Основы философии Борисов Сергей
Вопрос о месте диалектики в структуре философского знания сегодня приобретает крайне актуальное значение. В течение столетий показателем зрелости идей того или иного мыслителя прошлого является вопрос о том, какое место в данной философской теории отводится диалектике: застывшими или подвижными рассматривались в этой теории проблемы бытия, познания, общественной жизни. После того как в середине XIX века диалектика вошла в философские концепции всех оттенков мышления, её присутствие в теоретических рассуждениях стало само собой разумеющимся, превратилось в естественный элемент серьезной философской теории. В спор о том, должна или нет присутствовать диалектика в развиваемых философских теориях, вступила даже католическая церковь в лице своего интеллектуального ядра – философов из числа членов ордена иезуитов. Позиция церковников была категоричной: человек может рассуждать только в пределах «да – да, нет – нет, а что сверх того, то – от лукавого». Утверждалось, что диалектика – это атрибут ангельского мышления, человек же должен видеть мир, рассуждать о мире только в пределах метафизических категорий. Это обусловлено тем, что сам мир божий создан Творцом изначально во всем наборе видимых сегодня свойств и признаков, когда актом творения Господь сказал итоговое «ДА» всему бытию, а в день Страшного суда весь мир услышит окончательное «НЕТ».
Но богословские выступления против диалектики нисколько не умалили внимания к диалектике, поскольку только путем диалектического анализа, диалектического мышления можно наиболее полно понять и объяснить мир объективного бытия. Этот настоящий бум диалектического мышления особенно разросся после выхода работ Гегеля, насквозь пронизанных диалектикой. Диалектику стали хвалить, ругать, опровергать, умышленно замалчивать, но равнодушных к вопросам диалектики в 30–40-х гг. XIX века не было. Серьезное внимание к диалектике как к методологической основе построения социологических теорий было проявлено со стороны Маркса и Энгельса, поскольку сама гегелевская диалектика открывала возможность построения радикальных теорий. В России Герцен увидел в диалектике «алгебру революции», а Ленин, потративший много времени и усилий на изучение марксизма и предшествовавших ему теорий, определил диалектику как «революционную душу марксизма». Это высказывание Ленина, по нашему мнению, и заставило составителей «стандартов» философской подготовки молодых специалистов относиться к диалектике, как к чему-то случайному в теории, постоянно помня «великий» принцип не очень великих людей «как бы чего не вышло» в период, когда опровержение марксизма и охаивание горькой истории своего народа почему-то стало чуть ли не профессией недавних вернейших сторонников «самой прогрессивной теории человечества», поскольку тут наиболее полно можно показать себя как сторонника демократии и свободы. Хорошо, что наша «танковая революция» завершилась бандитским нападением на Останкинскую телебашню! Надо полагать, что авторы подобного сценария развития событий были далеки от диалектического мышления.
Вне всяких сомнений, на диалектику нельзя смотреть как на «архимедов рычаг», с помощью которого можно перевернуть мир, но вместе с тем её нельзя переносить на задворки философской теории, поскольку без ясного представления о сути и назначении диалектики полученные студентом знания по философии не будут иметь завершенной цельности, не станут методологией восприятия окружающего бытия. Без диалектики философия превращается в «невесту-бесприданницу», становится набором тем, проблем, общепринятых констант, но в ней будет отсутствовать существеннейшее достоинство – цельность. Однако необходимость в диалектике осознается многими авторами, пишущими учебники для студентов. Так, авторитетнейший в прошлом и в настоящее время Александр Георгиевич Спиркин «запрятал» диалектику в параграф «Основные категории философии», где её не каждый студент обнаружит, а если и найдет – не воспримет с должным вниманием (см: А. Г. Спиркин. Философия. Учебник для студентов высших учебных заведений. М, 2001. С. 285–335). Но даже и в этом диалектическом параграфе представление о диалектике как целостном разделе философии может появиться у студента, имеющего философскую подготовку. В учебной литературе других авторов, которые сегодня активно издаются, упор делается либо на историю философии, которая излагается чаще всего в авторской интерпретации, либо намечается такой веер проблем и аспектов, начиная от трансцендентного (потустороннего) до узкобытового, что трудно поверить в желание автора написать студенческое учебное пособие.
Автор настоящего учебного пособия при подготовке его второго издания руководствовался тем, что без диалектики нет и не может быть цельности ни в философской теории, ни в мировоззрении вступающего в жизнь молодого гражданина. Знания диалектики требует и современное естествознание, и особенно современная социальная реальность, тем более, российская с её скачками и социально-политическими реалиями, надеждами на будущее. Наше будущее в своей отдаленной перспективе рисуется миром свободы, демократии, миром возможностей полной реализации своих способностей, востребованности на таланты, миром уверенности в будущем детей и внуков.
Но старшее поколение из ныне здравствующих уже пережило мир надежд и иллюзий; потому, «обжегшись в свое время на молоке, дует на воду». Сегодня молодой человек оказался перед совершенно новой социальной реальностью, о которой раньше знали только «из книжки».
Реальная жизнь всегда была соревнованием индивидов, наций, обществ. Условия рыночных отношений, где все становится товаром, будь то рабочие руки, талант художника, голос оратора или даже женское тело, – все приобретает свою цену. Но такое общество – это социальный атавизм, подчинение человека стихии рыночных отношений. История прошла сквозь эту стихию, наступать на грабли в начале XXI столетия не следует. Общество, сознательно перешедшее к формированию нового общественно-политического уклада, может сознательно ориентироваться на гуманность нового общежития, на отношение к человеку как высшей ценности бытия. Это далекое будущее ложится на плечи нынешнего молодого поколения, которое должно владеть не только глубокими профессиональными знаниями, но и научиться человеколюбию, жертвенности, ответственности за свои решения и поступки, обязано изжить социальное равнодушие. Мудрейший философ древности Сократ призывал своих сограждан к воспитанию в себе добродетели как ценнейшего качества человека, перекрывающего, объединяющего все лучшие стороны человеческой души. И потому готовность к диалектическому восприятию действительности и соответствующее поведение и деятельность в ней должны стать такими же естественными признаками человека, как цвет волос или форма носа. В противном случае Россию снова ждут «минуты роковые». А она уже имела их достаточно: пора сознательно строить достойное человека общежитие.
Диалектика природы – объективный источник формирования диалектического мышления
В работе «Диалектика природы» Энгельс писал: «Природа – пробный камень диалектики». Попробуем уяснить, что содержит в себе это лапидарное (краткое, но завершенное) высказывание. Для этого вспомним один из всеобщих признаков материи – движение. Движение в философском понятии – это постоянное изменение. Каждый элемент материального бытия, будь оно бытием природным или произведением рук человеческих, находится в постоянном процессе изменения: моря меняют контуры береговых линий, на дне моря идет смещение глубин и отмелей, вырастают и погибают представители земной флоры и фауны, человеку приходится постоянно делать ремонт того, что совсем недавно было почти новым. Если окинуть историю человечества и человека, то здесь наличие процесса изменений нет нужды доказывать: вся история мировой цивилизации есть постоянное изменение.
Мысль о движении всего существующего не является новой для наблюдательного человеческого ума. Есть все основания предположить, что уже древнейший предок, бытие которого было «намертво» связано с природой, мог наблюдать и предвидеть смену времен года, сезонные изменения в растительном мире, ежедневно видел восходы и заходы солнца, появление потомства у зверей и своих сородичей. Мир в итоге представал перед сознанием не только в своем качественном многообразии, но и в подвижности, текучести всего окружающего. Но эта наблюдаемая «текучесть» окружающего бытия в основном сводилась к повторению уже бывшего ранее, движение оказывалось своего рода «сменой поколений»: семя дерева повторялось в новом дереве, человеческий детеныш нес в себе черты родителей; даже небесный свод во всей сумме своих планет и звезд только повторял себя, хотя и в ином ритме. Мир выступал раз и навсегда заведенной машиной, только очень гигантской. Завершенное и убедительное объяснение подобного восприятия бытия было найдено в религии: извечным «механиком» всего бытия является Бог, а все остальное перемещается и изменяется по установленному им порядку. Мир оказался обреченным на вечный круговорот (или «до скончания века», т.е. до Страшного суда).
Но накапливаемый эмпирический материал, новая картина Земли, сложившаяся под влиянием великих географических открытий XVI–XVIII вв., становление таких наук, как геология, палеонтология, антропология и др., подрывали картину застывшего в своем однообразии мира. Кант своей работой «Всеобщая история и теория неба» (XVIII в.) выдвинул гипотезу происхождения Земли и всей Солнечной системы из первичной туманности. Эта гипотеза объективно поставила вопрос о происхождении и эволюции всего существующего. Мир из косного становился подвижным, из устоявшегося – меняющимся.
Знакомство с кантовской гипотезой европейских академических кругов дало мощный импульс развитию естествознания Нового времени. К числу фундаментальных открытий XIX в. следует отнести открытие Шванном и Шлейденом живой клетки в животном и растительном организмах, эволюционную теорию Дарвина, закон превращения и сохранения энергии Майера, спектральный анализ в астрономии, когда естествознание подходило своими новыми открытиями к представлениям о наличии единого исходного строительного материала Вселенной. В этот же ряд входит и Периодический закон системы элементов Д. Менделеева.
Новая, живая картина мира обратила на себя внимание как философского материализма, так и философского идеализма. Философы-материалисты, особенно во Франции XVIII в., превратили новые данные естествознания в орудие ниспровержения религии, обвиняя её во всех социальных бедах, которые пережило человечество, и, что невозможно отрицать, преуспели в критике религии, превратив атеизм в знамя Великой французской революции 1789–1793 гг. Их «союзниками» оказались не только идеи Вольтера, атеистические мысли священника Жана Мелье; критики прежнего мировоззрения использовали даже философский призыв к мыслителям глубоко верующего философа – Декарта: подвергай все сомнению. Они же этот призыв интерпретировали по-своему: подвергай все отрицанию.
Философы идеалистического направления в атмосфере повышенного доверия к естествознанию перенесли центр внимания на философское осмысление теоретико-познавательных вопросов, на гносеологию, ища на этом направлении доводы в пользу доказательства положения о высшей природе сознания. Немецкий философ Кант отнес проблему доказательства бытия Бога к разряду антиномий (т.е. неразрешимых противоречий: с равной мерой убедительности можно доказать как бытие Бога, так и его отсутствие). Этим самым Кант снимал основной вопрос философии. Его последователь Шеллинг создает систему трансцендентального идеализма, где изначальное творческое начало мира растворяется во всей природе; ещё дальше Канта и Шеллинга пошел Гегель, который отнес религиозное мировоззрение к низшей форме сознания, а высшим сознанием и наиболее достоверным пониманием считал мировоззрение философско-идеалистическое, объявив Бога тождественным Абсолютной идее, творческому разуму.
Естествознание, достижения иных наук показывали, что каждое явление имеет историю, т.е. является возникшим, ставшим, появившемся во времени, будь то звенья природы или стороны общественной жизни. Но история, как известно, предполагает не только возникновение, но и завершение: всё возникшее обречено на гибель, уничтожение данной формы и возникновение на её основе нового (простейший пример: формирование гумуса в почве за счет гниения отмерших растений и формирование на этой основе молодых ростков). Расширение горизонтов познания мира в Новое время поставило вопрос об объективном существовании связей всего со всем, связей прямых (гумус – растения) и связей опосредованных, т.е. через цепь промежуточных явлений. Такое же состояние мы наблюдаем и в явлениях общественной жизни (уровень производства – уровень потребления); в обществе опосредованные связи выступают в более сложном выражении, как, например: уровень производства – уровень пенсионного обеспечения или: уровень производства – качество бесплатных школьных завтраков для младших школьников. Следовательно, не только природа, но и общество выступает «пробным камнем диалектики», а потому смотреть на что-либо как на вечное, наконец-то обретенное – это видеть мир (природный и социальный) глазами мыслителей середины первого тысячелетия до нашей эры, да и то не всех. В наше время диалектическое мышление буквально стучится в двери сознания.
Исторические формы диалектического мышления
Философия к первым мыслителям-диалектикам относит древнегреческого философа Гераклита из Эфеса, который пытался нарисовать целостную космогонию (учение о Земле), космологию (учение о Космосе), дать новое понятие мудрости и мудрого, способного проникнуть душой в тайны высшей «мудрости», которая разлита везде. Для него эта всеобщая мудрость – Логос, выступающий сущностью, законом подвижного бытия, общей закономерностью всего Космоса. К сожалению, до нас дошли отдельные фрагменты его произведений в виде единичных фраз, высказываний, завершенных мыслей, где переплетены вопросы бытия, сознания, познания, методологии мышления, проблемы нравственности; нелестные высказывания в адрес граждан Эфеса. Но в целом эти разрозненные мысли отличаются краткостью, точностью характеристик, говорят о высокой культуре автора. Но вместе с тем всё дошедшее до нас из наследия Гераклита допускает в ряде положений многовариантность толкования, неся в себе своего рода «скрытый смысл». Но сами фрагменты говорят о том, что многие из современников его не понимали, да и сам он не особенно стремился к тому, чтобы его все поняли. За ним осталось имя «Гераклита темного».
Но что же в этих немногих фрагментах дает нам основание относить Гераклита к первым представителям диалектического мышления? Во-первых, это его космология. Он рассматривает мир как ставший, возникший из мирового огня, а само существование вещей рассматривает как их «горение». Для него горение – это постоянное изменение всех видов бытия, в том числе и нашего сознания, поднимающегося к мировой мудрости, к постижению всеобщего Логоса. Но одно дело – душа мыслящего мудреца, и совсем другое дело – душа пьяного мужа, которая под влиянием вина становится влажной, и он падает, т.е. делается не способным к постижению Логоса. Гераклиту приписывается изречение «панта реи» – всё течет, хотя оно нигде не обнаружено. Но сохранившиеся фрагменты его работ действительно приводят читающего к выводу, что Гераклит воспринимал окружающее как поток бытия, как закономерное возникновение и уничтожение, как непрерывное превращение. Гераклит пытался понять и источник, причину этого всеобщего процесса движения и изменения. Для него «борьба – отец всего и мать всего», она выступает как скрытый от глаз внутренний источник движения, изменения. Хотя сам Гераклит ещё не пользовался понятием «диалектика», но развиваемая им концепция миропонимания и познания, его метод мышления в целом являются диалектическими.
С равным основанием к числу первых диалектиков история относит таких древнегреческих мыслителей, как Зенон из Элеи («Зенон Элейский»), Зенон из Катиона («Зенон Катионский»), Сократ, Платон. Эти философы обратили внимание именно на диалектику мышления, сознательно пользовались этим понятием для показа гибкости и противоречивости мышления, учили умению вести споры во имя утверждения истины, отсечения ложного в аргументах своих оппонентов. Одновременно с показом диалектичности нашего мышления эти мыслители обратили внимание и на подвижный, изменчивый характер бытия, противоречивость, казалось бы, всем ясных явлений. Рассматривая движущееся тело (летящая стрела), Сократ первым обратил внимание на то, что движущееся тело одновременно и находится в определенной точке пространства – и не находится в нем. Сократ учил умению видеть за диалектикой понятий диалектику восхождения мышления к постижению мудрости, красоты, добра, справедливости. Эти сущностные для человека морально-этические категории для Сократа являются одновременно подтверждением реального существования красоты вообще, добра вообще, добродетели вообще, постигнув которые, человек изменит свою внутреннюю «психею», приблизится к совершенству.
Для диалектически мыслящего Платона движущей силой всякого развития выступает демиург как внутреннее состояние идеального, надмирового бытия, благодаря которому изначальная идея блага как высшая первосущность всего существующего, становится миром идеальных первосущностей вещей и предметов материального мира. В этом прекрасном мире идей пребывает до своего рождения и человеческая душа. Воплотившись в материальной форме, «идеи вещей», в том числе и человеческие души, утрачивают свои высшие стороны, материальность становится миром серого бытия, где уже нет места совершенному: прекрасное идеальное стало набором серого материального. Поэтому человек, условия общественной жизни далеки от совершенства и не могут быть иными до той поры, пока люди, тираны-правители не воплотят в действительность «идею государства», которая также пребывает в мире идеальных сущностей бытия. В этой идеалистической картине мира мы видим процесс движения, развития, превращение одного во второе, качественные изменения. Так что путь превращения идеального в материальное Платон рассматривает диалектически.
В IV в. диалектическое мышление берется на вооружение «платными учителями мудрости» – софистами. Софисты превратили диалектику из искусства отыскания истины в искусство ведения споров, диспутов, в искусство остроумной насмешки, способной смутить оппонента и вызвать смех толпы. Такая «мудрость» имела в тот период большое значение, поскольку острословие, умение выдать ложное за истинное были в почете. Слово «софизм» стало синонимом умения построения словесной казуистики. Так выглядит простейший пример софистических аргументов: корова имеет рога, лошадь – нет. Архелай также не имеет рогов, значит, он – лошадь. Эти многочисленные споры по актуальным злободневным вопросам жизни стали особенно популярными в период угасания афинской демократии, конкуренции новых лидеров за авторитет в глазах сограждан, когда можно было прослыть великим не за счет «мудрости», а только острословием, и стали называться диалектикой («диалего» – спорю). Так что вошедшее в современное философское мышление понятие «диалектика» не имеет ничего общего с первоначальным смыслом этого слова.
В период средневековья диалектику, близкую по смыслу и сути диалектике софистов, стали использовать философы-схоласты (учителя философии, преподававшие свой предмет в богословских учебных заведениях). Задача схоластов – подготовка кадров священнослужителей, в которых постоянно нуждалась католическая церковь. Но между древними софистами и средневековыми схоластами имелось существенное различие: софисты были свободны в поисках аргументации отстаиваемых ими «истин», обладали гибкостью мышления; схоласты могли опираться только на непререкаемые «истины»: Библию, святоотеческую литературу, постановления Вселенских соборов. Для схоластов настоящими проблемами стали споры, к примеру, о том, сколько чертей могут уместиться на острие иглы, телесны ли ангелы, как понимать «райское блаженство», когда душа бестелесна, и многое подобное.
Но в этих схоластических спорах порой всплывали наружу и серьезные проблемы: как оправдать наличие зла в божьем мире, когда Бог всемилостлив? Почему Бог, помещая в раю «запретное древо познания добра и зла», не предвидел того, что высшее его творение – Адам и Ева – «вкусят» запретные плоды, введя тем самым в первородный грех всё последующее человечество? Для устранения этих и подобных «щекотливых» для Церкви вопросов в русле догматического богословия разрабатывается новый раздел теории – теодиция, которая призвана объяснить и божественное «незнание», и дать оправдание наличию страданий в мире, поскольку человек обладает дарованной ему Богом свободой воли, но формирование этого раздела богословия произошло уже в Новое время, а средневековым схоластам «теодиция» оказалась непосильной.
Слово «схоластика» вошло в современный язык как синоним словесной шелухи, пустых прений, которые заранее обречены на провал. Схоластические споры едко показал Г. Гейне в своем сатирическом стихотворении «Диспут». Оно начинается словами: «Заливаются фанфары в замке города Толедо. Толпы пестрые стекались на духовную беседу...». Сюжет стихотворения – спор христианина и иудея о том, какой рай лучше, христианский или иудейский. Спорящие не убедили друг друга, каждый остался при своем мнении, хотя, аргументируя свои концепции, дошли до личных оскорблений и проклятий друг друга. Присутствовавшая в качестве арбитра диспута испанская инфанта не стала определять победителя, заметив только, что диспутанты в конце спора стали оба «дурно пахнуть». Негативно оценивал период схоластики не только открытый безбожник Гейне, но и такой глубокий мыслитель начала XVII в., как Ф. Бэкон. Он смотрел на века господства схоластики, как на «мертвый сезон» в духовной жизни Европы, поскольку схоластика ничего не дала для познания мира, ничего не сделала для развития науки, умертвила все рациональное, что было в наследии древних мыслителей.
Подобное отношение к схоластике – это теоретическая крайность. Схоласты углубили формальную логику Аристотеля, разрабатывали понятийный аппарат философского мышления, требовали понятийной однозначности используемых в диспутах определений. Они же первыми обратили внимание на гибкость и многосторонность самого процесса мышления. Схоласты подготовили почву для появления и развития таких наук, как математика и механика, поскольку именно эти науки с наибольшей полнотой раскрывают наличие в мире «абсолютного механика» – Бога. Схоласты поставили ряд философских проблем, в том числе вопрос о соотношении «универсалий» (общих понятий в нашем сознании) и объективных предметов, нашими понятиями выражаемых. По отношению к этой проблеме целых два столетия схоласты делились на номиналистов и реалистов, когда первые доказывали, что понятие – это только имя, название того, что объективно находится в мире, вне нашего сознания; реалисты, наоборот, доказывали, что всё то, понятие о чем есть в нашем сознании, обязательно существует, иначе самого бы понятия не было.
В недрах схоластической философии в условиях незначительного, но все же роста естественнонаучных знаний, сложился и обострился спор о «двойственной истине» – истинах веры и истинах знания, которые не могут противоречить друг другу, поскольку в основе каждого из них лежит общий источник – Бог. Из среды схоластов вышли многие деятели науки и культуры, которые преодолели гнет схоластического мышления (Коперник, Кузанский, Бруно, Декарт, Паскаль и др.). Поэтому считать века господства схоластики «мертвым сезоном» в духовной жизни Европы – это догматический подход к истории человеческого духа. К чести для философии, сегодня нигилистическая оценка схоластики преодолевается, этому периоду отводится свое место в истории развития теоретического мышления.
Новое время (период XVII–XIX вв.) открывается периодом господства метафизических представлений о мире и мышлении, а завершается торжеством диалектического мышления и диалектического взгляда на мир, хотя путь к торжеству диалектики не был прямолинейным. Новое время раздвинуло горизонты познания во всех сферах бытия. Формируются космология, новая география Земли, закладываются основы всех точных наук, объектом пристального внимания становится человек, человеческая история. Мыслители Нового времени словно заново открыли мир, общество и его историю. Метафизическое представление о мире как застывшем, извечно-данном рушилось под напором растущих открытий в самых различных областях естествознания; в итоге все неподвижное оказалось текучим; диалектическое мышление буквально стучалось в головы мыслителей, а метафизике в её устоявшемся смысле слова приходил конец.
Верно, этот новый интеллектуальный поток захватил не всех, особенно французских материалистов XVIII века, которые готовы были признать движение, но никак не соглашались с общей идеей развития. В силу этого получилось так, что диалектику на её новой основе стали развивать философы идеалистического направления, тогда как материалисты – убежденные сторонники атеистического мировоззрения, – опираясь на тезис «вечности материи», признавали одинаково и вечность за каждой формой существующих видов материи, когда она, изменяясь в индивидуальных состояниях, возрождается вновь в исходной форме. Мир делается гигантским колесом, круговоротом тех же форм бытия. Успехи механики, открытие Ньютоном «закона всемирного тяготения» только убеждали метафизиков в истинности развиваемых ими концепций. Следует указать также и на то, что французские философы-материалисты крайне упрощенно понимали саму материю. Для них она «это то, из чего состоят все вещи и от чего зависит их сущность» (П. Гольбах). Признать эволюцию материального бытия – это подвести себя под удар идеализма, который мог бы поставить перед материалистами встречный вопрос: а откуда пошло все то, с чего началась эволюция? Тогда останется только признать акт изначального творения, а это будет концом материализма!
Философы идеалистического направления сосредоточили внимание на вопросах гносеологии и уяснении законов мыслительной деятельности, поскольку сама эпоха Нового времени потребовала от общества знаний как основы становления товарного производства и рыночных отношений. Наука, техника, новые технологии были призваны для того, чтобы удешевить производство и поднять качество товаров с целью максимального насыщения мирового рынка. В итоге теоретическому, естественнонаучному мышлению был дан «зеленый свет». Общество как бы стихийно заново услышало призыв Бэкона «Знание – сила», хотя пришло к нему в результате практической деятельности.
Философы, увлеченные энтузиазмом раннего капитализма, смотря на свой предмет как на «науку наук», видели себя авангардом научно-технического прогресса. Начинается поиск всеохватывающих теорий, строительства целостных систем, кардинальных решений крупнейших вопросов теории и практики. Элементы диалектического мышления присутствуют почти у всех мыслителей Нового времени (даже у главы французских метафизиков Д. Дидро). Последний «мазок» в построение диалектики как науки и метод мышления внес Гегель – гениальный создатель диалектической системы абсолютного идеализма.
Роль Гегеля в превращении диалектики в целостную систему философского мышления
Обстоятельно о Гегеле, как и о ряде других мыслителей, будет сказано во второй части настоящего пособия. Здесь же речь об этом философе пойдёт лишь в том объёме, в котором это требуется для рассмотрения вопросов настоящей темы.
Гегель – философ-идеалист. Но идеалист, не похожий на всех идеалистов, живших до него. Согласно его теории, в основании мира лежит не просто идеальное начало, а «абсолютная идея», наполненная всем богатством признаков будущего объективного бытия, будь то внешний мир или человеческая духовность. Идея выступает как «бытие – в – себе», которое стремится к «самопознанию», т.е. хочет разглядеть свою сущность. И она это делает через превращение в «бытие – для – себя», когда она объективируется, становится природой со всеми ступенями её проявления, начиная от низших ступеней неживого и заканчивается человеческим мышлением. Мышление, согласно Гегелю, является высшей ступенью самовыражения и самопознания «абсолютом» самого себя, а философия, как наука всех наук, в состоянии раскрыть все исходные признаки «абсолюта». А поскольку философским мышлением обладает только человек, то он оказывается не просто носителем «абсолютной идеи», а является её высшим воплощением – Духом. Диалектическое мышление человека – это всего лишь копия диалектической сущности «абсолюта», для которого диалектика выступает картиной его внутреннего состояния, картиной движения и развития, является импульсом превращения «бытия – в – себе» в «бытие – для – себя». В итоге «абсолют» себя увидел, познал, а формой познания оказалось человеческое мышление, наполненное всем богатством абсолюта.
Гегель, как философ-идеалист, очень неуважительно отзывается о внешнем мире: он признает его объективное бытие, но здесь Гегель близок к той оценке мира, которая присутствовала уже у Платона: мир – это серость бытия, а подлинным бытием выступает человеческое мышление, в силу этого человек, при этом каждый человек, является «метафизиком»; только животные существуют как чистые «физики», поскольку лишены способности к абстрактному мышлению. Гегель много внимания уделил разработке категорий философии, высоко ценил понятийное мышление, но понятия для него, их связи, переходы и переливы содержаний – не продукт воздействия на мышление окружающего мира, а результат воздействия на сознание «абсолютной идеи»; в диалектическом мышлении человека лишь проявляется диалектическая природа «абсолюта». Гегель жизнь, движение, «игру» идеи в нашем сознании систематизирует, упорядочивает, формулирует законы развития абсолюта, а тем самым и законы диалектики. Согласно Гегелю, развитие абсолюта отражено в трех основных законах:
– закон противоречия (сегодня формулируемый как закон единства и борьбы противоположностей);
– закон перехода количества в качество (сегодня формулируемый как закон взаимного перехода количества в качество);
– закон отрицания отрицания (сегодня чаще определяемый как закон диалектического отрицания).
Верность и достаточность данных законов Гегель подтверждает в Примечаниях к каждому параграфу основного текста, где он дает убедительные примеры проявления выведенных им законов в природе и в общественной жизни. Эти законы проявляются в природе и в обществе потому, что их привносит идея в ходе материализации своих признаков. Но источник их следует искать выше – в идее. Подобное отношение Гегель проявляет и к категориям диалектики. Для него они – не предельно широкие понятия нашего сознания, сформировавшиеся под влиянием познания и практической деятельности, не язык философского мышления, а ступени развития, становления идеи. Согласно его философии, даже сам процесс превращения идеального в материальное, т.е. становление мира, – это превращение «чистого ничто» в определенное «нечто».
В истории философской мысли к разработке категорий приступали многие философы, а ещё больше философов пользовались ими, даже не подозревая о том, что они оперируют понятиями, которые позже будут названы категориями. Осознанно к анализу категорий философии первым подошел великий грек Аристотель, посвятив этому вопросу даже специальную работу. Подход Аристотеля к категориям в принципе является правильным, он признан современной философией. Но анализируемые Аристотелем категории являются описаниями сущностных сторон застывшего бытия (качество, количество, отношение и т.п.), но он не подверг анализу такие категории, как «возможность и действительность», «сущность и явление» и т.п. Но первый шаг в осознанном отношении к категориям был сделан именно Аристотелем.
Дальше Аристотеля в Новое время пошел И. Кант. Кантовское понимание категорий более глубокое (что вполне объяснимо: между этими мыслителями лежат два тысячелетия развития цивилизации). Но одновременно с этим кантовское истолкование категорий содержит в себе серьезный идеалистический момент: согласно Канту, в нашем сознании, вне всякого опыта, присутствуют основные, так называемые априорные (т.е. доопытные, врожденные) категории «время» и «пространство». Их наличие обеспечивает нам формирование в сознании опытных (по его терминологии – апостериорных) категорий. Кроме того, поскольку Кант отстаивал агностицизм в теории познания, то в его истолковании категории в состоянии отразить лишь мир чувственных явлений и мир человеческих представлений.
Анализу объективного содержания законов и категорий диалектики («объективность» надо понимать в её гегелевском смысле, т.е. идеалистически) Гегель посвятил свой главный труд – трехтомную «Науку Логики». Для него категории как ступени мышления и познания – это ступени саморазвития Духа, ступени развертывания всего красочного мира из абсолютного «ничто». Но красоту миру придают не его действительные краски, а нарастающие ступени духовного, которое поднимается до своего полного совершенства, каким оно становится в человеческом сознании, где «абсолют» полностью раскрывается и успокаивается. Первая фундаментальная работа Гегеля так и называется «Феноменология Духа», которую Маркс назвал «источником и тайной гегелевской философии». Гегелевская философия построена её автором так, что она выступает вершиной и окончательным результатом всей истории философской мысли, поскольку только в ней мировой «дух» познал себя и успокоился. Людям осталось только изучать, постигать первоосновы грандиозного мирового процесса всеобщего движения, развития, картину превращения одного в другое, когда разумное вытесняется новой, высшей разумностью, поскольку первая разумность превращается в свою противоположность. Именно в этой идее Герцен увидел в диалектике «алгебру революции», и не только он один.
Гегелевская диалектика не оставила спокойным ни одного мыслящего над проблемами бытия человека, тем более философов. Понимание действительности как воплощенной разумности «абсолюта» давало философское благословение существующему общежитию; но мысль Гегеля о том, что каждая действительность в ходе развития из разумной превращается в неразумную, и на смену ей неизбежно приходит новая, более высокая разумность была воспринята радикальными кругами в качестве философского оправдания неизбежности социальных перемен. Не случайно в той же Германии после смерти Гегеля формируются два направления в рядах сторонников этого мыслителя: старогегельянство (в основном университетская профессура) и младогегельянство (молодые выпускники тех же университетов). Младогегельянцы образовали движение «Буря и натиск», стремясь абстрактными идеалами добра, разумности, просвещения вести атаку на сознание, бурей и натиском мысли перестроить все общество. Среди наиболее видных сторонников «Бури и натиска» были А. Руге, бр. Бауэры, К. Маркс, Л. Фейербах и др.
Литературная характеристика героев этого движения отражена в повести Гёте «Страдания юного Вертера». Печатным органом младогегельянцев был журнал «Немецко-французский ежегодник», издаваемый Руге и Марксом. Одна из статей этого ежегодника называлась «Трубный глас над гробом Гегеля», но вскоре «трубный глас» раздался и над ежегодником, и над самим движением: оно растаяло. Но философия Гегеля, особенно его диалектика, пережила не только своих сторонников, но и противников. Время шумных споров вокруг гегелевского наследия вскоре сменилось периодом изучения гегельянства. Наиболее вдумчивым аналитиком философии Гегеля, особенно её диалектики, оказался один из соавторов «Трубного гласа» – Карл Маркс.
Материалистическое переосмысление гегелевской диалектики в философии марксизма
Маркс, переболевший гегельянством в молодые годы, в ходе разработки своей социально-ориентированной философии (т.е. имевшей целью изменить социальный мир), нашёл обоснование неизбежности силового переустройства общественной жизни не только в закономерностях развития материального производства, но и в гегелевской методологии анализа движения «абсолютного духа», который прошел путь от «чистого ничто», а завершился «человеческим духом».
Всерьез работать над гегелевской диалектикой Маркс начал с сороковых годов XIX века, постепенно переходя от её анализа к критическому переосмыслению, создав в итоге материалистическую диалектику, сохранив при этом сами принципы диалектического мышления. Но одновременно была дана высокая оценка всего богатства содержания гегелевского идеализма, когда универсальная картина бытия, как различных ступеней проявления «абсолюта», была воспринята материалистом Марксом как реальная картина развития мира, всех слагаемых материальной реальности, начиная от неживой природы и заканчивая человеком и его сознанием. Вот как характеризовал проделанную им работу сам Маркс: «Мой диалектический метод не только отличен от гегелевского, но является его прямой противоположностью. Для Гегеля процесс мышления, который он превращает даже под именем идеи в самостоятельный субъект, есть демиург (творец. – Ю. Б.) действительного, которое составляет лишь его внешнее проявление. У меня же, наоборот, идеальное есть не что иное, как материальное, пересаженное в человеческую голову и преобразованное в ней» (Соч. Т. 23. С. 21).
Даже при беглом сравнении наследия Гегеля и Маркса мы видим, что они одинаково признают наличие в сознании диалектического метода мышления, но расходятся в понимании его корней, истоков. Различие вытекает из самого принципиального различия между материалистическим и идеалистическим мировоззрением. Для Гегеля источником диалектического мышления выступает «абсолютная идея», насыщенная диалектикой; для Маркса таким источником является само материальное бытие, окружающий мир во всем богатстве свойств, связей, многообразии видов движения. Диалектика объективного мира отражается в нашем сознании как диалектика нашего мышления. Следовательно, диалектику нашего сознания следует рассматривать как диалектику субъективную, а диалектический характер окружающего бытия выступает объективной диалектикой.
Можно утверждать, что окружающий человека мир просто обязывает человека мыслить диалектически, если мы желаем его постичь, использовать полученные знания в своей материально-практической и духовной деятельности.
Полтора столетия назад подобный подход к гегелевской диалектике был революционным шагом в развитии теоретической мысли, поскольку здесь открывался путь к новому, «антигегелевскому» переосмыслению всей картины бытия при одновременном сохранении за сознанием права на диалектическое мышление. Выведенные Гегелем законы диалектики из законов «абсолюта» стали пониматься как отраженные в сознании всеобщие законы развития всех уровней бытия, от материального до духовного; а категории диалектики – это уже не ступени воплощения идеи в реальность, а ступени познания состояний бытия, раскрытие соотношения движения и покоя, суммарное отражение в сознании общих признаков всех уровней бытия, показатель его единства.
Категории выступают понятиями нашего сознания, но понятиями предельно общими, предельно абстрактными. Ими обозначается всеобщее в каждом виде конкретного. По форме категории субъективны, они – продукт нашего сознания, но то, что в них выражается, находится уже вне нашего сознания. Так что нужно видеть категории как явление субъективно-объективное. Для примера можно обратиться к самой обширной по содержанию категории – «бытие». Бытием является всё, начиная от атома до бесконечной Вселенной, от невидимого для глаза гена живой клетки до слона и крокодила. Бытием выступает и наша духовность: мир мыслей, желаний, надежд и планов. Мы понятием «бытие» все это объединили, связали в цельность, но одновременно не назвав ни единого конкретного признака какой-либо формы бытия. Категориями «рангом» ниже будут выступать категории: материя, сознание, движение, мера, закон и т.п.
Параллельно философия пользуется и такими категориями, которые определяются как парные. Особенность парных категорий в том, что они призваны отразить подвижность, изменчивость, связь внутреннего и внешнего в самых различных формах бытия. Примерами парных категорий могут выступать категории «форма и содержание», «сущность и явление», «часть и целое», «единичное – общее» и др. Парные категории отражают в себе не только устойчивость, но и внутреннюю подвижность бытия. Примерами подобных категорий служат категории «покой – движение», «эволюция – скачок», «причина – следствие», «возможность – действительность» и др. В целом категории диалектики выступают конкретизацией её законов, а сами законы, в свою очередь, выражаются через категории. Следовательно, диалектику как науку необходимо видеть в единстве законов и категорий диалектики. Она выступает и картиной жизни объективного бытия, и картиной отражения в нашем мышлении этого бытия. Она же выступает и общей методологией познания, когда обязывает нас видеть не только бытие в его данном виде, данном состоянии, а обязывает помнить о прошлом и будущем любой формы бытия, постоянной подвижности связей и признаков. Этот всесторонний анализ форм бытия, когда мы мысленно как бы «переворачиваем» интересующее нас явление, будет более эффективным, если мы при этом будем руководствоваться разработанными в философии принципами диалектического мышления. Мыслить диалектически – это:
– во-первых, видеть каждое явление многосторонне, поскольку каждое явление обладает множественностью признаков;
– во-вторых, постоянно учитывать многосторонние связи каждого явления, поскольку связи могут оказывать существенное воздействие на сущность;
– в-третьих, необходимо постоянно видеть «жизнь» рассматриваемого явления, его изменение, предвидеть возможное «завтра»;
– в-четвертых, надо помнить о конкретности сущности, её зависимости от связей. Например, Петров в аудитории – студент; на улице он уже пешеход, в автобусе – пассажир; когда прибудет домой – там он уже ненаглядный ребенок, желанный сын и внук. Вот как следует видеть изменение сущности в зависимости от связей;
– в-пятых, нельзя забывать о наличии таких сторон рассматриваемого объекта (будь то дерево или человек), как наличие в нем внешнего и внутреннего; внешнее, определяемое как явление, всегда богаче, многостороннее, оно способно загораживать сущность («Не покупай коня в дождь, не ищи невесту в наряде». – Посл.). Поэтому важно уметь рассмотреть сущность при всей красочности явления;
– в-шестых, надо уметь за случайным уловить закономерное, основное;
– в-седьмых, и это будет, пожалуй, самым главным, диалектическое мышление недолжно быть схоластикой; оно призвано служить общественно-политической практике и познанию, быть ориентиром в материально-практической деятельности, спутником в сфере повседневного бытия.
Диалектика – компас в мире социальной реальности
Социальной реальностью (или социальной формой бытия) философия называет жизнь общества. Что такое общество, – относительные знания есть у каждого. Все согласятся с утверждением, что жизнь общества крайне сложна: его образуют народы, нации, слои и классы во всем переплетении очень сложных общественных отношений, исходной единицей которых выступает человеческий индивид. Жизнь и межчеловеческие отношения в развитом обществе нельзя сравнить даже с жизнью большого муравейника: кажущаяся наблюдателю муравьиная суета на самом деле отражает запрограммированную миллионы лет назад схему функций и действий, когда каждая особь выполняет определенную функцию. В обществе нет подобной «программы». Есть конкретные люди с их интересами, желаниями и страстями, которые, в свою очередь, также очень подвижны. Значит, при анализе явлений общественной жизни нужны иные критерии. Тут-то на помощь и должно прийти диалектическое восприятие явлений общественной жизни, диалектическое мышление.
Первым условием жизни и развития человеческого общежития любой степени развития является материально-трудовая деятельность, поскольку люди нуждаются в одежде, пище, жилище и сопутствующих условиях. Это будет являться выявлением существенного признака. Следовательно, по тому, как развито производство в данном обществе, мы можем судить об уровне его благосостояния.
Но закономерным спутником общественного производства выступает распределение. Тут человек перестает быть индивидом и выступает уже в своей социальной роли. Кто есть он среди остальных? Глава государства или последний из его охранников? Председатель правления банка или подметальщик платформ вокзала? Конечно, «мамы всякие важны, мамы всякие нужны», но не всякие мамы или папы одинаково оцениваются при распределении материальных благ. Следовательно, следствием распределения материальных благ оказывается социальное неравенство.
Различие в социальном (т.е. общественном) положении порождает появление различных интересов, противостояние различных социальных слоев и классов. Это чревато столкновениями, вплоть до гражданской войны. Чтобы избежать этого, появляется потребность в необходимости формирования сдерживающей силы, которая поддерживала бы сложившийся тип общественного устройства. Так появляется государство – силовой посредник, организующая сердцевина общества со всеми его атрибутами.
Сформировавшийся в итоге экономический базис общественной жизни порождает соответствующую духовность, общественное сознание, в котором отражаются все перипетии социально-экономического бытия, и которое, в свою очередь, оказывает активное воздействие на социально-экономические и политические основы данного общества. Развивая наше познание общества, прослеживая причинно-следственные связи, мы будем иметь целостное представление о самой сложной форме живой материи – человеческом общежитии.
Здесь мы видим важность диалектического подхода: видеть цельность в развитии, в связях, необходимость восприятия всех сторон «живой жизни», поскольку отрывочное выхватывание отдельных сторон жизни общества не может дать цельного представления.
Диалектический анализ социальной действительности особенно необходим применительно к нашему российскому общественно-экономическому укладу, когда все общество переживает мучительный период формирования новой модели общежития.
Вопросы для проверки усвоения темы:
1. Каковы объективные источники формирования диалектического мышления?
2. Как развивалась диалектика в истории развития философского мышления?
3. В чем сила и слабость диалектики, разработанной великим немецким мыслителем Гегелем?
4. В чем заключается материалистическое переосмысление идеалистической диалектики Гегеля?
5. Что такое диалектика объективная и диалектика субъективная? Каково соотношение между ними?
6. Каковы принципы диалектического мышления? Какова роль диалектики в познании явлений общественной жизни?
Тема 7
Общество как форма социальной материи, его элементы и закономерности развития
Приступая к рассмотрению закономерностей развития социальной материи, мы вступаем в область человеческого общежития, постижения его закономерностей и истории развития. Особенность этой материи в том, что она одухотворена человеческой деятельностью, выступает как единство объективных закономерностей и наличия субъективного фактора: мыслящего и чувствующего человека, который своей деятельностью создал общество, через деятельность реализуются её закономерности. В истории субъективное объективируется, превращаясь в дома, дороги, фабрики, заводы, шахты, научные теории и т.п.
Для философии история, закономерности ее развития, движущие силы многие века были предметом ожесточенных споров. Почти каждый авторитетный философ сменяющих друг друга исторических эпох внес свой «вклад» в разработку теории закономерностей исторического развития. Первым социальным философом можно назвать Платона. Для него понятия «общество» и «государство» еще выступали как синонимы. Общественную жизнь, человеческое общежитие он определял как государство, и современное ему Афинское государство считал несовершенным, отклонившимся от «идеи» государства. Каким должно быть идеальное государство – можно судить по его работе позднего периода «Законы». По Платону, общество – это стабильное консервативное сообщество людей со строгой иерархией положений социальных слоев: правители-философы, воины, свободные ремесленники и рабы. Женщинам предназначен удел служить усладой воинов. Последние годы своей жизни Платон потратил на то, чтобы убедить правителей в необходимости воплощения в жизнь «идеального» государства.
Дальше Платона пошел Аристотель. Он анализировал именно общество, общежитие. Его взгляды можно определить, как отстаивание рабовладельческой демократии, где среди свободных граждан должны быть умеренность в имуществе и равное участие в управлении общественными делами; каждый свободный гражданин – политик, т.е. предназначен жить в обществе. Рабы не предназначены к «политической жизни», они – «говорящие орудия», их удел – работа на общество. Моделей идеального общества Аристотель не строил.
В века господства христианской идеологии общество и его законы анализировать никто не пытался: и так все ясно – все предопределено Богом, который и творец, и промыслитель (руководитель, дирижер) мира, в том числе и хода человеческой истории.
Лишь с наступлением «века разума» философия всерьез стремилась понять, осмыслить законы общественной жизни и законы общего хода развития истории. Идею высшего «промысла» уже никто не поднимал и не отстаивал. Все теории вращались вокруг раскрытия «человеческой» составляющей в исторических событиях и в крупных общественных переворотах. Двуплановость человека (наличие материальной жизни – труд, семья, производство, торговля и др.; а также духовной составляющей человеческого бытия: знания, моральный мир, мотивы деятельности, волевое начало, даже психологические черты характера правителей) была подвергнута внимательному анализу. Не было забыто и влияние природно-климатических особенностей в развертывании ареалов ранних цивилизаций и их последующего воздействия на историю.
В результате этих затянувшихся исканий были получены и определенные результаты, которые прочно вошли в историческую науку. Во-первых, была нащупана идея исторической закономерности; во-вторых, была показана важная роль в истории материально-трудовой деятельности, приведшей к разделению общества на классы и появлению частной собственности; в-третьих, много внимания было уделено раскрытию важной роли третьего сословия (трудящихся) в историческом процессе, что было вполне закономерно на фоне разворачивающихся в Европе буржуазных революций. А позже эта мысль получила завершенное выражение при раскрытии роли народных масс и личности в истории.
Одновременно с этим примеры Кромвеля (в Англии) и Наполеона (во Франции) давали пищу и для создания теорий иного рода: история развивается «по произволу» великих личностей, которые увлекают народ своим энтузиазмом, обещанными идеалами, то есть направляют историю в нужное для них русло. В этом направлении, развивая теоретические искания, авторы порой доходили до крайностей: история той же Франции рисовалась как история дворцовых интриг, амурных увлечений французских королей, их настроения от встречи с очередной любовницей. (Примером серьезного отношения к этим концепциям могут служить «исторические» романы А. Дюма типа «Трех мушкетеров», где художественно-убедительно показано, как история Франции висела на кончике шпаги Д’Артаньяна и ревности Ришелье).
Двухвековые теоретические искания привели к оформлению двух основных историко-социальных концепций: материалистической (ее полнее всего выразил граф Сен-Симон) и идеалистической, построенной Гегелем, вытекающей из его системы абсолютного идеализма применительно к обществу. Сен-Симон полагал, что определяющее значение в истории имеют «индустрия» (под которой он подразумевал все виды экономической деятельности людей) и соответствующие ей формы собственности и классы.
Каждая общественная система, согласно Сен-Симону, развивает постепенно и до конца свои идеи и господствующие формы собственности, после чего эпоха созидательная, «органическая» сменяется «критической», разрушительной эпохой, ведущей к построению более высокого общественного строя. Таким образом, в социологической системе Сен-Симон сделал первый шаг по пути рассмотрения общественных явлений как различных сторон закономерно развивающегося целостного организма (Н. Застенкер). «Историю Гегель рассматривает в целом как «прогресс духа в сознании свободы», который развертывается через «дух» отдельных народов, сменяющих друг друга в историческом процессе по мере выполнения своей миссии. Идея объективной закономерности, прокладывающей себе дорогу независимо от желаний отдельных лиц, нашла свое превратное отражение в учении Гегеля о «хитрости мирового разума», пользующегося индивидуальными интересами и страстями для достижения своих целей» (Э. Ильенков). Идея Сен-Симона получила окончательное завершение в учении Маркса об истории как закономерной смене общественно-экономических формаций и устремленности истории к построению коммунистического общества, а гегелевская концепция хода исторического процесса нашла отзвук у Фейербаха, для которого история человечества – это история развития индивидуального религиозного чувства и формируемого на этой основе морального мира.
Природа как естественное условие существования и развития общества
Социальная материя – общество – это верхний ярус материального бытия. Поскольку мир – материальное единство, где все связано, то ни одна форма материи не может существовать изолированно. С учетом же того, что социальная материя является очень сложным образованием (о чем речь пойдет позже), ее естественным основанием выступает нижележащий ярус бытия – неживая и живая природа. В этом общефилософский смысл концепции единства общества и природы, но в этом единстве общество выступает зависимой стороной, а природа, наоборот, может существовать и вне всякого присутствия на нем общества (ближайшее подтверждение – Луна; там не обнаружили не только обитателей или растений, но даже ни одной живой клетки; и ничего, планета существует!). Человечество не просто «опирается» на всю природу, но и включило ее часть в свой повседневный «обиход»: окультуренные растения, прирученные и видоизмененные животные, использование «даров природы» в пище и особенно мощно – включенное в промышленное производство природное сырье: руды, газ, нефть, уголь и многое другое. Следовательно, общество, осуществляя процесс жизнедеятельности, буквально пронизано природой и без этой «пронизанности» оно бы существовать не смогло.
Так же обстоит дело и с человеком. Он – явление природно-социальное. Биофизиология его телесной организации, отправление жизнеобеспечивающих функций организмом, ритмика жизнедеятельности, «биологические часы» (смена бодрствования сном, ощущений сытости и голода, напряжение и расслабление организма и т.п.) – всюду чувствуется природа. Наше «исключение» – это сознание и осознанные материально-производственная деятельность и социальное поведение. Этого в природе нет.
Природа выступает также базой развития общества. Для развития нужны не только желание и готовность что-то улучшать, но нужна база, которая выступит материальной основой такого развития. Развитие – это, во-первых, наличие материальных условий для такого развития; природная среда, дающая возможность для расширения деятельности; во-вторых, нужны средства, способные повысить эффективность материальной деятельности; в-третьих, только в ходе активного воздействия на природу создается запас материального «ресурса» для развития человеческого ресурса. Перечислять можно многое из «нужного». И это многое создается в ходе деятельности (материальной и духовной), общество прогрессирует. Где необходимых природных условий нет, там нет и никакого развития. Как пример: на американской Аляске вся цивилизация «материковая».
Географическая среда и ее исторический характер. Элементы географической среды
Природа в широком смысле слова – это вся Вселенная, что для жизнедеятельности общества, конечно, многовато. А в узком смысле слова, природа – это наша земля: все, что на ней; все, что над ней; и все, что в ней. Человеку в равной мере необходимы суша, моря, морские обитатели, леса, луга, пустыни и тундры, почти все земные обитатели (включая многие микроорганизмы почвы и нашего процесса пищеварения). Человек и общество в целом существуют, осуществляют свою жизнедеятельность сегодня почти на всем земном шаре. Но так было не всегда. Обратимся мысленно к далекому прошлому, когда общество еще не было планетарным, а представляло собой отдельные очаги цивилизации, формировавшиеся в наиболее благоприятных для выживания природно-климатических условиях. В социальной философии этот ареал жизнедеятельности человека называется географической средой. Это станет более понятным, если обратиться к более древним временам, периоду родоплеменной формы общежития. Род, как правило, обосновывался на определенной территории, дававшей ему все необходимое для примитивной жизни: удобное жилище (пусть это была даже природная пещера), наличие угодий для рыболовства и охоты и др. Для первобытных людей место их обитания казалось центром мира, но по мере роста практики, трудовых навыков, разрастания рода ареал освоенного мира постепенно расширялся: пещеры уже не хватало, дичь в ближайшем лесу пропадала, сушняка для топлива становилось все меньше и т.д. Таким образом, древние оказывались перед необходимостью расширения ареала своей жизнедеятельности.
Параллельно с этим географическая среда разрасталась не только «вширь», но и «вглубь». К примеру, тот же лес первоначально служил для людей только местом охоты и как источник топливного материала; после того, как люди научились строить искусственные жилища, лес превратился в источник строительного материала, приобретали ценность для жилища одни породы деревьев при одновременном понимании бесполезности других. Позже, через тысячелетия, лес превратился в строительный материал для мебели, в сырье для химической промышленности. Одним словом, леса стали сегодня национальным богатством, незаменимым материалом определенных отраслей промышленной деятельности. Примерно то же самое можно сказать о земле и ее недрах: она, из места для жилища, превращается и в пастбище для скота, и становится основой земледелия. Ее недрами пользуются уже первые гончары, позже – рудокопы, затем она оказывается кладовой угля, нефти, газа, строительных материалов и т.д. Одним словом, использование природы расширяется по мере развития человечества. Сегодня мировая цивилизация стремится пробиться к иным планетам, и это не ради любопытства: околоземную массу воздуха современная промышленность уже давно «взяла в оборот» (компрессорные станции и кислородные цеха в металлургическом производстве, подземные разработки, проведение подводных работ и др.). Так что атмосферный воздух сегодня нам нужен не только для дыхания, без него «умрут» многие отрасли промышленности. Это и определяется понятием исторический (т.е. меняющийся, развивающийся) характер географической среды.
Географическая среда многокачественна, и во всех своих проявлениях она нужна человеку. Но все ее многообразие можно поделить на два больших блока – это предметы потребления и предметы производства. Если мы присмотримся к географии ранних цивилизаций, то обнаружим, что они развертывались там, где были не просто благоприятные природно-климатические условия, но там, где были при том и богатые природные условия: много дичи, рыбы, фруктов, ягод; всего того, что можно было сорвать, поймать, найти и потребить. Что-либо делать дополнительно с этими предметами было не нужно (если не считать отмывания от грязи, ощипывания, зажаривания, поиска дров, воды и др.). Долины Нила, Междуречье (долина между Тигром и Евфратом), долины Инда, Ганга (в Индии), Дуная и Волги (в Европе) и были местами формирования ранних цивилизаций (что касается африканского континента, то его равномерное заселение, особенно южнее Северного тропика, наблюдалось с самых древнейших времен – это подтверждают археологические раскопки).
В этих благодатных условиях природа без труда давала необходимый минимум предметов пропитания, а жаркий климат не создавал забот об устройстве теплого жилища. И лишь по мере расширения практики, роста потребностей люди стали использовать и сырьевую базу своего обитания, при этом в нарастающей прогрессии. Сырьевая база истории, т.е. предметы производства, имеет одну интересную особенность, какой лишены предметы потребления: она как бы впитывает в себя живой труд, становится все нужнее людям. Обратимся к элементарнейшему примеру. Стоящее в лесу дерево можно продать за одну цену; если это дерево спилить, обрубить на нем сучья, превратить в «хлыст» (термин лесозаготовителей) – цена его будет уже выше; если этот хлыст «разогнать» на доски, то цена их будет еще выше; если мы из досок изготовим мебель – цена мебели окажется несравнимой с первоначальной ценой дерева «на корню»: живой труд повышал стоимость и потребительную стоимость дерева, он как бы овеществлялся в вещах.
Ярчайшим примером роли данного фактора является современная Япония, практически не имеющая природного сырья и использующая только привозное. Но японская промышленная продукция, насыщенная живым трудом, оказывается конкурентоспособной на мировом рынке. Своих топоров, лопат, кувалд из привезенных руд Япония не производит: их рыночная стоимость не намного превысит стоимость купленного металла. Но вот предельно трудоемкую продукцию («высокие технологии») производит в изобилии (электронику и микроэлектронику, наручные телевизоры, компьютерную технику, автомобили повышенного качества; у нее же самый «умный», т.е. напичканный электроникой, рыболовный флот, самые мощные в мире нефтеналивные танкеры и т.д.). В итоге Япония, интенсивно используя живой труд, рационализируя технологии, чужую сырьевую базу превратила в источник национального богатства.
Интересно проследить диалектику влияния на жизнь общества предметов потребления и предметов производства. Если раньше богатые народы были богаты дарами флоры и фауны, и обедненные этими дарами народы смотрели на них с завистью, то сегодня народы, обладающие благоухающей природой, оказываются народами бедными. Они настойчиво бурят и сверлят свои недра, пытаясь отыскать в них хотя бы что-то, что можно пустить в производство. В этом отношении характерен регион Индокитая, где буквально все пищит и ползает. Природа в этом регионе земного шара роскошная, привлекательная для туристов. На обед можно заказать любое мясо – от слонины до змеиного; бананы растут повсюду, в пищу местное население использует буквально все живое, которого хватает в изобилии. Но все то, что характеризует современную цивилизацию (машинизация, топливные и энергетические ресурсы, технологичность производств) все это привозное. Регион Индокитайского полуострова беден недрами. Потому там так беден народ, потому там сосредоточено производство наркотиков и процветает проституция: нужны деньги, чтобы выжить.
Но почему, может возникнуть вопрос, сельскохозяйственная продукция не может выступать источником национального богатства? Ответ очень прост: предметы потребления не повышают свою стоимость пропорционально вложенному труду. Например, если из килограмма яблок ценой в 19 руб. насушить компот, то его можно, при хорошем рынке сбыта, продать по 40 руб. кг. Выгода налицо, если не подумать. Из нашего исходного килограмма мы можем насушить только 0,2 кг, а это будет стоить 8 руб. при «хорошем рынке» (малый завоз – повышенный спрос). Наши трудовые затраты, плюс электроэнергия сушилки – и эти 8 руб.?! Выходит, что труд только уменьшил стоимость исходного продукта. Страны сельскохозяйственные своей продукцией торгуют себе в убыток; государства с высокоразвитой экономикой свое сельскохозяйственное производство дотируют (доплачивают производителю разницу между себестоимостью и рыночной стоимостью продукции). В противном случае цены на продукты подскачут «до неба», потребитель будет стремиться перейти к натуральному хозяйству, т.е. к самообеспечению (что и происходит на общеизвестных «шести сотках», когда их владелец трудозатраты не меряет, считает, что все у него «получено даром»). Следовательно, богатство народа сегодня меряется не просто природой, но природой, насыщенной сырьевой базой. В этом вопросе России повезло: у нас есть все или почти все; дело осталось за «небольшим» – научиться высокотехнологично работать, превращая труд в стоимость.
Влияние природных условий на темп развития истории
Как можно понять, естественно-географическая среда далеко не одинакова в разных поясах земного шара. Из школьного курса географии студенты помнят, что на земном шаре принято выделять зоны жаркого климата, умеренный пояс, полярные зоны. Сегодня человечество практически расселено по всему земному шару, но когда-то было так, что население скучивалось в зонах жаркого пояса, по своим природно-климатическим признакам наиболее благоприятного для выживания в период низкого развития производства, большой зависимости от внешней природы. Но получилось так, что благодатная природа, обилие флоры и фауны оказались той «ловушкой», куда «попались» народы: относительная легкость существования не стимулировала борьбу за выживание: угрозу жизни представляли лишь бегающие и плавающие «соседи», т.е. разного вида зверье. Условия общежития, первичный коллектив был в состоянии от одних видов зверья отбиться, от других – защититься, от третьих научились держаться подальше. В целом общество выживало, затрачивая минимум усилий для получения исходных предметов потребления.
Благодатная среда не стимулировала развитие предметно-трудовой деятельности, а это, в свою очередь, сказывалось на общем уровне развития общества, поступательном движении истории: здесь история не шла, а как бы «плелась». Такой же темп развития истории наблюдался и у народов северных зон земного шара, но уже не из-за наличия благоухающей природы, а наоборот, от ее скудности, суровости условий существования. Здесь природа, в полном смысле слова, отбирала у людей все силы в ходе их борьбы за существование, но результат такого непосильного противостояния был минимальным: созданных материальных предпосылок для развития едва хватало на воспроизведение уже бывших условий жизни; о каком-либо прогрессе речь тоже вести нельзя.
В ранний период истории в наиболее благоприятном положении оказались народы умеренного пояса. Здесь природа давала в готовом виде лишь минимум для проживания, а все остальное приходилось добывать тяжелым трудом. Но этот труд был результативным, повышал благосостояние, помогал росту знаний, опыта, совершенствовал самого человека и вообще создавал материальную базу для совершенствования всех сторон общественной жизни. В итоге имеем следующую картину: природа богатая и слишком бедная развитие общества сдерживает, природная среда умеренного пояса земли развитие стимулирует. Вот почему к началу эпохи Нового времени народы мира подошли с различными уровнями общественного развития. Это позволило народам умеренного пояса земли превратить остальной мир в свои колонии и полуколонии: вооруженные пушками и ружьями колонизаторы шли завоевывать народы, имевшие на своем вооружении луки и каменные топоры. Но мужество туземцев было бессильно против вооружений колонистов. Колонии Британской империи в 50 раз по площади были больше метрополии. Нечто подобное было и у Франции, прибравшей к рукам чуть ли не весь север африканского континента. Юг азиатского материка был поделен между Англией, Францией и Японией. Двадцатый век в истории народов Земли произвел большие перемены: колониализм ушел в историю, началось выравнивание цивилизаций. Время показало, что причиной былой отсталости являлись не расовые, не национальные особенности, а низкий уровень развития производительных сил, сознательная политика метрополий на задержание развития зависимых народов. Груз природы (ее благодать или суровость) стал преодолеваться. Активизировалась материально-производственная деятельность. Народы словно проснулись от исторической спячки, уходит в прошлое деление народов на развитые и отсталые; сегодня можно вести речь лишь о промышленно-развитых и промышленно-неразвитых странах, без привязи этого состояния к специфике природно-климатических условий. На первое место выдвигается сырьевая база для промышленности.
Природа и современная цивилизация. Экологические проблемы человечества
Проблемы отношения общества к природе всегда волновали человечество. Человек в своей деятельности постоянно стремился относиться бережно к объекту своего воздействия, поскольку от этого зависела эффективность его деятельности. Земледелец берег землю, скотовод – животных, ремесленник – орудия своего производства. Но тот же скотовод совершенно не задумывался над тем, какое воздействие оказывает его скот на почву и растительность: травы было много. В равной мере это было характерно и для земледельцев: истощенные земли забрасывались, осваивались новые территории. Веками формировалась психология, что природы много, и человек в ней полный хозяин, может поступать по своему произволу.
С точки зрения современного экологического сознания такое отношение к природе мы назовем варварским, но до наступления эры капиталистического производства над этим не задумывались, хотя тревожные «сигналы» природы к людям уже были: стада коз оголили горы Османской империи; о ливанском кедре, из которого строился Иерусалимский храм, остались воспоминания только в Библии; по законам штата Калифорния (США) запрещается стрелять в зайцев из окон трамвая, хотя сегодня в Сан-Франциско нет ни трамваев, ни зайцев. Но 100 лет назад, когда по улицам пошли трамваи, зайцы-то, значит, были! На Руси к царскому столу подавалась стерлядь – «царская рыба», которую вылавливали в Москве-реке и Яузе. Район Сокольников – место царской охоты на тетеревов и рябчиков; на север от Москвы, вплоть до Дмитрова, тянулся глухой бор, в котором «пошаливали»; сегодня лишь старожилы Северного округа Москвы могут вспомнить, что здесь когда-то было ближнее Подмосковье, называемое Лихоборами. В Европе от «голубого Дуная» остался только вальс Штрауса; в Рейне, воспетом в рыцарских балладах, в стихах Гете и Гейне, рыба больше не живет; нет там больше и русалок, когда-то в изобилии сидевших на скалах в лунные ночи и поджидавших запоздалых рыбаков. Примеры «цивилизованного варварства» можно наблюдать на всех континентах земли. Сегодня от современной индустрии меньше всего пострадала Австралия, но это – «пока»; недалекое технотронное будущее всей земной цивилизации скажет свое слово и там.
Примеры трагедийного состояния природы подкрепляются цифровыми данными.Философия требует подниматься к обобщениям, поиску закономерностей и причин складывающегося дисбаланса в отношении «общество – природа». Природно-естественный ландшафт и вся верхняя оболочка Земли, как ее наиболее ранимая пленка, формировались миллионы лет, когда природа в ходе эволюционного изменения как бы «утряхивала», сближала все виды бытия живой природы. В итоге сложилось природно-климатическое и экологическое равновесие форм, обеспечивающее их сосуществование; наш далекий предок с самого начала этапа человеческого существования своей деятельностью вторгался в это «равновесие», нарушая его. Но до поры до времени это вторжение было незначительным, и природа быстро восстанавливала нарушаемый баланс.
Однако скорость нарушения баланса и его восстановления никогда не была одинаковой. Срубить дерево можно за несколько минут, природе требуется 20–30 лет, чтобы выросло новое дерево; небольшую канаву глубиной в метр можно вырыть за несколько часов, природа выравнивает это «изделие» за сто лет! Активное воздействие на природу началось около 10 тыс. лет назад, когда оформилась «человеческая» эпоха: появились каменоломни, практикуемый монокультуризм в ведении сельского хозяйства истощал землю, скотоводство также вносило изменения в сложившийся видовой баланс растительного мира.
Но подлинный дисбаланс стал вырисовываться тогда, когда на смену натуральному хозяйству пришло товарное, когда производить стали не просто нужное для выживания, а требуемое для рынка. Рыночная экономика развивается при постоянной интенсификации, расширении производства. Целью производства становится прибыль, а природная среда превращается в средство получения прибыли. Ни о какой гармонии с природой, особенно в период раннего капитализма, не могло быть и речи. Одумываться человек начал только тогда, когда природа стала давать «сбои»: мелели реки, истощались запасы лесов, увеличивалась стоимость исходного сырья.
Развивая производство, человечество создает и сопутствующую ему инфраструктуру: города, дороги, предприятия, комплексы машин и технологий, которые являются искусственно «привитыми» к земле. Над природой создается искусственный пресс, к которому ее организация не приспособлена. В последнее столетие общество столкнулось с такой проблемой, как утилизация отходов: природа медленно, но «переваривает», усваивает те отходы цивилизации, которые являются отходами самой природы: железо медленно, но ржавеет; хлопчатобумажная ткань перегнивает; кирпичный дом за столетия разрушится и станет вновь неживой природой. Но как быть с теми материалами, которые получены под громогласный ликующий голос: «Человечество, благодаря своему гению, научилось делать материалы, которых нет в природе!»
Ликование продолжалось недолго: оказалось, что природа наши научно-технические достижения не перерабатывает; полимерные материалы остаются в первозданном виде и после десятилетий пребывания в земле. Наши пластмассы, синтетические материалы можно закапывать в землю и завещать богатство правнукам: мохеровая кофта или нейлоновая сорочка достанутся им новенькими! Природа отторгает «человеческое». Одинаково отторгается оно и нашим телом; не случайно педиатры настойчиво рекомендуют не наряжать детей в синтетику (имеется в виду, что взрослый организм закален, ему носить искусственное, пользоваться полимерными изделиями менее вредно). Но это – глубокое заблуждение. Мы, оказавшись в искусственном цивилизованном вещном мире, подвергаем опасности саму нашу биофизиологическую основу. «Полимерный мир» для человеческого организма губителен.
В XX веке цивилизованное человечество всерьез поставило вопрос об охране природы, формируется экологическое движение «зеленых». Надо полагать, что оно вскоре станет действительно интернациональным. Основания для такого объединения есть. Лозунг «Охрана природы – дело каждого!» не столь уж и мудр. Но у него, с позиций философской оценки его содержания, есть существенная методологическая слабость, поскольку вопрос ставить надо как раз наоборот: природа, как нижележащий слой бытия по отношению к обществу, в своем бытии не зависит от социальной материи. Человечество может природу изуродовать, разбалансировать гармонию ее составляющих, но уничтожить природу человечество не может. Но вот своей бездумной промышленной деятельностью, подгоняемой стремлением к материальному изобилию, оно может сделать окружающую среду несовместимой с требованиями своей биофизиологической природы. И погибнет не природа – погибнет в своих испражнениях человечество. «Хочешь выжить – береги природу!» – вот что должно сидеть крепким «гвоздем» в сознании каждого индивида.
Вопросы для проверки усвоения темы:
1. В чём заключается исторический характер социальной материи?
2. В чём различие понятий «природа» и «географическая среда»?
3. В чём состоит исторический характер географической среды?
4. Почему природа способна влиять на темп развития истории?
5. В чём причины дисгармонии между природой и современной цивилизацией?
Тема 8
Материальное производство и социальные следствия его развития
Материальное производство как сущностный признак общества. Элементы материального производства
Общество состоит из индивидов, включенных в сложные общественные связи: производственные, правовые, политические, нравственные, культурные и др. Но у всех этих связей есть единое основание, что объединяет всех людей и вообще делает возможным существование общества – материальное производство. Чтобы жить, люди должны питаться, строить жилище, иметь одежду и др. Все это общество получает за счет природы через трудовую деятельность. Благодаря труду предметы производства превращаются в предметы потребления, которые человек непосредственно использует по прямому назначению: продукты труда становятся условием выживания, формой связи нижележащей и вышележащей материй. Труд – это не просто деятельность, а деятельность осознанно-целевая. Человек имеет идеальный план своей деятельности, он знает, что ему нужно, как этого достичь, какие орудия труда использовать.
Трудовая деятельность носит исторический характер. Она появляется вместе с человеком, являясь условием его биологического выживания, и постоянно развивается и усложняется параллельно развитию человека. В этой связи уместно поставить вопрос: кто кого движет – человек свою деятельность или деятельность меняет человека? Поставленный в такой форме данный вопрос отдает духом софистики. Здесь забыта внешняя среда, духовное «Я» человека, его материальные и духовные интересы. Что заставляет человека заниматься деятельностью? Инстинкт самосохранения. В далеком прошлом это был ведущий зов жизни, не затуманенный более поздними социальными наслоениями. Чтобы выжить, человек использовал все, что принималось его организмом, что смог он достать, найти, догнать. Но это была еще стадия собирательства готового, природного. Труд в собственном смысле слова начинается тогда, когда данное природой необходимо было как-то преобразовывать, подгонять его под меняющийся организм. Кроме того, нельзя забывать и такое обстоятельство, как момент осознанного отношения к предметной среде и способность к образному отражению того, чего в наличии еще нет. Этот идеальный результат заставлял человека отыскивать в реальной среде нужный исходный материал, а также то, с помощью чего это можно реализовать, – орудия труда. Следовательно, трудовая деятельность – это всегда орудийно-преобразовательная деятельность.
Но результат труда редко совпадает с его первоначальным замыслом даже в наше время, при современном уровне производственных навыков, прошлого опыта и имеющихся знаний свойств исходного материала. Это расхождение было, надо полагать, еще большим в то далекое время, когда производственная деятельность была в стадии становления. Потому и результат деятельности – продукт труда – удовлетворял потребность лишь отчасти. Это несовпадение заставляло искать пути совершенствования орудий труда, совершенствовать трудовую деятельность, глубже вникать во все звенья трудового процесса, становиться более искусным производителем. Получается, что труд совершенствовал все стороны орудийной деятельности, в том числе и самого человека.
Если при этом помнить, что трудовая деятельность с самого начала носила коллективный характер, то все те процессы, о которых было только что сказано, в одинаковой степени получали отзвук во всем коллективе: совершенствовался весь коллектив, складывался начинающийся профессионализм, первоначальное разделение труда внутри единого производственного процесса. Так, готовясь к рыбной ловле, одни члены рода могли искусно плести сети, другие – пользоваться «веслами» того периода, третьи – быть искусными загонщиками рыбы и т.п. Растущий профессионализм повышал результаты коллективных усилий, сплачивал первичный производственный коллектив, намечалось разделение функций. Появлялись организаторы и исполнители.
С развитием истории, общественной организации орудия труда не просто изменялись, делались более сложными, но они становились многоступенчатыми, когда между человеком и объектом его труда использовалась уже цепь сопутствующих орудий труда, а сам производственный процесс становился многоступенчатым. Если первоначально для обработки земли предок просто использовал приспособленную для этого палку, то уже древние египтяне и греки землю пахали бревном с оставленными на нем комелями больших сучьев. Следовательно, здесь дерево предстояло срубить, обработать, оставив один – два больших отростка, подготовить его для упряжки вола, сделать саму эту упряжь, обучить вола таскать это бревно, подготовить «пахаря» – и лишь после этого начинать вспашку.
Если мы посмотрим на современную пахоту, то внешне увидим трактор – тракториста – плуг – борону за плугом. Но за этим простым производственным процессом нужно разглядеть весь технологический процесс изготовления трактора, плуга, бороны, подготовки тракториста, весь цикл движения сырья от карьеров до доменных и мартеновских печей, получение на прокатных станах металлов нужного профиля и т.д. Словом, наш трактор, плуг и борона воплощают в себе результат работы горно-металлургической, машиностроительной индустрии, промышленных НИИ и КБ, состояние научно-технической мысли данного времени. Внешне все это – лишь трактор и плуг. Следовательно, роль производительных сил заключается в том, чтобы обеспечить человечеству связь с природным материалом и преобразовать его до нужной потребительной формы. Это то, с помощью чего человек делает, производит нужное.
В силу коллективного характера производственной деятельности люди неизбежно вступают в ходе производительного труда в определенные отношения (организаторы – исполнители; владельцы средств производства – организаторы – исполнители; собственник средств производства – наемные организаторы – наемный производственно-технический персонал – наемные рабочие). В социальной философии, анализирующей материально-производственную деятельность общества, эти складывающиеся в процессе общественного производства взаимные отношения людей, групп, слоев, втянутых в общественное производство, называются производственными отношениями.
Они просты, всем понятны лишь на ранних стадиях общественного производства (внутри рода, общины и т.п.). Но по мере развития общественной жизни, усложнения самого материального производства, вовлечения в него все большей массы населения производственные отношения делаются все более сложными, многоярусными; каждое звено этих отношений функционирует во имя конечного результата, подчиненного интересам всего общества. Они складываются объективно, независимо от воли и сознания отдельных людей.
В период господства марксистского социально-классового рассмотрения законов развития общества производственным отношениям давали жесткую социально-классовую характеристику: всю историю общества делили на пять этапов, «общественно-экономических формаций»: первобытнообщинную, рабовладельческую, феодальную, буржуазную, коммунистическую (социализм – промежуточный этап, переходный период от буржуазной формации к коммунистической). За основу брался характер производственных отношений. Такое членение разрывало историю, делало ее историей борьбы классов за устранение одних производственных отношений и утверждение новых. В действительности производственные отношения включены в общую ткань общественных отношений, выступают показателем уровня совершенства цивилизации, мерилом ее «человечности». Абсолютизировать их – это искажать действительный смысл истории, игнорировать постоянное присутствие в общественной жизни человеческого фактора: воли, сознания, знаний, целей, объективных возможностей данного периода состояния общества. Производственные отношения так же подвижны, как подвижна сама общественная жизнь.
Исторический характер производительных сил. Появление классов и государства как результат развития производительных сил
Производительные силы общества постоянно развиваются и обогащаются. Это обуславливается рядом факторов. Во-первых, изменяется самый главный элемент производительных сил – человек: идет рост его знаний, опыта, профессиональных навыков, постоянно присутствует стремление обеспечить свою будущность. Во-вторых, изменяются сами потребности. Первейшей из них является удовлетворение биологически необходимого минимума (т.е. чтобы просто не умереть от голода). Но ее удовлетворение вызывает новую потребность: расширение потребления, его разнообразие; человек, реализуя одну потребность, своими растущими интересами как бы «подстегивает» себя двигаться дальше, искать новое, более производительное. В-третьих, уже с самого раннего периода в развивающемся обществе начинает формироваться общественная потребность, т.е. необходимость делать что-то, что, казалось бы, не нужно отдельному индивиду, а всем вместе – нужно: перегородить ручей, сделать большой плот, возвести земляной вал от наступающей ливневой воды с соседнего холма и т.п. Здесь уже индивидуальные орудия труда могут оказаться непригодными, возникает потребность придумывать что-то новое. Характер задачи заставляет искать соответствующее решение. И его, как правило, находили (например, строительство гигантских пирамид инками, египтянами. Здесь была использована не только физическая сила, но и определенные технические решения). Потребности человека учат. Учат не только делать что-то, но и заставляют многое знать, помнить опыт предков, опираться на него. Производительные силы общества каждого данного периода несут на себе печать всей прежней истории человечества, его знаний, навыков, его интеллектуальных способностей.
По мере развития общества производство производительных сил само становится отдельной отраслью общественного производства (тракторостроение, станкостроение и др.). Новые производительные силы, чтобы они могли функционировать, требуют создания соответствующей инфраструктуры (дорог, строений, средств связи и др.). Производительные силы становятся технически громоздкими. Если дикарь мог применить свое копье или каменный топор там, где нашел подходящий для производства материал, то современные производительные силы становятся в большинстве своем стационарными, а человек обеспечивает их доставляемым сырьем. И лишь в земледелии и кормозаготовках производительные силы приходится доставлять к месту назначения (тракторы, комбайны, косилки, сеялки приходится доставлять к месту применения, а не землю к тракторам).
В общем виде исторический характер производительных сил – это картина их постоянного усложнения; ее можно представить в виде схемы: ручной труд – труд с использованием тяглового скота – труд с использованием первых механических двигателей (ветряных и водяных) – машинный труд – частичная механизация (когда производственный цикл движется по цепи: машина – живой труд – машина – снова живой труд и т.д.) – полная механизация (набор машин и механизмов выполняют весь производственный цикл) – автоматизация – кибернетизация, когда машинам передается уже и функция управления производственным процессом. Уровень развития производительных сил свидетельствует об уровне цивилизации. В них выражаются не только материально-технические возможности общества, но, что особенно важно, уровень развития основного производителя – человека, поскольку даже самый высокий уровень машинизации возможен только тогда, когда общество в состоянии обеспечить функционирование этого уровня, оставаясь выше развитой им материально-технической базы своего существования.
Производительные силы, расширяясь и усложняясь, одновременно расширяли и сами общественные отношения, делая их более сложными, многосторонними. Если на первом этапе развития общества с помощью примитивных производительных сил производство могло обеспечивать лишь минимум материальных благ для своего существования, то по мере развития и усложнения производительных сил они становятся источником богатства (т.е. с их помощью получался излишек над минимумом, за который началась борьба внутри становящегося общества, которая привела в конце концов к расслоению общества на классы).
Как же формируются классы? Источники будущего классового деления уже заложены в первобытном обществе, в родовом строе общественной жизни. Древний род – это не математическая сумма индивидов, а это сумма социальных индивидов, отражающая иерархическое строение родовой организации, где все были равны в своей бедности и беззащитности перед внешними условиями, но были не равны по своей роли в общеродовой организации. Древний человеческий род – общность организованная и управляемая, со строгим разделением функций внутри рода, где каждый участвовал в общей жизни рода в силу своих способностей, значимости индивидуального «Я». Глава рода, шаманы, наиболее удачливые охотники и самые смелые воины были элитой родовой организации. Подчинение единой воле уже присутствовало: иначе род не смог бы выжить. Когда наметился рост производительных сил, стал создаваться относительный излишек материальных благ, то он, как правило, оказывался в собственности родовой элиты. И сородичи с этим мирились: действовало право сильного. Здесь и обнаружилось, что производительные силы не просто создают условия для выживания, но и являются источником получения богатств, которые, в свою очередь, поднимают общественный статус сородичей внутри рода. Открылась тайна живого труда: способность производить больше того минимума, который нужен на его восполнение. Начинает появляться рабство: сперва за счет захватнических войн, а после – из числа обнищавших соплеменников.
Следовательно, классовое деление появляется тогда, когда единичная рабочая сила за счет новых орудий труда оказалась в состоянии производить больше того минимума, который нужен для ее содержания. Раб стал выгоден. С «открытием» рабства начались войны за захват сфер приложения живого труда: земель, рудников, каменоломен, лесных и речных угодий, всего того, где с помощью живого труда и примитивных орудий можно было получить продукты для обмена. Натуральное производство в руках владельцев земель, лесов, каменоломен, серебряных и медных рудников превращается в рыночное. На базе рабского труда расцветает торговля: появляется особый слой торговых посредников – купцов. Зарождается и эквивалент произведенных товаров – деньги. А поскольку единого мирового рынка еще не существовало, то появляется и «предок» современных банков – меняла, обменивающий деньги одного народа на деньги другого. Курс «валют» разных стран привозили те же купцы. Абсолютной валютой древней торговли служило золото.
Отсюда видно, какие сложные и глубокие изменения в обществе были вызваны ростом производительных сил: произошло классовое расслоение, появились классовые интересы, взаимное недоверие; былая консолидация по родоплеменным признакам сменилась консолидацией классовой; появился целый аппарат по обеспечению функционирования нового уклада общественной жизни. Этим аппаратом явилось государство.
Государство – историческое явление. Оно появилось тогда, когда произошло расслоение общества на классы с противоположными интересами, когда класс имущий, т.е. имеющий собственность и рабов, всеми путями стремился сохранить свое господствующее положение, а класс рабов стремился освободиться от зависимости. Двойственным было положение «свободных граждан»: они имели право носить оружие, не имели над собой хозяина, могли заниматься ремеслами, торговлей, земледелием на ограниченном участке земли, но одновременно были обязаны быть готовыми к участию в военных набегах на соседние народы, ведомые их правителями во имя захватов тех же земель или рабов. Рядовым воинам оставались только грабежи: брать, что можешь унести. Поэтому бедные и не очень зажиточные граждане оказывались в косвенной зависимости от своих богатых и властных сородичей. Правящая верхушка общества поддерживала сложившийся общественный уклад силой (дружинами, наемным воинством, объединенными усилиями всего правящего класса). А чтобы каждый ясно знал свое место в иерархической структуре общества, пишутся законы. Вне закона и над законом остается только верховный правитель, средние слои общества имели четко прописанные права и обязанности, общественные низы вообще оказывались опутанными обязанностями при минимуме личных прав; рабы были в полной собственности и распоряжении рабовладельца: он мог делать с ними все.
Бывшие ранее социальные регуляторы поведения – нормы морали, чувство справедливости, традиционные меры воздействия – уходят в область семейно-бытовых отношений. На их место приходит законодательство, перечень норм и правил, что гражданин может делать, что должен делать, а что запрещается (с перечнем наказаний за те или иные нарушения). Высшим преступлением было покушение на жизнь правителя или царствующий дом, с развитием государственности и всего общества – покушение на существующий уклад общественной жизни. Серьезным преступлением считалось покушение на чужую собственность. Была оценена и жизнь индивида, но неодинаково. Так, в России за смерть дворянина платила вся деревня: половину пороли, а вторая половина шла на каторгу. Но наказание дворян за лишение холопа жизни «тонуло» в земских проволочках, а в итоге оказывалось, что погибший сам виноват в своей смерти! Непокорного холопа нельзя было убить, но его можно было запороть на конюшне до полусмерти, остальное доделывала природа.
На охране введенного законодательства стояли органы насилия: суды, полиция, тюрьмы, армия. Общим дирижером общественной жизни выступали органы власти: монарх, его советники, назначаемые правители на местах, вплоть до сельского урядника или околоточного – в городе. Все они были при власти. Для содержания всей иерархии управления государством вводятся налоги. Собранные со всех граждан деньги шли в казну, а там уже распределялись согласно роли каждого служащего в государственном аппарате.
Но будет неправильным видеть функцию государства только в защите сложившегося порядка общественных отношений. Государству в одинаковой степени приходится решать и общественные задачи: поддерживать обороноспособность страны, организовывать систему образования, здравоохранения; проводить гибкую национальную политику, если государство оказывается многонациональным; строить дороги, дамбы, организовывать связь, сбалансированное развитие различных отраслей производства, поддерживать дружеские отношения с соседними государствами, одновременно заботясь о приоритете национальных интересов в этих отношениях; защищать права своих граждан в случае конфликтных ситуаций с соседями. На все это нужны деньги, за все платит казна. Поэтому думать, что собранные налоги прямо идут в карманы госслужащих, крайний примитивизм.
Из сказанного о государстве сделаем некоторые обобщения. Государство – историческое явление. Его появление закономерно. Его функции можно разделить на два больших блока: 1) поддержание сложившегося социально-экономического уклада общественной жизни; 2) хозяйственно-организаторская и социально-политическая.
Признаки государства: органы власти, органы насилия, законодательство, налоги, территория. Государство развивается от тиранического к демократическому, от династического правления к парламентско-республиканскому. Бытовавшее ранее представление о возможности существования общенародного государства – недалекий миф, теоретически несостоятельный. Заставить государство служить интересам всего народа, сделать его народным по духу – это в силах только избирателей. Появление классов и государства, коренные сдвиги в социально-экономическом укладе общественной жизни, атмосфера соревнования в выживании, динамизм внутри самого уклада общественной жизни, резкое повышение требований к личности каждого и многое другое – таковы результаты развития производительных сил.
История как непрерывная смена моделей социальной реальности. Человеческий фактор в истории
Всю историю становления человечества в сотни тысяч лет можно условно поделить на два периода: предысторию человечества и его историю. Последний период определяется в исторической науке длительностью в 10 тыс. лет. Но и этот, уже «исторический», период человеческое общество в различных ареалах земной цивилизации проходило неравномерно. А если выразиться более точно, то в каждый исторический период на земле сосуществовали рядом цивилизации разного уровня развития и так называемые «отсталые» народы не спешили сливаться с более развитой цивилизацией, когда оказывались в непосредственном соприкосновении: многовековые традиции, обычаи, верования, язык, весь уклад жизни, сложившийся за столетия, оказывались устойчивее всех нахлынувших элементов европейской культуры. Это наблюдалось на североамериканском континенте, когда туда пришла англосаксонская цивилизация; тасманийцы в Австралии еще и сегодня живут по своим законам, хотя формально являются гражданами Британского государства. Коренные народы Экваториальной Африки не спешат становиться «цивилизованными». И совсем странно, на первый взгляд, протекает жизнь племен южноамериканских индейцев, превративших свои селения в этнографические музеи с живыми экспонатами: они стали местами туристических экскурсий, где нужно платить «доллар» за посещение самого селения, доллар – за посещение хижины вождя, доллар – хижины шамана, доллар – за участие в рыбалке, доллар – за возможность получить огонь трением (хотя сами индейцы пользуются зажигалками), а о предстоящем посещении узнают по мобильной связи и готовят заранее весь спектакль «первобытной жизни».
Примеры подобного плана можно приводить бесконечно. Философия требует анализировать основное, закономерное. А закономерности таковы: каждая общность развивается, хотя темпы развития различны; развитие производительных сил, деятельность везде являются определяющим фактором; разные народы, пусть и в разное историческое время, проходят в основном одни и те же стадии развития; примерно похожим выступает становление мировоззрения и духовной жизни вообще. Поэтому каждый тип жизненного уклада со всей спецификой материальной и духовной жизни философия определяет как модель социальной реальности, а все развитие истории – как смену моделей социальной реальности.
В XIX веке марксизм, опираясь на идеи Сен-Симона, рассматривал историю человечества как историю смены общественно-экономических формаций, положив в основу смену способов производства. Для современника Маркса и Энгельса – Фейербаха, – история была историей смены религий; гегелевский вариант истории народов – это шествие мирового духа по земле, который «успокаивается» в Германии. Сегодня общественные науки рассматривают все человечество как сосуществование мировых цивилизаций: европейской (в совокупности с североамериканской), азиатской, арабоязычной, африканской, индокитайской. Но это деление крайне условное, поскольку жизнь каждого народа представляет определенную модель социальной реальности, а историческое развитие народа, смена укладов общественной жизни – это и есть смена моделей социальной реальности.
Какова социальная реальность современной России? В свое время (в начале XX века) появилась теория «евразийства», как особенность российской цивилизации. В 50-е годы президент Франции Ш. Де Голль выдвинул идею строить единую Европу «от Атлантики до Урала» – очень понравившуюся тогдашнему лидеру СССР Хрущеву. Сегодня Россия уходит от партийно-идеологического тоталитаризма и приобщается к европейским ценностям: наблюдается демократизация общественной жизни, состязательность кандидатов при проведении выборов в органы власти, пересматривается былое негативное отношение к владельцам средств производства, собственность у нас уже не орудие эксплуатации, а средство личностного самоутверждения, и законодательство открывает равные возможности участия в предпринимательской деятельности. Совершенствуется само законодательство. Решен вопрос с гражданскими свободами (слова, печати, мнений, передвижения, места жительства и др.). Ведущие авторитеты европейского общественного мнения факт демократизации общественной жизни в России признают уже без всяких оговорок.
Но на пути полного приобщения России к европейской цивилизации стоит одно очень серьезное препятствие: наш национальный менталитет, состоящий в преклонении перед власть предержащими. Народные массы России много столетий были в полной экономической зависимости от властей: деревенский мужик даже после 1861 года (проведение освободительной реформы) оставался в руках помещика. Его наличная собственность не позволяла ему только не умереть с голода, а чтобы жить достойно, ему приходилось низко кланяться. Надежды были связаны лишь с благосклонным отношением начальства. Для мужика начальниками были староста и управляющий, для городского рабочего – фабричное начальство, от мастеров до инженеров и начальников участков, которые могли «побаловать» хорошей работой в случае твоего примерного поведения.
С наступлением эпохи «строительства социализма» положение нисколько не изменилось: сельский житель превратился в заложника подневольного сельского труда; он не имел паспорта; приусадебный надел земли был минимальным (чтобы личное подсобное хозяйство не могло служить источником доходов!); требовалась обязательная годовая выработка числа «трудодней» (в противном случае огород урезывался). Контроль за исполнением налогоплатежей был таким, что во дворах крестьян пересчитывали даже поголовье кур. За коров и овец приходилось тоже платить молоком и шерстью. В селах среднерусской полосы авторитет заимели козы: чиновники о них забыли.
В городе рабочий чувствовал себя «пролетарием»: он не имел никакой собственности, но за хороший труд, особенно за ударный, мог рассчитывать получить «даром» квартиру, бесплатное образование, медицинскую помощь, почти даром – путевки в местные и не столь отдаленные дома отдыха. Но производственная дисциплина была жесткой: «планово повышалась производительность труда» (в конце календарного года шел пересмотр норм выработки), расценки были продуманы так, что почти рядом работали «рабочая аристократия» и низкооплачиваемые рабочие, профсоюзная солидарность становилась мифом (профсоюзы – «приводные ремни партии»); за малейшее непослушание и вольнодумство – перевод на нижеоплачиваемую работу или снятие с очереди на путевку, квартиру, предстоящую посылку на «повышение квалификации» или в школы партийного, профсоюзного или комсомольского резерва и т.п. Жизнь шла в сети производственных, партийных и профсоюзных инструкций и постановлений, при четком единодушии в «поддержку» любого начинания, идущего из Москвы. Человек труда был превращен в марионетку, которой манипулировала многочисленная армия партийного и производственного чиновничества. Его всюду «воспитывали».
В итоге село и город формировали «героев трудового подвига», но убивали человека, его право на мысль, на инициативу, на надежды и веру в свои силы. «Единица – вздор! Единица – ноль», – писал «трибун» Маяковский, готовый «волком выгрызать бюрократизм». Помимо своей воли, он, не подозревая того, «наступил на самую больную мозоль» тоталитарной партийно-бюрократической системы социализма, а все поняв, счел нужным застрелиться.
В России столетиями воспитывалась психология преклонения перед инструкциями и чиновничеством, народ ожидал «благ»; а чиновник чувствовал себя всесильным благодетелем. Это остается и сегодня нашим национальным менталитетом. Нам предстоит еще долго изживать психологию своей ущербности, на радость чиновникам! Трудящийся не может, не знает, не умеет себя защищать, он еще не почувствовал себя личностью. Чиновник ликует: его власть еще долго будет незыблемой. Неужели, действительно, каждый народ имеет такое правительство, которого он заслуживает?
Рыночная экономика – это не просто бойкая ларечно-лавочная торговля, а это рынок наемного труда, где собственник средств производства встречается с собственником рабочей силы. Собственники средств производства консолидированы, проводят российские совещания и съезды, пробиваются во властные структуры, создавая картель капитала и власти. Трудящиеся массы – многомиллионный растревоженный муравейник – мечущиеся в новой социальной реальности, беспощадно конкурирующие, вырывающие друг у друга порой единственный кусок хлеба. Очевидно, трудящимся надо дожидаться «российского электромонтера» и своей «солидарности», чтобы уметь в рамках Конституции отстаивать свои социальные права. Вот это и будут рыночные отношения между трудом и капиталом. Поэтому пока о российской модели социальной реальности говорить рано, она еще только формируется.
Говоря о моделях социальной реальности не в теоретическом, а в конкретно-историческом плане следует помнить, что она формируется в результате деятельности. Центральным субъектом деятельности выступают народные массы, трудящиеся. Именно их руками создаются все материальные блага, т.е. средства существования. Кормит, одевает, строит жилища не все общество, а лишь его часть, включенная в непосредственное материальное производство. Второй сферой проявления решающей роли народных масс в истории является их роль в периоды крупных социальных переворотов: победят те силы или партии, которых поддержат народные массы. Ярким примером «охоты за голосами» являются выборы всех ступеней, начиная от местных и заканчивая выборами президента: претенденты на народное доверие буквально соревнуются в словесной раздаче «благ», не подозревая о том, что единожды не выполненное обещание подрывает доверие ко всей социально-политической системе. Россияне, которые только-только приобщаются к парламентской демократии, еще не научились задавать вопрос: «А где возьмешь?». Надо полагать, что со временем болезнь под названием «вислоухость» пройдет.
Большое влияние оказывают народные массы и на духовную жизнь общества. Конечно, не народ, а Лев Толстой написал «Войну и мир»; не народ, а Бородин сочинил «Князя Игоря». Тут возразить нечего. Но народ создает материальные возможности для работы художника. Кроме того, и это наиболее существенно, народ выступает хранителем духовных ценностей нации: танцев, песен, сказок, сказаний, языка. Например, при жизни А. Пушкина его современник поэт Метерлинк пользовался гораздо большей известностью, чем Пушкин. Но сегодня от Метерлинка осталась только «Сказка о Синей птице», – да и то в ее сценической обработке, а произведения Пушкина останутся навсегда, пока будет стоять Россия. Комедии и трагедии Шекспира идут в театрах чуть ли не всего мира (Африка, Испания, Италия, Дания, Англия), но во всех героях чувствуется англичанин, британский «человек мира». Художник тем значительнее оставляет наследие, чем ближе для него были Родина, народ, проблемы, общественное значение поднимаемых им вопросов.
Нельзя скидывать со счетов и роль личности в истории. Даже сообщество биологически-организованных видов имеет своего вожака; биологически более высокие сообщества (стайные сообщества львов, волков, обезьян и др.) без лидирующей роли сильнейшего не могли бы существовать. Это же наблюдалось и в человеческих сообществах с самого начала их развития. К биологической потребности в вожаке прибавилась потребность социальная, организаторская. Необходимость лидера-организатора диктуется деятельной природой существования общества. В ней постоянно должно присутствовать организующее начало, при этом результаты этой организаторской деятельности должны чувствовать все. Так было в первобытном обществе, так было при племенном строе, такие процессы шли в периоды, когда шло складывание монархического правления (античные «тираны», «цезари» – прообразы будущих абсолютных монархий). Но абсолютные монархии рушились тогда, когда объективный ход исторического развития доказывал невозможность осуществления принципа единоначалия в многогранной деятельности. Победа парламентаризма над абсолютизмом – это свидетельство разросшегося социально-хозяйственного механизма. Появляются советы и советники, министры и министерства. Примером обратного плана выступает армия: ее боеспособность напрямую зависит от того, в какой степени вся ее совокупная мощь подчинена единой воле. Экономическую жизнь общества подчинить единой воле нельзя.
В общественной жизни крайне существенную роль играет авторитет личности, оказавшейся во главе общества. Он оказывается социальным лидером, «дирижером» общественной жизни. В периоды, когда сложился определенный общественный уклад, идет процесс его спокойного развития, лидирующая фигура мало заметна. Но в переломные периоды истории возникает историческая потребность в лидере. И, как правило, такая личность появляется. К примеру, Великая французская революция выдвинула личность Наполеона; Россия знала личность Петра I, который всю свою деятельность подчинил «подтягиванию» России до уровня развития европейских держав того периода. В современной России в полном смысле слова идет борьба за лидерство, поскольку сегодня общество переживает как раз такой период, когда возникла историческая потребность в лидере; авторитетное слово которого, обращенное к массам, было бы для всех «категорическим императивом». И если деятельность такой личности соответствует историческим задачам данного периода, то такая личность выступает как великая.
История как прогресс. Противоречивый характер социального прогресса
Прогресс – это характеристика такого всеобщего свойства материи, как движение, но в его применении к социальной материи. Одним из всеобщих свойств материи, как было показано ранее, является движение. В ходе движения рассматриваемая структура материи или усложняется, или, наоборот, упрощается. Это философское положение о всеобщности движения проявляется и в жизни общества. Синонимом развития при характеристике общественной жизни выступает понятие прогресс. Прогресс – это усложнение общественной жизни. Его естественным проявлением выступает такое историческое явление, как изменение общественной жизни, развитие истории вообще. Но развивающаяся цивилизация (этап от первобытнообщинного строя до современного состояния) – явление многогранное. В силу сложности социального прогресса будет целесообразным рассмотреть его слагаемые.
Во-первых, существенным показателем прогресса является развитие производительных сил общества. Орудия труда не просто делаются более сложными и эффективными, но они постоянно интеллектуализируются. Человек, создавая орудия труда, машины, технологические линии, вкладывает в них всю сумму общетеоретических и технических знаний своего времени, учитывает весь прежний опыт. Машинизация общественного производства ведет к снижению доли живого труда в производственном процессе, делает труд менее изнурительным.
Во-вторых, повышается производительность труда, т.е. в единицу времени производится все больше и больше продукции. В результате постоянно увеличивается совокупная доля общественного богатства, повышается материальный уровень жизни общества. Материальное положение меняет психологическую атмосферу общества: социальные отношения делаются менее напряженными, снижается тревога за завтрашний день. Увеличивается доля свободного времени, более разнообразным делается досуг.
В-третьих, идет постоянное изменение общественных отношений; слагаемые социальной жизни и, в первую очередь, общественные отношения совершенствуются под влиянием требований совокупной общественной деятельности: появляются новые сферы общественного труда, новые профессионально-социальные группы, занимающие соответствующую нишу в общем укладе общественной жизни. Так, например, в современном культурном мире большое место занял так называемый шоу-бизнес. Сложилась целая индустрия развлечений, где спрос словно соревнуется с предложением, растущее число шоу-групп находит своих поклонников; традиционные формы культурно-массовой работы немного «потеснились», и работа с массами продолжилась, только в более насыщенном режиме. Это и будет примером общественного «укладывания».
В-четвертых, повышается роль субъективного фактора в истории, когда на основе познанных закономерностей общественного развития общество в лице своих лидирующих органов (парламента, правительства, различных административно-хозяйственных структур) вырабатывает стратегию социального развития с опорой на полную базу данных, характеризующих социально-экономическую обстановку как внутри страны, так и в ближайшем соседнем окружении. Тут привлекаются экспертные советы, данные статистики, общественное мнение и другое. В итоге жизнь общества оказывается под разумным контролем, цель которого – избежать дисбаланса в развитии общества, перекосов в состоянии отраслей всего комплекса социально-экономической жизни общества. Область социального регулирования распространяется на образование, подготовку профессиональных кадров, создание сети информационных коммуникаций, транспорт и т.д. Важным участком выступает сфера международных отношений, отстаивание национальных интересов в глобальном масштабе, что особенно важно в условиях глобализации экономики и политики.
В-пятых, особую значимость приобретает прогресс культуры. Общество стремится развивать все ее отрасли, виды и формы, а время осуществляет качественный отбор: песни, романы-однодневки и многое подобное умирают часто в день своего рождения, а подлинная культурная ценность становится общечеловеческим достоянием, будь то книга, кинофильм, художественное изделие. Зритель, читатель, слушатель предпочитает все наиболее человеческое, ценное во все времена. Такие образы, как Отелло, Гамлет, Растиньяк, Гобсек, Дон Кихот, князь Мышкин, Наташа Ростова и многие другие литературные герои; полотна Рубенса, Рафаэля, музыка Моцарта преодолели время и пространство, стали достоянием человечества. С ускорением темпов развития истории процесс сближения культур также ускоряется. Сплетник делится своей «новостью» с соседом, гений своей душой – со всем человечеством.
В-шестых, общество гуманизируется. Постепенно формируется уважительное отношение человека к человеку, осознание человеческого достоинства каждого человека. Подвергаются общественному осуждению хамство, чиновническое чванство, эгоистические жизненные ориентиры. Человек должен стать центральной ценностью бытия – это задача, которую ставит общество перед каждым своим членом.
Однако социальный прогресс имеет и свои негативные стороны, на которые необходимо указать. Наблюдаемое истощение сырьевой базы для промышленного производства становится уже хрестоматийным положением. Для современных городов-мегаполисов превратились в экономическую и социальную проблему промышленные и бытовые отходы, особенно те из них, которые не «перерабатываются» почвенными микроорганизмами. Громада созданных богатств не только поражает воображение, но и вызывает жадность обладания. В итоге деформируется личность, смещаются ценности. Технотронная цивилизация повышает нервно-психические нагрузки. Отсюда частота нервных потрясений, психические расстройства. Растет чувство бессилия индивида перед достижениями современной цивилизации: человек не в состоянии овладеть всей наукой, понять всю технику, все технологии, быть универсальным специалистом, быть «своим» среди достижений мировой культуры. Однобокое развитие науки и техники, сложившееся в условиях противостояния разных типов цивилизаций («социалистический лагерь» – «капиталистический лагерь») привело к небывалому развитию орудий смерти: сегодня одним нажатием кнопки можно уничтожить все человечество, но никакие «кнопки» пока не в состоянии избавить человечество от таких болезней, как чума, сибирская язва, СПИД, наркомания и др.
Человек для своего выживания создал в рамках живой природы искусственную среду, определяемую как «ноосфера»: жилища, транспорт, производственные строения, одежда, суррогаты питания. Окружающие на работе и в быту вещи пропитаны лаками, смолами, используется много полимерных материалов, искусственный радиофон (теле– и радиостанции, многочисленные средства технической радиосвязи, эфир буквально «забит» радиочастотами). Человек рядом с этим живет. Не случайно, сегодня люди при первой возможности стараются изолироваться от цивилизации (стремление скорее уйти в отпуск и провести его в глуши, потребность в физической деятельности, простой пище, защита от информационного потока).
Самые серьезные смещения происходят в духовно-нравственном мире современного человека. Его сознание резко профессионализируется. Чувства уступили место рационально-логической информации, связанной с производством, с профессиональной деятельностью. И общество сегодня ценит именно профессионалов, но не человека вообще. Отсюда трудности сближения людей разных профессий вне производственной сферы. Не случайно частыми становятся факты распада браков «по любви» и утверждения на их место «браков по совместным интересам»: инженеру легче понять инженера, нежели инженеру – педагога. Теперь понятно, почему многие философы прошлого, как только общество заговорило о прогрессе, предупреждали и о возможных негативных последствиях, которые ожидают человечество в будущем. Среди «провидцев» были такие известные в истории фигуры, как Бентам, Руссо, Кант. Сегодня многое из предвиденного ими сбывается.
Что делать обществу «контрпрогрессивного»? Сегодня этот вопрос остро пока не стоит, однако Швейцер в своей Нобелевской речи указал на то, что человек сегодня стал необычайно силен, оставаясь при том же уме (до начала промышленной эры – Ю. Б.).
История как развитие свободы общества и индивида. Социальные границы свободы
Слово «свобода» знакомо всем, и каждый стремится жить свободно. Но понимание свободы очень разнообразно. Здесь, можно сказать, сколько голов – столько и «свобод». Самое традиционное понимание – это свободная деятельность и поведение, чтобы никто не мешал. Но философия относится более строго к содержанию понятия «свобода». Для философии свобода – это свободная жизнедеятельность в пределах познанных природных и социальных закономерностей.
Человек живет и действует в многогранных системах связи: его бытие неотъемлемо от природы; следовательно, из системы «человек – природа» он не может уйти. Каждый человек – это общественный индивид, т.е. несет на себе своего рода печать общества; это – проявление системы «человек – общество»; человек – деятельное существо (будь то деятельность материально-производственная, духовная, административная и др.), но в итоге имеем систему «человек – деятельность». Если продолжить рассмотрение дальше, то увидим, что человек является членом системы социально-политических отношений, занимает определенное место в социальной структуре общества как член определенной социально-профессиональной группы, оказывается включенным в культуру и т.д. Все это происходит в силу того, что человек одновременно является и природным, и общественным индивидом, а порвать эти связи никто из людей не в состоянии, этого не желает и сам человек в силу своей второй, социальной, природы.
Поэтому жить в обществе и быть свободным от общества нельзя. Речь может идти только о том, как в ходе развития истории, самого общества эта системная привязанность делается более свободной, когда у общества открывается возможность снизить «жесткость» привязанностей индивида к природной и социальной средам. Так, постигая в ходе развивающейся практики законы природы, свойства и признаки включенных в сферу жизнедеятельности вещей, человек постепенно начинает более успешно приспосабливаться к природе, ее освоение делается более результативным. Рост эффективности общественного производства приводит сперва к возможности удовлетворить потребности жизненно необходимые, а затем уже приводит и к появлению излишка над минимумом; появляется полная возможность удовлетворить все разумные материальные потребности. В этом первое условие свободы. Следовательно, без активной материально-преобразующей деятельности, без достаточного уровня общественного производства речи о свободе даже не может быть.
Параллельно экономическим предпосылкам свободы вызревают и социально-политические предпосылки. Первобытный человек был закрепощен родом, поскольку вне рода он просто не смог бы выжить. С появлением сословно-классовых форм общежития каждый индивид был связан со своим классом или социальным слоем. Даже римский рабовладелец не смог бы существовать как рабовладелец, порви он все связи со своим классом и оставшись один на один перед сотней своих рабов. Но если мы проследим сменяющие друг друга исторические эпохи, то увидим, как меняются не только внутриклассовые отношения, но и межклассовые: они гуманизируются. Наблюдается снижение социальных различий, утверждение правовых государств (это когда на смену субъективному произволу приходит закон, а реальное равенство граждан перед законом вообще открывает широкое поле для проявления личной инициативы). Бывшая ранее сословно-классовая оценка личности (этот – «дворянин», а этот – «холоп», и этим было все сказано) ныне сменяется оценкой ролевой, общественно-значимой.
Важным условием свободы является личная готовность индивида жить свободно: человек должен сам «воспитать» себя к свободной жизни. Здесь мало хотеть, важно и уметь. Во-первых, человек должен обладать широким кругозором, сложившимся как результат роста его знаний (естественнонаучных, профессиональных и социальных). Во-вторых, каждый должен проникнуться самосознанием своего личностного «Я», своей индивидуальной неповторимости. Без этого невозможно почувствовать, что такой же неповторимостью обладает каждый индивид. В-третьих, необходимо ясное понимание своей привязанности к обществу, своего неразрывного единства с ним. Эта наша связь не просто моральное явление, как чувство человеческого единения, но она начинается уже на вещном уровне: даже взявши в руки простейший молоток, мы прикоснулись к труду лесоводов, плотников, геологов, металлургов и т.д. Более сложное изделие (самолет, компьютер и т.п.) несет на себе печать уже всей современной цивилизации, а пользуешься этим лично Ты. Поэтому пока еще доминирующие чувства индивидуализма и эгоизма должны постепенно отходить на задний план в межличностных отношениях.
Вопросы для проверки усвоения темы:
1. Чем обусловлена необходимость материального производства?
2. Какова роль производительных сил в жизни общества и его развития?
3. Роль производительных сил в расслоении общества на классы и социальные слои.
4. Почему появляется государство? Его сущностные признаки.
5. Что называется историческим прогрессом? В чем проявляется противоречивый характер прогресса?
6. Почему только развитое общество способно обеспечить свободу индивида?
Тема 9
Духовная жизнь общества
Понятие духовной жизни
Духовность, духовная жизнь общества – явление, казалось бы, всем ясное и не требующее особых рассуждений. Как каждый человек несет в себе свой духовный мир, так и одухотворено все общественное бытие, поскольку сами индивиды, его образующие, свою духовность не утрачивают. Но в действительности о духовном, духовности просто говорить, но очень сложно о духовности писать именно из-за ее кажущейся ясности. В обществе всегда присутствуют определенные интересы, жизненные ориентиры, моральная атмосфера. Все это – проявление духовности. Но общество – это еще и социально-политическое единение определенных народов и наций, при этом каждый народ, каждая нация имеют свои национальные особенности: форму религиозных верований, национальные традиции, свои народные обряды, национальные песни, танцы, народный фольклор и т.п. Здесь тоже перед нами выступают различные стороны духовной жизни, дополняющие общую духовность. Все общество имеет такие общие для каждого народа и каждой нации признаки, как стремление к свободе, национальную гордость, формирует атмосферу национальной исключительности или доброжелательного отношения к другим нациям и народностям. История показывает, что малые народы крайне чувствительны к так называемому «национальному вопросу», тогда как представители больших народов редко над ним задумываются. Если к этому добавить такие всем знакомые проявления духовной жизни, как литература, живопись, кино и телевидение, театр и театральное искусство, то вообще наши рассуждения уйдут в бесконечность.
Философия, философский анализ явлений действительности не могут примириться с подобной расплывчатостью в анализе явления. Должна быть определена методология подхода к анализу такого явления общественной жизни, как духовность социального бытия, чтобы не расписаться в своем бессилии. Начинать следует с малого, исходного, с первоначальной «монады», какой выступает отдельный индивид.
Духовность индивида как исходная составляющая духовной жизни общества
Духовность индивида в настоящем разделе будет рассматриваться с опорой на положения, развиваемые в теме 4, где анализировался человек как особая форма живой материи, как биофизиологическая и социальная особь (поэтому советуем читающему вспомнить основные положения той темы). Появление духовности индивида обеспечивается наличием в человеке способности отражения. Но что отражает конкретный человек? Ответ на поставленный в такой форме вопрос может быть кратким: «Объективную реальность». Какова же та объективная реальность, которая окружает человека и которая формирует его духовность? И на это ответим кратко: «Объективный природный мир и объективное социальное бытие».
Но описанные выше ясность и краткость, будучи абсолютно истинными, являются вместе с тем крайне абстрактными и потому мало что объясняющими. Причина абстрактности в том, что в жизни нет человека «вообще», а есть конкретные Иваны, Марьи, Смиты и Луизы; одной из особенностей конкретного человека является то, что он живет в конкретной среде, среди конкретных людей, занят конкретным делом. Поэтому конкретный человек имеет соприкосновение не с природой вообще, а с природой данного региона, в котором проживает, с данной рекой, будь то Дон или Волга, с данным лесным массивом. Как видим, над нами только общее небо с его звездами и светилами, а все остальное очень отличительное; поэтому и внутренние впечатления и переживания от окружающей природной среды будут различаться: «кулик» оказывается в окружении «своего» болота. Существенное влияние на духовный настрой индивида оказывает конкретная микросреда, которая его окружает: условия семьи и быта, круг общения, общий микроклимат ближайшего окружения.
Более существенное воздействие на духовный мир индивида оказывает его социальный статус в общей структуре общественных отношений. Кто он? – рабочий госпредприятия или частный предприниматель, госслужащий или работник коммерческого банка, связан с сельским хозяйством, но как? – можно просто работать у фермера или быть самому фермером и т.п. Постовой на улице, вахтер на проходной режимного предприятия, даже студент – все это суть примеры социального статуса.
Духовность, вызываемая социальным статусом личности, играет крайне важную роль в жизни индивида: доволен он своим положением или нет, в состоянии он обеспечить материальное благосостояние семьи или нет, устойчиво ли положение его предприятия в общей структуре рыночной экономики или нет, – эти стороны социального статуса крайне важны для индивида. Кроме этой природно-социальной «конкретики» каждому индивиду далеко не безразличны события, происходящие в обществе и даже во всем мире. Например, теракт в Нью-Йорке 11 сентября 2001 года, унесший жизни тысяч невинных людей, отозвался болью в душах миллионов людей во всем мире, а международный терроризм для многих правительств перестал быть чистой абстракцией. Подобной же болью отозвалась в душах миллионов людей, особенно россиян, трагедия с экипажем российской подводной лодки «Курск».
В одинаковой степени духовность индивида испытывает воздействие не только событий трагедийных, но и радостных. Так, урожай зерновых 2001 года позволил России избежать необходимости экспорта зерна из-за границы и, кроме того, вселил надежду на возможность поставки российского зерна на мировой рынок. В такой же степени каждого россиянина радует наметившийся рост валового национального продукта, выход из депрессии оборонных отраслей промышленности, активная позиция России на международной арене, ее реальный возврат в число ведущих мировых держав, с которой другие державы теперь стараются разговаривать «на равных». Подобный рост авторитета в мире вызывает гордость в душе каждого россиянина, вселяет уверенность в будущем России. Здесь объективный процесс хода истории «эхом» отзывается в душе каждого конкретного индивида, которому небезразличны судьбы Родины.
Серьезным элементом духовности индивида является степень его приобщения к научным знаниям, достижениям мировой и отечественной культуры. В этой связи укажем на то, что даже самый ленивый школьник из курса средней школы выносит умение читать и писать, знание элементарной математики, общее представление о виднейших представителях мировой культуры, знание основ естественных наук, получает определенную «обтесанность» своего мышления. А если это школьник со средней подготовкой, то у него уже имеется определенная база знаний для поступления в высшее учебное заведение. Школа для юноши или девушки – это основа становления его будущей духовности. Вот какова в общих чертах «объективная реальность», которая противостоит индивиду и которая отражается в его сознании, формируя в итоге как само сознание, так и духовную составляющую индивидуального бытия. Следовательно, индивид в полном смысле слова оказывается «зеркалом и эхом всей Вселенной», его духовность предельно широка; перечисляя то, что отражает человек, здесь легче перечислить то, чего он не отражает.
В духовном мире индивида отражается целый мир, большой и малый, важный и не очень, что-то постоянное и одновременно преходящее. Однако будет неверным представлять духовность индивида непрерывно текучей, неустойчивой. Из всего многообразия мыслей, знаний, представлений и эмоций в духовности сохраняется неизменным то, что делает индивида определенной социальной личностью, что постоянно сопровождает его бытие, при всех перипетиях течения этого индивидуального бытия. Здесь мы подходим к анализу того мира индивидуальной духовности, который обуславливается социальным статусом, общественным положением данной личности.
Духовная жизнь социального коллектива и ее отличие от духовности индивида
Человек – общественное существо, т.е. он является частью общества, а само общество – это миллионы и миллионы индивидов, объединенных данной моделью социальной реальности. Но первичным объединением, в которое вступает отдельный индивид в силу своей природы, является определенный коллектив. Коллектив уже не насчитывает в своем составе миллионов; его численность измеряется десятками, сотнями, реже – тысячами индивидов, объединенных единым социальным статусом, профессиональными и социальными задачами (коллектив класса, студенческой группы, команда корабля, коллектив цеха, завода, конкретного сельскохозяйственного предприятия и т.п.).
Коллектив – это не простое собрание индивидов; например, в вагоне железнодорожного состава могут ехать и едут одновременно десятки, а порой и до сотни пассажиров (если это пригородные поезда в часы «пик»). Но они – не коллектив. Коллектив – это объединение людей по профессиональным или творческим задачам (коллектив швейной фабрики, коллектив ансамбля, союзы писателей, художников, композиторов, коллектив научной лаборатории, студенческий коллектив и др.). Коллектив – это объединение людей для решения какой-либо социальной задачи. Так, студенческий коллектив объединен единой задачей – получить высшее профессиональное образование. В качестве примера первичного коллектива рассмотрим студенческую группу, численность которой колеблется от 20 до 30 человек. Каждый вчерашний абитуриент пришел в институт со своим духовным миром, со своим личностным «Я», в котором отражено очень многое (показано в предыдущем разделе темы). На уровне студенческой группы формируется новая духовность, которая не есть арифметическая сумма 20 и 30 «духовностей», составляющих группу индивидов. Каждому студенту приходится многое оставлять «за бортом сознания» и впитывать новое, вытекающее из нового социального статуса «студент», т.е. штудирующий. Студенты – это будущий интеллектуальный багаж общества, поэтому высшее учебное заведение готовит не просто специалистов определенного профиля, а граждан, способных стать руководителями и организаторами производства, администраторами разных уровней, даже президентами страны.
Вуз ожидает от своих воспитанников максимальных усилий при овладении изучаемыми дисциплинами, и коллектив преподавателей делает все для того, чтобы в группе сложилась рабочая атмосфера, искреннее товарищество, взаимная требовательность и взаимная помощь в преодолении трудностей, быстрее изживалось школьное иждивенчество (поясним это обидное для студента слово: школа, не желая иметь второгодников, буквально «перетягивает» слабых учащихся из класса в класс, чтобы достойно выглядеть перед административными органами образования; не меньше усилий затрачивают на своих чад и родители, чтобы их отпрыск был «как все»). В институте или университете студент оказывается один на один с новыми задачами, новыми требованиями, которые порой рисуются ему как наконец-то обретенная «свобода». Но это представление иллюзорно: студент попадает в атмосферу обязанностей перед обществом, обязанностей перед родителями, которые его содержат, порой даже оплачивая его обучение. Он теперь живет в системе новых общественных отношений, требующих от него гражданского сознания, как минимум – понимания обязанности добросовестно учиться и исполнения положений Устава высшего учебного заведения.
Если студент все усвоил, понял, активно реализует усвоенное и осознанное в практической жизни, тогда через год он возвращается на время каникул в привычную атмосферу уже другим человеком, вызывая в душе родителей тайное любование. Если же, наоборот, студенчество было превращено в развеселое времяпрепровождение и бездумное транжирство родительских средств (бывает и такое!), а через зимнюю и весеннюю сессии этот горемыка едва «переползал», то в этом случае родители не увидят в своем чаде ничего нового и невольно вспомнят слова песни «Каким ты был – таким остался...». Они не увидят в своем ребенке ни нового человека, ни его новой духовности. Но здесь хуже другое: само общество ничего не может ждать от такого возможного «специалиста»; годы, усилия преподавателей и средства уйдут «в песок».
Духовный мир студента – это отражение всего того, что интересует молодого человека. Но как члена студенческого коллектива его больше волнуют те проблемы и вопросы, которые касаются каждого обучающегося в вузе: сознание необходимости приобретения знаний, растущее чувство ответственности за свой статус, понимание неизбежности вступления в самостоятельную жизнь, а отсюда неизбежность роста гражданского сознания, смена «удали» первокурсника с растущей серьезностью взрослого человека. В итоге можно сказать, что его былая духовность, несшая в себе буквально все, где это «все» было перемешано, постепенно сменяется новой, не столь обширной по содержанию, но более весомой, значимой, более социальной, более гражданственной.
Если мы от примера со студентом и студенчеством переведем внимание на всю молодежь, ее духовность, то здесь нам придется выделить те стороны мира мыслей, настроений, целей, интересов, которые будут характерны для всех молодых людей в возрасте примерно 18–25 лет. Что важно в этом возрасте для молодежи? Мысли о самоутверждении в обществе. Обязательное присутствие оценки существующего общественного уклада и возможностей для «вписывания» в социально-экономическую общественную структуру, перспективы отыскания своего «места под солнцем», могущего удовлетворить его материальные и духовные запросы и т.п.; но мысли об экзаменах, о способности к будущей организаторской работе, необходимость соблюдения Устава высшей школы всю молодежь не интересуют: они остаются достоянием студенчества.