Зарубежная политическая лингвистика Чудинов Анатолий

Наталия Чабан родилась, выросла и получила образование в Украине. Сейчас она работает в Новой Зелендии (университет Кентербери), сфера ее научных интересов – когнитивное и семиотическое изучение политического и медийного дискурса, исследования образности и национальной идентичности в контексте международных связей. Одновременно Наталия Чабан руководит международной исследовательской группой транснационального проекта «Восприятие Евросоюза общественностью, элитой и СМИ в странах Азиатско-Тихоокеанского региона: Австралии, Новой Зеландии, Южной Корее и Таиланде – сопоставительный аспект». Цель проекта – оценить и повысить общественную осведомленность, расширить знания о Евросоюзе в четырех странах Азиатско-Тихоокеанского региона – Австралии, Новой Зеландии, Южной Корее и Таиланде. Результаты проекта были подтверждены благодаря международному научному сотрудничеству и мобилизации объединенной экспертизы национальной Ассоциации исследований Европейского Сообщества (European Community Studies Association – ECSA) в четырех странах.

Джессика Бейн, новозеландская участница проекта, работает в Национальном Центре Исследований Европы, Университет Кэнтербери, Новая Зеландия. В настоящее время она занимается анализом метафорического восприятия Евросоюза в Новой Зеландии.

Катрина Статс, австралийская участница проекта, работает в Центре исследований современной Европы в Мельбурнском Университете. В настоящее время изучает тему восприятия Евросоюза австралийским обществом, элитой и СМИ.

Н. Чабан, Дж. Бейн, К. Статс

«Политический Франкенштейн» или «финансовый Гаргантюа»?: метафоры персонификации при освещении расширения Евросоюза в новостях Австралазии (перевод А.Б. Зайцевой)

Полагают, что полное понимание сути Евросоюза (ЕС) является ключевой проблемой, которая встает перед ЕС и его гражданами. Например, Жан-Кристоф Филори, представитель Уполномоченного по Расширению, утверждает, что «проблема в том, что Евросоюз не понимают, и необходимо ликвидировать разрыв между ЕС и его гражданами». М. Уолстрем, вице-президент Комиссии ЕС, повторила эту идею, рассматривая отсутствие «общего нарратива» о самой сущности Европы: «Настоящая проблема в Европе в том, что нет согласия и понимания того, для чего Европа и куда она идет». Чтобы решать вопросы «демократического» и «коммуникативного дефицита» в ЕС, европейские политики изобрели новую коммуникативную стратегию, также известную как «План-Д» (где «Д» означает диалог, дебаты и демократия). Однако в «Плане-Д» игнорируется один ключевой фактор понимания ЕС, а именно во внимание не берутся внешние образы и восприятия Союза. Возможно, что видение себя глазами Других может способствовать идентификации Себя. Следовательно, цель данной работы – информационный прорыв для исследователей ЕС, для лиц, принимающих решение, и для всех, интересующихся представлениями о ЕС за границами Союза, и о значении этих представлений для развития Союза и его взаимодействия со всем миром.

Считается, что среднестатистические граждане Европы мало знают о Евросоюзе, членами которого являются их страны, помимо того, что они читают в прессе и смотрят в телевизионных новостях. Мы считаем, что такое незнание еще более велико в странах, не принадлежащих к ЕС. В Австралазии, которая является «Чужим» по отношению к ЕС (что и стоит в центре данного исследования), большая часть информации о Евросоюзе поступает исключительно из новостей в средствах массовой информации [Chaban, Holland 2005]. Используя когнитивный метод концептуальной метафоры (понимаемой в традиции Джорджа Лакоффа и Марка Джонсона) [Lakoff, Johnson 2003], данная работа представляет собой исследование образа Евросоюза в дискурсах СМИ двух стран Австралазии – Австралии и Новой Зеландии. Высокочастотные метафоры в дискурсах СМИ двух стран предположительно используются местными СМИ для создания образа ЕС как важного иностранного аналога Австралазии. Мы полагаем, что живые, действенные и эффективные метафорические категоризации этого далекого Чужого выделяют некоторые из его концептуальных измерений и игнорируют другие, чтобы создать для местной аудитории новостей определенный образ Евросоюза.

В данной работе исследуется конкретный случай репрезентаций значительного Чужого в новостях – концептуальная метафора персонификации. Наблюдения показали, что эта концептуальная метафора лежит в основании значительного количества лингвистических метафор, обнаруженных в текстах новостей Австралии и Новой Зеландии, освещающих ЕС в целом и его расширение в частности. В данной работе мы утверждаем, что концептуализация расширения ЕС в публичных дискурсах Австралазии находится под влиянием метафорической категоризации персонификации, которая объединяет специфическую образность и ее последующую долгосрочную оценку. Мы полагаем, что широко и часто распространенные средствами массовой информации в различных формах образы, которые являются результатом доминантной метафорической категоризации, имеют серьезные и подлинные импликации для мира иностранной политики, как на уровне общественности, так и на уровне принятия политических решений в регионе. Как отмечает Дж. Леерссен, «хотя вера иррациональна, влияние этой веры не является нереальным» [Leerssen 2005].

По словам Софии Брострем, «образы – чрезвычайно богатые и объединяемые единицы информации, которые передают всю свою информацию сразу и которые не легко разделяются» [Brostrom 1994: 38]. Качественный анализ образности проводится через изучение буквальных и метафорических репрезентаций. Метафорические категоризации представляют особенный интерес в случаях, когда у реципиентов информации еще не сформировалось определенное мнение. При том, что новости из-за рубежа кажутся далекими, невидимыми, недостижимыми и следовательно не имеющими отношения к жизни страны, считается, что при осмыслении международной политики публика в основном использует метафорическое мышление [Lakoff 1991]. Таким образом, чтобы показать, как выражен в публичных дискурсах Австралазии сложный концепт внешней политики «Расширение ЕС», в данной работе систематически рассмотрено употребление лингвистического образного средства – метафоры – составителями международных новостей в регионе.

Метафора, которую Жак Деррида провозгласил центром философии и мысли, стала «звездой дискурса 20-го века» [Gozzi 1999: 30, 39]. С тех пор появилось множество теорий, изучающих явление метафоры. Данная работа придерживается «когнитивного подхода», а именно теории концептуальной метафоры Джорджа Лакоффа и Майкла Джонсона при понимании и определении метафоры. При данном подходе метафора понимается как сложный процесс, при котором «сплетение» ассоциированных значений из сферы-источника проецируются на другие «сплетения», чтобы описать черты другого «сплетения», сферы-мишени [Glynn 2002: 542]. Такое проецирование знакомым и понятным образом вызывает и заново закрепляет когнитивные структуры сферы-источника, при этом автоматически происходит перенос логических и культурных заключений концептуальных аналогий [Santa Ana 1999: 217]. Например, абстрактное понятие ЛЮБОВЬ (сфера-мишень) часто понимается в терминах весьма конкретного понятия ВОЙНА (сфера-источник): «He is known for his many rapid conquests» / «Он известен множеством быстрых завоеваний», «She fought for him, but his mistress won out» / «Она боролась за него, но победила его любовница», «He fled from her advances» / «Он спасался бегством от ее наступления», «She is besieged by suitors» / «Ее осаждают поклонники», и т. д. [Lakoff 2003: 49]. Результат такого концептуального проецирования, которое применяется к данным парам источник-мишень, – концептуальная метафора. В вышеописанном примере это концептуальная метафора ЛЮБОВЬ – ЭТО ВОЙНА. Другими словами, концептуальные метафоры – это «семантические переносы, которые принимают форму СФЕРА-МИШЕНЬ – ЭТО СФЕРА-ИСТОЧНИК [Bailey 2003]. Полагают, что эти переносы могут мотивировать и моделировать повседневные письменные или устные метафорические языковые выражения.

Многие исследователи, включая Дж. Лакоффа и М. Джонсона, придавали большое значение этому структурирующему аспекту концептуальных метафор [Lakoff, Johnson 2003: 7—14]. В этом отношении понятие концептуальной метафоры сходно с понятиями, разработанными в более ранних исследованиях, такими как «продуктивные метафоры», «конститутивные аналогии» и «корневые метафоры» [см. Leary 1995]. Структурирующий аспект концептуальной (или «корневой») метафоры был описан Пеппером:

«Человек, пытающийся понять мир, ищет ключ к его пониманию. Он сталкивается с какой-либо областью действительности и пытается в ее терминах осмыслить другие области. Эта оригинальная идея становится затем его основной аналогией, или корневой метафорой. Он как может описывает характеристики этой понятийной области или распознает ее структуру. Список ее структурных характеристик становится его основными концептами для объяснения и описания. Мы называем их набором категорий. В терминах этих категорий он может изучать другие области действительности. Он пытается интерпретировать все факты в терминах данных категорий» [Цит. по: Leary 1995].

Систематические исследования кластеров лингвистических метафор открывают метафоры на концептуальном уровне. Последние являются основой первых, производя ментальные структуры для интерпретации явлений, подвергающихся категоризации. В данной работе анализ ограничивается концептуальными метафорами персонификации и их структурами, проявляющимися в текстах новостей, освещающих расширение ЕС в Австралазии. В данной работе используется определение метафор персонификации, сформулированное Дж. Лакоффом и М. Джонсоном: метафоры персонификации – это метафоры, в которых материальный объект интерпретируется как человек [Lakoff, Johnson 2003: 33].

Метафоры персонификации всегда привлекали внимание исследователей. Их исследовал римский ритор Квинтилиан в I веке н. э.: он отмечал, что метафора может переносить из неодушевленной сферы в одушевленную. Гораздо позднее Лакофф и Джонсон приняли и развили понятие персонификации в своей теории концептуальной метафоры, отметив, что метафоры персонификации позволяют «осмыслять наш опыт взаимодействия с неживыми сущностями в терминах человеческих мотиваций, характеристик и деятельности людей» [Lakoff, Johnson 2003: 33]. Аспекты человеческого существования бесчисленны, так что когнитивный процесс метафорической категоризации в терминах персонификации чрезвычайно разнообразен. Кластеры лингвистических метафор, произведенные данной концептуальной метафорой, могли бы, к примеру, описать какие-либо культурные феномены, типичные для социального сосуществования индивидуумов (например, война, семейная жизнь, романтические отношения и др.). Или же они могут быть тесно связаны с метафорами, воплощающими общие аспекты человеческого / телесного опыта (например, физическое и эмоциональное здоровье человека и его поддержание).

И Р. Гоцци [Gozzi 1999], и Дж. Лакофф [Lakoff 1991] утверждают, что метафора ГОСУДАРСТВО – ЭТО ЧЕЛОВЕК является одной из основных метафор, лежащих в основе концептуализации внешней политики. Когда государства описывают данной метафорой, в них видят присущие им характеры, что ведет к описанию государств как «миролюбивых и агрессивных, ответственных и безответственных, трудолюбивых и ленивых» [Lakoff 1991]. Мы пришли к выводу, что не только отдельные государства, но и международные образования (такие как ЕС, ООН, Всемирная Торговая Организация и другие) могут быть концептуализированы как «человек», вовлеченный в социальные отношения в рамках мирового сообщества. В данном исследовании четко осознается, что Евросоюз не является государством, однако отмечено, что в политическом дискурсе и дискурсе СМИ (как в Союзе, так и за его пределами) ЕС часто сравнивают с государством буквально и метафорически. Так, Мэннерс и Уитман отмечали, что зачастую иностранные партнеры понимают ЕС и отзываются о нем как о государстве [Manners, Whitman 1998: 237]. Такое понимание приписывается сложности и беспрецедентности Евросоюза. Как журналистам, составляющим репортажи о ЕС для внутренней и внешней аудитории, так и людям, воспринимающим местные и международные новости, сложно осмыслить феномен Евросоюза, который находится между наднациональными амбициями и межправительственными переговорами, управляется группой разнообразных политических институтов.

Соответственно метафорические категоризации, рассмотренные в данной работе, часто описывают ЕС как «человека», который живет «по соседству» и имеет «соседей», «друзей» и «врагов», он участвует в разных видах социального взаимодействия, например, «клуб», «семья», «романтические отношения», в разных видах социальной деятельности, например, «война», «соревнование», «учеба в школе», «азартные игры» и др. Такие концептуализации знакомы и легко узнаваемы, так что использование их в дискурсе СМИ облегчает понимание сложного явления, делает его «готовым к употреблению» как журналистами, так и публикой.

Концептуальные метафоры имеют свои структуры, которые используются в дискурсах убеждения – а именно в политическом и в дискурсе СМИ, – для того чтобы наводить на конкретные выводы и оказывать влияние на эмоции. Мы считаем, что метафоры персонификации исключительно сильны в данном контексте. Эти метафоры помогают аудитории новостей осмысливать и интерпретировать сложные и неясные явления международной политики (в нашем случае – ЕС) в знакомых, повседневных терминах, то есть в терминах человеческого взаимодействия и существования [Lakoff, Johnson 2003: 34]. В конечном счете метафоры персонификации могут формировать не только мнение о сложных явлениях и деятелях внешней политики, но и формулировать образ действий по отношению к ним. Описание в СМИ международных действий в терминах действий, предпринимаемых государствами как «настоящими» людьми, побуждает аудиторию новостей как к созданию образа Других (по отношению к их стране), так и к формированию эмоционального отношения к этому образу наиболее выгодным образом. В критических ситуациях такие эмотивные предрасположения могут привести к тому, что политики, участвующие во внешнеполитических делах, получат обратную связь со стороны аудитории (например, антивоенные протесты во время войны во Вьетнаме и, позже, войны в Ираке после того, как в средствах массовой информации появлялись разоблачающие образы; протесты мусульманской общественности по всему миру после появления карикатуры с религиозной тематикой; публичные выступления в России, которые последовали за 24-часовой телевизионной трансляцией новостей о Бесланской трагедии; благотворительные пожертвования стали собираться по всему миру после того, как в новостях были освещены разрушительные последствия цунами в Азии и др.).

Цель данного исследования – дать ответ на два вопроса:

1. Какие образы расширяющегося ЕС были переданы широкой публике посредством концептуальной метафоры персонификации в дискурсах СМИ Австралии и Новой Зеландии?

2. Каким образом глубокие концептуальные структуры метафор персонификации способствуют категоризации ЕС в двух публичных дискурсах стран Австралазии и каковы их последствия для диалога ЕС с Австралией и Новой Зеландией?

Данная работа представляет собой дискурсивный интертекстуальный анализ доминантных и вторичных метафорических категоризаций, составляющих концептуальную метафору персонификации, использованных при освещении расширения ЕС в текстах новостей в Австралии и Новой Зеландии. Под доминантными (высокочастотными) метафорами понимаются те, которые использовались с относительно большей частотностью и встречались в большем разнообразии форм. В отличие от них метафоры, которые встречались менее часто и в меньшем разнообразии форм, названы вторичными [Santa Ana 1999: 198].

Австралия и Новая Зеландия – страны Тихоокеанского региона, участники ОЭСР (Организация по экономическому сотрудничеству и развитию). Обе страны имели многочисленные исторические и культурные связи с Европой в прошлом и настоящем. Например, активное сотрудничество с Великобританией, драматическое участие в двух мировых войнах в Европе, а также эти связи видны в Европейском туризме и иммиграции. Кроме того, обе страны имеют существенные экономические связи с ЕС: Евросоюз, состоящий из 25 стран-участниц, – один из трех ведущих торговых партнеров обеих стран и один из основных инвесторов в экономику Австралазии. Однако, несмотря на такое одинаковое сотрудничество с ЕС, политическое отношение Австралии и Новой Зеландии к Евросоюзу отличается. Австралийское правительство иногда предпочитает поддерживать во внешней политике США, а Новая Зеландия, наоборот, часто поддерживает внешнеполитический статус ЕС. Наиболее яркие примеры разницы во взглядах на международную политику этих двух стран Австралазии – их действия по отношению к ратификации Киотского Протокола и к войне в Ираке (в этих вопросах ЕС и США также занимают разные позиции). Кроме того, некоторые внутриполитические линии данных стран повторяют особенности внутренней политики США (в случае с Австралией) и ЕС (в случае с Новой Зеландией). Прежде всего это касается благосостояния государства (Новая Зеландия разделяет взгляды на благосостояние, типичные для некоторых государств ЕС) и прав человека (Австралия, например, не поддержала объединение прав человека и торговли в Основном Соглашении с ЕС, которое окончательно потерпело неудачу в 1997 г.) Принимая во внимание такую разницу двух политических парадигм в Австралазии, в данной работе мы делаем попытку выявить и сравнить метафорические категоризации персонификации, использованные для освещения расширения ЕС в новостях авторитетных СМИ двух стран.

Самое крупное и самое спорное в истории ЕС вступление в него восьми бывших коммунистических стран и двух небольших средиземноморских государств 1 мая 2004 г. неизбежно стало самым ярким событием, освещенным в СМИ Австралии и Новой Зеландии в 2004 году. Пользуясь результатами проекта «Восприятие Европейского Союза обществом, элитой и СМИ в странах азиатской части Тихоокеанского региона: Сопоставительное исследование»[12], в данной работе мы обработали с помощью контент-анализа десять газет в двух странах и четыре программы новостей (вещающих в прайм-тайм) наиболее популярных телеканалов Австралии и Новой Зеландии за «точный» период расширения ЕС – с апреля по июнь 2004 года. Расширение было знаменательным событием всего года. «Точный» период охватывает само событие, а также предварительную агитацию и анализ после празднования события.

Было выявлено, что в пяти газетах Новой Зеландии опубликовали 53 статьи о расширении ЕС в период с апреля по июнь 2004 года. Австралийские газеты опубликовали 102 статьи на эту тему за обозначенный период. В обеих странах эти цифры составили почти 9 % от всего объема освещения темы в 2004 году. Телевизионный материал составил 9 программ новостей в Новой Зеландии (или 41 % всех телевизионных новостей о Евросоюзе в 2004 году) и 5 в Австралии (или 33 % всех теленовостей).

В печатных СМИ было собрано четыре обширных набора метафорических выражений – 219 метафорических примеров из газет Новой Зеландии, 36 из телевизионных новостей Новой Зеландии, 616 из статей австралийских газет и 31 из Австралийских телевизионных новостей, освещающих различные аспекты расширения ЕС. Лингвистические метафоры, относящиеся к концептуальной метафоре персонификации, составили приблизительно 38 % от метафор в Австралии и 32 % в Новой Зеландии. Примеры метафор персонификации в телевизионных новостях составили 58 % всех метафорических примеров в Австралии и 47 % в Новой Зеландии.

1. Доминантные метафоры персонификации

Мы полагаем, что метафоры персонификации при описании расширения ЕС в новостях Австралазии представлены двумя фреймами, а также они способствовали их формированию. Оба фрейма – КЛУБ и СЕМЬЯ – концептуально обоснованы социокультурным опытом людей. Фрейм КЛУБ представлен описанием ЕС (15 участников) как «культурного клуба христианских и постхристианских наций» или «Клуба Евро», новые члены – «новички» вступают в клуб, их принимают или нет. Фрейм СЕМЬЯ был часто представлен метафорой «большая европейская семья», в которую входят новые члены.

Клуб / Club

В сценарии «КЛУБ» 15 старых членов ЕС были представлены как разборчивые богатые члены эксклюзивного клуба для избранных, а новые члены были описаны как бедные новички, умоляющие принять их. Старые участники ЕС часто изображались как «клуб богачей» / «rich man's club» «привилегированных богатых стран» / «privileged, highly affluent countries». Этот «клуб» – предмет мечтаний новых членов, и они «умоляют» / " crave» принять их, они терпеливо «постоят в очереди» / «queue» или «запишутся» / «list», «встав в строй» / «lining up», чтобы получить доступ в так называемый «сад Европы» / «garden of Europe». До того как государства, не являющиеся членами ЕС, «подготовятся» / «qualify» и их признают «годными» / «fit» к тому, чтобы быть членами союза, они «колотят в дверь» / «bang on the door». Этим самым они «разрушают спокойствие сплоченного и одинаково мыслящего Европейского клуба» / disrupting «the cosy days of a close and like-minded European club», а «старшие» члены / «senior» members и «старожилы» / «old-timers» (такие как Германия, Франция и Великобритания), находящиеся внутри клуба, «нервничают» / «fret».

Пока новые государства были вовлечены в «борьбу за то, чтобы их впустили» / «a struggle to be admitted», старый Евросоюз, включающий 15 государств, изображали как привратника. Когда речь идет о месте, куда ограничен доступ, метафоры дверей имеют как позитивный (открытые двери), так и негативный (закрытые двери) потенциал. В СМИ Австралазии последний представлен гораздо ярче. Было показано, что ЕС открывает двери новым членам, «но не очень широко» / «but not too far». Вместо того чтобы «приветствовать (новых членов) с распростертыми объятиями» / «welcome (entrants) with open arms», ЕС «приветствует их с наполовину открытой дверью» / «is welcoming them with the door half open». Изредка, будучи местом, куда открыт доступ, «приветствующим» / «welcoming» и «распахивающим свои двери перед новичками из Восточной Европы» / «throwing open its doors to newcomers from Eastern Europe», Евросоюз чаще описывается как место с ограниченным доступом, например, как тщательно охраняемая «крепость» / «fortress», в которой только и ищут возможность «ограничить» / «restrict» или «запретить» / «deny» доступ новым членам. Такие действия побудили одного комментатора спросить, «захочет ли когда-либо Евросоюз открыть свои двери» / «if the EU would ever be willing to open its doors» 60 миллионам турецких мусульман.

Семья / Family

При том что концептуальная метафора ЕС – ЭТО КЛУБ содержит двойственность – некоторые члены находятся внутри, а других держат снаружи, сценарий «СЕМЬЯ» содержит аналогичную «внутреннюю оппозицию». А именно: 15 членов ЕС часто концептуализируются как старшие, более мудрые и более богатые родственники в этой «семье», им противопоставлены более молодые и бедные дальние родственники (новые государства-участники Евросоюза), которым иногда не хватает жизненного опыта. Первые представлены в роли хозяев, принимающих новых родственников в «Европейском общем доме» / «European common house». Австралийские новости представляли вступление государств Восточной Европы как «возвращение в Европейскую семью» / «return to (the) European family». Новые государства-участники «возвращались домой» / «returning home» после «странствий по востоку» / «wandering in the east». Образы семьи были усилены образами теплой и приветливой атмосферы, в которой присутствует «радость, когда восток (пришел) из холода» / «joy as east (came) from cold». Новым членам семьи был оказан радушный прием, старшие родственники «обняли» / «embraced» их.

Для «юных политических систем» / «youthful political systems» блудных сыновей-государств нужен был родительский образ. На эту роль претендовали некоторые европейские политики – бывшего канцлера Германии Гельмута Коля называли «одним из отцов европейского воссоединения» / «one of the fathers of European reunification», а президент Франции Жак Ширак по-отцовски «бранил» / «berated» новичков за то, что они поддерживали США и Британию в иракском конфликте.

Восстановленные родственные связи не стали, однако, сплоченной семьей. На самом деле оказалось, что, «когда лидеры 25 государств нового Евросоюза позировали для очередного «семейного фото» / «family photo», даже опытные дипломаты с трудом могли вспомнить имена некоторых политиков». Их назвали «пестрой толпой хороших, плохих и в некоторых случаях отвратительных» / «a motley collection of the good, the bad and in some cases the ugly». Должно быть, эта «семья» / «family» была разочарована, узнав, что ее семейное «наследие» представляет собой немногим большее, чем «серия территориальных и этнических диспутов».

Так же как и в австралийских новостях, в новостях Новой Зеландии расширение ЕС активно было представлено в терминах семейных отношений. В то время как новозеландские телевизионные новости показывали, какой теплый прием был оказан новым государствам-участникам (вплоть до праздников, устроенных в их честь), газетные комментаторы были более осторожны. Они предсказывали будущие проблемы, ожидающие «расширенную семью Европейского союза» / «enlarged European Union family». Обращение к Евросоюзу как к семье спровоцировало описание новых членов союза как «бедных родственников» / «poorer cousins», которые соперничают за место за уже переполненным «столом» / «table». «Что угодно, только не счастливая семья» / «anything but a happy family». 15 участников Евросоюза «прохладно» / in a «chilly manner» приветствовали новых членов. Обеспокоенные возможностью потока мигрантов из восточноевропейских стран, правительства 15 стран ЕС «спешно подняли ограничения для членов, входящих в их европейскую семью / the incoming members of their European family». Комментаторы также предсказывали, что в будущем «семью расширенного Евросоюза» / the «enlarged European Union family» ожидают проблемы.

В СМИ обеих тихоокеанских стран мы видим, что у членов только что расширившейся «семьи» ЕС есть разнообразные физические проблемы. Старые страны-участницы безоговорочно сравнивались с престарелыми, которым необходим заряд бодрости, которую, как уверены многие, могут обеспечить «молодые» государства-члены ЕС. Сами «старожилы» / «old timers» страдают от экономического «склероза» / economic «sclerosis» и «политического паралича» / «political paralysis» и нуждаются в «восстановлении сил» / «revival», «оживлении» / «resuscitation» и «помощи» / «boost». Новые члены-государства рассматриваются как «вливание новой крови» / «infusion of new blood» и «энергия» / «energy», «подбадривающая» и «усиливающая» ЕС / «invigorating» and «strengthening» the EU. Влияние крупнейшего расширения ЕС было расценено как «инъекция такой необходимой энергии» в зону экономик ЕС / «inject some much-needed energy into the EU zone economies», как «спасательная веревка», «укрепляющая» Союз как целое и его новых членов в отдельности / a «lifeline» «strengthening» the Union as a whole and its new members individually.

Однако прогноз австралийских СМИ не был полностью положительным. По мнению австралийских СМИ, у стран-членов ЕС «впереди больше боли» / «more pain lies ahead». ЕС показан «слабым экономически и слабым на мировой арене» / «weak economically, and weak on the world stage», а также он «страдает от усиливающихся болей» / «suffering from growing pains», что является результатом расширения. Эти страдания обострились оттого, что расширение совпало с «последними муками болезненных дебатов о новой конституции Союза» / «the final throes of a painful debate about the Union's new constitution)). Процесс расширения иногда изображался как преждевременно родившийся ребенок – «рождение величайшего мирового торгового блока» произошло «слишком рано» / «the birth of the world's biggest trading bloc» had come «too soon». Это существо иногда описывали как отвратительное и даже искусственно зачатое, также ЕС сравнивали с «политическим Франкенштейном» / «political Frankenstein».

Кроме того, новички из Восточной Европы были показаны страдающими от «всех видов осложнений коммунистической эры» / «all sorts of hangover problems of the communist era», возникших сразу после обретения независимости. После «шоковой терапии» / «shock therapy» с помощью рыночных реформ восемь бывших коммунистических государств «постепенно вернули к жизни свои экономики» / «gradually revived their economies». Например, Болгарию однажды назвали «больным Европы» / the «sick man of Europe», но по мере того как она продвигалась к вступлению в ЕС, она медленно оживала. Экономические реформы в Словакии до вступления в ЕС были показаны как ведущие к «вырождению» государства / causing the state to «degenerate», но своевременные ускоренные реформы остановили разрушительный процесс. Также они узнавали, что «все же со вступлением в ЕС связано много боли»» / «there's still a lot of pain associated with joining the EU». Кроме того, казалось, что у старых членов ЕС заразная болезнь, и они могут «заразить новичков своей политической слабостью и разлаженностью» / «infect the new with their political squeamishness and discord».

Новости Новой Зеландии в основном делали акцент на последствиях расширения для ЕС, и их диагноз был довольно печальным. Предполагалось, что старые государства-участники скорее всего «пострадают от Расширения» / «suffer from the Enlargement)) в отношении растущей безработицы и перегруженной системы социального обеспечения. В перспективе им «угрожает кровоизлияние от массового ухода рабочих мест на Восток» / «at threat, haemorrhaged by an exodus of jobs to the East». Поддержка расширения до самого расширения со стороны старых государств-участников ЕС «быстро увядала» / was «fading fast». У состоящего из 15 членов ЕС появлялся на свет ребенок, который «был рожден преждевременно и был слишком большим» / was " premature and far too big a bite». Из-за того что экономики старых членов ЕС воспринимались как слабые и из-за страха перед чрезмерной иммиграцией, Европа могла «упустить величайший шанс получить дозу энергии за все годы» / «miss out on its biggest chance for a shot of energy in years». Кроме того, был страх перед тем, что после присоединения к телу ЕС десяти «неопытных юнцов» / 10 «fledgling» new members расширенный Союз кончит «параличом» / wind up in «paralysis».

Метафоры здоровья включают образы пищи и ее потребления, которые, будучи обнаружены, были отнесены к человеческому здоровью. ЕС сравнили с «финансовым Гаргантюа» / «fiscal Gargantuan, который при своем огромном размере, «переваривая свежую пачку участников» / «digesting the latest batch of members», скорее всего, когда-нибудь съест и сам ЕС. Если бы Союз оправился от последнего приема пищи, следующей, возможно, в ход пошла бы Турция и стала бы «самой жесткой для переваривания» / «the toughest of all to digest». Хотя некоторые полагают, что «самым большим и неперевариваемым куском, который ЕС когда-либо пытался проглотить» / «the biggest and the most indigestible lump that the EU might ever try to swallow», станет Россия. Таким образом, предсказывают, что такая сложная задача, как присоединение десяти новых членов, «уменьшит аппетит» / «dampen any appetite» к последующему росту.

Пока, согласно некоторым австралийским обозревателям, будущее Европы «некрасиво выглядит» / «not a pretty sight», другие полагали, что расширение придало ЕС «новое лицо» / «new face» и это стоило отпраздновать. Расширение «драматически изменяло профиль союза» / was «dramatically altering the profile of the union». Полагали, что это «меняющееся лицо Европы» / «changing face of Europe» наверняка «значительно усилит» / «considerably enhanced» бизнес и возможности рынка. Предполагали, что после «подтяжки лица» / «facelift» ЕС сможет найти работу на глобальном подиуме, работая моделью для других «региональных блоков власти в Азии, Тихом океане, в Южной Америке и Африке».

Раньше об Австралии говорили, что она «ведет хозяйство втроем» (живет «шведской семьей») / «in a menages a trois» с Америкой и Азией, а Европа не может даже «войти в спальню» / «get in the bedroom». Европе сложно было «иметь шансы на успех» / «get a look-in», находясь в тени Азии, но сейчас Европа стала «слишком большой», чтобы Австралия ее «не замечала» / «to ignore». От «дебютантов ЕС» с их деловым потенциалом «австралийский бизнес уже облизывается» / «the newest EU debutants» with their business potential were «wetting the corporate lips of Australian business». Новые государства-участники становились «даже более близкими и более привлекательными партнерами для Австралии в области политики, экономики и культуры» / an «even closer and a more attractive partner for Australia in political, economic and cultural domains». Мало кто удивляется тому, что австралийские политики, такие как министр иностранных дел Александр Даунер и министр иностранных дел теневого кабинета Кевин Радд, после расширения предприняли командировку с целью «поухаживать за Европой» / «court Europe».

Сценарий романтических отношений также был использован для описания отношений старых и новых членов Евросоюза. До расширения государства Центральной и Восточной Европы преследовали романтические отношения с ЕС, который иногда сопротивлялся. Австралийская пресса при освещении расширения в изобилии использовала метафору романтических отношений. Официальные заявления, такие как «Европа воссоединяется» / «Europe's getting reunited» и «сегодня Европа объединяется» / «today, Europe unites», подразумевали празднование бракосочетания или повторного бракосочетания. Желая сделать союз совершенным и положить начало семье, новые члены ЕС стали подумывать о «принятии евро» (досл. усыновлении) / «adopting the euro». Кроме того, ЕС платил по обязательствам России, когда она вступила в новые отношения с Центральной и Восточной Европой. Россию тем не менее оставили в противоречивых чувствах, с огромным желанием тоже попасть в широкие объятия Европы и в страхе, что ее забудут и оставят.

Говорили, что новые члены «приняли (досл. обняли) свободный рынок с большим энтузиазмом, чем их западные коллеги» / «have embraced the free market more enthusiastically than their western colleagues», в особенности Венгрия, наиболее ярый поклонник ЕС. О ней говорили, что она «следует за своим сердцем обратно в Европу» / «following its heart back into Europe» и выдвигает себя как «стабильный партнер» / «a stable partner», чей «энтузиазм» / «enthusiasm» Евросоюзу сложно будет упустить. В случае с Польшей к ней романтично подкрадывался частный сектор Евросоюза, «присматриваясь к прибыльным возможностям, представленным многочисленной образованной рабочей силой и растущей экономикой Польши» / «eying up the lucrative opportunities presented by Poland's large, educated workforce and a growing economy». Однако этот европейский роман был представлен в австралийской прессе не как самый гладкий. Способность Европы «находить энтузиазм к новым перспективам и любопытство друг к другу» / ability to «find enthusiasm for new prospects, and curiosity about each other» были поставлены под сомнение некоторыми обозревателями. В то время как новые государства-участники были «намерены поддерживать партнерство с ЕС» / were «determined to maintain their partnership with the EU», старые члены ЕС были менее преданы этим отношениям. Как было показано в репортажах, 15 государств ЕС «тепло обняли» / «warmly embracing» лидеров девяти новых стран-участниц, «оказали холодный прием десятому – Кипру» / «giving a cold shoulder to the 10^th, Cyprus». Было отмечено, что Чешская республика «имела натянутые отношения с Европой» / «endured strained relationship with Europe» в прошлом. Продолжающаяся политическая нестабильность среди новых членов сделала их «партнерами, сложными в переговорах» / «difficult negotiating partners». Также отмечалось, что новички – партнеры с «разным положением» / partners of «unequal standing» – в одной австралийской газете была приведена цитата из «Экономиста» (The Economist): «Пройдут десятилетия, прежде чем вновь вошедшие в ЕС страны станут так же богаты, как и их партнеры на западе» / «It will be decades before the new entrants become as rich as their partners to the west». Государства-подражатели богатым соседям иногда были замечены в романтических перебранках друг с другом по пути к вступлению в ЕС. Например, кандидаты на вступление в 2007 году, Болгария и Румыния, «лоббировали развод» / «lobbying for divorce» – Болгария хотела, чтобы ее переговоры прошли «отдельно от Румынии» / «decoupled from Romania».

В прессе Новой Зеландии метафора романтических отношений не была приоритетной, но когда ее использовали, она в основном передавала негативные отношения. До расширения бедные и политически нестабильные восточноевропейские государства «держали на почтительном расстоянии» / «were kept at arm's length» от ЕС. После расширения наблюдалась «новая напряженность» / «new strains» между богатыми западными европейцами и бедными восточными европейцами. «Казанова» – Евросоюз вместо поцелуев раздавал «пустые обещания» / «empty promises».

Такие проблематичные отношения характеризовались «скандалами» / «rows» и «ссорами» / «spats», «перебранками из-за бюджета и субсидий» / «squabbling over budgets and subsidies» и «ведением преувеличенных диспутов из-за власти и денег» / «tackling looming disputes over power and money», что делало их похожими на «бесконечный бой быков» / «endless bullfight», несмотря на недавнее воссоединение. Часто говорят, что ЕС использует «пряники» в качестве мотива для побуждения к проведению реформы для установления полного членства, а также говорят, что ЕС «издевается» / «taunting» над новыми членами своими обещаниями полной унификации. Между новыми членами ЕС в результате расширения завязалась драка, и даже Россия участвовала в ней, «упершись в вопросе об условиях жизни довольно многочисленной русской общественности в Латвии и Эстонии» / «digging in its heels over the conditions of the sizable Russian communities in Latvia and Estonia».

В результате писали, что и новые государства ЕС, и старые «находятся в смешанных чувствах по поводу того, какое значение это изменение будет иметь для них и для Европы» / having «mixed feelings about what this change will mean for them and for Europe». Хотя некоторые комментаторы отмечали, что «радость привела к опасениям и даже враждебности» / «joy has given way to apprehension and even hostility» со стороны и старых, и новых государств-участников, австралийские репортажи предсказывали, что «энтузиазм должен в значительной степени перевесить» тревоги / " enthusiasm should vastly outweigh» the anxiety. «Тревожность» / «anxiety», сопровождавшую расширение, считали неизбежной. Для небольших новых государств (например, для Мальты) расширение ЕС обернулось страхами, что крупные европейские государства «разорят их» / fears about being «overwhelmed» или «уничтожат» / «wiped out». Для более крупных новичков (например, Польши) результатом расширения стало чувство того, что их " предали решением ЕС отложить полное субсидирование новых членов ЕС на 10 лет» / a feeling of being " betrayed by the EU's decision to postpone the full extent of subsidies for new members for 10 years».

Во многих старых государствах-участниках ЕС воссоединение континента привело к «страху» / «fear» перед мигрантами из бывших коммунистических государств. Этот страх привел к публичной «истерии» / «hysteria» по поводу того, что старые правительства ЕС не смогут ограничить доступ новичкам к общественному жилью и пособиям. Естественно, несколько государств ЕС были замечены в «недовольном настроении» / in a " grudging mood» – многие из этих государств стали «гораздо менее уверены» / became «much less confident» в расширении.

Образы отношений, окрашенные впечатлениями и эмоциями, были среди самых очевидных в новозеландских репортажах о расширении ЕС. Доминируют образы общих страхов, которые влияют на отношения между старыми и новыми членами ЕС. Граждане 15 старых государств-участников относились к расширению или " безразлично, или со страхом» / " indifferent or afraid» – расширение вызывало «больше беспокойства, чем эйфории» / " more angst than euphoria». Возможная иммиграция из новых государств ЕС повергла некоторые государства-участники старого ЕС (например, Великобританию и Ирландию) в состояние «истерии» / «hysteria» на долгие месяцы. Сообщалось, что, чтобы «успокоить измотанные нервы» / «calm frayed nerves», Международная Организация по Миграции (IOM) в Женеве выпускает серию исследований о влиянии расширения на старых и вновь вошедших членов Евросоюза. Граждан 15 государств ЕС «преследовал призрак миграционной волны» / «spooked by hysteria over a migration wave». Новые государства тоже были показаны обеспокоенными последствиями расширения, хотя и по разным причинам. Политики-популисты в Восточной Европе «раздували волнения» / «stirring up worries», и в результате мифы о крайностях в ЕС превратились в «страшные истории» / «scare stories».

Доминантные метафоры персонификации, содержащие образы Евросоюза как клуба и семьи, пронизаны оппозициями и противоречиями. В «клубе» Евро, клубе, известном эксклюзивностью и избирательностью, богатство и зрелость старых членов ЕС была противопоставлена молодости и бедности новичков. Этот контраст подчеркивался изображением наполовину открытых или закрытых дверей, что символизирует ограниченный доступ в элитный клуб, а также роль сторожа «закаленных» членов ЕС в процессе допуска. В европейской «семье» эти параллели и контрасты продолжились в дихотомии молодой бодрости новых членов ЕС (иногда неискушенности и неуклюжести) и старых (а следовательно, более мудрых, но с недостатком энергии и энтузиазма) родительских образов пятнадцати изначальных государств ЕС. Отношения между двумя частями семьи часто натянуты и даже доходят до драки и потасовки.

2. Вторичные метафоры персонификации

Доминантные метафоры персонификации «клуб» и «семья» поддерживались отдельными метафорами, которые добавляли «остроты» к образу «социальной» деятельности расширяющегося ЕС в европейской «общественности». В Новой Зеландии встречались следующие отдельные метафоры персонификации: расширение – это поход по магазинам, расширение – это игра, расширение – это интеллектуальная / научная деятельность. Например, новые члены ЕС были заняты «покупкой благополучия» / «welfare shopping». Также расширение было представлено как игра, в которой новые члены «что-то выигрывали, но в то же время что-то теряли» / «both gaining something, but also at the same time losing something». В этой игре Евросоюз «столкнулся с обескураживающими трудностями» / «faced daunting challenges», чтобы поднять экономические стандарты новых государств до стандартов Западной Европы. Кроме того, расширяющийся Евросоюз приступал к своему «самому амбициозному политическому эксперименту» / «most ambitious political experiment). Приводилась цитата Тони Блэра, где он сравнивал вход десяти новых членов с " катализатором для изменений» / «catalyst for change» в ЕС. Иммиграция, следующая за расширением, описывалась как сложная задача, к «решению» которой Брюссель должен «быстрее приступить» / «come up with a solution quickly». Если решение не будет найдено, Евросоюз может потерять то, что является экономической возможностью десятилетия.

Как и в прессе Новой Зеландии, в австралийских газетах вступление в союз десяти новых членов рассматривалось как научная / исследовательская / учебная деятельность, где расширение являлось «катализатором для внезапного прогресса в экономических и стратегических мероприятиях» / «catalyst for sudden progress on economic and strategic challenges» и новой «главой» / a new «chapter» в европейской истории. Новые государства-участники сравнивались с элементами «сложной головоломки» / the «complex jigsaw» Евросоюза. Присутствовал и образ похода за покупками – расширенный Евросоюз был представлен в качестве «универсального магазина, где могут делать бизнес 25 разных экономик» / a «one-stop-shop for doing business in 25 diverse economies».

В отличие от дискурса Новой Зеландии, австралийские СМИ ярко выражено показывали расширение ЕС как выступление на сцене – изменение границ ЕС на восток и на юг было «драматичным» / «dramatic», риск инвестиций в центральных европейских странах был «драматически снижен» / «dramatically reduced», а мировая политическая география должна пройти «самое драматичное изменение контуров» / the «most dramatic redrawing» со времени падения Берлинской стены. Успех новых государств-участников зависел от того, как они «выступают в качестве ЕС по сравнению с тем, как они выступали вне союза» / how they «perform as EU members compared with the way they performed outside it». Некоторые новички, например, Эстония, были названы «выдающимися исполнителями» / an «outstanding performer» среди переходных экономик ЕС. Также становилась более важной «роль на международной сцене» / " role on the international scene» у Словакии. Новый, увеличенный Евросоюз иногда представлялся как импресарио шоу-бизнеса, который «продвигает идею более спокойного и более демократичного мира» / «promoting a more peaceful world… (as well as) a more democratic one».

В австралийских газетах также была представлена метафора, дополняющая метафору здоровья – метафора пробуждения ото сна. Расширение «разбудило» / «awoke» Евросоюз и подтолкнуло его к ряду политических, экономических и социальных изменений. Новые государства-участники «просыпались от глубокого советского сна» / were «waking up from the big Soviet sleep». А устранение многих тарифов и барьеров для иностранных инвестиций в новых восточноевропейских странах " пробуждало интересы иностранных фирм» / was «awakening the interest of overseas firms».

В то время как доминантные метафоры персонификации были довольно конфликтными по своей сути, вторичные метафоры были более беспечными и дружелюбными. Метафоры, описывающие расширение как поход за покупками, игры, выступление на сцене и интеллектуальную и научную деятельность, значительно отличались от скандальных образов, сопровождаемых негативными коннотациями, которые были обнаружены в доминантных метафорах, описывающих расширение ЕС как клуб и семью. Однако вторичные метафоры, из-за их относительно низкой частотности в текстах новостей, не составляют значимого противовеса доминантным метафорам, следовательно, эти категоризации не противоречат образам серьезного противостояния, которые содержатся в доминантных метафорах. Тем не менее и те и другие метафоры составляют ключевую образность, изображающую Евросоюз как человека, совершающего повседневные поступки, что делает сложное политическое явление расширения ЕС легко узнаваемым и понятным.

В данной работе рассмотрен конкретный случай метафорической категоризации – концептуальная метафора персонификации в убеждающем дискурсе новостей. Анализ основывается на предположениях, что в дискурсе новостей «из-за рубежа» содержится большое количество лингвистических метафор и что концептуальные метафоры персонификации составляют значительную часть всего корпуса метафор, обнаруженных в текстах новостей. Соответственно, в данном исследовании было выделено несколько продуктивных кластеров поверхностных метафор, объединенных концептуальной метафорой персонификации, в австралийских и новозеландских новостях, освещающих расширение Евросоюза.

Дж. Лакофф и М. Джонсон отмечали, что «персонификация представляет собой общую категорию, охватывающую широкий круг метафор, каждая из которых основывается на специфическом свойстве человека или на способе его восприятия» [Lakoff, Johnson 2003: 34]. Что объединяет эти категоризации, так это то, что с их помощью мы можем понимать сложные феномены (включая явления внешней политики) «исходя из собственных мотиваций, целей, действий и свойств» [Lakoff, Johnson 2003: 34]. Концептуальная метафора персонификации описывала расширение Евросоюза, сложное и противоречивое событие для Европы в знакомых, «удобных» («user-friendly») терминах для международной аудитории вне союза. Метафора персонификации, будучи простой и узнаваемой, несет сильные контексту-ализированные эмоциональные коннотации и эффективно передает прагматический подтекст. Использованные в СМИ образы наций и международных организаций (в нашей работе Евросоюза) как «реальных людей», вовлеченных в различные, преимущественно конфликтные, отношения, выявляют схему связей между мировыми «соседями». В данном исследовании было отмечено, что расширяющийся Евросоюз четко описан в терминах человеческих сообществ – клуба и семьи. Их члены участвуют в сложных отношениях, активно взаимодействуют друг с другом, испытывают смешанные эмоции и имеют проблемы со здоровьем.

Использованные метафорические категоризации выявили конфликтные, драматические и негативные аспекты расширения, показав их через знакомые повседневные сценарии «клуба» и «семьи». Это было отмечено как на макро-, так и на микроуровне. Макроуровень – это уровень определения концепта: концепт клуба представляет объединение людей, основанное на выборочном членстве и общих интересах, открывающее свои двери лишь немногим избранным. В отличие от этого понятия семьи подразумевают безусловное и любезное принятие всех членов. Микроуровень конфликтной образности можно наблюдать в сценариях фреймов. И метафора РАСШИРЕНИЕ ЕС – ЭТО КЛУБ, и метафора РАСШИРЕНИЕ ЕС – ЭТО СЕМЬЯ безоговорочно разделяют старые и новые государства ЕС и дают им совершенно разные, противоположные роли. Например, старые государства-участники были описаны как родственники, которые старше, мудрее и богаче, а также как члены клуба, которые, пользуясь властью, могут допустить или не допустить в общий европейский дом более бедных и более молодых новых участников ЕС. 15 членов ЕС имели выбор приветствовать новичков любезно или прохладно, а новые страны всеми силами старались вступить в союз. 15 государств ЕС были показаны старыми и слабыми, а десять новых стран изображались молодыми и энергичными. Кроме того, фрейм «семья» вывел на первый план драматичные натянутые отношения, слабое здоровье и эмоциональный дискомфорт как старых, так и новых членов ЕС.

Р. Гоцци утверждал, что роль метафоры – выдвигать некоторые аспекты описываемого явления и в то же время скрывать другие, которые нужно проигнорировать и забыть [Gozzi 1999: 72]. Однако требования рекламы, диктующие СМИ предпочтение негатива и конфликта, превращают образ внешнего мира (в нашем случае ЕС) в матрицу противостоящих конфликтующих элементов, которые несут негативную нагрузку. Другая, несущая позитивную нагрузку образность (также возможная во фреймах «семья» и «клуб») не была доминантной в рассматриваемых текстах новостей в обеих странах Австралазии. Рассматривая наиболее явные категоризации, мотивированные концептуальной метафорой персонификации, данная работа также ставила целью осветить аспекты, на которые не обращают внимания составители новостей. Метафоры, как отмечает Ричард Бэйли, не являются неизменными [Bailey 2003], и в идеале составителям новостей и их потребителям приходится иметь дело с устоявшимися, переработанными и «готовыми к употреблению» образами.

Верно то, что метафоры «haute-couture», скорее всего, не будут регулярно встречаться в текстах ежедневных новостей. Ограничения при составлении новостей обусловлены и мастерством журналистов, и тем, что читатели новостей предпочитают знакомые и узнаваемые образы, а также их нежеланием заново категоризировать уже установленные ментальные структуры [см., напр., Boulding 1956: 6–7]. Эти ограничения усложняют включение в дискурс новостей менее известных образов. Однако такое постоянство использования образов конфликта и негатива при изображении расширения ЕС может надолго оставить отпечаток в общественном мнении и таким образом способствовать созданию стереотипа. Под стереотипом мы понимаем концепт, который одна социальная группа часто использует, говоря о другой группе, чтобы оправдать определенное дискриминирующее поведение. Р. Гоцци отмечает, что концептуальные метафоры персонификации могут «создавать ошибочное чувство о преднамеренности и сплоченности сложных мероприятий внешней политики и дипломатии, которые, в конце концов, являются результатом множества конфликтов групп и интересов» [Gozzi 1999: 63].

Исторически, экономически и культурно десять новых государств ЕС имеют мало общего с Австралией и Новой Зеландией. Хотя в обеих странах имела место иммиграция из этих новых государств-участников ЕС, количество иммигрантов (по сравнению с другими европейскими странами) невелико. Идеологические отличия между двумя тихоокеанскими государствами-членами Организации по экономическому сотрудничеству и развитию и восемью в прошлом коммунистическими странами Центральной и Восточной Европы мешали более тесному политическому, экономическому и культурному взаимодействию в годы холодной войны. В отношении торговли ни Австралия, ни Новая Зеландия не старались развивать связи с бывшими социалистическими странами. Исключения здесь – Мальта и Кипр: являясь членами Содружества, они традиционно имели больше связей с Австралией и Новой Зеландией.

При том что личное общение австралийцев и новозеландцев с жителями новых государств ЕС происходит в малой степени, новости в СМИ остаются основным источником информации о Евросоюзе [Chaban, Holland 2005]. Мы полагаем, что образность, рассмотренная в данной работе, влияет на отношение общественности и Австралии, и Новой Зеландии к взаимодействию их стран с расширяющимся Евросоюзом. Например, изображение ЕС в образе членов (которым присущи снобизм и избирательность, которые осторожны в связях) клуба, куда ограничен доступ, передает идею, что у чужаков могут возникнуть трудности, если им понадобится войти в «крепость Европу». Подобно этому образы ссорящейся семьи передают идею, что у чужаков есть шанс оказаться вовлеченными во внутренние драки в ЕС.

Однако противоречие, обнаруженное на макро-и микроуровне метафорического моделирования, показывает, что существует и другая основа общественного восприятия. «Семья» ЕС все-таки поделилась своим «общим домом», иногда открывая двери, обнимая новичков и устраивая празднования в их честь. Десять новичков были показаны полными энтузиазма, энергии и бодрости, и они могли оживить старый ЕС. Более того, противоречивость метафорических образов позволила дискурсам СМИ Австралазии передать идею того, что Евросоюз все-таки имеет значение для Тихоокеанского региона. Хотя 25 государств-участников Евросоюза изображались физически нездоровыми, они не были показаны переносчиками инфекционных заболеваний, опасных для других стран. Иногда увеличенный Евросоюз изображался слабым, больным, лишенным энергии, но ни в коем случае эти болезни не переносятся им за пределы союза. Может, Евросоюз и был показан погруженным в негативные эмоции паники и страха, но эти эмоции не отражались на других странах. Более того, было отмечено, что стремления ЕС к изменениям поощряются другими государствами (в нашем случае Австралией и Новой Зеландией). Не удивительно, что образы романтических отношений вошли в новости, освещающие расширение, именно в контексте семейных отношений.

Евросоюз, занимаясь созданием внутреннего «бренда» (что важно для его граждан), не придает должного значения общественному мнению зарубежных стран. В данной работе показана специфика образа ЕС в зарубежном восприятии. В мире все более складываются стереотипы расширенного Евросоюза, об этом свидетельствуют рассмотренные выше два случая репрезентации расширения Евросоюза средствами концептуальной метафоры персонификации. Драматичная и сильная образность – результат этой концептуализации, так же как и прагматические импликации, возникающие при использовании этих образов в региональных публичных дискурсах, показывает необходимость систематического и регулярного анализа репрезентаций ЕС во всем мире. Без этого публичная дипломатия Евросоюза, «Золушка в мировой деятельности ЕС» («the current Cinderella of the EU's global engagement»), рискует никогда не попасть на «бал» международных отношений.

Bailey R. Conceptual Metaphor, Language, Literature and Pedagogy // Journal of Language and Learning. 2003. Vol. 1, № 2.

Boulding K.E. The Image: Knowledge in Life and Society. Ann Arbour: The University of Michigan Press, 1956.

Brostrdm S. The Role of Metaphor in Cognitive Semantics. Lund: Lund University, 1994.

Chaban N., Holland M. (eds). The EU Through the Eyes of the Asia-Pacific: public perceptions and media representations. NCRE Research Series No.4. University of Canterbury: NCRE, 2005.

Glynn D. Love and Anger: the Grammatical Structure of Conceptual

Metaphors // Style. 2002. Vol. 36 (3).

Gozzi R. The Power of Metaphor in the Age of Electronic Media. Cress-kill, NJ: Hampton Press Inc, 1999.

Lakoff G. Metaphor in Politics. An Open Letter to the Internet. <http:// philosophy.uoregon.edu/metaphor/lakoff-l.htm> – 1991.

Lakoff G., Johnson M. Metaphors We Live By. Chicago: University of Chicago, 2003.

Leary D.E. Naming And Knowing: Giving Forms to Things Unknown //

Social Research. 1995. Vol. 62(2).

Leerssen J. National identity and National Stereotype. <www.hum.uva.nl/ is> – 1998.

Manners I., Whitman R. Towards Identifying the International Identity of the European Union: A Framework for Analysis of the EU's Network of Relationships // European Integration. 1998. Vol. 21.

Santa Ana O. 'Like an Animal I was Treated': Anti-Immigrant Metaphor in US Public Discourse // Discourse and Society. 1999. Vol. 10(2).