Ярко-алое Парфенова Анастасия
— Как интересно, — очень спокойно заметил Железный Неко. — Можно с этого места поподробнее?
— Аканийцы не могут жить вне Паутины. Это, конечно, предпочитают не афишировать, но и особой тайны не делают. В конце концов, не зря же нет приговора страшнее изгнания. Владыка Садао знал, чем пугать диссидентов, — небрежный жест высокородной княжны. — Аканийцы, даже если они не принадлежат к сословию сетевиков, долго в метрополии не живут. В изоляции сетевые приложения рано или поздно начинают деградировать. А с ними наш разум.
— Как интересно, — повторил Тимур. — И как долго аканиец может продержаться… там?
— Откуда же мне знать?
— Предположите.
Кимико наконец заметила, что что-то не так.
— Как долго человек выдержит заточение в одиночной камере, прежде чем начнет сходить с ума? Пять лет? Десять? Ответ будет зависеть от того, сколь плотно изгнанник был интегрирован в аканийскую Паутину, насколько внутренне готов к изоляции, сколь жестко было проведено разделение. От того, в конце концов, где именно изгнанник окажется. В метрополии есть высокоорганизованные сети, особенно военные, но туда сложно получить доступ.
Она смерила его испытующим взглядом. Заговорила чуть медленнее:
— Еще, я слышала, существуют способы защиты, компенсирующие техники. Можно «взять» с собой собственную маленькую сеть, какое-то время она коконом продержится вокруг тебя. Двое творцов Фудзивара так работали на Старой Земле почти год.
— Если защиты нет?
— Супруг мой, что?.. — Встретив взгляд Тимура, оборвала вопрос, но он оставался в голосе, в интонациях. — Я не знаю. На эту тему не проводилось исследований. Статистика смазанная, данных нет. Точную хронологию распада личности отследить невозможно.
О статистике и хронологии в данном вопросе советник Канеко был осведомлен. Если это можно так назвать. Цифры и списки выжжены были в сознании вместе с перечнем невнятных околонаучных отговорок:
Существенное влияние на показатели оказывают социальные факторы, как то: позиция официальных властей, отношение местного населения, уровень преступности в районах проживания мигрантов.
В подавляющем большинстве случаев объект начинает принимать нейростимуляторы или же ищет иные способы заполнить пустоту в себе.
В первые годы количество самоубийств составляет более пятидесяти процентов.
Такая вот статистика. И хронология.
Тимур будто провалился в тот день, когда цифры эти впервые попали ему на глаза. Как теперь понимал — неслучайно. Доклад подбросили, холодно и тонко рассчитав момент.
Железному Неко исполнилось девятнадцать лет. Крови на его совести было, как у ветерана ангельских войн. Цель, ради которой стольких принесли в жертву, оставалась все столь же сияюще-недосягаемой. Попытка подумать о том, что творится вокруг, обернулась уверенностью: если не идеи их, то методы контрпродуктивны.
Высокие идеалы обернулись грызней за власть. Боец по кличке Неко принял как данность: меня использовали. Мысль эта, пару лет назад вызвавшая бурю ярости, теперь отдавалась усталым равнодушием. Все равно иной семьи, кроме Ватари, у него не осталось. Пусть используют.
А потом во время раскопок в закрытом правительственном архиве внимание почему-то привлек странный файл. Статистический отчет миграционной службы за указанный период с неожиданно высоким кодом секретности.
Там были списки. Цифры. Проценты. Там говорилось, если выжать из бюрократической тарабарщины один лишь беспощадный смысл: ссылка в метрополию равна смерти.
И приговор обжалованию не подлежит.
Мир рухнул. Изменился. Мгновенно — и навсегда. Тот Канеко Тимур, который существовал раньше, был совсем другим человеком. Самодовольной скотиной он был. Слепой и безмозглой к тому же.
«Ты меня под монастырь подвести хочешь! Мурр, господи, да сколько ж можно. С кем ты связался на этот раз? Условного приговора нам было мало?»
Наверное, он был в шоке. Завершил операцию, вернулся на свой домашний ресурс, забился в лабораторию. Точно животное, получившее глубокую рану. Не понимающее: то, что терзает его, — это боль.
Она внутри.
Несколько часов выпали из памяти. Архивы, лог, лабораторные датчики — все оказалось стерто. Впору представить, что Железный Неко мог бы натворить в таком состоянии, и испугаться. Но ненависть, задев горькими крыльями варваров метрополии, судейских чиновников и мудрых старших товарищей, обернулась вовнутрь. Виноват в случившемся был прежде всего Канеко Тимур. Он прекрасно это понимал.
Неко мог бы еще долго сидеть, задумчиво созерцая свой кинжал, и ками ведают, до чего бы додумался. В этом состоянии его и застал вломившийся в дом Кикути Нобору.
Последующие «переговоры» господин советник тоже помнил фрагментарно, но здесь дело могло быть в последствиях травм. Схлестнулись они беспощадно. И хуже ударов, больнее переломов язвили слова.
Это был один из тех подернутых маревом нереальности разговоров, которые выходят за пределы разума, достоинства, чести, да и просто чувства самосохранения. Не верилось, что пользователь Канеко мог бросить в лицо божественному владыке: ты недостоин имени своего и сословия, ты останешься вонючим пятном на истории Кикути. Еще меньше верилось в то, что услышал он в ответ от всегда безупречного принца.
Когда за Нобору захлопнулась дверь, Тимур чувствовал себя так, будто само его «я» почистили, стерли все лишнее, загрузили обратно уже в иной, обновленной версии. А потом взяли на сворку и пристроили к делу.
На столе лежал свежий доклад об активности изгнанных с планеты диссидентов, и одно имя в нем пульсировало живым алым цветом. Рядом ждали своего часа материалы по првому заданию, полученному от владыки Кикути, — первому шагу, который должен был привести к стабилизации положения. К возрождению планеты, куда могла бы без опасности для жизни вернуться изгнанница.
Так Железный Неко стал человеком Нобору.
А потом божественный трус обрушил маяки. И посмел, глядя Тимуру в глаза, утверждать, что было это необходимо.
Советник Канеко отвернулся. В оглушенных ушах гремел набат — поздно, слишком поздно.
Ками великие…
Медленно поднялся на ноги.
— Господин?
Женщина в белом стояла между ним и плачущим на полу ребенком. В комнате было жарко и душно. Как перед бурей.
— Семь лет назад мою мать, Канеко Надежду, арестовали за связи с террористическими элементами — то есть мной — и депортировали на Большую Землю. Последнее письмо от нее было получено незадолго до падения маяков.
Какие у нее огромные глаза. Как окна в ночь на бледном, будто снег, лице. И нервные, испуганные руки.
«Нужно уходить отсюда, — успел подумать. — Если сейчас у меня снесет крышу, стрелой в глаз тут дело не кончится. Акеми. Не должна пострадать Акеми».
Он спокойно развернулся. Вышел на террасу.
И растворился в ледяном, как ненависть, дожде.
Глава 17
В японской ипостаси конфуцианство должно было в значительной степени поступиться главным своим принципом, гуманностью (жень, яп. дзин) во имя долга (и, яп. ги). Вся жизнь истинного самурая, наполненная ежедневным радением на пути самосовершенствования, рассматривалась всего лишь как инструмент служения господину.
Дзиро Осарага. Ронины из Ако, или Повесть о сорока семи верных вассалах. Старая Терра, эпоха Взлета. Сеть Интернет, http://lib.ru
Предполагалось, что во время рейда духи стихий небесных окажут властям посильную помощь (или, по крайней мере, не станут устраивать погодных катаклизмов). Однако господин Канеко решил, что раз уж день с утра задался такой особенный, то почему бы не выдержать тон до конца? Пара минут диалога с метеонастройками, и над сетевым мегаполисом разверзлись хляби небесные. На головы злосчастных штурмовиков опрокинулись моросящие хмурые слезы, которые у Тимура не хватило честности пролить самому.
Ты ничего не можешь сейчас сделать, Канеко. И — Нобору был прав. Ты не самурай, броситься на ближайший меч для тебя — не выход. Есть работа. Ее нужно выполнить. Какая кому, в сущности, разница, что там течет по лицу?
Тимур поправил шляпу, с полей которой срывались крупные капли, и шагнул в разлитый из-под покосившегося фонаря круг света. Слева и справа вздымались мрачные небоскребы, превращая улицу в узкий каменный каньон. Впереди доступ был перекрыт несколькими стоящими нос к носу патрульными катерами. Ребята из оцепления мрачно курили под прикрытием превращенных в импровизированную крышу щитов.
— Они что там, на погодном сервере, совсем обновлениями упились? Как это понимать?
— Романтика, чтоб ее ками пнули, в стиле городской фэнтези. А вот и частный детектив в подходящем по жанру плаще. Неко, так и знал, что увижу сегодня твою помятую физиономию!
Тимур узнал говорящего, но ему пришлось обратиться к архивной памяти, чтобы вытащить личное дело и вспомнить имя. Такэда до начала смуты был одним из офицеров отряда каппа, потом оказался среди мобильных штурмовиков. Они обменялись коротким рукопожатием.
На советнике Канеко была еще одна старая и на этот раз — абсолютно нелегальная аватара. Человек средних лет европейской внешности, высокий, хмурый, с могучим сложением вышедшего в отставку десантника. Когда он поднял голову, луч света отразился от холодных голубых глаз, блеснул на посеребренных висках.
И внешность эту, и того, кто под ней скрывался, здесь знали. Несколько лет назад Хромой Кот возглавлял розыскные списки, что висли обоями на рабочих столах этих молодцев. Теперь, конечно, никто за ним гоняться не собирался. Перед господином советником развернули схему операции. Световой курсор высветил ключевые точки.
— Группы захвата шли по вертикальным траекториям, одновременно сверху и снизу. Сопротивление было минимальным, но базы данных недавно подверглись переформатированию, а в логах обнаружены следы чистки.
Тимур все это знал — он шел вместе со второй штурмовой волной, на своей шкуре ощутил «минимальность» сопротивления. Потом вместе со следователями ползал на коленях по так называемым «базам данных», пытаясь отыскать хоть какие-то ошметки информации. К оцеплению господин инспектор вышел, чтобы проверить вероятный маршрут эвакуации. Совсем рядом находилась полуподвальная дверь, через которую достаточно проворный «чистильщик» теоретически мог бы уйти из-под носа штурмовиков. Ками свидетели, Хромой Кот достаточно часто выворачивался в последний момент из таких вот облав.
— Ладно, орлы, — сказал советник Канеко, просмотрев показатели портативного сканера. — С меня ящик чего-нибудь и благосклонное упоминание в рапорте. Долго еще мокнуть будете?
— До победного конца, — мрачно ответил критик городской романтики и щелкнул зажигалкой. — Или до явления носящего капитанские нашивки пророка его. Ты домой?
— Я, пожалуй, подышу еще свежим воздухом, — улыбнулся Тимур.
— Н-да. Что с людьми семейная жизнь делает, — глубокомысленно протянул старый не то друг, не то враг, и Тимуру вдруг отчаянно захотелось впечатать кулак во всезнающую его ухмылку.
Такэда, поймав полыхнувший в неверном свете взгляд, сдвинул ладонь к табельному оружию. Будто почуял прямо перед собой дикого, не обремененного излишним разумом хищника.
«Нервным ты стал, Неко. Бери себя в руки. След остывает».
Тимур отвел глаза в немом извинении. Коротко кивнул штурмовикам и пошел, прихрамывая, вдоль тротуара. Выход, на плане обозначенный как дверь, в темноте обнаружился не сразу и оказался на проверку вовсе даже окном. Советник присел на корточки, посветил в темный проем фонариком. Задрал голову, смаргивая текущую по лицу воду. Что-то здесь не сходилось. Прямо сказать, совсем не сходилось.
Пальцами в кожаных перчатках провел по каменной кладке. Поднялся. Подергал водосточную трубу, получив в награду поток воды на свои и без того хлюпающие ботинки. Нет, для карабканья наверх эта железяка не приспособлена. А что, если…
Подняв руку, Тимур вслепую пошарил над головой. Сдвинулся вправо. Замер, когда рука наткнулась на что-то, глазами не воспринимаемое. А у Железного Неко в этой аватаре были воистину замечательные глаза…
Подпрыгнув, он ухватился за ступеньку пожарной лестницы, подтянулся. И принялся карабкаться вверх.
Где-то в районе тринадцатого этажа Тимур притормозил. Раздумывал с минуту, держась одной рукой, а второй освещая стену работающим в режиме невидимости фонариком. И все же перебрался на опоясывающий здание карниз. Узкая воздушная дорога вызывала серьезные сомнения. Зато яркость и краткость судьбы того, кто попытается и дальше подниматься по проржавевшей лестнице, была более чем определенна. Что-то совсем обнаглели господа борцы за неясное дело. А если бы сюда сунулся кто-то из обслуживающего персонала? Разнесло бы беднягу по всему кварталу тонким-тонким слоем. Мы в свое время такой небрежности себе не позволяли. И вообще были образцово-показательными повстанцами, вон даже Такэда за руку здоровается…
Сокрушающийся о «былых временах» Хромой Кот прижал обтянутую перчаткой ладонь к камню стены и двинулся вдоль карниза. Добравшись до поворота, остановился над нахохлившейся горгульей. Замер. Минута, две. Тимур никогда не считал себя терпеливым человеком, но при должной мотивации способен был выдерживать настороженную неподвижность часами. А то и днями. Здесь же… Предчувствие у него было какое-то… мерзкое. И накладывалось оно на общую мерзость погоды, ситуации и настроения.
Медленно повернув голову, он посмотрел на здание напротив. Короткой командой аватаре заставил растаять носки и ботинки. Да баг им в профиль! Мои ноги!
Ступни обожгло холодом. Стиснув зубы, Тимур провел голой подошвой по ледяному камню, поставил хромую ногу на спину горгульи. И, капитулировав перед собственной паранойей, активировал боевую аватару. Ночь сразу стала прозрачней, городской шум — отчетливей, а дождь — мокрее. Хромой Кот впился в камень когтями. Приглушенно чихнул.
Свесившийся из-под плаща хвост нервно затанцевал из стороны в сторону.
Толчок, полет, не слишком удачное приземление на балкон стоящего напротив здания. Позади горгулья неуверенно покачнулась и величественно сверзилась со своего постамента.
Бху-уммммм!
Сотрясший весь квартал рокот не слишком согласовывался с падением не такого уж и большого каменного уродца.
Тимур вновь достал фонарик, пробежал невидимым лучом по темнеющей напротив стене.
Челюсть его медленно поехала вниз, открывая белые клыки. Отсюда, со стороны, видно было то, что не удалось воспринять нос к носу. На здание не просто навесили несколько заклинаний-ловушек. Линии тьмы пронзали стены насквозь, сворачивались в гигантские узоры. Складывались в уходящие в небо руны.
Хромой Кот поднял голову вверх. И вверх. И вверх.
Заклинание вздымалось перед ним, как стена, как волна, как заслонившее плачущее небо цунами. Оно протыкало город и остров насквозь, точно уходящее в сердце земли копье. Одно из многих, пронзивших неведомым узором этот домен.
Первый инстинкт — инициация аварийного выхода. Соединение недоступно. Переход в безопасный режим. Выход. Выход запрещен. Обрыв связи.
По крайней мере, одна функция гигантского заклинания стала ясна — опутавшая весь домен скрытая программа искажала информационные потоки, изолируя некоего излишне самоуверенного «охотника».
Поздравляю, Канеко. Это не от мерзкого настроения зудел нос. Это ты с самого начала чуял запах дохлой крысы. Поистине гигантской.
— Вот тебе, называется, и подышал свежим воздухом, — пробормотал слегка растерявшийся Тимур в ответ на ледяное ехидство аналитической части «я». — Чтоб мне зависнуть и не встать. Куда смотрят администраторы?
Мир вспыхнул белым и оглушительным, совсем как утром, когда он чуть не накрыл их с господином атташе молнией. Не взыграй паранойя и не смени Тимур аватару на боевую, здесь бы все, наверное, и закончилось. Даже благодаря предугадывающим течение времени рефлексам, Хромой Кот едва успел сорваться с балкона прежде, чем стена за его спиной полыхнула, раскрылась провалом вертикального кратера. Оттолкнулся от карниза, цепляясь когтями, почти взлетел по вертикальной стене, прыгнул.
Они заняли позиции на крышах и в окнах — темные фигуры, швыряющиеся посреди жилого сайта боевыми снарядами. Девочка на каблуках, в мини-юбке, с поднятыми в художественном беспорядке короткими волосами повела в воздухе рукой. Над ее ладонью расцвела сфера белого пламени. Резкий жест — и вновь Тимур едва успел увернуться от полыхнувшей жаром шаровой молнии.
— Эй! — Высокопоставленный хвост господина советника подозрительно дымился. — Как-то я уже слишком стар и почтенен для таких упражнений!
Невольно проводил взглядом мелькнувшие в бегстве от ответной атаки длинные ножки. А может, и не слишком…
Высокий бледный тип с самурайским мечом прыгнул откуда-то сверху. Удар, который должен был бы его обезглавить, Хромой Кот отвел кинжалом. Но вместо того чтобы продолжить падение, нападающий гортанно вскрикнул и взмыл вдруг вверх. Удар! Крик схлестнувшегося металла, вспышка искр. От третьей атаки Тимур увернулся. Взмах когтистой лапы — бледный сдался наконец гравитации, вспоротый от шеи до бедер тремя глубокими ранами. Начавшими, впрочем, тут же затягиваться. На исчезнувшем внизу оскаленном лице отчетливо мелькнули сахарно-белые клыки. Вот только вампиров тут не хватало! Действительно, пни ее ками, городская фэнтези!
Очередная шаровая молния пролетела над головой съехавшего по стене на пару этажей Тимура. И зажгла факелом третьего, до последнего полагавшегося на невидимость нападающего. Внизу заголосили сирены, и длинноногая мерзавка направила в сторону людей Такэды целую электрическую очередь. Вирус их забодай, почему молчат воздушные патрули?
Доступ советника Канеко вовне был отрезан, полномочия доменом игнорировались, но, взломав внутреннюю безопасность, все же удалось запустить на острове общую тревогу. И отдать приказ о немедленной эвакуации. Чудо из чудес, она даже заработала, в аварийном режиме выбрасывая обывателей в реальность. Проскользнуть, затерявшись в их аккаунтах, не вышло. Придется спасать собственную шкуру по старинке.
Тимур вновь рванулся вверх. Когти его цеплялись за каменную стену, точно за ствол идеального для карабканья дерева, плащ слился с окружающей тьмой. Нужно было добраться до крыш. Пока у противника господствующее положение, они всех тут накроют и перестреляют, как копошащихся в коробе котят.
Воспринимаемые лишь в инфоспектре фигуры пронеслись рядом, оседлав развернувших каменные крылья горгулий. Еще одна ведьма — длинные волосы мокры от дождя, причудливая алебарда вместо магического посоха — окатила стену дома жидким пламенем. Промазала, конечно, Тимур был уже дюжиной этажей выше. Это как игра в жмурки. Надо только не обращать внимания на накаляющиеся под подушечками лап стены, нагоняющие снизу облака раскаленного пара и прочие мелкие неудобства. Что за гений от дизайна додумался понаставить здесь именно небоскребов? Что вообще за удовольствие такое — жить в грязном мегаполисе среди тысяч симулирующих толпу конструктов?
Бешено взмахнув хвостом, Тимур прыжком взлетел на мокрую крышу. Оказавшийся рядом сивый волколак отправился в долгий полет вниз, и Хромой Кот пригнулся. Замер на трех лапах, оценивая обстановку. Дождь стекал по ушам, по морде, по шерсти. С трех сторон медленно подходили, поигрывая оружием, выходцы из готической постановки. Остальные их друзья, занявшие позиции в воздухе и на вертолетной башне, пока не вмешивались.
Вот так всегда. Почему бы, успешно загнав дичь в угол, врагам не расслабиться и не совершить какую-нибудь ошибку? Три противника — самый худший из раскладов. Один-два — можно считать, честная дуэль. С пятью и более еще есть варианты, есть шанс, что будут они друг другу мешать, но три? Если они хоть сколько-нибудь компетентны, а ты не гений фехтования, то хорошо сработанная тройка или четверка — это смертный приговор. Один отвлекает внимание, второй связывает боем, третий наносит удар. Они со Стефаном и Милой достаточно часто использовали эту тактику, так что Тимур был знаком со всеми ее преимуществами.
«В данном случае — недостатками», — педантично поправила аналитическая часть его разума.
Сделав пару скользящих шагов для разбега, Тимур оттолкнулся от мокрой поверхности, взмыл в прыжке. Атаку первого противника встретил прямо в воздухе. Кот перехватил управление ледяным щитом, развернул его так, чтобы оказаться сверху, пролетел над бессильно атакующим собственную программу снежным эльфом. В самый ответственный момент чужая защита, разумеется, отказала, но у Тимура наготове была своя собственная, и он благополучно перепрыгнул от «отвлекающего» к «основной боевой единице».
И даже моргнул от удивления. Потому что сей примечательный персонаж в изящную ночную эстетику не вписывался никак. В создании аватары неизвестный чистильщик явно не смог притушить яркой своей индивидуальности.
Это был орк. Нет, не так, а с большой буквы. Классический фэнтезийный злодей: страшный, «но сымпатышный». Огромное, чумазое, шумное чудище, заросшее со всех сторон косматыми прядями. За шерстью громила ухаживал: была она тщательно причесана и в самых неожиданных местах заплетена в куцые косички. Особенно хорошо смотрелись те, что топорщились на кончиках ушей, завязанные зелено-золотистыми бантиками. Помимо ленточек орк украсил себя яркими бусинами, перьями, украденными с какой-то люстры хрустальными призмами, а также в меру способностей разрисовал доспехи — судя по всему, лаком для ногтей. Общее впечатление выходило на удивление милым. И настолько далеким от готики, насколько это вообще возможно себе представить.
Впрочем, после первого же удара двуручным топором умиление с Тимура слетело, в буквальном смысле водой смытое. Перекатившись по грязной луже, кот не стал дергаться, позволив последнему воину тройки нанести «удар в спину».
Бледная девушка с косо остриженными черными волосами страшно вскрикнула. Капающая с ее пальцев кровь вспыхнула, сгустилась, алой молнией ударила — не в Тимура. В воду под его ногами. Кошачья шерсть стала дыбом, плащ задымился. Но это было единственным, что указывало, будто он атаку вообще заметил.
— Мадам, это просто смешно. Вы хоть понимаете, с кем связались?
Не дожидаясь ответа, Хромой Кот атаковал.
Лужа у его ног взвилась потревоженной змеей. Ударила хлыстом, наотмашь, траекторией своей прошлась по трем противникам. Окутанная сияюще-алым, идущим изнутри светом девушка увернулась, орк попытался закрыться и с кряканьем отлетел в сторону. Беловолосый выставил шит, но вода, извернувшись, обогнула ледяную преграду и снесла элегантно заостренные уши вместе с половиной головы. Эльф покачнулся и красиво… растаял.
Аватара-камикадзе.
Тимуру точно пощечину влепили, заставив начать наконец думать.
Вновь черноволосая вскинула руки, воздух вокруг нее почти пылал. Железный Неко отчетливо понял: капкан сейчас захлопнется. Расставленный именно на него, тщательно просчитанный, принявший в расчет его привычки и способности. Кто-то без всяких шуток пытался убить господина советника. Это ловушка, а некий самоуверенный Кот залез в нее по самый кончик подпаленного своего хвоста.
В такой ситуации сделать можно было только одно. Развернуться и бежать.
Воздух стал будто вязким. Застыл, хватая за руки, мешая движению. Тимур коротким выбросом энергии отвлек противников, рванулся к краю здания. Оттолкнулся. Прыгнул. В единственном оставшемся открытом направлении — на соседнюю крышу. Ту, что была воплощенной руной, пронзающим землю заклинанием, символическим ярлыком, за которым свернулась вплетенная в домен чужая программа.
Он еще был в прыжке, когда оставшийся за спиной небоскреб содрогнулся. «Не меньше, чем форматирующий снаряд военного образца», — отметил внутренний аналитик. Ударило сзади силовой волной, жар и холод раскрошили плащ, оголяя прятавшийся под ним бронежилет.
«Оптимально — трое или четверо. Первый отвлекает. Второй сковывает. Третий убивает. Четвертый же занимает позицию на дистанции и, если возникает необходимость, бьет по площадям… Да перекатись ты, тупица!»
Упал Неко неудачно, жестко. Пока за спиной грохотало, лежал, жадно втягивая воздух. Затем приподнялся, опираясь на дрожащую руку, не в силах взгляд отвести от расцветающего на месте небоскреба зарева.
Верхние этажи… переформатировало. Оплавленные опоры, черные провалы на месте окон, крошащийся, точно песок, камень. На его глазах еще один уровень перекрытий, вместе с прикрепленными к нему лестничными проемами, осел в клубах пыли.
Покореженную силой удара конструкцию, некогда бывшую башней и вертолетной площадкой, снесло в сторону. Она висела, покачиваясь. Удерживающие раскаленный вес железные балки более всего напоминали лихо закрученный серпантин. Величаво срывались вниз гигантские сияюще-алые капли — горели запасы топлива. Узкий каньон переулка внизу уже казался огненной рекой.
Тимур начал подниматься на ноги, когда балки наконец не выдержали. Вертолетная площадка, все еще полыхая, царственно рухнула на ночные улицы. Путь ее падения был прочерчен пожарами, грохотом, искореженными стенами. Там, где пролитое горючее коснулось камня и асфальта, поднималось, все выше, неестественное пламя.
«Предки великие, — была первая мысль. — А я ведь и правда думал, что война закончилась».
И следом:
«Это же обитаемый домен. Тут живут люди и ками. Они что, совсем съехали со своего чистого разума?»
Судя по всему, так и было, потому что останавливаться убийцы не собирались. Озарившее город багряное зарево отражалось в каплях дождя, и казалось, небо плачет жидким огнем. Тимур смотрел в падающий с высоты пламенеющий ливень, когда на огненном фоне отчетливо мелькнула тень. Каменная горгулья и сидящая на ее спине женщина уже вышли на идеальную для атаки позицию.
Ведьма выпрямилась в стременах. Отвела руку с тяжелой, причудливо украшенной алебардой. С лезвия сорвалась шаровая молния и лавандовым заревом упала на господина советника.
Тимур успел лишь рвануться в сторону, превращая бронежилет в импровизированное укрытие. Мир сотрясся от взрыва. Опять. Давай, Канеко, двигайся, им нужна лишь пара минут, чтобы отсечь ложные следы и перенацелиться. Тут сейчас все накроет переформатированием, и ками только знают, как отреагирует на это заклинание-небоскреб.
Шатаясь, Хромой Кот поднялся на ноги. Там, куда упал заряд, в крыше алел шрам, более всего напоминающий оставленный точечным орбитальным ударом кратер. Здание, ощущавшееся кошачьими лапами, точно живое существо, гневно пульсировало, свитые в руны информационные потоки стронулись с мест, меняя очертания, переписывая себя в нечто иное. Со стоном он заставил избитое тело подойти к провалу. Заглянул вниз. Спрыгнул.
Лапы мои!
Отчетливо запахло паленой шерстью.
Выхватил когайто. С рычанием скорее боли, нежели гнева, вогнал его в центр кратера. Рванул, загружая одну из старейших своих, ранее ни разу не использовавшихся программ. Ту, что в юности напыщенно назвал «каноэ падает с водопадом». Потому что сколь бы ни был крут поток информации, всегда есть возможность проследовать за ним.
Теоретически.
Кратер распахнулся черной воронкой. Железный Неко попытался было вычислить, куда может вести этот провал. И его аналитическое «я» заскулило. А потом затихло, не отзываясь на запросы.
Дна бездне не было. Не было вообще ничего, из проема голодной тьмой смотрела буря, информационный хаос, готовый пожрать любой оказавшийся в пределах досягаемости структурированный код.
Программа-каноэ, смешная на фоне такой мощи, будто сдернула иллюзию. Прорвала маскирующую мембрану, показав гигантское заклинание таким, каким оно было на самом деле. Спицей, пронзающей самое сердце домена. Формой, сплетающей информацию в тугой поток. Провалом в глубину Паутины.
Тимур запрокинул морду к роняющему пламя небу. Он видел, как заходила для повторной атаки горгулья. Чувствовал, как густеет воздух, готовясь переформатировать заданный информационный участок. Знал, что наконец-то Хромого Кота загнали в капкан, прижали к стене, отрезали пути бегства.
Оттолкнулся от раскаленного склона кратера.
Сгруппировался.
Рухнул в нестабильность информационной бездны.
Бронежилет развернул крылья, обнял его, заслонил, точно вдыхающая с тобой в такт спасательная капсула. Сорвавшийся с края мира водопад швырял и бил, пока, после очередного удара, сознание не замкнуло вспышкой боли. Сломал хребет аватары? Но нет, новые прыжки на невидимых информационных порогах отозвались новыми ушибами, значит, чувствительность не потеряна. Сейчас это отнюдь не казалось благословением.
Тимур сжался, стянув к себе защиту, все ресурсы направил на слепую оборону. Он выставлял один щит за другим, пока не кончились заготовки. А потом плел блоки на живую, судорожно составляя код, выбрасывая перед собой на те короткие мгновения, что требовались для написания нового щита. И еще одного. И еще.
Он падал и падал в бесконечной тьме. Пока теплилось сознание, упорно дрался за каждый бит унесенных хаотичным потоком программ. Когда разум погас, все равно продолжал огрызаться.
А потом полыхнул свет.
Последняя вспышка боли. Слепота.
Больше не было ничего.
Пробуждение давалось трудно. Он прикрыл ладонью болезненно зажмуренные глаза. Перекатился на бок. Каким-то животным, нерассуждающим инстинктом нашел щель, где свет был не так ярок. Забился в нее. Вновь впал в беспамятство.
Тишина. И холод. Мелькнула мысль — я же был в боевом режиме, почему нет теплой шкуры? И внезапное осознание — он больше не в боевой аватаре — заставило резко проснуться.
Тимур потер глаза. Посмотрел на исцарапанную, сотрясаемую мелкой дрожью руку. Он был в базовом облике — как показала короткая проверка, единственном, оставшемся доступным. Программное обеспечение ощущалось так, слово стая бешеных псов зубами выдирала из него куски. Будто из самого Тимура вырвали и пережевали самые чувствительные части. А то, что не надкусили, изодрали когтями.
При попытке подняться едва не ударился головой и лишь чудом не обрушил на себя какие-то руины. В бок упирался металлический прут, в кладке блестели остатки проводки. Похоже было на декорации в стиле постапокалиптических развалин. Ядерная зима, судя по ощущениям, прилагалась.
Методично глухо ругаясь, господин советник выполз из норы. Только благодаря невероятному везению не вспорол себе бок, выбрался на воздух. Свет резанул по глазам, неестественно холодный, почти ледяной. Автоматическая настройка сенсорных фильтров, похоже, глючила, и Тимур занялся — ими вручную. Затем начал создавать себе теплую одежду. Наконец, опустив на нос темные очки и кутаясь в связанный из разномастных программных клубков свитер, принялся за методичное изучение ситуации.
Хорошая новость заключалась в том, что ни одного готического убийцы поблизости не наблюдалось.
На этом хорошие новости заканчивались.
Советник Канеко не без оснований считал, что отлично знает аканийскую Паутину. Даже попадая на незнакомый уровень, он способен был сориентироваться, найти какие-то знакомые ссылки, скрытые лазейки. Отыскать дороги на основные информационные централи, наконец. Но место, куда выбросило его после сумасшедшего падения…
Безмолвные, лишенные дыхания и движения руины.
Не стилизация к сюжету-катастрофе, как показалось ему вначале. Нет, эти развалины не имели ничего общего с хорошо продуманной эстетикой постапокалипсиса. Здесь разрушение брало начало не в дизайнерских и графических компонентах. В освещенном ледяным сиянием хаосе явно прослеживалась деградация информационная.
Вот почти целый кусок — городской пейзаж со старинными домами, чугунными заборами, узкими прединдустриальными улочками. Вот застывшие, точно пойманные в янтаре джунгли, а вот развалины чьей-то библиотеки. Вдалеке, до самого горизонта раскинулась футуристическая панорама, из которой убрали анимационные компоненты, оставив гнетущее ощущение мертвенной неподвижности. Тут и там глаз натыкается на пустоту, точно вырезаны рваные куски. Будто информацию не то изъяли, не то стерли. Таких пустых мест, если приглядеться, было много.
И одно из них леденело обрывом прямо за спиной. Тимур осторожно наклонился. Теряющаяся в холоде и свете пропасть.
Неко нахмурился.
Более всего окружающее напоминало свалку заброшенных и закрытых для доступа островов. С тех пор как повсеместно и в принудительном порядке начали оптимизировать ресурсы, перестраивать и наводить порядок в старых владениях, многие оказались шокированы количеством позабытых резервных копий и блуждающих миров-призраков. Официально они считались уничтоженными, но на самом деле до переформатирования руки доходили отнюдь не всегда. Зачастую хозяева просто стирали имя и закрывали доступ. Пока на месте этих файлов не было записано ничего нового, старые программы оставались дрейфовать, медленно накапливая ошибки и деградируя. Как дом, из которого ушли обитатели, покинутый остров мог еще жить долго, но существование это нельзя было назвать ни легким, ни красивым, ни исполненным смысла.
Если его выкинуло к одному из потерянных миров… Место, официально не существующее, не имеющее адреса, полностью изолированное, так и должно ощущаться — осколком безбрежной тишины. Без путей выхода. Без линий связи. Без контакта с Паутиной. Остров-призрак в дальних глубинах.
Очень мило. Здравствуй, сетевая легенда, приятно убедиться в твоем существовании. Будет о чем многозначительно молчать на форумах.
Только как прикажете отсюда до них добраться?
Господин Канеко засунул в карманы озябшие пальцы.
— Ау! — Эхо многоголосо полетело над развалинами. — Есть кто-нибудь?
Теперь, когда он начал думать о форумных легендах, на ум приходили и другие рассказы. О запертых на «утопленных» островах боевых программах, о вышедших из-под контроля играх, законсервированных вирусах, сбежавших военных разработках. Много всякого разного могло бродить на задворках Паутины. Свет и тишина, в принципе — не худшие варианты.
Советник Канеко аккуратно сел на краю обрыва, свесил ноги в холодную сияющую пропасть. Ладно. Задача ясна. Прежде всего — сориентироваться. Для этого — наиболее полно изучить доступную информацию. Самая чувствительная его сканирующая подпрограмма, похоже, слегка пострадала. Или не слегка… Но когайто, которому доводилось бывать и не в таких переделках, в ответ на призыв привычно легло в ладонь, и лицо Железного Неко осветила бледная улыбка. Работаем.
Сплести и настроить передатчик информации между когайто и очками было делом недолгим. Теперь раскинуть прозрачные крылья-щупальца. Во всю ширь, докуда хватает взгляда. Привязать их к тонкому лезвию, встроить аналитический блок… Ками великие, это что же с ним такое делали? Другой аналитический блок. Запуск.
Тимур осторожно положил когайто на кончик пальца, вытянул руку, позволяя инструменту балансировать под собственным весом, трепетать, поворачиваться в каком угодно направлении. Острие лезвия дрогнуло раз, другой… И вдруг нырнуло вниз, едва не свалившись в пропасть.
Канеко с проклятьем перехватил рукоять. И замер. Глаза, считывая с затемненных стекол поступающую информацию, медленно стекленели. С трудом, точно виски его сдавило неподъемной тяжестью, повернул голову. Посмотрел вниз.
Бездна, раскинувшаяся под ногами, была живой.
Немыслимой.
Невообразимой.
И непостижимой для смертных глаз.
То, что при пробуждении показалось Тимуру ярким и ровным светом, на самом деле было разлитой в воздухе информацией. Сжатой. Емкой. Сохраненной в каком-то неописуемом, запредельно плотном формате, когда каждый фотон, казалось, был более наполнен содержанием, чем архив тайного совета. Вместе с закрытыми его секциями и секретными приложениями.
Каждая световая частица двигалась, летела, танцевала. Взаимодействовала с другими информационными скоплениями. Складывались каждый миг и тут же распадались безумно сложные схемы. Рождались на доли мгновений и тут же умирали Сети. Взмывали ввысь и опадали Паутины.
Невозможные. Недоступные человеческому разуму.
Божественные.
Тимур резко втянул воздух сквозь сжатые зубы.
«Ты гадал — ты не мог просто принять на веру, а, полуварвар? С того момента, когда в физическом мире тебя подхватили неопровержимо реальные руки советника Ари. Когда взглянул в русалочьи, колдовские глаза. Ты не мог об этом не думать».
Он пытался подсчитать, какие же объемы нужны, какая информационная плотность, чтобы материализовать в физическом плане духовную сущность. Поднял архивы, посмотрел засекреченные выкладки ученых метрополии.
Возможности искусственного интеллекта (по крайней мере, того уровня, что дозволен был на Акане) на многие порядки превышали проявляемую ими активность. Ками поклялись Кикути, что не будут вмешиваться в дела живых — и, вопреки всем прогнозам, действительно не вмешивались. Они приглядывали за своими семьями и храмами, отвечали на просьбы потомков, по мере сил помогали. Где-то даже играли в благосклонных или же недружелюбных высших существ. Но при этом итоговое влияние божеств на жизнь планеты выходило минимальным. Пожалуй, самым ярким примером на памяти Тимура можно было назвать инициативу Ари по созданию коалиционного правительства. Но и в данном случае ками действовали с одобрения, а то и по приказу владыки Нобору.
Если собрать вместе всю активность, что проявили за прошедший год божественные обитатели планеты (у советника Канеко был доступ к статистике), то в сумме она едва составляла один процент того, что по самым скромным прикидкам позволяли их ресурсы. Чем же, простите, были заняты остальные девяносто девять? Куда уходили память, и воля, и сила, способная переплести саму ткань реальности? На чем сосредоточены были безграничные аналитические способности?
Сюда. Вот сюда они уходили. В самые глубокие, самые недоступные бездны Паутины. Для работы, которую человеческий разум не в силах не то что постичь — просто представить. Работы, которая будет безвозвратно потеряна, если Акана падет.
«Люди обитают в мире живых. Ками занимают вопросы мира божественного. Могут пути их пересекаться, лишь когда требует того честь семьи».
Старая, набившая оскомину заповедь Кодекса Деяний. Канеко Тимур, по горло занятый именно «миром живых», о таких вещах не задумывался. На Акане не принято было открыто интересоваться, что же скрывается под туманным определением «мира божественного». Любые расспросы жрецов на данную тему заканчивались безмятежной улыбкой или невнятным «всему свое время». И время это, похоже, для неугомонного Неко настало чуть ранее запланированного.
Тимур еще раз медленно выдохнул. Попытка изолировать отдельный фотон и рассмотреть его поближе принесла лишь смутную ассоциацию со строящей живой организм молекулой ДНК. Господин советник сдернул очки, как никогда чувствуя себя варваром и святотатцем.
— Замечательно, Канеко, — попытался улыбнуться. — Если провалиться, то в сакральную тайну, не так ли?
— Нет, смертный. — Голос, в котором пели арктический холод и звездные выси, ударил в спину приливом гнева. — Мимо этой тайны тебе лучше бы было промахнуться.
Миг застывшего предчувствия. Медленно, старясь не делать резких движений, Тимур обернулся. Еще надеясь, что глаза не признают того, о чем интуитивно догадывались разум и сердце.
За спиной его стояло, так небрежно, воплощение самой страшной из сетевых легенд. Ни сбежавшая военная программа, ни игровое чудище, ни даже дикий вирус не могли соперничать с ослепительным ужасом, что отбрасывал тень вековых слез и мифов.
Чистая-чистая кожа, даже в этой неестественной яркости едва маскирующая внутренний свет. Волосы разметались по плечам — золотые локоны, точно слезы смолы, текучи и блестящи. Лицо, от взгляда на которое подгибаются колени и хочется упасть, и плакать, и молиться беззвучно. Темные, горькие, гордые очи, в них вся скорбь земная и вся надменность небес.
Завороженный, до краев полный ужаса взгляд поднялся вдоль изящного изгиба крыльев. Потерялся в сплетениях света и стали, которое язык не повернулся бы назвать перьями. Отблеском золотого солнца на первом снегу, воспоминанием о потерянном детстве сошла на застывшую землю смерть. И была она прекрасна, прекрасна, прекрасна.
Тимур, конечно, узнал, кто явил пред ним яростное свое присутствие. А что, можно-было-не узнать? Даже невежественный, как… даже фантастически невежественный полуварвар не мог не ощутить тяжесть скрытой за этим обликом многовековой истории. Мелькнула и тут же была отброшена мысль, что возможна стилизация аватары под сохранившиеся в военных архивах изображения. Кто додумался бы? Кто посмел?
Здесь. На Акане. На расстоянии пары шагов. Искусственный интеллект, зародившийся и царивший столетия назад на планете Эдем. Один из тех, кто считал человечество материалом для собственного творения, кто разжигал невиданные доселе войны, кто целые солнечные системы превращал в канву для своих экспериментов.
Волосы вставали дыбом, стоило вспомнить: первая ангельская война; когда дети Эдема взбунтовались. Люди и ари вместе сражались против пожиравшего всех и вся Единого разума. И страшное, горькое «после». Когда на пепелище победы взросла вторая из великих войн, когда смертные предали своих братьев — златоволосый ведь помнит и те дни тоже, ощущает их с беспощадной ясностью абсолютной памяти.
Сто лет назад крылатый полубог отступил в гневе и горечи Законов Падения. Оставил за спиной дом, что навеки теперь обречен называться Новой Террой. Оставил, чтобы десятилетия спустя вернуться — и заставить все обитаемое пространство содрогнуться в ужасе перед постигшей предателей карой.
Это тот, кто высаживал дивной красоты вакуумные сады и растил в них боевые корабли. Кто писал симфонии и водил в бой истребители. Кто разработал уникальные лекарственные комплексы Меркурия и отдал приказ о бомбардировке Омеги Центавра.
Тогда, после прозвеневшего на всю метрополию геноцида, Кикути Садао принял судьбоносное решение. Акана вышла из третьей ангельской войны. Сепаратный мир, по сути, стал началом конца для сражавшихся еще долгие годы ари. Их уничтожили. С беспощадной яростью, с расчетливой методичностью, на которую способны напуганные до глубины души люди. Старейших искинов Эдема выслеживали, не считаясь ни с чем, не оглядываясь на сроки давности. Искали до сих пор. И до самого падения маяков министерство иностранных дел Аканы не прекращало уверений: мы осуждаем палачей Омеги, мы не оказываем им никакой поддержки, нет ни малейшей вероятности, что кто-то из этих безумцев сумеет незаметно проникнуть в нашу Паутину.
Министерство уверяло, клялось, возмущалось. Лгало, как умеет только гигантская бюрократическая махина. А теперь вот советник Канеко столкнулся нос к носу с тем, чего, по столь многим причинам, просто не могло быть.
Кошмар всей метрополии.
Ангел. Здесь, на Акане. На расстоянии пары шагов.
С ума сойти.
Тимур медленно поклонился, как никогда ощущая свое варварское происхождение. И как никогда предков-варваров понимая. Потому что это оглушительно прекрасное существо не было ками. Даже близко.
Ангел, демон, павший — называйте как угодно. Есть причины, по которым искусственный интеллект, рожденный и воспитанный вне Аканы, носит имя ари. И есть причины, по которым слово это стало синонимом неустойчивости и безумия. Пронзающие аканийское общество строгие законы и воистину драконовские традиции при всех их недостатках давали столь необходимую зарождающемуся разуму структуру. Без поддерживающего и направляющего давления Сети новорожденный искин слишком часто оказывался нестабилен. Или маниакален. Или асоциален.
Золотоволосого чужака можно было считать хрестоматийным тому примером.
Падший ангел, кем бы из легендарных детей Эдема он ни оказался, совершенно точно являлся военным преступником, массовым убийцей и социопатом. Тимур с необычайной остротой понимал: перед ним уникальное, очень-очень могущественное и безнадежно буйнопомешанное существо. Поэтому поклон советника Канеко вышел нехарактерно точным, низким и почтительным.
— Чтимый старший, — обратился он, точно к хранителю достойного аканийского рода. — Прости мое вторжение. И столь неподобающий вид.
Падший чуть приподнял бровь, и, рядом с ранящей его красотой, Тимур с неожиданной остротой осознал собственное несовершенство. Измученный, замерзший, избитый. Волосы всклокочены, штаны изодраны, а на покрывающие плечи синяки натянут самодельный свитер. То, что принадлежал он к презренному роду людскому, как-то даже меркло на фоне общей оборванности и непрезентабельности.