с танком, это не доезжая…

Стаффордширский бульдог завозился на заднем сиденье – устал от долгой дороги.

– Погоди, собака. Еще минут десять, и погуляешь, – пообещала хозяйка.

– Что с репортажем про митинг, Марусь? – хмуро спросил Никита.

– Да, я же не сказала. Представляешь: все-таки поставили в завтрашний эфир. Как только шеф узнал, что заместителя префекта сняли, тут же сунул передачу назад в сетку. Так что не зря мы с тобой парились.

– Ну и то хорошо, – сказал Никита. – А то обидно как-то. Сначала срывают: «Езжайте срочно, делайте», потом один звонок и – бац! «Идите на фиг, ребята, мы ссориться с администрацией не хотим». Стараешься, катаешься по всей стране, а тебе кислород перекрывают.

– Да ладно, не ворчи, – миролюбиво отозвалась Маша. – Такая у нас работа. Теперь вот вандалов этих снимем – и премия наша…

Вчера вечером Плотниковой позвонил все тот же Рас-Сел и сообщил о планирующемся в окрестностях города акте вандализма. Поскольку речь шла о предполагаемом осквернении боевой машины – танка, участвовавшего в битве за Москву, а через несколько дней наступал День Победы, материал сочли «жареным», и Маша ринулась в Зеленоград.

Бульдог-терьер копошился на заднем сиденье, оператор Никита изредка оглядывался, опасаясь за целостность камеры, Маша сосредоточенно следила за дорогой, посматривала в зеркало заднего вида.

Все было как обычно.

Скромная «Ауди» двигалась по Панфиловскому проспекту, за рулем сидел Андрей Тудаковский.

– Алло, командор, – докладывал он в сотовый. – Следую за зеленой «десяткой». В ней полукровка и двое дейвона, едут по направлению к эм-десять[11]. Какие будут инструкции?

– Действуйте по обстоятельствам.

Искать Часовщика оказалось делом достаточно утомительным и даже кровопролитным. Гораздо проще было сесть на хвост молодому энтузиасту Сатину, который в конце концов должен был привести «бесцветных» к заветной цели.

Так и произошло.

Пока Карим общался по «Скайпу» с Рас-Селом, Наблюдатели попытались запеленговать вторую точку связи. К сожалению, район, который удалось высветить, оказался немаленьким: северная и западная промзоны, Чашниково, пара поселков вдоль Ленинградского шоссе и все, что между ними.

Поскольку на предприятиях уже искали раньше, силы в первую очередь были брошены на поиски в деревне и придорожных поселках. И только Тудаковский следовал за дейвона – на всякий случай. Он был уверен, что они не знают о местонахождении дневников.

– Командор, «десятка» прибавила скорость, идет на отрыв, – доложил Тудаковский.

– Они заметили тебя?

– Не думаю. Скорее – они поняли, где искать.

– Не дай им уйти!

Тудаковский и так был намерен «довести» объект.

Ему начали звонить подчиненные, и доклады их звучали как под копирку – ничего не найдено. Наблюдатель обогнал зеленые «Жигули». Выруливая в левый поворот на Ленинградское шоссе, он увидел знакомый автомобиль, пронесшийся в сторону Чашниково.

– Командор, мной замечен «Фольксваген Пассат»… – он назвал номер. – Принадлежит журналистке канала «НТВ» Плотниковой, фигурировавшей в недавних событиях.

– Не упускай фигуранта. Он может понадобиться.

Наблюдатель увязался за «Фольксвагеном», и скоро оба автомобиля одновременно поравнялись со стоявшим на опушке танком.

– Командор, вижу танк!

Тудаковский разом все понял: ему тоже не давала покоя мысль, в каком таком тесном колодце сидит Часовщик.

Учительница третьего класса одной из школ первого микрорайона Анна Волкова, как всегда в преддверии очередной годовщины Победы, собиралась вести детей к танку, возлагать цветы. Обычно этот ритуал проходил несколько позже – шестого-седьмого мая, но выяснилось, что, начиная с завтрашнего дня и до самого праздника Победы, танку предстоит проходить косметический ремонт, поэтому любые визиты к нему будут отменены.

Девятого мая собрать класс уже нереально – выходной день, многих не будет в городе. Существовал еще вариант заменить ежегодное паломничество к боевой машине походом в парк Победы, к памятнику Рокоссовскому; к штыкам, на сорок первый километр или в Крюково, к монументу воина-освободителя. Но дети хотели к танку, и только к нему.

Руководство школы расценило это как проявление патриотизма, и акция была назначена на тридцатое апреля – на сегодня.

Все началось по плану: дети подходили к школьному крыльцу, одетые в парадную форму. Точнее, к форме относилась лишь белая рубашка или блузка, сочеталась она с совершенно разными по цвету штанами, юбками и жилетками, что в результате давало полную пестроту.

Учительница выстраивала класс в колонну по два.

В это время в кабинете директора прозвенел телефон.

Директор Оксана Александровна, до сей минуты с удовольствием взиравшая из окна на учеников, подняла трубку.

– Я вас слушаю!

– Госпожа директор? – раздался скрипучий голос.

– Да.

– Детей к танку не водите. Там сегодня будет взрыв.

– Теракт? – с ужасом переспросила директор.

– Именно. Теракт. Идите в другое место, если не хотите жертв.

– А кто… – начала было директор, но связь уже прервалась.

Оксана Александровна кинулась к двери.

Через пятнадцать минут двадцать пять человек с учительницей во главе в приказном порядке были отправлены к памятнику маршалу Рокоссовскому в парк Победы – подальше от опасного места.

А Оксана Александровна позвонила куда следует.

ОМОН и МЧС прибыли без задержки.

Когда Карим подъехал к танку, на поляне уже находились: телевидение, Наблюдатели из ордена Изумрудных Крыльев, отряд милиции особого назначения и подразделение Министерства по чрезвычайным ситуациям. Омоновцы огородили территорию, телевизионщики пытались снимать, пока их не отогнали.

Матвеев остановил машину чуть в стороне от поляны, маги вышли.

– Оцепили, надо же, – пробормотал Дориченко. – Кто-то предупредил.

Сатин сотворил щит – самый мощный, какой смог. Оставшуюся энергию он потратил на отвод глаз и пустился бежать к танку прежде, чем дейвона сообразили, что он задумал. Никто из людей его не заметил. Карим влез на постамент, открыл люк и заглянул в танк.

Трупа Часовщика он не увидел – либо тот лежал в глубине, либо кто-то, возможно, сами «желтые», уже позаботился о нем. Зато Карим почти сразу высмотрел небольшую металлическую конструкцию в виде цилиндра на треноге.

Поскольку неизвестная штука явно не имела никакого отношения к танку, сомнений не осталось: это и есть он, трансформатор. И самое главное: за металлическую скобу, расположенную сбоку на корпусе цилиндра, был всунут пластиковый файл с хрупкими, пожелтевшими от времени листочками бумаги.

Не успевая сообразить, что делает, Карим выдернул файл и сунул его за пазуху. Затем схватил цилиндр и, спрыгнув сначала на постамент, а потом и на землю, бросился бежать к лесу.

За ближайшими деревьями должен быть небольшой овраг…