Музейный артефакт Корецкий Данил
Великий Шейх продолжал смотреть в окно и даже не одарил напоследок верного слугу благосклонным взглядом, но Абу ибн Шама и так был счастлив. Не разгибаясь, он пятился до самой двери, а когда вышел из комнаты и разогнулся, то испытывал только одно чувство: окрыленное желание как можно быстрее и точнее выполнить приказ лучезарного повелителя.
1095 г.
Город Холла, провинция Дейлем
Фарид поздно услышал цокот конских копыт по обледеневшему булыжнику: из-за поворота вылетела кавалькада вооруженных всадников. От коней ему удалось увернуться, но мчавшийся впереди грузный воин в расшитом золотом зимнем халате и лисьей шапке свесился с седла и хлестко достал его нагайкой. Нестерпимо-жгучая боль прорезала левое плечо и половину спины. Он вскрикнул и покатился по мостовой, веревка порвалась и дрова рассыпались. Но и ударивший его всадник не удержал равновесия, вылетел из седла и тяжело грохнулся на камни, одинаково жесткие как для бедняка, так и для богача. Нет, для последнего они оказались еще более твердыми и безжалостными. Возможно, сыграли роковую роль скорость, высота коня и избыточная масса тела. А может, Аллах решил покарать того, кто ни за что обидел беззащитного сироту. Во всяком случае, массивная туша с раскинутыми руками так и осталась неподвижно лежать на скользкой дороге, только лисья шапка отлетела в сторону да что-то с тонким звоном подкатилось под бок Фариду. Всадники, спешившись, сгрудились вокруг безжизненного тела своего предводителя. Раздались горестные крики и причитания.
Фарид вскочил и бросился в узкую щель между домами, ведущую на соседнюю улицу. Кто знает, что у них на уме – может, посчитают его виновным и зарубят саблями… Преодолев несколько запутанных переулков, юноша вышел к выжженному суннитами шиитскому кварталу и через обгоревшие балки и кучи мусора стал пробираться к своему убогому жилищу. Собственно говоря, не многие бы могли назвать жилищем выгоревшую глинобитную хижину – без дверей, с забитым тряпьем окном и неистребимым запахом гари. Но после гибели родителей Фариду некуда было идти, он здесь жил и даже вел какое-никакое хозяйство. Две обугленные доски на шатких подставках заменяли ему кровать. В подобии очага, сложенном из скрепленных глиной камней, он жег хворост и сучья, спасаясь от пронизывающего до костей холода. Жаль, что сегодня с таким трудом собранные дрова потеряны…
Он застонал. Боль заглушила и голод, и холод, но не накормила и не согрела – только добавила страданий. Охапка хвороста и остатки веток лежали в углу, их хватит ненадолго, но все равно надо развести огонь, чтобы хоть немного согреться… Фарид взял кресало и трут, но высечь искры не смог – в правом кулаке было что-то зажато… Он с трудом разжал окаменевшие пальцы – на ладони лежал перстень… Львиная морда с зажатым в пасти черным камнем! Как он у него оказался?! Фарид пришел в ужас. За кражу в сельджукидском султанате отрубают руку! Но ведь он не хотел ничего красть… Это вышло само собой… Но никто не станет слушать столь жалких оправданий!
Фарид решил бежать обратно и отдать находку воинам, однако не мог двинуться с места: силы покинули его… Он с трудом развел огонь и повалился на свое твердое ложе, но нестерпимая боль в спине заставила его подняться. Плохо дело! Видно, он не сможет дожить до теплых дней. А тут еще добавилась эта нечаянная кража. Если бы продать перстень и купить еды… Но об этом не могло быть и речи: нищего мальчишку с дорогим украшением немедленно сдадут страже! Видно, чужую вещицу придется выбросить, хотя она очень красивая… У него никогда не было ничего подобного!
Фарид стал рассматривать бесполезную и опасную находку. Лев добродушно улыбался, белый металл излучал приятное тепло… Хотя он и не собирался, но неожиданно надел украшение на тонкий палец. Как ни странно, перстень пришелся впору. Фарид завороженно рассматривал блики желтого пламени костра на гранях черного камня и сам не заметил, как заснул.
Проснулся он через несколько часов. Боль улеглась, костер до сих пор не погас, он согрелся и даже голод перестал его мучить. Настроение тоже изменилось: пришла уверенность, что все обойдется – найдется еда, дрова он соберет снова и, конечно, доживет до лета!
Задеревеневшая от утреннего морозца циновка на дверном проеме осторожно приподнялась, пропуская Ахмата – его единственного друга в Холле, да и во всем мире. Они были сверстниками, но невысокий и коренастый Ахмат выглядел постарше семнадцатилетнего Фарида. В руках товарищ держал небольшой сверток. Сам не зная почему, Фарид быстро снял с пальца перстень и сунул в карман.
– Салам, друг!
– Салам, Фарид! Хочешь есть? – Ахмат развернул чистую тряпицу. Внутри оказались лепешки и вяленое мясо.
– Еще бы! – изголодавшийся Фарид жадно набросился на угощение. Ахмат не отставал от него. Через несколько минут на белой тряпице остались только крошки. Фарид собрал их на руку и ссыпал в рот.
– Откуда это у тебя?
– Исмаил-бей упал с коня и разбился насмерть. Его люди раздавали помин, и я подоспел вовремя. Ты ведь слышал об Исмаил-бее?
Фарид мрачно кивнул и поморщился от боли.
– Конечно. К тому же сегодня он уже угостил меня один раз…
– Чем?! – удивился Ахмат.
– Плетью. – Фарид наклонил голову и оттянул ворот рваного, негреющего халата. – Вот, глянь…
– Аллах великий, у тебя там глубокое рассечение! – ужаснулся Ахмат. – И вокруг кожа вздулась и покраснела… Надо бы приложить целебную траву, да где ее взять… Сейчас что-нибудь придумаю…
Он оторвал клочок от белой тряпицы, намочил в горячей воде из мятого медного кувшина, аккуратно промыл рану. Фарид скрипел зубами, но сдерживался.
– Вот так получше будет…
– Спасибо, друг! Ты чем-то взволнован?
Ахмат тяжело вздохнул.
– Отец сказал, что больше не может меня прокормить и чтобы я сам заботился о себе…
– Он тебя выгнал из дома? – ахнул Фарид.
– Не так прямо… Но я сам не вернусь… Отцу действительно тяжело.
– Ты можешь жить у меня, места хватит… Сейчас найдем доски для второй лежанки…
Ахмат покачал головой.
– Здесь мы умрем с голоду. У меня есть другое предложение. Пойдем вместе в Аламутскую крепость. Вчера опять глашатаи ходили по городу и звали молодых парней в слуги к Великому Шейху. Если нам повезет, то голодать и мерзнуть не будем. Что скажешь, друг?
Фарид молчал. Двухсотметровая гора Аламут казалась совсем близкой. Ее венчал мрачный замок-крепость, высокие стены которого обрывались прямо в пропасть. За ними располагался город-государство, которым руководил таинственный Старец Горы. Он не подчинялся сельджукидскому султану Маликшаху и не платил ему налогов. Несколько раз воины султана пытались захватить гнездо непокорного Шейха, но каждый раз крепость оказывалась неприступна… Хорошо бы, конечно, попасть туда и стать слугой могущественного Старца Горы, тем более что исмаилиты – духовные братья шиитов и там не придется бояться погромов, один из которых унес жизни его родителей… Но он слаб, сможет ли дойти до ворот Аламута?
– Что ты решил, друг? – не дождавшись ответа, спросил Ахмат. – Ты пойдешь со мной?
– Пойду! – поднялся Фарид. – Чем тут лежать голодным и холодным… Может, возьмут и с рассеченной спиной… Я объясню, что пострадал невинно… Разве не поймут правоверные? А рана со временем заживет!
Было видно, что Ахмат не разделяет его уверенности, но разочаровывать друга не стал, а одобрительно кивнул.
– Вдвоем нам будет легче. Обопрись на меня…
Им повезло: какой-то добрый крестьянин подвез их на телеге и сократил путь вдвое. Но все равно, к подножию горы Аламут они добрались, когда короткий зимний день угасал. По крутой узкой дороге долго поднимались вверх. Этот отрезок пути оказался самым трудным – к высоким, обитым железом воротам они подошли уже в темноте.
Здесь их ждал неприятный сюрприз: претендентов на службу Великому Шейху собралось человек двадцать или тридцать. Они сидели на холодных каменных плитах, и пропускать их внутрь, в сытое тепло, никто не спешил. Из разговоров выяснилось, что некоторые ждут уже пятый день. Им ничего не обещают и не удерживают тех, кто пожелал уйти. Многие разочарованно вернулись на равнину. Первым пришедшим сегодня впервые дали по сухарю, остальные довольствовались свежим и холодным горным воздухом.
Друзья приуныли. Перспектива провести ночь на холоде и без еды им не улыбалась. С таким же успехом они могли остаться в убогом жилище Фарида, по крайней мере там не дул пронзительный ветер и можно было разжечь очаг…
– Я думаю, надо возвращаться, – проговорил Ахмат. – Тут можно ждать неизвестно сколько.
После небольшой паузы Фарид произнес:
– Ты и в самом деле возвращайся, можешь жить в моем доме… Я просто не дойду. Спина болит, сил нет, знобит… Я или войду внутрь, или умру…
Ахмат внимательно посмотрел на друга. В неровном свете горящих перед воротами факелов его лицо казалось чужим и неправдоподобно взрослым.
– Я тоже остаюсь. Можешь опереться на меня. Крепись…
Ночь тянулась бесконечно долго. Ахмат смотрел на крепкие ворота: там блестела какая-то табличка. Ему было интересно, что на ней написано, но подойти ближе он не мог, так как обнимал Фарида, который дрожал, будто в лихорадке. Периодически в воротах открывалось маленькое оконце и кто-то придирчиво наблюдал за претендентами, потом оно затворялось и томительное ожидание продолжалось. К середине ночи Фарид совсем ослаб. Он лежал на мокрых каменных плитах, а голова покоилась на коленях друга.
– Как ты думаешь, – тихо спросил он. – Они меня похоронят как мусульманина?
– Не знаю. Я попрошу их.
Ахмат и сам еле держался, и если б не узы дружбы, давно бы ушел от этих негостеприимных ворот. Оконце вновь приоткрылось, а затем со скрипом распахнулась узкая калитка в воротах. Три воина с факелами вышли из крепости и направились к Фариду с Ахматом.
– Он жив? – тот, что шел впереди, слегка пнул носком сапога распростертое на камнях тело.
– Пока да, – мрачно ответил Ахмат. Словно подтверждая его слова, товарищ застонал.
– Что с ним?
– Исмаил-бей ударил нагайкой. Ни за что…
– Исмаил-бей умер сегодня утром! – старший воин придавил Ахмата тяжелым взглядом.
– Да. Но последнее, что он сделал в своей жизни – рассек ему плечо…
– И уже раненым он решился идти в крепость?
Ахмат кивнул.
– У него крепкий дух!
Воин нахмурился и какое-то время молча стоял, глядя на Фарида и что-то решая. Потом спросил:
– Ты ему кто?
– Друг.
– Тогда поднимай его и неси за нами.
Стражники не стали ему помогать, они несли только свои факелы. Задыхаясь и выбиваясь из сил, Ахмат почти волоком тащил бесчувственное тело – сквозь узкую калитку, через двор, потом по каким-то лестницам и полутемным коридорам, пока они не оказались в крошечной комнатке, с двумя деревянными настилами, поверх которых была брошена грубая ткань.
– Здесь положи его, – услышал Ахмат очередную команду. И, выполнив ее, с облегчением опустился на второй настил. Руки и ноги дрожали, сердце колотилось. Он сам не верил, что смог донести сюда друга. Здесь было тепло, даже слишком. Медленно текли минуты. Наконец, в душной комнатушке появились два человека. Один осмотрел рану на плече Фарида, поставил глиняную чашку с какой-то вонючей жидкостью. Ахмат должен был окунать в чашку тряпку и прикладывать к ране товарища.
– Делай это чаще, – приказал лекарь. – Тогда, может, поможет.
– А если не поможет и к утру умрет, постучишь в дверь, – сказал второй пришедший, похоже, управляющий делами.
Но Фарид не умер. То ли благодаря зловонному лекарству, то ли стараниям товарища, а может, благодаря молодости, но волей Аллаха он быстро пошел на поправку. Рана на плече перестала гноиться и быстро затянулась, чему пришедший на следующий день лекарь несказанно удивился:
– Обычно неделю заживает, а то и две…
Фарид с жадностью начал есть маисовую кашу и ржаные лепешки. Пища особым разнообразием не отличалась, но зато ее было вдоволь, он набирался сил и поправлялся на глазах. А еще через три дня в их комнатку пришел воин средних лет с мужественным морщинистым лицом и много повидавшими глазами. На боку его висела сабля в серебряном окладе, за поясом торчал кривой кинжал, украшенный самоцветами. Судя по властным манерам и уверенной осанке, он привык к безоговорочному и полному подчинению. Его сопровождал давешний домоправитель.
– Это даи аль-кирбаль Абу ибн Шама, – почтительно пояснил он. – Вы должны ловить каждое его слово и отвечать быстро и правдиво.
Юноши молча склонились в поклоне.
– Если хотите вернуться домой, можете уйти прямо сейчас, – сказал ибн Шама, и голос его напоминал приглушенный звук боевой трубы. – Но если захотите остаться и служить солнцеподобному шейху Хасану ибн Саббаху, то обратного хода для вас не будет. Вы должны забыть про семьи и родственников, отныне ваш дом и семья здесь, в крепости. У нас свои законы и строгая дисциплина, ослушников ждет суровое наказание. Но за верную службу на вас снизойдет благодатная милость Великого Шейха и перед вами откроются райские кущи. Решайте!
Юноши поклонились еще раз.
– Мы остаемся, доблестный даи аль-кирбаль, – сказал Фарид. И Ахмат подтвердил:
– Остаемся!
Суровое лицо воина смягчила легкая тень улыбки.
– Что ж, тогда добро пожаловать в Аламут!
Ибн Шама повернулся к домоправителю.
– Проведи неофитов в западное крыло крепости!
1095–1096 гг.
Крепость Аламут
Теперь юноши поселились во внутреннем дворе, отгороженном высокой стеной от остальной территории крепости. Заправляли здесь парни постарше, они носили белые халаты с красными поясами, жили и ели отдельно. Им следовало оказывать почтение, иначе можно было получить пощечину, а то и удар бамбуковой палкой по спине.
Фарид и Ахмат спали в большой комнате на полу, среди полусотни таких же, как они, юношей. Некоторые были их сверстниками, некоторые – постарше. Как потом они узнали, таких помещений в замке было несколько, хотя их обитатели практически не общались друг с другом. Все носили одинаковую одежду – темные широкие штаны, длинные темные куртки, мягкие черные сапожки. Руководил молодыми людьми мускулистый исмаилит с непроницаемым лицом, который проводил с ними целые дни и спал вместе с ними на полу. Никто не знал, как его зовут, предписано было называть его Наставник.
– Вы приняты в ученики, вам предстоит научиться уничтожать врагов нашего богоподобного Шейха, врагов веры, а значит, и ваших врагов! Если будете стараться, то станете фидаинами – это почетное звание, оно открывает вам путь в райские кущи и скоро многим из вас доведется испытать райские наслаждения, – в первый же день рассказал группе новичков Наставник. – Идите за мной, я покажу, к чему вы должны стремиться…
Ученики, в своей новой одежде, шли по общему двору, с любопытством оглядываясь по сторонам. Здесь кипела жизнь: на небольшом базарчике продавали нехитрые продукты, сосредоточенные мастеровые перестилали просевший булыжник мостовой, кто-то носил воду, кто-то рубил дрова, кто-то разделывал горного оленя, несколько человек готовили на костре плов в огромном котле…
– Великий Шейх отменил все налоги, вместо этого жители обязаны трудиться на общее благо, – сказал Наставник, заметив их взгляды. – Видите – кому-то посчастливилось подстрелить оленя, но отведает его вся махалля. Таков закон!
В стороне, возле чайханы, солидные, с седыми бородами мужчины пили чай, курили кальян и степенно переговаривались. Они явно относились к высшему сословию, но ничем не отличались от всех остальных – никто не выделялся сверкающими украшениями или богатой одеждой. Это было очень необычно и удивительно!
– Великий Шейх запрещает роскошь, – пояснил Наставник. – Здесь не приняты пиры, дорогие наряды, драгоценности и серебряная утварь. Богатство потеряло в Аламуте всякий смысл, и у нас нет разницы между богачами и бедняками. Таков закон!
Неофиты не успели удивиться, как он добавил:
– А нарушителей законов сбрасывают со стены или вешают на северной башне…
На башне, будто подтверждая эти слова, сидела стая ворон, в небе, раскинув крылья, парили стервятники. Они явно ждали поживы.
Молодые люди подошли к высокой, с зубцами и бойницами внутренней стене. Стоящие у сводчатого проема стражники почтительно приветствовали их как равных. Проходя во внешний двор, Фарид поднял голову, рассматривая тяжелую падающую решетку с остриями внизу. Он оценил хитроумие строителей: если враг ворвется в крепость, то снова окажется перед высокой стеной и крепкой решеткой, а значит, придется повторять кровопролитный штурм заново…
Через узкую калитку в главных воротах будущие фидаины вышли из крепости. Здесь гулял свежий ветер, с площадки открывался красивый вид на окружающие горы и ущелья. Наставник поднял руку, указывая крепким пальцем на сверкающую в солнечных лучах бронзовую табличку. Это ее разглядывал в полумраке Ахмат в их первую ночь возле крепости.
– Три героя убили предателей веры прямо в их логове и, славя Великого Шейха, приняли мученическую смерть, – негромко пояснил Наставник.
Ученики завороженно рассматривали табличку, на которой были написаны шесть имен: попарно – по два напротив друг друга.
– Имена наших бесстрашных товарищей навсегда украсили ворота Аламута для памяти и восхищения. А шайтаны обречены на вечное презрение и проклятие! – сказал Наставник и замолчал, давая возможность осознать торжественность момента.
– Ваши старшие товарищи, которые носят белые одежды, – это фидаины, им предстоит множить подвиг героев, – продолжил он наконец. – Наступит и ваш черед заполнить эту бронзу своими именами и именами убитых врагов!
И закончил свое напутствие:
– Фидаин – почетное звание. Но выше него стоит рафик, еще выше – даи, а над ним – даи аль-кирбаль, который может непосредственно общаться с великим шейхом и получает приказы непосредственно от него. И вы можете подняться по этой лестнице – все зависит от степени вашего посвящения, от старательности, бесстрашия и умения выполнять приказы… Всему этому мы будем вас учить. Но запомните великую мудрость: «И сказал Магомед – ничему нельзя научить. И сказал Магомед: но всему можно научиться!» С завтрашнего дня начинайте учиться!
Каждое утро, еще до восхода солнца, Наставник выводил будущих фидаинов на завтрак, а потом, до позднего вечера, за высоким забором потайного двора шла напряженная учеба. Физические упражнения чередовались с умственными занятиями. Преподавателями были представители разных рас и народов. Своих имен они не называли, ученики обращались к ним просто: муалим[52]. Довольно быстро ученики хорошо знали, какую премудрость преподает каждый из них. Кроме одного: высокий, худой, как скелет, индус, каждый день присутствующий на завтраке, не появлялся ни в спортивном зале, ни на тренировочных площадках, ни в учебном классе. Зато с другими все было ясно.
Фехтованию на саблях и владению кинжалом их учил верткий, текучий, как ртуть, азиат. Однажды сам Абу ибн Шама показал ученикам бой в четыре руки: он сразился с учителем фехтования на саблях, причем держал оружие в каждой руке, и маленький азиат тоже действовал двумя саблями. Это было впечатляющее зрелище! Четыре клинка стучали друг о друга, как молотки в кузнице, от мелькания блестящих стальных полос рябило в глазах, во все стороны летели искры… Даже неискушенные юноши понимали, что, владея такой техникой боя, становишься практически неуязвимым и можешь успешно противостоять десяткам противников…
Голыми руками их учили драться два маленьких, всегда улыбающихся японца в черных кимоно. Несмотря на обманчивую хрупкость, они перерубали ладонями внушительные деревянные бруски, сокрушали кулаками толстые доски… Когда один ученик назвал происходящее «фокусами», японец вызвал его на бой и мгновенно убил, перебив ладонью гортань. После этого случая ученики стали гораздо серьезней воспринимать занятия, понимая, что смерть постоянно ходит рядом с ними. Вскоре им пришлось очередной раз в этом убедиться.
Урок конспирации вел немолодой китаец со шрамом на желтоватой щеке. Осмотрев сидящих в позе лотоса будущих фидаинов, он вызвал одного из них по имени Али – туповатого увальня из дальней провинции, и, подняв руки, сказал:
– Обыщи меня очень внимательно и тщательно, ибо от этого зависит твоя жизнь. Если ты оставишь мне оружие – я убью им тебя!
Закусив губу, Али ощупал каждую пядь тела учителя с ног до головы, потом повторил обыск с головы до ног – безрезультатно! Лицо его выражало крайнее недоумение и растерянность. Но предупреждение было слишком серьезным, и он обыскал китайца в третий раз. После чего улыбнулся и уверенно произнес:
– У вас нет оружия, муалим!
В тот же миг в руке у инструктора оказалась длинная серая игла, которую он немедленно вонзил несчастному Али в шею. Тот упал как подкошенный, несколько раз дернулся в конвульсиях и затих. Он был мертв. По рядам учеников пронесся вздох ужаса.
– Это игла дикобраза! – китаец поднял над головой обломок своего оружия. – Она полая, внутри находится капля яда гюрзы. А прятал я ее в шве рукава! Чтобы обнаружить ее, следовало снять с меня халат и мять ткань двумя руками!
Он выдержал паузу, бросил остаток иглы на безжизненное тело, после чего продолжил:
– Если предупрежденный фидаин под страхом смерти не сумел ее найти, то ничего не подозревающий стражник – тем более не найдет!
Убитого унесли, а урок продолжился, как ни в чем не бывало.
После обеда обычно учились читать и писать, изучали разные иноземные языки. Друзьям выпал язык германцев. Как ни странно, но давался он Фариду довольно легко. Да и Ахмат тоже преуспевал в этом деле. Парни сами удивлялись своим способностям. Наверное, потому, что они уже забыли чувство голода, а физические упражнения укрепили ум и тело. Оба заметили, что после завтрака их мышцы наливались силой, сознание прояснялось, обострялись чувства, появлялось хорошее настроение и ощущение, что все им по плечу. То же испытывали и другие ученики.
Скорее всего это было результатом утренней молитвы. Впрочем, у Фарида намаз был связан с неожиданными сложностями: перстень, который он зашил в одежду, раскалялся и нестерпимо жег тело. Поэтому он перестал молиться, а только делал вид, что исполняет обязательный для каждого правоверного ритуал.
Анализируя свою жизнь в последние полгода, он пришел к выводу, что его случайная находка – не простое украшение. Как только перстень попал в его руки, вся жизнь переменилась. Голод и холод остались в прошлом, он стал членом могучего тайного братства, ему легко даются науки… Даже рана от нагайки зажила быстрее обычного! Получается, что кто-то подарил ему магический талисман. Только кто?! Отвечать на этот вопрос он не хотел и предпочитал над ним не задумываться.
Глава 2
Уроки Аламута
Шло время. Постепенно теплело, ветер уже не казался пронизывающим и обжигающим, чувствовалось, что наступает весна. И вдруг по крепости прошел слух, что Великий Шейх собирается… вознестись на небо!
– Как такое может быть? – удивленно спрашивали ученики друг у друга, но все недоуменно разводили руками. Как всегда в сложных случаях, обратились к Наставнику, который всегда все знал, причем совершенно точно.
– Это чистая правда. Султан прислал сборщиков податей, хотя Аламут свободен от налогов. Заплатить – значит потерять лицо. Не заплатить – султан пришлет войско. Вот Великий Шейх и отправляется на небеса, чтобы получить совет… – невозмутимо объяснил Наставник, как будто речь шла о совершенно обыденных вещах. Окружившие его ученики изумленно переглянулись.
– От кого… совет? – спросил Ахмат.
– …
Наставник сложил ладони перед грудью и воздел глаза к небу.
– Неужели?! – выдохнул Фарид.
– Завтра в полдень сами все увидите!
Набравшись смелости, Фарид подошел к двум воинам в белых халатах и красных поясах, которые до бритвенной остроты точили клинки своих кинжалов.
– Салам, достопочтимые старшие братья, да поможет вам Аллах в трудных делах ваших, – уважительно произнес он, склонившись в поклоне. Такая почтительность понравилась грозным фидаинам. Вблизи они оказались совсем молодыми.
– Салам, младший брат, – ответил розовощекий парнишка, по виду его сверстник, может, на год-полтора старше. – Спасибо, твое доброе пожелание понадобится нам в самое ближайшее время. Чем можем тебе помочь?
– Ответом. Великий Шейх собирается на небо. Но разве такое возможно?
Фидаины сдержанно улыбнулись.
– Великий Шейх уже возносился в небеса, и мы наблюдали это чудо. И ты тоже завтра перестанешь сомневаться. Тебе еще предстоит увидеть, как он оживляет мертвую голову…
– Что?! – изумился Фарид.
– Великий заставляет говорить отрубленную голову, – снисходительно пояснил второй фидаин с большой родинкой на щеке. Он осторожно наносил прозрачную жидкость из маленького пузырька на сверкающую кромку лезвия.
– Неужели?! – Фарид даже рот открыл от изумления.
Его опытные сверстники рассмеялись.
– Ты молод, брат, а потому мало знаешь. Если тебе повезет, то ты еще живым побываешь в раю!
– А… А вы… были в раю?
Оба кивнули.
– Конечно. Лучше рая ничего нет. Поэтому мы с нетерпением ждем дня, когда сможем туда попасть… И нам не страшны никакие пытки!
Розовощекий тоже смазал свой кинжал неизвестной жидкостью, дал ей высохнуть и осторожно вставил оружие в ножны.
– Спасибо, старшие братья! – склонился в поклоне Фарид и пошел восвояси.
Услышанное не укладывалось в его голове. Когда легли спать, он шепотом рассказал все Ахмату. Другие ученики тоже долго шушукались. Многие прослышали, что Великий Шейх уже не раз возносился на небо и возвращался обратно, причем этому имелось множество очевидцев. Но все же молодые люди не могли представить, что воочию увидят то, о чем обычно рассказывают в сказках. И все с нетерпением ждали завтрашнего дня. Постепенно сон сморил усталых после трудного дня молодых людей.
Разбудил их протяжный звон утреннего колокола. На завтрак, как всегда, ели лепешки и пили зеленый чай. После этого они ощутили прилив сил и непонятный восторг. Потом учеников вывели на общий двор. Здесь уже собралось много народу: мужчины занимали правую часть площади, женщины стояли слева. Так бывало в Холле на праздники. Только сейчас не видно было ярких шелков, гладкого бархата, пушистых мехов, золота, рубинов и изумрудов… Темные хлопчатобумажные ткани, хиджабы и никабы, закрывающие женские лица и фигуры. Выделялись белыми одеждами только будущие герои фидаины. Царило приподнятое оживление и нетерпеливое ожидание. Монотонные удары в барабаны нагнетали напряжение. Женщины плакали и неразборчиво причитали. Ровно в полдень на северной башне показался человек в черном халате и плаще. В руке он держал горящий факел. Толпа заволновалась, раздались восторженные крики:
– Алла! Алла! Слава Великому Шейху!
Люди отталкивали друг друга, подпрыгивали, чтобы было лучше видно, простирали руку к черной фигуре на башне. Фарида тоже охватило истерическое возбуждение – он кричал и размахивал руками, рядом кричал и размахивал руками Ахмат, а вокруг делали то же самое остальные ученики.
Дул ветер, растрепывая белую бороду Великого Шейха, раздувая его черный плащ и зловеще играя желтым огнем факела. Шейх тоже размахивал руками и что-то громко говорил, но до собравшихся доносились только обрывки слов. И вдруг он прижал факел к груди, мгновенно вспыхнул дымным костром и бросился вниз, в пропасть. Раздался ужасный крик. Черная ткань бессильно трепетала сзади, как крылья подстреленного орла.
Люди пали ниц и принялись произносить молитву… Потом все стали расходиться. Улучив момент, Фарид посмотрел вниз с северной стены, но у ее подножия ничего не было: ни обугленного тела, ни дымящейся одежды – ничего!
На следующий день, тоже ровно в полдень, Хасан ибн Саббах, как ни в чем не бывало появился на северной башне. На этот раз он был в белых одеждах. По площади пронесся восторженный гул и радостные возгласы. Великий Шейх спустился вниз и в сопровождении верного Абу ибн Шамы и трех наиболее доверенных воинов вышел к ликующему народу. При виде его все вновь распростерлись на каменных плитах.
– Я получил совет от Всевышнего, мои верные подданные! – властным голосом начал свою речь Великий Шейх. – Мы не станем платить дань султану! А если он пришлет войска, мы разобьем их, как делали это уже не раз! Наша крепость неприступна, и даже подходы к ней непреодолимы для врагов! А сейчас встаньте и вернитесь к своим занятиям, но помните, что рай покоится в тени сабель!
Пройдя между распростертыми телами, Великий Шейх собственноручно поднял нескольких фидаинов и даже снизошел до помощи ученикам. Некоторых он не только поднял, но и отряхнул от пыли. Пораженные увиденным чудом и простотой ибн Саббаха, бесстрашные воины долго не могли прийти в себя. Но теперь все были преданы Великому Шейху до мозга костей!
Холла
Наместник провинции Дейлем прогуливался по усыпанным красным песком аллеям своего сада. Горный ветерок продувал легкий шелковый халат Муслим-паши, принося телу приятную прохладу, шевелил листву разлапистых финиковых пальм и стройных кипарисов. Высокий и грузный, он был окружен плотным кольцом вооруженных стражников, из-под ног которых испуганно разбегались важные, с красочными хвостами павлины. Рядом, почтительно изогнувшись, катился похожий на колобок с грушеобразной головой главный сборщик податей Нури-ага и озабоченно сообщал новости, которые мешали наместнику переваривать сытный обед и наслаждаться приятной погодой.
– …но посланные мною люди так и не принесли налоги, больше того, они и сами не вернулись! Скорее всего Старец Горы сбросил их в пропасть… А может, содрал с них кожу…
Круглое, бронзово-красное лицо Муслим-паши налилось гневом. Здесь, за высоким забором дворца, было немыслимо представить, что где-то на просторах его провинции возможно такое дерзкое неповиновение властям!
– Я доложу великому визирю аль-Мульку о столь злостном нарушении законов! Пора разделаться с этим бунтовщиком! – яростно воскликнул он. Нури-ага почтительно опустил очи долу в знак согласия.
– О повелитель! Я принес тебе срочную весть! – сзади, запыхавшись, подбежал дворцовый управитель. – У ворот стоят сборщики налогов, которых посылали на Аламут! Они хотят доложить о выполнении твоей божественной воли…
– Они принесли деньги?! – недоверчиво спросил Нури-ага. Его голос дрожал от напряжения.
– Да! Два больших кошеля!
– Что это значит?! – закричал наместник, сверху вниз глядя на главного сборщика. – Ты обманул меня! А я мог ввести в заблуждение великого визиря и самого солнцеподобного султана, да продлит Аллах его годы!
– Нет-нет, я не обманывал… – залепетал Нури-ага. Лицо его залила мертвенная бледность. За обман султана ему вполне могли отсечь голову.
– Это все они, ленивые дети ишаков… Они не вернулись вовремя…
Но наместник не стал слушать бессвязные оправдания.
– Приведи сюда этих людей! – резко приказал он управителю. – Я сам разберусь, кто лжет, а кто говорит правду! И горе виноватому!
Главный дворцовый слуга убежал. Он был не молод, но сейчас его ноги, обутые в кожаные башмаки с задранными острыми носами, передвигались так быстро, как будто за ним гнался сам шайтан. Опытный царедворец понимал остроту ситуации и чувствовал, что дело может закончиться вызовом палача.
Через несколько минут сквозь приоткрывшуюся створку ворот завели двух человек в черных халатах, какие носили сборщики податей. В руках каждый держал большой и даже на вид тяжелый кожаный кошель. Стража обыскала вошедших и, убедившись, что у них нет оружия, пропустила в дворцовый сад.
Управитель быстро провел их к своему повелителю. Наместник стоял в тени под чинарой и, подбоченившись, надменно рассматривал ведомых главным слугой молодых мужчин в одежде сборщиков податей. На Нури-агу он демонстративно не обращал внимания, как на пустое место. А тот непонимающе смотрел на приближающихся незнакомцев. Это были не его люди! Значит, возникла какая-то путаница и он не виноват перед наместником! Главный сборщик податей облегченно вздохнул. Сейчас все разъяснится…
– Вы были в крепости Аламут? – спросил Муслим-паша у склонившихся в глубоком поклоне мужчин. Скорей даже не мужчин, а молодых парней.
Один был розовощеким, как младенец, у второго на щеке темнела крупная родинка. Глаза у них лихорадочно блестели.
– Твои уста глаголят истину, о милостивейший повелитель, – ответил розовощекий. – Мы только вернулись оттуда.
– И вы сумели собрать подать?
– Это было нетрудно, о повелитель! Правоверный Хасан ибн Саббах охотно заплатил долю в казну султана, да продлит Аллах его дни…
Розовощекий выставил вперед тяжелый кошель и принялся расстегивать ремешок, затягивающий горловину, будто собирался в подтверждение своих слов показать пригоршню золотых динаров. Его спутник сделал то же самое.
Наместник, зловеще изогнув бровь, вопросительно взглянул на главного сборщика. Тот стоял ни жив, ни мертв. Он ничего не понимал. Почему неизвестные сборщики сумели сделать то, что не удается службе казначейства уже много лет?! Может, это слуги султана, которые перешагнули через местного казначея?
– А кто послал вас к Саббаху? – не выдержав, спросил он.
– Ты же сам отдал приказ, о светлейший Нури-ага! – доброжелательно произнес парень с родинкой, засовывая руку в кожаный мешок.
– Нет-нет, я их не посылал! – приложив руки к груди, растерянно забормотал главный казначей. И вдруг его пронзила мысль, еще более ужасная, чем возможный гнев наместника. Незнакомые молодые люди в одежде пропавших сборщиков, их лихорадочно блестящие глаза, их мешки, которые никто не проверял, их позы готовых к прыжку барсов, расчетливо выбранные места – розовощекий ближе к наместнику, а второй – ближе к нему самому… Это изощренные и расчетливые убийцы!
– Ассасины! – изо всех сил закричал он. – Стража, держи ассасинов!
Вымуштрованные стражники бросились вперед, заслоняя телами наместника. Но было уже поздно. В руках у мнимых сборщиков сверкнули кинжалы. Розовощекий пырнул одного охранника в живот, ловкой подсечкой сбил с ног другого, полоснул по лицу третьего и, проложив себе дорогу, вонзил кинжал в грудь Муслим-паши.
– Да здравствует Хасан ибн Саббах, – крикнул он, радостно выпрямляясь и принимая град ударов копьями и клинками.
На этом картина окружающего мира для Нури-аги померкла и оборвалась: парень с родинкой одним прыжком подскочил к нему и ударил кинжалом в сердце.
– Да здравствует святейший шейх ибн Саббах, – крикнул он, бросая окровавленный кинжал под ноги набегающим стражникам и улыбаясь кромсающим тело саблям…
Через минуту все было кончено. На благоухающей цветами аллее раскинулись тела наместника провинции, главного казначея и двух охранников. Все они были мертвы, даже тот, который получил только разрез щеки. Их лица были искажены ужасом и болью, в отличие от изрубленных и истерзанных ассасинов, которые и мертвые радостно улыбались. На красном песке крови видно не было, зато она обильно залила траву и прилегающие кусты. Здесь же валялся отравленный кинжал и два кожаных кошеля, набитых камнями с горы Аламут…
Крепость Аламут
К лету друзья окрепли и возмужали. Они успешно освоили все дисциплины: фехтование, стрельбу из лука, владение ножом и кинжалом, кулачные бои, лазание по скалам и крепостным стенам, упражнения с тяжелыми булавами, верховая езда и укрощение лошадей… Серьезным испытанием было длительное – по несколько суток, неподвижное сидение за камнем, вроде как в засаде… Проводились занятия по изготовлению ядов из самых обычных, распространенных в быту средств, а также оружия из подручных предметов. Большое внимание уделялось актерскому мастерству: талант перевоплощения ценился здесь не меньше, чем боевые навыки. Фидаины должны уметь изменять внешность до неузнаваемости. Выдавая себя за бродячую цирковую группу, монахов, лекарей, дервишей или восточных торговцев, они могут пробраться в самое логово врага…
Соглядатаи великого шейха, которые под видом проповедников странствовали по всему миру, обучили их хитростям конспирации, вербовки, способам встреч и узнавания единомышленников. Оказалось, что фидаин, оказавшийся в любом городе мира, может получить помощь, найти кров и еду, если подойдет к главной мечети или храму. Потому что местные фидаины обязаны утром и вечером искать здесь своих нуждающихся в помощи собратьев. По определенным деталям одежды, условным знакам и специальным сигналам они легко находят друг друга…
Правила в школе царили суровые. За малейшую провинность или неисполнительность следовало наказание розгами либо содержание в тесном вонючем помещении, где нельзя было ни лечь, ни сесть, ни вытянуть ноги. Не сдавших очередной экзамен переводили в рядовые стражники замка, и их можно было видеть на стенах цитадели либо у ее ворот. Фарид и Ахмат успешно выдерживали все испытания и чувствовали, что являются одними из лучших. Фарид лучше стрелял из лука, зато Ахмат превосходил его в ножевом бое.
Между тем от двух сотен принятых осталось едва ли более пятидесяти человек. Теперь все они спали в одной комнате и занимались единой группой.
В конце лета, после обряда посвящения, они стали фидаинами, членами тайного ордена ассасинов, приобщенными к великой тайне! Теперь они получили другую одежду, как у старших товарищей: белый халат и красный пояс, символизирующие невинность и кровь. Дальнейший жизненный путь им должен был указать Великий Шейх.
В главном зале крепости Великий Шейх проводил совещания со своими советниками, ставил задачи военачальникам, устраивал общие молитвы по праздникам. Здесь же он иногда демонстрировал сверхъестественные способности, которые производили ошеломляющее впечатление на зрителей.
К подготовке общения с загробным миром допускались только самые приближенные и верные помощники. Сейчас отсюда убрали даже стражу, в зале находились лишь сам Хасан ибн Саббах, Абу ибн Шама, высокий худой индус по имени Даярам и два немых черных невольника. Они столпились в углу зала, мускулистые эфиопы, поддев ломами за железные кольца, подняли каменную плиту, открыв темный, пахнущий сыростью зев похожего на нору отверстия.
– Какую дозу ты дал Вакилю? – негромко спросил Шейх.
– Две капли опия, – так же тихо ответил тот, склонив голову и приложив руку к груди. – Он расслаблен, заторможен, что и требуется для ожившего покойника… Сейчас его гримируют.
Ибн Саббах нахмурился.
– На прошлом вознесении ты ошибся, и мой двойник ужасно кричал! Это омрачило торжественность момента!
– Я не виноват, о великий, – побледнел индус, что было заметно даже сквозь смуглую кожу. – Обычная доза: четыре капли! Наверное, он раньше употреблял опиаты, и этого оказалось мало…
– Впредь не допускай таких ошибок! – сурово сказал Шейх. И хотел что-то добавить, но тут, в сопровождении еще одного эфиопа, заторможенно вошел какой-то человек. Его лицо было густо намазано белилами, вокруг глаз наведены черные круги – казалось, это страшный лик мертвеца.
– Приветствую тебя, о мой любимый слуга, – ласково приветствовал его Шейх. Тот повалился на холодный пол и вяло попытался поцеловать ноги своего повелителя.
– Не нужно, Вакиль, – остановил его Старец Горы. – Лучше займи свое место. Скоро все закончится…
Тот ловко скользнул в яму. Индус привычно надел ему на шею большое металлическое блюдо с вырезанным в центре отверстием.
– Удобно ли тебе, Вакиль? – заботливо поинтересовался ибн Саббах.
– Удобно, мой повелитель, – замогильным голосом отозвался тот.
Великий Шейх кивнул.
– Зовите моих верных воинов!