Дорога к Марсу Громов Александр
Навсегда?..
– Ну, и кто мне скажет, что это такое? – пробормотал Аникеев, ни к кому в особенности не обращаясь.
За его спиной маячили остальные члены экипажа «Ареса», те, что были на ногах. Никто из космонавтов не отозвался. Да и что тут можно сказать?! Загадочный отсек складской-два вскрыли. Вернее, он сам вскрылся. И никто не знает почему. Настал момент такой, как видно… Ладно – вскрыли или вскрылся, не суть важно. Важно – что обнаружили? Пластиковую панель с выпуклым монитором, сильно напоминающим экран допотопного телевизора. Первое впечатление было, что это просто декорация, скрывающая настоящую начинку. Декорация, однако, оказалась вполне рабочей. Экран вдруг сам собой включился и начал показывать кино. Документально-художественное. Черно-белое. Из серии: как человечество открывало Марс. Занятное кино. В другое время и в другом месте. Большую часть изложенных в этом фильме фактов «аресовцы» знали еще со школьной скамьи, но было и кое-что интересное.
Например, информация о секретном американском проекте под кодовым названием «Треножник». Проект осуществлялся в конце 30-х – начале 40-х годов ХХ века. Завершился он секретными же учениями, в процессе которых отрабатывались совместные действия национальной гвардии и полиции Соединенных Штатов по отражению потенциальной угрозы вторжения с Марса. В частности, легендарная радиопостановка Орсона Уэллса по «Войне миров» была частью этих учений, о чем широкой публике, разумеется, никто не сообщил.
Командира «Ареса» больше заинтересовал другой факт, прежде лично ему неизвестный. Если верить создателям фильма, в начале прошлого столетия русский астроном-любитель написал книгу, в которой излагал совсем другую точку зрения на то, что представляет собой четвертая планета Солнечной системы. Образ Марса, им нарисованный, был гораздо ближе к современным представлениям, нежели к тем, что господствовали в умах более ста лет назад. Информации об открытиях старого гимназического учителя не стоило бы доверять, если бы не два обстоятельства. Первое – фамилия ископаемого астронома-любителя… В семье Аникеевых ходили легенды о чудаковатом пращуре, гимназическом учителе, посвятившем жизнь изучению Красной планеты. И – второе: в неопубликованном труде прапрадеда командира «Ареса» упоминался третий спутник Марса на меридиональной орбите!
Итальянец вежливо оттеснил командира от «голубого экрана», пробежался чуткими пальцами по пластиковой панели, которая перегораживала вход в складской-два. Потом слегка надавил плечом.
– Монолит, – констатировал он.
– Что ты имеешь в виду? – поинтересовался Булл.
– Панель с экраном составляют одно целое с отсеком, – пояснил Пичеррили. – Видишь, ни малейшего шва…
– Значит, все-таки Artificial Intelligence… – пробормотал Жобан.
– Выходит, что так, – согласился итальянец. – Я только одного не пойму – к чему этот… film documentario?
– Нас к чему-то готовят, – сказал Аникеев.
– К Контакту? – уточнил Булл.
Командир покачал головой.
– Не только, – отозвался он. – И не столько… – Он вдруг подскочил, едва не врезавшись макушкой в потолок. – Андрюша!
«Ай да Цурюпа, ай да сукин сын…» – подумал Карташов, блаженно потягиваясь, словно отлично выспавшийся кот.
Медицинские датчики осыпались с него, как сухие чешуйки кожи. Осыпались вместе с болезнью. Да что там с болезнью – вместе со смертью! А заодно – и с прошлой жизнью. И с прошлым невежеством.
Карташов кинул взгляд на переборку, отделявшую «пенал» от остальных отсеков корабля. Переборка послушно сделалась прозрачной. Он увидел Аникеева, Жобана и Булла с Пичеррили, которые стояли перед небольшим экраном, где мелькали кадры черно-белого фильма. Да еще немого. С субтитрами!
«Ну и шутники эти ребята из Массачусетского технологического, – подумал Карташов. – Снабдить суперкомпьютер имитацией допотопного телевизионного монитора и запустить на нем имитацию немого фильма… Это ж надо было додуматься до такого…»
Информации, конечно, космонавты получат немного, что обидно, но правильно. У них сейчас лишь одна задача – благополучно добраться до Марса. Все остальное в руках… или что там у них было… у этих Crickets… Сверчков.
Карташов посмотрел на другую переборку, мысленным приказом «промыл» в ней окно. Полюбовался на «Марса шарик оранжевый…», без малейшего усилия обратил оранжевый в зелено-голубой. Красивая планета все-таки… Планета-мечта!
…Сверчки долго прыгали от звезды к звезде, прежде чем нашли планету, которая им приглянулась, но пришельцам не очень-то повезло. Четвертая в семействе желтого карлика планетка крутилась в опасной близости от пояса астероидов – строительного мусора системы. И очень скоро выяснилось, что один астероид, размером примерно с нашу Луну, вскоре превратит четвертую планету в безнадежно мертвую пустыню. Сверчкам ничего не стоило распылить Танатос, как назвали земные астрономы древнего космического убийцу, но, по странной своей этике, пришельцы не считали для себя возможным менять судьбы даже самых бесполезных миров. Зато этический кодекс Сверчков не запрещал им дублировать нужные планеты…
«Ладно, – сказал себе Карташов, отвлекаясь от удивительного зрелища зелено-голубого Марса, доступного пока лишь ему одному, – пора выходить в люди…»
Он прошел сквозь переборку и предстал перед изумленным командиром «Ареса», который даже не заметил, что астробиолог вышел прямо из стены.
– Андрюша! – произнес потрясенный Аникеев. – Живой, черт тебя подери!
– Вроде того, – откликнулся Карташов. – Готов приступить к своим обязанностям.
«Да, готов, – повторил он про себя. – В отличие от бедняги Гивенса, время которого еще не пришло… Но это, но это, но это пока что секрет для ребят…»
Чжан Ли выжидательно посмотрел на товарища, надеясь на продолжение, но Ху Цзюнь молчал.
– Ну, что ты молчишь? – не выдержал Чжан. – Что там с этим русским модулем?
– Модуль как раз американский, – проговорил Ху Цзюнь. – Это суперкомпьютер. Он настоящий командир корабля, но экипажу это неизвестно. – Ху Цзюнь помолчал. – Зато ему стало известно другое…
– Что?! – нетерпеливо спросил Чжан Ли.
– Западным варварам стало известно, что Хосин – звезда-оборотень…
Чжан Ли улыбнулся.
– Превосходно! – воскликнул он. – Значит, наше состязание будет честным.
– И мы тем более не должны его проиграть, – подхватил Ху Цзюнь. – Одно дело, когда экипаж «Ареса» высадится на безжизненную равнину, другое – на цветущие поля. Цветущая «Звезда огня» должна быть присоединена к Поднебесной. Каменистую – пусть заселяют русские, американцы, французы, арабы, кто угодно!
– А если им все же удастся застать Хосин в пору цветения?
– В таком случае мы должны им помешать, даже ценою своей…
Договорить он не успел. На приборной консоли вспыхнул красный огонек, и тут же заверещал сигнал тревоги. Ху Цзюнь кинулся к пульту.
– Поздно! – выкрикнул он.
31
Покинут парус золотой
Евгений Гаркушев
Хриплый голос Карташова прозвучал, словно забитый помехами звук с затертой дорожки древнего черно-белого фильма. Но Аникеев ничего приятнее в последнее время не слышал. Голос старого товарища, и совсем без акцента! Как бы хорошо ни говорили по-русски коллеги, русский не был их родным языком.
– Как ты здесь оказался, дружище? – поинтересовался Пичеррили.
Черные глаза итальянца были широко открыты, а лицо исказила гримаса удивления.
– Просто прошел сквозь стену, – тихо сказал Андрей. – Не ожидали?
Булл смотрел на чудом воскресшего русского с нескрываемым страхом. Спокойствие сохранил только француз. Жан-Пьер мгновенно оказался рядом с Карташовым, взял его под руку и заявил:
– Главное – спокойствие! Не пытайся больше проходить сквозь стены. И вообще, двигайся крайне осторожно. Договорились?
– О, я многое могу, – улыбнулся Андрей.
– Мы все многое можем. Но не стоит переоценивать свои силы, верно? Пойдем обратно в медицинский отсек?
– Правильно! – обрадовался Аникеев. – Нужно срочно провести обследование. Как же здорово, что ты пришел в себя!
Карташову захотелось сделать вновь обретенным друзьям что-то приятное. Поделиться своей радостью. Показать зеленый Марс.
Он мысленно потянулся к переборке, намереваясь сделать ее прозрачной. Пусть друзья поймут, что мир устроен сложнее, нежели им кажется! Пусть Марс предстанет перед ними во всей красе!
Переборка обретать прозрачность не захотела.
Андрей встряхнул головой, коснулся рукой стены, намереваясь пройти сквозь нее. Стена оказалась неожиданно твердой.
– Голова кружится? – участливо спросил француз. – Ничего, ничего! Не нужно было так резко вскакивать! Главное, тебе стало лучше и ты поправишься!
– Все будет хорошо, Андрей! – подхватил Аникеев.
– Я знаю, – сипло ответил Карташов. – Мне бы воды… А лучше апельсинового сока.
– Будет тебе сок. Прямо из солнечной Сицилии! – воскликнул Пичеррили. – Из моих собственных запасов!
Булл наконец опомнился и заявил:
– А у меня есть пятьдесят граммов чистого виски. Восемнадцатилетней выдержки. Считай, ты их заработал, парень!
– Я больше не пью. Как Цурюпа, – грустно поведал Карташов.
Аникеев подозрительно взглянул на товарища, но говорить ничего не стал. Хотя на языке вертелась вечная малоросская сентенция: «Якщо людына нэ пье, вона або хвора, або подлюка». И с Цурюпой все было совсем не ясно… Кто это вообще такой?
На мониторе мерцало экстренное сообщение – всего несколько иероглифов. Чжан Ли слегка отодвинул Ху Цзюня от экрана и прочел:
– Учитель не высказывался о чудесном, силе, смуте, духах.
– «Лунь юй», седьмая глава, – пояснил Ху Цзюнь.
– Экстренное сообщение имеет приложение, – добавил Чжан Ли. – Мы начинаем тормозить позже запланированного. Большеносые снова ускорились, едва не врезались в комету. У тебя, конечно, есть соответствующая цитата из Конфуция?
– Относительно русских и кометы? Боюсь, нет.
– Относительно нас!
Ху Цзюнь встал по стойке смирно, насколько это было возможно в невесомости, и ответил:
– Учитель сказал: если хороший человек учил людей семь лет, их можно посылать в сражение.
Чжан Ли неспешно кивнул, принял максимально почтительную позу и сказал:
– Нас учил не один хороший человек на протяжении более долгого срока. Мы готовы сразиться.
Декларировав намерение победить или погибнуть, товарищи погрустнели. Каждый час, выигранный в гонке к Марсу, уменьшал их шансы на выживание. Если русских и американцев посадочный модуль и корабль возвращения уже ожидали на орбите Марса, то их «билет обратно» отставал, катастрофически задерживался. И все-таки они постараются прийти первыми, постараются выжить!
– Плотность гравитационного луча повысилась на тридцать процентов, – сверившись с приборами, сообщил Чжан Ли. – Мы можем ускориться еще сильнее!
– Нам не хватит топлива для того, чтобы вернуться на орбиту. Даже теоретически, – откликнулся Ху Цзюнь. – Торможение сожжет наши запасы.
– Если мы будем первыми, не так важно, вернемся мы или нет, – заявил Чжан Ли. – Если мы будем вторыми и не вернемся, о нас никто и не вспомнит.
– Скотта вспоминают. Иногда, – хмуро ответил Ху Цзюнь.
– Но Амундсена гораздо чаще. К тому же мы не можем не выполнить задания партии, хотим мы того или нет. Что значат наши жизни по сравнению с благополучием Поднебесной и пути, по которому пойдет история?
– Главное – правильно выбрать путь и не сходить с него, – согласился Ху Цзюнь. – Мы свой путь выбрали давным-давно.
– Организм сильно обезвожен, – заявил Жобан, завершив обследование чудом ожившего Карташова. – Странно, мы ведь постоянно вводили физраствор внутривенно. А в остальном – словно бы с вами ничего и не случалось, коллега. Поистине, возможности человеческого организма безграничны!
– Вы даже не представляете – насколько, – устало улыбнулся Андрей. – Причем откуда только силы берутся!
– Поспишь? – заботливо спросил Аникеев.
Карташов посмотрел на командира с ужасом.
– Да я уж выспался, Слава! На много дней вперед.
– Да… Наверное… Но ты еще слаб.
– Значит, надо восстанавливать силы. Работа – лучшее лекарство.
– Работы много. Сейчас сворачиваем парус, через три часа начинаем тормозить. Чем быстрее мы состыкуемся, перегрузимся и сойдем с орбиты, тем больше у нас шансов обогнать китайцев. «Лодка Тысячелетий» по траекторным возможностям начинает отставать, но тайконавтам не нужно пересаживаться с корабля на корабль…
И закрутилось.
Оранжевый шарик Марса рос прямо на глазах, набухал, словно апельсин в чудо-оранжерее. Космонавты без устали вращали лебедки, подтягивали одни стропы, ослабляли другие. Многокилометровый парус стягивался, превращался в мягкий золотистый комок. Увы, собрать дорогой и сверхсекретный парус из каэтана обратно в контейнер не удалось бы при всем желании, но и оставлять перед собой простыню размером в сто квадратных километров крайне неразумно. Если просто отстрелить стропы, парус уйдет в свободный полет. Что будет, если корабль его зацепит? Лучше не экспериментировать. И не оставлять после себя много мусора.
Булл и Пичеррили работали снаружи, в открытом космосе. Аникеев не покидал рубку управления. Жобан носился то туда, то сюда: рук не хватало. А Карташов, попытавшись свернуть парус усилием воли, потерпел фиаско и понял, что нужно привыкать к обыденной жизни. Очень хотелось рассказать командиру и другу о своих приключениях на зеленом Марсе, только Аникееву было совсем не до этого…
Карташов чувствовал себя чужим на празднике жизни. Металлические стены давили, воздуха не хватало, сердце билось тяжело. На душе становилось все тревожнее. Но настоящий шок Андрей испытал, когда в его голове прогремел голос:
– Встань и иди!
– Куда? – прошептал космонавт.
– В складской-два.
– А надо? – затосковал Карташов, словно его принуждали спускаться в подземелье со змеями или подговаривали влезть в клетку с тиграми.
– Надо, – уверенно ответил внутренний голос.
Карташов тяжело вздохнул и поплыл в сторону складского модуля.
В шлюзовую камеру Булл и Пичеррили вошли одновременно. Оба были усталыми, но довольными. Работа сделана как надо, Марс близко, и даже чудеса в жизни случаются. Нежданно воскресший русский – яркий тому пример.
– Жаль только, Гивенс не может рассказать о свойствах нашего груза из складского-два, – сквозь иллюминатор скафандра подмигнул итальянец Буллу. – Надеюсь, он тоже очухается, но пока мы должны ломать голову сами. Ты, случаем, не знаешь подробностей о суперкомпьютере… или что вы там запихали в таинственный второй отсек?
– Нет. Возможно, основной экипаж что-то знал. Нас поначалу просто не посвящали в такие секретные дела. А потом, видно, решили, что в этом нет нужды.
– Допустим, – скептически усмехнулся Бруно. – И все-таки ты лучше знаешь технику своей родины и менталитет соотечественников. Что они хотели сказать допотопным монитором и странными фильмами?
Булл, постукивая перчаткой по переборке, задумался всего на несколько секунд. Естественно, он уже размышлял над этим вопросом и пришел к определенным выводам, а теперь пытался точнее сформулировать ответ.
– Монитор скорее всего резервный, – сообщил он.
– Что? – удивился Пичеррили.
– Интерфейс не один. Тот, что мы видели, наверняка очень надежен. Что толку ставить жидкокристаллический экран во всю стену, который откажет в ответственный момент? Допотопный экран на самом деле – какой-то гибрид, опытный образец, сверхсовременная разработка без красивой оберточной бумаги.
– Допустим, – вновь согласился Бруно. – Но черно-белые фильмы, Джон? Если мы имеем дело с мегамозгом, зачем ему крутить нам древние фильмы?
Булл пошевелил подбородком и заявил:
– Мегамозг и мыслит по-своему. Может быть, ему пока нечего нам сказать. Но он должен был привлечь внимание. Или повернуть наши мысли в нужное русло.
Аникеев вклинился в разговор товарищей:
– Ты хочешь сказать, наш механический партнер заботится о том, «как слово наше отзовется»?
– Точно! – обрадовался Булл. – У него нет плана давить нас своим авторитетом. Представь, что вместе с нами летит кто-то, кто умеет в десять раз больше, чем каждый из нас, знает в сто раз больше, вычисляет в тысячу раз быстрее. Осмелишься ли ты возразить ему? Тебе и мысль такая в голову не придет. Мы ведь не проверяем на счетах вычисления бортовых компьютеров. А суперразум – если там действительно скрыт искусственный интеллект – должен быть нашим партнером, а не отцом для детей-несмышленышей.
– Интересно, а сейчас он нас слышит? – спросил Пичеррили.
– Если Аникеев услышал, слышит ли мегамозг? – хмыкнул Булл. – Слышит, только знаков не подает.
Раздалось пронзительное шипение. Бруно, стоящий спиной к люку, резко обернулся, хотя было ясно: ничего страшного и даже экстраординарного не произошло. В корабле и шлюзовой камере выровнялось давление, можно было избавляться от скафандров.
Скомканный золотой парус уносило прочь от корабля. Зрелище красивое, и все же расставаться с ярким невесомым полотнищем, много дней ловившим для «Ареса» солнечный ветер, было жаль. Какая-то веха оставалась позади. Очень скоро эти вехи начнут проноситься мимо с головокружительной скоростью… Долгий путь через неизведанную пустоту подходил к концу, события спрессовывались, а время замедлялось в гравитационном колодце Марса.
Весь экипаж, кроме Гивенса, собрался в кают-компании. Самое время пообедать после трудов праведных. К тому же до включения тормозных двигателей оставалось каких-то тридцать минут.
Жобан, как наименее уставший, раздавал тубы с едой и напитками, Аникеев вполглаза наблюдал за показаниями приборов, Булл и Пичеррили просто расслабленно висели в воздухе. И только глаза Карташова лихорадочно блестели.
– Может быть, тебе стоит отдохнуть, Андрей? – спросил командир, взглянув на соотечественника.
– Некогда отдыхать, – ответил Карташов. – Дело очень важное… Прежде чем мы примем необратимые решения, нужно установить контакт с Землей. Я должен срочно увидеть жену.
Булл замер с недонесенной до рта тубой. Жобан участливо улыбнулся и сказал:
– Конечно, Андрей, ты имеешь право на внеочередной сеанс связи с домом. В конце концов, мы-то общались с родными чаще тебя.
– Нет, речь вовсе не о том, – устало бросил Карташов. – Дело чрезвычайной важности. И касается оно всех нас.
32
Корабль спасения
Антон Первушин
Ирина Пряхина чувствовала себя загнанной. Измотанной, издерганной, еле живой.
И все из-за этих ослов. Из-за этих сволочей. Из-за этих… мужиков!
Она уже проклинала тот день, когда согласилась возглавить Совет по космонавтике при президенте России. А ведь как мечтала! Как стремилась! Толкалась локтями, интриговала, выслуживалась. Две докторские – за пять лет! Знаете, скольких седых волос это стоило? Не знаете. Где вам… Не понимала, дуреха, что чем выше взберешься, тем больнее падать; что любую ошибку, любой сбой спишут на нее. Даже если задница хорошо прикрыта, все равно спишут. И никто не заступится, никто не поддержит. Все только покивают с понимающим видом, и кто-нибудь обязательно скажет: «Прав был Сергей Павлович. Баба на космодроме – к проблемам».
А проблем было не счесть. Каждый день появляются новые. Сначала эта дурацкая история с третьим экипажем. Лететь должна была команда Ивана Серебрякова, а не дублеры дублеров. Было ясно как день, что «бочконавты» не справятся. Но ведь президенту хоть кол на голове теши! Как он тогда сказал? «Дело не во мне и не в вас, Ирина Александровна. Дело в том, что это наш последний шанс. Если сегодня корабль не стартует к Марсу, завтра мы исчезнем – и я, и вы, и миллионы других людей». Дешевый популист! Мужик!
Потом эта гонка с «Лодкой Тысячелетий». Изменение траектории на парадоксальную. Дозаправка, которая едва не закончилась катастрофой. Потом парус… Ну, допустим, развернуть парус было ее идеей. Хотите обогнать китайцев? Получите, распишитесь! И попробуйте сказать, что я не использовала все возможности «Ареса» для того, чтобы победить в вашей мужской разборке. Карташов получил смертельную дозу радиации при установке паруса? Его проблемы. Нечего было «бочконавту» в ВКД лезть! А что потом ожил и теперь чувствует себя превосходно, вообще наводит на мысли о какой-то изощренной симуляции…
Потом комета… Потом безумное маневрирование с дожиганием последних ресурсов… Однако новый план по градусу идиотизма мог дать любому предыдущему сто очков вперед! Расчетчики из Центра Келдыша за головы схватились, когда эти президентские загогулины увидели. Какой даун подбрасывает ему идеи? Тормозить на форсаже, с перегрузками под шесть единиц, на 140 процентах от маршевой мощности! Стыковка с «Орионом» на внешней вытянутой орбите, без перехода на ареоцентрическую. Безумие! Только по потерям хладагента реактора мы выходим на закритическую черту. Да и выдержит ли сам реактор? А «Орион»? Он же два года у Фобоса болтался – не такая уж это надежная техника, если здраво посмотреть… Впрочем, ладно. О реакторе и «Орионе» пусть у директора НАСА голова болит: это его зона ответственности. Но теперь на нее свалили «Арес-2». Хоть одна сволочь подумала, что этот корабль никогда по-настоящему не готовили к межпланетному полету? Что делали его для проформы – как орбитальную лабораторию? Что экономили на всем при сборке? Что гордое звание «корабля спасения» ему присвоили, лишь бы успокоить журналистов и прочих хомячков-перестраховщиков? А теперь вынь им и положь этот самый «корабль спасения»! И если через три недели он не стартует, то голову с плеч…
Еще китайцы… Перед внутренним взором Пряхиной вдруг возник Лианг Цзунчжэн, и на душе самую чуточку потеплело. Но Ирина тут же скорчила гримасу своему отражению в зеркале, и сердце снова заледенело. Тоже – мужик! Главное для него не она, Ирина Пряхина, а чтобы его партийные товарищи добрались до треклятого Марса раньше Топазов. Намазано им там!.. А ведь когда-то и она мечтала ступить на рыжий грунт, поднять глаза к прозрачному небу, по которому в вечном безмолвии бегут две яркие звездочки… Только этот мир создан не для тебя, детка! Давно пора понять…
В дверь требовательно постучали.
– Ирина Александровна, – послышался голос секретаря. – Время.
– Спасибо, Никита, иду.
Пряхина еще раз критически осмотрела себя в зеркале. Попыталась широко улыбнуться – получилось вымученно. Что ж, тогда не буду улыбаться, решила она. В конце концов, ситуация экстраординарная, имею право выглядеть озабоченной…
Заявок на аккредитацию поступило свыше пяти тысяч. В другое время три четверти из них можно было отклонить без больших проблем, но на этот раз президент лично распорядился «уважить всех». Голубой зал подмосковного ЦУПа не мог вместить такую толпу желающих, поэтому на время проведения конференции арендовали Центральный дворец культуры имени Калинина.
Появление Пряхиной на сцене набитого битком театрального зала встретили жидкими аплодисментами и ослепительными фотовспышками.
«Всегда так, – раздраженно подумала Ирина. – На обычный запуск вас не дождешься, малоинтересно вам. А когда пахнет аварией, вы тут как тут. Акулы пера? Вот и нет! Шакалы текст-процессора!»
Она вспомнила, что похожий случай в истории космонавтики уже был. Рекорд по количеству заявок поставил старт шаттла «Дискавери» в сентябре 1988 года. Вроде бы обычный старт – только вот за два года до него в небе Флориды взорвался шаттл «Челленджер». Конечно же, можно сказать, что журналисты просто захотели взглянуть на то, как после двухлетнего перерыва Америка возвращается в космос. Однако на самом деле все понимали: они ждут не триумфального возвращения, а нового взрыва. Шакалы! И, похоже, сегодня мы перекрыли американский рекорд.
За столом в президиуме уже собрались главные действующие лица: летчик-космонавт Иван Серебряков, руководитель научной программы Виктор Быков и глава пресс-службы ЦУПа Антонин Кадман. Ирина кивнула подчиненным и прошла прямо за трибуну.
– Здравствуйте, дамы и господа, коллеги. Мы собрались сегодня здесь, чтобы обсудить аспекты новой внеплановой миссии к Марсу. Прошу вас, господин Кадман, – обратилась Пряхина к главе пресс-службы, – первый слайд… Спасибо… Как вам известно, в настоящее время тяжелый межпланетный корабль «Арес-1» входит в поле притяжения Марса. Для сокращения процедуры высадки на поверхность была разработана новая последовательность маневров в непосредственной близости от планеты. Второй слайд, пожалуйста… Наши коллеги из НАСА активировали системы орбитального корабля «Орион» и выслали его навстречу «Аресу». Вскоре состоится стыковка, после чего астробиолог Андрей Карташов и пилот Джон Булл перейдут на этот корабль. Остальные останутся на «Аресе», постепенно понижая высоту орбиты до уровня естественного спутника Марса – Фобоса… Там через месяц произойдет стыковка «Ареса» с блоком «Ригель». Что касается «Ориона»… третий слайд, пожалуйста… то он пристыкуется к американскому посадочному кораблю «Альтаир», и уже через полторы недели Карташов и Булл ступят на поверхность самой загадочной планеты Солнечной системы… Напомню, что в задачу космонавтов входит… четвертый слайд, пожалуйста… сбор образцов в кратере Гейла, где американский ровер обнаружил окаменелости, которые, по мнению многих авторитетных ученых, могут иметь биологическое происхождение. Полученные образцы позволят раз и навсегда закрыть вопрос о том, есть ли жизнь на Марсе. Трудно представить более значимое открытие в истории человечества! Его можно сравнить разве что с открытиями Коперника и Галилея… Пятый слайд, пожалуйста… Ранее мы планировали, что космонавты пробудут в кратере Гейла тридцать марсианских суток и смогут подробно изучить окрестности. Однако теперь мы вынуждены сократить время их пребывания на поверхности до одной недели. Есть несколько причин, но главная – ресурсы экспедиции, к сожалению, на исходе. Мы не предполагали, что полет к Марсу будет сопровождаться таким количеством технических сбоев. Я хочу подчеркнуть: это не означает, что она была плохо подготовлена. Но земляне впервые отправились в столь дальний путь, и многое мы просто не сумели предсказать и предупредить. И все же мы уверены, что миссия завершится успехом и все члены экипажа «Ареса-1» благополучно вернутся домой. Шестой слайд, пожалуйста… Чтобы гарантировать их возвращение, Совет по космонавтике принял непростое решение – отправить к Марсу корабль «Арес-2», который находится на высокой геостационарной орбите. Этот корабль создавался именно на случай, если основная экспедиция столкнется с трудностями. Мы предполагаем нагрузить «Арес-2» дополнительным запасом топлива, провианта, воды… Седьмой слайд, пожалуйста… Пилотировать корабль будет опытный летчик-космонавт, дважды Герой России, полковник Иван Степанович Серебряков. Он полетит на Марс в одиночку по длинной траектории – это вызвано необходимостью сберечь ресурсы «Ареса-2». Такой вариант содержит определенный риск, но Иван Степанович готов добровольно пойти на него, чтобы помочь своим друзьям. Он хорошо подготовлен – вы помните, что именно полковник Серебряков должен был возглавить экспедицию на Марс, но из-за проблем с разгонным блоком корабля «Русь» остался на Земле… Так в общих чертах будет выглядеть новая схема марсианской экспедиции… Теперь я готова ответить на ваши вопросы…
Взметнулся лес рук. Ирина Пряхина вдохнула полной грудью, как перед прыжком в воду, и приготовилась к сражению.
Иван Серебряков покинул Дворец культуры через черный ход задолго до окончания пресс-конференции – извинился, сослался на неотложные дела, связанные с подготовкой «Ареса-2» к отлету. Охранник проводил его до автомобиля и предупредительно открыл дверцу. Космонавт с облегчением плюхнулся на диван, бросил водителю: «В Звездный» – и только после этого заметил, что в салоне есть посторонний. Рядом с водителем сидела миниатюрная блондинка в черном плаще.
– Я вас знаю? – сразу спросил Серебряков.
Человек за рулем повернул голову, и космонавт понял, что блондинка – далеко не единственный сюрприз за сегодня. Вместо водителя Миши перед ним находился… ба!.. старый знакомец.
– Полковник Кирсанов? Очень рад, что решили подбросить меня до ЦПК.
– Здравия желаю, товарищ полковник. Я тоже очень рад нашей неожиданной встрече. – Кирсанов отвернулся, завел двигатель и аккуратно вывел автомобиль на улицу Терешковой.
– Кто ваша спутница? – поинтересовался Серебряков, который уже понял, что предстоит какой-то разговор, но всем своим видом демонстрировал равнодушие к происходящему.
– Это Яна, супруга Андрея Карташова.
Блондинка зашевелилась в кресле и пересела так, чтобы Серебряков видел ее лицо.
– Насколько я помню, – суховато сказал космонавт, – жена Карташова всю жизнь была брюнеткой. Под стать мужу.
– Нет ничего более непостоянного, чем цвет женских волос, – заявила Яна бархатистым голосом. – Мне пришлось поменять внешность, Иван Степанович. Слишком многие стали узнавать меня на улицах.
– Понимаю. – Серебряков кивнул. – Бремя мирской славы.
– Извините за то, что приходится разговаривать в такой обстановке, – продолжала Яна, – но чрезвычайные обстоятельства вынудили меня обратиться непосредственно к вам.
– Я слушаю. Что случилось?
– Два часа назад я разговаривала со своим мужем… Он кое-что узнал…
Жена Карташова почему-то замолчала, глядя мимо Серебрякова, и тот напомнил о себе:
– Андрей здоров? Мне докладывали, что у него были серьезные проблемы после выхода в открытый космос.
– Да, с Андреем все в порядке… – Яна встряхнула пушистой копной волос. – Видите ли, Иван Степанович, вы знаете совсем другого Карташова. Он не просто астробиолог и специалист по СЖО. Он член специальной группы, созданной для установления контакта с инопланетной расой. Но чтобы преодолеть все необходимые испытания и при этом не выдать своего настоящего задания, он был вынужден пройти через процедуру глубокого психокодирования. Сейчас все блокировки, установленные в голове Андрея, сняты. Он снова стал профессиональным контактером с уникальными способностями к эмпатии. И он подтвердил, что вступил в контакт.
Серебряков не удержался от тихого смешка.
– Звучит фантастически! Вы, часом, не посещаете сетевой ресурс «Сенсации XXI века»?
Яна вздрогнула, но не стала оправдываться, а посмотрела в глаза космонавту твердым взглядом уверенного в себе человека:
– Нам поставили условие, Иван Степанович. И мы должны его выполнить. В полет к Марсу с вами отправится еще один человек. Но никто и никогда не должен узнать о попутчике. Соответствующий пакет указов президент подпишет в течение ближайшего часа.
Серебряков все еще не мог поверить в серьезность услышанного. И с улыбкой спросил:
– Ну и кого вы прочите мне в попутчики? Майкла? Жака?
Выражение на лице Яны сказало больше любых слов.
33
Общий сбор
Сергей Лукьяненко
– Да у вас крыша поехала! – не сдержался Серебряков. – Вы всерьез рассчитываете выдержать космический перелет?
Яна пожала хрупкими плечиками.
– Выхода нет, Иван Степанович. Поверьте. Я не рвусь на Марс, но решение принято, причем на высочайшем уровне. Если вы не верите… то мы можем доехать до Кремля. Можем, товарищ полковник?
– Да, конечно, – без всякого удивления ответил Кирсанов. – Если подписанных президентом бумаг вам будет мало…
Серебряков в волнении пригладил волосы, будто ему сейчас предстояло встретиться с первым лицом страны.
– Я, собственно говоря, человек военный, – сказал он. – Будет приказ – полечу хоть с вами, Яна… хоть с вами, полковник… хоть с мумией Владимира Ильича. Мне-то что? Но как вы собираетесь выдержать перегрузки?
– Я женщина крепкая, не умру, – ответила Яна. – Пользы, конечно, от меня на старте будет немного. Ну, так вы на что?
– Но почему все-таки вы? – не выдержал Серебряков.
Яна вздохнула и призналась:
– На самом деле мне есть альтернатива. Ирина Пряхина. Важно, чтобы на Марсе вместе с Андрюшей оказалась женщина. Мне, конечно, не хотелось бы передавать эту миссию Пряхиной… но если вы настаиваете…
Серебряков почувствовал, что сходит с ума.
– Что за бред? – спросил он. – Если речь о… э… биологическом эксперименте… то пока мы долетим, Карташов все равно покинет Марс!
– А вот тут бы я не зарекалась, – серьезно ответила Яна. – Так что выбирайте. Пряхина – или я.
– Красивый корабль, – сказал Карташов, глядя на медленно приближающийся «Орион». – Старомодный, но красивый.
Булл не стал спорить.
– Зачем изобретать велосипед? То, что отработали на лунной программе, годится и для Марса.
«Орион» и впрямь напоминал старенький «Аполлон» – вот только был гораздо крупнее. Но сейчас, когда «Орион» приближался к стыковочному узлу, разницу размеров было трудно уловить.
– Почему Земля хочет отправить на «Орион» вас двоих? – грустно спросил Пичеррили. – Ведь планировалось иначе…
– Никто не планировал поднимать «Орион» на высокую орбиту, – ответил Карташов. – Его ресурсы ограниченны.
– И все-таки? – упрямо спросил итальянец.
Булл внезапно тронул Карташова за плечо:
– Знаешь, а я согласен. Отправляться на Марс вдвоем, оставив на орбите четверых, – это неразумно. Учитывая, что и время пребывания на планете у нас сократилось…
– Гивенс в коме, – напомнил Карташов.
– Ну и что? Помнится, совсем недавно и ты был овощ овощем. Уход за Гивенсом не требует трех человек.
Карташов внимательно посмотрел на Булла.
«Да он же боится, – вдруг понял Андрей. – Он меня боится. Того, что со мной произошло… и что может произойти дальше…»
К сожалению, Карташов понимал, что основания для опасений у Булла есть.
– Тогда оставим троих, – сказал он, краем глаза глядя на надвигающийся «Орион». Стыковка шла совершенно штатно, на пульте помаргивали зеленым индикаторы, ровно попискивал датчик сближения. Кроме Аникеева, на экраны сейчас никто не смотрел. Булл и Жобан после его слов уставились на Карташова – даже француз, которому в любом случае высадка на Красную планету не светила.
– А меня спросить не забыли? – не отрывая взгляд от экрана, спросил Аникеев. – Мне кажется, я пока командир корабля.