Поход клюнутого Чичин Сергей

— Брось ныть, борода. Пойдем по городу прогуляемся, познакомимся с тутошней ночной жизнью.

— Спасибо, я уже познакомился, насилу отбрехались от сержанта.

— Ты прекращай во всем видеть только темную сторону! Эдак вскоре речь твоя станет совершенно эльфийской, уши вытянутся, плечи усохнут, и свою детскую лошадку обзовешь Меланхолией.

— Что ж мне, восторгаться, что стою ночью посреди чужого города и даже в гостевую дверь постучать не решаюсь?

— А чего ты робкий такой? Пойдем-ка, постучимся во всякие двери! Мол, угости или напугаю, обогрей или поколочу, пусти ночевать или зарежу.

Бинго подобрал панцирь, вышвырнутый запальчивым хозяином вдогонку, и со вздохом его навьючил обратно на плечи.

— Вот так пристанет героический имидж, потом не отделаешься. Пойдем-ка, пошатаемся покамест, поговорим с людями за жизнь. Можешь сам говорить, а я на подпевках побуду.

— Не хочу я говорить с эдакими сумасбродами, которые ночами по улицам шляются.

— Ну и зря, среди них попадаются и синпатишные, даром что при ножах. — Бинго подсмыкнул перевязь с мечом. — Ладно, говорить я буду.

— Не о чем нам с ними говорить! Найти бы, где на ночь приткнуться, и ладно.

— Как же найти, язык не почесав?

— Будешь меня злить — брошу тебя посреди города, сам пойду попрошусь хоть в «Кувшин» тот же! На лавку, под лавку, в конюшню наконец — все не на ветру, в ожидании, из какой подворотни в спину арбалетом выпалят.

— Да ты, брат, совсем с глузда съехал от осторожности. — Бинго демонстративно огляделся по сторонам. — Это тебе не фронтир дикий, тут дуэргаров не водится. Которые убиватели, те отсюда давно выбрались. Кто попроще, те с Порвениром копьями меряться, а поумнее которые — в народные депутаты… или как там называются эти, которые всех либо запугали, либо купили и теперь в ус не дуют, по столичным особнякам сидючи.

— Разбойничьи атаманы?

— Нет, атаманы — это которые в поте лица честным грабежом промышляют, в лесных халупках ныкаясь и под конопляной теткой ходючи. Эй, почтенный, постой-погоди, дело есть! Как, освежи мою память, называются такие бессовестные… Куда ты, почтенный?!

Приблудный ночной прохожий не возжелал освежать Бингхамову короткую память и проворно юркнул между домами, спасаясь от познавательной беседы.

— Спешит, наверное, — смекнул Бинго. — Да прекрати же ты кукситься, мой компактный друг! Мир прекрасен — по крайней мере, в тех местах, где нас нет; небо ясное, ни тебе дождя из лягушек, ни грома и молний, ни града с куриное яйцо. Доставай свою трубку, может, хоть она тебе вернет душевное спокойствие.

Возражения у Торгрима как раз закончились, так что трубку он безропотно вытащил и принялся набивать, неспешно труся за отправившимся по улице Бингхамом. Хорошо хоть коней не вытолкали из пригостиничной конюшни — еще не хватало с ними бродить, подобно дикому табору. А то, чего доброго, гоблин начнет встречным гадать по ладошке, да такого нагадает, что потом не отмахаешься от обиженных.

— Городская жизнь не для слабых духом! — вещал Бинго нараспев, трюхая по улочке под уклон и звякая всеми пряжками на незастегнутом панцире. — Давят высокие стены этих бездумно огромных хибар, правда же? Для чего, к примеру, нужны три поверха? Это ж устанешь по лестницам бегать, а то еще и заблудишься!

— Не видел ты огромных хибар, — не удержался дварф. — И даст Безмолвный Хранитель — не увидишь, ибо по-настоящему огромные — это у нас там, в недрах, а тебя я лучше сам прибью, чем туда допущу. Это тьфу! У нас одни королевские чертоги поболе всего этого города!

— Вы ж там небось сортир неделями ищете, а уж друг друга-то вовсе не встретить, если все из угла в угол бегают. Гляди-ка, лыцарь! Эгей, лыцарь на коне, дай-ка прикурить моему другу, пока он опять не разбрюзжался!

Рыцарь на Бингхама внимания не обратил, да и лошадь его осталась безучастна. Как стояли они посреди небольшой площади на каменном постаменте в Торгримов рост, так и не двинулись, даже обругать побрезговали.

— А зачем он туда влез, на лошади-то? — озадачился Бинго. — Она ж оттуда небось слезть побоится. Помочь надо, подтолкнуть!

— Это памятник, — сдержанно объяснил Торгрим. — Статуй его фамилия.

— Тем более подтолкнуть надо. Он же, поди, застоялся — все в одной позе. Может, на голову его перевернуть? Будет забавное разнообразие.

— Оставь трогать памятник! Его тут не зря поставили — в память, надо думать, о каком-нибудь видном городском деятеле.

— Здоров, собака! — Бинго с уважением оглядел кососаженные плечи рыцаря. — Может, сколупнем его оттеда и с собой повезем третьим? С таким-то уважаемым нас ниоткуда больше выпирать не посмеют, а ежели вдруг попробуют — пусть-ка сперва его выставят. Пока кантовать будут, успеем и отожраться, и выспаться!

— Жар у тебя, что ли? Бредишь же, как пророк Кабала на проповеди.

— Просто хочу его спихнуть с верхотуры, а ты все никак не ведешься.

— Не дам рыцаря ронять. Никого ронять не дам! Вот будешь один странствовать, тогда и… тогда я тебе руки и повыдергаю.

— Хорошенькое дело! В одиночку его и при руках свернешь едва ли. — Бинго осторожно потыркал лошадь в копыто. — Намертво вделано. Что за народ нелепый? Сперва пыхтит тот, который прикрепляет, потом тот, который отламывает.

— Потом тот, который лупит отломавшего. — Дварф огляделся по сторонам. — Хочешь чего-нибудь отломать с пользой — займись вон тем факелом.

Бинго не заставил себя дважды просить — потянулся и выволок из железного держака на стене могуче коптящий смоляной факел. Дварф потыркался трубкой к огню так и так, загораживаясь от жара мозолистой ладонью, наконец мощно затянул в табак пламенный язычок и с удовольствием пыхнул густым дымом снизу в Бингхамову рожу.

— Ни разу не конопля, — отметил Бинго, с любопытством принюхиваясь. — А стоит, слыхал я, еще и подороже.

— Хорошее — настолько подороже, что, кроме королей, едва ли кто себе позволит. Купцы-то могли бы, но редкий купец на себя свой товар переводит — не такова торговая натура. — Торгрим блаженно затянулся и вдруг выпучил глаза. — Ты глянь, это не наш ли знакомый сержант бежит?..

— Что? Где? — Бинго присел, свободной рукой надвинул колпак на самые глаза. — Ты это… ты скажи ему, что я ничего!

— А про забурления сказать?

— Ежли от битья обещаешь защитить, то расскажи хоть про бабушку.

— А что у тебя с бабушкой?

— Да против нее я прямо образец аккуратности и благочестия. Помнишь, усатый сказывал про суровые разборки на Фигасе-озере, когда еще дэбошийского бугра укоротили на голову? Так началось все с того, что она на берегу того озера, песчаном и пустом, белье постирать решилась.

Меж тем сержант Гилберт, тяжело трусящий через площадь, заметил живописный дуэт и слегка изменил курс, чтобы почтить ночных гуляк вниманием. Дышал сержант тяжело, со всхрипами, так что повод остановиться вышел для него большой удачей.

— Вы чего тут?

— Подышать вышли и совсем ничего не ломаем, — спешно отмазался Бинго. — Дварф хотел сломать и спереть вон того конного дядьку, да я не дал.

Торгрим поперхнулся возмущением.

— В городе ад кромешный поднялся, — сообщил сержант, не уделив внимания дварфовым криминальным намерениям. — Всю стражу созывают в трущобный квартал, где буйствует магическое явление.

— Ты дыши, дыши! — Торгрим участливо похлопал сержанта по плечу. — А то скиснешь, не добравшись. Уж не сомневайся, мы поможем! Нам все равно делать нечего.

— Кому и нечего. — Бинго за плечом сержанта скорчил страшную рожу. — Настолько нечего делать, чтоб с магическим явлением бороться, мне с детства не было!

— Мимо зла и безобразия проходить не должно, ибо кто сокрушит несправедливость, как не мы? Расскажи, сержант, пока пыхтишь, — что стряслось вдруг посреди ночи?

— Да всё художники эти. — Сержант мученически потряс головой. — Понаехали на глупый фестиваль, и ну паскудить. Вон в трущобах, в азарте творческого спора, возвели из конского навоза статую, а она возьми да и случись похожа на нашего городского верховного мага! Я сам видел, как есть он — пузатый, кривоногий, в шляпе и вместо носа морковина. Ну, а ноне эта статуя возьми да и оживи и поди крушить все ночлежки, где эти молодые дарования, что ее слепили, ночью гнездятся! Докрушит этих — может дальше пойти, а в иные районы, более респектабельные, пускать ее настрого не велено.

— Вот так штука! — Дварф только руками развел. — И часто у вас такое?

— Чтоб дерьмостатуи буйствовали? Помилосердствуй, добрый дварф, да я про такое и в сказках не слыхивал.

Торгрим метнул яростный взгляд на Бинго. Тот невинно пожал плечами — мол, извините, что рядом стою.

— Что ж, сержант, пойдем глянем на твою статую.

— Лопаты возьмите да вилы, — посоветовал Бинго со знанием дела. — Мечами дерьмо не урезонить, я не раз пробовал.

— И ты не отлынивай!

— Не буду, но спервоначалу схожу гляну на всамделишного мага, с которого статую делали. Видывал магов огненных, воздушных, земных и водных, но чтоб говенного?

— К магу послали уже гонца, чтоб помог, чем может. — Гилберт нахмурился. — Ты это что же, полагаешь, он сам руку и приложил?

— А что, не мог?

— Да, по мне, всяк, кто не мечом на жизнь зарабатывает, одной ногой преступник, другою же мошенник… Нету у меня к таким доверия. Так что осторожней там — вон его башня, отсюда видно, как светится.

— У конюшни встретимся, — буркнул дварф. Перспектива передохнуть от назойливого гоблина его, чего уж греха таить, крепко порадовала. — Руки там не распускай зря и факел верни на место. Веди, сержант, раз уж тут у вас такие гуляния, не хотелось бы их прохлопать!

— Вам гулянки, а мне работа. — Сержант подобрал меч и устремился в уличную темень.

Бинго посмотрел, как дварф вслед за проводником исчезает за углом, обругал себя за неуместную активность — нет бы притулиться за Торгримовой спиной, зачем-то же вызвался на самостоятельный вояж, который еще неизвестно чем чреват, — развернулся и трусцой направился в сторону подпирающей небо башни, на верхних ярусах которой действительно ярко горел свет, судя по интенсивности, магический. Факел он, конечно, забыл пристроить на место и спохватился на этот счет, только отбежавши от держака на приличное расстояние. Что ж, не возвращаться же теперь? Но и при себе его держать тоже ни к чему: и в темноте выдает, и пользы темновидящему никакой… так что, походя, широко размахнулся и запустил его на ближайшую крышу, а сам прибавил шагу.

Торгрим, следуя за сержантом, через какое-то время оказался в квартале, где уже успел побывать, подыскивая постой, да так и ушел ни с чем, не пожелав проталкиваться через великое множество оборванных художников-неудачников и прочего сброда. Сейчас большинство этого люда трусливо жалось по стеночкам, охотно пропуская вооруженных стражников, стекающихся в трущобы со всего города.

Погромщика долго искать не пришлось — массивная фигура самых нелепых пропорций нашлась около полуобрушенного постоялого двора, чьи стены долбила корявыми ручищами с упорством неврастеника. Полдюжины стражей, суетящихся вокруг, старательно пихали ее копьями и алебардами, но блестящие в факельном свете острия бессильно соскальзывали с землистой фигуры, даже не оставляя на ней вмятин. Голем не обращал на стражей никакого внимания — методично вздымал узловатые руки и обрушивал их на хлипкие дощатые стены, с каждым ударом вышибая фонтан щепы, а то и обширные куски досок. Крыша крушимого здания уже перекосилась и оползла на сторону, в одном из углов разгоралось пламя из обрушенного камина, а многоголосые причитания со всех сторон обращали картину в фантасмагорическую немузыкальную дискотеку.

— Стремгод ведает что… — Выдохнул сержант, опять сбившийся с дыхания. — За что ж нам такая напасть? В чем провинились?

— Потом попричитаем, старина. — Торгрим с сожалением придавил содержимое трубки, которую так и нес в руке, жестким пальцем и заправил ее за пояс. — Ну-ка, я попробую для начала по старинке… не возражаешь?

— Сделай милость, друг. — Сержант приглашающе махнул рукой. — Эх, стар я стал для таких приключений… лет двадцать тому и сам бы…

Дварф вытянул из-за спины секиру и мягким боевым шагом выдвинулся к голему, обходя его со спины. Гилберт замахал своим, чтоб не препятствовали, и те охотно отступили, давая простор. Торгрим набычился, сгоняя силу в руки, резким рывком добрался до статуи и влупил со всего маху, как давно уже бить не приходилось, ибо не встречалось ничего достойного истинной силы подгорного народа.

Секира рассекла воздух сияющим росчерком и шарахнула голема промеж лопаток. От удара металлическое топорище загудело, а в дварфийских плечах почувствовалась приятная дрожь… Вот только результат оказался неожиданный — вместо того, чтобы разрезать навозного буяна или хотя бы расколоть его, как колоду, лезвие оставило неглубокую борозду и отлетело, слегка позубрившись.

— Ничего себе навоз, — ошалело пробурчал дварф. — Чем вы только лошадей кормите?

Замахнулся снова и рубанул опять — на сей раз уже не по широкой спине голема, а по ноге, опытно выбрав наиболее тонкое место. Секиру отбросило вновь, но на сей раз Торгрим уже не удивился и не отступил — ударил снова, снова и снова, раз за разом углубляя борозду и вырубая тонкие стружки магически отвержденной субстанции. Каждый удар вредил любовно отточенной кромке лезвия куда заметнее, нежели реципиенту, но на то и оружие — при всей любви к нему дварф отродясь над ним не дрожал и не щадил, как никогда не щадил и себя самого, многие годы без устали и остатка вкладываясь в боевые упражнения. На третьем десятке ударов големское колено истончилось вдвое против начального варианта, но так и не вынудило погромщика отвлечься от стеноломания.

— А теперь так, — прорычал озверевший Торгрим, отбросил секиру, отступил на несколько шагов и живою торпедой бросился на големову спину.

От страшного толчка голем не устоял и опрокинулся лицом вниз, сломав карикатурно длинную морковь носа о выступ разломанной стены. Оказавшись на нем, дварф сшиб с навозной головы ветхую шляпу, ухватил монстра за подбородок и, придавив затылком к своей груди, принялся откручивать ему голову. Железные мускулы вздулись и напряглись, Торгрим утробно зарычал, всю силу вкладывая в единственное поворотное усилие, и даже успел расслышать, как под руками затрещало, а окаменелая голова начала подаваться, но тут голем наконец обратил на него внимание и пихнулся твердым локтем. Конечно, суставов как таковых халтурщики от скульптуры ему не состряпали, а разъяренного дварфа оторвать от жертвы — задача не на дурика, но сил чудищу было не занимать — от второго же тычка Торгрима спихнуло с каменной спины, а потом голем перевалился: сперва на бок, а потом и на спину, придавливая агрессора. По счастью, какими бы ни были магическая сила и прочность, а массы туше они не добавили — дварф извернулся, поджимая под себя ноги, уперся ими в навалившуюся спину и мощно отпихнул чучело, разжав руки. Навозное тело взлетело по длинной дуге и шмякнулось в отдалении, едва не поплющив брызнувших в стороны художников.

— Ноги рубите! — заорал Торгрим и покатился, не видя нужды во вставании, к своей секире. — Чтоб ходить не мог! Да кувалды тащите кузнечные, разобьем мерзость во славу Морадина!

Стражи покладисто пустились исполнять завет нежданного варлорда, осыпавши голема целым градом ударов алебардами. Результат, однако, оказался сомнительный — стуча вразнобой и попадая через раз, большого ущерба окаменелым ногам нанести не удалось. К тому моменту, как Торгрим подкатился к туше и вспрыгнул на ноги, занося секиру, голем тоже поднялся и на этот раз оборотился уже не к безучастной стене, а к противнику. От первого его взмаха кулаком, неуклюжего, но такого могучего, что затрещал воздух, Торгрим легко уклонился и даже высек искру из ноги, уходя от второго, собственной атакой пришлось пожертвовать, а на третий раз голем таки попал дварфу в грудь чуть пониже горла, и земля вылетела у Торгрима из-под ног.

Когда перед глазами перестали кувыркаться небо и земля, а спина больно шмякнулась о стену, Торгрим немедленно встряхнулся и метнулся было обратно, не обращая внимания на сдавливающую боль в груди, но голем пропал из поля зрения — словно его и не было.

— Где?! — каркнул дварф и тут же зашелся в приступе тяжелого кашля. Хороший удар! В такие моменты жалеешь, что не вырядился в свой горный плейт… а может, и к лучшему — промятые нагрудные пластины так пробьют тело, что никакого оружия врагу не потребуется.

— Там! — сержант Гилберт махнул рукой меж домов. — Эй, все — догнать! Схватить! Не пускать!

Стражи без большой охоты потекли в предписанном направлении, и Торгрим, поначалу припадая на обе ноги, а потом, слегка очухавшись и выровнявшись, поволокся за ними следом. Секиру он, падая, так и не выронил, ныне беглым взглядом оценил, что лезвие править не один час, да и то — как бы не пришлось самому на поправку становиться по итогам таких танцев… но отступать было уже поздно, если уж в бой ввязался, из него или со щитом, или на щите, и дварф развил скорость, быстро догнал последних стражников, обошел их, потом и вовсе вперед всех вырвался, посносил по пути какие-то кусты, перегородки, чуть не запутался в развешанном на веревках белье и тут только осознал, что цели-то своей и не видит и куда за ней бежать дальше — не представляет.

— Выходи, дерьмовая голова! — заорал Торгрим во всеуслышание и успел даже испугаться, что на такой призыв много кто может откликнуться — как бы и не любезный друг Бингхам, но секунды утекали, а не выходил к нему никто, кроме высунувшегося из соседнего проулка стража с вислыми усами и престарелой матроны, появившейся в окне над дварфом и плеснувшей в него помоями.

Помои оказались полужидкими, полутеплыми и полностью противными и настроения охотнику на големов не улучшили.

— Вы ладугуэрски неправы, мадам! — сдавленно высказался дварф и утерся рукавом.

— Сам дерьмовая голова! — отрезала старуха и вслед за содержимым ведра отправила самое ведро, но нахмуренный дварф небрежно отмахнулся секирой, и на землю под его ногами брякнулись уже две ведерные половинки. Старуху это впечатлило, и она существенно смягчилась: — Я говорю, кончай орать, горлопан, моего старика нету дома!

— Где ж его носит? — удивился Торгрим машинально. — Ночь на дворе. По другим старушкам шляется?

— Козлище сивобородое! — рявкнула старуха и захлопнула ставни.

— И правда, что это я не в свои дела лезу? — растерянно поинтересовался Торгрим у стража. — Опять Бингхамово влияние! Куда та дерьмокуча побежала?

— Мне-то откуда знать? Я за тобой бежал, думал, ты знаешь.

— О Бессмертный Камень!.. Так чего стоишь? Беги, ищи!

— Так это… а если найду?

— Зови подмогу и бей со всей дури! Ты вообще стражник или кто?

— Как есть стражник, а вовсе не самоубивец. Эту гадость алебарда не берет, а ею свиная туша напополам разрубается!

Торгрим в сердцах плюнул знатоку под ноги.

— Недосуг мне тут с каждым рассуждателем лясы точить! Кто прижмет дерьмочудище, если не мы, оружный люд?

Стражник призадумался, ущипнул свой длинный ус.

— Может, боги какие? — предположил он с надеждой по итогам краткого раздумья. — Или это, пущай королевский эмиссар приедет и буллу зачтет о запрещении подобного.

— Вот из-за таких, как ты…

Торгрим искренне полагал, что из-за таких, как этот трусоватый стражник, происходит много разного, но очень мало хорошего, и в запале готов был начать перечисление, но тут в небольшом отдалении раздались вопли и звуки побоища, так что лекцию пришлось отменить, а лектор, плечом снеся аудиторию, со всех ног помчался на эту приманку.

Бежать пришлось совсем недолго — оказалось, что буквально через три дома цепь облавщиков настигла голема, и он охотно принял бой. Обломки пик разлетелись во все стороны, зазвенели о неподатливую плоть магического создания мечи, Торгрим насилу сумел уклониться от стражника, мощным ударом запущенного в переулок. Только теперь дварф разглядел карикатурную морду чудища — грубо вылепленную, с обломанной под корень морковью в середине и с ярко блестящими серебром, словно бы живыми глазами. Похоже, глаза эти были не для красоты, ибо стоило им выхватить из темноты набегающего Торгрима, как голем развернулся и опять пустился наутек. На пути его попался очередной домик — дешевая глинобитная мазанка, и монстр, не мудрствуя лукаво, побежал прямо сквозь него. В первой же стене образовалась неопрятная дыра по форме промчавшегося навозного тела, внутри завизжала женщина, почти сразу же сухо хряснуло в глубине, и голем, прорвавшийся через вторую стену, продолжил удирать уже по следующему проулку. Дварф, кляня на чем свет стоит магические выкрутасы, покатился следом. Вот где пригодился бы Бинго с его спринтерскими талантами! А впрочем, хорошо, что без него обошлось — в протараненной мазанке, как Торгрим заметил краем глаза, обитала голая дама таких достоинств, что гоблина отсюда было бы двумя таранами не выставить. Дварфоторпеду она поприветствовала таким же визгом, что и предыдущего посетителя, а задерживаться и объясняться было не с руки, так что Торгрим подавил исступленный рык и вложился, как мог, в скорость бега.

Голем несся с прытью, от грубо слепленной фигуры неожиданной, к тому же нахально игнорировал любые препятствия на пути, попросту прошибая в них дыры, и на скорости его это не сказывалось. От быстроногого человека он, может, и не имел шанса оторваться, но дварфов природа, щедро одарив в других областях, скоростью бега все же обделила. Расстояние между целью и преследователем помаленьку возрастало, и, к великому своему неудовольствию, Торгрим заметил, что дома вокруг начали попадаться крашеные, а то и с добротной отделкой, что значит — трущобы кончились и загнал он чудище в те самые кварталы, куда его было не велено пускать. Как назло, и стражи не было видно ни вокруг, ни даже на хвосте; и совсем несложно угадать (сказал кто-то в Торгримовой голове вкрадчивым голосом старины Бинго), кого обозначат ответственным за причиненные дерьмоголемом жертвы и разрушения.

— Все сюда-а-а! — завопил Торгрим срывающимся голосом, сообразив внезапно, что, покуда они топают в молчании, их никто и не обнаружит, а потом, чтобы уж хоть гол престижа забить, прежде чем голем совсем от него уйдет, метнул секиру в удачно подвернувшийся на пути перед големом столб. Топор перегнал монстра, врубился в дерево и без труда его рассек, а надрубленный столб немедленно завалился в сторону, и голем, запнувшись о него и каким-то чудом не сломав, грянулся оземь. Этого дварфу хватило, чтобы его настичь, и, не думая особо, что делать дальше, да и вариантов не имея, Торгрим сиганул на голема сверху, вцепился как клещ и опять принялся отламывать голову.

Дальнейшее в угаре боевой ярости мало запомнилось дварфу — смутно он помнил, как барахтался в пыли с чудищем, сверху оказывался то один, то другой, и при каждой возможности оба бесстеснительно лупили телом оппонента в ближайшую стену дома. Больше всех от этого страдала, собственно, сама стена, но и в дварфийском теле то и дело остро мелькали всполохи боли. Голем, похоже, оказался в наименьшем проигрыше, и даже появление Гилберта с парой запыхавшихся подручных мало что изменило в картине боя: когда Торгрим оказывался внизу, они бодро принимались лупить мечами по навозной массе, высекая красивые, но бессильные искры. И когда от битья головой о стену и землю у Торгрима поплыли перед глазами разноцветные круги, он не сразу осознал, что руки его внезапно продавили каменно-твердую массу, словно… словно обычный навоз, и вместо неподатливой барахтающейся туши на него осыпается все та же дурнопахнущая и охотно расползающаяся мерзкая масса.

— Эт-то еще что за… — только и смог просипеть Торгрим, прежде чем руки его, додавив то, что недавно было несокрушимой големской шеей, сомкнулись.

— Ты ж гляди! — благоговейно ахнул сержант Гилберт. — Задавил, как есть задавил гада! Ну, дварф, ну, герой!

— Да, мы такие. — Торгрим уронил чудовищно потяжелевшую голову на землю. — Фу, мразь какая… Сержант, не в службу, а в дружбу — ты б не мог меня из дерьма выкопать?

Сержант ухватил его за запястья и с надсадным кряканьем проволок несколько шагов, вытащив из бесформенной кучи големовых останков.

— Чем могу, дружище, но для особой дружбы сейчас, извиняй, времени нету — мир как с цепи сорвался, служба поджимает. Слышишь этот набат? Город горит!

Торгрим застонал. Набат действительно гудел где-то неподалеку — он-то сгоряча подумал, что это кровь в ушах стучит. Ну да, как же, пожар… с чего бы?.. и кого это совсем недавно видели с факелом в руках?.. И какой проклятый, тупоумный, недостойный сын Морадина подначил этого «кого-то» за сей факел взяться?!

— Ты лежи, лежи, — успокоил его сержант. — Ты у нас и так народный герой ноне, а на пожаре с твоим-то ростом делать особо нечего, только бороду попалишь. Как встанешь, иди в Форт Стражи, тебе всяк покажет, — уж там мы, чем можем, проставимся, вот только разберемся со всеми этими безобразиями.

«Разберетесь вы, как же, покуда мы за ворота не выберемся», — обреченно помыслил дварф. Вот интересно, если позволить Бингхаму тут задержаться на недельку-другую, чем это кончится? Стены осыплются? Произойдет потоп, хотя бы и при окружающей засухе? Из обширных прилегающих лесов выйдет приблудное гзурское воинство и возьмет Прузен лихой кавалерийской атакой?

Сержант отрывисто скомандовал своим прихлебателям не отставать и убыл, а Торгрим долго еще лежал, вяло смахивая с себя навозно-помойное изобилие и пытаясь постичь волю Камня, без которой, как известно, ничего на свете не свершается. Если уж в чем-то он, Торгрим Даймондштихель, Десница Клангеддина, капитально сбился с пути, можно было его, например, убить, благо случаев было много… но зачем же так надругаться? Подобных испытаний и самый просвещенный оллам не припомнит. Прибить гоблина совсем в надежде, что с его смертью и «забурления» прекратятся? А ну как на самого перескочат, как частенько бывает с проклятиями? Да и не дело это, не праведный путь — лишать жизни невиновного, ибо воистину при всей своей паскудности Бинго существует отдельно и терпеть его можно, пусть и скрипя зубами; а забурления его — тема совершенно отдельная. Терпеть дальше? У хумансов это распространенный теологический тезис — «Господь терпел и нам велел», но, даже не будучи записным дварфийским боговедом, Торгрим был твердо уверен, что Морадин никогда не терпел подобного сам и уж подавно не стал бы требовать этого от своих чад, ведь даже у лучших из них труба много ниже и дым много жиже.

Навскидку осталось два выхода — либо пытаться как-то постичь суть забурлений, для чего придется, вероятно, копаться в пыльных книгах и вытрясать правду из раздражающе заумных мудрецов, либо попросту не мешкать на пути, поскорее выполнить задание сэра Малкольма и отвязаться от вредоносного гоблюка, пока весь окружающий мир не рассыпался вдребезги. А учитывая обстоятельства, первый вариант пришлось отмести как нереальный — ни фолиантам, ни мудрецам губительного Бингхамова присутствия было бы не перенести. Что ж, единственный выход хорош хотя бы тем, что позволяет не задумываться о мелочах — правильный ли он, куда ведет, не заперт ли. Давний гордый девиз подгорного племени — «Ломящийся да проломится» — никогда еще не подводил Торгрима[10].

Набат продолжал гудеть, а в ночном небе над крышами домов появилось зловещее зарево. Похоже, пожар разбегался по крышам, как крысы разбегаются по овощному погребу. Не потерять бы лошадей, пришло Торгриму в голову. Подгоняем этой тревожной мыслью, дварф стиснул зубы, перекатился на живот, поднялся на четвереньки, а после и на ногах утвердился. Ничего, стоять можно, а что разит как от выгребной ямы — так то ли еще будет!

Ночка, что и говорить, выдалась бурная и кончаться пока не собиралась.

7

Бинго явился в Форт Стражи с первыми проблесками рассвета — видать, утомился за ночь разрушать город и решил передохнуть до следующего прихода темноты, лучшей подруги таких вот вредителей. Торгрим разглядел его сразу, потому что в тот момент, когда гоблин входил в ворота, разливающий стражник оступился и чуть не разлил пиво, а алебарды, составленные в козлы в углу двора, самопроизвольно осыпались — поди не насторожись. Вид Бинго имел усталый и нахохленный, но при виде дварфа и выстроившегося у коновязи конного состава экспедиции просиял и расправил плечи, отчего Торгримово сердце, вопреки несгибаемой храбрости, ушло в пятки.

— Старина! — завопил Бинго и припустился к компании, тесным кружком рассевшейся вкруг заменяющей стол бочки. — Как я рад, что ты цел!

— Правда? — не поверил Торгрим по традиции.

— Самая что ни на есть! Ты прикинь, этот местный дерьмомаг мне карами грозился! Ну ничего, подумал я, у меня в рукаве такое бородатое, с ним сперва носами померяйся; глядь туда, глядь сюда, а тебя и нету, и народ бормочет разное — кто говорит, что ты о статую убился, а кто — что в дерьме утонул! Я за тебя волновался.

И в припадке чувств облапил Торгрима, приподнял над землей и потряс, а когда поставил — отобрал у него кружку и беззастенчиво ее вылакал. Стражи, отпивающиеся вместе с дварфом после тяжкой смены, одобрительно загудели и смотрели добрыми глазами, так что прояснять вопрос с истоками пожара Торгрим постеснялся.

— Добрался-таки до мага?

— А чего ж не добраться? До его башни ходу было пять минут.

— А остальное время где шлялся?

— Искал башню. Ну, ты ж знаешь, решил дорогу срезать, а там тупик, вернулся — заблудился, стал выбираться — провалился в подземные тоннели, вылезать принялся — еще глубже ухнул… Вы, служивые, в курсе, какие у вас там крысищи обитают?

Бинго запустил руку за пояс, пошарил там и вытащил крысиный хвост толщиной с запястье и длиной в руку. Один слабонервный страж от такого сюрприза поперхнулся и плюнул пивом в сторонку. Бинго возмущенно всхрюкнул, отобрал кружку и у него и тоже высосал в три опытных глотка.

— Вы не волнуйтесь, ваш хлеб я отбивать не стану. — Гоблин огляделся и опроверг сам себя, отобрав еще у одного зазевавшегося ломоть хлеба. — Там еще и на вашу долю осталось. Это, как я понимаю, детки такие, а каковы родители… ну, недосуг мне было, тем более как раз лаз наверх нашел, а то бы сходил поглядеть, чтоб впредь говорить честно, что видел всякое. Вылез в переулке каком-то, где, кто, чего — непонятно, стал во все двери вламы… стучаться. За первой ничего, за второй мешки, бочки да какие-то дядьки злые, в платках на головах, даже слушать не стали, сразу бить бросились, насилу утек… Грубые вы, городские! Вот такие платки, если кому интересно.

Из-за пояса появился клетчатый головной платок со следами крови. Бинго передал его ближайшему стражнику в обмен на его кружку, и из платка выпало ухо, похоже, что с мясом сорванное с головы.

— Клянусь Райденом, да это ж головной платок контрабандистов Рюкена! — ахнул страж. — Ты что же, их склад нашел?! Мы уж второй год как ищем!

— Не знаю, не представились. — Бинго залихватски выдохнул и опростал кружку по-манерному, без глотков. — Я ж перепугался, да со страху вспомнил, что не просто так шляюсь, вот как мой дружбан твердит без устали, — я по делу!

Торгрим предупредительно закашлялся, и добрый Бинго постучал его по спине, чуть не влепив носом в бочку.

— Да, по делу, — я с магом иду поговорить! Ну их, думаю, к лешему, с таким-то чувством моды. Удрал от них, потоптал огороды какие-то, только и успел дернуть из одной грядки презент моему дымопыхающему спутнику, чтоб сам проникся, какие дымы правильные, а какие от лукавого. — Из-за бездонного пояса гоблина явился измятый стебель, богато усаженный венцами острых узких листьев. — Владей, борода.

— Это чё? — Дварф принял подношение с опаской.

— Cannabis sativa, двудольное розовоцветное.

— Чиво?

— Ты забей, тебе понравится.

Сержант Гилберт, возглавляющий посиделку, выпучил глаза на ботанический изыск.

— Это что — прямо в городской черте?

— Как есть в ей. Не мог же я за этими кругалями в жаркий Дэмаль завернуть? — Бинго задрал глаза к небу, типа призадумался. — Нет, не думаю, тем паче там жирные орки на вербл… странные у них лоси, а тут в меня вполне местный горожанин пытался топором кинуть, чтоб не топтал его плантацию.

— Запомнил, где это?

— Окажусь на той грядке — узнаю, а где она — извини, сержант, с топологией у меня нелады с детства. Впрочем, денька через два найдете по запаху — я топор-то тому мужику вернул, так что вскорости он на все ближайшие дворы обозначится.

— Ты про мага давай, — напомнил Торгрим, смекнув, что по пути Бинго мог много такого натворить, для расхлебывания чего придется в тутошней тюрьме задержаться на немалый срок.

— Ну, извольте про мага. Добрался до него, то есть до нее, до башни. Заперто со всех сторон, запечатано изнутри, у подножия народ толпится, вопит, помощи просит — маг не откликается. Вхожу, значит.

— Ты ж сказал — заперто было!

— Было. Налейте мне, а то чижолая история, в глотке пересыхает быстро! — Бинго уселся по-оркски и протянул кружку разливающему. — Двери заперты, что парадная, что черный ход, один дурень сунулся стучать — его белой молнией шарахнуло.

— Убило? — устало уточнил сержант.

— Нет, вот же он я, только волоса дыбом встали. Припомнил тогда, как оно принято в лучших домах входы зачаровывать — обычно дверь, но не стены же? Сказал народу пару ободряющих слов — мол, то Морадин, у него молот и наковальня, тра-ля-ля, а вы век живете, век учитесь и помрете дураками…

Торгрим нервно впился в бороду.

— Слово за слово, нашел взаимопонимание, заручился поддержкой общества. Отломали еще одну статую — зачем вам, служивые, в городе столько статуев? Сами же видите, через них сплошное безобразие! Статуя небольшая, но крепкая, и лично мне душевно близкая — писающий на всех мальчик. Мальчик оказался как есть правильный, не подвел — им мы стенку и продолдонили. Дальше вошел я, туда-сюда, чуть опять не заблудился, спасибо магу — ругался так, что не потеряешься. Зашел к нему, он трясется весь, на столе мистическое явление — призрачный макет города, посреди его маленькая фигурка катается, о стенки колотится. Ну, я и прервал это дело.

Повисла гробовая тишина.

— Мага, что ли, убил? — помертвелым голосом уточнил Гилберт.

— Да тю на тебя, сержант, я ли не знаю, что городских шишек дешевле не трогать?

— А ты знаешь?

— Теперь знаю. — Бинго неуклюже подтянул ножны и вытащил из них меч — вернее, его обломок. Лезвие оказалось укорочено до пяти дюймов, причем не обломано, а оплавлено.

— Такой был меч! — Гоблин со вздохом плюхнул обломок на бочку. — В смысле плохой был меч, совсем не героический. Наши-то клинки от вашей магии только светятся насмешливо, а этот чух! — и нету, еще и руку обжег даже через обмотку, едва бросить успел, — заодно окно им разбил, там была моднявая мозаика, чтоб выход себе проделать. Хотел было поговорить, да маг, похоже, не в духе был — ржет, как Стремгод в сортире, руки вздымает, на них молнии змеятся, и кричит чёта: я, мол, покажу вам, каково издеваться, я вас ценить научу!.. А мне на кой лишняя наука? И самое очевидное никак в памяти не удержишь. Ну, я и пошел на выход.

— А прервал зловредную магию как?

— Как, как… каком. Ну, присел в это призрачное походя — мы ж того, магоупорные. Под седалищем только пшикнуло, а я кувырком через стол — и в окно. Так что далее с этим нервным магом сами договаривайтесь, а меня не припутывайте.

— То-то в миг, когда тот гад рассыпался, у меня возникло ощущение, что мир жопою накрылся, — поделился Торгрим наболевшим. — Погоди-ка, да чёта ты много всего успел, мы ж не так долго за этой пакостью гонялись.

— Долго ли умеючи. — Бинго независимо пожал плечами и приложился к наполненной наконец кружке. — Я парень шустрый. Дело сделал, стал вертаться, ан там город горит — совсем не следите за пожарной безопасностью! Я тем путем — там припекает, я другим — там улица запружена, все куда-то ведра тащут… воду воруют, наверное. Нашел было дорожку свободную, да забоялся. Темно было.

— С каких пор ты темноты боишься?

— Темноты я не боюсь. Просто поделился для общего сведения, что темно было, освещение плохо налажено, а забоялся я на ровном месте, со мною случается. В общем, стал искать обходной путь, чтоб к конюшне, как договаривались…

— И снес еще полгорода?

— Нет, ничего не снес, но, как честный парень, теперь должен три серебряных монеты девчонкам из дома у западных ворот, там еще светильники с красным пламенем.

— Да им там цена — одна монета! — просветил Гилберт со знанием дела.

— Да, я знаю. Мне оптовую скидку сделали. Ну а оттуда я прямо не знал, куда идти и стоит ли вообще, вроде неплохо устроился, но мимо пробегал парень из ваших, сказал, что дварфа, удавленного големом, в Форте Стражи отпевают. Вот я сюда и наладился — думаю, салатики… А ты жив, оказывается, что тоже в целом неплохо.

— Тем более что пора нам уже и в путь отправляться. — Торгрим покосился на выпирающую над восточными крышами солнечную горбушку. — Может, хоть ночью, набегавшись, ты в седле подремлешь и ничего вокруг тебя не случится.

— Мечтать не вредно. Сержант, а не найдется ли в вашем хозяйстве для меня меча взамен угробленного на службе городу?

— Найдем. Кольчугу дварфу как раз наш оружейник доклепывает. — Сержант похлопал Торгрима по плечу. — Отродясь не видывал такой доблести! Мы с ребятами предложили уж ему подобрать что-нибудь более достойное, но отказывается.

— Я, сержант, не за награду помогаю! Правое дело — оно само себе награда. Извел супостата — мир чище сделался…

— Убил бобра — спас дерево, — подхватил Бинго. — Возьми, возьми у них чего-нибудь, дурная борода! Напялишь хороший доспех с ихней символикой и будешь знать, что форму хоть один достойный воитель носит.

— Я тебе что говорил?

— Что я в седле посплю.

— Я тебе говорил, чтоб не учил ты меня поступать по вашим гоблинским правилам! Так что благодарю, сержант, рад был помочь, и сведенная кольчуга для меня вполне достаточна.

— Сейчас принесут, на лошадь навьючат. Пойдем, герой-магоборец, подберем тебе меч.

— Вот с ним сходите, он в мечах поболе моего понимает. — Бинго дохлебал пиво и похлопал Торгрима по шляпе. — У меня еще одно дело осталось — за щитом сбегать. Дай мне две монеты для художника!

— Честность взыграла?

— А чего ж не взыграть? Облапошить кого походя — милое дело, его пример — другим наука, но заключенную сделку блюсти следует, иначе что же получится?

Дварф вытряс из кошелька две монеты. Учитывая Бингхамовы траты да еще несусветную сумму, выложенную в «Ресторацио», пора начинать молиться о следующей засаде, не то вскоре придется либо зубы положить на полку, либо проникаться гоблинской философией и самим подаваться в разбойники… что, конечно, никак не приемлемо.

— Сержант, сделай милость, пошли в «Бездонный кувшин» за щитом своего человека. Одного этого отпускать я опасаюсь, а ты тем паче трястись должен — город-то твой. Хорошо, что нашелся, более я его далеко не отпущу — три монеты долга, это ж надо!

— Да как же можно без меня принимать работу? Помнишь, как Филион морду кривил и руки заламывал? Ну как он совсем не заказанное на щите изобразил, нешто служака ему за мою обиду накостыляет должным образом?

— Иди за щитом, — распорядился сержант, оборотившись к одному из подчиненных. — Да объясни художнику, чтоб с места не дергался, — если будут какие претензии, всем кагалом к нему пожалуем. За мной, герои, пойдем в оружейку.

Оружейная палата тут оказалась куда скромнее столичной — всего-то небольшой сарай, плотно набитый, словно садовыми инструментами, различным железом. Торгрим глянул мельком и поджал губы, будто ему в постный день предложили непотребное, а Бинго напротив — радостно протиснулся в узкий дверной проем и принялся всяким звенеть, порой ахая и ойкая и уж конечно вскоре вызвав всестороннюю осыпь на свою голову.

— Не убьется? — заботливо поволновался Гилберт.

— Везучий, — вздохнул Торгрим. — А вот тебе бы лучше не стоять под стрелой.

— Под какой стрелой?

— Народное дварфийское выражение из строительной области. Бывает такой подъемный кран, на котором блоки ворочают, так вот у него стрела…

Бздынь!

Перед носом сержанта со свистом пронесся вылетевший из каморки арбалетный болт.

— А тут стрела — вот она! — доложил Бинго, не переставая звенеть и лязгать. — Сержант, хранить арбалеты взведенными и заряженными — это грубое нарушение техники безопасности. По этикету полагается даже с луков тетиву снимать, чтоб не изнашивалась, а когда это правило в наших кланах приживалось, то поначалу сгоряча завели хранить луки в одном замке, тетивы — в другом, за сто миль, а стрелы — в третьем. Очень поучительная история, как три замка разрослись в отдельные кланы и стали воевать промеж собой, потому что никак не могли договориться, кому к кому при нужде в луках бегать.

— Чего сложного-то? — не понял сержант, потихоньку придерживая заколотившееся сердце.

— Сам смотри, вот идут войной онты или эльфы, в первом замке берут все луки и бегут за тетивами. Там, однако, сей же момент берут все тетивы и бегут за стрелами. Ну а у которых стрелы — грузят их все на транспортного дракона и летят за луками… в итоге наполнение хранилищ местами меняется, а воевать приходится по старинке — дубинами. Шесть веков договаривались! Потому и отстали в развитии.

— А вроде не такие уж вы и технически отсталые! Я слыхал, у гоблинов и оружейники, и доспешники очень продвинутые.

— Да не технически отстали, а умственно. Прикинь, шесть веков рамсы тереть с такими, как я… как мы — по сию пору наследственность оторви да брось, до старости лево и право путаем. Вот я вроде нашел что-то подходящее, только оно не вытягивается, прижато чем-то… Можно, я стенки немножко пораздвину?

— Я тебе такое пораздвину! — рявкнул Торгрим и пристукнул по стене кулаком, помимо воли проверяя ее на прочность. — До конца жизни будешь ходить раздвинутый! Не можешь достать спокойно — значит, оно тебе и ни к чему.

— Он у меня грубый, — пояснил Бинго сержанту. — Но где-то в глубине души в нем горит искра добра. И жрет так, что сердце радуется… если только жрет не с твоей тарелки.

Гоблин запыхтел, заухал и вскорости вылез из каморки, таща за собой чудовищный двуручный фламберг, даже в его лапищах производящий впечатление шибко длинного.

— Вот так уродище! — только и буркнул дварф, оценив пламенеющий клинок и нелепо разлапистую крестовину. — Удивляете, сержант. Полицейское оружие, говоришь?

— О, я про него и думать забыл. — Сержант кашлянул в кулак. — Это клинок эпохальный, некогда принадлежал основателю Прузена, рыцарю, как ни удивительно, Прузену же. Да вот я вас минувшей ночью в аккурат под его статуей и встретил.

— Что, целиком статую не уволок, так по частям рыцаря растащить думаешь? — сурово укорил Торгрим гоблина. — Положи на место, не для твоих жульных лап оружие.

— Нет-нет, пусть берет. — Гилберт замахал руками. — Прузен, когда основал город, меч передал своему оруженосцу, который стал первым капитаном стражи, поскольку сам к тому времени потерял руку и сражаться им уж не мог. Меч знатный, холмари ковали, но нового хозяина так и не нашел… вот, кстати, нет ли на нем проклятия какого? За него пробовали было браться разные крепкие воины, но ни в чьих руках он не служил как должно — то удар не доведется, то заденет не того, один бедолага даже ногу себе отсечь на финте удумал. Так что ржавеет уже много лет без дела, никто его не хватится, если не боишься проклятия — пользуйся на здоровье.

— Нас проклятиями не напугаешь. — Бинго ухмыльнулся, как показалось Торгриму — весьма зловеще.

— Ты б не заигрывался. — Торгрим поежился. — Мало мне от тебя одного неприятностей, еще и меч проклятый.

Страницы: «« « ... 7891011121314 » »»