Испанский поход Лукьянов Тимур

– Поверьте честному слову христианского рыцаря, мы враги ваших врагов и уж никак не враги вам. Вы можете убедиться в этом. Пошлите лазутчиков на другую сторону болот, возьмите в плен пару солдат Жеводана и допросите их, – предложил командир шампанских рыцарей. Герцог Теодор засомневался:

– Но как я, будучи у вас в плену, смогу выполнить это?

– Отправьте с поручением кого-нибудь из ваших людей, попавших к нам в плен. Выберите любого. Даже двух, если хотите. Я не стану препятствовать. Только предупредите своих людей, что, спасаясь от ваших соседей, мы разобрали старую гать, иначе они утонут в болоте, – сказал Гуго. Герцог же произнес:

– Хорошо, я подумаю над вашими словами, рыцарь из замка Пейн. Но сейчас, прошу вас, оставьте меня и позовите того вашего лекаря, и пусть он даст мне еще своей целебной настойки. Нога опять разболелась. Надо же было так неудачно упасть!

Вряд ли говорящий притворялся. Его лицо действительно побледнело от боли, а зрачки серых глаз сузились. Но Гуго де Пейн был непреклонен:

– Вам будет оказана вся необходимая помощь, но поймите, нам дорого время, и потому, я настаиваю на немедленном решении. Проведете ли вы нас через лес?

– Вы всегда требуете немедленного ответа от беспомощных, вроде меня сейчас? – превозмогая боль, сказал герцог.

Но де Пейн продолжал настаивать:

– От вашего решения зависит судьба вверенных мне людей. Поэтому я и требую ответить мне незамедлительно.

– А если я откажу вам? За последние пятьдесят лет ни один чужеземец не ступал под сень нашего леса, – проговорил лесной властитель.

– Тогда вы вынесете приговор себе самому, – сказал де Пейн.

– Вот даже как? – удивился пленный.

– Не забывайте, что вы находитесь в полной моей власти. Я вправе помиловать вас, но вправе и покарать, – жестко произнес Гуго.

– Вы напрасно угрожаете мне, мессир. Мои люди вскоре атакуют вас снова и в конце юнцов сбросят всех вас в болото, – раздраженно вымолвил герцог.

– Что ж, монсеньор, тогда мы будем стоять насмерть, и уйдем в лучший мир в большой компании ваших ратников. Думаю, что не менее десяти лесных пехотинцев лягут возле каждого шампанского рыцаря. Но разве мы с вами не христиане, и разве мы хотим напрасно проливать кровь? – сказал Гуго, и в словах его звучала решимость. Отдавая должное непреклонности шампанца, герцог, наконец, проговорил:

– Вы очень дерзкий молодой человек, мессир де Пейн. И вы, как я убедился, храбры до безумия. Но именно эта ваша безумная храбрость мне нравится. И посему даю вам слово, что через лес я проведу вас.

– Отлично! – обрадовался Гуго и дал указания своему оруженосцу:

– Джеральд, позови сюда Якова с его целительными настойками и принеси герцогу еды и питья. И пусть ему дадут постель и теплое одеяло. Остальных пленных тоже распорядись накормить и расположить на отдых.

Всем нужно хорошо отдохнуть перед дорогой через лес.

Оставив герцога Теодора на попечение Джеральда и подоспевшего Якова, Гуго пошел к костру, устроенному рыцарями на другой стороне лагеря, возле ручья, по-видимому, для приготовления обеда.

Де Пейн не ошибся. На большом костре действительно готовили пищу. Кипело в нескольких походных котелках, подвешенных над огнем вместе, какое-то варево. Жарились на вертелах из ивовых прутьев только что подстреленные кем-то из рыцарей на краю болота утки. Пеклись на раскаленном железном щите пирожки, наскоро слепленные кем-то из оруженосцев из муки и сыра, взятых из оставшихся припасов, пожалованных им на дорогу епископом Вивье. И от всего этого исходил приятный аромат вкусной еды. Кроме раненых и дозорных, здесь собрался, пожалуй, весь отряд шампанцев. Риго, оруженосец де Бриена, из объемистого бурдюка разливал вино в несколько больших деревянных кружек.

– За командира! – провозгласил тост Эндрю де Бов, едва завидев де Пейна и высоко подняв свой наполненный вином сигнальный рог, отверстие в котором было предварительно заткнуто пробкой.

– За командира! За нашего славного Гугона, который спас всех нас и защитил! – поддержали собравшиеся вокруг костра краснощекого рыцаря.

– У вас, что, сегодня какой-то праздник? – задал им вопрос де Пейн. Ему было почему-то неловко от таких речей.

– А разве сегодня нет повода для веселья? – спросил де Бриен.

– Мы победили графа Жеводана, – поддержал его Озерик де Трифе.

– Скорее, удрали от него, – возразил де Пейн.

– Мы разгромили лесных людей, – провозгласил молодой Франсуа де Шонэ.

– Теперь ждем их мести, – заметил Гуго.

– Вы мрачно смотрите на весь мир, командир, а уныние греховно, – сказал де Бов. Де Пейн с удивлением посмотрел на дородного рыцаря. «Надо же, кто бы уж рассуждал о грехах, так только никак не он», – подумал Гуго, сразу вспомнив о мародерских повадках толстяка, но вслух произнес:

– Просто я не склонен преждевременно радоваться, друзья. Назад пути нет, и вам это должно быть известно также хорошо, как и мне. Нам предстоит идти вперед через полную врагов чащу, и я думаю сейчас только о том, как это сделать, чтобы уцелеть.

– И что же вы придумали, мессир? – спросил кто-то из рыцарей.

– Думаю, нам помогут пленные, я только что разговаривал с их предводителем, – поведал де Пейн собравшимся у костра.

– Но доверять пленным, а тем более надеяться на них нельзя никогда. Это же безрассудство! – воскликнул бургундец де Бриен. «Кто бы про безрассудство говорил», – подумал Гуго, вспомнив недавний случай с этим рыцарем на дороге около сожженной деревеньки, но сказал совсем другое:

– Что ж, значит, нам придется поступить безрассудно. Другого выхода я не вижу. Или кто-то из вас знает, как поступить лучше?

Но у костра все притихли. И даже самые опытные воины не могли сказать ничего, потому что им нечего было возразить молодому командиру отряда.

Пока пленный герцог Теодор держал слово, данное им Гуго де Пейну. Еще вчера до вечера властитель послал двух своих людей с необходимыми указаниями, и сегодня, едва рассвело, посыльные герцога вернулись и доложили ему, что к проходу шампанцев через лес все приготовлено.

По едва заметной тропинке шампанцы шли через Черный лес в полном молчании, ведя лошадей в поводу и прислушиваясь к малейшим шорохам. Но все по-прежнему было тихо. Лесные жители словно растворились, исчезнув бесследно в густом подлеске. Но Гуго знал, что сотни затаившихся глаз наблюдают за отрядом из зарослей, и множество стрел, пик и топоров готовы в любой момент накинуться и выпить жизнь из шампанцев. Лесные жители вряд ли собирались прощать пришельцам гибель своих собратьев.

Готы вели их узкой тропинкой. Герцога Теодора четверо лесных воинов, таких же пленников шампанских рыцарей, как и он сам, несли на простейших носилках, наскоро изготовленных из копийных древков и куска полотнища от палатки. Остальные люди пленного герцога почти бесшумно, мягко ступая и не разговаривая, шли перед носилками своего повелителя. Здесь, в этом лесу, они были у себя дома и двигались быстро и очень уверенно.

Шампанские рыцари и их оруженосцы, напротив, тащились за носилками герцога неуклюже, вытянувшись в длинную цепь, нервно озираясь по сторонам и цепляясь ногами за древесные корни, и, если не обращать внимания на их вооружение, можно было бы подумать, что пленники здесь как раз они. Кони тоже вели себя странно: они прижимали уши, то и дело останавливались и даже упирались, словно что-то пугало их в этом лесу.

Чтобы выказать лесным жителям свое миролюбие, шампанцы сняли шлемы, повесили щиты на лошадей и старались не хвататься за мечи при малейшем признаке движения в глубине леса. Сейчас все зависело только от пленного герцога. В любой момент он мог подать какой-нибудь условный сигнал, и на них бы накинулись со всех сторон и, скорее всего, перебили бы очень быстро, потому что в этой густой чаще не было места даже для хорошего размаха мечом. Но герцог тихо сидел в своих носилках и только время от времени покряхтывал, мучаясь болью в сломанной ноге.

Убитого пикой в грудь оруженосца пришлось похоронить на той самой поляне возле болота, где рука кого-то из лесных людей сразила его. Остальных раненых несли на носилках по очереди. Брат Адамус хорошо поспал и теперь шел вместе со всеми, опираясь на свой посох. Но вид его все же внушал опасения де Пейну: седой монах был бледен, и взгляд его блуждал где-то далеко, словно бы он и не шел по лесной тропинке, а парил по небу.

– С вами все в порядке? – спросил рыцарь.

– Не мешайте мне, Гуго. Я молюсь и пытаюсь мысленно разливать вокруг нас умиротворяющее масло. Опасность еще не миновала, и смерть может выйти из чащи в любой момент, – тихо произнес брат Адамус.

Несколько раз они проходили сквозь распахнутые деревянные ворота каких-то укреплений с частоколами, рвами и башнями, расположенными прямо в лесной чащобе, но их никто не окликал. Казалось, что все сооружения покинуты, но впечатление было обманчивым: просто, предупрежденные, посланными вперед, гонцами герцога, жители леса, подчиняясь приказу правителя, открыли ворота и, затаившись, молча наблюдали проход вооруженных чужаков по своей территории. Подданные графа Шампанского торопились, желая скорее пересечь мрачный лес. Без единой остановки двигался отряд почти до самого вечера. Узкая тропинка, постепенно расширяясь, превратилась в довольно широкую дорогу.

День совсем угасал, и тени деревьев поглощали отсветы закатного солнце, когда внезапно они вышли из лесу к обширному поселению, в центре которого стоял настоящий каменный замок с высокими башнями, со рвом и с подъемным мостом. Чуть в стороне от замка, на берегу лесной речки, располагался центр городка, состоящий из пары десятков крупных деревянных построек, среди которых выделялось своей высотой здание церкви, увенчанное крестом.

Перед самим замком расположилось лагерем довольно большое войско. В этом войске насчитывалось никак не менее нескольких сотен пеших ратников и десятка три всадников выделялись среди них. Шампанские рыцари устали от долгого дневного марша через лес, нервы у всех были уже на пределе, вид вооруженных людей и грозной твердыни впереди на дороге подействовал на них, как красная тряпка обычно действует на быка. Первым сорвался Эндрю де Бов. Он остановился и завопил:

– Впереди ловушка! Нас завели в ловушку!

Другие рыцари подхватили его вопль:

– Нас предали! К оружию! – закричали они, выхватывая клинки из ножен. Командир отряда жестом удержал их воинственный порыв.

– Куда вы завели нас? – спросил на латыни Гуго де Пейн герцога Теодора, по-прежнему лежащего на носилках. Позади носилок Джеральд держал стрелу на тетиве своего лука.

– Я хочу принять вас как почетных гостей в моем замке, – провозгласил герцог.

– Думаю, это будет лишним, монсеньор, – проговорил де Пейн.

– Но, мессир, вашим людям ведь нужно поесть! Да и отдохнуть не помешает. К тому же, скоро станет темно, а в темноте через наш лес опасно ходить. Можно случайно угодить в капкан или же в волчью яму, – произнес герцог. Гуго внимательно посмотрел на властителя Черного леса и сказал:

– В замок мы не пойдем. Прикажите никому не подходить к нам ближе, чем на пятьдесят шагов. Мы встанем лагерем на окраине этого поселения.

– А что будет, если я не подчинюсь, – спросил герцог Теодор.

– Тогда вы умрете, – решительно проговорил Гуго и кивнул в сторону Джеральда. И другие слышавшие это рыцари, обнажив свои мечи, придвинулись ближе к главному пленнику.

– Но и вы все умрете тогда, – тихо произнес герцог.

– Да, – кивнул де Пейн. Он холодно посмотрел на лесного правителя, затем добавил:

– Мы тоже, без сомнения, умрем здесь все, но мы погибнем с честью в неравном бою, а в вашей смерти чести не будет.

И пленный герцог подчинился. Приподнявшись на носилках, он прокричал своим людям какие-то распоряжения на своем родном языке, а затем, заверив командира шампанцев, что ни один из ратников не приблизится к ним ближе, чем на пятьдесят шагов, указал де Пейну на одинокое строение, стоящее на открытом пространстве над берегом небольшой лесной речки, перегороженной плотиной. Это оказалась местная мельница с водяным колесом, отгороженная от городка полосой огородов, как раз шагов в пятьдесят.

С опаской шампанский отряд двинулся вдоль окраины городка в сторону мельничной башни. Рыцари и их лошади продвигались осторожно, настороженно озираясь вокруг. Жители поселения, действительно, как и обещал герцог, не пытались приблизиться к ним. Они просто смотрели. Толпы людей собрались вдоль полосы огородов, отделяющей городок от речки и леса, множество глаз наблюдали за непрошенными гостями с крыш и из окон домов, со стен и башен замка. Когда караван из Шампани уже въехал во двор мельницы, огороженный невысокой изгородью, со стороны церкви к ним двинулась процессия.

Сначала Гуго увидел, как расступается толпа перед высоко поднятой хоругвью с изображением Спасителя, затем рассмотрел десятка полтора монахов, несущих иконы, наконец, взгляд его упал на троих седобородых старцев, одетых в парчу, с высокими тиарами[28] на головах. Один из них, высокий костлявый старик с горящим взором истого фанатика своей веры, идущий впереди, держал в руке епископский посох. Когда процессия приблизилась на пятьдесят шагов, старец поднял свой посох, призывая слушателей к вниманию, и неожиданно громко заговорил на латыни, обращаясь к прибывшим:

– Мир вам, добрые христиане. Во имя Спасителя мы просим вас смилостивиться и отпустить нашего герцога. Ради Господа Иисуса Христа, будьте милосердными, отпустите раненого, и мы с миром проводим вас за пределы нашей земли.

Тяжелое молчание наполнило воздух. Тысячи глаз мужчин, женщин и детей смотрели на французских ратников и ждали ответа. А французские ратники устремили взгляды свои на лесного властителя, лежащего на носилках со сломанной ногой в окружении нескольких шампанских рыцарей с обнаженными мечами в руках.

– Я дал им слово, что не покину их, пока они не пересекут нашу землю, – наконец громко, чтобы слышали его подданные, сказал герцог Теодор местному церковному иерарху. Тот покачал головой и, по-видимому, не удовлетворившись словами герцога, продолжал:

– Я вижу, что среди вас, франки, есть духовное лицо. Могу ли я поговорить с этим человеком? Если, конечно, священники римской церкви еще не разучились говорить на латыни.

Монах Адамус выступил вперед. Он остановился напротив пышно разодетого арианского иерарха, похожий на его фоне на маленького воробышка, в своей простой серой рясе, с непокрытой головой, опирающийся на простой деревянный пастушеский посох. Неожиданно для местных иерархов этот неприметный седой человек вдруг произнес на чистейшей высокой латыни:

– Мир вам, последователи Ария[29]. Я капеллан этого отряда благородных французских рыцарей, идущих на битву с неверными. Страшное недоразумение произошло на границе вашего леса. Погибли люди, а ваш правитель попал в заложники. Всю дорогу через этот лес я продолжаю молиться за упокоение убиенных, за облегчение раненым страданий и за освобождение пленных. Но повинны в произошедшем даже не обе стороны, а лишь козни Сатаны, ибо только Сатана радуется, когда христиане проливают кровь братьев своих во Христе…

– Из какого вы братства, последователь никейского символа?[30] – перебил монаха глава церковной делегации.

– Я представляю здесь не последователей кого-либо, не римскую церковь и не византийскую, а христианство изначальное. Ибо Истинную Церковь и древний орден Стражей Правды Христовой представляю я, – смиренно сказал брат Адамус.

Церковные иерархи ариан зашептались между собой, удивление отчетливо читалось на их лицах. Затем человек с епископским посохом произнес:

– Многие знания, забытые ныне приверженцами папы римского, хранит наша древняя церковь. Многое ведомо нам о пребывании Спасителя в этом мире. И почитаем мы тех, кто несет правду Его сквозь века. Ибо не споры о символах и обрядах нужны истинным христианам, а нужна им лишь правда проповеди Иисуса Христа. Слышали мы и о существовании названного вами древнего братства, как слышали мы и о знаках его. Явите же нам священный знак, преподобный, дабы убедились мы в вашем предназначении.

Монах Адамус ничего не ответил. Он просто воздел руку со своим пастушеским посохом к небу и прошептал какое-то слово. И, к удивлению всех, на закатном небе в облаках возник просвет, на глазах превратившийся в пылающий крест. Толпа ахнула. Удивленный шепот прошелестел над городком. Люди набожно крестились, многие жители лесного поселения падали на колени. У некоторых франкских рыцарей глаза полезли на лоб, у иных отвисли челюсти.

– Мы преклоняемся перед вами, преподобный, – с поклоном произнес священник с епископским посохом, но добавил:

– И все же, мы просим вас, Страж Правды, верните нам нашего правителя, ибо он последний из древнего рода, и все мы любим его.

– Знайте, добрые люди, что никто из франков не причинит вреда вашему правителю, пока и он слово свое соблюдает. И я поручаюсь вам в этом, – сказал брат Адамус громко, чтобы слышали все собравшиеся.

Вечерний сумрак начал быстро сменяться плотной непроницаемой темнотой. Повсюду, словно яркие близкие звезды, зажигались факелы и лучины, и уже при их тусклом свете во дворе старой мельницы начался пир. Под навесом из шкур для гостей был накрыт длинный стол, уставленный всевозможными яствами: жареная оленина и фазаны, рябчики и тетерева, маринованные грибы, лесной мед в глиняных горшочках, очищенные орехи на больших старинных серебряных блюдах, местное темное пиво в бочонках и терпкое ягодное вино в высоких кувшинах. Привязав лошадей у коновязи, проголодавшиеся после долгого перехода франки с аппетитом накинулись на еду, да и люди герцога, находящиеся вместе с ним в плену у шампанцев, тоже проголодались не меньше. Но трапезничала только половина отряда. Другая половина образовывала боевое охранение вокруг мельницы. В лагерь пропускали только девиц, прислуживающих за столом. Но начавшиеся приставания к местным поселянкам истосковавшихся по женской ласке шампанских рыцарей, вскоре заставили Гуго де Пейна приказать не подпускать к лагерю даже женщин.

До глубокой ночи продолжался этот странный пир в небольшом городке, спрятавшемся в самом сердце мрачного леса. Время от времени герцог Теодор и Гуго де Пейн по древнему обычаю, принятому между всеми народами Европы, поднимали старинные серебряные кубки с терпким темно-красным вином и провозглашали тосты. Странно и неестественно звучал при свете факелов в этом лесном захолустье древний язык Великого Рима, на котором общались Гуго и герцог. Остальные, кроме брата Адамуса и проводника Якова, не понимали их. И чтобы не возникала неловкость, то, что говорил герцог, де Пейн переводил своим людям, а то, что говорил командир шампанцев, герцог переводил своим.

За полночь снаружи послышался какой-то шорох. Кто-то из рыцарей, несущих караул, звякнул оружием. К де Пейну наклонился Джеральд и взволнованно прошептал на ухо командиру:

– Нас окружают, мессир. Рыцарь Франсуа де Шонэ только что видел близко от лагеря вооруженных людей.

– Спокойно, Джеральд. Постарайтесь не хвататься за мечи сразу. Сейчас я все выясню у герцога, – проговорил Гуго и обратился к властителю леса на латыни:

– Герцог Теодор, мне только что доложили, что ваши люди окружают нас. Как это понимать?

– Не бойтесь. Я приказал ополчению отойти за стены замка, – как ни в чем не бывало произнес герцог.

– Но мой человек только что заметил в ночи вооруженных людей, – поведал Гуго.

– Должно быть, это родственники тех, кто погиб в бою с вами. Наверное, они пришли требовать виру за убитых. Таков наш древний обычай, и здесь я не могу ничего сделать, – проговорил герцог. И командир шампанцев тихо сказал:

– Но, монсеньор, неужели вы хотите новых убитых?

– Ты безмерно дерзок, рыцарь из Пейна. Неужели же я, герцог, ведущий свой род от короля Теодориха, равного своим могуществом властителям Великого Рима, дав слово, возьму его обратно? Я обещал тебе и твоим людям безопасный переход по моему лесу. Так неужели я стану строить подлые ловушки на твоем пути? – произнес лесной властитель, гордо подняв голову и глядя молодому шампанскому рыцарю прямо в глаза.

– Я не сомневаюсь в вашем слове и ни в коем случае не желаю обвинить вас в чем-либо, монсеньор. Но как же мне следует поступить с людьми, окружившими нас, если я не хочу ссоры? – проговорил де Пейн.

– Подарите им в качестве виры лошадей или хорошее оружие. В нашем лесу умеют ценить и то и другое, – посоветовал герцог Теодор. И Гуго, выслушав этот совет, произнес:

– Хорошо, я так и поступлю, но только при том условии, что вы убедите их принять от нас эти дары.

– Ладно, рыцарь, хоть ты и дерзок, но в этом лесу ты все еще можешь рассчитывать на меня, – сказал герцог и улыбнулся. Гуго де Пейн улыбнулся ему в ответ. И, увидев улыбки на лицах предводителей, шампанские рыцари убрали руки с рукоятей своих длинных мечей.

В сопровождении полулежащего на носилках герцога и его людей, франки вышли к родственникам пехотинцев, погибших у края болот. У двух больших костров, зажженных на окраине деревни, их собралось человек сорок. Все они что-то громко говорили на своем языке, потрясая оружием в воздухе и не выказывая к пришельцам ни малейшего дружелюбия. Но жители леса сразу замолкли и успокоились, когда герцог Теодор обратился к ним.

После короткой речи герцога лесные люди уперлись взглядами в Гуго де Пейна, явно чего-то от него ожидая.

– Теперь дело за вами, они ждут ваших даров, – шепнул герцог командиру отряда франков.

Гуго понял, что настал момент сказать что-нибудь подходящее к случаю, но слова подбирались с трудом. Наконец он, попросив герцога перевести, произнес:

– Добрые христиане! Мы не враги вам, мы посланы графом Шампанским на помощь арагонскому королевству в войне с маврами. Мы пришли в этот лес с миром, никому не желая зла, с одной единственной целью: проследовать в сторону Монпелье и дальше к горам Испании, где мы собираемся сражаться с неверными. В вашем лесу мы оказались случайно, спасаясь от превосходящих сил графа Жеводана, который пытался уничтожить наш отряд, ибо видел врагов в нашем лице. Но по эту сторону болот произошло досадное недоразумение, в результате которого погибли ваши сородичи. По ошибке они напали на нас и пали в честном бою. И мы готовы постараться сгладить произошедшее несчастное недоразумение своими дарами.

Толпа одобрительно загудела, и Гуго прошептал своему оруженосцу:

– Джеральд, быстро веди сюда четырех лошадей, двух с запасным оружием и двух с винными бурдюками.

Вскоре лесные люди уже с интересом рассматривали новые мечи и кинжалы в добротных ножнах, пробовали тугие луки нормандской работы, кто-то примерял кольчугу, а некоторые уже разливали вино из отспоренных бурдюков. За этим занятием франки и оставили жителей деревни. Едва рассвело, караван тронулся дальше. И почти никто из шампанских рыцарей в ту ночь так и не сомкнул глаз.

Всю первую половину дня они продолжали двигаться через лес, и только к обеду густая чаща начала постепенно редеть. Вскоре они вышли к еще одной деревянной крепости.

– Пожалуй, я останусь здесь, – провозгласил герцог Теодор.

– Но мы еще не вышли из леса, – недоверчиво проговорил де Пейн.

– Вам больше нечего опасаться. Дальше поедете прямо по этой тропе. Посты там сейчас сняты. Я распорядился, и вас не остановят. Тропа выведет вас прямо к старой просеке, идущей на юг вдоль берега ручья. Через несколько лиг эта просека выведет вас к перекрестку торговой дороги. Там вы свернете на запад к передовому посту тулузцев и проедете дальше, к самому Монпелье. Как видите, я провел вас почти через весь лес и выполнил свое обещание, – произнес герцог.

– Джеральд, верни благородному герцогу и его людям оружие и доспехи, – распорядился Гуго де Пейн.

– Желаю удачи, дерзкий рыцарь, – сказал де Пейну на прощание герцог Теодор и помахал ему рукой со своих носилок.

– Спасибо, монсеньор, и вам тоже удачи и скорейшего выздоровления, – пожелал в ответ Гуго.

На этом прощание с лесными людьми закончилось. Шампанский отряд выехал за пределы деревянной крепости, и ворота со скрипом затворились за ним. И снова тишина наполнила мрачную чащу вокруг. Все в отряде еще долго прислушивались к малейшему шороху, опасаясь засады. Когда они выехали на заброшенную просеку, никто еще не верил в счастливое окончание путешествия через угрюмый лес. Но вскоре деревья расступились, лес поредел и закончился, и взорам шампанских рыцарей открылась уходящая вдаль дорога.

Глава 8

Новая засада

Граф Жиром Жеводан не прощал оскорблений и не выносил обид. «Не давай никому спуска, никогда не проявляй слабости, стой на своем до конца и любой ценой добивайся повиновения, только тогда тебя будут бояться, а значит и уважать», – на этих словах своего отца граф был воспитан.

Однажды, много лет назад, отец взял юного тогда еще Жирома в поездку в город Монпелье, столицу соседнего маркизата Готия. Маркиз Готии приходился двоюродным братом родителю Жирома, а следовательно, был юноше двоюродным дядей. Двор маркиза поразил привыкшего к суровым горным замкам Жирома своей неумеренной роскошью. На праздничном пиру рекой текло самое лучшее вино, а количество слуг было несметным. Здесь, в этом богатом старинном городе, все еще можно было увидеть прекрасные здания эпохи Великого Рима, а при дворе маркиза еще можно было услышать правильную латинскую и даже греческую речь.

Конечно, наследник графа Жеводана, выросший в неприступных замках Севенских гор, вовсе не отличался изысканностью манер. И потому, оставшись в обществе своих сверстников – сыновей маркиза Готии, он не мог правильно оценить их утонченную образованность. Напрасно они цитировали юному Жирому отрывки из произведений античных авторов на латыни и греческом и пытались вызвать его на обсуждение тех или иных философских проблем. Чтобы не показаться полным ничтожеством, Жирому приходилось отмалчиваться. Но несмотря на это, вскоре все поняли, что юный наследник горного графства не то что не знает латыни и уж тем более греческого, но и вовсе не умеет ни читать, ни писать. Как же они смеялись над ним! Но зря смеялись они.

Именно в тот самый момент юноша затаил лютую обиду на высокомерных родственников и потом многие годы вынашивал планы мести. И вот через год после смерти отца, когда Жиром из наследника вдруг сделался полноправным графом, властелином Севенских гор, случай отомстить представился ему.

Граф не пожалел денег. Он устроил в предгорьях, возле замка Вердесса, большое празднование, великолепный рыцарский турнир. В те дни он казался всем приятным молодым человеком, щедрым хозяином и добрым соседом. Но граф всего лишь играл роль в собственном спектакле. Никто и не подозревал, что все эти торжества по случаю годовщины вступления молодого Жирома во владение графством не более чем повод выманить маркиза и его сыновей из-за надежных стен Монпелье.

Когда после всех празднеств гости тронулись в обратный путь, граф приказал своим верным людям надеть особые, приготовленные заранее, шлемы с глухими забралами, скрывающими лица. Они устроили засаду в роще старых вязов возле болот. И внезапность была их козырем.

Весь эскорт маркиза, всю охрану и прислугу загнали в болото, а тех, кто пытался выбраться, рубили нещадно. Не помогали ни мольбы женщин, ни плач детей. С момента атаки не прошло и получаса, когда страшное болото сомкнуло свои объятия над последним из рыцарей маркиза. Но сам маркиз и трое его сыновей все еще держались. Они оборонялись на крошечном холмике, от края до края в котором не было и десяти шагов, а вокруг все подступы, кроме узкого перешейка, надежно охраняла трясина. Несколько дружинников графа упали замертво, сраженные длинными мечами защищающихся.

Убийцы остановились. Не было в дружине графа Жеводана смельчаков, готовых идти на верную смерть гуськом по узкому перешейку. И тогда граф Жиром Жеводан приказал лучникам стрелять. Они стреляли до тех пор, пока утыканные стрелами тела не перестали шевелиться. Затем трупы побросали в болото, и не стало законных правителей в маркизате Готия.

С разгоряченной убийством дружиной Жеводан двинулся к Монпелье, но горожане не пустили его, заперлись в городе за высокими каменными стенами и обратились за помощью к графу Руэргу, замужем за которым была старшая дочь убитого маркиза. Осада Монпелье продлилась около двух недель. Столько времени понадобилось, чтобы граф Руэрг при поддержке войск своего покровителя графа Тулузского вошел в Монпелье во главе двухтысячной армии, и Жеводан со своей дружиной из пары сотен всадников вынужден был убраться к себе в горы и копить силы. Так началось открытое противостояние.

Когда заполучить власть над Готией с наскока Жеводану не удалось, разразилась война, и с тех самых пор граф Жеводан открыто враждовал почти со всеми соседями. На первый взгляд казалось, что Жеводан в одиночку противостоит и графу Руэргу, и покровителю последнего, могущественному графу Тулузскому, и лесному воинству непримиримых ариан непризнанного готского герцога, и богатым епископствам на Роне, с которыми мир был весьма хрупким и набеги на которые граф Жеводан совершал со своих гор от случая к случаю, и даже пограничным гарнизонам Бургундии. Но у графа Жеводана был могущественный покровитель: в своей борьбе против соседей граф опирался на помощь самого короля Франции.

Филиппа I давно беспокоило положение на юге его державы и все возрастающее там влияние графа Тулузского. Но самостоятельно король ничего поделать с этим не мог: ни собственных крепостей с сильными гарнизонами, ни даже каких-либо опорных пунктов у самого короля в этих южных краях не было. Поэтому граф Жеводан с его претензиями на маркизат Готию короне был весьма кстати. На плохо управляемом юге граф Жеводан служил хорошим противовесом, способным, по крайней мере, постоянно действовать на нервы властителю Тулузы и его марионеткам, вроде графа Руэрга. Потому и тек с севера, из самого центра Франции, не слишком полноводным, но непрерывным потоком ручеек военной помощи. Вооружение, деньги и люди, посылаемые монархом, исправно стекались на подмогу свирепому графу Жеводану, властителю Севенских горцев.

Жеводан высоко ценил расположение Филиппа, и старался угодить ему и ко всему, что исходило от короля, относился с полным доверием. Потому, когда три дня назад в замок Гвадерон прискакал всадник, назвавшийся гонцом королевского посланника барона Ретеля, произнес пароль и сообщил об отряде опасных шампанских заговорщиков, направляющихся в сторону Тулузы вдоль Севенских гор, граф приказал незамедлительно подготовиться к встрече незваных гостей: устроить на дороге засаду, выставить дополнительные заставы, усилить гарнизоны вдоль южной границы графства. В результате удалось застигнуть врасплох маленький разведывательный отряд графа Тулузского, но вот задержать распроклятых шампанцев не получилось…

И сейчас от ярости Жиром Жеводан просто не находил себе места. Тяжелое утро наступило для графа. Шутка ли! Проиграть два сражения за одни сутки! И кому? Кучке каких-то наглых северян, разному сброду, наемным воякам, заговорщикам из Шампани. Что теперь скажет о нем король?

С высоты своего запасного скакуна, взятого взамен так трагически погибшего вчера верного боевого коня Марингира, которого задиристый молодой шампанец из какого-то забытого богом местечка Пейн проткнул своим поганым копьем, все более свирепея, граф наблюдал, как к нему подходят новые и новые подкрепления из окрестных замков. И все зря. Проклятые шампанцы подло улизнули прямо из-под самого носа графа.

С содроганием вспоминал Жеводан ночную атаку шампанцев, когда при свете луны почти бесшумно с вершины холма на его спящий лагерь хлынули закованные в сталь всадники. Как же напрасно забыл он о существовании старой, много лет назад ушедшей под черную болотную воду гати! Теперь ему стало понятно, каким тайным путем приходили в южные земли графства его коварные враги – полудикие ариане из Черного леса, именующие себя последними готами. Но ариане – жители коренные, а кто же мог ожидать подобного знания местности от незваных гостей из Шампани?

И теперь, что самое худшее, до наглецов было не добраться. Перейти болота не представлялось возможным: разведчики доложили, что гать на другом конце разобрана и болото непроходимо. Можно, конечно, подтянуть силы, собрать лесорубов и плотников, построить плоты и в конце концов переправиться через топь. Но, во-первых, на это уйдет столько сил и времени, что подобная затея будет лишена всякого смысла. А во-вторых, даже если бы переправа и удалась, полный врагов Черный лес был сам по себе препятствием неодолимым.

Переживая поражение, граф наблюдал, как во главе трех десятков рыцарей к лагерю прискакал кастелян крепости Вердесса, чуть позади на рослых конях подъезжали и строились дружинники из Гвадерона и вассалы из маленьких окрестных замков, защищающих небольшие долины между южных отрогов Севенских гор. Граф объявил общий сбор, и теперь все они, спешно прибывшие по его призыву, смотрят на своего сюзерена и ждут указаний. И зачем он только призвал их? Чтобы показать всем им свой позор?

Жестом граф Жеводан подозвал оруженосца и приказал:

– Трубите отбой. Пусть пока все отдохнут.

Отдав распоряжение, граф слез с лошади и, повернувшись ко всем прибывшим спиной, скрылся в своем шатре.

Граф Жеводан был разозлен до крайности. Еще бы! Двенадцать своих лучших рыцарей он потерял за одни сутки. Он не находил себе места и не знал, что же предпринять для восстановления своего авторитета. Чтобы обдумать свое положение и принять наконец какое-то решение, граф жаждал уединения. Но и внутри шатра он был не один. Графа ждали. Там, на дорогих атласных подушках, набитых мягчайшим гусиным пухом, восседали его важные гости – посланник самого короля Филиппа барон Ретель и прибывший вместе с ним священник.

– Неужели же вы дадите им уйти? – подзуживал графа непринужденно развалившийся на мягких подушках прискакавший на рассвете барон Ретель.

– А что я могу сделать? Они перешли болота и уничтожили за собой гать! – тяжело опустившись в подушки, прорычал граф.

– Так скачите в обход. Разве нет дороги вокруг этого леса? – спросил барон, ухмыльнувшись. Граф зло посмотрел на него и пробурчал:

– Есть одна дорога, но, во-первых, она слишком длинная, во-вторых, она идет прямиком в земли, занятые моими врагами, а в-третьих, я не могу знать, с какой стороны выйдут и куда направятся из этого проклятого леса эти ваши чертовы шампанцы.

– Насчет третьего могу подсказать, вот карта. – Барон Ретель развернул перед графом большой разноцветный пергамент, ткнул в него пальцем и проговорил:

– Взгляните сюда. Нам достоверно известно, что заговорщики едут в сторону Тулузы, то есть на запад, но прямой дороги из леса на запад нет. Также известно, что путь вдоль гор на запад для них отрезан вашими усилиями, граф. Назад, на восток, они не пойдут просто потому, что они, как вы уже убедились, не из тех, кто отступает при первой же опасности. Остаются только южное и юго-западное направления. Потому что там, у южной окраины этого леса как раз проходит большая торговая дорога, ведущая из Нима к Монпелье и дальше на запад. К ней шампанцы наверняка и постараются выйти, если, разумеется, они благополучно минуют Черный лес. И не думаю, что они до сих пор ожидают от вас нападения и станут спешить. Да если и поспешат, что с того? Через этот лес всадники не смогут двигаться быстро при всем их желании. Ведь там везде, как вы утверждаете, расставлены ловушки мятежных ариан.

– И все же ваше «наверняка», барон, не дает мне никаких гарантий. Ради восстановления своей чести я, разумеется, готов загнать пару сотен лошадей, провести своих рыцарей маршем вдоль западного края этого зловещего леса, смести несколько передовых постов графа Тулузского, перерезать и взять под свой контроль торговую дорогу между городами Ним и Монпелье, между Провансом и Лангедоком, что, кстати, я собирался сделать для острастки соседей уже давно. Эти шампанцы лишь дали мне повод осуществить этот план. Как видите, я даже призвал вассалов. Но, если все это будет впустую, и заговорщики улизнут, вряд ли такое понравится нашему королю, – произнес граф, сверкая глазами. Барон успокоил его:

– Мне понятны ваши сомнения, граф. Но все не так плохо. Со мной прибыл один человек, который может помочь нам. Он знает, где находятся заговорщики. Он священник, и сам Господь подсказывает ему. Благодаря этим подсказкам мы и идем по следу этих нечестивцев от самого Шалона.

– И где же этот святой человек? – спросил граф.

– Да вот же он. Эдуард Пиоре, дьякон из Сен-Дени к вашим услугам, – сказал де Ретель.

– И что вы скажете нам, святой отец? – задал вопрос надменный граф священнику, на которого до этого совершенно не обращал внимания.

– Сейчас шампанцы находятся на краю леса и еще даже не вошли в него, – скромно поведал дьякон.

– Откуда вы знаете? – не поверил граф Жеводан.

– Благодаря Господу, я установил мысленное наблюдение за беглецами и знаю, где они находятся, – смиренно произнес церковник.

На самом деле дьякон не обращался к Господу Иисусу Христу. Он вообще никогда не обращался к Распятому в своих сокровенных мыслях, ибо другой тайный покровитель имелся у них с аббатом Ивом. Повелитель Вечного Пламени, так звали его. И он был никак не слабее христианского Бога.

Касательно шампанцев Эдуард Пиоре просто использовал магию крови, которой владел достаточно хорошо. Совсем недавно на дороге людям короля повстречались несколько крестьян, идущих пешком в сторону Вивье. Чистые и достаточно добротные плащи, наброшенные поверх грязных лохмотьев, сразу показались подозрительными. Барон Ретель отдал приказ, и пешеходов тут же задержали, обыскали, допросили с пристрастием и затем за ненадобностью закололи, бросив тела у дороги.

Среди прочего у задержанных нашли и письмо к епископу Вивье с просьбой помочь несчастным погорельцам. Оно было подписано Гуго из Пейна, командиром отряда рыцарей графа Шампанского. Этот документ казался зацепкой, и дьякон буквально вырвал письмо из рук барона Ретеля. Вот она, нить. Непрочная, но единственная, потому что письмо всегда несет на себе слабый отпечаток писавшего. И, что самое главное, на клочке пергамента в левом нижнем уголке обнаружилось маленькое пятнышко крови.

С помощью магии мысли дьякон поймал тончайшее отражение ауры, оставшееся над пятнышком крови, и осторожно ухватился за этот след невидимыми клешнями своего сознания. Чтобы усилить воздействие, Пиоре начертил вокруг пятнышка на пергаменте письма несколько странных знаков, затем произнес несколько формул, настроился и сквозь капельку засохшей крови наконец увидел писавшего. Теперь сомнений не осталось: кровь на письме принадлежала самому командиру шампанского отряда, молодому рыцарю из Пейна.

Дьякон отрезал кусочек пергамента с пятном запекшейся крови и погрузил его в маленький пузырек с особым зельем, составленным по тайному способу его наставником, аббатом Ивом. Затем Эдуард Пиоре попросил людей барона Ретеля поймать ворона, одного из тех, что сразу слетелись на падаль пировать на телах умертвленных крестьян. Ловкие молодые рыцари короля Филиппа быстро выполнили просьбу дьякона, и большая черная птица была поймана. Эдуард Пиоре сразу посадил трепещущую птицу в мешок. Отряд тронулся дальше, продолжая преследование.

Теперь дьякону оставалось только найти подходящее место, источник Предвечного Пламени, дающего силы магической власти. И, вот удача, такое место оказалось совсем недалеко от дороги.

Замеченные Пиоре развалины церкви посреди сожженной деревни источали целый столб невидимого огня. Переговорив с бароном Ретелем, Пиоре ненадолго покинул отряд, объяснив свою отлучку необходимостью помолиться в развалинах церкви в полном уединении. Немного удивило барона лишь то, что дьякон взял с собой мешок с пойманным вороном.

– Зачем вам вообще этот ворон? – поинтересовался барон вслед дьякону.

– С его помощью мы узнаем, где находятся и ку да движутся шампанцы. Я сотворю особую молитву, и ворон будет неустанно лететь за ними, а я смогу знать, где он находится, – сказал священник.

– Что-то я не слышал о подобных молитвах, – засомневался барон.

– Подобным молитвам меня научил мой наставник аббат Ив. Молитвы способны творить настоящие чудеса. Нужно только уметь правильно молиться. Сейчас я помолюсь, благословлю эту птицу, потом выпущу ее, и Сам Господь поведет нас по следу врагов, – произнес дьякон.

– Что ж, молитесь, Эдуард. Мы же пока, если вы не возражаете, отобедаем, – сказал барон Ретель.

Он как и большинство воинов во все времена, не был особенно набожным человеком и потому в церковных обрядах разбирался весьма поверхностно. Но и ему показалось несколько странным поведение дьякона. Было в этом неулыбчивом молчаливом священнослужителе что-то зловещее: тяжелый взгляд глубоко посаженых черных глаз на бледном лице, властность жестов и какая-то скрытая угроза, весь он напоминал грозовую тучу, еще мирно плывущую по небу, но уже готовую в любой момент разразиться молниями. Не слишком нравился этот церковник барону, но король приказал во всем на него полагаться, а слово короля для Александра Ретеля всегда оставалось непререкаемым. К тому же в походе священник оказался весьма неприхотливым спутником…

В развалинах старой церкви, среди обглоданных неизвестно кем человеческих костей, плясали языки невидимого огня. Наверное, здесь приносили человеческие жертвы. Но нет, просто ели трупы. Живые люди поедали своих мертвых собратьев, пробивая тем самым коридор в иной мир. В мир Вечного Пламени.

Глядя особым зрением на потоки холодного невидимого огня, дьякон вспомнил слова своего учителя аббата Ива: «От Распятого не получишь благ мира земного, ни власти, ни денег, ни женщин, ни здоровья. От него не получишь ничего материального, потому что он враг материи. Я же выбрал того, кто, напротив, над материей властвует. Это как шахматы, где друзья Распятого играют белыми, а мы – черными. Но, в отличие от Распятого, хозяин черных фигур дает своим игрокам все блага материального мира. И пусть сторонники Распятого называют моего бога Сатаной, но истинное имя его другое. Повелителем Вечного Пламени зовут его, и к падшему ангелу он отношения не имеет, эту сказку друзья Распятого сочинили специально, чтобы унизить моего господина, ибо, на деле, существует властелин мой от начала мира, и он ни в чем не уступает их богу. Ибо черные фигуры шахматной доски ни в чем не уступают белым фигурам. Напротив, мой властелин сильнее, ибо в руках его власть над Вечным Пламенем Вселенной и над всем миром материи. Истинный вечный огонь, вечное, никогда не гаснущее ледяное пламя – это и есть сама тьма. Она древнее света и мощнее его, ибо ни один источник света не способен рассеять изначальную тьму космоса. И у тьмы есть свой огненный мир. Мир черного ледяного огня, огня с противоположными обыкновенному огню свойствами, огня поглощающего. И пусть друзья Распятого говорят, что свет во тьме светит, и тьма не объяла его: придет время, когда Вечное Пламя поглотит весь космический свет и наступит навсегда власть Повелителя моего. Те же, кто служит ему, обретут бессмертие».

Маленьким стилетом из магической черной стали дьякон умертвил птицу и выпил ее кровь. Затем вместо крови с помощью специального инструмента он влил птице колдовское зелье, в котором кусочек пергамента с кровью де Пейна благополучно растворился. После этого Пиоре произнес формулу заклинания и птица ожила, расправила крылья и как ни в чем не бывало взлетела и унеслась за болота. Все ее раны чудесным образом затянулись. И все же это была мертвая птица, и магия смерти двигала ею. Теперь, что бы ни случилось, эта птица будет следовать за де Пейном, где бы тот ни был, а дьякон сможет управлять ею на любом расстоянии, смотреть ее глазами и даже, если повезет, кое-что слышать. К тому же мертвой птице не нужны пища и сон, и усталости она тоже не знает…

Отряд графа Шампанского вышел из леса на дорогу и какое-то время двигался по ней, пока местность не сделалась вполне мирной. По обеим сторонам дороги пошли поля. Наконец они достигли перекрестка. Дорога из лесу в этом месте пересекала широкий торговый путь, ведущий с востока на запад, и шла дальше, устремляясь на юг, в сторону моря.

Они проехали совсем немного в сторону Монпелье по хорошей, обильно посыпанной щебнем торговой дороге, когда впереди показался первый сторожевой пост. На краю поля стояли несколько домов, обнесенных частоколом, над которым возле самой дороги возвышалась старинная, еще римской постройки, каменная дозорная башня.

Теперь шампанские рыцари могли немного расслабиться: совсем скоро они будут в безопасности и, как им хотелось бы думать, среди друзей. Но что-то было не так. Ехавшие на три полета стрелы впереди отряда разведчики графа Тулузского заподозрили неладное и немедленно подскакали к де Пейну.

– Прикажите остановиться, мессир, – попросил Роже Вен.

– Что-нибудь случилось? – поинтересовался Гуго.

– Там слишком тихо, – сказал разведчик.

– И что это значит? – спросил командир отряда.

– Понимаете, мессир, – произнес разведчик, – около сторожевого поста расположена небольшая деревенька, а крестьяне, обычно переговариваются или поют песни, или детвора громко смеется, или собаки лают. Да и просто какое-то движение должно быть заметно, если, конечно, обитатели деревни живы, либо не покинули по какой-то причине место своего жительства. А сейчас там слишком тихо и никого нет. Только солдаты. Я видел на башне четверых лучников. Обычно там стоит только один. Странно все это, похоже на засаду.

– Но на башне флаг графа Тулузского, значит, если это и засада, то она устроена на врагов графа, а уж никак не на нас, – возразил де Пейн. Но разведчик настаивал на своем:

– И все же, мессир, я бы проверил. Ведь и захваченный флаг можно вывесить, было бы коварство.

– И кто же это мог, по-вашему, подстроить нам столь коварную ловушку? – спросил разведчика Гуго де Пейн.

– Мессир, пока мы медленно продвигались по лесу, граф Жеводан мог собрать достаточно всадников и запасных лошадей, чтобы совершить быстрый марш в обход леса и перерезать дорогу перед вашим отрядом, – сказал Роже Вен.

– Я тоже чувствую недоброе впереди, – неожиданно поддержал бывалого солдата капеллан. Это и решило дело.

– Что ж, Роже, проверьте, – сказал Гуго и скомандовал:

– Отряду – остановиться и надеть шлемы! Приготовиться к бою.

Разведчики поскакали вперед. Издалека Гуго внимательно наблюдал за ними с дороги. Если в деревне засада, риск для разведчиков был смертельным, но шампанский отряд, скорее всего, успеет уйти из ловушки.

Не доезжая до деревни меньше чем на полет стрелы, Роже Вен прокричал слова пароля. Но вместо ответа со сторожевой башни полетели стрелы, а из-за домов с двух сторон маленькой деревеньки выскочили всадники. И их было много. Гуго насчитал не меньше полутора сотен. Все они были прекрасно вооружены и неслись в атаку на свежих лошадях. Еще одна большая группа конных выехала из перелеска за полем, отрезая кратчайший путь через поля к лесу.

Гуго видел, как один из разведчиков, сраженный стрелами, упал с лошади, а второй, Роже Вен, попал в окружение и из последних сил отбивался мечом. Гибель его была предрешена, ничем помочь разведчику графа Тулузского де Пейн уже не мог: прямо на него с длинными копьями наперевес мчались десятки закованных в броню всадников. Над передними из них развевались знамена графа Жеводана и, что было удивительно, короля Франции. А впереди всех ехал старый знакомый – сам граф. Гуго узнал его по квадратной фигуре и золоченому шлему. Рядом с графом скакали несколько рослых всадников в темно-синих плащах. Один из них держал королевское знамя. «Значит, убийство де Руже и наше преследование действительно исходят от короля», – промелькнула мысль в голове де Пейна и тут же погасла, сменившись другой, более насущной: «Как оторваться от преследователей? Еще немного и гибель всего отряда неизбежна». Принимать бой на открытом месте при таком преимуществе противника не имело смысла: погибнуть они всегда успеют. Гуго прокричал команду, и кони шампанцев, быстро развернувшись, понеслись назад по торговой дороге туда, где, ближе к Ниму, должен был находиться следующий сторожевой пост тулузцев, замок Лонгардон.

Гонец был серьезно ранен, но доскакал. Весь в крови и пыли, он едва ворочал языком. Но барон Таркваль слушал его внимательно, потому что в сообщении, которое принес раненый, возможно, содержалась собственная жизнь или смерть барона Одо Таркваля, кастеляна замка Лонгардон, назначенного на эту должность самим графом Тулузским. Задыхаясь, гонец говорил:

– Они напали ночью… Окружили со всех сторон… Я едва прорвался…

– Кто послал тебя? – спросил барон.

С трудом гонец ответил:

– Меня послал мессир Одервиль, капитан башни…

– Что он сказал тебе? – продолжал барон задавать вопросы гонцу.

– Он передал, чтобы вы немедленно выдвинулись… Другой гонец отправлен в Монпелье… – вестник зашелся кровавым кашлем, в его правом боку подрагивал обломок стрелы. Глаза раненого начинали закатываться.

– Кто? Кто напал на вас? – тряся гонца за плечи, кричал барон.

И гонец ответил, сквозь хрип:

– Граф Жеводан и его люди…

– Сколько их? Чем вооружены? – барон пытался узнать от гонца как можно больше.

– Рыцари в броне… Не меньше двух сотен всадников… – сказал раненый, и изо рта его хлынула кровь. Он закашлялся, задергался всем телом, упал и умер у ног барона. Кровавая лужа медленно растекалась по каменному полу донжона.

В мрачном расположении духа вышел барон во двор замка.

– Сколько у нас людей? – спросил он у капитана. Капитан ответил незамедлительно:

– Сейчас в крепости тридцать пять рыцарей, пятьдесят два оруженосца, и еще восемьдесят восемь легких кавалеристов. К тому же сотня лучников и больше трех сотен копейной пехоты.

Недолго думая, барон распорядился:

– Оставьте человек двадцать в замке. Пошлите гонцов во все наши ближайшие крепости и к самому графу Тулузскому. Всех бойцов поднимите на ноги. Нужно немедленно выступить навстречу рыцарям графа Жеводана, иначе мы будем отрезаны от остальных наших сил.

Взмыленные лошади скакали из последних сил, а сзади до преследуемых уже начали долетать стрелы, когда впереди показался перекресток. Теперь они могли свернуть обратно к лесу, где, наверное, еще можно было надеяться на помощь ариан. Но не тут-то было. Перекресток оказался уже занят пехотой, а справа и слева от дороги, с востока, со стороны Нима, навстречу шампанцам скакали с длинными копьями наперевес тяжеловооруженные всадники. Правда, у Гуго де Пейна немного отлегло от сердца, когда он увидел над этими всадниками флажки с гербами графа Тулузского, но намерения последних в отношении шампанского отряда все же были весьма не ясны.

– Джеральд, разверни наше знамя! – приказал де Пейн на скаку. И почти тотчас поднятое на древке копья синее полотнище с косой лазурной полосой затрепетало по ветру.

Но это помогло мало. Теперь не только преследователи, но и лучники впереди начали осыпать их своими стрелами. Видимо, тулузцы по ошибке приняли шампанских рыцарей за передовой вражеский отряд. Действительно, откуда тулузцы могут знать, что рыцари из Шампани не враги им? Гуго сразу вспомнил недавнюю атаку лесных ариан. Посему, дальнейшее продвижение навстречу тулузцам могло весьма плохо кончиться. Такая мысль появилась в голове Гуго де Пейна, и он принял решение почти мгновенно.

– Сворачиваем на юг! – закричал Гуго товарищам, увидев перед собой единственную возможность спасти отряд и прорваться. К этому моменту все остальные расходящиеся от перекрестка дороги уже были заняты вооруженными людьми.

Страницы: «« 12345678 »»

Читать бесплатно другие книги:

Как выделить и описать бизнес-процессы компании? Что такое процессный подход в управлении компанией ...
Первая полная документальная биография одного из «екатерининских орлов» князя Василия Михайловича До...
Эдвард Кризи, исследуя вооруженные конфликты Античности, определяет свой выбор самых важных сражений...
Антон Васильев все еще жив. Почему? Потому что он – человек войны, и для него ситуация вечного боя, ...
Антон Васильев, командир отдельного взвода разведки и охраны, вернулся с войны живым и более-менее ц...
Дин Рид – поэт, музыкант, певец, актер, красавец, любимец женщин. У него были все данные, чтобы стат...