Рыцарь из преисподней Игнатова Наталья

Когда караван добрался до Карешты, окруженного скалами городка, где располагалась резиденция Рены, бронемашина Ласки, возглавлявшая колонну, остановилась, метров двести не доезжая первых домов. Ласка выбралась из люка, уселась на броне, закурила, дожидаясь, пока весь караван разместится на пустоши. Один из бойцов стаи Ренатира направился в город.

В Кареште не было никакой ограды, даже символической, как в Луге. А еще здесь хватало зелени: деревья на тротуарах, газоны, окруженные живыми изгородями. Маленький, но все-таки город, планировка сложнее, население больше. На первый взгляд казалось, что по сравнению с Лугой, с той, живой, Лугой здесь повеселее. И все равно оба города были похожи. Каждый квартал как крепость. Каждый дом готов к обороне. Удивило количество собак. Без поводков, без ошейников, без хозяев, небольшими стаями, псы деловито трусили по улицам. Пять крупных серых собак, корноухих, бесхвостых, бодрой рысью выбежали навстречу вампиру-гонцу. Окружили, начали пихать боками, отталкивать друг друга, подставлять лбы под руки, напрашиваясь на ласку. Минуты две ушло на то, чтоб погладить каждую зверюгу. Потом упырь взял одну собаку за брыли и, глядя прямо в глаза, начал о чем-то рассказывать. Собака слушала. Артур смотрел издалека и каждую секунду ждал, что она вот-вот начнет понимающе кивать.

Когда рассказ закончился, собаки как по команде развернулись и умчались по улице. Упырь вернулся к Ласке, а она, выслушав его, пошла к Артуру.

– Рене доложат, она решит, когда сможет нас принять. Пока что можно остановиться в гостиницах, это, правда, в разных концах города, но тут безопасно.

– Собаки вместо патрулей? – спросил Артур.

– И птицы, и кошки. Собаки еще и драться могут. Правда, дальше в городе собаки помельче: болонки, таксы, шпицы там разные. Бойцовых псов на окраине держат.

Автомобили разъезжались один за другим. С лужанами водители прощались тепло, кое-кто обменивался номерами телефонов, обещаниями держать связь. В Луге произошло нечто загадочное, необъяснимое и страшное, но интересное. Многим хочется чувствовать свою причастность к этому, оставаясь при этом в безопасности. И почти все люди, помогавшие им добраться до Карешты, уверены, что лужане в безопасности уже никогда не будут.

Артур думал, они успеют разбиться на группы, как уже привыкли, определиться с гостиницами. Местные вампиры вызвались проводить. Возникла небольшая заминка с оружием: правила требовали отдать его перед тем, как входить в город, но привыкнув к тому, что от оружия зависит твоя жизнь, расставаться с ним очень сложно. Марийка начала спорить с Себестой, Артур понял, что пора ему вмешаться. На плечо вампиру, который говорил с собаками, спикировал стриж, а спустя полминуты игры с птицей в гляделки, вампир доложил Ласке:

– Госпожа Рена хочет видеть тебя, Артура, Демона и Альберта.

Вмешиваться не понадобилось, Себеста и сам рассудил, что он бы в Лугу вооруженных незнакомцев не впустил, с чего бы Кареште придерживаться других правил?

– Нам туда, к водопаду, – сказала Ласка, – там крепость и казармы стай. А остальных пока расселят.

– Ты тут хорошо ориентируешься. – Артур полагал, что общение между стаями разных тийров не поощряется. Правители земель друг другу чаще противники, чем союзники.

– Рена и Пайсар… – Ласка неопределенно похмыкала, – короче, мы тут часто бываем.

Крепостью, системой фортов были все окружившие город скалы. Внутри, в естественных и искусственных пещерах, располагались жилые помещения, склады продовольствия и боеприпасов. Снаружи, на вершинах и склонах, – огневые точки. В отличие, опять же, от Луги, в Кареште хватало тяжелого энергетического оружия.

Столица. Маленькая, почти игрушечная, но очень воинственная. Было бы хорошо, если бы лужанам удалось найти здесь приют.

Там, где прыгал по камням живописный небольшой водопад, Рена сделала главный вход в свою резиденцию. Местный серый камень облицевали мрамором, украсили резьбой и самоцветами, через озерцо в чаше водопада перекинули декоративный мостик. Вокруг был разбит небольшой сад. Озеро давало начало текущей через Карешту узкой речке, а сад – идущей вдоль речки кедровой аллее.

Цветы, цепляющиеся корнями за каждую трещину в мокрых камнях, соперничали яркостью красок с полированными самоцветами; среди ползущих наверх лиан, там, куда не долетали брызги, сверкали крыльями бабочки. Артур не в первый раз пожалел о том, что в Ифэренн нет солнца, но впервые подумал, что ему не хватает радуг. Взвесь пены, взбитая струями водопада, была жемчужно-белой. Красиво, но еще красивее было бы, если бы каждая капля сверкала на солнце ярче цветов и самоцветов, ярче бабочек и стрекоз.

Ифэренн не заслужил ни солнца, ни неба. Ни радуг. И все же, если судить непредвзято, разве уступит он в красоте тварным мирам?

Артур уже не мог судить непредвзято. Тварные миры были прекрасны, но когда цветы Уэлана отразились в бесконечной, обманчиво глубокой сети снийва, Ифэренн завладел его сердцем. Небо, которого нет, оказалось красивее настоящего. Хорошо еще, он понимал, что очарован, зачарован, что он под властью наваждения. Избавиться от чар понимание не помогло бы, но делать на них поправки в рассуждениях пока получалось.

Крепость Карешты, система пещер, обустроенных для жизни людей и существования вампиров, так же, как ратуша Луги, могла вместить все население города. Правда, если на Карешту и нападали, то в те времена, о которых никто из людей не помнил даже по рассказам. Теперь все могло измениться. Рена с этого и начала, как только Ласка закончила церемонию приветствий и взаимных представлений.

Правительница оказалась высокой статной дамой лет сорока на вид. Сливочно-белая кожа, русые, тронутые сединой волосы, серые глаза. Ей пошли бы пеплос и гиматий, и Артуру не составило труда представить Эгиду у нее в руках и сову на плече. С такой-то осанкой и взглядом тут и копье пришлось бы к месту. Но Рена была одета в длинное платье с высоким воротником и рукавами до середины кистей, и когда Артур сумел прогнать из воображения образ суровой богини, он решил, что Рена похожа на Афину, притворяющуюся директором школы благородных девиц.

Школа та еще, если вспомнить, что они в сердце вампирятника, но приличия Рена соблюдала от и до. Даже украшения были выбраны так, чтоб отвлекать внимание от шеи и рук.

– «Фу-ты какая, – пробурчал Альберт, который уже начал скучать, а увидев Рену, окончательно понял, что больше ничего интересного не случится. – Спорим, она зануда?»

Артур мог бы поспорить, потому что он точно не заскучал бы в компании существа, способного разорвать его на куски меньше чем за секунду, но объяснять это Альберту бессмысленно, у младшего свои взгляды на жизнь и развлечения.

Ласка, по-военному чеканя шаг, подошла к правительнице, опустилась на колено, склонив голову. Тут же встала и обернулась к остальным.

– Позволь представить, госпожа. Это Артур Северный, его брат Альберт и… какой-то сулэм по имени Демон.

– Воплощенный демон и бесплотный человек, – произнесла Рена, после того как они, все трое, поздоровались с ней. – В тварном мире я сказала бы, что вы странная компания, здесь я скажу, что это невозможно. Демоны иногда воплощаются, но призраков в Ифэренн нет.

– «Я не призрак, – обиделся Альберт, – я проекция из тварного мира. От меня у вас вообще только магия».

– Образы Ифэренн иногда являются жителям тварных миров, но никогда наоборот, – произнесла Рена. – Хочешь сказать, что ты образ из тварного мира, явившийся своему брату, но видимый для всех?

– «Подразумевалось, что ни для кого. Артур меня не видит. Зато все остальные пырятся… в смысле смотрят, – кажется, строгий вид Рены подействовал даже на Альберта, иначе с чего бы младшему следить за словами. – Но люди не видят, кстати, вампиры и Демон только. Я это обдумаю, когда время будет. А сейчас пойду, пожалуй. Удачи, братец, пока всем…»

Связь оборвалась. Мелкий поганец действительно сделал это, смылся с аудиенции, не дожидаясь, пока ему разрешат уйти. Вопиющее нарушение правил. Искренне возмутиться поведением младшего Артуру мешало только понимание, что это он научил Альберта так поступать и сам всегда поступал так же. И сегодня поступит, если обстоятельства вынудят.

– Стремительный молодой человек. – Рена осталась невозмутима. – Артур, о тебе ходят разные слухи, противоречивые, но в одном они сходятся. Говорят, что ты можешь уничтожать демонов. Этого не может быть, никому не под силу уничтожить идеи или мысли, поэтому объясни мне, что же ты все-таки делаешь?

– Уничтожаю демонов. – Артур больше чем когда-либо почувствовал себя родным братом Альберта. Ничего, что позволило бы развить мысль, в голову не приходило, и, чтоб не казаться совсем невеждой, он добавил: – Это не основная специализация, я больше по нечисти.

– Значит, ты не знаешь, что делаешь, или не можешь объяснить как. Это я понимаю. Спрошу иначе: можешь ли ты обещать, что, если демоны нападут на Карешту и ты убьешь их, они больше не вернутся?

– Да.

– А ты, сулэм, – взгляд холодных глаз обратился на Демона, – можешь ли сейчас сказать мне, что сталось с теми, кто попал под топор Артура?

– Уничтожены. – Демон был лаконичен, но сейчас это выглядело как подражание Артуру, а не как признак того, что ему трудно разговаривать с вампиром.

– Назови мне имена.

– Азур, Зидрис, Мавилик, Аракан… – Слова Рены Демон понял буквально и начал поименно перечислять всех уничтоженных демонов.

Надо отдать должное терпению правительницы Карешты: минуты две она слушала не перебивая. Артур, тот заскучал гораздо раньше, но Демон проигнорировал его «заткнись» и называл имена, каждое замысловатее предыдущего, пока Рена не сказала:

– Достаточно!

– Ну ни хрена ж себе! – не удержалась Ласка.

– В это трудно поверить, – произнесла Рена, и Ласка кивнула, мол, да, именно это она и имела в виду. – Я прикажу навести справки об этих демонах. Они не могут быть уничтожены, но, если хотя бы половина из них развоплощена, это уже настоящий подвиг.

Рена протянула руку, откуда-то сверху к ней на запястье упал голубь, рыже-белый, с хохолком. Несколько секунд птица глядела на госпожу, поворачиваясь к ней то одним, то другим глазом, потом, хлопнув крыльями, взлетела и исчезла в прорезанном под потолком воздуховоде.

– Вы можете остаться в Кареште, – сказала Рена Артуру. – Но ни в каком другом городе моего тийра. Если демоны придут за вами сюда, – впервые за разговор Рена улыбнулась, и Артур неожиданно и неприятно вспомнил, что она мертвая, – я буду рада.

Жить рядом с упырями было странно. Рядом с мертвыми.

Интересно.

Карешта была как город из готических романов, такой, где обязательно есть гора, а на горе замок, а в замке живут упыри, и они полновластные хозяева над живыми. Артур на Земле и готические романы читал, он вообще чего только не читал с тех пор, как Альберт его научил. В Кареште замок был внутри горы, а не наверху, но атмосфера все равно один в один. Потому что люди упырей боялись.

Никаких резонов для страха не было, крови из горожан не пили, люди из Стада жили в крепости, и если из Карешты кто туда и уходил, то добровольно. В городе вампиры почти не бывали, а когда бывали, вели себя сдержанно. На первый взгляд они вообще не отличались от людей, создавали иллюзию жизни, прятали клыки и когти. Но все-таки они были мертвыми. Это и пугало.

Достаточно было вспомнить улыбку Рены, чтоб понять, что чувствуют живые. Инстинктивный страх – такой охватывает лошадей, учуявших запах волка. Волк может быть безобиден, безопасен, он может быть на поводке и в наморднике, это неважно, он все равно пахнет как волк, и кровь лошади, даже если ни она, ни поколения ее предков никогда не сталкивались с волками, дает сигнал об опасности.

Столица Ренатира была меньше всех остальных ее городов. Столица Глейстира, кстати, тоже. Себеста говорил, там вообще почти нет людей. Рена у своих подданных вызывала больше доверия.

То, что ее обратили в солидном возрасте, было хорошим знаком. Скорее всего, ее ратун долго присматривался к ней, еще живой, размышлял, ждал, пока она будет готова. И убил не потому, что счел красивой и захотел новую игрушку, а потому, что решил, будто Рена достаточно умна и сильна для бессмертия. Упыри нередко ошибаются в таких решениях, но, имея дело с взрослыми людьми, угадывают гораздо чаще, чем когда дают афат молодежи, а то и подросткам.

Еще это значило, что Рена, вероятнее всего, не страдала от одиночества и ужаса в первые годы посмертия. Когда упырь подходит к выбору серьезно, он не теряет терпения, обучая потомка правилам нового существования, и помогает пройти через кошмар осмысления грядущей вечности. Про Рену говорили, что она очень внимательна к своим най, ну так это потому, что и к ней когда-то были очень внимательны.

Как и все упыри, Рена знала, что если погибнет, то попадет в Нижние Земли. Для тех из них, кто был убит в тварном мире, Ифэренн стал подарком, продолжением, вместо страшного финала. Они ведь и на Земле, те, кто с Земли, знали, что, погибнув, попадут в Ад, и что это не подарок, когда вместо адского пламени попадаешь в мир без солнца, в мир, в котором не чувствуешь себя нечистым просто из-за того, что не смеешь выйти из ночи?

Упыри-язычники, исповедовавшие многобожие, не попадали в Ифэренн. Они и в Ад не попадали. Но сколько их, политеистов? В бытность свою на Земле Артур знал лишь одного такого и только слышал о втором. Большинство верило во множество богов, но в одного Творца. А Его как ни называй, Он Творец и есть.

Ересь, ересь. Плохо быть еретиком, но куда деваться, если видишь больше, чем знаешь, а знаешь больше, чем понимаешь?

Почти все упыри в тварных мирах знали, что Бог есть. Пусть и называли Его разными именами. Знание – не вера, это было проявление инстинкта самосохранения: если Бог есть, значит, есть Ад, значит, каким бы мучительным не было существование не-мертвого, нужно оставаться в нем как можно дольше. Потому что окончательная смерть не выход, дальше будет хуже.

Насколько хуже, они не знали. Артур и сам не знал, пока не побывал в Нижних Землях.

Упыри в тварных мирах соглашались на афат – те из них, кого вообще спрашивали, конечно, – из страха перед смертью, из желания жить вечно, от непонимания, что жизнь как раз закончится, то, что начнется, будет называться посмертием. Ада они начинали бояться уже после первой смерти.

Все без исключения люди в Ифэренн боялись Нижних Земель. И все-таки даже здесь они соглашались на афат. Он обрекал на вечные муки после окончательной смерти, но он же давал шанс избегать их как можно дольше. Кажется, ткни человека носом в кошмары Преисподней, чтоб проникся, разверни потом спиной к ней и дай пинка, чтоб бежал как можно быстрее и как можно дальше, он все равно развернется и побежит обратно. Уверенный, что удаляется от Ада, а не спешит прямиком туда.

Но парадоксальным образом именно афат был шансом на спасение.

В Ифэренн верили в князей. Вот уж где политеизм цвел пышным цветом: двенадцать творцов, шутка ли! Тринадцатому, тому, который все это и затеял, даже места в пантеоне не хватило. Но вампиры Ифэренн, те, что родились здесь и здесь же получили афат, узнавали о Боге от тех вампиров, кто пришел из тварного мира. Поэтому Марийка, пока притворялась человеком, врала, что не знает про Господа. Врала, потому что людям о Нем знать неоткуда.

Все здесь с ног на голову. Даже демоны ненормальные. Враги, конечно, как враги, и если уж прокляты, то прокляты, сами выбрали, сами виноваты, и не раскаиваются. Но есть, оказывается, те, кто не выбирал.

Марийка заказала для жемчужины оправу: полураскрытую раковину из уэланского золота. В Тагаре нашелся ювелир, настоящий мастер, сумевший, несмотря на размеры камня, сделать оправу так, что украшение вышло изящным и не очень броским. Но не настолько изящным и неброским, чтобы Марийка, предпочитавшая одеваться, как бандитка с Трассы, не могла носить его со своими любимыми майками и куртками, на которых клепок и молний было больше, чем кожи.

Волшебный жемчуг привлекал внимание даже тех, кто никак не знался с магией, возможно, потому, что волшебство – это не магия, а что-то другое, непонятное или необъяснимое. Здесь говорили «чары».

Артур последние четыре года прожил в реальности, где слово «чары» означало как раз магию, но в той реальности, откуда они с Альбертом пришли, чарами и чародейством тоже называлось то, чего нельзя объяснить, можно лишь принимать как есть. Как чудеса.

Только чары конечно же не были чудесами.

Десять лет назад Артур сказал бы, что это просто соблазн и прельщение. Тогда и мир был проще, и он сам знал больше. За прошедшие годы знания и количество информации стали друг другу обратно пропорциональны, и теперь Артур не мог сказать, что такое чары и чародейство. Оставалось лишь признать, что они существуют.

Так же как чудеса.

Зато теперь он знал легенду об озере Амаль. Марийка не рассказывала, рассказал Демон. Считалось, что на дне Амаля не жемчуг, а только его образы, и достать жемчужину может лишь тот, кто сумеет воплотить в нее свое истинное желание.

– Если хочешь чего-то по-настоящему, хочешь всей душой, желание станет жемчужиной, и ты сможешь его взять.

Так сказал Демон. Может быть, это было правдой, может быть, нет, но Артур понял, почему Марийка так дорожит его подарком. Для Марийки важно было не то, что он забрал ее из царства Смерти, для нее важно было, что он пришел туда за ней. И жемчужина была… ну да, как Демон и сказал, воплощением этого.

Если бы каждый поступок, совершаемый для того, кто тебе небезразличен, становился зримой красивой вещью, жизнь стала бы полна красивых вещей.

Или нет?

Не дело рыцаря думать о человеческой природе, пусть об этом философы думают или богословы какие-нибудь. Но жемчужина притягивала взгляды, о ней спрашивали, Марийка рассказывала. Ласка сравнила их с апостолами, их всех, лужан, Марийку, даже Демона. Богохульство. Но послушать, как Марийка рассказывает об амальском жемчуге, как люди рассказывают о бое за Лугу, как Демон не рассказывает ничего, просто живет тут, во плоти, бок о бок с вампирами, и поневоле задумаешься. Что они делают-то? Проповедуют ведь. Странно, криво, под диким на взгляд христианина, углом, но проповедуют.

А Ласка, та вообще взялась рассказывать истории из Евангелия лужанам и всем, кто хотел слушать.

Желающих хватало. Люди хотели узнать о Боге, который дает защиту от демонов. Люди хотели узнать о Боге, который дает силы уничтожать демонов. Удивительное место Ифэренн: в тийрах упыри по мере сил защищают людей от демонов, в княжествах демоны защищают людей от упырей. Люди на Трассе ищут у Господа защиты от демонов, будут ли жители княжеств искать у Него защиту от вампиров?

Когда в Карешту приехали люди из Ахтеке и Кабира, выяснилось, что именно это им и нужно. Воистину удивительное место Ифэренн. В поисках спасения от вампиров люди едут в вампирские земли. А может быть, это люди такие. Они же не только в Ифэренн, они вообще везде… странные.

Люди как люди.

Они искали у Бога защиту.

А упыри – спасение. Не от демонов, не от людей. От себя. Обреченные на Нижние Земли, они не поверили бы в возможность спастись, если бы им просто сказали об этом. Ласка поверила, потому что умела верить, знала о Боге и знала, что Он всемогущ. Остальным, неважно, считались они в тварном мире христианами или нет, чтоб поверить, нужно было чудо. Чудом стала жемчужина из озера Амаль. Для Марийки она была воплощенным стремлением Артура спасти ее, для вампиров стала знаком, что возможно все и даже из Нижних Земель есть выход.

Ласка предложила им больше, она сказала, что есть другой путь. Тот, что не заканчивается в Нижних Землях. Нет, не перерождение на Земле, в перерождение Ласка не верила, а если б и верила, не сочла бы его спасением. В ее представлении Артур мог показать вампирам путь на Небеса.

Это… накладывало ответственность. Артур привык, что в него верят, но до сих пор эта вера ограничивалась убежденностью в том, что он способен справиться с любым врагом, начиная с эльфов и заканчивая демонами. Было дело, его принимали за святого, этого он и здесь не избегнул, но опять-таки «святость» подразумевала всего лишь, что он наваляет любому, кто ему не понравится, будь то хоть сам Сатана. Оказаться в шкуре мессии раньше не приходилось. Но он ведь действительно знал путь. И показать его вампирам было разумно и правильно.

И людям. Само собой.

Артур уже понял, что с вампирами ему проще, он пока еще не мог понять почему.

Не из-за Марийки же. Вампир из нее негодный, не похожа она на остальных. Ад ей в лицо не дышит, смерть не пугает, демонов от нее не тошнит, даже люди ее не боятся. Так что, нет, не в Марийке дело, а в самих вампирах. Но в чем именно?

– Слушай, парень с идеальной памятью, – сказала однажды Ласка, – я помню Писание, но не дословно же. Они к тебе все время с вопросами ходят, а тебя и на проповедь-то раз в неделю не раскрутишь, не то что на систематическую работу в приходе.

– У нас нет никакого прихода. – Артур счел необходимым внести ясность.

Ясность не внеслась. Ласка посмотрела на него… как-то жалостливо. Протянула открытую пачку сигарет и продолжила, будто ее и не перебивали.

– Продиктуй нам Библию.

– Что?

– Библию, – повторила Ласка раздельно. – Не тупи, парень, ты ее помнишь от слова до слова, еще и на разных языках, может, даже на арамейском. Вот и продиктуй. Мы запишем. Будет у нас своя Книга. География, – она пренебрежительно выдохнула дым через губу, – и на Земле-то роли не играла, а остальное все универсальное, хоть для Земли, хоть для, как ты их там называешь… тварных миров, хоть для Ифэренн. Ну давай, Артур! Напечатаем хоть десяток экземпляров, уже вперед. Ты их подпишешь как подлинники. А дальше, если понадобится, будем допечатывать.

– Подписать Библию? – призыв Ласки «не тупить» пропал втуне.

– Ты ее сюда принес, – напомнила Ласка. – Ну что? Договорились? Давай тогда, прямо сейчас можно часа два поработать.

Как будто ему нечем было заняться! Уж чего-чего, а «поработать» каждый день хватало, еще и на ночь оставалось. Столько свалилось дел, если б не молитва, силы давно бы вышли. Но кем надо быть, чтоб не найти времени на Библию? Забыть за суетой о главном? Артур бы, может, и сумел, но он вообще не умел забывать.

Упыри в очередной раз удивили его.

Пользоваться мнемографами они не могли: присутствие Артура вывело бы приборы из строя, поэтому в дело пошли обычные, не магические терминалы с обычными, не магическими клавиатурами. Сохранялись данные, конечно, уже не без магии, где-то в недрах горы, на одном из мощных серверов, обслуживающих крепость Карешты. Туда вредоносное влияние Артура не доходило.

Записывать под его диктовку собиралась сама Ласка и еще двое бойцов из ее группы: Аудьярт и Рунко. Три варианта текста лучше, чем один, больше шансов избежать ошибок и искажений, неизбежных, учитывая, кто собрался писать под диктовку. Даже у Ласки не было опыта переписывания книг, а Рунко и Аудьярт, оба отличные бойцы, но наверняка никудышные протоколисты. Или стенографисты. Да как ни назови, увидеть их сидящими за клавиатурой было странно. Автоматы и ножи в этих руках смотрелись гораздо естественнее. Тем более что оба пренебрегали гражданской формой одежды, зимой и летом, и в любое время суток носили камуфляж с нашивками своей группы и земель Пайсара и выглядели… ну кем угодно, только не протоколистами. Или стенографистами.

– Да ладно тебе, – фыркнула Ласка, – не о том думаешь. Давай начинай, сам увидишь.

Что ж, увидит, значит, увидит. Артур кивнул.

– В начале сотворил Бог небо и землю. Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою.

Артур не увидел, что сделали вампиры, не увидел, чтоб они вообще что-то делали, не услышал даже шелеста клавиш. То, что он произнес, просто появилось в воздухе над клавиатурами. Проекторы вместо мониторов – тут много где так. Но как, без мнемографов, с такой скоростью, что взгляд не замечает движений?

Разве это возможно не только в бою?

Спрашивать вслух Артур не стал. Эти парни и Ласка записывали все, что он скажет, а значит, время пустых разговоров закончилось. Все потом.

– И сказал Бог, да будет свет. И стал свет.

Ему самому больше нравилось начало Евангелия от Иоанна. То, про Слово. Но Ласка права, начинать надо… сначала. А вначале была не музыка, сотворившая Ифэренн, как бы ни был прекрасен этот мир мертвых, вначале был другой мир, живой, разный, в котором меньше музыки, зато есть солнце и настоящее небо.

Демоны были уже потом. Если и рассказывать людям о чем-то, то именно об этом. О Творце, создавшем все, в том числе и демонов.

Вампиры могли работать бесконечно. Не останавливаясь. Здесь, в мире без солнца, они не впадали в обессиливающую спячку, и в их распоряжении были круглые сутки. Если только сутки можно называть круглыми в плоском мире. Похожий на многослойную ленту Мебиуса, Ифэренн еще и не такие загадки подкидывал.

Как бы там ни было, вампиры могли работать не останавливаясь: с тех пор, как Карешта приняла лужан, Ласку и ее группу не отправляли в рейды, их задача была охранять новичков или охранять от новичков, в зависимости от ситуации, так что диктовку не прервал бы даже сигнал тревоги.

Поэтому график зависел только от Артура.

На чтение Библии в том темпе, который они взяли, ушло бы двое суток, возможно, чуть больше. Артур думал сначала о двух часах в день. Потом, когда два часа истекли, решил, что шесть, а лучше восемь, будет в самый раз. Потом потерял счет времени, видел только, как меняется цвет неба за узкими высокими окнами. Красивое небо в Ифэренн. То, что он пересказывал, то, что записывали за ним вампиры, поглощало целиком. По-другому не могло быть: кому, как не ему, это знать. Почему не подумал о том, что не сможет остановиться, не захочет? О том, что чтение Библии само по себе как молитва, а молится он всегда, постоянно, даже, наверное, во сне.

Ну вот. Не подумал. Да и какая разница?

Небо меняло цвет, Ласка, Рунко и Аудьярт, казавшиеся неподвижными, сидели за круглым столом с сенсорными датчиками клавиатур, от столешницы вверх непрерывно бежал текст. Священное Писание. В Ифэренн оно выглядит так.

Сказав: «в начале было Слово», Артур отметил, что вот они и добрались до Иоанна. Вспомнил на миг, что это не просто молитва. Или даже вообще не молитва. Что это такая работа. И, тут же забыв, продолжил диктовать.

Завершилось Евангелие, начался Апостол, а потом было прекрасное и ужасающее своей светлой уверенностью Откровение.

– Гряди, Господи Иисусе…

– Благодать Господа нашего Иисуса Христа со всеми вами. Аминь. – Это сказала Ласка и, поморщившись, сжала пальцами виски. Потом потянула носом: – Что это? Пахнет… будто гарью.

Артур тоже почуял запах. Темно-синее небо, ночное, глубокое, почти не давало света. Но вместе с мерцанием проекторов этой малости оказалось достаточно, чтобы увидеть на висках Ласки черные жирные следы.

Прежде чем Артур успел хоть что-нибудь сказать или сделать, Ласка посмотрела на свои руки. Подушечки пальцев прогорели до самой кости, превратились в золу.

– Плохая была идея? – Ласка спокойно посмотрела на Артура. – Не надо было мне это затевать, да? Ребята, вы как?

Рунко с Аудьяртом отделались легче. Пальцы кровоточили от ожогов, но не сгорели. Они не были христианами, они и на Земле ими не были, может, поэтому им меньше досталось?

– Больно? – спросил Артур. Вопрос, глупее не придумаешь, но…

– Это такой способ сказать: «Сочувствую»? – Ласка была все так же неприятно спокойна. – Нет, не больно. Даже странно. Должно бы болеть. Я боюсь, Артур, больше я не боец. От этого не исцелиться.

– Будешь проповедовать, – сказал он. – У тебя отлично получается. А потом постепенно руки восстановятся. Ты же вампир. Это не может быть навсегда.

– Мы ведь еще по пути из Луги решили, что началась полоса невозможного. – Ласка кисло ухмыльнулась. – Дай сигарету. И кто-нибудь знает, который час?

Вопрос был, наверное, только для того, чтоб немного разрядить обстановку, потому что вот же они, часы, цифры мерцают прямо над столом, видимые с любой точки.

Полночь на часах.

Аудьярт мазнул по клавиатуре тыльной стороной пальцев, глянул на свой проектор и так же спокойно, как Ласка, так же неестественно спокойно сказал:

– Лучше спроси, какой сегодня день. Мы начали сегодня в полдень.