Найти то... Гарина Дия

– Не нукай, не запряг… – проворчал Макаров, усмехнувшись. И по этой его усмешке мне не составило особого труда догадаться, что все срослось!

– Я бегу к тебе! – ни на миг не забывая о подслушивающем устройстве, радостно заорал я.

– Беги-беги. В клуб беги. Я сейчас там. Только сначала "хвост" купируй, буде такой появится… Понял?

Конечно же, я понял и битый час слонялся по городу, перепрыгивая с автобуса на трамвай и обратно (что в моем избитом состоянии могло считаться почти подвигом), дабы оторваться от возможного "хвоста", но ничего подозрительного так и не заметил. Залетев на крыльях надежды в пустующий по причине летних каникул клуб, я весьма резво проскакал по коридору и, с опозданием вспомнив о милой шуточке нашего молодняка, получил фанерным мечом по темечку. Вопреки ожиданиям, в мою голову не пришло желание расправиться с закованным в латы муляжом, даже на крепкое словцо не потянуло, потому что в этом курьезном происшествии мне почудился знак свыше. Когда все идет как по маслу, не долго и поскользнуться. И я, переведя дух и вернув ошалевшему от удачи взгляду некую осмысленность, вошел в кабинет украшенный претенциозной табличкой.

Сначала мне показалось, что руководитель клуба за все эти дни ни разу не покинул любимого кресла, даже позы не поменял: вызывающе торчащие загипсованные ноги все также покоились на раскиданных по столу бумагах. А потом… Потом я увидел, что именно Сашка вертел в руках.

– Ну, спасибо, – выдохнул я, – Боюсь, что теперь нелегко мне будет рассчитаться с тобой. Возможно, даже придется поехать на твои чертовы соревнования. Если выживу, конечно.

– Считаться после будем, – криво улыбнулся Макаров, и мне показалось, что он уже прикинул, каким именно натурпродуктом я буду с ним расплачиваться, – Лучше доложи обстановку по всей форме.

Я, плюхнулся на трехногий стул и плеснул в стакан немного минералки; по молчаливому согласию с Макаровым на сегодняшней конспиративной встрече был введен "сухой закон".

– Не проси, не доложу.

– Почему это? – Макаров даже поперхнулся от моей наглости.

– Потому что ты опять начнешь уговаривать меня обратиться в органы, а спорить с тобой я не хочу из меркантильных соображений. Ты меня за каждое "нет" на кулаках по пятьдесят раз отжиматься заставишь. Так что лучше я поберегу наши нервы, лады?

Макаров еще поворчал для порядка, но вскоре сдался и начал сам вводить меня в курс дела.

– Забирай свой паспорт. Пришлось всех знакомых на уши поставить, зато теперь все без балды: паспорт новый, выданный в связи с утерей старого. Билет забронирован на завтрашнее утро. До Москвы тебя добросит один мой хороший знакомый – дальнобойщик, он как раз ночью туда фуру гонит. Пистолет возьмешь?

– Кто же меня в самолет с ним пропустит? – ехидно поинтересовался я.

– Ах, да, это я погорячился. А на месте достать не получиться?

– Вряд ли. Но думаю, что без оружия не останусь.

– Это хорошо. Сдается мне, что оно тебе понадобиться…

– Тьфу-тьфу-тьфу, – плюнул я через левое плечо, угодив аккурат на самодельный самурайский шлем, извлеченный Сашкой из запасника; в прошлый раз его тут и в помине не было. Что-то нехорошо шевельнулось в душе и мне почему-то стало не по себе. "Дурной знак, – прорезался внутренний голос, – наплевательское отношение к противнику еще никого до добра не доводило!" Но я, досадуя на то, что ударился в суеверия, приказал голосу заткнуться и спросил у Макарова на какой час назначено отбытие.

– На одиннадцать тридцать. Тебе надлежит явиться на Качуевскую автозаправку, там Никитич тебя и подберет. Внял?

– Угу, – я утвердительно кивнул и добавил, – Буду как штык. Еще раз спасибо, тебе Макар. Надеюсь – сочтемся. Есть у меня одна идейка: сделать нашему клубу кое-какой презент. И еще… Поручаю тебе забрать моего пацана. Я дам Сорокину твой телефон. Его люди наверняка засекли, когда ты в мою хибару пожаловал, так что конспиративничать смысла нет. Как только я выполню условия сделки, тебе позвонят и скажут: где и как забрать Дениса. Ты уж сделай милость, организуй все на уровне. В плане безопасности. А если со мной что…

Тут я заметил нехороший блеск в глазах Макарова, осекся и быстро сменил тему.

– А что с Серегой? С Красновым. Ты не узнавал? Места ведь себе не нахожу…

– Нормально все. Завтра отпустят.

– Хоть какой-то луч света. Ну, пока, что ли?

– Что ли. Ни пуха, ни пера!

И Сашка, что есть силы, стиснул мою руку, отчего она временно онемела.

– Да пошел ты к черту!

Я в отместку сжал его ладонь и, сунув в карман паспорт, быстро ретировался. Но даже из коридора слышал, как он дует на свои пальцы и вполголоса награждает нелестными эпитетами своего упрямого ученика.

Собрался я быстро: все вещи уместились в небольшой спортивной сумке. А вот с финансами пришлось повозиться. Пораскинув тем, что у меня осталось от мозгов в результате последних событий, я перетряхнул свои заначки и собрал всю имеющуюся в доме наличность. Добавил к ней свалившиеся к моему порогу доллары и, удовлетворенно кивнув, рассовал все это по карманам. Теперь я готов, как разварившийся пельмень. Осталось только встретиться с партнером мистера Накамуры по совместному бизнесу, чтоб он у него прогорел, как костер за ночь! В том, что встреча состоится именно сегодня, никаких сомнений не было. И потому, когда тихий голос Ирины сообщил мне по телефону о времени и месте назначенной встречи, я только удовлетворенно кивнул. Все идет как по маслу. Нд-а-а, по маслу… Вот только судьба булгаковского Берлиоза меня абсолютно не устраивала.

По иронии этой самой судьбы наша встреча с господином депутатом состоялась в ресторане с многозначительным названием: "Мастер и Маргарита". В романтическом полумраке кабинки, освещенной только парой причудливых свечей, могло быть весьма уютно, если бы не плотное кольцо телохранителей напряженно замерших снаружи. К тому же Палыч – начальник сорокинской службы безопасности, чьи особо чувствительные удары до сих пор давали себя знать, то и дело совался внутрь и, поедая меня глазами (не кормили его что ли?), неприятным голосом осведомлялся у босса, все ли в порядке.

Разговор прошел примерно так, как я рассчитывал. После взаимного обмена любезностями, во время которого Сорокин участливо поинтересовался состоянием моего здоровья, я сразу взял быка за рога и заявил:

– Вообще-то, господин Сорокин, я пришел сюда говорить не с вами.

– В самом деле? – депутат сделал заинтересованное лицо, – А с кем же, если не секрет?

– С тем, кто заказывает музыку – с господином Судзуки. Ведь вы всего лишь посредник. Я бы даже сказал, – "передаст"!

Разумеется, я жутко нарывался, но удержаться все равно не мог. И заметив, как при моих словах сорокинский глаз дернулся в нервном тике, быстро продолжил:

– Надеюсь, спутниковый телефон вы прихватили с собой? Мне нужно срочно с ним переговорить.

Сорокин сделал несколько глубоких вздохов и, видимо, решив отложить месть до более подходящих времен, криво усмехнулся и крикнул Палыча. Через несколько минут телефон был доставлен и Сорокин, набрав номер, довольно бойко бросил в трубку несколько японских фраз. Выучил-таки зараза, а у меня даже английский до сих пор на обе ноги хромает…

Когда трубка перешла в мои отчего-то вспотевшие руки, я постарался, как можно натуральнее, заверить Судзуки в том, что решение мною принято в его пользу, и что я обязательно покажу ему свой тайный ход, но…

– Но сначала мне нужно узнать, каким образом моя жена и друг очутились в пещере, – безапелляционно заявил я, – если это конечно не секрет государственной важности.

– Что вы, Семенов-сан, никакого секрета, – как всегда вежливый голос Судзуки не выказал ни тени недовольства, – Они долго искали вас, не желая смириться с потерей, и по воле случая, или судьбы наткнулись на выход из тоннеля, которым мы пользовались для того, чтобы попасть в пещеру.

– Но почему они не могут оттуда выйти?!

– Потому, что за время вашего отсутствия на острове произошло довольно сильное землетрясение и основной вход завалило, как раз в тот момент, когда ваша жена и друг обследовали в пещеру. Завалило и ту расщелину, через которую вы первоначально проникли на склад. Таким образом, остается только найденный вами третий выход. Хотя нет никакой гарантии, что он уцелел.

– А если не уцелел? Что будет с моим сыном, ведь тогда я не смогу передать вам меч?

– О, не беспокойтесь, в этом случае, вашему сыну гарантируется жизнь, чего не могу сказать о вас. Как поступят с вами якудза мне не известно.

"Зато мне известно", – пробормотал я про себя, а в слух сказал:

– Если вы хотите, чтобы ваша проблема была решена в ближайшее время, то верните мой паспорт: без него я не смогу лететь самолетом и все затянется минимум на неделю.

– Боюсь, что не в силах этого сделать: паспорта в палатке не оказалось, думаю, ваш друг Виктор зачем-то взял его с собой. Но не беспокойтесь, эту проблему без труда разрешит господин Сорокин. Дайте ему трубку.

Я передал Сорокину телефон, и, пока он внимательно вслушивался в монотонный голос японца, все пытался решить задевший меня за живое вопрос: правда ли, что он по несколько раз в день меняет рубашки? И не придя к однозначному выводу, принялся вертеть в курах стакан с минералкой, прикидывая, какими "ласковыми" эпитетами наградила бы меня возмущенная Ольга, взбреди мне в голову последовать заразительному примеру удачливого бизнесмена. Я так увлекся построением предположений, что даже не заметил, нырнувшего в кабинку Палыча.

– Улыбочку! – услышал я, недоуменно повернувшись в его сторону, был ослеплен яркой вспышкой.

– Цифровые технологии великая вещь, – поучительно сказал Сорокин, перехватив мой удивленный взгляд, – Ваши фотографии будут готовы через полчаса, а послезавтра вы уже получите на руки паспорт и билет. Ирэн передаст. Еще через сутки в известном вам порту будет ждать рыбацкое судно "Делиф", которое идет на М****. Ну, а дальше все будет зависеть от вас. Я же, как человек бизнеса, привык выполнять условия сделки: как только Судзуки позвонит мне и скажет, что меч у него, я тут же отпущу вашего пацана на все четыре стороны.

– Нет, все будет не совсем так. Вот телефон, вы позвоните по нему и скажете, где и когда вы передадите Дениса моим друзьям. Потом снова свяжетесь с Судзуки и, когда я услышу от своего доверенного лица, что мой сын в не опасности, только тогда…

– Неприемлемо, – ледяным голосом заявил Сорокин, – Все будет именно так, как я сказал. Вы не в том положении, чтобы диктовать мне условия!

Я, конечно, еще покочевряжился для вида, и через полчаса изобразив на лице мировую скорбь, согласился на условия, которые мне были, собственно говоря, до лампочки. Все равно договариваться я буду с Судзуки, но пусть Сорокин думает, что сломил меня, так будет проще ускользнуть от его недремлющего ока и погрузиться на "Камаз" дальнобойщика Никитича. Покидая гостеприимный ресторан, я едва ли не пел от радости: кажется, мне удалось отыграть себе два дня форы. За это время я надеялся уже добраться и до Витьки с Ольгой (живых, обязательно живых!), и до самурайского меча (чтоб его!). Когда якудза уже не смогут угрожать мне смертью жены и друга, я со спокойной совестью передам меч Судзуки и выручу сына. А потом еще и экстрасенса попытаюсь вытащить из… Черт его знает, откуда, но попытаюсь.

Вот такое громадье планов я успел настроить и, когда трудяга "ТУшка" оторвалась от шершавой взлетной полосы аэропорта "Домодедово", настроение у меня было самое, что ни на есть солнечное. Даже отвратительная сахалинская морось, из-за которой сразу захотелось отрастить себе жабры, не сумела до конца его испоганить. И только одна нерешенная проблема нет-нет, да и заставляла сердце изменить ритм: меньше чем за день я должен найти судно, на котором доберусь до М***. А для этого мне позарез нужен Звягинцев, найти которого я мог только в одном месте… В которое и отправился, отвалив таксисту свой трехдневный заработок.

УФО-центр встретил меня нестандартно: еще на подходе к его обитой жестью двери я уловил безутешные женские рыдания. Па-ба-ба-бам! Что тут произошло?! Толкнув дверь, я сразу же попал в судорожные объятья Валентины, спрятавшей мокрое от слез лицо у меня на груди. Сидящий на стуле Алекс (вива Фортуна!) и Степан Сергеевич имели вид не многим более радостный.

– Что?! Что у вас произошло? – выдохнул я, пытаясь подергиванием плечей согнать со спины устроивших гонки мурашек.

– Андрей! – выкрикнула Валентина, оторвавшись от моей груди, и бросилась в другую комнату, из которой спустя секунду рыдания донеслись с новой силой.

– Что с ним? – мой голос изменил обладателю, – Отвечайте, что с ним?!

– Врачи сказали, что он не выйдет из комы, – глядя в стену, сказал Звягинцев, – Завтра его отключат от дыхательного аппарата.

Холодно… Почему мне стало так холодно? Почему слова примерзли к губам? Андрея завтра не станет? Бред какой-то… Этого не может быть. Он не должен так поступать со мной! Слышишь, экстрасенс хренов, ты не имеешь права так поступить! Можешь помирать в другое время и в другом месте, только не теперь и не из-за меня. Я кинул быстрый взгляд на ссутулившегося Звягинцева, на бледного, только что вышедшего из больницы Семагина, и вздрогнул. Они знали. Знали, что Андрей разменял свою жизнь на мою память, и от их молчания, казалось, вот-вот рухнет наполовину съеденный грибком потолок, погребая под собой виновника, который, впрочем, и не будет слишком возражать. Нет, будет! Потому что у Андрея есть еще один шанс, один из многих тысяч, но есть. Это – я. Я должен попытаться вытащить своего ненаглядного гуру, чего бы это ни стоило! Значит нужно как можно скорее попасть к Андрею в палату, лечь на соседнюю койку, уколоться и забыться. Оставшегося ЛСД должно хватить даже на две попытки и… "И что станет с твоими близкими, если ты сам не выйдешь из комы, затерянный в мире, о котором имеешь самые смутные представления? – подал голос внутренний голос, – Не кажется ли тебе, что это не просто рискованно или безрассудно, это – безответственно. Что значит жизнь в сущности малознакомого человека, по сравнению с тремя по-настоящему дорогими для тебя жизнями?" И т. д. и т. п. Внутренний голос еще продолжал что-то бубнить в моей черепной коробке, а я уже излагал вмиг подобравшимся уфологам свой вариант операции по спасению "Рядового Райана". Беззастенчиво подслушивающая за дверью Валентина, даже не успев дослушать до конца, вбежала в комнату и снова пала мне на грудь, с целью окончательно превратить мою рубашку в огромный носовой платок.

Мне до сих пор не ясно, каким образом уфологам удалось убедить заведующую реанимационным отделением в необходимости проведения научного эксперимента мирового масштаба, для которого крайне важно присутствие в палате, где в настоящий момент находится пациент Дементьев А.Г., представителя Московского отделения международного центра по исследованию аномальных явлений и инфернальных зон Семенова И.В. Но не прошло и часа, как я, облаченный в белый стерильный халат, уже входил в реанимационную палату городской больницы, где в переплетении трубок и проводов лежал и самостоятельно не дышал Андрей, исхудавший и такой же белый, как отстиранная "Тайдом" простыня. Короче, зрелище не для слабонервных. Я осторожно опустился на стоящую рядом койку, не замечая, как меня трясет и подбрасывает. "Все у нас получиться, все получиться, все… – крутилось в голове "Чертово колесо" мыслей, – Я тебя вытащу. Обязательно вытащу! А потом поступлю с тобой так, как ты когда-то поступил с парнем, которого вызволил из астрального плена. То есть, морду набью! От души и со всей силы. Ишь, чего удумал, – помирать! А мне потом до скончания дней грех замаливать? Хренушки!"

Накрутив самому себе хвоста, я решительно улегся на койку, и начал закатывать рукав, подставляя вену под иглу шприца, которая лихо отплясывала ча-ча-ча в руках Валентины. Не промахнулась бы добровольная сестра милосердия, и так все вены мне подлые вражины истыкали. Но Валечка все-таки сумела взять в руки свои трясущиеся руки и ловко ввела мне в кровь аварийный пропуск в "тонкий" мир. А ведь я даже не знаю с чего надо начинать! Кажется, припертый к сейфу астральной службой безопасности экстрасенс говорил, что найти его можно будет по шнуру, который соединяет физическое тело с его астральным двойником. Если только это физическое тело еще не отдало Богу душу. Оборони царица небесная…

Я повернул голову, чтобы держать экстрасенса в поле зрения и сквозь затуманивающую сознание пелену начал внимательно зыркать в поисках пресловутого "шнура", не забывая при этом дышать так, как завещал великий и ужасный экстрасенс Андрюша. Долгое время мне казалось, что ничего не происходит, но потом… Потом все произошло настолько неожиданно, что я даже испугаться не успел. Вот только что мне был доступен для обзора лишь заострившийся Андрюхин профиль, а уже через секунду я получил возможность лицезреть его анфас, вопреки всякой логике ощущая себя парящим над койкой на высоте полутора метров над уровнем пола.

Привыкая к новым ощущениям, я изо всех сил старался не наделать глупостей, потому что на меня опять накатила вызванная наркотиком эйфория. В таком полупьяном состоянии не долго и контроль потерять; оборони, царица небесная. Где же этот проклятый шнур? Я завертел головой в поисках слабосветящегося призрачного тросика, но вместо запланированных нормальных движений у меня выходили почему-то уморительные кренделя. Я мотался над телом Андрея, как… э…, цветок в проруби, и все мои попытки зафиксироваться в пространстве проваливались с оглушающим треском. Так не пойдет! Раз уж я нахожусь в мире, где мысль творит, нужно срочно подыскать какой-нибудь образ, подходящий для человека, желающего попробовать себя в роли заправского летуна. Быть Икаром мне вовсе не улыбалось, – одна мысль о том, с каким потешным видом я буду махать воображаемыми крыльями, отбивала всякую охоту к освоению элементов высшего астрального пилотажа. Ведьмино помело также было с пренебрежением отвергнуто, за ним последовали разного рода воздушные шары (из-за непрочности), реактивные дюзы индивидуального пользования (из-за слишком большой скорости) и прочие достижения научной и антинаучной фантастики. Тут неожиданно в моем подсознании всплыл образ, с которым я мог хотя бы отдаленно себя ассоциировать – образ в меру упитанного мужчины в самом расцвете сил.

Клянусь, я ничего особенного не делал, только подумал, и в тот же миг… Нет, я не нащупал у себя на животе кнопку с надписью "пуск" на шведском языке, и, вывернув шею с риском заработать себе жуткий хандроз, не увидел за спиной описывающие окружность лопасти маленького пропеллера, но мое "броуновское движение" постепенно упорядочилось и приобрело осмысленность. Потратив еще несколько минут на освоение нового способа передвижения, я постарался сосредоточиться на поисках шнура, и сразу же обнаружил его, практически не отходя от кассы, то есть от экстрасенса. Мне оставалось только двинуться вдоль этой путеводной нити и внимательно глазеть по сторонам, во избежание незапланированных встреч с теми представителями местной фауны, которые захотят помешать мне исполнить задуманное.

Время шло, я летел сквозь странные, очень странные миры, придерживаясь рукой за шнур, и ощущал под пальцами его нервную нетерпеливую пульсацию. Держись, Андрей, потерпи еще немного. Я скоро, я быстро. Да куда ж тебя в ссылку отправили!? Не иначе, как к черту на кулички. И выругавшись в полголоса, я удвоил скорость. Потом утроил. А потом передо мной возник какой-то обрыв в центре которого, отчетливо просматривалась небольшая пещера, вход в которую был забран частыми прутьями, очень смахивающими на обычные металлические. Приглядевшись, я заметил, что светящийся шнур уходил вглубь пещеры, аккурат между пятым и шестым прутом. Ну, все. Слезай – приехали! Подлетев вплотную к решетке, я, лишь немного повысив голос из соображения повышенной конспирации, позвал:

– Андрей! Ты здесь?

Ответом мне была безучастная тишина. Не желая признать свое поражение, я еще раз внимательно оглядел окрестности и, послав к черту всякую осторожность, что есть сил рявкнул:

– Андрей, мать твою …! Где ты, экстрасенс хренов?!

В глубине пещеры мне почудилось какое-то движение, и вскоре я с облегчением углядел в растревоженном мраке, приближающуюся знакомую фигуру.

– Игорь! Точно, Игорь! Чтоб мне на третий глаз ослепнуть! – радостно возопил экстрасенс Андрюша, и, протиснув руки сквозь решетку, принялся без зазрения совести ощупывать меня, как скряга чулок с деньгами – с превеликим душевным трепетом. Даже я на какой-то момент расчувствовался.

– Ну, ты даешь, рыцарь джедай! – продолжал он, стиснув мою руку, – Честно говоря, не ждал. Зелен ты еще для таких прогулок. Однако же, вот он Игорь Семенов, парит передо мной и скалится, как ни в чем не бывало. Ну-ка, колись! Каким способом из тела выходил? Кто помогал? И почему…

– Долгая история, – прервал я вспыхнувшего профессиональным интересом экстрасенса, продолжая беспокойно оглядываться. Ну, не могли здесь охраны не поставить. Или могли? – Говори лучше, как тебя отсюда вытаскивать?

– Ты считаешь, что сейчас самое время? – почему-то уставившись в пол, пробормотал Андрей.

– Вот именно – самое время! – зарычал я, возмущенный его неадекватной реакцией на приход спасителя, – Там твое тело уже от дыхательного аппарата собираются отключать. Или я сейчас тебя вытащу, или…

– Послушай, Игорь, – Андрей принялся сверлить меня глазами, – Первое "или", нравится мне гораздо больше, чем второе, но… Понимаешь, у тебя еще недостаточно сил, чтобы тягаться со здешним ВОХРом… Вообще-то мне не так уж плохо тут. А когда мое тело… умрет, так вообще хорошо станет, и…

– И, заткнись, пожалуйста, сделай милость! – моему возмущению не было предела, – Я пришел, чтобы вытащить тебя, и я тебя вытащу!!! Потом можешь возвращаться сюда, в так полюбившуюся тебе камеру, можешь просто руки на себя наложить… Короче, многое можешь! Но это потом, и без меня. А сейчас хотя бы не мешай, если уж помогать не желаешь!

И я так дернул ближайший прут, что руки чуть из плечей не вывернулись. Глухо. С тем же успехом можно было попытаться вырвать у думских депутатов отказ от права на неприкосновенность. Андрей осуждающе покачал головой, и, вдруг изменившись в лице, что есть мочи гаркнул:

– Сзади!!!

Я обернулся мгновенно, но даже этого короткого мига хватило, чтобы встревоженное судьбой своего владельца подсознание успело облечь меня в переливающуюся всеми цветами радуги кольчугу, и втиснуть в мою руку тяжеленный меч. Но ожидания увидеть перед собой памятных по прошлому посещению астрала человекоподобных секьюрити не оправдались; вместо них на меня надвигался ровный строй созданий, весьма смахивающих на искусственно выведенный гибрид динозавра и крокодила. Вот только размер местных сторожей слегка подкачал, но свой малый рост (от горшка два вершка) они с успехом компенсировали количеством, возможностью парить не хуже меня в астральном "воздухе" и интеллектом вполне сравнимым с человеческим.

За считанные секунды эти милые тварюшки облепили меня со всех сторон, и попытались добраться до живого тела, опробовав своими мелкими и острыми зубами крепость кольчуги в самых разнообразных местах. Пришлось особо тщательно защищать лицо, не прикрытое ничем, кроме узкого переносья шлема. Меч мой не бездействовал, но, сметая десятки противников, он всего лишь освобождал оперативный простор для других желающих избавиться от незваного гостя. Прошло еще несколько минут и даже ежу стало понятно, что надолго меня все равно не хватит. Численный перевес был настолько велик, что и мои фехтовальные навыки, и вполне приличная броня сумеют всего лишь оттянуть закономерную развязку. Оборони, царица небесная!

И тут мне в голову пришла одна очень интересная мысль (надо сказать весьма вовремя). Попробуем еще раз воспользоваться принципом мыслеобразов. Представив себе, как под кольчугой мое тело одевает прослойка из выдуманного мной же абсолютного диэлектрика, я, подождав немного для верности, мысленным усилием пропустил по металлу своей брони ток напряжением в сотни тысяч вольт. И тут же живой шевелящийся ковер, облепивший меня с головы до ног, разлетелся на куски, засыпав сотнями маленьких телец видневшуюся далеко внизу чахлую травку.

Остальные особи, не принимавшие участия в битве по причине отсутствия на мне свободного от их товарищей места, в соответствии со своим высоким интеллектом внимательно уставились на меня бусинами любопытных и, казалось, абсолютно не враждебных глаз, а потом, словно солдаты на параде, развернувшись на сто восемьдесят градусов, стройными шеренгами двинулись в противоположном от меня направлении. И вскоре уже ничего, кроме моих трясущихся от усталости рук, не напоминало о произошедшем инциденте.

– Ну, ты, блин, даешь! – радостно возопил экстрасенс Андрюша, – Вот что значит научноподкованное мышление! Да тебе никакой рыцарь джедай и в подметки не годится!

Я не стал отвечать. Вызванный усилием воли электрический разряд, лишил меня изрядной толики сил, и тратить оставшуюся ее часть на разговоры хотелось меньше всего. Но последние слова Андрея навели еще на одну интересную мысль. Я вплотную подошел к прутьям решетки, и, на секунду прикрыв глаза, попытался заменить обычный стальной клинок, который до сих пор крепко стискивали мои руки, на плазменный меч рыцарей джедаев из "Звездных войн" – лучшего фантастического фильма всех времен и народов.

Открывшиеся глаза подтвердили, что мои ментальные усилия привели к желаемому результату. Вот только чувствовать я себя стал из рук вон плохо. И тут до меня дошло, что любое мысленное воздействие в тонком мире обеспечивается моей личной энергией. Нд-а. Весьма своевременное открытие! Боюсь, что еще одно такое же по мощи преобразование может стать для меня последним. В том смысле, что после него я могу утратить даже способность к левитации. Придется тащиться назад пешком. Но мысли мыслями, а руки уже довершили замах, и через несколько секунд в решетке зияла вполне габаритная прореха, вырубленная моим джедаевским мечом.

– Опять пожаловали, – сообщил из под моей подмышки экстрасенс Андрюша, которого я тащил как куль с мукой по причине его абсолютной неспособности к самостоятельному передвижению, тыча пальцем в сгустившийся чуть впереди и справа туман, подсвеченный синими зарницами. Я уж было приготовился к отражению очередного нападения, но тут туман рассеялся, открыв нашим взорам незабвенных "людей в черном". Они внимательно наблюдали за нашим побегом, но никаких попыток воспрепятствовать не предпринимали. Только один из "тройки", вероятно, самый молодой и эмоциональный, вполне по-человечески покачал головой и покрутил пальцем у виска. Да, знаю, знаю, я, что совершаю очередную глупость, которая в будущем еще неоднократно мне икнется, но без совершения этой самой глупости не видать мне не покоя, как обратной стороны Луны.

Когда сгустившийся снова туман скрыл от нас Властителей кармы, мы были уже на приличном расстоянии от астральной тюрьмы. Слава богу, кажется, больше опасаться нечего. Сейчас мы быстренько доберемся до палаты, а там… А что делать там я понятия не имел. Не впихивать же душу в тело насильно!

– Можно и насильно, – усмехнулся в ответ на мой тревожный вопрос Андрей, – Прямо как в переполненный чемодан запихиваешь. И ногой придавливаешь.

Я не мог заглянуть в его лицо, дабы удостовериться, что высказанное было шуткой, и потому помахал перед его лицом сжатыми в кулак пальцами свободной от ноши руки.

– А что это у тебя с рукой? – хмуро спросил экстрасенс, безуспешно пытаясь ухватить мое запястье, – Какая-то чертовщина мне мерещится. Никогда раньше такого не видел…

– И не увидишь, – буркнул я, убирая руку от греха подальше, вдруг у него от сидения за решеткой не все в порядке с головой, – Лучше объясни, почему мы с каждым километром теряем скорость. Уже почти как черепахи плетемся, если только черепахи умеют летать…

– Потому что ты выдыхаешься, – в голосе Андрея слышалось ледяное спокойствие, но оно было не в силах меня обмануть. Именно это безразличие лучше всех отчаянных воплей подсказало мне, что наше дело – труба, причем канализационная. Я не чувствовал усталости в обычном смысле слова: пот не катил с меня градом, не разрывались легкие от надсадного дыхания, не колотилось ошалевшее от нагрузок сердце. Просто сначала из моей руки исчез меч, потом растворилась сахаром в чае кольчуга, а все движения замедлились, создавая ощущение, что мы путешествуем в жидкой среде, которая с каждой минутой густеет, как засыхающая смола. Того и гляди, застынем мошками в янтаре.

– Смотри, – вдруг оживился экстрасенс, указывая на замаячившую спереди туманную стену, – Пересечем ее – вернемся.

Когда до стены оставалось не многим более пятисот метров, наш полет неожиданно закончился. Мы, не упали, а плавно спланировали на каменистую ровную площадку, изредка оживляемую какими-то колючими растениями. "Ну, что ж, могло быть и хуже, – философски рассудил я, взваливая Андрея на плечо, – Полкилометра я и пешком одолею, не в первый раз и, дай бог, не в последний". Но уже через двести метров мне стало ясно, что так капитально я не ошибался со времен скоропалительного вступления в брак. Каждый шаг теперь требовал неимоверных усилий. И застучало сердце, и пот насквозь промочил рубашку, и легким тоже пришлось туго. Триста метров. Осталось меньше половины, но я не в состоянии был сделать больше ни единого шага. Нужно отдохнуть. Мне обязательно нужно сесть и хотя бы немного отдохнуть! Вот сейчас Андрея со спины сгружу, присяду на этот кстати подвернувшийся валун, и…

– Нельзя останавливаться, – очень тихо произнес Андрей, – Пока ты находишься в астрале, то постоянно теряешь энергию, вне зависимости от того идешь, сидишь, или выделываешь фигуры высшего пилотажа. В одних зонах отток энергии почти незаметен, в других – невероятно силен. Там, откуда ты меня вытащил, тебя обобрали как липку, потому, что я "отбывал срок" в преддверии мира мертвых. А уж они энергию качают, как американцы нефть из Ирака, – до последней капли. Потому-то я и не люблю к покойничкам соваться без суперкрайней необходимости. После таких прогулок по три дня пластом отлеживаюсь. Так что, ты иди, Игорь. Знаю, каково тебе сейчас, но это наш единственный шанс. Обидно будет …

Он не окончил фразы, но я и не нуждался в продолжении. Н-да, действительно: обидно будет сдохнуть в нескольких метрах от цели. И я, преодолевая волнами накатывающую усталость, сделал очередной шаг. А потом еще один… И еще… Когда до волнующейся под легким ветерком стены белесого тумана оставалось не больше нескольких десятков метров мои ноги подкосились и мы с Андреем рухнули на мелкие острые камни.

– Знаешь, Игорь, – экстрасенс придвинулся ко мне и вкрадчиво начал развивать свою концепцию, – По-моему, пора реально взглянуть на создавшуюся ситуацию. Ты не вытащишь меня и сам навсегда останешься здесь, так что, как ни крути, а придется тебе меня бросить. Молчи! Дай мне закончить. Ты почти спас меня… Никому, поверь моему опыту, никому не удалось бы сделать большего. Это выше человеческих сил. Лучше, вместо того, чтобы меня материть, о жене подумай, о сыне. Ползи и думай. Даже без дополнительного груза, в виде меня, тебе придется ой как нелегко. И шансов выбраться отсюда у тебя будет примерно пятьдесят на пятьдесят. Э-э-э, ты что делаешь?! А ну положь меня, где взял! Я кому говорю! Ой, да больно же!

– Заткнись, или добавлю! – выдохнул я, подтягивая к животу колено, чтобы разогнув его, еще на несколько сантиметров приблизиться к цели.

Я дополз. Милосердная память не сохранила в полном объеме эти последние метры, что меня очень обрадовало: не слишком приятно вспоминать такие эпизоды, если, конечно, ты не мазохист. Белый туман поглотил нас, заткнув уши ватной тишиной, а через секунду я уже удовлетворенно смотрел на открывшего глаза экстрасенса Андрюшу. Н-да, кажется, с обещанием набить ему физиономию, я погорячился, – шатание по астралу дорого мне обошлось. Только спустя два часа я, охая и матерясь, сумел подняться с койки, на которой чуть-чуть не остался навсегда. Оборони, царица небесная!

Я сидел в гордом одиночестве на уфологической кухне и нетерпеливо барабанил пальцами по толстенной книге с портретами инопланетян всех видов и мастей в ожидании запропастившегося Алекса, и увязавшегося за ним враз повеселевшего Степана Сергеевича. Валентина осталась в палате ухаживать за Андреем, для которого длительное пребывание в коме тоже даром не прошло. Когда я, выжатый как лимон, покидал реанимационное отделение, он мог лишь стрелять глазами в суетившихся над ним молоденьких медсестричек. Даже дышать самостоятельно ему удавалось через два раза на третий, и потому от дыхательного аппарата его так и не отключили. Однако, завотделением, подозрительно на меня поглядывая, сообщила, что это в порядке вещей и через пару недель, Андрей придет в относительную норму. Отличная новость! Правда, неизвестно, когда в относительную норму приду я. Все тело у меня ломило как при гриппе, в ушах стучали молодые духом кузнецы, а на то, чтобы налить воду в чайник уходило в три раза больше времени. Н-да, трудновато мне будет в таком состоянии провернуть задуманное. Но придется рискнуть, потому что все пути к отступлению перекрыл заградотряд из упрямства, гордости и жгучего желания надрать задницу коварным японским супостатам со товарищи.

Когда я уже в пятый раз поднялся, чтобы включить безнадежно остывший чайник, оглушительно заскрипевшая дверь, пропустила в УФО-центр сияющего, как начищенный самовар Звягинцева.

– Собирайся, поехали! – выпалил он прямо с порога, – СРТМ выйдет сегодня ночью, а завтра на рассвете ты уже будешь на месте. Они тебя на лодке переправят в ту самую бухту, где мы лагерь разбили. Так, что, давай чаёк на посошок примем, и милости прошу в "Делику".

– Сам повезешь в порт? – спросил я, прилагая немалые усилия, чтобы не промахнуться струей кипятка мимо чашки. Еще не хватало собственноручно обварить ноги!

– Сам повезу. И с капитаном тебя сведу. Да не дергайся ты! Все будет тип-топ…

– Хочется верить.

– А может, передумаешь? – спросил Алекс, всем своим видом пытаясь показать, до какой лампочки ему этот вопрос.

– Нет. И брось на меня давить! Я тебе всего не сказал, но поверь, что этот выход – единственный. И если все пройдет гладко – самый безопасный. В ближайшие два дня меня там не ждут, так что…

– Да, понял я, понял. Можешь не повторять. Жаль, пистолет тебе достать не сумел. Ну, да не страшно, там ведь ружья наши остались. Если их только японцы не утащили…

– Вряд ли.

– И я так думаю. Ну, что, по коням?

– По коням.

И мы, не теряя времени на мытье чашек, покинули гостеприимные уфологические стены, чтобы через несколько часов, вдохнуть ни с чем не сравнимый воздух побережья.

Утро выдалось препаршивейшее, но именно о таком я молил Господа бога всю ночь. Клочковатый туман пополам с моросью делал окружающий пейзаж доступным для обзора в радиусе пятидесяти метров и сноровисто глушил все звуки, как когда-то Москва "Голос Америки". Лодка заскребла днищем по гальке и я, выпрыгнув в холодную воду, только зубами скрипнул. Прощально-благодарящий жест исчезающим в тумане рыбакам, и я остался один одинешенек на морском берегу, где только надрывные крики чаек, оповещали, что на белом свете кроме меня есть еще живые и страдающие души. Ну, вот и все. Аллес. Обратной дороги, как водится, нет. Теперь только вперед. Что я и сделал, направив свои стопы к прятавшейся за туманом палатке.

Первым чувством, родившимся из невозможности отыскать брезентовое пристанище туриста, была досада на перепутавших все и вся рыбаков. Но когда мне удалось отыскать неопровержимые следы нашего пребывания именно в этой бухте, досада сменилась нехорошим холодком, поднявшим волосы у меня на затылке. Ну, конечно, как же я сразу не догадался: пограничники наведывались в наш лагерь не раз, прежде чем поняли, что что-то нечисто. Потом они, наверное, оставили тут дозор, который прождав нашего возращения как минимум сутки, сделал единственный правдоподобный вывод: представители экологической экспедиции уже пишут свой отчет о командировке в райских кущах под диктовку херувимов и серафимов. И забрали все вещи для передачи… черт знает кому. Главное, что этим они напрочь лишили меня возможности разжиться хоть гладкоствольным, но все же оружием.

Немного постояв над черневшим в промозглой серости кострищем, я вздохнул и двинулся вдоль кромки моря, отгоняя нехорошие предчувствия, пикировавшие на меня голодными воронами на падаль. "Все будет хорошо, – твердил я про себя, отдавая дань позитивному мышлению, – Меня не ждут сегодня. И, значит, не помешают. А когда я вытащу на белый свет эту сладкую парочку – Витьку с Ольгой, то обязательно найду способ перемолвиться с Судзуки парой ласковых. Пусть забирает свою самурайскую железяку и возвращает мне сына". О том, что моя тайная лазейка могла уже перестать существовать, заваленная во время последнего землетрясения, я старался не думать. Боялся. Сглазить боялся. Не зря же Витька утверждал, что я глазливый. Утверждал… До меня не сразу дошло, что я употребил это слово в прошедшем времени. Тьфу-тьфу-тьфу, чтоб меня… Проклятая оговорка испортила и без того хмурое, подстать утру настроение.

Я издали узнал эту осыпь – именно здесь увесистый камешек, врезавшийся в затылок, переместил меня на черную полосу жизни, которую мне до сих пор не удается пересечь. Ничего, не долго уже осталось: только взобраться по осыпи, минут десять посбивать ноги о совершенно не приспособленные для ходьбы нагромождения каменных обломков и постараться отыскать проход в пещеру. К сожалению, на преодоление попадавшихся на моем пути препятствий пришлось затратить несколько больше времени, чем планировалось. Кроссовки постоянно срывались со сходящихся острыми гранями скал, а голова вертелась из стороны в сторону, как локатор, фиксируя любое подозрительное движение. Слава богу, безрезультатно.

К большому валуну, у подножия которого мне удалось выбраться на поверхность из каменного плена, я буквально подбежал, преодолев несколькими прыжками десять оставшихся метров. И замер, сжав побелевшие от напряжения кулаки – входного отверстия больше не существовало. Вместо черного провала – нагромождение больших и малых камней, гранитное надгробие над могилой. Ноги мои подогнулись, а руки бессильно упали, стиснув пальцами колени, взвывшие от соприкосновения с острыми обломками. Бесполезно. Напрасно. Бессмысленно. Зря. Все мои жалкие потуги – зря. Теперь можно уже никуда не уходить, поджидая разъяренных потерей меча якудза, или холодно-вежливого Судзуки. Пусть делают со мной что хотят, все равно я…

Мысль оборвалась, как старая заезженная кинопленка, потому что через радужные капли, задержавшиеся на ресницах, мои ставшие в последнее время ненормальными глаза вдруг увидели, как наваленные грудой камни становятся прозрачными, открывая мне картину, от которой сердце чуть не выскочило из груди от радости. Вход не завален! Нет, он, конечно, завален, но только снаружи. Сама каменная горловина и пещерка под ней свободны! Нужно только вообразить себя бульдозером и, немного попотев, освободить вход (или выход) от каменного крошева.

Через полчаса, мои содранные в кровь руки уже не чувствовали боли, а когда я последним усилием отвалил два здоровенных камня, перекрывавших вход, то едва успел перехватить рванувшийся из горла торжествующий крик. Цыц, зараза! Назад, я сказал. Нам сейчас победные кличи ни к чему, и так провозились до безобразия долго. Того и гляди, кто-нибудь в гости пожалует: моя фортуна вполне способна отколоть такой номер. И потому я, не тратя драгоценных секунд, ужом скользнул в отрытую лазейку, чтобы через секунду чувствительно приземлиться в маленькой пещерке, из которой сужающийся карниз приведет меня прямо к мечу, а после туда, где ждут не дождутся избавления жена и друг. Вот только не знаю теперь: чья жена и чей друг?

Дальновидно прихваченный фонарь вырывал из слегка потревоженного пасмурным светом сумрака, змеящиеся трещины, которых раньше тут и в помине не наблюдалось. Видимо, землетрясение основательно потрудилось над этим участком земной коры; не хотел бы я оказаться здесь, когда земля корчится в пляске святого Витта. Карниз кое-где осыпался, так, что двигаться приходилось крайне осторожно. Метнувшийся по стене луч осветил приметную щель, которая хранила в себе все эти долгие-долгие дни мое стальное проклятие. "Чтоб тебя в домне переплавили!", – мысленно обратился я к мечу, рукоять которого вопреки моим собственным словам любовно сжали окровавленные пальцы. Пристроив драгоценный клинок под мышкой и, пройдя еще совсем немного, я услышал тихий плеск. Пришла пора опять заняться дайвингом. Н-да, звучит ничуть не хуже, чем "заняться сексом", тем более, что последствия этих занятий могут быть одинаково непредсказуемы.

Я быстро разделся, с отвращением глядя на черную воду, взволновано что-то шепчущую мне на своем вечно меняющемся языке, и, вдохнув поглубже, скользнул вниз. Холод обжег тело не хуже кипятка, но у меня были дела поважнее, нежели лязгать зубами: опустившись почти на самое дно, я с немалым душевным трепетом заметил, что трещина, ведущая в основную расщелину стала гораздо уже.

Обдирая бока о сошедшиеся слишком близко стены, я упрямо продирался вперед, выигрывая сантиметр за сантиметром, и вскоре мог вздохнуть спокойно, (если только можно проделать такой фокус под водой) – центральная расщелина была завалена только в части, ведущей к морю. Проход в пещеру был свободен! Я рванулся, что есть силы и, меньше чем через 2 минуты, взобрался на ровно стесанный пол японского схрона. Я не стал включать фонарь, позволив глазам привыкнуть к царившему здесь полумраку. И кричать не стал тоже, потому что знал, всем своим существом чувствовал, где мне нужно искать двух самых близких людей. Там, мне суждено найти их там, где, вырываясь из маленького отверстия, отвесно падающий луч света дает хоть какую-то надежду на невозможное.

И опять мне холодит ступни шершавый камень, и опять рассеянный свет сменяется мраком тоннеля, и опять… Господи, ну, почему я всегда появляюсь так не вовремя?! Почему я опять вижу, как они целуются?!! Только на этот раз, верх и низ поменялись местами: теперь уже Ольга, наклонившись над лежащим Витькой, самозабвенно целует моего друга в губы! Н-да, в более дурацкую ситуацию мне еще ни разу не доводилось влипать, причем обеими ногами и сразу по пояс. На секунду я замер, а потом, весело помахивая самурайским мечом, стал приближаться к сладкой парочке.

– Привет! Как поживаете? Не надоели вам случайно эти пятизвездочные апартаменты? – как ни в чем не бывало, осведомился я, дождавшись, когда поцелуй прервался.

Ольга вздрогнула и, обернувшись в мою сторону, захлопала глазами так, словно собиралась использовать ресницы в качестве веера. А Витька, даже один глаз открыть поленился, только щекой дернул. Н-да, хорошо же здесь встречают избавителя!

– Ну, хоть "здасьте", скажите, что ли! – приближаясь, продолжал я, все еще выбитый из колеи их реакцией на мое эффектное появление, – Давно ведь не виделись!

Тут Ольга, прекратив гонять воздух ресницами, на мгновение замерла, а потом… Нет, она не заплакала, ее глаза остались сухими как пустыня Гоби, только тело затряслось в беззвучных рыданиях. И тут, наконец, все стало на свои места: какой еще можно было ждать реакции от тех, кто уже простился с жизнью, сидя на электрическом стуле, когда им объявили, что электричество в тюрьме отключено за неуплату. И принес эту благую весть призрак казненного намедни сокамерника – я, то есть.

Покрыть разделяющее нас с Ольгой расстояние, и упасть рядом с ней на колени, было для меня делом нескольких секунд. Я молча гладил вздрагивающие плечи жены, попутно отмечая, что, несмотря на промозглый холод она почему-то в одном купальнике. А Витька в одних плавках. Закаляются, как сталь? Не похоже. Может, поплавать собрались? Или я попал к началу любовной игры?

– Да, не молчи ты, Ольга! – не выдержал я, – Словечко хоть скажи! У вас все в порядке?

– Да… – хрип, вылетевший из ее горла, мало напоминал человеческую речь, и у меня мурашки побежали по спине, когда я догадался, что стало тому причиной, – Все в порядке… только пить очень… хочется… Дневную норму мы уже выпили, а новой порции из одежды пока не выжмешь.

Она кивнула на незамеченные мной шорты с футболками, сваленные в кучу под отверстием, через которое на одежду редкими каплями стекала вода.

Я прикрыл глаза, чтобы даже стены и сваленные в беспорядке ящики (должно быть последствия землетрясения) не увидели, вскипевшего во мне стыда пополам с болью. Как я мог не разглядеть этого раньше! Ведь Витька обессилил настолько, что глаз не в состоянии открыть, а у Ольги воды в организме не хватает даже на слезы, до которых в обычной жизни она большая охотница. "Только не раскисать! – рявкнул я про себя, – Тебе еще нужно их отсюда вытащить. Время для соплей с сахаром наступит потом."

– Все, Оль! Уже все кончилось. Сейчас я заберу вас отсюда, – пробормотал я, даже отдаленно не представляя, как нам удастся протащить Витьку под водой, и главное запихнуть такого амбала в щель, через которую мне удалось продраться, только оставив изрядное количество кожи на ее стенах, – Там под водой – выход. Восьмая щель с правой стороны.

Ольга перестала трястись и кивнула. Я выпустил ее и, отстранив на вытянутые руки, начал придирчиво разглядывать, но успел отсканировать только до уровня талии, как вдруг позади меня из тоннеля, а точнее из пещеры с видом на море, отчетливо послышался подозрительный шум.

– Подожди, я сейчас, – как можно спокойнее произнес я, ободряюще улыбнувшись супруге, – Сиди здесь и не ходи за мной. Это – приказ. Если не нашего главнокомандующего, то хотя бы мужа.

И быстро поднявшись, я двинулся туда, откуда пришел, полный самых мрачных предчувствий: ну, не полагалось тут обретаться никаким звукам, кроме наших приглушенных голосов.

Крадучись продвигаясь вдоль стены тоннеля, я старался сделать шаги неразличимыми, чему прекрасно способствовало отсутствие обуви. Но вот тоннель закончился, и мне оставалось только, вжавшись в стену, несколько минут буравить взглядом каждый доступный обзору закуток. Ничего. Значит, показалось? Нет, не может быть: звук был слишком отчетлив. Пожалуй, нужно проверить вон то нагромождение ящиков, что-то не нравятся мне их многозначительное молчание. И, перехватив меч обеими руками, я осторожно двинулся вперед.

Он дал мне достаточно времени, чтобы удалиться от спасительного тоннеля на значительное расстояние, прежде чем вышел из-за ближайшего штабеля и направил на меня пистолет. Теперь я был лишен даже самой призрачной возможности скрыться в темноте прежде, чем меня настигнет его пуля.

– Доброе утро, Семенов-сан, – голос Судзуки, напоминал мурлыканье сытого кота, заигрывающего с пойманной мышью, – Что же вы не навестили меня, прежде чем отправились выручать ваших друзей? Не хорошо. А ведь я столько сделал для сохранения вашей жизни и возвращения памяти…

Я молчал, уже по десятому разу прокручивая все возможные варианты поведения, но ничего воодушевляющего придумать так и не смог. Вместо этого в голове крутилась только одна мысль: как он узнал? Как он мог узнать, что я появлюсь здесь за двое суток до оговоренного срока, ведь мы с Макаровым, кажется, все предусмотрели…

– Вас удивляет мое неожиданное появление? – усмехнулся Судзуки, – Все очень просто: у господина Сорокина, прекрасные осведомители, так, что я уже с ночи поджидал вас неподалеку отсюда. Неужели вы действительно считали, что сумеете переиграть нас?

Он говорил, что-то еще, но я не слышал, оглушенный взорвавшей мозг догадкой: Макаров! Только он знал все о моих намерениях, только он… Даже на прослушивающее устройство я не мог списать свой оглушительный провал, потому что обсуждался этот план не на моей кухне, и не в машине Ирэн, а в его кабинете, украшенном тисненой золотом табличкой. Да, сколько можно меня предавать! Кажется, уже все, кто был мне близок и дорог, поспешили отметиться в очереди за тридцатью серебряниками. Наверное, именно в этот момент – момент достижения пика душевных мук – меч в моих руках угрожающе качнулся.

– Без глупостей, – прицелился Суздзуки, – Не делайте резких движений, уважаемый Семенов-сан. Неужели вы забыли, что жизнь вашего сына в моих руках?

– К чему весь этот сыр бор? – усмехнулся я, и очень медленно двинулся в сторону и вперед, заставляя японца также медленно отступать, – Вы уже сто раз могли меня пристрелить и без проблем забрать, то, ради чего проделали такой рискованный путь по земным недрам, что в вашем возрасте, согласитесь затруднительно. Так почему я еще жив? Вы не похожи на злодея высосанного из пальца боевика, который прежде чем пришить главного героя, читает ему лекцию по капиталистической политэкономии! Может быть, дело в начинающемся старческом маразме? Кажется, с возрастом желание поговорить превращается в навязчивую идею…

– Не совсем так, Семенов-сан, – хмыкнул Судзуки, отступая, пока в нескольких сантиметрах от его ног не заплескалась вода, – Вы нужны мне живым для выполнения одного простого плана. Дело в том, что в последнее время, мои наниматели стали что-то подозревать. Один раз я даже заметил слежку… А после, того, как сегодня они проспят до обеда, с меня уже глаз не спустят. Так, что выполнить свою миссию я смогу только, если якудза будут считать, будто меч для них безвозвратно потерян. Вот тут-то и пригодитесь вы! Я выберу нужный момент и покажу им, как вернувшийся раньше времени коварный похититель бежит вдоль берега, с украденным мечом (якобы подлинным), в тщетной надежде достичь маяка, прежде чем его настигнет пуля. А потом, видя свое безвыходное положение, в отчаянии швыряет его в одну из узких и глубоких трещин. Расстроенные якудза больше и не взглянут в мою сторону, а я тем временем сумею переправить настоящий меч в Японию. Поверьте, мне не нравиться убивать, и потому я даю вам шанс на спасение.

– Какой же это шанс?! – возмутился я, – Это самое настоящее убийство. Не думаю, что расстроенные якудза промахнутся по такой мишени, как коварный похититель национального достояния. Так что моя жизнь будет на вашей совести, а вместе с ней жизни двух человек, которые сейчас находятся в соседней пещере, плюс жизнь моего сына.

– Не думаю, что отягощу свою совесть настолько. Я слышал, как вы только что указали вашей жене путь к спасению. А ваш сын… Я сдержу обещание: как только меч отправиться в Японию, вашего сына сразу же отпустят. Что же касается вас… Есть одно известное русское средство, недоступное другим нациям – "непобедимый русский "авось", так, кажется? Значит, у вас всегда остается надежда, на то, что случится невероятное…

И тут, словно в подтверждение его высокопарных рассуждениях об "очевидном-невероятном" я увидел, как позади Судзуки из воды появились две крепкие руки и, ухватив переводчика за щиколотки сильно дернули, вырывая почву из под ног. Дальше события понеслись, как подвыпившие гуляки за последним автобусом. Падая, Судзуки сумел изогнуться и выпустить пару пуль в появившуюся над водой голову одного из якудза. Стало быть, опять не поддались его чарам ушлые мафиози и выследили его точно также, как и он меня. Теперь знатоку русских крылатых фраз, поневоле придется задуматься насчет нежелательных последствий выкапывания ям на пути ближнего.

Когда я добежал до места схватки, Судзуки уже скрылся с глаз, утянутый под воду все еще сопротивляющимся противником. Видно было чертовски плохо, но по возмущенной водной глади мне удалось определить, что единоборство продолжается и в глубине. Однако, долго вглядываться в черную толщу воды мне не дали. Справа от меня, метрах в пяти появилась голова еще одного якудза, который сноровисто начал выбираться на берег. Па-ба-ба-бам. Высоко подняв меч я бросился к нему, так до конца и не решив: сумею ли отрубить голову безоружному. Но безоружный не стал дожидаться моего решения, и как только расстояние между нами сократилось до одного прыжка, снова бухнулся в воду, обдав меня фонтаном соленых брызг. Я чуть было не сиганул следом, но опомнился. Во время моего заплыва, другие якудза вполне могут выбраться на берег и… И вот вам, пожалуйста! У противоположной стены из воды на берег уже выбирались три едва различимые фигуры.

Обругав себя самыми последними словами, я бросился туда, прекрасно понимая, что нельзя их пропустить в тоннель, за которым остались совершенно беспомощные Ольга с Витькой. И очень удивился, когда три безоружных человека (видимо пистолет на всю компанию был только один) не бросились прочь от несущегося на них мужика с мечом, а наоборот, скоренько побежали в моем направлении. Ну, или почти в моем. Увы, память включилась слишком поздно, мне оставалось преодолеть не больше десятка метров, чтобы, наконец, проверить на практике превозносимые до небес характеристики самурайских мечей, когда… Когда японцы дружно нагнулись, а потом также дружно разогнулись, в корне поменяв расстановку сил. Три катаны, подобранные ими возле когда-то развороченного мною ящика рассекли воздух со злорадным свистом. Н-да, один против троих – не самое выгодное положение! И я, резко вдарив по тормозам, едва успел развернуться, чтобы броситься к тоннелю, который из-за своей узости даст мне возможность сражаться сразу хотя бы только с двумя противниками.

Я успел пробежать по нему несколько метров, прежде чем счел позицию приемлемой и, остановившись, круто развернулся навстречу холодной стали клинков. Не знаю, кто учил этих якудза искусству владения мечом, но делал он это на совесть. Я выкладывался до конца, парируя сыпавшиеся с двух сторон коварные удары, и всей моей ловкости едва хватало на то, чтобы сохранить в целости свою итак уже значительно подпорченную шкуру. И все-таки мне удалось зацепить одного, но зацепить так удачно, что он сполз по стене и больше уже не поднялся. Увы, радость моя была недолгой – на его место тут же заступил еще один желающий поскорее спровадить меня в царство теней.

В перерывах между нанесением и отражением различных "татэ-гири", "кэса-гири", "гияку кэса-гири" и прочих "цуки", я подумал о мудром старике Эйнштейне, сумевшем вдолбить в сознание человечества принцип относительности. Мне казалось, что наша схватка длиться минимум вечность, хотя на самом деле не прошло и трех минут с тех пор, как мы начали выяснение отношений. Три минуты, какая ерунда! Да только руки уже движутся не так быстро, и каждый удар отзывается болью в еще не до конца восстановившемся теле. Ну, что ж, попробуем вплести в этот смертельный танец, кое какие коленца из моего старого, о-о-очень старого багажа. И я, на миг ощутив себя тем, кем был в прошлой жизни, отключил сознание и предоставил рукам действовать так, как им заблагорассудиться, Когда же сознание вновь вернулось к управлению телом, то обнаружилось, что один из противников уже оседает на каменный пол, а второй сохраняет вертикальное положение исключительно благодаря поддержке моего клинка, проткнувшего его насквозь. Три ноль в мою пользу! Но не успел я обрадоваться удачному разрешению международного конфликта, и вытащить окровавленный меч из тянущего его вниз тела, как заметил краем левого глаза какое-то движение. Это было последнее, что сумел заметить мой левый глаз, потому что увесистый камень врезался в него, окрашивая мир в алый цвет и через мгновение мне уже ничего не было видно.

К счастью я очнулся почти сразу. Если, конечно, считать счастьем временную контузию, из-за которой у меня возникла проблема с ориентированием в пространстве. Но, не смотря на то, что верх и низ в моем мозгу постоянно менялись местами, мне удалось повернуть голову и увидеть сквозь набежавшие на оставшийся в строю глаз слезы, как последний четвертый якудза нагибается над трупом одного из товарищей по клану, чтобы поднять катану, выпавшую из его похолодевших рук. Оборони, царица небесная!

Я попытался столкнуть с себя труп и вытащить из него клинок, но сумел только изобразить какие-то несуразные движения руками. Дохлый номер. И я, пожалуй, скоро стану таким же, потому что подошедший вплотную японец широко замахнулся, норовя разрубить меня пополам. А мне, вместо того, чтобы вспомнить нечто возвышенное, или просто приятное, почему-то очень захотелось посоветовать ему взамен рубящего удара применить колющий: не так эффектно, но куда более эффективно. Жаль, все равно не прислушается… Нет, пожалуй, я ошибся, японец, как раз подозрительно прислушался, а потом в утробным "ха" повалился на меня сверху. Из его спины торчала "Арисака", штык которой погрузился в спину мастера метания камней до самого упора.

Бледная, как Кентервилльское приведение, Ольга склонилась надо мной, щекоча выбившейся из "хвоста" прядью мою щеку.

– Игорь, – чуть слышно позвала она, – Ты живой?

– Скорее, да, чем нет, – растянул я рот в кривой усмешке, потому что вся левая половина лица онемев от удара, категорически отказывалась улыбаться. Интересно, а глаз на месте или… Н-да, хорош же я буду: без глаза, без пальца, без… "Без друга и жены", – вставил свое веское слово внутренний голос, чем омрачил даже победу над японской мафией.

– Вставай, я помогу, – пробормотала Ольга, пытаясь столкнуть придавившие меня тела. И к моему удивлению, это ей вскоре удалось, конечно, не без моей помощи.

Пока мы ковыляли в основную пещеру, я потихоньку приходил в себя, и к моменту, когда тоннель закончился, мог уже передвигаться самостоятельно. Когда мы подошли ближе к отверстию в потолке, поливающему пещеру дождем и светом, мне показалось, что Витька как-то беспокойно шевелится. Даже глаз один приоткрыл. И рот. Потрескавшиеся губы двигались, но не могли произнести не звука.

– Все в порядке, Вить, – наклонился над ним я, и протянул руку, чтобы ободряюще потрепать его по плечу. В это мгновение Витька схватил ее своей лапищей и так дернул, что мне оставалось только перелететь через него, ощутимо приложившись к каменному полу многострадальной левой стороной лица. Одновременно с моим акробатическим этюдом бухнул выстрел, вызвав к жизни многоголосое эхо. Повернувшись на звук, я увидел Судзуки, перезаряжающего "Арисаку". Но не это заставило меня замереть на месте с бесполезным мечом в судорожно стиснутой руке. В тусклом сером свете я увидел, как на груди у Витьки расплывается темное пятно. А потом… Будь проклято, мое "второе" зрение! А потом мне открылось его судорожно подергивающееся сердце, в центре которого черной меткой застряла остроносая пуля.

– Убью! – плохо соображая, что делаю, я шагнул, вскинув меч, навстречу прицелившемуся Судзуки, прекрасно понимая, что все будет наоборот – это меня сейчас убьют, и ничего с этим не поделаешь. Разумеется, не поделаешь! Особенно когда ты валишься на спину, сбитый с ног мощным толчком обезумевшей земли, слышишь свист пролетающей мимо пули, и в довершении всего окружающий мир тонет в грохоте грандиозного обвала, взметнувшего облако удушливой неведомо откуда взявшейся пыли.

Мне удалось немного отдышаться лишь спустя несколько минут. Рядом заходилась в кашле Ольга, а на том месте, где только что стоял Судзуки, громоздилась куча мала разбитых ящиков рухнувших сверху, аккурат на воинственного японца. Винтовка валялась неподалеку, но шансы, что придавленный переводчик доберется до нее, были близки к абсолютному нулю. Ниже пояса его основательно засыпало самым разным японским барахлом: от ботинок (как позже выяснилось только "левых") до тяжелых пулеметов, уж не знаю какой модели. Н-да, как сказал поэт: "те, кто выжил в катаклизьме пребывают в пессимизьме".

Находясь в каком-то помрачении, я, пошатываясь, двинулся к призывно белеющей впереди голове переводчика. И оцепеневший разум даже не попытался взять под контроль переполненное жаждой убийства тело. Плевать. На все плевать! Никакие доводы рассудка не помешают мне отделить эту вероломную седую голову от беспомощно шевелящегося тела. Слышишь, Витька, сейчас он свое получит! Знаю, это не поможет, тебе, но поступить иначе просто не могу. Даже если небо упадет на землю, я не остановлюсь. Меч взлетел в моих руках диковинной птицей и уже начал стремительный разбег, как вдруг…

– Он жив! – крик Ольги разорвал зловещую тишину, и я замер в неловкой позе с нацеленным в потолок мечом.

Не может быть! Я же сам видел пулю в его сердце! Но быстрый взгляд, брошенный жену, смеющуюся и плачущую одновременно, отмел далеко в сторону все сомнения. Я рванулся обратно, напрочь позабыв о Судзуки (в конце концов никуда он не денется), и упав на многострадальные колени рядом с Витькой впился взглядом в его грудную клетку. Да, все верно. Витькино сердце, подергиваясь от боли, упрямо продолжало проталкивать кровь в артерии. Бред какой-то! Так не бывает!

– Так бывает иногда, – отвечая на мою невысказанную мысль, тихо произнесла Ольга, – Никто не знает почему, но официальная медицина знакома с такими фактами. Если бы здесь был врач…

Я прекрасно понял, что она этим хотела сказать. Да, Витька пока жив, но выжить у него нет ни малейшего шанса. И у нас, пожалуй, тоже. Потому что последний приступ сейсмической активности обрушил своды второго тоннеля, завалив единственный путь к спасению. Оборони, царица небесная! Услышав за спиной деликатное покашливание, я вспомнил о не приведенном в исполнение приговоре и снова двинулся в сторону Судзуки. Намерения мои были прозрачней здешней воды, он прекрасно понимал, чем дело кончится, но даже виду не показал, что это его хоть на йоту волнует. Когда между нами осталось не больше шага, японец, умудрился вывернуть шею, так, что глаза наши встретились, и вдруг я вдруг отчетливо понял, что решительности у меня заметно поубавилось. И все же… И все же меч опять начал движение вверх, хотя далеко не так быстро, как в первый раз.

– Если ты сейчас убьешь меня, то твой друг очень скоро умрет, – очень спокойно произнес Судзуки, не спуская с меня глаз, – Дай слово, что не причинишь мне никакого вреда, и я спасу его.

Однако, какая наглость! Чтобы я пошел на поводу у этого человека! Да я..!

– Я согласен, черт побери! – рявкнул кто-то другой моим голосом, – Даю слово, что если ты спасешь Витьку, то останешься жив и здоров! Но если тебе вдруг взбредет в голову меня обмануть, урод самурайский..! Да я из тебя…

Судзуки только слегка улыбнулся, слушая мои маты, видимо запоминая еще неизвестные выражения. Японец продолжал улыбаться все время, пока мы с Ольгой трудились в поте лица, освобождая его из под свалки, и во мне периодически вспыхивало желание вбить эту вежливую улыбку ему в глотку. Желательно, вместе с зубами.

Надо сказать, что старичку крупно повезло – никаких серьезных повреждений он не получил, и все благодаря тому, что первый свалившийся на него ящик был полон полусгнившей амуниции, смягчившей удары остальных куда более твердых предметов. Вытащив из кармана (он предусмотрительно не стал раздеваться, прежде чем нырнуть вслед за мной) хорошо знакомые моему телу иглы Судзуки присел рядом с Витькой и начал священнодействовать ими, останавливая кровотечение, вскрывая тайные резервы организма, и делая бог знает что еще. Ну а мне всего лишь осталось придумать, как нам отсюда выбраться.

Всего лишь! Да, загадку Сфинкса и то было легче решить! К тому же я постоянно отвлекался, наблюдая за действиями Судзуки, а ведь поиск решения требовал от меня предельной концентрации. Да, какая тут, япона мать, концентрация, если мне через каждые пять минут для собственного успокоения требовалось просвечивать Витьку ясновидящим взглядом! Не человек, а рентген прямоходящий! Как-то раз после очередного сканирования обезвоженного и обескровленного Витькиного организма, я тоскливо уставился на единственное связывающее нас с верхним миром отверстие. Жаль, что оно всего-то размером с кулак, иначе можно было бы попытаться… Конечно, можно! Мой не выключившийся вовремя рентгеновский взор, обнаружил в районе отверстия несколько скрытых трещин. Если хорошенько поработать кувалдой… Стоп, а зачем кувалдой?!

Я еще не успел, как следует выстроить план нашего спасения, а валяющаяся неподалеку "Арисака" уже удобно устроилась у меня в руках (ни дать, ни взять Ольга) и брала на прицел каменный свод, в непосредственной близости от отверстия.

– Поберегись! – на всякий случай выпалил, я прежде чем выпалить из винтовки.

И как оказалось не напрасно. Палец до упора утопил курок, но выстрела не последовало. "Патроны отсырели", – подумал я разочарованно опуская ствол вниз и… чуть сам себе ногу не прострелил. Потому что винтовка, видимо, решив оправдать поговорку о восточном коварстве, произвела долгожданный выстрел. Пуля врезалась в камень в нескольких сантиметрах от моей ступни и рикошетом ушла куда-то наискосок.

Я подпрыгнул, Ольга вскрикнула, а Судзуки, повернув голову в мою сторону, как ни в чем не бывало сообщил:

– Затяжной выстрел. Так бывает, если порох отсырел. Поэтому я и промахнулся, когда в вас стрелял: думал, что произошла осечка и тоже начал опускать винтовку, чтобы перезарядить…

Очень милое признанье! Однако, вернемся к нашим баранам, то есть патронам. Я порылся в разбитом ящике, выбирая на мой новый взгляд самые сухие и, снова заняв огневую позицию, принялся обстреливать отверстие с упорством лосося идущего на нерест. Прошло немного времени, и ответом на двадцатый удачный выстрел стал грохот упавшей каменной глыбы. Солнечный свет хлынул в полуметровую дыру, как ширпотреб из Китая – мощно и неотвратимо. Я радостно рассмеялся, и тут же был наказан за столь бурное проявление эмоций. Левый глаз, или вернее то, что от него осталось (даже Ольга не смогла рассмотреть: сколько именно), возмущенный многократной отдачей и моим ржанием, задергал так, что даже в другом глазу потемнело.

Я бы мог облегчить вам боль, – донесся до меня голос Судзуки из сгустившейся вокруг темноты.

– Хренушки! Вашими манипуляциями я сыт по горло, – пробормотал я, – Не забывайте, что теперь роли переменились. И пусть я не умею обращаться с иголочками, зато вполне сносно владею мечом. А значит, заткнитесь и молчите в тряпочку. Говорить будете, когда вас спросят.

Ответом мне было верно понимающее ситуацию молчание.

Полдела. Уже сделано полдела. Осталось только выбраться на поверхность, добраться до маяка и привести помощь. А для этого… Мы с Ольгой умудрились за полчаса перерыть весь склад в поисках подходящих для восхождения предметов. Но так ничего и не нашли. Ходили под расширившимся отверстием, как лиса вокруг винограда, и разве только не облизывались. В очередной заход мой взгляд упал на сверкнувший под лучом клинок. "Все из-за тебя, зараза японская! Что сверкаешь зря, лучше бы помог чем…" – возмущенно бормотал я себе под нос. И тут меня осенило: а если… Я бросился на поиски и уже через несколько минут, держал в руках длинную и тонкую, но до сих пор крепкую цепь. Извини, фамильная реликвия, но сейчас мы проверим, насколько крепка твоя хваленая сталь. Закрепив цепь возле самой цубы, я прикинул вес спасательного аппарата и только головой покачал. Не доброшу. Цепь слишком тяжела, вот если бы это была веревка… Но на нет и суда нет, а нам все равно как-то выбираться нужно. И встав в круг падающего света, я взял меч как копье, чтобы изо всех сил швырнуть его вверх. Мне не хватило каких-то полметра, всего лишь полметра, для того, чтобы вырвавшийся из каменного плена клинок смог упасть на камни и при большом везении зацепиться за них. А счастье было так возможно…

– Давай я помогу, – Ольга тронула меня за плечо. На что я только иронически хмыкнул:

– Каким образом?

– Буду бросать цепь одновременно с тобой. Или чуть раньше. Может быть получится…

Я уже собирался презрительно фыркнуть, отпустив пару ядовитых замечаний по поводу кухарки и государства, но потом, прикинув в уме кое какие расчеты, благодарно погладил Ольгино плечо. Лучше бы я этого не делал. Все дельные мысли тут же улетучились из моей закружившейся головы, оставив только боль и желание, Чтобы избавиться от наваждения пришлось срочно провести ряд попыток по метанию э-э-э… даже затрудняюсь дать название этому необычному снаряду. Короче умучившись в конец и перестав надеяться, мы решили в последний раз попытать счастья, предварительно немного отдохнув. И даже не обрадовались, когда, весело сверкнув на прощанье, клинок покинул пределы пещеры.

Осторожно, едва дыша, я потянул за свисавший конец цепи и глубоко вздохнул, когда меч идеально лег поперек отверстия. Теперь все зависит от того, насколько похудела моя супруга пребывая последние дни на голодной диете.

– Давай, Оль, вспоминай молодость. Как ты ловко по канату в школе лазила. Я тебя подсажу. Только, бога ради осторожно, старайся не раскачивать цепь.

Наблюдая, как жена с остановками взбирается по раскачивающейся цепи, прислушиваясь к противному скрипу металла о металл и, стараясь при этом не выпустить Судзуки из поля зрения, я так разволновался, что даже молиться начал, вот только сам не понял кому. Кажется, мечу. "Ну, выдержи, потерпи еще немножко, скоро эта пытка закончится. По себе знаю. Ну, еще чуть-чуть! Ай, молодец!" – Молодец, Ольга! – во все горло заорал я, когда она, ухватившись руками за края, умудрилась подтянуться и закинуть ногу на гранитную плиту. Никогда бы не подумал, что она на такое способна!

– А теперь забирай меч, спрячь его где-нибудь и дуй на маяк. Только возвращайся скорее, мы тебя ждем! Я и Витька!

Вот так всегда, сперва ляпну, что-нибудь, а потом сам балдею от выпирающей из всех щелей двусмысленности.

Когда Ольга, помахав рукой, скрылась с глаз, я уселся на ближайшие остатки ящика и принялся снова и снова повторять легенду, которой мы собирались потчевать пограничников и прочих любопытствующих. Так как Денис все еще находился в опасности, я решил отдать Судзуки меч, пусть хоть харакири им себе делает, мне все равно. Главное, чтобы вернул сына. Следовательно, ни о каком правдивом повествовании речи не было. Просто случайно наша дружная троица попала в старый японский склад, аккурат перед землетрясением, которое завалило выход. А сегодня японцы (тоже совершенно случайно) нашли другой путь в уже занятую нами пещеру, который, тоже завалило землетрясением вместе с пятью японскими гражданами. Потом мы стали искать выход из создавшейся ситуации и придумали стрелять по отверстию (чистая правда). А потом затяжной выстрел и рикошет направили пулю в сердце одного из граждан Российской Федерации, который по причине ослиного упрямства отказался щелкнуть ластами всем смертям назло. Конечно же, Виктору Петровичу Курицыну была оказана срочная акупунктурная помощь гражданином сопредельного государства, за что ему низки поклон от друзей, родственников и самого российского президента. Вот такие у меня получились русские народные сказки с японским акцентом.

Поглядывая, на все еще возящегося с Витькой переводчика, я, скорее для очистки совести, положил на колени "Арисаку" и не потому, что стал больше доверять японцу: в свете последних постановлений, та часть серого вещества, которая отвечает за доверие, у меня совершенно атрофировалась. Просто извлеченный из завала Судзуки, был все же изрядно помят и передвигался без посторонней с большим трудом.

– Все, – распрямился Судзуки, – Большего я сделать не в состоянии, но думаю и этого достаточно. Ваш друг будет жить, если ему сделают операцию не позднее, чем через сорок восемь часов.

– Скажите, господин Судзуки, – как бы между прочим спросил я японца, – А вы не боитесь, что теперь, когда вы сделали все что могли, я коварно нарушу данное слово и убью вас. Хотя бы тресну по голове во-он тем обломком. И вы станете еще одной жертвой последнего землетрясения. Как вам такая идея?

Но выбить Судзуки из колеи оказалось не просто.

– Вы никогда не сделаете этого, Семенов сан. Не сможете нарушить данное слово.

– Это почему же?