Основы философии Борисов Сергей
Если же продолжить «расширение» анализируемого коллектива, вообразить единым коллективом все общество, то обнаружим, что на этом горизонте идет такая нивелировка индивидуальной духовности, такая значительная нивелировка духовности коллективной, духовности отдельных социальных слоев и групп, что единым, связующим остается только то, что затрагивает интересы всех и каждого. Это будут: уровень развития экономики – отсюда уровень благосостояния всего общества; стабильность развития экономики – отсюда идет общая уверенность в «завтрашнем дне»; наличие предпосылок для развития культурной жизни (состояние грамотности, средний уровень общего образования, развитие книгоиздательства, телевидения, кинематографии, состояние театров, доступность всего этого для массового читателя и зрителя); состояние политической жизни (конкурирующая многопартийность, четкость партийных программ, имеющих социальную ориентацию, отсутствие экстремистских политических платформ и др.); состояние системы законодательства и правовое обеспечение граждан; состояние межнациональных отношений в обществе; проблемы, вытекающие из разной конфессиональной принадлежности граждан, когда ни одна религия не стремится стать выше, «чище» другой, и многое другое.
После этих довольно упрощенных примеров можно сказать, что индивидуальные условия бытия формируют индивидуальную духовность. Но поскольку каждый индивид одновременно является частью определенной социальной группы или слоя, то проблемы, волнующие каждый социальный слой, отражаются и в сознании, духовном мире индивида. Однако наш индивид одновременно является и частью общества, является субъектом социальной материи, поэтому неизбежно в его духовном мире отражаются и проблемы, стороны социального бытия, характерные для всего общества, всех социальных слоев и групп. Следовательно, духовность индивида включает в себя единичное, особенное и общее, также и сам индивид является конкретным Петром, рабочим автогиганта ВАЗ, гражданином России.
Что же в итоге присутствует в духовном мире конкретных Ивановых, Петровых, Сидоровых; конкретных рабочих, инженеров, студентов, госслужащих, фермеров, жителей городов, селений и маленьких поселков; живущих в Красноярске или Сочи? Сказать, что присутствует всего понемногу – это допустить серьезную ошибку. Степень отражения, присутствия в сознании различных граней бытия определяется важностью бытия для данного индивида и всего общества. На первое место по важности для всех и данного Петрова выходит сам общественный уклад социальной жизни, та модель общества, в которой данный индивид проживает и частью которого является. Это – центральное звено его духовного мира, ось его внутреннего «Я»; далее, как бы вокруг этой центральной части духовности будет та составляющая его духовного «Я», которая обуславливается принадлежностью данного индивида к определенному социальному слою, с его социальным статусом в общем социально-экономическом укладе общественной жизни. И уже на периферийной части духовности остаются те «детали» индивидуального бытия, которые неповторимы у каждого индивида.
Духовность индивида образно можно представить в виде круглого пирога, центральная часть которого будет отражением общественно важного, определяющего специфику бытия всех граждан данного общества; среднюю часть составит общественно значимое для данной социальной группы (слоя, класса); на периферии будет располагаться индивидуально значимое. Это и будет единством общего, особенного и единичного в духовном мире человека.
Общественное сознание и его уровни
Оставаясь верными нашему примеру с «духовным» пирогом, можно условно сказать, что общественное сознание формируется из центральной части индивидуальных «духовных» пирогов, поскольку характерное для всего общества, сущностное для данного уклада общественной жизни будет в одинаковой мере касаться всех и каждого. Следовательно, общественное сознание – это сумма эмоций, идей, мыслей и теорий, формирующихся в головах людей под влиянием всех слагаемых данного уклада общественной жизни. Эти идеи, мысли и теории охватывают все общество.
Общественное сознание одновременно консервативно и подвижно. Это объясняется наличием консервативных и мобильных моментов в жизни самого общества, наличием в нем закономерного, существенно определяющего и случайного, изменчивого, преходящего. В обществе устойчивым оказываются такие слагаемые социального бытия, как политический режим, характер законодательства, устойчивые моральные ценности, религиозные представления, сам уклад общественной жизни, культурная жизнь общества, научно-теоретические достижения, даже характер философских представлений (помним: каждый человек в душе – философ). К подвижным элементам общественного сознания относятся смена политических пристрастий, превращение симпатий в антипатии (к властным структурам и отдельным персонам), активизация сознания в периоды проведения избирательных кампаний, восприятие проводимых реформ (когда в общественном сознании им дается положительная или отрицательная оценка), отношение к самому социальному укладу, какие перспективы ожидают народ, и есть ли вообще сами перспективы; опасения за судьбу подрастающего поколения (которые присутствовали в обществе во все времена, а в современной России – особенно).
Примеры эмоционально-психологического восприятия определенных явлений социальной действительности можно продолжить, но, по нашему мнению, и приведенных достаточно для теоретического обобщения явлений данного порядка. Этот базовый уровень общественного сознания называется общественной психологией. Ее особенность не только в подвижности, изменчивости, но и в том, что она формируется в общественном сознании помимо воли самих людей. Сама социальная действительность такова (причем любая), что она стихийно вызывает соответствующие эмоциональные восприятия (положительные, отрицательные, полное равнодушие или даже смешанные, когда сознание как бы опасается «ошибиться» в истинности своего отношения к действительности).
Общественная психология – многоплановое явление. Внутри общественной психологии присутствует психология национального (если общество многонационально, как, например, российское; подобное же можно наблюдать в США, Франции, ФРГ, Италии и др.). Но когда граждане какой-либо многонациональной страны оказываются за ее пределами (группа туристов США в Польше либо России, то они, будучи «нормальными» людьми в своей стране, за ее пределами сразу превращаются в «янки» – становятся гордыми, заносчивыми, высокомерными, чванливыми, но взаимно очень солидарными). Понять их можно: за их спиной стоит великая держава, воспитавшая в своих гражданах чувство превосходства над всеми народами. Вот только дети «туманного Альбиона» не дают задирать «янки» нос: для них американцы – всего лишь потомки бывших социальных неудачников – пасынков Великобритании. Европейцы (как и американцы) научились определять на улицах своих городов и российских туристов: раньше их определяли по унылому виду, по блеску глаз зажатых нуждой и режимом людей; сегодня европейцы с искренним недоумением смотрят на «купеческие» замашки туристов новой волны: бескультурный человек «при деньгах» европейцу страшен.
Но человек не просто отражает социальную реальность, но и пытается в ней разобраться, уяснить что-то существенное для себя. Сказать проще: одних эмоций для социальной ориентации мало, нужна теория. Эту задачу общество реализует на высшем, теоретическом уровне общественного сознания. На теоретическом уровне отражается не все бытие, а лишь его наиболее существенные грани. Несколько упрощая вопрос, можно сказать, что теоретическое сознание – это эмоционально-психологическое сознание, переведенное на язык теории, в котором исчезает все случайное и остается только существенное, закономерное, проясненное сознанием. Теоретическое сознание, будучи высшим ярусом общественного, подразделяется на формы, каждая из которых в теоретическом, концентрированном, выражении отражает определенную грань социального бытия, стороны человеческой духовности и культуры вообще. Сразу оговоримся, что теоретическим сознанием духовная жизнь общества не исчерпывается, но оно составляет его определяющее звено и осознанно или стихийно присутствует в каждом человеке, верно, с различной степенью ясности.
Политическое сознание
Политическое сознание – сознание историческое, т.е. появившееся. Оно стало зарождаться после того, когда началось расслоение первобытнообщинного уклада общественной жизни на слои с различным имущественным положением, а следовательно, с различной ролью в общем укладе общественной жизни. Появляются классы со своими классовыми интересами. Меняется линия взаимного поведения людей в зависимости от социального положения в обществе. Вспомним «Смерть чиновника» А. Чехова. Сюжет незамысловат, но впечатление остается грустным: бедный чиновник даже умер от горестного сознания того, что он своим чиханьем в театре мог обрызгать лысину впереди сидящего «Его превосходительства». Еще раньше Чехова Беранже писал в сатирическом «Новом фраке»: «Во фраке с талией высокой низенько кланяться учусь...», потому что он был зван в «дом к вельможе».
Всем молодым людям знакомо желание понравиться или, наоборот, обострить отношения с объектом своего обожания; внутрисемейные отношения по линии «теща – зять» превратились в застарелую шутку. Но корень литературных и житейских примеров объясняется одним словом: «интересы». Политика как форма взаимного поведения появляется тогда, когда сталкиваются взаимные интересы: чеховский чиновник угодничает перед «превосходительством» потому, что опасается за свое чиновничье благополучие и чиновничье общественное положение; герой Беранже обрадован и счастлив от внимания к нему вельможи.
В жизни каждый человек – политик, вне зависимости от того, осознается это или нет. «С сильным – не борись, с богатым – не судись» – эта вековая народная мудрость есть лучшее выражение сущности политики. Бытующее в учебной литературе определение политики «как искусства управления» мы считаем ошибочным. Ее, скорее, следует определить как искусство поведения в обществе, расколотом на слои и классы, когда класс имущий, правящий делает все для того, чтобы и впредь оставаться имущим и правящим, проводя для этого соответствующую политику через органы власти, подчиненные средства массовой информации, осуществляя контроль за состоянием образования и его направленностью (особенно за программами социально-гуманитарных дисциплин). Этот политический пресс особенно ощущался в годы«строительства»социализма, а еще крепче – в условиях«зрелого социализма».
Политическое сознание индивида – это его оценка и отношение к существующему укладу общественной жизни, к государству, к проводимой им политике внутри государства и на международной арене, к многочисленным политическим акциям.
Конкретным видом участия граждан в формировании будущей общественной политики и политической жизни общества являются всенародные выборы (будь они региональными или всероссийскими). Старшее поколение хорошо помнит эпоху «выборов без выбора», когда заранее партийными органами всех уровней список депутатов был уже «согласован» и «проштампован», оставалось только получить «99,98%» явки избирателей на участки и голосов «за». И получали, поскольку случаи неявки рассматривались в партийных и административных органах чуть ли не государственным преступлением.
Сегодня ситуация резко изменилась: выборы стали «выбором», голос даже одного избирателя может оказаться решающим для судьбы претендента на депутатское звание, на представительство и состав будущего избранного законодательного органа, представляющего интересы разных слоев и групп населения. Поэтому кто заседает, кого избрали – сегодня это касается каждого и будет влиять на судьбу каждого гражданина. И если «при социализме» (которого в действительности не было) нас заставляли идти отдать свой уже никому не нужный голос, то сегодня пришла пора заставить самого себя идти к избирательной урне, чтобы сказать свое категорическое «за» или «против». Сегодня ни у кого нет права оставаться равнодушным к состоянию политической жизни в России, поскольку «голосование ногами» – сознательное неучастие – завтра обернется трагедией для тебя лично. Автор – не сторонник громких слов, но здесь он вынужден сказать: сегодня судьба России в руках каждого. Слова погибшего в сталинских лагерях писателя Бруно Ясинского «Бойся равнодушных!» мы забыть не имеем права.
Право и правосознание как историческое явление
Право – это обобщенное название всей суммы законов, по которым живет данное общество. Общество – саморегулируемый и властнорегулируемый организм, и без этой регуляции его существование невозможно. Саморегуляция – это жизнь по требованиям норм морали, которые стали складываться тогда, как только первобытное стадо начало превращаться в человеческое общество. Моральные правила никто не придумывает, они возникают в силу самих условий жизни первобытного коллектива, выступают как жизненно необходимые. Например, на охоте крайне важны были нормы взаимовыручки и поддержки, на ночлеге нужно было полное доверие сородичей к тому, кто оставлен охранять вход в пещеру и т.п. Формировалось чувство почтительного отношения к старшим; нарушение этих и подобных требований каралось самой страшной для первобытного человека карой: его изгоняли из рода, а это в то далекое время означало смерть.
По мере усложнения родового общежития с появлением социальной структуры одних моральных предписаний и власти традиций оказалось недостаточно. Нужны были новые, более действенные общественные регуляторы, за нарушение которых следовало уже не общественное осуждение, а наказание, степень которого зависела от характера проступка. Потребность в жестких нормах общежития особенно остро встала тогда, когда произошло имущественное расслоение и появилась частная собственность, которую нужно было силой охранять от покушений со стороны близких и дальних сородичей. В итоге появляется право, которое не заменяет существовавшие моральные нормы общежития, но отодвигает их на второй план. Маркс в свое время определял право как волю господствующего класса, возведенную в закон.
Вне всяких сомнений, классовый момент в нормах права присутствует, и притом довольно значительный, поскольку инициатива по разработке правовых норм исходит от правящих верхов; но разработанные нормы права до своего воплощения в жизнь обязательно проходят «цензуру» верховного правителя, будь то царь, король, президент и т.п. А ему, в силу своего положения, приходится иметь в виду не только поместья своих приближенных, но и положение тех, кто работает в этих поместьях, поскольку от них зависит не только благосостояние владельца поместий, но и крепость положения на троне самого правителя. В итоге правящий класс, хорошо понимающий это положение, старается предоставить определенные правовые рамки для существования и зависимого класса, чтобы рядовой гражданин страны не был в законе «мертв», т.е. полностью бесправным, имеющим только одни обязанности (перед своим правителем, перед административными чиновниками, перед государем и т.д.). Право выступает балансом, призванным обеспечить стабильность данного общественного уклада. И, как правило, система законодательства, ставшая нормой имущественных, политических и гражданских отношений, эту задачу решает. С развитием общества ранее принятые законодательные нормы устаревают, нуждаются в дополнениях и изменениях.
Правосознание – это отношение общества к существующим нормам права. Но общество социально многолико, т.е. оно представлено разными слоями, классами, социальными группами, в конце концов это «энная» сумма индивидов. Право же едино, т.е. пишется и обязательно к исполнению. В силу этого для одних категорий граждан право выступает приемлемым, желательным, даже нужным; другие категории граждан найдут существующую систему законодательства просто приемлемой, удовлетворительной, оценивая законы словами «прожить можно!». Но нельзя забывать и того, что во все века, во всех обществах были слои и группы, попадающие под определение «преступник». Преступник – это не просто вор, казнокрад, разбойник, насильник и т.п., а это человек, «переступивший закон». Следовательно, правосознание – это не просто отношение к данным нормам права, а отношение личностно заинтересованное, когда одна часть граждан заинтересована в соблюдении существующих норм права и живет, строго придерживаясь этих норм; другая часть эти нормы просто принимает, но и не гнушается их нарушить, если останется все «шито-крыто»; но остается еще и та часть граждан, которые в законах видят жесткую узду, мешающую проявлению интересов личного «Я». Эта-то часть граждан и составляет социальную базу преступности. Для преступника нужны законы, которые позволяли бы ему открыто жить за счет общества, ничего не производя, а только присваивая уже кем-то произведенное, удовлетворяя сполна свои потребности. Органы власти, правительства всегда стремились и ныне стремятся к тому, чтобы граждане государства были «законопослушными»; поступали при решении своих личных или групповых проблем в рамках существующего законодательства. Власти, издавшие законы, не упрашивают граждан соблюдать их, а заставляют через органы принуждения (полицию, милицию, привлекая даже армию, когда дело доходит до открытого мятежа против системы, существующей в рамках данного законодательства).
Определенная часть общества всегда оказывается недовольной существующим законодательством, и не потому, что «на всех не угодишь», а потому, что интересы людей, жизненные ориентиры разные. Целевые установки разные. Например, один стремится заработать больше денег, второй – выиграть в рулетку или в карты; если первый не заработает заранее оговоренную сумму, то он может подать на работодателя в суд, если объем и качество работы были заранее оговорены и письменно оформлены; второй же, выйдя из казино в одних трусах, будет обижен на власти, разрешившие это культурное надувательство, словно сам он шел туда не для того, чтобы культурно «надуть» кого-либо из себе подобных. Но жаловаться второму можно будет только своим близким приятелям: владелец казино по закону обязан лишь платить налоги, соблюдать внутри помещения предписания санэпидемнадзора, иметь соответствующую «инфраструктуру» для обеспечения чести и достоинства посетителей. И чем больше клиентов (т.е. искателей дармовщины) уйдут из казино «в трусах», тем лучше для него; все было «по закону»: сам пришел – сам ушел!
Правосознание общества – это показатель его правовой культуры. Законодательство редко бывает совершенным: права и свободы какой-либо части общества будут в определенной мере ущемляться; в этом случае законодательство нужно не нарушать, а такими же правовыми методами его исправлять.
Для России высшим законодательным органом выступает Государственная Дума (и местные Законодательные собрания). Существующее законодательство – это отражение самого общества, уровня его правовой культуры и правовой грамотности. Конечно, можно дать «наказ» кандидату провести газ от пункта «А» к пункту «Б», а можно дать и наказ типа обязать «Газпром» произвести полную газификацию населенных пунктов с населением более 500 человек «на всей территории России» с принятием соответствующего законодательства.
Для России, находящейся в переходной стадии от одного общественного уклада к другому, правовое воспитание, правовая грамотность сегодня особенно важны, притом существенно не только знание прав, но и сопутствующих обязанностей. В идеале совершенным будет то право, нормы которого будут гармонировать с такими понятиями, как «правда», «совесть», «добро», «зло» и др. Но здесь мы уже вступаем в другую область – область морали и морального сознания.
Мораль и моральное сознание
Мораль – самое древнейшее явление духовной жизни общества. Она зародилась вместе с человеком в тот период, когда он «прощался» со стадным существованием и переходил к существованию «человеческому». В той же самой мере она будет постоянно с человеком и впредь, пока на земле живут люди. Мораль – это сумма «внутренних» установок, какими руководствуется человек в своем отношении к другим людям, к коллективу, в котором идет его жизнедеятельность, ко всему обществу. Мораль – это не только норма, но это одновременно и внутренняя оценка индивидом разных сторон социального бытия. Мораль одновременно выступает оценкой самого индивида со стороны его окружающих: искренен человек или скрытен, жаден или добр, прост он или хитер и многое другое.
Появление морали обусловлено тем, что первобытный человек, «прощаясь» со стадными биофизиологическими инстинктами, переходил к осознанному существованию; на место бывшего права сильного, когда «правда» утверждалась когтями и клыками, приходила иная «правда», основанная на понимании «полезного для всех», «вредного для всех». Поскольку первобытный человек был крепко связан родом (о чем речь шла ранее), то полезное для всех было одновременно и полезным для каждого члена рода, и, соответственно, вредное для всех отзывалось эхом и на индивиде.
По мере усложнения общественной жизни усложняется и мораль, начинается осознанное понимание ее нужности и ценности как духовной основы общежития. Все поступки индивида подпадают под характеристику «добро» или «зло», «правда» или «ложь». Верно, уже Сократ в свое время показал относительную ценность этих категорий, когда ложь оказывается ценнее правды, но это исключительный случай.
Но с расслоением общества реальное содержание категорий «добра», «зла», «правды», «лжи» в представлении различных слоев и классов, тем более противоположных, меняется. Правящие верхи, используя свое положение, порой дают субъективное, угодное для «своих», понимание этих ценностей.
Российское общество уже знакомо с так называемыми предвыборными обещаниями. Каждый претендент на выборную должность буквально изощряется в наборе невыполнимых обещаний своим избирателям, хотя сам прекрасно понимает пустоту всего сказанного. После выборов оказывается, что его не поддержало злонамеренное «большинство» определенного органа, через который он стремился продвинуть избирательскую нужду, или в бюджете не оказалось денег и т.п. Обещания, тем более заведомо нереальные, легко забываются, не принимаются всерьез даже слушающими. История знает немало примеров того, как люди, пришедшие к власти, для укрепления своего положения смело налево-направо раздают обещания, клянутся в чистоте своих намерений. Подобная мораль в общественном мнении называется лицемерной, т.е. фальшивой, неискренней. В свое время Талейран, этот великий дипломат начала XIX века, сказал золотые слова: «Язык дан для того, чтобы скрывать свои мысли». Он имел в виду лишь дипломатию того времени. Моральное лицемерие появилось не вчера и даже не позавчера. Уже в древнегреческой мифологии был образ двуликого Януса (мраморный бюст этого бога можно увидеть в Летнем саду Санкт-Петербурга). Следовательно, древние греки с этим уже столкнулись. Платоновская «Апология Сократа» буквально насыщена обличением лицемерия афинских верхов. Не менее беспощадным по отношению к эфесцам был и их гражданин Гераклит; этические проблемы занимают немалое место в дошедших до нас фрагментах Демокрита. Лишь стоики отошли от обличения граждан в моральной деградации – винили само время.
Возможно, стоики были близки к истине. В общественной морали, как ни в какой другой стороне духовной жизни, полнее всего отражается время, сам уклад общественной жизни.
В этой связи нельзя не напомнить еще раз о том, какую деформацию морали произвел социализм, когда она все падала ниже и ниже по мере того, как социализм шел «от победы к победе», а народ постепенно нищал, утрачивалась вера в «светлое будущее» даже у тех, кто это будущее искренне ожидал. Неверно считать, что страной правила партия: из семнадцати миллионов ее членов только несколько тысяч были у власти, но и то с постоянной оглядкой на «верхи». Секретарь райкома, этот настоящий барон в пределах своего района, если его вызывали на бюро обкома партии, стремился стать меньше маленького, при этом даже не зная, хотят ли его похвалить или снять с выборной должности, а то и вовсе приказать «положить партийный билет». Но в таком же положении оказывался и всесильный в масштабах области «первый», если поступала телефонограмма по спецсвязи «явиться в ЦК». Рядовые коммунисты часто попадали в положение голосующих либо «за», либо «против» – как «порекомендуют». Ослушаться «рекомендаций» было равносильно самоубийству: это означало показать свою «незрелость», показать несогласие «с линией партии».
В итоге во всем обществе сложилась двойная мораль – для себя и «на вынос»; всеобщее лицемерие, фальшь стали нормами общежития. Провозглашенный в последние годы социализма курс «на перестройку» ничего не дал: все захлебнулось в словах и рапортах о развитии ускорения и ходе перестройки. Бегущие «впереди паровоза» обществоведы даже успели издать несколько монографий о новом повороте в строительстве социализма; вот только руки типографским рабочим, выпачканные у линотипов, отмыть было уже нечем: мыло исчезло. Это был предел «победного шествия» по планете всепобеждающей идеи социализма. Сегодня Россия еще переживает последствия этой моральной коррозии, продолжающей сказываться на очень многих сторонах общественной жизни, особенно на идеалах молодежи.
Пусть читатель извинит за небольшое отступление от теории, но оно позволило автору подойти к одной теоретической части морали, а именно, раскрытию сущности нравственного и безнравственного в морали. В межчеловеческих отношениях морально все: если один подаст рубль нищему, а второй, идущий следом, отберет этот рубль, то каждый здесь поступает согласно своей морали. Есть своя мораль у труженика, своя – у бездельника, своя – у творящего добро, своя – у творящего зло. Одна мораль, воплощаясь в жизнь, общество цементирует, вторая – разлагает. Более того, даже если отдельный индивид в своих отношениях с окружающими начинает хитрить, ловчить, юлить, выкручиваться, то это со временем становится привычкой, нормой жизни, характеристикой данной личности. Окружающие, как правило, быстро «раскусывают» данного индивида, награждая его кличками «хорош гусь», «двуликий» и т.п. Характеристика не из лестных; как правило, за этими моральными «зигзагами» всегда кроется корыстный расчет, стремление реализовать свои личные интересы.
Однако доминируют в обществе не они, иначе общество полностью деградировало бы. Большинство людей не забывают слов «честь», «совесть», «добро», «зло» и по ним строят свое поведение, межличностные отношения и в целом свое отношение к обществу. Слабому – помоги, заблуждающемуся – подскажи, падающему – подставь плечо, ищущему – покажи дорогу. Эти и подобные моральные ориентиры не только имеют большую общественную ценность, но они приносят радость самому их носителю, дают моральное удовлетворение от жизни, от общения с другими людьми. Китайская пословица гласит: «Возьми себе ношу потяжелее». Берущие такую «ношу» – настоящая соль земли, человеческие подвижники, именно они несут людям добро, одновременно возвышаясь сами в глазах окружающих. Литературным примером такого образа является булгаковский Га-Ноцри, для которого даже его истязатель Крысобой является в душе хорошим человеком.
Всю бытующую в обществе мораль можно разделить на мораль нравственную и мораль безнравственную. Критерием деления является общественная ценность исповедуемых человеком моральных норм: добро или зло несут моральные нормы людям, обществу; возвышают ли они человеческое в человеке или унижают, оскорбляют человеческое достоинство (разлагая одновременно личность самого обладателя морали). Нравственной является та мораль, которая возвышает человека, делает его добрее, совестливее, гуманнее. Мораль безнравственная – это мораль эгоистическая, которая оскорбительна для окружающих, которая унижает человеческое достоинство; помочь слабому – это нравственно, обидеть слабого – безнравственно; разоблачить мошенника – нравственно, быть соучастником мошенничества или даже просто «не заметить» его – это уже безнравственно. Крайняя степень безнравственной морали – это мораль гнусная, оскорбительная даже для падшего человека.
Над проблемами морали «бьется» не только философия, разработавшая целую отрасль философии – этику, но и мировая художественная литература всех времен. Поэты и писатели всегда воспевали храбрость, честь, дружбу, преданность, готовность к жертвенности во имя данного слова, искренность, взаимопомощь, человеколюбие и другие личностные черты. Но зло живуче. Не случайно уже в Библии рядом с Богом присутствует его антипод – диавол, а сам человек, богоподобный по своей божественной природе, по своей свободной воле поддался диаволу, в результате чего превратился из богоподобного в человека грешного, из существа духовного – в существо плотское. Долг, честь, совесть – вот основные ориентиры нравственной морали. «Береги платье снову, а честь смолоду»... Спасибо А. С. Пушкину, сохранившему для нас эту народную мудрость.
Художественно– эстетическое сознание
Художественно-эстетическое сознание как элемент духовной жизни начинает формироваться не с «самого-самого» начала, а лишь тогда, когда человек благодаря расширяющейся деятельности смог вырваться из объятий крайней нужды, научился удовлетворять первейшие материальные потребности. Сердцевиной художественного сознания является художественный идеал.
Для того чтобы эта центральная категория художественного сознания стала понятнее, рассмотрим несколько примеров, вытекающих из процесса материально-практической деятельности. Человек, наделенный способностью опережающего отражения, приступая к созданию какой-либо необходимой для себя вещи (занялся пошивом обуви из звериной шкуры), мысленно видел то, что у него должно получиться. Но когда эта творческая работа была закончена, он мог убедиться, что в результате реально получилось не совсем то, что было в его сознании в идеальной форме. Получается всегда немного хуже того, что грезилось в голове.
Но расширим примеры, обратимся к более близкому времени. Портняжное и сапожное дело были самыми распространенными и востребованными профессиями еще сто лет назад, поскольку одежда и обувь нужны были всем. Но ни одна портниха, ни один сапожник не скажут сами себе всерьез, «при свете совести», что у них получилось точно то, что было задумано. Даже у самого профессионального ремесленника изделие всегда выходит немного хуже того, что им было задумано. И в этом нет вины искусного ремесленника, в этом виноват «художественный идеал». И своими изделиями недовольны не только портные или сапожники, но представители буквально всех профессий – писатели, художники, столяры, плотники, артисты, педагоги – словом, люди всех профессий, представители всех видов деятельности.
Почему же мы задумываем одно, а в действительности получается совсем другое, хотя и близкое к задуманному? В свое время Гегель тонко заметил: идея, объективируясь, теряет свои свойства. Он использовал это положение для обоснования причины «серости бытия»: совершенная идея, объективируясь в мире, перестает быть совершенной. Но эта мысль – не новая; в свое время Платон много писал о совершенстве прекрасного мира идей и несовершенстве появившихся из них материальных вещей, в которых утратились бывшие идеальные качества. Сравнивая положения этих двух выдающихся мыслителей, мы видим не только их близость, но можно постараться подойти к ним материалистически: платоновский мир идей – это мир умопостигаемый, образы реальности в нашем сознании; гегелевская совершенная идея также лишь умопостигаема, а весь набор наших мыслительных представлений, представлений совершенных – это всего лишь наша идеализация действительности.
Идеализация действительности, мысленное совершенствование реальности было присуще человеку и до появления платонизма: художественный идеал становился в сознании задолго до Платона, в результате развития материально-практической деятельности, роста знаний и умения человека. В его представлениях рисовался идеальный план не только деятельности, но и идеальная картина того, что он сделает, – это был прообраз платоновского мира идей. Идеальная вещь, вещь в сознании предельно совершенна. Степень ее совершенства зависит от уровня сознания человека, его умения идеализировать вещь, придавать ей должную степень совершенства.
Допустим, что два соседа на селе, имея одинаковый набор строительных материалов, одинаковые материальные возможности, одинаковые потребности в жилье, примутся строить каждый себе дом. Но это будут два разных дома не только по принадлежности, но и по уровню исполнения: каждый индивидуальный строитель реализует в камне и дереве свой идеал дома – в зависимости от уровня развития художественного вкуса. Каждый построит то, что он мысленно видел в своем представлении, приблизит действительность (дом) к своему «идеальному дому». Если в этот момент собрать всех ближайших соседей в качестве художественных судей, то количество оценок будет равно количеству собравшихся: художественное мышление у каждого человека строго индивидуально, хотя утилитарные оценки могут совпадать (Плотно ли прикрывается дверь? Надежна ли крыша? Прочен ли фундамент? и т.п.).
Художественный образ – это идеал какой-либо материальной вещи, который присутствует в голове человека-создателя в момент воплощения в жизнь своего замысла (будь то вещь, стройка, литературное произведение, творение композитора и т.д.). Но у художественного образа есть одна особенность: он недостижим. И виноват в этом сам человек: каждое достижение, казалось бы, совершенного сразу «отодвигает» идеал, и в этом не беда, а счастье человека; идеал как бы подстегивает его замыслы, развивает его деятельность, делает его мышление и деятельность постоянно художественно-образными.
Сфера художественного сознания – это своего рода второй, возвышенный мир, парящий над миром реальным, к которому стремится приблизиться человек. Пляски, песни, танцы, романы и повести, народные сказки – все это полуфантастический, полуреальный мир, в котором временно пребывает человек, хотя прекрасно знает, что это временно, преходяще. Но ценность художественного сознания, художественной слагаемой духовности в том, что даже временное приобщение к художественному идеалу радует человека: человек радуется красивой вещи, радуется мелодичной песне, радуется хорошей книге, делаясь как бы сопричастным к жизни вымышленных писателем героев и др. В узком смысле слова художественное сознание – это мир духовной культуры, особая сфера человеческого бытия, бытия условного, идеализированного, но так нужного человеку, особенно в период крутых изломов в личной или общественной судьбе. Так, ни в один период истории советского государства не было сложено столько хороших песен (народных и профессиональных), как в годы войны с фашизмом, или взять знаменитые «лагерные песни» – «Таганка», «Ванинский порт». Канули в Лету «Кантата о Сталине» (под торжественные слова которой автор замерзал на привокзальной скамейке ст. Бирюлево-Товарное) или всюду распеваемая «Широка страна моя родная», а подлинно духовное живет!
Наука и философия как рациональные слагаемые духовного бытия
Наука и философия занимают важное место в жизни общества уже с самого начала формирования социального бытия. Наука, научные знания – результат развития всей человеческой истории. Первые знания об элементах окружающего мира появляются в глубочайшей древности. Даже для самой примитивной материальной деятельности нужны определенные знания о качествах и свойствах вещей, с которыми человек сталкивается в ходе удовлетворения своих жизненных потребностей. Это были знания эмпирического уровня, которые человек получал в результате непосредственного опыта. Такие первичные знания в тот период моментально распространялись, становились всеобщим достоянием. Без такого коллективного знания первобытное общество просто не могло бы существовать. Результаты коллективного опыта передавались последующим поколениям, а сами знания становились элементами индивидуальной и общей духовности.
Стремление к познанию сопровождало всю человеческую историю. Знания распространялись, сама жизнедеятельность интеллектуализировалась, т.е. человек в своей практической деятельности все больше опирался на багаж знаний. С началом классового деления занятия по получению новых знаний становятся профессией, появляются первые «мудрецы». Там, где наличных знаний не хватало для объяснения тех или иных явлений, на помощь приходила фантазия; а не хватало знаний там, в тех областях, с которыми человек не мог соприкасаться непосредственно. Например, способность падающего горшка вызывать звук падения никого не удивляла, но раскаты грома во время грозы оставались необъяснимыми. Вот тут-то на помощь и приходила фантазия. Разводя сады, человек мог наблюдать, как какое-то из посаженных деревьев не прижилось, хотя все делалось, казалось бы, одинаково. Почему? Почему у одного животного в потомстве только один – два детеныша, а у другого – пять – шесть? Следовательно, древнего человека окружало познанное, ясное, но рядом было и таинственное. Вот это «таинственное» и питало религиозно-мифологические представления, которые неясное делали «ясным и объяснимым». Следовательно, древнюю мифологию нужно видеть и как первую форму знания, которое помогало человеку «вписываться» в действительность. Появляется вера в добрых и злых духов, в добрых и злых богов; а если что-либо в жизни неожиданно превращалось в свою противоположность (неудачи на охоте внезапно оборачивались удачами и наступала стадия всеобщей сытости), это воспринималось результатом проявления «милости» со стороны духовных сил.
Не всякая сумма знаний автоматически превращается в науку. Наука – это знание всеобщего, закономерного, когда выводы носят всеобщий характер, относятся к целому классу вещей. Умение выращивать плоды на одном дереве еще не означает, что сложилось «плодоводство». Для появления данной науки необходимо знание природы плодового дерева вообще, знание необходимых для этого свойств почвы и природно-климатических условий. Сегодня мы можем характеризовать науку как законы природы, переведенные на язык сознания. Значит, наука – это знание всеобщего, повторяющегося, существенного в явлениях. К примеру, потребность растений во влаге – научный факт. Он с необходимостью присутствует во всех растениях, а между рядом стоящими растениями идет настоящая война за почвенную влагу.
Наука в современном смысле слова стала складываться в Новое время. Все ранее приобретенные человечеством знания носили частный, разрозненный характер, где закономерное часто соседствовало с домысливаемым: например, указание «атомиста» Демокрита, что все вещи состоят из атомов. Сегодня данную догадку следует признать гениальной, а предложенная Демокритом характеристика самого атома осталась достоянием истории: в ходе становления атомной и ядерной физики они были опровергнуты.
Все науки в своем суммарном виде призваны раскрыть многосторонние грани бытия (природного и человеческого). Науки о природе называются естественными (от слова «естество» – природа); науки, связанные с человеком и человеческой деятельностью, называются гуманитарными (от «гомо» – человек). Внутри каждого из видов наук имеет место дальнейшее членение, они как бы суживаются по объему рассматриваемого в данной науке бытия, но зато делаются более глубокими, основательными. К примеру, биология – наука о живом («биос» – живое). Но само живое многообразно как по уровню организации, так и по структуре строения. Общее во всех видах живого – это клеточное строение, присутствующее как в амебе, так и в слоне, характерное как для мхов, так и для гигантских эвкалиптов. И сегодня биология расчленилась на множество биологических дисциплин, от микробиологии до анатомии и физиологии человека – основной научной дисциплины для студентов-медиков. Но среди самих врачей, занимающихся изучением болезней человека и контролем за его организмом, идет дополнительная специализация, а потому лишь в критических условиях врач-офтальмолог решится заменить хирурга, да и то в ограниченных пределах. Фарадей, Гаусс создали электротехнику. Ныне на базе этой науки появились радиотехника, радиолокация, электроника, микроэлектроника и др.
Особенность философии как формы познания бытия в том, что она стремится к познанию всеобщего. Она не знает ни опытов, ни наблюдения, не ставит экспериментов, поскольку объектом ее исследования является не «что-либо», а бытие вообще – материальное, духовное, умопостигаемое, т.е. такое, что можно допустить только на уровне мысли: бытие Бога, вторая жизнь, посмертное возвращение на землю и т.п. Поскольку человечество эти проблемы волнуют, то философия просто обязана ими заниматься, делать их объектом своего анализа. Но если естествознание и его подвиды стремятся к точности, к определенности, то философия, наоборот, стремится избегать точности по отношению к какой-либо конкретике: она – наука не фактов, а принципов бытия. Фактология, конкретно-закономерное постигается естествознанием.
Философия рассматривает лишь те стороны конкретного бытия, которые будут присутствовать и у миллионов других видов бытия. Например, что может быть общего между крокодилом и человеческой мыслью? Вопрос на бытовом уровне мышления способен вызвать только недоумение. Но для владеющего философией здесь недоумения не возникнет. Почему? В явлениях философия отыскивает то, что их сближает, делает элементами единого бытия. Что же объединяет крокодила и мышление? Во-первых, они выступают для нас как реальность; во-вторых, эта реальность преходящая; в-третьих, крокодил и мышление находятся в связях (крокодил – с Нилом, мышление – с сознанием человека). Как видно на этом простейшем примере, философия объединяющие признаки находит, казалось бы, в несравнимых проявлениях бытия. Отсюда и вытекает специфика философского познания: оно крайне «бледное», предельно всеобщее, но, вместе с тем, оно истинное, т.е. отражает то, что присутствует в реальном бытии. В этой связи мы и рассматриваем науку и философию как однопорядковые формы общественного сознания.
Вместе с тем, у философии есть и своя особенность, отличающая философское знание от знания естественнонаучного: философия одновременно выступает и наукой, и мировоззрением, в ней постоянно присутствует «человеческий» оценочный элемент, тогда как естествознание непосредственно замкнуто на объективную реальность, превращая ее в формулы, законы, отношения и соотношения, качественные характеристики уступают место цифрам и др. Естествознание оставляет от природы только ее каркас (верно, каркас прочный, основательно выверенный), а в философии, как выразился Маркс, «материя улыбается своими красками всему человечеству». Для науки вода – это просто «аш-два-О», для философии – это тревожащая душу стихия, когда ты стоишь на берегу Тихого океана где-нибудь на побережье Сахалина. Набор возникающих при этом чувств, эмоций, стремлений и будет выступать человеческим восприятием действительности, которое отсутствует в научной картине мира (хотя в действительности картины-то наука нам и не оставляет). Для химика, даже самого выдающегося, таблица Д. И. Менделеева – это Периодический закон системы элементов; философ же видит за «системой элементов» всю Вселенную, от ее пылинок до звезд и галактик, перед ним – все тайны Космоса, раскрытая книга мировой эволюции.
Религия как форма общественного сознания и картина предельных устремлений человеческого духа
Религия – всем известное явление общественной жизни. Основами религиозного мировоззрения выступают: безусловная вера в Бога как творца и промыслителя мира; вера в божественную природу человека, поскольку в человеке наличествует дарованная ему Богом душа; существование «того света» – места будущего обетования души, которую там ожидают либо райское блаженство (если твоя жизнь в делах, поступках и мыслях была богоугодной, т.е. следовавшей предписаниям религии), либо адские муки, если жизненный путь был наполнен «грехом» (представления о грехе и наказаниях за них в различных религиях отличаются). Эти представления накладывают печать на реальные дела и мысли человека: нужно творить только богоугодное, всеми путями избегать и сторониться греховного. Сама греховность многолика: грехи плоти, грехи слова, грехи мысли. Бог всезнающ.
Здесь приведены элементы, формирующие духовность массового религиозного сознания. В разработанном Церковью и богословами теоретическом каркасе религиозной веры – в «основном богословии» – эти элементы трактуются более обстоятельно и более разносторонне, хотя принципиально новых положений не наблюдается. В религиозном сознании отражается бытие умопостигаемое, т.е. воспринимаемое как реальность только религиозным сознанием, тогда как сознанием атеистическим (противоположным религиозному) подобное умопостигаемое бытие полностью отрицается, а само религиозное сознание трактуется как принципиально ложное, поддерживаемое лишь церковным авторитетом, традицией, отсталостью самих сторонников религиозного мировоззрения.
Однако для человека верующего (а таковые составляют большинство населения Земли) религиозное мировосприятие является единственно истинным, смыслосодержательным, составляя ось его общего мировоззрения и духовности. Одной из причин массового распространения религиозного мировоззрения выступает его индивидуализация: верующий человек искренне убежден, что именно его видит всемогущий Бог, именно за его грехи принял крестные муки Богочеловек Иисус Христос, именно для его спасения основана «единоспасающая» Церковь. Бог видит каждую душу, тем более душу раскаявшуюся в своих грехах, и по своей милости готов гарантировать ей грядущее спасение. Ни одна религия не дает твердых гарантий на спасение, но одновременно она дает надежду на спасение, особенно «для страждущих».
Религиозное умонастроение формирует в коре головного мозга соответствующее доминантное состояние, проявляющееся в религиозной психологии верующего. Религиозная составляющая духовности постепенно оттесняет на периферию сознания все другие слагаемые духовного «Я» (интерес к семье, интерес к окружающим, интерес к жизни и т.п.), формируя фаталистическое умонастроение. И ничего иного, кроме фатализма (предопределено все свыше), религия вызвать не может, поскольку в окружающей действительности, как учит религия, все уже предопределено Богом. Даже личные тяготы нужно воспринимать с радостью: ты ими отмечен Богом, а грядущие вечные радости на небесах превзойдут все земные страдания. «Претерпевший до конца да спасен будет».
В марксистский период религию рассматривали с чисто земных позиций: она выступала или умышленным обманом масс со стороны церковников в интересах эксплуататоров (шло «разоблачение» религии), либо, когда относиться к религии стали несколько серьезнее, атеистическая критика религии выявляла ее земные «корни» (найдя таковых три вида: гносеологические, социальные, эмоционально-психологические). Такой подход к религиозному вопросу был более глубоким, но мало кого убедившим в необходимости освобождения от религии.
Такого «освобождения» и нельзя было ожидать: религия для массового сознания дорога тем, что она созвучна финитным (т.е. конечным) устремлениям человека. Человек со своим сознанием, разумом, полетом мысли, со всем своим рационально-чувствительным «Я» не хочет стать глиной. Религия отвечает: не будешь! Человек не желает примириться с самим фактом естественной смерти, когда еще многое не реализовано, не узнано, не увидено. Религия отвечает на этот естественный протест мыслящего человека против естественного хода вещей: не умрешь! Каждый человек порой всю жизнь бьется как рыба об лед во имя того, чтобы улучшить свое проклятое то ли Богом, то ли чёртом существование на земле – и до самой смерти не удается изменить его. Религия отвечает: потерпи, возрадуешься в раю!
Видеть в религии обман, а всех служителей культа считать отменными плутами – вульгарнейшее заблуждение. Не церковь формирует религию, а религия приняла церковную организацию. Надежда, в широчайшем смысле слова, стремление преодолеть серость бытия (причем бытия любого, даже животно-сытного и животно-чувственного) постоянно присущи человеку. Полное телесное насыщение возможно, духовное – никогда. А религия привлекательна тем, что она, при всей своей иллюзорности, дает пищу именно духовную, выступает каркасом нового мировоззрения, неся людям покой, радость и надежду в условиях нашего динамичного мира. В Боге человек отдыхает от современной цивилизации, когда его вера искренняя, спокойная, чисто душевная, а не показная, не для «имиджа». Так что до действительных корней религии атеистическая мысль еще не докопалась, используя в своем арсенале несколько подновленные идеи Ж. Мелье, П. Гольбаха, Л. Фейербаха. Русский публицист и философ В. Розанов писал: «Христос – это слезы человечества, вылившиеся в удивительную легенду, в удивительный рассказ»; а плакать люди пока не разучились, тем более, если верить медикам, слезы даже очень полезны для организма (значит, скоро в России сформируется самая здоровая нация).
Религия – это не простая форма общественного сознания в ряду остальных форм. Она является отражением сокровенного, самого потаенного и скрытого в самой человеческой натуре. До трети верующих не веруют в свое грядущее загробное блаженство, но без веры в Бога жить не могут. Пытаться вытеснять религию из массового сознания – это вытеснять самое глубинное из человеческой души, убивать центральное составляющее его духовного «Я». Но одновременно религию нельзя и навязывать, воспитывать сознание «в страхе Божьем»: к Богу человек приходит сам, а придет ли к нему Бог – мы никогда не узнаем.
Вопросы для проверки усвоения темы:
1. Чем определяется формирование духовной жизни общества?
2. Каково место духовности индивида в формировании духовности общества?
3. В чём различие между духовностью индивида и духовностью коллектива?
4. Как понимать общественное сознание? Уровни общественного сознания и различия между ними.
5. Основные формы общественного сознания. Что выступает как социально-классовое, а что является общечеловеческим в общественном сознании?
6. В чём специфика религии как формы общественного сознания?
Часть вторая
История философии как история познания и самопознания
Тема 10
От образа к мысли: зарождение философии
Писать об эпохе, отстоящей от нас на несколько тысячелетий, – труднейшая задача. Здесь предстоит не только реконструировать прошлое, но и увидеть самого человека того периода, его мысли, цели, стремления, его деятельную и духовную стороны. Для показа картины перехода от дофилософского миросозерцания к философскому это проникновение в человеческую духовность особенно важно. Нужно, если это допустимо, превратиться в человека той эпохи. Вне всякого сомнения, дошедшие до нас письменные свидетельства прошлого (литературные произведения, исторические хроники, документы народного эпоса, предания, даже басни и сказки) многое передают современнику. Но даже самые богатые археологические и культурные находки – это только отдельные следы прошлой жизни, но не сама жизнь. Для воссоздания процесса становления философии особую важность представляет такой след, как ранние религиозно-мифологические мировоззрения.
Мифология и религия как первые формы мировоззрения
Сущность мифологического мировоззрения студент знает только теоретически; его представление о религии более полное, поскольку религиозная вера и верующие есть сегодня. Общая схема периода господства мифологии будет ясной, если помнить, что первые религиозные представления о человеке и мире в виде фетишизма, магии, тотемизма и т.п. складываются около 50 тыс. лет назад. Впоследствии они развиваются, делаются более сложными и где-то около 5–7 тыс. лет назад переходят в мифологическое мировоззрение, когда, к примеру, вера в духов воды перерастает в веру в бога морей Посейдона. На место веры в духов леса, горы, земли, ручьев, озер, болот пришли уже боги, причем каждый по своей «специализации». К примеру, у тех же древних греков богов было столько, сколько видов природы (леса, моря, горы, небо, солнце, луна и др.) окружало их. Были боги и по видам человеческой деятельности (боги ремесел, торговли, виноделия, войны, поэзии, любви, мудрости и др.). Над всеми возвышался Зевс-громовержец, перед гневом которого трепетали не только люди, но и боги помельче.
Здесь указаны пока общие контуры мифологических представлений людей. Боги греков жили рядом с ними – на Олимпе. Эта гора казалась им вершиной мира, пока они не увидели горы по берегам Понтийского (ныне Черного) моря, в сравнении с которыми Олимп из крыши мира, обиталища богов превратился в небольшой холм.
Но посмотрим на мифологические представления с другой стороны. Боги греков – это те же греки, только всесильные владыки каждый в своей отрасли бытия, являясь одновременно и телесными, и духовными. Они жили вполне телесной жизнью: пили, ели, вдыхали благовония жертвенных животных, которых на алтарях сжигали греки, влюблялись, ревновали, порой опускались до пакостей друг другу, когда Зевс оказывался вынужденным выяснять их взаимоотношения. Одновременно у них были и глубокие земные привязанности. Так, Афина очень симпатизировала Одиссею, в то время как Посейдон волею судеб оказался в числе его врагов, превратив его возвращение из Трои на Итаку в двадцатилетнее странствие по Эгейскому морю (причем нередко полное самых невероятных опасностей). Привязанным к земле оказался и сам Зевс, причем эту близость особенно чувствовали самые прекрасные девушки Греции. Зевс принимал любой облик – от золоторогого быка, на спину которого уселась прекрасная Европа, до капель дождя, сумевших проникнуть в интимное место красавицы. От такой близости рождались герои, которых после смерти Зевс возносил на небо и делал богами. Одним из них был известный каждому школьнику Геракл.
Человек, видя мир сквозь призму мифологических представлений, чувствовал себя уверенно, если осознавал, что боги на его стороне; но одновременно и тревожно, поскольку сохранял веру в судьбу, рок. От предначертанного роком никто не уйдет, даже боги находились в его власти. Грек приносил жертвы богам, но одновременно и прислушивался к тому, что скажет оракул. Особым авторитетом пользовались пифии (предсказательницы) Дельфийского оракула: вдыхая идущие из расселин скалы испарения (очевидно, вулканического происхождения), впадая в полубессознательное состояние, пифия произносила бессвязные прорицания, которые жрецы храма Аполлона переводили на понятный вопрошавшему оракула язык. Как правило, это было предсказание судьбы (личной ли, большого начинания – это уже не столь важно). Здесь человек напрямую вступал в связь с потусторонним, невидимым, узнавал неотвратимую судьбу. Если предсказание было роковым, трагическим, то начиналась стадия жертвоприношений богам, молитв, чтобы упросить их как-то отвести неумолимое; если судьба была радостной, это тоже отмечалось дарами и жертвами богам, песнопениями и шествиями, словно радостное уже свершилось. Оракул мог лишить человека силы, поскольку неудача, беда уже предрешены, или, наоборот, прибавить силы, уверенности, если судьба открывалась прекрасной.
Причины крушения религиозно-мифологического мировоззрения
Что мы видим в итоге, если сделать определенные обобщения. Грек, как следует из легенд и мифов, жил рядом с богами, которые ему порой помогали, а порой заставляли его надеяться только на свои силы. Мир грека – это мир материально-духовный, когда, соприкасаясь с миром (путешествуя, торгуя, ремесленничая), он одновременно соприкасался и со своими богами, переживая мир своей «психеей» – душой. Идея творения мира Богом (или богами) в мифологическом мировоззрении отсутствовала. Грек верил в реальность мира так же, как верил в реальность существования своих многочисленных богов. А вот мысли о первопричине всего (богов, природы, людей) неизбежно должны были возникнуть, но мифология ответа на этот вопрос не давала. Кроме того, греки были мореплавателями, торговцами и просто любителями путешествовать, узнавать иные края и народы, иную жизнь. Это давало им представления о религиях других народов, многие из которых и не слышали о Зевсе и его многочисленной божественной родне, но однако жили. К примеру, тот же Египет, который был в первом тысячелетии «меккой» для желающих постичь высшую мудрость египетских жрецов, имел свою мифологию, совершенно не похожую на древнегреческую. Соприкосновение культур и различных цивилизаций в тот период было более тесным, чем нам порой кажется. Кроме Средиземноморья греки хорошо знали север африканского континента, вышли к Черному морю, через Малую Азию имели сношения с индийскими племенами. Из Египта по всему тогдашнему цивилизованному миру расходились математические, астрономические и медицинские знания, формировалась письменность.
Следствием подобных исторических процессов, когда происходил сдвиг в представлениях людей о мире, когда активно заработало сознание, возникла задача объяснения явлений, множественности видов природы, животного и растительного миров, рас и народностей, поскольку мифологических представлений оказалось недостаточно. К примеру, Посейдон показывал свое бессилие, когда люди научились пользоваться парусом, познали «небесную» (по светилам) навигацию, стали строить более устойчивые корабли, позволившие им дойти до Крыма и основать там свои города и поселения. В исторической науке эти процессы, затрагивающие все стороны общественной жизни (от материальной до духовной), называются ростом общественно-исторической практики. Можно, несколько обостряя мысль, сказать: древние греки, мужая сами, убили свою мифология.
Мифология Древнего Египта процветала несколько тысячелетий. Развиваясь в веках, она все больше абстрагировала мифологические образы, формируя представление о земле, небе, загробной жизни и т.д. Устремленность к потустороннему – так можно определить ее содержание. Конец древнеегипетской мифологии пришелся на VI в. до н. э., когда в эту древнейшую державу западной цивилизации пришел из Вавилонии Камбиз и произвел в Египте кровавые опустошения. Захватчики разграбили египетские храмы в Мемфисе и Фивах, разрушили храмы Амона. Оставшиеся в живых жрецы были вывезены в Вавилонию.
Древнеегипетская мифология существовала как тайное учение жрецов. Само жречество было доминирующей силой общества, с ним приходилось считаться даже фараонам – этим сынам солнца – света Осириса. Жрецы разработали картину мироздания, где нашлось место небу и земле, живым и мертвым. До нас дошло много письменных свидетельств; такие папирусы, как «Книга Мертвых», текст которой клался под голову мумии, «Книга о том, что в загробном мире», «Книга дыхания» и др. Причем это только малая малость дошедшего и еще не до конца прочитанного египтологами. Имеются описания «текстов пирамид» и «текстов саркофагов». К знанию древнеегипетской «божественной мудрости» допускались только «посвященные», дававшие клятву хранить все познанное в тайне, за разглашение которой ждала смерть. Из известных науке персоналий полное посвящение в тайны Изиды и Гермеса прошел только Пифагор, пробывший 22 года в древнеегипетских храмах. Посетил Египет также Геродот, но жрецы не допустили его к «посвящению», рассказав ему только народные представления о потустороннем. Таковым же было знакомство с древнеегипетской мудростью и Платона. Считается, что представление о древнеегипетских мистериях и тайном учении жрецов имел «отец» еврейского народа Моисей, которому традиция приписывает авторство первых пяти книг Библии.
Древнеегипетская мифология была одновременно и философией, для ее усвоения требовалось уже напряжение разума; мир образный (каким его представляли греки, когда их боги находились буквально на пороге дома) сменился миром абстрактных представлений.
У египтян мир – это мир света и тьмы, свет – это мир божественного разума; тьма, мрак – это материальный мир, в который погружены обитатели земли. Семь небесных сфер – это обиталище человеческих душ, которые после смерти или поднимаются в выси и сливаются со светом – Осирисом, или, наоборот, распадаются во мраке. Видимый нами Млечный путь – это души еще не родившихся людей, которые концентрическими кругами, тяжелея, приближаются к земле. Души в древнеегипетской мифологии после смерти уже испытывали страдания и радости, они взвешивались на весах Осириса на предмет следования предписаниям жречества во время земной жизни.
В древнеегипетской эзотерической религии (тайной, доступной только посвященным) уже есть учение о Боге-Отце, Божественном Глаголе – Боге-Сыне, когда их воссоединение дает Жизнь. Отсюда и вся странность творения мира, как его описал Моисей: он отходил от мифологического политеизма, отстаивал идею единобожия (монотеизма), когда Бог есть первопричина и первосущность бытия. У египтян бесконечный бог – Свет – сливается с бесконечной Вселенной, за ним остается только первенство; и когда Александрийский философ на рубеже двух эпох выступил с идеей Бога – Логоса, потустороннего мира и его превосходством над миром материальным, делая поворот от мировоззрения эллинско-иудейского к мировоззрению христианскому, он, вне всякого сомнения, опирался не только на наследие античных (древнегреческих) философов, но и на эзотерическое учение древнеегипетских жрецов. Евангелист Иоанн выразил это гораздо доступнее и откровеннее.
В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог.
Оно было в начале у Бога.
Все через Него начало быть, что начало быть.
В нем была жизнь, и жизнь была свет человеков... (Иоанн, 1:1-4)
Мифологическую стадию мировосприятия прошли все цивилизации. Уровень мифов разный, но их принципиальная сторона (картина мира и человека, связь потустороннего с посюсторонним, идея судьбы, человеческое прошлое и будущее и т.п.) присутствует во всех мифах. Через мифы человек как бы вписывался в мир, через поклонения и жертвоприношения неведомому старался поуютнее устроиться в этой жизни и иметь хотя бы минимальную надежду на возможность благосклонности богов в жизни будущей.
Поиски первооснов бытия как начало мыслительного анализа действительности
Но мифология, развиваясь, делала картину мира все более абстрактной, отдаленной от действительности. В результате открываются два пути развития мировоззрения: началось становление монотеистических религий и философии. Вопрос о сущности религиозного мировоззрения рассматривается в курсе религиоведения, нам же здесь гораздо интереснее и важнее понять и запомнить специфику философского мировоззрения и сущность философии вообще.
Считается, что философия начинается с удивления. Когда и перед чем начинается это удивление? Очевидно, человек удивляется тому, что поражает его воображение, или, выражаясь яснее, при встрече с неизвестным, но актуальным для своего существования. Следовательно, с одинаковым основанием можно сказать, что философия начинается с осознания своего невежества, когда человек инстинктивно оказывается перед вопросом: а это что такое? Причем вопрос оказывается роковым, жизнесодержащим, напрямую связанным с земным существованием. К примеру, всерьез задуматься о небе древнего человека заставили не бескрайние просторы ночной чернильной темноты и панорама звездного неба, а зрелище ночных метеоров, страшной грозы, лесных пожаров от ударов молний и т.п. Вот в таких ситуациях и могли возникать вопросы: что? почему? А если гроза ударила в дерево, под которым предок запрятал свое стадо коз, и от них остались только обугленные с порванными венами трупы, мог появиться и вопрос: за что?
Каждый новый вопрос требовал искать ответа. Религиозно-мифологическое объяснение случившегося не всегда вносило «ясность». Начинались поиски естественных причин, мыслительный анализ, движение мысли от видимого следствия к поискам невидимой причины. Существенное значение имело такое природное явление, как чередование того же самого (смена дня и ночи, сезонные изменения и др.). Так, в Древнем Египте начало философскому отношению к действительности, то есть толчок к размышлению о мире, вне всякого сомнения, было положено чередующимися разливами Нила, от которого зависело все существование египтян. Строгая закономерность явления, с отступлениями на один – два дня, позволила египетским жрецам определить продолжительность года в 365 дней. Если добавить к этому наблюдения над звездным небом, то обнаружилось деление «звезд» на два класса: неподвижные и подвижные. Луна, Меркурий, Венера, Солнце, Марс, Юпитер, Сатурн для египетских жрецов были семью лучами Глагола-Света, но их закономерное движение на небесной сфере могло вызвать (и вызвало!) представление о существовании естественной закономерности. К свойству человека наблюдать и анализировать неизвестное добавлялось растущее реальное знание внешнего мира, отражение в его голове определенных закономерностей, с которыми он сталкивался в повседневной практике. Только так могли возникнуть древнеегипетская астрономия, математика, навигация, гончарное и плавильное дело, ткачество. В Египте стали применять парус. Там же написано первое из дошедших до нас полуатеистическое произведение неизвестного автора «Разговор разочарованного со своей душой».
Из текста следует, что прелести потустороннего бытия еще никем не доказаны. Человечеству предстояло думать, анализировать, отыскивать первопричины всего сущего, т.е. философствовать.
Становление материалистического и идеалистического мировоззрения
Философия, если читатель согласен, это не плод «изумления», а удовлетворение возникшей потребности все понять, объяснить, в какой-то мере это познанное использовать. Тогда возникает вопрос: почему эта потребность появилась так поздно («поздно» по историческим меркам)? Объяснить это можно только тем, что в разные исторические эпохи потребности бывают разные. К примеру, сделал далекий предок лук, научился подстреливать оленя, зажаривать его. Потребности удовлетворены. А чтобы охота была удачной, достаточно было поколдовать над стрелами. Пример, вне всякого сомнения, примитивный, надуманный, но он очень близок к правде далекого прошлого. В ходе исторического становления человечества мир его жизнедеятельности резко расширяется.
- «Счастлив ребенок:
- Ему и в коляске просторно!
- Вырастет —
- Тесным покажется мир...»
Эти слова поэта и философа Г. Гейне очень точно передают ту переломную эпоху, когда сами условия жизни, сам характер жизнедеятельности потребовали философии. Это был заказ на реальные знания мира. Век уверенности в правильности мифологических представлений миновал. И не стоит удивляться тому, что философия формируется приблизительно одновременно в зонах развития разных цивилизаций. Нет нужды с удивлением писать о каком-то едином «осевом времени» (см.: «Философия. Курс лекций. Ред. Е. Ф. Солопов. – М., «ВЛАДОС», 1997). Рутинность общественной жизни, ручное производство, рабский труд, наличие свободных территорий, мыслительное «плавание» в царстве религиозно-мифологических представлений, близость природно-климатических условий зон ранних цивилизаций делали все ранние народы детьми природы и мысли.
Перелом, так называемое «осевое время», начался тогда, когда произошел перелом в укладе общественной жизни, когда рушилась родоплеменная организация общежития, когда люди почувствовали на своей шкуре, что не только огонь обменивается на все, но и на золото обмениваются все товары, а на товары – золото. Мысль принадлежит древнегреческому философу Гераклиту (о нем речь в следующей главе). Просто формируется новый общественный уклад жизни, потребовавший от человека реальных знаний мира, себя, знания складывающегося общества. Уже не хватало того, о чем вещали оракулы, что сообщали внутренности жертвенных животных. Резкое расширение знаний реального мира, повышение эффективности деятельности давали людям уверенность, что можно постичь мир, была бы только «мудрость».
К середине первого тысячелетия до н. э. человек уже состоялся (развился) не только физически, материально-деятельно, но и духовно. Он начинал понимать свою непохожесть на природу, одновременно и не воздвигая барьера между собой и остальной природой. Сама мифология делается объектом анализа, причем не только теоретического, но и художественного. Начало такого анализа положил Гомер, когда в его «Илиаде» и «Одиссее» переплелось земное и небесное, боги, герои и простые смертные. У греков сложился основной литературный жанр – трагедия, где всесильный рок оказался вплетенным в судьбы героев, а художественный анализ божественно-человеческого бытия одновременно был и показом картины того, как человек, опираясь на свои силы, знания, «хитроумность» в достижении своих целей противостоял всесильной судьбе, заставлял мифологических богов служить людям. Назревал вопрос осознания бытия и своего места в этом бытии. Мифологическая картина мира уже не устраивала «мыслящее» человечество.
А. Ф. Лосев в работе «Философия. Мифология. Культура» привел интересное свидетельство: «Когда кто-то спросил Анаксагора, для чего лучше родиться, чем не родиться», последний сказал: «Чтобы созерцать небо и устройство всего космоса» (с. 421). Анаксагор – философ V века до н. э., основоположник афинской философской школы. Но, можем сказать мы, опираясь на всю сумму дошедших до нас письменных свидетельств того периода, время простого созерцания уже миновало; созерцая, человек одновременно стал размышлять; а размышлять для того, чтобы понять, уяснить, увидеть закономерное в мире случайностей, причинность и всеобщность в калейдоскопе вещей, событий, явлений. Отсюда и название первых размышляющих над миром людей – «философы», т.е. любители мыслительной работы, стремящиеся за ясным, всем видимым миром увидеть его невидимые пружины, обеспечивающие стабильность и повторяемость в мире, делающие возможным человеческое бытие.
Но древние мыслители не порывали вместе с тем и со своей родовой пуповиной – мифологией. Даже самые, скажем так, атеисты и безбожники отдавали своеобразную дань своим богам, хотя и отодвигали их в далекие миры, откуда человечество с его страстями и житейскими треволнениями делалось невидимым. «Философ» – это не мудрец, а только «любитель мудрости». Мудры, т.е. всезнающи и всевидящи, одни боги, а человек лишь стремится приблизиться к истине, как бы желает приоткрыть покров неведомого, хотя замыслы первых любителей мудрости, как свидетельствуют названия частично дошедших до нас произведений, были мощными и всеохватывающими. В своей «детской резвости» они смело колебали «треножник» бытия, стремясь объяснить все: богов, мир, себя. Мир этим детям философской мысли казался простым и постижимым.
Не следует думать, что в период формирования философского мышления не существовало стихийной, массовой философии. Дело в том, что в силу своей практически-деятельной сущности человек постоянно ставил рядом вопросы «Что?» и «Почему?». На вопрос «что?» ответ напрашивался сам собой. Что? – это то, с чем человек имел соприкосновение в своей повседневной деятельности, что было перед его глазами и оказывалось вплетенным в повседневную деятельность: дерево, рыба, лодка, земля, горшок, стрела и т.п. Что? – это, по сути, весь естественный мир, окружающее бытие. Но та же повседневная практика заставляла увидеть повторяемость многих явлений: регулярность обращения солнца, смена времен года, параллельность явления рождений и смерти. Уже в древних мифах присутствовала идея об умирающих и воскресающих богах. Но закономерность превращения растения в колос и будущее зерно человек осознал и без обращения к мифологии. Поиски причин явлений, с которыми соприкасался человек, диктовались потребностями практики. С задачами предвидения явлений, их побудительных причин человек столкнулся в тот момент, как стал осваивать земледелие и приручать животных. К примеру, даже в наше время у агронома болит голова перед весенним и осенним севом. Какие культуры сажать и сеять? Здесь мало знать культуру земледелия и агроприемы, важно предвидеть сезонные явления, причем лучше на длительный период. Гидрометеослужба, при всей оснащенности приборами и данными мировой службы погоды, дает прогнозы вероятные, и чем они долгосрочнее, тем доля их истинности уменьшается. Положение древнего земледельца было во сто крат труднее. Понять причины – это обезопасить свое существование. Так что вопрос «почему?» диктовался потребностями самой практики, жизни.
Но философское «Почему?» отличается от повседневного своей шириной, глобальным характером. Древние философы не искали ответа на вопросы типа «Почему из зерна вырастает колос?» или «Почему из косточки вырастает виноградная лоза?». Они стремились пробиться к всеобщему, к первоосновам всего бытия. Так, если сородичи могли думать над причинами смерти их родственника, то философы пытались объяснить смерть вообще (одинаково и рождение). Если рядовой земледелец был уверен в неизбежности наступления весны, то философ пытался понять закономерность всех наблюдаемых закономерностей, т.е. он искал всеобщее во всем и для всего. Отсюда и глобальность замыслов первых философов: понять, что такое мир вообще, в чем его причина, первооснова, что всем движет и куда; в равной степени эти же вопросы ставились и по отношению к человеку: в чем человеческая природа, его общность и особенность по отношению к миру, в чем смысл жизни и смерти, какова природа духовности, почему общество постоянно меняется, а природа остается все той же и т.п. Объяснения были либо материалистические, либо идеалистические.
Для уяснения вопроса становления основных философских направлений – философского материализма и философского идеализма необходимо – учитывать, что человек видел перед собой два вида реальности: окружающий материальный мир (моря, горы, растительность, звездное небо, солнце и т.п.) и мир своих мыслей об этом мире (мир чувств, эмоций). В сознании человека этот второй мир был так же реален, как и мир внешней природы. Если прибавить к этому образы мифологизированного сознания (вера в реальность многочисленных божеств, неумолимого, но невидимого рока, давлеющей судьбы и т.п.), то увидим, что человек оказывается как бы под прессом двух миров: мира материальной природы, частью которого выступает и его телесность со всеми физиологическими отправлениями, и таинственного мира неведомых и не воспринимаемых высших сил. Однако их реальность подтверждается самим фактом наличия человеческой духовности, которая в остальном мире нигде не наблюдается.
В силу обстоятельств перед человеком вставала дилемма: что на что похоже, человек на природу или природа на человека? Если допустить первый вариант (человек похож на природу), то здесь следует предположить, что, поскольку в природе мы никакой духовности не наблюдаем, то и ее присутствие в нас – это только кажимость, мнение; в человеке есть только природное, материальное, но немного иначе организованное. Если направить сравнение по второму варианту (природа похожа на человека), то отсюда невольно следует вывод, что природа так же духовна, как духовен и человек, только ее духовность кроется за миром видимым, она также внутри природы или даже вне ее, и потому мы увидеть ее не в состоянии, можем только чувствовать ее присутствие в грозных природных явлениях, в наблюдаемой закономерности материального мира, в организующей роли вещественных связей и т.п. И в той же степени, в которой человек своим миром мыслей, чувств, планов руководит своей деятельностью, с такой же повторяемостью скрытая в природе духовность проявляется в материальном мире, в его закономерностях и связях. Как в человеке присутствует душа, в такой же степени присутствует Душа Мира – его первооснова, его жизненная сила.
В итоге есть все основания сделать вывод, что материалистическое и идеалистическое направления в объяснении природных явлений и самого человека появляются вполне закономерно: хотя они взаимно противоположны, но для появления каждого из них, в силу общего уровня представлений о внешнем мире, имелись достаточные основания.
Зародившись, эти направления миропонимания оттачивались, совершенствовались, выступая в окончательном виде как вопрос о том, что первично: материальное или духовное, есть ли, кроме мира видимого, мир невидимый, но управляющий миром видимым, а наша духовность – это только слабый отблеск высшего мира. Следовательно, различие между философским материализмом и философским идеализмом заключается в том, какая сущность принимается за первооснову бытия, появился ли мир по воле какой-то высшей силы (как в религии – Бога), а человек оказался промежуточным звеном – природным в своей телесности и духовным, т.е. причастным к невидимой первооснове – высшему Духу, идее, мировому разуму и т.п.
Философский материализм – это мировоззрение, заключающееся в том, что на мир здесь смотрят как на извечно сущий, т.е. всегда существующий, меняются только его звенья, уровни в силу естественных законов; человек – звено природы, появившийся на Земле в ходе эволюции природной материи, когда за миллиарды лет Земля из раскаленной массы превращалась в шарообразное остывающее тело, на котором шли сложные физико-химические процессы, приведшие в конце концов к появлению белковых соединений, т.е. первоосновы всех последующих форм жизни – от простейших до человека. Однако эта естественная картина появления человека, его мозга как основы всей его духовности до сих пор остается гипотезой, поскольку человечество еще не сумело проделать эксперимент по превращению неживого в живое. Более-менее вероятным является только утверждение, что жизнь в ее простейших формах появилась на земле около двух млрд. лет назад. Следовательно, природа «живого первоатома», лаборатория превращения неживого в живое нам пока неизвестна. А потому уже многие тысячелетия идет спор двух мировоззрений, материализма и идеализма, причем этот спор идет на пользу обоим направлениям: он заставляет думать, отыскивать аргументы в обосновании «истинности» именно данного направления, что в итоге движет вперед всю философию, расширяет аспекты поисков аргументов, углубляясь в исследование природы (привлекая данные естествознания), одновременно анализируя и «человеческую составляющую» бытия: его биофизиологическую природу, социальность существования, слагаемые духовности, механизмы мыслительной деятельности. Сложился отдельный раздел философии – философская антропология, которую в равной мере используют как материалисты, так и идеалисты, только с противоположными целями: идет своеобразное «перетягивание одеяла».
Мировоззрение многопланово, поскольку перед человеком стоит не только природа, Вселенная, где он мысленно пытается проникнуть в первоосновы. Второй, не менее важной реальностью для человека выступает само человеческое общество, частью которого является сам человек. Конкретные социальные условия бытия заставляют человека быть либо оптимистом, радостно смотрящим на мир, либо, наоборот, пребывать пессимистом, не видя и не ожидая от жизни ничего хорошего. Далее, человек живет не просто в обществе, но именно в данном обществе, в данной социальной среде, которая им также оценивается с разными знаками. Кроме того, человек стоит перед другим человеком, поскольку мы связаны производством, торговлей, служебными отношениями и т.п. Этот конкретно-социальный микроклимат также выступает объектом социальной оценки индивидом. В итоге можно сказать, что мировоззрение – это комплексное восприятие природного и социального миров духовным миром человека, поскольку ему приходится «зреть» не только на небо и горы, но и на весь социальный мир, который не так стабилен, как элементы космического пространства.
Специфика языка философии
Поскольку философия – это обращение к всеобщему, закономерному, невидимому, когда «искатель мудрости» стремится преодолеть, отбросить видимые части бытия (или, если сказать яснее, желает за деревьями увидеть лес, абстрагируясь от признаков каждого отдельного дерева), точно так же и философ, стремясь постичь всеобщее, основополагающее, отбрасывает частности, т.е. признаки, характерные для единичного, отдельного, а ищет то, что будет общим для всей массы единичного. Так, если продолжить пример с тем же лесом, то лесовод будет группировать деревья по их видам, подвидам, породам, возрасту, соотношениям леса и подлеска в разных участках леса. Для ботаники как науки характерна большая степень абстрагирования (отвлечения от частностей). Ботаник о лесе скажет проще и короче: лес – древесная растительность. Философ же поднимется в своих обобщениях еще выше: для него лес – это определенная форма живой материи. Здесь слово «материя» выступает общей характеристикой данного природного явления. Но показана и особенность данного вида природы: живая материя. Необходимо запомнить основную особенность философского языка – его категориальность (не путать со словом категоричность). Обратимся к показу смысла слова «категория». Для этого достаточно будет задуматься над нашей речью, на которой идет межчеловеческое общение. Понять речь говорящего – это значит знать смысл произносимых собеседником слов. Каждое слово – это уже определенное обобщение. Нам будет понятна фраза «Сегодня вода в море холодная» потому, что мы знаем смысл слов «сегодня», «вода» и «холодная». Можно взять и вторую фразу, но пошире, с большим обобщением – «В полярных морях вода всегда холодная». Она также понятна, при условии, если знаем, что означают слова «полярные моря».
Обобщения носят разный уровень, но все обобщающие слова называются понятиями. Класс предметов, который охвачен данным понятием, называется шириной понятий. Берем слова «дом», «дома», «строения». Первое понятие характеризует какое-либо конкретное жилое помещение, второе – это общее название всех жилых помещений региона, города, или даже всего земного шара (исключая шалаши, вигвамы, юрты и т.п.). Строение – это уже общее название всех созданных людьми зданий – жилых, промышленных, зрелищных и др. Мы имеем дело с непосредственной конкретикой только тогда, когда воспринимаем что-либо нашими органами чувств. Здесь мы видим данность. Но восприняв что-либо, у нас тут же включается сознание, идет работа мысли, подведение увиденного, услышанного под какой-либо класс уже известного нам. Так, вытащив на крючке что-то из водоема, мы можем воскликнуть: «Какая рыба!». Значит, нам ясно слово «рыба», что оно означает, как рыба выглядит. Мы пойманное подвели под уже известное, удивившись только ее размерам, плавникам, чешуе и др. Философия также пользуется понятиями, но понятиями предельно общими («широкими» – скажет наука логика).
Философские понятия отличаются от бытовых (дом, лес, курица), естественнонаучных (видообразование, растительность, заряд) своей предельной «шириной». Ширина, предельность философских понятий (категорий), означает то, что в них выражается предельно всеобщее, общехарактерное для всех явлений действительности. Например, возьмем признак, характерный как для отдельного предмета, явления, так и для всех предметов, явлений, состояний мира. Только два ясных для всех понятия: «связь», «причинность». Каждая вещь, каждая пылинка или козявка мира с чем-либо связана. Это одинаково характерно и для человека, всей его биофизиологии и психическим состояниям. Следовательно, наше понятие «связь» является предельно широким, оно в одинаковой степени относится к любому предмету или состоянию в объективном и субъективном мире (субъективный – это связанный с человеком, субъектом, например, чувство тревоги); это пример философской категории. Поэтому студент, знакомясь с философией, будет часто встречаться с этим словом, воспринимая его как нормальное, органически вплетенное в общий каркас науки философии.
В равной мере категорией оказывается и слово «причинность». Наш реальный мир со всеми его слагаемыми есть настоящее «здесь и сейчас». Но это «здесь и сейчас» оказалось возможным быть потому, что было свое «здесь и сейчас» вчера, т.е. миновавшее реальное, послужившее почвой, базой для сегодняшней реальности – весь мир, вся природа, все земное бытие, сам человек, мир его мыслей и т.д. и т.п. стоят на плечах своего прошлого, прошлое – причина настоящего. Следовательно, причинность – всеобщий признак действительного, наличного; но причинность в наличном, настоящем как бы умирает, лишь проступая в нем отдельными чертами (в ребенке – черты родителей, в растениях – черты культур, давших семена, в человеческой истории – следы отошедшей культуры и т.п.).
Категории образуют каркас философской науки. Поскольку философия – наука постижения всеобщего, закономерного, то оно может быть выражено только языком философских категорий. Отсюда и специфика языка философии – его категориальность. Так, если энтомолог, найдя неизвестную науке козявку, будет ее рассматривать, измерять, срисовывать, считать ножки, крылышки и т.п., то философ, увидя это «диво», скажет просто и коротко: «новая форма жизни». Он отметил сущностное, определяющее в этой козявке, отнес ее к классу живой материи. Энтомолог сосредоточил внимание на частностях, на особенностях, на единичном. Оба будут правы, но правы по-своему: естествознание анализирует особенное, философия – всеобщее. Естественнонаучное знание – движение от частностей, философское – подведение частного под категориальную картину бытия.
Вопросы для проверки усвоения темы:
1. Почему произошло вытеснение религиозно-мифологического мировоззрения мировоззрением философским?
2. Почему ранняя философская теория получила название «космизм»?
3. Каковы объективные причины деления ранней философии на материалистическое и идеалистическое направления?
4. В силу чего язык философии принял категориальный характер?
Тема 11
Философия греко-римского мира как основа христианской культуры
История философии как духовная история человечества
Приступая к рассмотрению истории философии, следует помнить положение Гегеля, что история философии – это эпоха, выраженная в мысли. Это поможет увидеть за калейдоскопом имен, теорий, концепций саму реальную жизнь народов, их страстей и исканий, волнующие эпоху проблемы. Из анализа предложенных тем студенту будет видно, что людей античного периода волновали одни проблемы (при этом особенности даже чувствуются по столетиям); в переходный период к феодальному общественному укладу мы видим уже словно новую философию, когда даже бывшим ранее теориям дается новое истолкование. Эпохи словно воюют со своим прошлым. Тысячелетие европейского феодализма христианизировало философскую культуру, но она смело прорывалась сквозь церковные каноны, порой превращаясь из «служанки богословия» в опасного для церкви врага.
Период Нового времени, когда ход истории резко ускорился (это время XVI–XIX вв. европейской истории), отразился и на судьбе философских теорий: на вооружение были взяты все теории прошлого, критически пересмотрены (т.е. поделены на «нужные» и «ненужные»), а сами философы устремились к созданию нового мировоззрения, разработке «истинно-правильных» картин бытия, нового толкования истории, человека, его духовности. Здесь отметим лишь несколько имен: Бруно, Декарт, Маркс. Бруно заново открыл Вселенную. Декарт отыскивает метод нового естествознания. Маркс открыл грядущую «экспроприацию экспроприаторов» и нарисовал прекрасное будущее всего человечества.
Двадцатый век по числу теорий – великих и не очень, философских имен превзошел все прошлые эпохи. Но одновременно в философских исканиях, новейшей истории присутствует и нечто объединяющее: поубавилось оптимизма, мажорности теорий Нового времени – когда философы ожидали наступления «царства разума», а успехи естествознания помогут подчинить природу и создать изобилие материальных благ. На этой базе сложится мощная высококультурная цивилизация и Земля станет лучшим из миров Вселенной.
Но XX век оказался веком войн и насилия, причем две войны оказались мировыми. Мощь разума, науки, техники, технологий сознательно повернули против человека, создав невиданные средства уничтожения. И лишь когда подошли к порогу полного самоуничтожения, только с этого момента общество немного стало задумываться. Этот трагизм современного человечества раньше всего почувствовали философы, стремясь понять корни парадоксального явления, когда индивидуально каждый человек разумен, рассудителен, даже доброжелателен – если не держит в руках оружия. Цена человеческой жизни, этого венца природы, высшего творения Бога (в глазах верующих), сделалась равной усилию нажатия на курок или пусковую кнопку. Отсюда и минорность философии, этого камертона человеческой духовности. Безвестный древневавилонский автор «Поэмы о Гильгамеше» писал, что боль от смерти человека отзывается на всей природе, и она плачет. Сегодня уже только близкие плачут о смерти сородича, а гибель сотен и тысяч, даже десятков тысяч неизвестных нам людей уже никем не оплакивается. Выходит, что цивилизация привела нас к духовному опустошению, жестокосердию?
Ход становления цивилизации, все ее противоречивые зигзаги полнее всего отразила философия, поэтому знакомство с ее историей – это не подготовка к экзамену, но это есть знакомство с историей человечества, взгляд на свое прошлое, на историю своей духовности, на историю того, как человечество, мысленно раздвигая горизонты бытия, само становилось богаче и совершеннее. Великий грек Эпикур в письме к Менекею писал:
«Пусть никто в молодости не откладывает занятия философией, а в старости не устает заниматься философией; ведь никто не бывает ни недозрелым, ни перезрелым для здоровья души».
А вот слова Платона, написанные за 100 лет до слов Эпикура:
«В род богов не позволено перейти никому, кто не был философом и не очистился до конца, никому, кто не стремился к познанию».
И еще одно свидетельство высокого уважения к философии, но уже не философа, а величайшего романиста Франции Александра Дюма. Вот какие слова он вкладывает в уста аббата Фариа, обращенные к Дантесу:
«Философия – это сверкающее облако, на которое ступил Христос, возносясь на небо».
Очевидно, этого будет достаточно, чтобы показать то отношение к философии, которое испытывали мыслящие люди самых различных эпох. Отсюда идет и наш призыв к молодому читателю: любить философию – это любить и ценить самое ценное в человеке: его интеллект, его способность осмыслить мир, себя, человечество. Если у Киплинга даже звери призывают друг друга помнить, что они все одной крови, то что же должен испытывать человек, видя другого человека, особенно человека страдающего. Призыв Б. Ясинского «Бойся равнодушных!» нами не был услышан, и миллионы людей оказались на лесоповале, вырыли Беломорканал и канал имени Москвы, построили Воркуту и проложили к ней дорогу. Но общество, в фундаменте которого лежат кости, не может существовать. Нужна духовность. Путь к ней – через философию.
«Восток – дело тонкое». Основные черты философии Древнего Востока и ее судьба
Для философии древневосточные философские теории это философские идеи и мысли в религиозно-мистических представлениях народов Древней Индии, Древнего Китая и Древнего Египта. В истории философов долгое время господствовал евроцентризм, т.е. такой подход к философии, когда становление этой науки связывалось с Европой, а более точно – отсчет философии велся от Древней Греции. Однако в XX столетии начался интенсивный процесс изучения культуры народов ранних цивилизаций. Тогда обнаружилось, что в сохранившихся памятниках древности – легендах, народном и литературно обработанном эпосе, священных книгах восточных религий – за много столетий до становления древнегреческой цивилизации уже присутствовали многие идеи и представления, картины мироздания, которые древнегреческие мудрецы отчасти повторили. Однако в этом не следует видеть плагиат цивилизаций: мировоззренческая похожесть идей и мыслей вытекает из «похожести» темпов развития народов, общества, становления индивидуального сознания. Просто пришла пора, человечество из младенчества поднималось к зрелости, пытаясь по-своему осмыслить мир, себя, свою духовность, понять своих богов, своих героев и пророков, своих духовных «учителей».
Древний Китай, отгородившийся от северных соседей Великой Китайской стеной, а с юго-запада – воздвигнутым самой природой Гимовавтом (древнее название Гималайских гор), востоком упершись в Тихий океан, создал замкнутую цивилизацию, которая развивалась вне контактов с остальным миром, а ее религиозно-философские искания отражали специфику общественного уклада, когда одна императорская династия сменяла другую, при этом стремясь сохранить неизменным сам общественный уклад в «поднебесной» империи, поскольку на небе все стабильно, закономерно-повторяемо, а сама «поднебесная» – это центр мира, а Небо, с его неизменным всеобщим законом, – это и бог, и закон, и сущность бытия, и повелитель всего поднебесного.
Общую направленность древнекитайской философии определяет ее общественно-политическая этика, которой в разной степени отдали дань большинство философов, которых знает история; среди них Лао-цзы (книга «Лао дэ дзинь» – «Книга учителя Лао»), VI в. до н.э.; Кун-цзы (Учитель Кун – Конфуций, основной труд «Беседы и суждения» – «Лунь юй»), живший в 551–479 гг. до н. э.; Мо-цзы (основатель школы – общества полувоенного типа; в сборнике моистов несколько глав принадлежат учителю – «Почитание мудрости», «Воля Неба» и др.). Моизм имел влияние около двух веков, а после растворился в конфуцианстве.
Наибольший след в истории мысли Китая, его идеологии, мировоззрении оставили даосизм (учение Лао-цзы о «дао») и конфуцианство.
Оба этих направления постепенно переросли в религию, а Конфуций просто сделался объектом поклонения.
В философии Лао-цзы особое место отведено «дао». Для него дао – это и закон, и порядок, и движущая сила, и всеобщее предопределение бытия. Такое широкое толкование дао открывало возможность его материалистического и идеалистического истолкования, так оно в действительности и вышло. Если дао – это всеобщий закон бытия, естественная закономерность, то открывается дорога к материалистическому восприятию мира; если дао – это надмировая определенность, когда мир исходит из дао и возвращается к нему же («путь вверх» и «путь вниз»), то дао превращается во внемировую субстанцию, верховное существо, проявление Неба, – этот подход к дао возобладал после смерти Лао-цзы, а потому в китайском мировоззрении и укрепился даосизм как разновидность религии, оказавшись рядом с конфуцианством, которое также переросло из морально-этической теории ее основателя во влиятельную религию современного Китая.
Конфуций – древнекитайский просветитель и педагог (сын высокопоставленного чиновника и сам впоследствии был приглашен к императорскому двору) пытался осмыслить и обосновать властную и социальную иерархию, существующую в Китае в VI–V вв. до н. э., вытекающую из общего миропорядка. Высшее внемировое существо – Небо; император – сын Неба, его власть над «поднебесной» – предопределение свыше. Мир гармонизирован, все его состояния и стороны также предопределены. Эта гармония ничем и никем не может быть нарушена, если люди не желают вызвать гнев Неба.
Все философские искания и морально-этические концепции Конфуция были направлены на то, чтобы законсервировать навсегда социальную жизнь Китая, выдать все существующее за «небоустановленное». Конфуций учил не тому, как понять мир, действительность, человеческое общество, а тому, как сохранить неизменным существующее, влиться в существующий порядок вещей, социальную среду, занять именно «свое» место в жизни, никак не выше и не ниже, поскольку каждый человек должен следовать своему «сяо».
Сяо – это принцип жизни индивида, небесное повеление следовать и быть верным тому пути, который определен тебе Небом. Для ясности: дети семьи ремесленника должны заниматься только ремеслом, дети рыбаков – только рыбной ловлей, дети воинов – стать только воинами, дети чиновников – только чиновниками и т.д. Если не хватало места для детей в социальной нише, занимаемой родителем, – ты полностью «свободен» – по сути, становился предком современных бомжей. В этом смысл и суть следования сяо. Дополнением к сяо и его элементом выступает требование безусловного подчинения вышестоящим чиновникам и старшим (в семье или даже просто на улице, в толпе, в обществе, отсюда – древнекитайский церемониал и этикет общения).
Приступая к краткому знакомству с духовно-мировоззренческими истоками древнеиндийской философии, поражаешься как обилию источников, так и их взаимной несовместимости при их определенном духовном родстве. Основными древнеиндийскими мировоззренческими документами выступают: эпическое произведение «Рамаяна» – жизнеописание основателя индийской нации и расы мифического Рамы, приведшего белую расу на Индостанский полуостров из лесов Скифии много тысяч лет назад. Сведения об авторе и времени написания «Рамаяны» отсутствуют. Очевидно, это древнеиндийский народный эпос. Реальность Рамы косвенно подтверждается древнеперсидской священной книгой «Зенд-Авеста». С Рамой разговаривал сам Бог Ормузд, называя его предшественником Зороастра, основателя зороастризма. Создание «Рамаяны» относят к V –IV тысячелетиям до н. э.
В смысловом отношении к «Рамаяне» примыкает «Махабхарата» – эпическое описание борьбы пришедшей с севера белой расы и жившей в Индии черной расы (борьба пандавасов и куровасов). В «Махабхарате» впервые упоминается Кришна, привнесенный в текст из народного религиозного предания «Вишну-Пурана».
Центральным документом и свидетельством древнеиндийского мировоззрения выступают священные «Веды» – книги, написанные во второй половине первого тысячелетия до н. э. К «Ведам» примыкают «Упанишиды» – своеобразный комментарий и толкователь священных «Вед». «Упанишиды» положили начало многочисленным индийским религиозным сектам и философским школам, от религиозно-мистических до материалистических. Это связано с тем, что как сами «священные Веды», так и писавшиеся много столетий «Упанишиды» являются текстами крайне многослойными, отразившими меняющуюся на протяжении столетий эпоху и развитие самого человека, его мировоззрения, направление духовных исканий. И главное: доминирующее воздействие социальных процессов в обществе, формирование и крушение кастового строя, появление классов и классового деления, разложение деревенской общины с ее примитивным коммунистическим укладом, появление больших царств и влиятельных царей на месте многочисленных радж и магарадж, борьба политеистических и монотеистических концепций в религиозных вопросах, изменение представлений и состояний пантеона больших и малых божеств. И если помнить слова киногероя «Восток – дело тонкое», то в применении к Древней Индии они должны звучать как «Древнеиндийское мировоззрение – самый тонкий вопрос для науки». Это переплетение народных преданий и авторских обработок преданий брахманами (жрецами древних религий), песнопений мистических адептов религий (лесных отшельников); авторов, стремившихся понять мир, и авторов, стремившихся к слиянию с Первосущим, причем соседствующих в одном тексте и одинаково уважаемых и чтимых в массовом сознании. Все это делает крайне затруднительным отчленение философии от религиозно-мистического звена духовного наследия Древней Индии. Эту специфику истории духовной жизни Индии, и не только периода ее древности, признал даже Джавахарлар Неру в своей книге «Мое открытие Индии», с именем которого связывается самый светлый период в истории Индии – 40–50-х гг. XX в.
В вопросах онтологии, т.е. как понимать бытие, следует признать, что в древнеиндийском миропонимании доминировало положение, что не было времени, когда бы все не существовало, и не будет того времени, когда бы все перестало существовать. Переводя эту мысль на современный язык, из нее следует, что мир был, есть и будет всегда. Но этот мир живой, меняющийся. Его движущая сила – Агни. Агни – это и мужское вечно-живое начало мира, и священный огонь, и символ вечно-живого бытия. Он же есть и Разум, и вечный Дух мира. Рядом с Агни существует вечно-женственное начало мира – Сома, она есть душа мира, начало всех миров. Соединение Агни и Сомы есть величайшая Сущность, первооснова бытия.
Но не следует видеть союз Агни и Сомы как Бога. С богами дело обстоит гораздо сложнее и запутаннее. Вот положение из «Бхагават-Гиты», литературной обработки легенды о Кришне, взятой из «Махабхараты»: мать Кришны – Дева Деваки. Ей было предсказано родить спасителя мира – Кришну. Произошло это так. Ее брат Канза – царь Мадура – не имел детей. Но духи предсказали, что именно Деваки родит царя царей. Ей пришлось бежать от гнева Канзы. В лесу, у отшельников, произошла ее встреча с Махадевой, принявшим облик человека. В беспамятном экстазе она зачала от бога Махадевы Кришну. Махадева – центр седьмого неба, он – океан света, солнце всех солнц, божественный Разум. Отшельник Васшита, бывший охранителем Деваки, убитый Канзой, произносит предсмертные слова для Кришны: «Торжествуй, Кришна: судьба совершается, я возвращаюсь к Тому, который не меняется никогда. Да примет Брама душу мою. Ты же, его избранник, спаситель мира, восстань!». В «Вишне-Пуране» читаем, что Вишну заключил себя в недра Деваки, она несла Браму в недрах своих. Сам же Кришна, вознесенный душой в мир матери Деваки, увидел там себя Сыном, божественным Духом, Сущностью всех существ, Словом жизни, творческим Глаголом. Спрашивается, кто же Бог?
Поэтому, опуская эту часть древнеиндийских преданий, посмотрим, как понимался в них человек, его жизнь, его судьба. Здесь также раскрываем этот вопрос на основе обобщенного изложения разных, но одинаково авторитетных источников, где переплетено религиозно-мистическое и философское.
Центральной проблемой выступает вопрос соотношения души и тела, земного и небесного. Параллельно вечности миров такой же вечной считалась и душа. Ее бытие – это непрерывная цепь перерождений. Согласно «Бхагават-Гите» душа мудрого поднимается в бескрайние области чистых существ, к Единому; после смерти страстного человека (т.е. привязанного к земным радостям и наслаждениям) душа его вновь возвращается к тем, кто накрепко привязан к земному; после смерти недумающего, не верующего в богов, не исполняющего религиозных ритуалов, когда душа заполнена материальным миром, его душа проявляется в неразумных существах (т.е. в любой из форм живого, от слона до мухи или червя).
Отсюда и требование к человеку: делать добро и быть добрым, иметь бога в душе. В этом случае мы освобождаемся от рождений и смерти, от старости и трудностей, пьем воду бессмертия. Уметь быть выше толпы. Делающий зло – внутренний раб. Свободны только делающие добро. Основная форма делания добра – это семейная молитва перед зажженным жертвенным огнем. Здесь человек как бы повторяет огонь Агни. Отсюда идут корни индийского ритуала сожжения трупов. Сжечь умершего – это предать его в руки Агни. Духовен не только человек. Духовно все. Видимое в вещах, сама вещь – это только материальность бытия. Все бытие пронизано духовной сущностью, делающей вещь тем, что она собой представляет. Сущность неуничтожима, она постоянно проявляется в самых разных формах. Постоянное сохранение сущностей за текучим бытием – условие бытия вечной чувственной материи.
Порой древнеиндийское мироощущение называют как выражение стремления к потустороннему счастью, к вечной радостной жизни. Отчасти это справедливо. Дело в том, что Индия, в силу специфики природно-климатических условий, очень рано почувствовала пресс переселения, ранние браки (девочки в 10–12 лет считались уже вполне зрелыми невестами и женами) резко способствовали росту народонаселения, джунгли сдерживали развитие земледелия. И потому история Индии является одновременно и историей нарастания национальных бедствий, превращения полуголодного существования в нормальное состояние. Сельский бедняк был рад, если его 6–8-летние дочери оказывались наложницами в гаремах магарадж: они там были хотя бы сыты. Поэтому мечты о вечном счастье были естественны. Потому буддизм, возникший в Индии в середине V в. до н.э. только упорядочил бывшие ранее религиозно-мистические представления о мире, богах, человеке, неизбежности земных страданий, их естественности, а заоблачный и сверхнебесный мир абсолютного света и счастья заменил не менее блаженной нирваной, приближаться к которой можно уже в этой жизни путем добровольного аскетизма, саморазмышлений и атараксии (полной невозмутимости перед камнепадом бытия). Материалистические прорывы наблюдались отчасти в этом потоке идеализма: школы вайшешика и локайята пытались утвердить материализм, но они загасли, не оставив заметного следа в духовной атмосфере Индии.
Философское наследие Древнего Египта – это целый блок мировоззренческого материала, где переплелись естественнонаучные и религиозно-мистические представления, светские знания и тайное учение жрецов, охраняемое от простых смертных, представления о целом пантеоне великих и малых, добрых и злых богов, развитая мифология, впитавшая в себя наследие многих тысячелетий и народов. Египет считается и наследником духовных богатств Атлантиды. Все это переплелось в мировоззрении этой древнейшей цивилизации, скрыто завесой иероглифического письма, оставленного на колоннах храмов, в гробницах, сохранившихся в дошедших до нас свитках папирусов. Ученые-египтологи буквально по кусочкам, по буквам, фразам, записям преданий пытаются реконструировать духовную историю Египта многих тысячелетий, и эта работа еще не закончена.
В первом тысячелетии до н. э. Египет был настоящей «меккой» для всех, кто пытался постигнуть «мудрость». Его посещали Пифагор, Платон, Геродот, Плутарх; одни пытались впитать в себя древнеегипетскую магию и дух мистерий (как Пифагор), другие – понять (Платон), третьи – узнать и описать, донести до сведения своих соотечественников (Геродот, Плутарх). Очевидно, были и другие посетители. Так, среди них называют Демокрита, Гераклита, но эти сведения гипотетичны. В сумме они говорят о привлекательности тех знаний, которыми владели древнеегипетские «посвященные».
Всех желающих познать древнеегипетскую мудрость (и не только ее) отсылаем к энциклопедии «Мифы народов мира» (М, 1992, Т. 1–2). В общедоступном изложении знания о древнеегипетских воззрениях студент может найти в работе Т. Г. Лешкевича «Философия. Вводный курс» (М., Экспертное бюро, 1998), которой пользовался и автор настоящей работы. Кроме того, самым любознательным рекомендуем работу Эдуарда Шюре «Великие посвященные», изданную в России в 1914 году и переизданную в 90-х годах без объявления года, города; очевидно, «пиратское» издание, но быстро разошедшееся. В этой работе – вся древняя история духовного развития человечества, от Рамы до Иисуса Христа. Древнему Египту в работе Шюре посвящена третья книга – «Гермес».
Как и у всех древних народов, древнеегипетские философские идеи также носили космологический характер: стремление понять всеобщее, объединив в этом всеобщем и мир, и себя, и свою духовность, и религиозно-мифологические представления. Дополнительную особенность этим идеям давали их древность и ее почтительное хранение, диктуемая разливами Нила цикличность в материально-практической деятельности (отклонения в повторяемости разливов Нила по годам не превышала 1–2 дней). «...Оценка, – пишет Т. Лешкевич, – согласно которой из Древнего Египта пришли основные тайные, оккультные учения, которые оказали сильное влияние на философию всех рас и народов, потому что именно из тайного учения заимствовали свои знания и Индия, и Персия, и Халдея, и Китай, и Япония, и даже Древняя Греция и Рим, вполне оправданна» (с. 31). Даже если эта оценка верна наполовину, все равно человечество должно преклониться перед достижениями семитысячелетней цивилизации, угаснувшей под напором Вавилонии в середине первого тысячелетия. Александр Македонский эллинизировал Египет, а после затопления Египта когортами завоевателей-римлян Египет вообще превратился в житницу Римской империи, став частью Византии с V века. В VIII веке Египет оказался под властью халифата, его культура была арабизирована и исламизирована. Все доисламское стало достоянием историков, египтологов, песков Сахары, наступающих даже на пирамиды.
Философию древних египтян можно определить как трансцендентный антропологизм, или, выражаясь понятнее, картина посмертного путешествия человеческой души, поскольку вся космология упирается в идею становления мира из первоначальной стихии (воды), из которой возникли сами боги, потом, в силу божественной воли, появляется человек – высшее творение, связующее звено между темной материей (природой) и высшим астральным светом, куда душа будет стремиться после смерти. Именно – будет, для чего ей предстоит длинный и длительный путь движения от препятствия к препятствию через судилища и взвешивания на предмет уяснения ее греховности. Трансцендентный мир – это семь живых божеств, олицетворенных семью планетами (Земля, Луна, Солнце, Марс, Венера, Юпитер, Сатурн). Земля, земная жизнь – это мир тяжелой материи, которую не в состоянии преодолеть грешные души. Грехи – это жадность, злословие, безнравственность и т.п. В тексте «Книги Мертвых», которую клали под голову умерших, названы 42 прегрешения, которые душа отвергала клятвенно, утверждая что она их не совершала. Приводим некоторые из них: «1. Я не чинил несправедливости. 2. Я не разбойничал... 21. Я не совершал прелюбодеяний и не предавался содомии... 34. Я не изрекал проклятий фараону... 38. Я не вел себя нагло» (Цит. по: БАДЖ Э. А.У. Египетская религия... М., 1996. С. 111–114).
Из 42 клятв только 4 связаны с уверениями души в преданности богам, остальные носят земной, «человеческий» характер. А 27-ю было бы очень своевременно утвердить современной нормой межчеловеческого общения: «Я не был причиной слез другого».
Из расшифрованных памятников древнеегипетского мировоззрения (и наиболее философскими) являются «Священная книга Тота» и «Изумрудная скрижаль» Гермеса Трисмегиста. Египтологи склоняются к мысли, что Тот и Гермес Трисмегист – одно и то же лицо («Трисмегист» – Трижды Величайший). По представлениям жрецов, Тот – бог письма, счета и мудрости. Он был рядом в жизни и присутствовал при взвешивании душ умерших, отвечал за точность весов.
Согласно древнеегипетской мифологии Тот был основателем, отцом всей интеллектуальной жизни Египта, учителем; жрецы носили титул сыновей Тота, знатоков его учения, обладателей «Священной книги Тота». С закатом египетских мистерий преданные Тоту «посвященные» унесли золотой ларец с текстом этой книги в другие земли. Постепенно Тот трансформировался в Гермеса Трисмегиста. В мифологии Гермес Трисмегист – это величайший из всех философов, величайший из всех жрецов, величайший из всех царей; он вестник богов, истолкователь их воли, покровитель путников и проводник душ умерших. Гермес осуществлял свои функции на небе, на земле и в подземном царстве (см. Т. Лешкевич. Философия..., с. 45).
Эдуард Шюре описывает Древний Египет и его духовную жизнь более красочно и живо, абсолютно доверяясь жрецам и расшифрованным текстам дошедших до нас «священных книг». Познакомиться с основными характеристиками духовной религиозной жизни Египта «по Шюре» представляет значительный интерес, хотя автором настоящего пособия не все положения работы Шюре разделяются. Шюре пишет: «...Египетская религия выдержала неисчислимые века со своей организацией и со своими символами, остающимися до сих пор неразгаданными тайнами. В этих храмах, подземельях и пирамидах развивалось великое учение о Слове-Свете, о божественном Глаголе, заключенном Моисеем в золотой ковчег, а Христом превращенном в живой светоч» (с. 99). Гермеса-Тота он определяет как первого таинственного посвятителя Египта в тайны высшей мудрости. «Гермес, – пишет Шюре, – такое же родовое имя, как Ману или Будда. Оно одновременно обозначает и человека, и касту, и божество. Человек Гермес есть первый посвятитель Египта... Греки, ученики египтян называли его Гермесом Трисмегистом, или трижды великим, ибо они видели в нем царя, законодателя и жреца» (с. 101).
Древняя герменевтика и является раскрытием трансцендентного бытия человека. Большое место во всей космогонии уделялось учению о душе. Душа человека – это часть единого космоса, притом рассматривается она в таком же отношении к реальному бытию, как сила божественная по отношению ко всей Вселенной, выражаясь яснее: душа – выше материи не только по значимости, но и по влиянию на материю. Человек – господин материального мира. «Чтобы достигнуть такого господства, человек нуждается в полнейшем переплавлении всего своего существа, физического, нравственного и умственного; переделка же эта возможна лишь при одновременном упражнении воли, интуиции и разума» (с. 105). Человек может войти в сознательные сношения со скрытыми силами природы. «Великим душевным усилием он может достигнуть непосредственного духовного видения, открыть перед собой дорогу в потусторонний мир и быть способным проникнуть туда» (там же, с. 105). Такое свободное общение с потусторонним миром, как доказывает Шюре, было доступно только «посвященным»; путь к нему был доступен не всякому. Жрецы допускали к нему лишь исключительно проверенных, надежных даже из своей среды. Он описывает также сам процесс посвящения: страхи, ужасы, умирание и воскресение, омовения от мук и искушения страстной нубийкой, таинственные письмена, преодоление огня и т.п. Венцом посвящения было знакомство с тайнами учения Гермеса-Тота и клятва – беречь тайны посвящения. За разглашение – смерть. Посвященный становился сопричастным к тайнам бытия, законам материи и высших сил, ему был ведом астральный свет. Шюре пишет, что такое посвящение прошел Пифагор, краткое изложение воззрений которого будет дано ниже.
Греция – колыбель европейской философии. Ранний материализм и его развитие
Определяя Грецию как колыбель европейской философии, мы исходим из специфики философского мышления европейской цивилизации, которая оформилась на базе интеллектуальных достижений народов, сложившихся за два тысячелетия на почве, удобренной наследием греко-римского мира, позже дополнительно оплодотворенной христианством.
Философская мысль Востока древнее греческой, но в ней во все периоды доминировали мистицизм, созерцательность, стремление к запредельному и вечному. Западному мышлению был свойствен рационализм, т.е. стремление понять, познать, отразить в логических категориях сущность постигнутого, приблизиться к закономерному, к Логосу. Как в ранний период, опираясь на мифологию, древние греки пытались объяснить все волей рока, богов, судьбы, точно так же, начиная с VII–VI вв. до н.э., в древнегреческом мышлении начинает доминировать рационализм, т.е. стремление объяснить и понять все с опорой на мышление, в котором отражались познаваемые закономерности.
Движение древнегреческой мысли «от мифа к Логосу» было закономерным. В «гомеровскую эпоху» (ок. 1 тыс. лет до н.э.) Древняя Греция – это сотни рассыпанных на Пелопонесском полуострове и островах Эгейского моря обобщенных родоплеменных государственных образований, которые активно сотрудничали, заключали союзы, шел интенсивный экономический и культурный обмен. Постепенно народы сближались, родоплеменная организация уступала место складывающемуся рабовладению, сама территория освоенных древними греками земель расширялась, шло движение на запад и восток; на западе поселения греков появились на Сицилии и юге Италии; на востоке частью Древней Греции стала приморская часть Малой Азии; на севере греческие колонисты сделали частью Греции Крым. Отсюда видно, что Древней Грецией можно смело называть половину территории восточного Средиземноморья, а центром оставался Балканский полуостров.
К VI в. до н.э. на месте сотен общинно-родовых «царств» складывается двенадцать относительно сильных владений – «полисов». Полис – это город-государство, имеющий свою власть (выборную или династическую), свои законы, «своих» (как дополнение к общепринятым) богов-покровителей данного города, данной местности, данного оракула и т.п. Из курса истории студенты помнят только древние Афины и древнюю Спарту, а отличник может припомнить и Троянскую войну, когда объединенная армия греков отправилась выручать похищенную Парисом Елену Прекрасную; великие подвиги Геракла.
Легенды и мифы древних греков, их борющиеся и деятельные герои отражали динамизм самой общественной жизни. С образованием полиса появляется не только рабство, но и гражданское сознание, разделение труда. Не надо представлять дело так, что когда физическим трудом стал заниматься раб, то рабовладелец сел и стал размышлять о сущности бытия. К мыслительной деятельности рабовладелец приступил в силу своего нового положения: ему приходилось думать о поиске рационального пути ведения своего хозяйства, об организации деятельности рабов, о своей роли в управлении общественными делами, о войнах и походах, о воспитании себя и своего потомства.
Все эти новые функции грека, появившиеся с утверждением рабовладельческого способа производства, обязывали многое знать. А знать – это постигнуть законы невидимого; уметь, если не управлять, то хотя бы вписываться в ожидаемое будущее. Не случайно уже в мифах присутствовало множество богов, «специализирующихся» в различных видах деятельности; причем сами боги были разными и по облику: где грек радовался, имел успех – облик бога один; где ему реально было трудно, где нередко терпел неудачу – бог совсем иной. Такова разница между Аполлоном и Посейдоном: солнце грека радовало, а море, к которому грек был накрепко привязан, тревожило, было полно опасностей.
Появление философии – «мудрости» – это показатель роста практических потребностей в знаниях, причем в знаниях не сиюминутных, повседневно-бытовых, а таких, которые были пригодны в самых разных ситуациях, которые охватывали бы широкий круг явлений. Греки, сами не ведая того, открывали дедуктивный метод познания (т.е. движение знания от общего к частному – например, зная сущность волка, ты можешь ясно понять, чего ждать от конкретного волка, если повстречался с ним в лесу). Общее выступало перед греком в виде единой природы: голубого неба днем и черного, полного звезд и планет, – ночью, природного ландшафта с его горами, долинами и морями, реками и озерами, диким и домашним зверьем и т.п. Задумывался человек и над собой, своей природой: он – и похож на остальную природу, и не похож; как живое существо, питающееся, движущееся, рождающееся и умирающее, он ничем не отличается от животных; но одновременно он – и практически-деятельное существо, волевое и разумное, способное радоваться и страдать. Эти чисто «человеческие» черты в представлении грека превалировали над чертами общеприродными, а потому в сознании грека человек отделялся от природы, хотя наличие в нем каких-то исключительных свойств («образ и подобие божие» в христианстве) еще не признавалось: вся природа – это «космос», человек – «микрокосмос» (по терминологии древних греков – «микрокосм»).
Почему же при всей непохожести человека на природу они признали его частью космоса, только малой? Ответ прост: они признали весь космос похожим на человека! Основания для такой аналогии у них были, корни его уходят в мифологию. Наблюдаемые явления природы (смена времен суток и года, увядание и смерть растений и животных, нарождение нового, круговорот небесных светил и др.) приводили грека к мысли, что космос такой же живой, как и человек; он телесен по форме, представая как сумма разнообразных вещей и предметов (человек также телесен и тленен), но он в такой же мере и одухотворен (иначе почему все меняется, движется, одно вызывает другое?).
Отсюда перед древними греками вставала гигантская задача: понять космос, его природу, его первооснову. Поняв всеобщее, будешь знать частное. К сожалению, до нас дошли только упоминания или отдельные отрывки, фрагменты от произведений философов VI–V вв. до н.э., названия навсегда утерянных произведений, но не сами произведения. Поэтому древнегреческую философию можно определить как ранний космизм, или как натурфилософию, т.е. философию природы. В этом подходе к объяснению природы уже присутствовали материалистическая и идеалистическая тенденции, но до IV в. до н.э. «чистых» материалистов или идеалистов не было (и, добавим мы, и не могло быть: первые философы еще не дошли до противопоставления материи и сознания); у того же Гераклита – о нем речь немного позже – космос не создан никем из богов или людей (в этой мысли – материализм!), но он был, есть и будет вечно живым огнем (тут уже черты идеализма!) – фрагмент 30.
Материалистическую традицию истолкования космоса закладывала целая плеяда древних философов греко-римского мира, которую можно представить в таком виде: Фалес – Анаксимандр – Анаксимен – Парменид – Гераклит – Анаксагор – Эмпедокл – Демокрит – отчасти Аристотель – Эпикур – Лукреций Кар. Здесь приведены имена крупных сторонников материалистического направления шести столетий (указанием дат жизни специально не загромождаем текст – они присутствуют в справочной литературе по философии).
Фалес считается первым сторонником материалистического подхода к космосу. Для него движение природы – это постоянный круговорот форм от тяжелого к легкому, первооснова всего – вода, из нее все выходит и в нее все возвращается. Циклы космоса таковы: вода – земля – воздух – огонь – эфир.
Восхождение закономерно, но таким же закономерным является и схождение всего в воду, растворение и успокоение в воде, откуда начинает новый виток круговорота бытия. Для Фалеса в этом выражении – жизнь космоса. По косвенным свидетельствам, Фалес был у греков первым астрономом, рассчитавшим продолжительность года, предсказателем солнечного затмения, оборотистым торгашом. Богов он не отрицал, но отзывался о них спокойно: боги творят только прекрасное, а безобразное – люди. Некоторые изречения Фалеса сохранил Диоген Лаэртский ( О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. М., 1979). Но следует помнить, что сам Диоген Лаэртский жил в III в. н.э., т.е. спустя восемь столетий от Фалеса. Но других источников нет. И вообще христиане, вошедшие в силу в IV столетии, стали усиленно «подчищать» все языческое, сохранив лишь Платона и Аристотеля, остальные документальные ценности сгорели в огне Александрийской библиотеки (как и само построенное «язычниками» громадное здание).
Фалес прожил долгую жизнь, имел большой авторитет за свою «мудрость» среди милетцев, причислен к семи мудрецам. Предание гласит, что послушать Фалеса приезжал даже юный Пифагор, но взглядами Фалеса на мировой космос не заинтересовался. Соратником и единомышленником Фалеса был Анаксимандр, которого неправильно называют учеником Фалеса. Дело в том, что они были почти ровесниками, а «ученик» умер даже раньше своего учителя. Взгляды Анаксимандра принципиально совпадали с подходом Фалеса к объяснению живого космоса. Но по своей отвлеченности от реальности в поисках первоначала бытия материализм Анаксимандра оказался более глубоким. Если Фалес первоначалом считает воду (конкретную физическую данность), то у Анаксимандра первоначалом объявляется неопределенное, «апейрон». Что это такое – наглядно невыразимо. Как первоначало, апейрон жизненно подвижен, он проявляется во всем, он же дает импульс жизни космоса, выделяя противоположности – холод и тепло. Все многообразие качеств космоса – это смесь первоэлементов: земли, воды, воздуха и огня. Центром бесконечного космоса Анаксимандр считает Землю. Он подходил к идее шарообразности небесных тел и шарообразности всего космоса. Пытался также понять системы живой природы, в том числе и человека. Видимо, идея Фалеса о решающем месте влаги в мироздании подтолкнула Анаксимандра к мысли о том, что люди (вернее «первочеловек») произошли от рыб. Но в целом все свидетельства о философских взглядах Анаксимандра являются косвенными: науке известно только название его основополагающего труда – «О природе», но и оно, возможно, было дано ему уже не автором, а последователями.
Право называться учеником Фалеса больше подходит к Анаксимену, младшему современнику Фалеса, продолжительность жизни которого датируется 30 годами VI в. и до 20-х годов V в. до н.э. Современниками Анаксимена были Парменид, Пифагор, Гераклит, но о его соприкосновении с ними свидетельств нет. Влияние Фалеса присутствует весьма наглядно.
Если все мироздание Фалеса держится на воде, то у Анаксимена такой формообразующей основой всего бытия выступает воздух. Все сущее, все виды бытия – от простых вещей до небесных планет – выступают результатом сгущения, уплотнения воздуха. Уплотненные виды материи «плавают» в беспредельном воздухе. Но «воздушный» космос Анаксимена оказывается, в то же время, ограниченным жестким плотным небом, с которым связаны неподвижные звезды. По взглядам Анаксимена, из воздуха возникают огонь, ветер, облака, вода, земля, камни и все остальное. В человеке воздух проявляется в виде его души. Очевидно, космогония Анаксимена не заимела авторитета ввиду своей чувственной неубедительности, и ничего не сохранилось от его написанных работ. Упоминали о нем лишь первые «историки» философии – Аристотель и Диоген Лаэртский.
Наиболее интересным философом среди древнегреческих «космистов»-досократов (т.е. живших до Сократа – основания для такого деления, как будет показано позже, есть) является аристократ крови и мысли Гераклит. Он пытался понять мир чувственный и мир сверхчувственный, найти общее основание материального и духовного бытия, объяснить наблюдаемую динамику форм, переходов и всеобщего движения природы и мысли. Но сочинения Гераклита также навсегда утеряны, хотя от них сохранились некоторые фрагменты (отрывки его произведений и авторитетные для науки свидетельства поздних авторов, собранные в сборнике «Материалисты Древней Греции» (М, 1955)), на которые мы и будем опираться в ходе рассмотрения его взглядов. Годы жизни Гераклита (520–460 до н.э. – даты условны) совпадают с годами расцвета древнегреческих полисов и древнегреческой демократии, расцветом античной культуры и философии.
Гераклит был среди тех мыслителей, которые предвидели угасание античности, оказавшись своего рода предшественниками Сократа и Платона, явившихся свидетелями моральной и политической деградации античного общества, кризиса идеологии. Поэтому для более полного представления о Гераклите мы начнем изложение его воззрений не с космогонии, а с его беспощадной критики своих современников, их морально-этических и жизненных концепций, с его борьбы за идеал «мудреца», каким должен быть, по его мнению, гражданин свободного общества. Фрагменты Гераклита дают для этого достаточно материала. К своим согражданам (жителям Эфеса) он беспощаден: «Правильно поступили бы эфесцы, если бы все они, сколько ни есть возмужалых, повесили друг друга и оставили город для несовершеннолетних, – они, изгнавшие Гермодора (близкого Гераклиту по взглядам человека: – Ю. Б.), мужа наилучшего среди них, со словами: «Да не будет из нас никто наилучшим, если же таковой окажется, то пусть он живет в другом месте и среди других» (фр. 121). Его оценка всех ученых современников: «Каков у них ум или разумение? Народным певцам они верят, и учитель для них – толпа, ибо не знают они, что «многие – плохи, не многие же – хороши» (фр. 104). И в другом месте: «Они не умеют ни выслушивать, ни сказать» (фр. 19). «Лучшие люди предпочитают всему: вечную славу – преходящим вещам; толпа же насыщается подобно скоту» (фр. 29). «Неразумный человек способен увлечься любым учением» (фр. 87). И добавим к этому еще два его мнения о своих современниках: «Невежество лучше скрывать, но это затруднительно при распущенности и за чашею вина» (фр. 95). «Никто из тех, чьи учения я слышал, не дошел до признания, что мудрое от всего отлично» (фр. 108).
Но сохранилась и оценка Гераклита современниками, и тоже не очень лестная: «Кому же пророчествует Гераклит Эфесский? Ночным бродягам, магам, вакхантам, меданам и мистам. Им он угрожает наказанием после смерти, им он предрекает огонь. Ведь не священным образом совершаются посвящения в принятые у людей мистерии» (фр. 14). Все перечисленные в этом фрагменте слушатели Гераклита, говоря современным языком, это социальные низы рабовладельческого общества. Но Гераклит пошел со своим учением к ним, учением обличительным, поскольку возможность переубедить, перевоспитать равных себе, очевидно, считал делом безнадежным. И, судя по общему духу фрагментов, он утратил со «своими» связь: его или не принимали, или не желали слушать.
Но где же тогда позитивная программа Гераклита, его созидательная концепция? – Она тоже сохранена в его фрагментах. «Очень много должны знать мужи-философы» (фр. 35). «Всем людям свойственно познавать себя и мыслить» (фр. 116).
Гераклит в полном смысле слова бился над познанием космоса. Его путь к общим тайнам бытия вполне оправдан: «Я предпочитаю то, что можно увидеть, услышать и изучить» (фр. 55). Следовательно, он начинает познавать невидимое через познание чувственных вещей. Отсюда и вся красота видимого мира: его текучесть, неповторяемость, схождение и расхождение, слияние и борьба противоположностей и т.п. В философии такая картина мира называется объективной диалектикой бытия. Отсюда и главная заслуга Гераклита перед философией: он вошел в историю как стихийный диалектик. Но где корни этого всеобщего динамизма, что движет миром?
Гераклит, как ему представлялось, нашел первоистоки всего: отталкиваться надо от Логоса и Огня. Логос для Гераклита – это всеобщий единый закон бытия, пронизывающий все, он своего рода жесткая субстанция бытия, заставляющая каждую вещь быть, жить, двигаться, меняться. Жизнь вещи, как и всего космоса, это ее горение. «На огонь обменивается все, и огонь – на все, как на золото – товары и на товары – золото» (фр. 90). В этот единый космический поток оказываются включенными и боги, рядом с которыми мудрейший из людей кажется обезьяной. Но к мудрости надо идти, чтобы понять глубины Логоса и своей «психеи» (души).
Делая небольшое обобщение, уместно спросить: кто же есть Гераклит по своим философским взглядам, материалист или идеалист? Ответ не так-то прост и прямолинеен. Если из дошедших до нас фрагментов выхватывать отдельные фразы и мысли, то его с одинаковым правом можно объявить и материалистом, и идеалистом. Но если подобных натяжек не допускать, а рассматривать фрагменты как целостную характеристику его мировоззрения, то Гераклит остается посередине: он жил и творил в эпоху, когда философия еще не развилась до членения вопроса соотношения материи и сознания, рассмотрения того, что первично. Для Гераклита, как и всех философов его столетия, существует только космос. «Этот космос, один и тот же для всего существующего, не создал никакой бог и никакой человек. Но всегда он был, есть и будет вечно живым огнем, мерами загорающимся и мерами потухающим» (фр. 30). В этом фрагменте ни о каком творении мира ни богом, ни высшим разумом, ни об истечении мира из высшей идеи нет даже упоминания. Следовательно, перед нами концепция чисто материалистическая.
Но вот другая гераклитовская мысль, отдаляющая нас от сделанной выше характеристики: «Мудрость заключается только в одном: признать разум как то, что управляет всем при помощи всего» (фр. 41). Подкрепим ее второй, более определенной: «Человеческий образ мыслей не обладает разумом, божественный же обладает... Младенцем слывет муж для божества, как мальчик – для мужа» (фр. 78–79).
При сравнении этих двух взаимоисключающих характеристик нам приходится делать вывод, что Гераклит был сразу и материалистом, и идеалистом. Очевидно, такая плоская характеристика его мировоззрения присутствовала и у его современников, прозвавших его «темным».
Однако дело все в том, что философия Гераклита отразила в себе рудименты мифологического мировоззрения, при котором нет деления мира на богов и материальный мир; все тонет во всем, все живое, все движется, все взаимосвязано. Заслуга Гераклита перед философией в том, что он первым попытался показать мировую динамику бытия, увидел мир как процесс, как борьбу, присущую самой природе. Его Логос – это объективный закон, в который вплетен и человек. Гераклит удивил и, скажем, напугал современников нарисованной им картиной мироздания, которая разрушала устоявшиеся веками представления. Они его не приняли. Но и сам он давал достойные характеристики не только своим современникам, но и далеким предшественникам, начиная от Гомера. Соглашаться нам с Гераклитом в этих характеристиках или нет – это особый разговор. Вот пример такой «характеристики»: Гомер заслуживает того, чтобы быть изгнанным из общественных мест и высеченным розгами, так же, как и Архилох» (фр. 42). Мы же, заканчивая рассмотрение взглядов Гераклита, воспользуемся его же советом: «О значительнейших вещах не будем судить слишком быстро» (фр. 47).
Самым видным материалистом Греции античного периода был Демокрит из Абдер, много писавший о мире, природе, человеке, духовности и т.п., но сочинения которого не дошли до нашего времени. Основным источником наших знаний о воззрениях Демокрита является составленный в IV в. до н.э. учеником Аристотеля – Теофрастом сборник «Физические мнения», где собраны воспоминания и оценки воззрений философов от Фалеса до Платона включительно. В уже упоминавшемся сборнике «Материалисты...» воспоминания об учении Демокрита и фрагменты его собственных работ занимают более 120 страниц текста, причем приведены они в изложении авторов, авторитет которых не вызывает сомнений (Аристотель, Плутарх, Цицерон, Цельс и др.).
В силу такого обилия материала даже отсутствие самих работ позволило историкам философии нарисовать объемную картину философских взглядов Демокрита. Более того, есть свидетельство (возможно, не вполне достоверное), что когда Демокрит в ходе своих длительных путешествий по Востоку (от Египта до Индии) потратил доставшееся ему от отца состояние, то ему пришлось держать ответ перед советом Абдер. Демокрит в ответ продолжительное время зачитывал своим судьям трактат, в котором изложил новую картину мира, сложившуюся у него в ходе овладения мудростью других народов. В результате Демокрит не только был освобожден от обвинения в мотовстве, но ему из казны города была возвращена сумма, потраченная им в ходе путешествий.
Даже если отнестись к этому как к легенде, то все равно мы увидим за легендой новизну подхода Демокрита к миру, несовместимость его теории с устоявшимися взглядами, высоту взглядов правителей Абдер.
Демокрит прожил большую жизнь (ок. 460 – ок. 370 гг. до н.э., встречаются упоминания, что он жил более 100 лет). Он родился в период расцвета афинской демократии и культуры, когда Афины переживали блестящий «век Перикла», годы его юности совпадают с разгромом персов объединенными силами древнегреческих полисов во главе с Афинами. Годы зрелости совпадают с годами братоубийственных Пелопонесских войн (431–404 гг. до н. э.), когда Афины и Спарта уничтожили друг друга, открыв дорогу македонскому владычеству над тогдашним цивилизованным миром. Социально-политические процессы периода разложения древнегреческого полиса нашли свое отражение в многогранности теоретического наследия Демокрита, когда он стремился понять не только космос и его закономерности, но и политическую жизнь своего периода, понять душу человека как главного участника и стихийного исполнителя совершающихся в обществе процессов. Устоявшаяся практика излагать в учебной литературе только космологию и теорию познания Демокрита обедняет действительное наследие одного из величайших мыслителей античности.
Читать бесплатно другие книги:
