Счастливый билет Грэхем Линн

Она полезла в холодильник в поисках чего-нибудь такого, что может съесть и собака, и обнаружила кусочек ветчины.

— Ко мне, малыш.

Пес стоял на дворе и выглядел при этом таким одиноким и брошенным. Увидев угощение, он одним прыжком подлетел к Лизе, проглотил ветчину, не жуя, и коротко вильнул обрубком хвоста.

— Бедный мальчик, так ты голоден? — Пес снова зарычал. — А ты не очень-то дружелюбен, верно?

Ветчины больше не было. Лиза намазала джемом несколько ломтиков хлеба и налила в миску воды.

— У тебя отвратительные манеры, — сообщила она псу, когда тот в мгновение ока расправился с едой и принялся шумно лакать воду.

В тот вечер он отказался зайти в дом, но утром поджидал ее снаружи — Лиза, к своему невероятному удивлению, обрадовалась, увидев его. Пес зарычал, но глядел на нее с ожиданием.

Оставив заднюю дверь открытой, Лиза положила старую диванную подушку в картонную коробку, найденную в кухне. Когда через несколько дней Лиза заглянула туда, она увидела, что пес спит в коробке, но, заслышав ее шаги, он тут же поднял голову и недовольно заворчал. К тому времени она уже накупила собачьего корма в небольшом деревенском супермаркете и каждый день кормила его.

Пес привык спать в кухне, а однажды, когда Лиза смотрела телевизор, толкнул дверь своим черным носом-пуговкой и проскользнул внутрь, после чего с удовлетворенным вздохом растянулся на полу у камина.

— Нужно дать тебе имя, — задумчиво протянула Лиза. — Как насчет Рэмбо? Судя по всему, ты крутая, битая жизнью собака.

Немного погодя она почувствовала, как пес ткнулся ей носом в ногу. Лиза наклонилась и осторожно погладила его. В ответ пес запрокинул морду и положил ее ей на шлепанцы.

На следующей неделе он позволил выкупать себя, но когда вылез из грязной воды, то стал похож на облезлую крысу. Когда же Лиза попыталась высушить его, Рэмбо заметался по кухне, как сумасшедший, хватая зубами полотенце. В конце концов она сдалась, но вскоре с изумлением обнаружила, что он высох сам и что его шерсть на поверку оказалась темно-каштановой, в мелких колечках-завитушках.

— Можно расчесать тебя?! — взмолилась Лиза.

Она уже успела обзавестись устрашающего вида щеткой с металлическими зубьями. Пес терпеливо стоял на месте, пока она расчесывала его спутанную и свалявшуюся шерсть, и когда Лиза закончила, он уже ничем не напоминал то жалкое создание, которое с рычанием появилось из высокой травы месяц назад. Лиза взяла собаку на руки и стала баюкать, как ребенка.

— Какой ты у меня страшненький, Рэмбо, но в тебе есть шарм, этого у тебя не отнять. Мы с тобой станем лучшими друзьями, потому что нужны друг другу.

Коттедж стал для Лизы реабилитационным центром, местом, где она могла научиться жить дальше. Когда-то в незапамятные времена его наружные оштукатуренные стены были выкрашены в розовый цвет, но постепенно они вылиняли и обрели грязный серо-желтый оттенок несвежей овсянки. Раньше тут жил старик, но десять лет назад он умер. Родственники увлеченно оспаривали в судах его завещание и потому сдавали дом внаем. Только тот, кто отчаянно нуждался в крыше над головой, мог согласиться жить в этом уединенном месте — дом одиноко стоял на узкой грунтовой дороге, которая вела из одной деревни в другую. По дороге почти никто не ездил: много лет назад в двух милях отсюда проложили настоящее, асфальтированное шоссе.

Дом был битком набит мебелью, оставшейся от старика. «Интересно, неужели эти вещи когда-нибудь были новыми?» — подумала Лиза, впервые переступив порог просторной гостиной, которая начиналась сразу же за входной дверью. Диван и два кресла с обивкой из искусственной кожи, облупленный буфет, облицованный шпоном, поцарапанный стол с откидной крышкой. Каменный пол покрывал выцветший сгнивший линолеум, протершийся по краям до дыр.

Лиза ограничилась тем, что купила новый матрас и постельное белье, холодильник и телевизор, да парочку настольных ламп — этого было вполне достаточно, чтобы поселиться здесь с некоторым комфортом. Коттедж она сняла, что называется, не глядя, через местного агента по торговле недвижимостью. Здание абсолютно не соответствовало присланному ей описанию, но это не имело особого значения. Лизе даже нравилось тихое уединение, а жители деревни, кажется, не узнали ее; по крайней мере, они ничего ей не сказали, уважая ее выбор.

Прошел уже год с тех пор, как Лиза переехала сюда; она поселилась здесь летом, когда сад был наполнен веселым жужжанием и звоном насекомых и благоухал цветочными ароматами. В сарае Лиза отыскала ржавые садовые ножницы и старомодную газонокосилку и решительно принялась приводить сад в порядок. Она могла купить современную косилку и разделаться с работой в два счета, но упорствовала в своем намерении использовать старые инструменты, пока лужайка перед домом не обрела прежний ухоженный вид. Затем Лиза вскопала грядки, подрезала кусты и кое-как залатала дыры в заборе старыми досками.

Стоя осенним утром на лужайке и бросая мячик Рэмбо, она испытывала гордость, глядя на дело рук своих. Пес вылетел из зарослей, смешно перебирая коротенькими лапками, и Лиза присела и протянула к нему руки. Рэмбо подпрыгнул, она прижала его к груди, а он принялся самозабвенно облизывать ей лицо. Лиза со смехом упала на траву, пытаясь увернуться и избежать столь непосредственного проявления любви, и он лизнул ее в шею и за ушами.

Она никогда не думала, что сможет так сильно полюбить животное. Пожалуй, Лиза просто не могла не ответить на его любовь, которая оказалась столь беззаветной и искренней. Ей рассказывали, что прежние хозяева жестоко обращались с собакой, уезжая из дома и бросая его на произвол судьбы иногда по целым неделям. А потом они вообще уехали навсегда — без него.

Время от времени Лиза сажала Рэмбо на заднее сиденье машины и ехала в Броксли, где они вдвоем бегали по холмам и долинам до полного изнеможения, пока пес не вываливал язык, который свисал из пасти, подобно влажной розовой кисточке.

Вернувшись домой, остаток дня Лиза проводила за письменным столом, отвечая на письма, которые стали приходить к ней после выхода на экран программы Мило Ханны.

Ах, какие это были письма! Трагические, душераздирающие.

Лиза выбежала из студии на улицу, даже не зная, где находится, поскольку не следила за дорогой, по которой ехала машина, забравшая ее с Джекки из дома. Сколько прошло времени, какой был день и год? Впрочем, разве это имело какое-то значение? Охватившие ее смятение и стыд не оставляли места для других эмоций, и, пробежав еще немного, Лиза остановилась, почувствовав на себе любопытные взгляды, которые бросали на нее прохожие. Кое-кто даже в испуге прижимался к стенам домов, заметив, как она мчится к ним навстречу. Дыхание Лизы стало хриплым и прерывистым, а ноги, обутые в туфли на высоких каблуках, ужасно болели.

В конце концов Лиза остановилась, огляделась и сообразила, что находится на Стрэнде, одной из главных улиц Лондона; солнце уже коснулось крыш слева от нее — значит, наступил вечер.

И что теперь делать? Куда пойти? Она никогда не сможет показаться людям на глаза. Никогда! На другой стороне высился большой отель. Лиза вошла туда и сняла номер, зарегистрировавшись под именем Мэри Смит.

— Не могли бы вы прислать ко мне в номер бутылку… нет, чашку чая? Немедленно, будьте добры.

В полночь Лиза позвонила домой, надеясь застать там Джекки. Подруга сняла трубку.

— У меня нет желания разговаривать, — ответила Лиза на требования сообщить, где она и что с ней происходит и мольбу срочно, немедленно, как можно скорее вернуться домой. — Я позвонила только для того, чтобы сказать — со мной все в порядке, и я скоро вновь свяжусь с тобой. — После чего она положила трубку, не слушая града вопросов, которыми засыпала ее Джекки.

Первая страница «Метеора», вышедшего на следующее утро, пестрела убийственным заголовком:

«КАКОЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ!

Вчера вечером Лиза Анжелис, бывшая актриса, устроила на ток-шоу Мило Ханны самое грандиозное представление в своей жизни. В порыве эмоционального стриптиза, от которого кровь стыла в жилах, бывшая порнозвезда попыталась (правда, безуспешно) представить себя спасительницей рабочего люда, лучшим другом умирающих и подвергшихся сексуальному насилию детей. Но ведь мы же ей не поверили, не так ли? Даже если все сказанное ею — правда, факт остается фактом: эта женщина сама призналась в умышленном убийстве…»

Лиза скомкала газету и швырнула ее в мусорную корзину в вестибюле отеля. Все было напрасно. Она обнажила душу, но от этого саморазоблачения стало только хуже — и она от всего сердца прокляла Мило Ханну.

Лиза вспомнила, как когда-то, очень, очень давно, Ральф сказал ей: «Я всегда приду тебе на помощь, если она тебе понадобится».

Телевизор в гостиной работал весь день, и Лиза даже принесла туда поднос с тарелками, хотя к еде так и не притронулась. Во всех выпусках новостей показывали фрагмент ток-шоу Мило Ханны, всегда один и тот же, последние несколько минут передачи, когда она сломалась, и Лиза с любопытством смотрела на себя. Она и не думала, что, оказывается, способна на такие душевные муки. В одной из следующих передач детский психолог рассуждала о том, как насилие над ребенком влияет на его взрослую жизнь, а адвоката спросили о юридических последствиях ее признания. «Спустя столько лет уголовное преследование попросту невозможно», — ответил он. В отличие от статьи «Метеора», вся передача была выдержана в сочувственных тонах.

Выпуск ночных новостей уже достиг середины, и вот-вот должна была начаться рекламная пауза, когда диктор объявил:

— Во второй половине передачи мы вместе поговорим на тему: «Почему вообще эта женщина подверглась преследованиям?» — И Лиза вновь появилась на экране рядом с Мило Ханной.

Ей показалось, что реклама шла целую вечность. Лиза сидела, глядя в телевизор и ожидая, когда же вновь начнется выпуск новостей. Когда это наконец произошло, зрителям вновь показали тот же фрагмент, интервью с детским психологом и юристом, за которым, к удивлению Лизы, на экране появились злополучные заголовки статей из «Метеора». Заговорил комментатор:

— Мисс Анжелис в настоящее время ведет ожесточенный бракоразводный процесс со своим супругом, членом парламента от Броксли, сэром Энтони Молино. Сегодня нам стало известно, что промышленник Колин Соверби, близкий деловой партнер сэра Энтони, входит в Совет директоров газеты «Метеор». И наши телезрители вполне могут задаться вопросом: а можно ли использовать прессу для оказания давления на людей в интересах своих друзей?

— Боже мой! — вырвалось у Лизы. — Ну вот, теперь кое-что начинает проясняться.

Но комментатор еще не закончил.

— Последним, заключительным аккордом развернувшейся на наших глазах драмы стало заявление Ральфа Лейтона, выдающегося актера театра и кино, сделанное им в уединенном домике в горах Шотландии, где он борется со СПИДом. «В ответ на безосновательные утверждения “Метеора” о том, что Лиза Анжелис выдумала всю эту историю со своим отцом, заявляю, что все сказанное ею — правда до последнего слова, — сказал он. — Я знаю об этом, потому что Лиза рассказала мне о случившемся более тридцати лет назад».

Лизе стало лучше, хотя на самом деле это уже не имело значения. Она по-прежнему не могла смотреть людям в глаза, ведь они знали о том, как с нею обошлись, что она сделала с собой и со своим отцом, пусть даже он сто раз заслужил смерть, и что она поступила бы так снова при аналогичных обстоятельствах.

Когда передача закончилась, Лиза позвонила Джекки.

— Я ненадолго уеду. Ты сможешь присмотреть за домом?

— Конечно, смогу. Я перееду туда, а не в новую квартиру, — со слезами в голосе ответила Джекки. — Но, Лиза, милая, тебе уже не нужно прятаться. Ты не поверишь — нам звонят, приходят письма и посетители. Джим Харрисон — о котором ты ни словом не обмолвилась — лезет на стенку от беспокойства. Он просидел здесь всю прошлую ночь, ожидая тебя, а на студии говорят, что их буквально завалили письмами; они перешлют их сюда.

— В таком случае, тебе останется лишь отправить их мне по новому адресу, — сказала Лиза. — Я дам тебе знать, когда подыщу себе новое жилье.

Куда ей больше всего хочется поехать? Ответ пришел мгновенно — в Броксли! Не в город, а в одну из соседних деревушек, где ее никто не знает. Там она решит, что делать дальше со своей жизнью.

Но сначала нужно разыскать Ральфа. Известие о том, что он болен СПИДом, ошеломило Лизу, хотя она уже давно подозревала, что с ним происходит что-то неладное. Она позвонила на телестудию и попросила дать ей его адрес в Шотландии.

— Даже если бы мы располагали такими сведениями, то не стали бы разглашать их, — ответил ей строгий голос. — Мы уже получили с полдюжины звонков от представителей прессы. Полагаю, Ральф Лейтон заслуживает того, чтобы ему дали спокойно умереть, не так ли?

— Я не представитель прессы, — тихо сказала Лиза. — Меня зовут Лиза Анжелис.

— Вот как! — Голос смягчился и стал чуточку более дружелюбным. — Но я сказал вам правду. Некто по имени Адам передал нам заявление Ральфа. Он не назвал своего адреса, просто сказал, что это где-то на шотландском плоскогорье, хотя у меня есть номер его телефона. Нам ведь пришлось перезванивать ему, чтобы убедиться, что этот звонок — не чья-то хитрость или обман. Я могу дать его вам, если хотите. Мы обещали сохранить его в тайне, но, полагаю, для вас можно сделать исключение.

— Прошу вас, скажите мне его! — взмолилась Лиза.

Она сразу же перезвонила, набирая номер дрожащими пальцами. Трубку взял Адам.

— Это Лиза! — плача, выкрикнула она. — Я могу поговорить с Ральфом?

Адам с грустью проговорил:

— Мы так и думали, что вы нас найдете.

— Я хочу видеть его, Адам. Я хочу быть рядом ним, когда…

— Когда он умрет? — закончил он вместо нее.

— Да, — всхлипнула она.

— Ральф не хочет видеть вас, Лиза. Он никого не хочет видеть.

— Но он не может отказать мне!

Адам ненадолго умолк, и из трубки донеслось негромкое перешептывание.

— Ему трудно разговаривать, — вновь произнес Адам, и его голос дрожал от сдерживаемой душевной боли. — Ральф сказал, что хочет, чтобы вы запомнили его таким, каким он был прежде.

Лизе хотелось возразить, настоять на своем приезде, но разве можно навязываться умирающему, который не хочет вас видеть? Слезы душили ее, и она едва могла говорить.

— Передайте Ральфу, что я никогда не забуду «Пигмалиона». — Поистине блестящая игра, яркое присутствие на сцене и его голос, наполняющий театр своей рокочущей мощью.

Она вновь расслышала неясное бормотание, и Адам заговорил опять. Он едва сдерживался, чтобы не заплакать.

— Ральф говорит, что все время думает о вас и что вы преодолеете все трудности, как преодолевали их всегда.

— Дайте ему трубку, я хочу сказать ему «до свидания», — потребовала Лиза.

Адам тактично отказался:

— Нет, Лиза. Понимаете, иногда эмоций бывает слишком много. — Он помолчал. — Сейчас я положу трубку. Ральф ужасно расстроился.

— До свидания, Ральф! — крикнула Лиза. — До свидания.

На другом конце провода трубка осторожно легла на рычаг.

Поначалу Лиза намеревалась провести в коттедже всего несколько месяцев, но не приняла в расчет письма. Письма, полные горя, безнадежности и отчаяния, приходящие главным образом от женщин, хотя несколько посланий были и от мужчин. Они слышали, как она рассказывает свою историю по телевизору, и написали ей, чтобы поведать о своих страданиях. Не все письма были грустными. Кое-кто писал, что сумел пережить ужас своего детства и выйти замуж за хорошего, достойного человека, понимающего, через что довелось пройти его половине. «Вам станет легче после того, как вы выговорились», — писали они, а ведь и Мило Ханна тоже утверждал что-то в этом роде. «Доверяя слова бумаге, я чувствую себя так, словно с моей души свалился тяжелый камень».

Джекки вскрывала письма в Лондоне — но не читала их, разумеется, ведь эти послания предназначались исключительно Лизе — и отправляла адресанту машинописное уведомление о том, что письмо получено и что вскоре на него будет дан ответ. Лизе редко удавалось написать за день больше четырех-пяти писем, а они все приходили и приходили — женщины, долгие годы набиравшиеся мужества, чтобы доверить свои кошмары бумаге, наконец-то решились сделать это.

В большом мире происходили самые разные события. Некоторые касались ее лично, но Лиза не проявляла к ним интереса. Даже тот факт, что у Тони возникли серьезные неприятности, оставил ее равнодушной. Газетчики всерьез занялись разоблачениями, сделанными журналом «Частный детектив», и теперь полиция расследовала выдвинутые против него обвинения в получении взяток; Отдел по борьбе с мошенничеством начал уголовное преследование его оффшорной компании.

Процедура развода, которую продолжил новый адвокат, прошла без сучка и задоринки, и Лизе даже не пришлось появляться в суде.

Единственным, что расстроило ее до слез, стало сообщение в выпуске новостей. Умер Ральф. Над потерей своего друга она проплакала всю ночь.

Еще никогда Лиза не пользовалась такой популярностью как актриса. Предложения ролей в театре и кино сыпались, как из рога изобилия, а одно даже заставило Лизу улыбнуться: кинокомпания «Мастхед мувиз», бывшая «О’Брайен продакшнз», хотела снять фильм о ее жизни!

Вся эта суета не интересовала Лизу. Письма и необходимость отвечать на них — вот что занимало ее по-настоящему. После долгих мучительных часов, проведенных за столом с ручкой в руке, на среднем пальце правой руки у нее образовалась мозоль, которая останется на всю жизнь.

Лиза старалась поднять настроение своим адресатам, вселить в них надежду на лучшее будущее. Временами, когда у нее раскалывалась голова, а правую руку сводило судорогой, Лиза подумывала о том, чтобы попросить Джекки напечатать ответы, но неизменно отказывалась от этой идеи. «Даже если на это уйдет остаток моей жизни, я отвечу на каждое письмо лично».

На это понадобился целый год. Вдруг опять наступил июль. Лиза закончила свой тяжелый труд и задумалась о том, что же делать дальше.

Впрочем, кое с чем она уже определилась. Несколько месяцев назад одна благотворительная организация, созданная для оказания помощи жертвам насилия, предложила Лизе стать ее президентом, и она согласилась.

«…Я не могу принять ваше предложение немедленно, — написала Лиза, — но я хотела бы стать действующим президентом, а не просто именем на вашем фирменном бланке». К тому времени она будет готова вновь взглянуть в лицо миру, которому призналась в своей постыдной тайне.

Одна лишь Джекки знала, где находится Лиза. По мере того как к ней вновь возвращалась уверенность, Лиза начала изредка звонить родным и друзьям по старому бакелитовому телефону, стоявшему в гостиной, хотя и брала с них обещание, что они не станут пытаться приехать и повидать ее. Ей нелегко было отговорить Басби, который вознамерился немедленно прилететь.

— Чтоб тебя черти взяли, Лиза, я схожу с ума от беспокойства! — гневно выпалил он.

— Мы скоро встретимся, — пообещала она. — Ты все еще живешь в «Тимперлиз»? Мне очень хочется вновь увидеть мой старый дом.

— С тобой все в порядке? — требовательно спросила Нелли. — Поклянись, что у тебя все нормально.

— У меня все хорошо, — заверила ее Лиза. — Я приеду в Ливерпуль на Новый год. — Она уже решила, что проживет в коттедже до наступления Нового года, а потом начнет новую жизнь.

Вновь надвигалась зима. В прошлом году она выдалась мягкой, но сейчас Лиза вдруг заметила, что по комнатам гуляют сквозняки, задувая в щели перекошенных дверей и окон. Она купила целый грузовик дров для большого черного камина, и Рэмбо стал спать на ее кровати. Как-то утром Лиза обнаружила, что тарелки в кухне примерзли к деревянной полке раковины.

— Черт возьми, Рэмбо, не хотелось бы мне быть здесь, когда пойдет снег. Мы можем надолго оказаться отрезанными от остального мира.

Пес внимательно посмотрел на нее своими умными, необычными глазами — одно веко по-прежнему оставалось полуопущенным — и залаял в знак согласия.

«Пожалуй, лучше вернуться в Лондон еще до наступления настоящих холодов», — подумала Лиза, но потом решила все-таки задержаться. Ее разум был запрограммирован, как будильник, на звонок в канун Нового года. Уехать из коттеджа сейчас — то же самое, что встать в пять утра, когда будильник заведен на семь, и вы маетесь в растерянности, не зная, чем заняться, как убить время. Она уедет именно тогда, когда решила с самого начала, и ни днем раньше.

Пожалуй, встреча с кем-нибудь из тех, кого она знала в Броксли, была неизбежной и рано или поздно должна была случиться.

Однажды воскресным ноябрьским утром Лиза с Рэмбо отправилась на привычную пробежку, пусть и короткую, поскольку промозглый воздух нес с собой пронизывающий холод. Она уже заперла заднюю дверцу и собиралась сесть за руль, чтобы отправиться домой, где ее ожидало жаркое тепло от огня в камине, как вдруг мимо промчался какой-то автомобиль, а потом раздался скрежет тормозов.

Лиза подняла голову, и у нее замерло сердце. К ней широкими шагами направлялся Джим Харрисон. На его лице было написано такое выражение, словно он не верил своим глазам.

— Что, ради всего святого, вы здесь делаете? — поинтересовался он.

— Я совершала пробежку, — испытывая неловкость, ответила Лиза.

Рэмбо на заднем сиденье залился тревожным, яростным лаем.

Джим шагнул к ней, чтобы обнять, но Лиза поспешно отступила, опустив глаза, чтобы не видеть выражения боли и обиды на его лице. С момента их последней встречи она ни разу не вспомнила о нем.

— Вы, часом, не живете в Феррис-Холле?

— Нет, конечно. Я снимаю коттедж.

— Где?

Сначала Лиза не хотела отвечать, но это выглядело бы по-детски. Когда она сказала, где живет, Джим вспылил:

— Это не дом, а помойка! Там собирались бродяги и наркоманы. Они могут вернуться — и вы попадете в беду.

— Я прожила там целый год, и ничего со мной не случилось, — возразила Лиза.

— Целый год! И даже не позвонили мне? — произнес Джим растерянно, обращаясь, скорее, к самому себе, чем к Лизе.

— Почти никто не знает, где я живу, — защищаясь, ответила она.

Он с любопытством смотрел на нее.

— Та ночь для вас ничего не значила?

Лиза покраснела и потупилась. Она ненавидела себя за то, что подвергает Джима такому унижению. Он был настоящим мужчиной, искренним и порядочным. Она должна была чувствовать себя польщенной оттого, что ее полюбил такой человек. Но она не ощущала в душе ничего, кроме желания сбежать и вернуться домой, где не нужно разговаривать ни с кем, кроме Рэмбо.

— Та ночь значила для меня все — когда это случилось. — Лиза подняла голову и взглянула Джиму в лицо. — Теперь — больше нет.

— Понятно. — Он медленно попятился, и при виде боли, которая отразилась в его глазах, ей стало плохо.

— Вы не понимаете! — крикнула Лиза. — И не сможете понять. — Она распахнула дверцу машины, и Рэмбо попытался перелезть через спинку переднего сиденья, чтобы приветствовать ее.

Джим подошел к своему автомобилю. Его широкие плечи поникли, и Лизу вдруг охватила нежность, смешанная с жалостью. Но, несмотря на это, она все-таки окликнула его:

— Вы ведь не станете приезжать ко мне, правда?

Он повернулся, холодно глядя на нее.

— С какой стати? — крикнул Джим в ответ.

Рэмбо лежал на спине у камина, задрав коротенькие лапы, которые торчали, как флагштоки. Лиза оторвалась от детской тетради, в которую кое-что записывала, и ласково посмотрела на него. За прошедшие полтора года пес стал ее лучшим другом, какого она только могла желать. Лиза улыбнулась и вернулась к работе. Именно предложение от «Мастхед мувиз» снять фильм о ее жизни побудило ее взяться за перо. Лиза начала записывать самые обычные события, почему-либо отложившиеся у нее в памяти. Кошерный рождественский обед с Гринбаумами. Мама, отправляющая Джимми в церковь поставить свечку Богоматери с просьбой сделать так, чтобы желе успело застыть к торжественному ужину. Вита, объявившаяся в «Тимперлиз» неизвестно откуда. Вернувшись в Лондон, она увяжет их воедино с важными событиями в своей жизни, и Джекки уже пообещала перепечатать рукопись, когда та будет готова.

У Лизы вдруг заныла мозоль на пальце, и она лизнула ее, чтобы унять боль, а потом сделала глоток бурбона. На Рождество Басби прислал ей целый ящик. Виски сделало свое дело, и Лиза уже ощущала легкое приятное головокружение. Для полного счастья ей не хватало только сигареты, но она бросила курить — уже во второй раз, — когда поселилась здесь.

— Твое здоровье, Басби, — громко сказала Лиза, представив, как он сидит в «Тимперлиз» у бассейна в окружении друзей, которые «заглянули к нему на огонек».

Лиза закрыла тетрадь, вытянулась на диване и стала смотреть в камин, загипнотизированная языками пламени, жадно облизывающими поленья, и ярко-оранжевой россыпью углей между ними. Огонь и лампа под перламутровым абажуром были единственными источниками света, и уродливая мебель терялась в глубокой тени. Лиза вдруг поняла, что никогда еще комната не казалась ей такой уютной, как сегодня, в ее последнюю ночь здесь.

Завтра наступал Новый год, и ее вещи были уже собраны, так что Лиза готова была уехать прямо с утра. Хотя Рэмбо, конечно, придется не по вкусу крошечный задний дворик в Пимлико. Пожалуй, она купит подходящий дом в Броксли, чтобы проводить там как можно больше времени. На прошлой неделе в местной газете Лиза прочла, что Феррис-Холл выставлен на продажу. Интересно, сможет ли она жить там после всего, что произошло между ней и Тони?

Поправив под головой подушку, Лиза решила, что думать об этом еще рано. Может быть, завтра, на следующей неделе или в следующем месяце. Ей предстоит принять много решений, и не только о том, где жить, но и как продолжить свою карьеру. Среди присланных сценариев отыскался один, который Лизе по-настоящему понравился; кроме того, она же обещала себе создать новую кинокомпанию, еще одну «О’Брайен продакшнз».

Она взяла пульт дистанционного управления и стала переключать каналы — по телевизору показывали типичные для Нового года программы, игровое шоу, в котором участвовали знаменитости, эстрадный концерт из викторианского мюзик-холла… Вдруг на четвертом канале Лиза наткнулась на фильм, который показался ей смутно знакомым. Она стала смотреть его, и внезапно на экране возникло лицо из прошлого. Лалли Купер! Лалли, в своем светлом парике и наряде официантки, говорила: «Просто на вывеске снаружи написано “Еда” и обычно именно за этим сюда и приходят клиенты. Чтобы поесть!» Это был тот самый фильм, который должен был сделать ее звездой. Когда Лиза в последний раз получила от нее весточку, Лалли была счастливой матерью пятерых детей, а теперь, наверное, уже стала бабушкой вдвое большего количества внуков. Лиза вновь подняла стакан, салютуя экрану:

— Твое здоровье, Лалли.

Когда та исчезла, Лиза убавила звук.

В камине затрещали поленья, и громкий звук разбудил Рэмбо. Он завозился, пытаясь подняться на коротенькие лапы, и Лиза наклонилась и погладила его.

— Спи, — приказала она, и он с обожанием взглянул на нее, прежде чем снова закрыть глаза.

Вот уже второй раз она встречала Рождество и Новый год в полном одиночестве, но это ее ничуть не беспокоило. Лиза отвергла все приглашения приехать на праздники в Ливерпуль, Лондон и Калифорнию. Ей казалось, что она проходит проверку на прочность, оставаясь в этом уединенном заброшенном доме и довольствуясь обществом одного лишь Рэмбо.

Лиза прислушалась; тишина была такой оглушительной, что ощущалась почти физически. Лишь спустя несколько мгновений где-то далеко-далеко раздалось слабое гудение пролетавшего самолета, но когда его гул растаял вдали, тишина стала полной и осязаемой.

Рэмбо неуверенно поднялся с нагретого места и заковылял к двери. Пес явно почувствовал зов природы. Лиза вздохнула и поставила ноги на пол. Ей все равно надо было встать, чтобы подбросить поленьев в огонь.

— Ты мой славный маленький мальчик, — ласково сказала она псу, открывая дверь.

Рэмбо вздрогнул, когда его обдало ледяным дыханием пронизывающего ветра, а потом с неохотой потрусил по замерзшей дорожке, смешно переваливаясь с боку на бок.

Лиза поежилась и поспешно захлопнула дверь, запахнув поплотнее на груди домашний вельветовый халат. Здесь, вдали от камина, царил жуткий холод, но она хорошо подготовилась, надев толстые шерстяные носки и теплую ночную сорочку. Лиза подбросила в огонь несколько поленьев, взяла стакан и направилась к холодильнику за льдом.

В кухне было ничуть не теплее, чем в морозилке, и Лиза поспешила обратно. Она встала перед огнем, глядя, как языки пламени начинают жадно лизать свежие дрова. Над камином висело хромированное зеркало, потемневшее от времени, и Лиза взглянула на свое искаженное отражение.

— Что ж, по крайней мере, моя седина выглядит благородно. — На висках у нее появились две симметричные седые прядки.

Лиза уже предвкушала, как купит себе несколько обновок, снова начнет делать макияж и посещать салон красоты. Она не сомневалась, что мужчины по-прежнему будут оглядываться ей вслед, хотя через несколько месяцев ей исполнится пятьдесят шесть. Лицо, смотревшее на нее в полутемной комнате из помутневшего стекла, оставалось красивым и гладким, без единой морщинки. Это была Лиза Анжелис из «Сладкой мечты» и «Великолепной аферы». Она отступила на шаг, и рядом с ней вдруг появилась Лиззи О’Брайен из Бутля.

Нет! Лиза быстро отвернулась. Только привидений ей не хватало, особенно в новогоднюю ночь!

Лиза присела на край дивана. Ей не хотелось ложиться, пока не вернется Рэмбо. Он, наверное, уже привык к холоду и сейчас гонял крыс или еще каких-нибудь ничего не подозревающих созданий.

Бросив взгляд на телевизор, Лиза заметила, что предыдущая передача уже закончилась и на экране появилось знакомое лицо. Мило Ханна! Его губы шевелились, но слов слышно не было.

— Твое здоровье, Мило! — Лиза отсалютовала ему стаканом, надеясь, что знакомых физиономий больше не будет, иначе к утру она напьется в стельку. Она так и не решила, притворщик он или нет, но тем не менее он помог ей разобраться в своей жизни. «Не до конца, — напомнил ей тоненький противный голосок. — А как насчет Джима?»

Джим Харрисон! За весь прошлый год, отвечая на трагические письма телезрителей, Лиза ни разу не вспомнила о нем, но ведь она забыла почти обо всех. Смогут ли теперь они быть вместе? И хочет ли она этого? И, что более важно, хочет ли этого Джим, особенно учитывая их последнюю встречу, закончившуюся столь печально? Лиза вспомнила ночь, которую они провели вместе. Да, тогда у них все было очень хорошо, даже замечательно, но сейчас это не имело никакого значения. «Почему?» — спросила она себя.

Время близилось к полуночи. Лиза сделала звук громче; было бы славно, если бы кто-нибудь, тот же Мило Ханна, поздравил ее с Новым годом, но вскоре знакомые и так начнут осаждать ее звонками. Больше всего ей хотелось поговорить с Кевином. Когда Лиза начала работать над своей книгой, то поняла, что ей понадобится его совет, чтобы воспроизвести атмосферу прошлого. Он поможет ей разобраться в событиях, происходивших на Чосер-стрит. Может быть, он даже вспомнит ту ночь, когда она появилась на свет…

До наступления Нового года оставалась ровно одна минута. Вдалеке, заглушая еле слышный голос Мило Ханны, заревел двигатель автомобиля. Приближаясь к дому, он становился громче. Машины появлялись здесь нечасто, а эта, судя по реву мотора, делала, пожалуй, не меньше ста километров в час. Лиза поморщилась, когда авто промчалось мимо, но тут вдруг раздался визг тормозов, глухой удар, и она закричала:

— РЭМБО!

От автомобиля остались лишь тающие вдали красные огоньки стоп-сигналов. Рэмбо не шевелясь лежал на боку. Лиза снова закричала, подхватила его на руки, кутая в полы халата, и побежала к дому. Пес обмяк и не подавал признаков жизни, но крови нигде не было видно. Лиза села, зарылась лицом в его еще теплую шерстку и заплакала, раскачиваясь взад и вперед, прижимая к груди его отважное маленькое тельце.

Она проплакала всю ночь, сотрясаясь от рыданий, которые царапали ей душу и надрывали сердце. Вскоре она перестала оплакивать Рэмбо и заплакала о своей маме, о Ральфе, Нелли и ее погибшем сыне, о Джекки и Сабине, обо всех, кого могла вспомнить, и даже о своем отце. Словно издалека до нее донесся телефонный звонок, который, кажется, и не думал умолкать. Заглушая его перезвон, на экране разразились радостными криками люди, запели и захлопали в ладоши. Потом начался какой-то фильм, и Лиза даже подумала, что это одна из тех картин, в которых снималась она сама, потому что музыка показалась ей знакомой: страстная, навязчивая, западающая в память, отчего Лиза заплакала совсем уж безутешно. Наконец она стала оплакивать себя. Больше в ее жизни не будет ничего хорошего. Никогда.

— Я умру сегодня ночью, — прошептала Лиза. Была какая-то высшая справедливость в том, что она умрет в этом уединенном месте вместе с Рэмбо, еще теплое тельце которого по-прежнему лежало у нее на коленях. — Я больше не хочу жить.

Закрыв глаза, она откинулась на спинку кресла. Она тонула, погружаясь все глубже и глубже, как будто фильм перематывали вперед, и перед внутренним взором Лизы промелькнула вся ее жизнь, от жестокого и несладкого начала до горького конца. Она вновь была маленькой и жила на Чосер-стрит, где было так много ненависти и любви. Молоденькая девушка в своем лучшем платье ехала на свой день рождения в Саутпорт, затем ее сменила Джекки в розовой атласной пижаме с ямочками на щеках, гладкой кожей и улыбкой на пухлых губах. Потом Лиза увидела Гарри Гринбаума в его книжном магазине, такого мудрого и понимающего. Его фигура подернулась туманной дымкой и исчезла. Патрик! О господи, Патрик, мой любимый братик! Голливуд, Басби, золотое время, когда они вместе снимали кино. Дент, чудовище Дент, который, улыбаясь своей плутовской улыбкой, принес к ней в спальню Сабину. Ральф, дорогой Ральф. Умирающий Гэри… Время тоски и печали, но эти воспоминания каким-то непонятным образом вдохнули в Лизу силы, возвысили и преобразили ее. Тони Молино, ты — ублюдок, Тони. Мило Ханна, и письма, письма, письма…

Ей снова восемь лет, и по всему Бутлю рвутся бомбы, а в дверь барабанит отец, требуя, чтобы его впустили.

— Не открывайте! — жестким голосом говорит мама, и дети отвечают злорадными воплями:

— Не откроем, не откроем!

Затем во дворе раздается взрыв, входная дверь слетает с петель, и в дом вваливается отец. Добежав до лестницы, он тоже взрывается и валится на пол, разбрызгивая повсюду кровь. Дети начинают радостно подпрыгивать, крича:

— Он мертв! Мертв!

По застеленному линолеумом полу прокатывается гулкое эхо их прыжков, и мама тоже начинает подпрыгивать, и поднимается такой шум, что он заглушает грохот взрывов.

Лиза распахнула глаза. Какой странный сон, даже не сон, а зловещий кошмар. Господи, как же здесь холодно! Она вздрогнула и уже собиралась встать, чтобы разворошить горку серого пепла в камине и отыскать едва теплящийся огонек, как вдруг осознала, что на коленях у нее лежит Рэмбо, и громко всхлипнула. Гулкий грохот преследовал ее и наяву, и Лиза поняла, что он раздается на самом деле. Кто-то изо всех сил барабанил во входную дверь.

Лиза встала, по-прежнему не выпуская из рук Рэмбо, и открыла. Снаружи валил снег, а на пороге с поднятой рукой застыл Джим Харрисон, вновь собираясь постучать. На нем была старая куртка с капюшоном и деревянными пуговицами, и ему не мешало бы побриться. Лиза повернулась, оставив дверь открытой, и вернулась на свое место. Джим вошел и остановился, глядя на нее.

— С вами все в порядке?

Лиза уставилась невидящими глазами в пол и ничего не ответила.

— Да, пожалуй, это был глупый вопрос, — мягко сказал Джим. — Выглядите вы ужасно. Давайте сначала разведем огонь, потом я приготовлю вам выпить. А пока глотните вот этого.

Он налил ей на два пальца бурбона и присел рядом, поднеся ей стакан к губам, словно она была инвалидом. Янтарная жидкость обожгла ей воспаленное горло. Лиза заморгала и обнаружила, что ее глаза слипаются от слез.

Под пеплом еще тлело несколько поленьев. Джим разворошил их, и вскоре в камине вновь запылал небольшой костер.

— Зачем вы пришли? — спросила Лиза.

Он бросил на нее быстрый взгляд, словно радуясь тому, что слышит звук ее голоса.

— Мне позвонила Джекки. Она очень беспокоится. Похоже, она звонила вам всю ночь, но вы не отвечали.

— Я заснула, — солгала Лиза. — И ничего не слышала.

Было совершенно очевидно, что он ей не поверил.

— Новый год — не тот праздник, который можно встречать в одиночестве. Я бы приехал раньше, если бы… — Джим умолк на полуслове. «Если бы вы хотели меня видеть», — похоже, собирался сказать он.

— Дело не в этом, — попыталась объяснить Лиза. — Просто на меня навалились разные мысли и воспоминания. Они выбили меня из колеи. — Она не станет рассказывать о смерти Рэмбо, иначе Джим сочтет ее чересчур сентиментальной и глупой, ведь она хочет умереть только потому, что погибла ее собака. Лиза переложила еще теплое тело Рэмбо на диван, аккуратно подсунув ему подушку под голову. Теперь, вдали от нее, он окоченеет и остынет. После того как Джим уйдет, она похоронит Рэмбо в саду.

— Именно это я имел в виду. Вы слишком долго были одна. Пришло время вернуться в мир живых, — серьезно сказал Джим.

— Как у вас все легко и просто! Вы признаете только два цвета — белый и черный. А для меня жизнь состоит из полутонов.

— Вы опять спешите с выводами. — Он улыбнулся. — Я давно научился жить сегодняшним днем и не загадывать наперед. Знаете, у меня ведь тоже были взлеты и падения. Когда-нибудь я расскажу вам о них.

— Прошу прощения. — Лиза плотнее запахнула халат, и тут зазвонил телефон.

Джим поднял трубку.

— Да, с ней все в порядке. Жива и здорова, просто выпила чуть больше, чем нужно, и заснула. — Лиза расслышала смех Джекки. — Да, конечно, передам. До свидания.

— Она говорит, что ей без конца названивают люди, которые не могут связаться с вами и оттого очень беспокоятся. — Джим помолчал. — Вам повезло, что у вас столько друзей, которым вы небезразличны. Кое-кто отдал бы все на свете, чтобы оказаться на вашем месте.

«Он прав, — подумала Лиза. — Несокрушимо прав». Это был чистый эгоизм с ее стороны — отгородиться ото всех, не позволяя тем, кто любит ее, приехать сюда и повидаться с нею. Лиза вымученно улыбнулась.

— Ваш совет пришелся весьма кстати, спасибо.

— Вам уже лучше? Отогнали черные мысли?

Лиза опустила взгляд на Рэмбо.

— Большую их часть.

— Хотите, я уйду? Мне бы не хотелось навязываться. Джекки говорила, что сегодня вы возвращаетесь в Лондон.

Лиза взглянула на него. Он бы возненавидел себя, если бы знал, сколько мольбы было в его глазах, которые, казалось, просили ее ответить: «Нет, останьтесь, пожалуйста».

— Не знаю, — пробормотала она наконец.

— Лиза, мы можем начать все сначала? — настойчиво спросил Джим. — Давайте представим, что мы познакомились только сегодня утром…

Она знала, что будет счастлива с ним, этим надежным и сильным мужчиной, который так сильно любил ее, но…

— Полагаю, можем — то есть начать сначала, я имею в виду, — медленно сказала она. — Но я ничего не могу обещать, и мне бы очень не хотелось вновь обмануть ваши ожидания.

— Я готов рискнуть, — быстро ответил Джим.

— И еще: мне надо многое сделать. Я пишу книгу, хочу снова снимать кино и занимаюсь благотворительностью.

— Что ж, а у меня есть фабрика, которой надо управлять, — рассмеялся он.

— Я даже подумываю о том, чтобы купить Феррис-Холл.

— Я переживу и это.

Джим не сделал попытки прикоснуться к ней, за что она была ему искренне благодарна. Для этого еще будет время в будущем — может быть.

— По-моему, вам нужно немедленно уехать отсюда. Давайте я сложу ваши вещи в багажник, пока вы будете переодеваться. Собственно говоря, — с надеждой добавил Джим, — я даже могу отвезти вас в город, если хотите.

— В общем… — Идея ей понравилась, но как быть с Рэмбо? — С удовольствием, но не могли бы вы вернуться через час?

Джим растерялся.

— Почему? — спросил он. — Я вижу, вы уже собрались. Почему нельзя уехать сейчас?

Лиза не могла придумать уважительную причину, и поэтому ей не оставалось ничего иного, кроме как сказать правду. Она расплакалась.