Александр Македонский. Наследник власти Гульчук Неля
– Антигон. Кассандр сообщает в письме, что перед своей кончиной Антипатр поручил Антигону верховное командование царской армией, чтобы продолжать войну против остатков войск Пердикки.
– И почему это сообщение так тебя встревожило? Я думаю, что Антипатр был уверен в полной преданности Антигона.
– Или был вынужден подчиниться его требованиям. Этого я не исключаю.
Селевк хорошо помнил Антигона. Он был одним из немногих военачальников, манера поведения которого Селевку была более всего ненавистна. Антигон редко держал свое слово, а, главное, его поступки были всегда непредсказуемы. Он был скрытен и действовал исподтишка. После каждой встречи с Антигоном у Селевка надолго сохранялось чувство неприязни к Одноглазому.
– Со смертью Антипатра исчезла всякая надежда на прекращение междоусобных войн.
– Ты так считаешь?
– Я это чувствую. Союз Кассандра с Птолемеем после его женитьбы на Эвридике и Антигоном после женитьбы его сына на Филе предвещает серьезную борьбу с регентом Полиперхонтом, ставшим после смерти Антипатра сторонником царского дома.
– Селевк, – взглянула Апама на мужа, – у нас еще достаточно времени, чтобы все обдумать и принять верное решение. Главное, что мы вместе.
Селевк впервые за время беседы улыбнулся.
– Такие, как Кассандр, не проигрывают, – произнесла Апама. – Полиперхонт выпустил Кассандра и его братьев на волю из Македонии. Теперь он наверняка проиграет. Тебе выгоден союз с Кассандром.
– Но он жесток, – печально сказал Селевк. – Он перевернет вверх дном всю жизнь в Македонии и сметет неугодный ему царский дом. Дорогу к власти Кассандр будет прорубать мечом, спокойно перешагивая через горы трупов. Он никогда не будет верным кому-либо, кроме самого себя.
– Но мы ведь далеко. Мы в Вавилоне! – Апама крепко поцеловала Селевка.
Она встала и подошла к одному из кресел, на котором под яркой шерстяной накидкой безмятежно спал маленький леопардик. Когда Апама взяла его на руки, зверек лениво потянулся и открыл глаза.
– Это тебе мой подарок! Он скоро вырастет и будет надежно тебя охранять.
Подарок пришелся Селевку по душе. Неменьший восторг вызвал и рельеф.
– В царском музее среди произведений искусства, собранных великим Навуходоносором и его предшественниками, он займет достойное место.
– Син-Эрис рассказывал мне, что самый древний памятник, находящийся в музее, относится ко времени почти за две тысячи лет до Навуходоносора.
– Знаю. Об этом мне рассказывал коллекционер и ценитель прекрасного Птолемей, когда мы с ним знакомились с сокровищами царского музея. Это две дворцовые статуи правителей города Мари, разрушенного Хаммурапи.
– А мне, – улыбнулась Апама, – больше всего в музее нравится скульптура базальтового льва, стоящего на поверженном человеке.
Они рассмеялись. Апама, обняв Селевка, шепнула:
– Ты очень похож на этого льва. Увидишь, что все твои враги будут повержены.
«Как она чудесна! – подумал Селевк, с любовью глядя на жену. – Спасибо тебе за этот подарок, Александр!..»
Апама находилась в самом расцвете сил, здоровья и молодости. Возвратившись в Вавилон, она обнаружила вскоре, что снова станет матерью. В этот же день Апама приказала выкрасить двери в своей спальне в красный цвет, который, как она верила, предохраняет от злых духов. Узнав о зарождении в своем чреве новой жизни, она стала ежедневно совершать длительные прогулки, переодеваясь в одежду простой горожанки: длинное широкое одеяние красноватого цвета, собранное в складки широким поясом, и прикрывающее лицо, легкое, тонкое покрывало, прикрепленное к высокой прическе так, что оно облегало весь стан, закрывая плечи и спину. Верная Амитида была собеседницей в этих прогулках, а рабы надежной защитой на улицах многолюдного города. Апаме нравилось бродить по жилым кварталам с красивыми названиями: «Рука небес», «Обитель жизни»…
Посреди Вавилона, разделяя город на две части, протекал Евфрат. Апама со своим окружением любила гулять по набережной левого берега, носящей священное название Арахту. Син-Эрис в одной из бесед поведал, что сооружение вавилонских набережных и моста через Евфрат было осуществлено по повелению мудрой царицы Нитокрис, супруги царей Навуходоносора и Набонида. Нитокрис возвела вдоль обоих берегов реки набережные, поразительные по величине и красоте. Прогуливаясь, Апама думала, что можно совершить, чтобы оставить о себе достойную память. Но мысли ее неизменно возвращались к мужу и сыну. В помощи им стать великими правителями видела она свое предназначение.
В своих ежедневных путешествиях по городу Апама не обходила своим вниманием базары. Чем ближе подходила она к базару, тем многолюднее становилось движение на улицах. Двигались повозки, запряженные ослами, мулами и волами, шествовали вьючные караваны из верблюдов. По Евфрату сновали похожие на круглые щит гуфы, нагруженные бочками с пальмовым вином, и рыбачьи челноки.
На вавилонских базарах можно было купить практически любой товар. Места торга были сосредоточены около городских ворот. Возле них в прилегающих улицах, переулках и тупиках разместились лавки, ремесленные мастерские, питейные дома. От зари до зари, пока городские ворота были открыты, гудел, как улей, красочный восточный базар. Здесь продавали, покупали, торговались, клялись, проклинали, ссорились, мирились, надували друг друга горожане и сельские жители, разносчики, лоточники, лавочники, ремесленники. Здесь толпилась разноплеменная и разноязычная масса людей, говорящих на разных языках, но отлично понимающих друг друга. Жизнь научила их владеть, по меньшей мере, двумя языками – арамейским и вавилонским. Торговались обычно на арамейском, сделки записывались либо по-вавилонски – на глиняных табличках клинописью, либо по-арамейски – краской на кусочках пергамента, кожи, папируса, дощечках, глиняных черепках-остраконах.
Апама прислушивалась к беседам, жадно впитывала все происходящее вокруг. Неожиданно как-то раз она стала свидетельницей разговора двух торговцев, только что прибывших в Вавилон из разных мест.
Высокий мужчина с обветренным лицом, похожий на грека, говорил:
– Из всех друзей великого Александра верным царице Олимпиаде остался только один Эвмен.
– Недаром Птолемей и ныне покойный Антипатр приговорили его к смертной казни, – усмехнулся его собеседник.
– В дороге я слышал, что одноглазый Антигон готовится к тому, чтобы захватить все царство и самому стать царем. Но Эвмен готов немедленно выступить против него.
– Надеюсь, Эвмен не вступит ни в какие переговоры с Антигоном и останется верным царям. Однако чувствую: быть длительной и кровопролитной войне.
– Кассандр тоже не дремлет. Он завладел Мунихией, в любое время может вторгнуться в Македонию и взять в плен законную царицу Олимпиаду.
– Ну и времена наступили! Хорошо еще, что в Вавилоне пока спокойно.
– Надолго ли?..
Встревоженная услышанным, Апама поспешила вернуться во дворец. От Селевка она узнала не менее тревожные новости, доставленные гонцами из Египта и Малой Азии.
Большая опасность в Малой Азии исходила теперь от сторонника Пердикки Эвмена. Он овладел сатрапиями, расположенными на морском берегу, теперь все земли между Тавром и Геллеспонтом находились в его руках.
Вместе с Антигоном Одноглазым при согласии и поддержке Птолемея Кассандр начал спешно вооружать войска для борьбы против регента и царей. Чтобы без лишних потерь нанести удар из Азии, Антигон отправил послов к Эвмену, предлагая ему забыть о прежних раздорах и заключить союз для совместного ведения войны с Полиперхонтом.
– И что Эвмен? – нетерпеливо спросила Апама.
– Эвмен понимает, что времена, которые могут разрушить государство Александра Великого, наступили и теперь, как никогда прежде, он нужен царскому дому. Уверен, Эвмен будет предан делу царей до конца. Он уже принял предложение Полиперхонта воевать против Антигона.
В душе Селевк уважал кардианца, одного из лучших военачальников Александра, за храбрость, острый ум и талант сочинителя.
…Но молодость брала свое, заставляя радоваться жизни и забывать о трагедиях, назревающих вокруг Вавилонии. У Апамы и Селевка родилась дочь, светленькая и голубоглазая. Настоящая македонянка! Назвали Лаодикой, в честь матери Селевка.
Вскоре Апама получила поздравление от Антиоха и Лаодики, в котором сообщалось, что у Филы и Деметрия тоже родилась дочь, – ее назвали Стратоника.
– Селевк, – мечтательно улыбалась Апама, – мне недавно приснился сон. Наш сын Антиох влюбился в прекрасную Стратонику, дочь Филы и Деметрия. И Стратоника полюбила Антиоха и стала его женой.
4
Заканчивался четвертый год мирного правления Селевка в Вавилонии, когда из Фракии пришло длинное и тревожное письмо от старого Антиоха, нарушившее привычный ритм жизни.
Отец сообщал сыну, что вынужден с семьей срочно покинуть Пеллу и сейчас находится под защитой Лисимаха во Фракии. Отъезд, точнее, бегство было вызвано возвращением из Эпира царицы Олимпиады.
Антиох подробно описал события, произошедшие за последние несколько месяцев в Македонии:
«Многие приверженцы Полиперхонта в Афинах перешли на сторону Кассандра. Путь в Македонию для Кассандра, чтобы ему занять вместо Полиперхонта место регента при царях, был открыт. В переговоры с Кассандром вступила и жена Арридея Эвридика, решившая убрать со своего пути Полиперхонта и Олимпиаду, чтобы стать единовластной царицей. Кассандр, как тебе хорошо известно, люто ненавидит царицу-мать. Это вынудило Олимпиаду скрыться от его преследований в Эпире. Первым делом Эвридика решила заставить своего слабоумного мужа назначить Кассандра регентом вместо Полиперхонта. Кассандр, вернувшись в Македонию, собрал при содействии Эвридики значительные боевые силы. Таким образом, Эвридика стала опаснейшей соперницей для Олимпиады. Эти сведения очень быстро достигли Эпира, и Олимпиада поняла, что отсиживаться в горах и бездействовать она более не имеет права, так как ее безопасность и, главное, безопасность законного наследника престола находятся под угрозой. Эвридику, Арридея, а вместе с ними и весь род Кассандра царица Олимпиада решила срочно убрать со своего пути. В ней пробудилось желание беспощадной мести».
Селевк оторвался от письма и вздохнул. Нехорошие предчувствия навалились на него всей своей тяжестью. «Борьба между могущественными партиями приняла новый оборот, – с тоской подумал он, – не „за“ или „против“ царской власти, но за Олимпиаду или Эвридику, за сына Александра Великого или за его брата Арридея». В этот момент он не мог себе ответить на вопрос: а за кого же он? И вернулся к письму отца в надежде найти ответ:
«Приняв решение вернуться для борьбы с соперницей в Македонию, Олимпиада начала действовать. Первым делом она отправила послание Полиперхонту с требованием немедленно прибыть в Македонию, чтобы править от имени царей с подобающей суровостью. Ты знаешь, что Олимпиада всегда считала, что страх народа перед царями гораздо лучше и надежнее его любви. Кассандр, оставив под предводительством Эвридики часть войска, спешно возвратился в Грецию с целью окончательно разгромить Полиперхонта.
Пока Кассандр со своим войском двигался к Пелопоннесу, чтобы обеспечить за собой обладание Грецией, Полиперхонт с царицей Олимпиадой и наследником престола направились в Македонию. Олимпиада желала покончить с дерзкой выскочкой и слабоумным Арридеем одним ударом.
Эвридика, склонив на свою сторону многих влиятельных македонян, во главе войска вместе со своим мужем выступила против неприятеля к границе, чтобы не допустить его на территорию Македонии.
Когда оба войска встали друг против друга, македоняне в войске Эвридики внезапно объявили, что они никогда не будут биться против матери своего великого царя, и перешли на сторону Олимпиады.
Олимпиада торжествовала. Обнимая перешедших на ее сторону воинов, царица говорила:
– Какой гнев сверкал в глазах Эвридики, когда она целилась в меня копьем! Но, благодарение богам, теперь она узнает, что значит стоять на дороге, по которой идет Олимпиада.
Слабоумный царь со своими приближенными был взят в плен прямо на поле несостоявшейся битвы. Эвридике удалось бежать с одним из особо приближенных к ней военачальников. Но вскоре она была настигнута и взята под стражу.
Повсюду в Македонии мать Александра Великого встречали громкими криками ликования. Теперь Олимпиада наконец-то получила возможность отомстить за все испытанные ею обиды. Темные страсти ее дикого характера вспыхнули ужасным пламенем, все сжигающим на своем пути. Всю жизнь она люто ненавидела побочных детей царя Филиппа, исходила ревностью против их матерей. Она ненавидела слабоумного Арридея, сына фессалийской танцовщицы. Вдвое сильнее она ненавидела Эвридику, дочь дикой Кинаны, которая задумала уничтожить ее, мать завоевателя вселенной. Только мудрый Антипатр мог держать в узде ее страсти. Но Антипатра теперь нет среди нас.
Олимпиада приказала замуровать Эвридику и Арридея в подвале царского дворца, оставив лишь небольшое окошко в стене для передачи скудной пищи, чтобы голодная смерть не прекратила их мучения слишком рано. Она ликовала, наслаждаясь жестокими страданиями несчастных, и умножала их придумыванием новых истязаний.
Припадки падучей болезни Арридея в заточении участились. Едва разум ненадолго возвращался к нему, он истошно орал, требуя немедленного освобождения.
Слухи о жестокости Олимпиады быстро распространились по городу. Скоро недовольство царицей сделалось всеобщим. Из опасения, что может вспыхнуть мятеж в защиту заключенных, Олимпиада приказала своим телохранителям умертвить Арридея в его темнице стрелами из луков.
Вся Пелла содрогнулась. Даже в огрубевших сердцах воинов пробудилась жалость. Твоя мать встревожилась и сказала, что это только начало трагедии и надо немедленно покинуть Македонию. Но я решил повременить. Многие знатные македоняне начали собираться в дорогу, призывая богов покарать жестокую ведьму.
В один из дней Олимпиада послала Эвридике меч, яд и веревку, предлагая сделать выбор между этими тремя орудиями самоубийства.
Как рассказала стража, Эвридика без единого слова жалобы, лишь умоляя богов, чтобы впоследствии Олимпиада получила такие же дары, оставила нетронутой веревку, присланную царицей, чтобы еще раз выказать ей презрение, прикрепила к карнизу свой пояс и повесилась».
– Иначе и быть не могло! – воскликнул Селевк: – Олимпиада мстительна и жестока. Она всегда убирала со своего пути неугодных.
Он снова углубился в чтение письма:
«После злодейского убийства Арридея и Эвридики Олимпиада начала уничтожать их единомышленников и всех, кто, по ее мнению, запятнал блеск имени ее великого сына. В это число попал и род Лагидов, и наш род… Но в первую очередь род покойного Антипатра. По приказу Олимпиады был убит его сын Никанор. Она отправила в Азию своих воинов, приказав разрыть могилу недавно погибшего Иоллы и кости его бросить собакам. Воля царицы была выполнена. Не имея возможности расправиться с Кассандром – тот командовал армией в Греции и сам представлял угрозу Олимпиаде, – она обратила свой гнев на его друзей, находившихся в Македонии. Царица казнила сотни близких Кассандру людей. Сердца македонян отвернулись от Олимпиады.
Многие вовремя успели покинуть пределы Македонии. Бежали во Фракию и мы. Лисимах радушно встретил наше семейство. Тебе непременно надо знать, что Лисимах искренне предан тебе и считает тебя своим лучшим другом. У Лисимаха и Никеи растут замечательные дети, внуки Антипатра: Агафокл, который на два года младше нашего Антиоха, и Арсиноя, ровесница Лаодики, которую мы все мечтаем увидеть.
С нетерпением ожидаю от тебя писем. Я знаю, что ты занят, но прошу не скупиться на подробности о своей жизни и о жизни детей, моих горячо любимых внуков».
С трудом сдерживая наворачивающиеся слезы, Селевк приказал немедленно вызвать Патрокла.
– Какие новости из Греции от Кассандра? – нетерпеливо спросил он советника, едва тот переступил порог его кабинета.
– Кассандр одержал крупные победы в Греции и сейчас со своим войском приближается к Македонии.
Селевк с облегчением вздохнул. Теперь за будущее родителей он был спокоен, – скоро они вернутся в Пеллу, в свой дом. Он не сомневался, что войско Кассандра по мере приближения к Пелле будет расти от прихода тех, кому стало ненавистно правление царицы Олимпиады. Чтобы не нарушать мира в своей сатрапии, Селевк решил по отношению к Кассандру сохранять нечто вроде нейтралитета. Олимпиаду же он окончательно вычеркнул из своих мыслей. «Кассандр метит в регенты, – размышлял Селевк, – Антигон стремится захватить господство в Азии. На стороне Полиперхонта Эвмен, опытный и преданный царям полководец. Полиперхонт помог Эвмену набрать тысячи хорошо обученных наемников. Эвмен повинен в смерти Кратера, я никогда не прощу ему этого. Сейчас, когда все взоры устремлены на регента и Олимпиаду, у меня еще есть время увеличить свою армию. Хотя она уже представляет мощную силу!..»
Войско под предводительством Кассандра приближалось к Македонии. Это напрочь лишило сна царицу Олимпиаду. Она спешно перебирала все варианты борьбы, но ни один не годился. Она умела изготавливать сильные яды. Но как подослать к Кассандру убийц? Этот вариант царица отбросила, хотя он был самым надежным. Отец Кассандра, ненавистный Антипатр, не раз во всеуслышание заявлял, что предпочитает умереть от копья, чем быть отравленным. Единственной надеждой на спасение оставались Полиперхонт и Эвмен. Но Полиперхонт понес значительные потери. Значит, помощи можно ждать только от Эвмена.
Узнав о грозящей царице опасности, Эвмен заторопился. Он спешно вступил со своей армией в Финикию, занял у оставленных Птолемеем гарнизонов их города и провинции и начал строить корабли. Когда суда были готовы и спущены на воду, Эвмен приказал перенести на них все захваченные сокровища. Отплытие от берегов Финикии новой флотилии откладывалось из-за сильнейшего урагана.
Как только море успокоилось, боевые корабли с восходом солнца один за другим вышли из гавани и выстроились на рейде.
Поднимающееся солнце осветило великолепные суда, готовые к походу.
Эвмен торжествовал:
– Наш флот доставит царице Олимпиаде много сокровищ.
Едва триера, на которой стояли Эвмен и наварх Сосиген, достигла открытого моря, на всех кораблях одновременно взмыли на мачтах паруса. Флотилия легла на курс. За боевыми кораблями потянулись вспомогательные суда, на которых разместились люди, лошади и осадные машины.
А в это время опасность, более грозная, чем недавний ураган, стремительно приближалась к флотилии Эвмена. Это был флот Антигона, недавно сокрушивший флот Полиперхонта. Суда победителей были украшены трофеями, венками и носами захваченных в плен триер.
Антигон стоял на палубе, подставив лицо утренним лучам. Планы новых завоеваний и неутоленное желание мести лишали его душу покоя.
«Я и только я предназначен для неограниченной власти над всем государством Александра», – эта мысль избавляла Антигона от всех колебаний и сомнений, которым он иногда был подвержен.
Но для достижения цели необходимо было убрать со своего пути кардианца Эвмена.
Увидев вдали его флотилию, Антигон восторжествовал. Враг сам шел к нему в руки. Это был добрый знак! К опасностям, к боям, к победам Антигон был готов всегда. Он начал действовать быстро, уверенно и смело.
Флот Эвмена под командованием наварха Сосигена был застигнут врасплох. Он не был готов к битве и отчаянно попытался прорваться в открытое море. И потерпел поражение. Из окружения удалось вырваться лишь нескольким кораблям, на одном из которых находились Эвмен и Сосиген. Воины Эвмена не были сплочены дисциплиной, в отличие от воинов Антигона, воодушевленных недавними блестящими победами.
На судах кардианца началась паника. Вскоре десятки новых триер стали добычей Антигона.
Увидев сокровища, перекочевавшие с кораблей Эвмена на его корабли, Антигон громко расхохотался. Это был смех победителя. Мечты о безраздельном господстве над всем государством Александра сбывались. Подчинить своей власти всех диадохов и передать после себя царский венец достойнейшему, а достойнейшим Антигон считал любимого сына Деметрия, – такой была теперь главная цель его жизни.
В стремительно набирающем силу двадцатилетием Деметрии видел Антигон достойного преемника великого царя.
Отец восхищался военными способностями сына, проявившимися очень рано. Молодой Деметрий был смел до дерзости и пылок до безрассудства. И он к тому же был любимцем воинов. Они все единодушно желали ему воинской удачи. Однако Эвмен не собирался сдаваться. Он поспешил переправиться со своей армией через Тигр и расположился у западных границ Мидии.
Гонец со срочным донесением прибыл в царский дворец в Вавилоне ранним утром.
Стражник распахнул ворота и, узнав о цели прибытия, повел посланца стратега Азии Эвмена к Селевку. Они миновали большой зал, попали во второй зал поменьше и свернули в широкий коридор. Затем повернули еще раз. Скоро гонец окончательно запутался в лабиринте залов и коридоров, внутренних дворов и двориков. Журчание фонтанов и приглушенные голоса сливались в тихую музыку пробуждающегося дня. Чем ближе стражник и гонец подходили к залам приемов, тем больше им встречалось людей: сановники в богатых одеждах, военачальники в доспехах, писцы и должностные лица с грудами пергаментов…
В это время Селевк сидел в одном из залов, задумчиво глядя на колоссальных размеров статую Гильгамеша, высеченную из камня.
Селевк часто задерживал свой взгляд именно на этой статуе.
«Я обязан преданно служить народу Вавилонии. Я должен помнить о каждом его жителе, обо всех тех, кто создает ценности для процветания страны. Это тяжкое бремя, – думал он, глядя на Гильгамеша. – Я не имею права совершать ошибки…»
Советник Патрокл прервал размышления Селевка, сообщив о прибытии посланца Эвмена.
Гонец зачитал письмо стратега Азии, армия которого находилась в нескольких днях пути от Вавилона. В нем Эвмен предлагал Селевку срочно объединиться с ним против Антигона для защиты интересов царского престола.
– «Я обращаюсь к тебе, Селевк, с чувством глубочайшего уважения к твоим воинским заслугам и надеюсь в твоем лице обрести союзника. По приказу регента и царицы Олимпиады я назначен полновластным стратегом в Азии. Из царской сокровищницы лично мне царицей подарено пятьсот талантов, но я не нуждаюсь в таких огромных деньгах, так как не ставлю себе целью, как многие из диадохов, приобрести могущество и богатство за счет царского престола. Я предпочитаю использовать эти деньги на правое дело, сохранив их для сына Александра Великого, законного наследника. Только надежда, что мне удастся сделать что-либо для него, побудила меня принять звание полномочного стратега в Азии. Это звание, несмотря на сопряженные с ним опасности, доставляет мне то утешение, что я снова нахожусь среди старых товарищей по оружию, тех, которые еще остались неприкосновенными со времен Исса и Гавгамел, походов в Индию и Бактрию.
Я видел сон, который стоит внимания того, кто верит в могущество великого царя и полководца, причисленного к сонму богов, живая сила гения которого до сих пор придает нам силы.
Александр явился мне во сне и сказал, что если ему будут продолжать повиноваться, то это послужит ко всеобщему благу. Если же нет, то всех нас ждет смерть.
По прибытии войска в Киликию я воздвиг шатер Александра. На трон были возложены диадема, скипетр и щит царя царей. Перед троном был воздвигнут алтарь, на который предводители войска по очереди приносили в жертву сыну Зевса мирру и благовония. Вокруг трона стояли кресла военачальников, в которые они после совершения обряда жертвоприношений садились».
Селевк усмехнулся и подумал: «Хитрец! Поседевшие, закаленные в боях ветераны, с презрением смотрящие на диадохов, считающие жалким настоящее, а великим только прошлое, снова обрели уверенность в жизни. Без сомнения, теперь дальновидный Эвмен господствует над их волей, умами и сердцами именем Александра и его сына».
– «Я первым из вас разгадал замыслы коварного Антигона. Он объявил себя врагом Полиперхонта и вступил в союз с Кассандром и Птолемеем, чтобы постепенно, овладевая одной провинцией за другой, стать полновластным правителем Азии. А в дальнейшем первым из диадохов принять царский титул, – продолжал читать послание Эвмена гонец. – Военных сил у Антигона вполне достаточно, чтобы достичь поставленной цели. Я уверен, что союз Антигона, Кассандра и Птолемея недолговечен – слишком разные они люди и слишком разные у них цели. Желание Антигона окружить меня железным кольцом очевидно. Я подготовился к длительной войне. Сейчас Антигону удивительно везет. Но это везение вора, а не истинного воина. Он захватил мои сокровища, предназначенные для царицы Олимпиады, и корабли, ибо я не успел выйти в открытое море и вступить с ним в бой.
Селевк, запомни: враг у нас один – Антигон. Он совсем скоро, если мне не удастся его сокрушить, вступит в борьбу и с Птолемеем, и с тобой. Мы все были друзьями, нам нужно забыть про обиды, нанесенные друг другу, и объединиться против врага, стремящегося захватить царство Александра Великого. Я готов вычеркнуть из памяти то, что по указанию Птолемея войсковое собрание приговорило меня к смертной казни, и первым протянуть руку для примирения. Мы должны объединиться, чтобы не допустить гибели законного наследника царского престола».
Доводы Эвмена заставили Селевка задуматься. Но интересы Вавилонии требовали в данный момент принять сторону Антигона.
Селевк приказал проводить гонца в соседнее помещение и дожидаться там письменного ответа.
Едва тот вышел, Селевк с раздражением произнес:
– Какая неслыханная дерзость! Я никогда не предам своих друзей, с которыми заключил союз.
Патрокл молча смотрел на Селевка, ожидая приказаний.
– Слушай мой ответ Эвмену. Подготовь и срочно отошли. Я готов служить царице Олимпиаде и наследнику престола и исполнять свой долг по отношению к ним. Но я никоим образом не могу признать стратегом того, кто был македонянами осужден и приговорен к смерти, а тем более следовать его приказам и принимать его советы…
В военной помощи кардианцу Селевк категорически отказал. Городу городов нечего опасаться. Силой его не взять, измором не одолеть. Войско находится в боевой готовности. Опытный военачальник, Селевк размышлял: «Получив мой ответ, Эвмен будет пытаться запугать меня, чтобы двинуться в Сузы через мои земли. Он рассчитывает завладеть сокровищами, хранящимися в царском дворце в Сузах, и постарается отразить нападение идущих за ним следом и уже переправившихся через Евфрат войск Антигона».
Однако искра беспокойства тлела в душе Селевка. Слишком многочисленной и сильной была армия Эвмена. Он решил немедленно послать гонцов к Антигону, который уже стоял со своим войском в Месопотамии, настоятельно рекомендуя ему ускорить прибытие.
«Сатрапы верхних провинций уже идут на соединение с Эвменом, – предупреждал Селевк. – Всего важнее опередить кардианца».
«Те, кто выходят живыми и невредимыми из различных испытаний, меня всегда интересовали, – думал Селевк. – Птолемей и македоняне приговорили Эвмена к казни, а Олимпиада и Полиперхонт назначили стратегом Азии. Какая-то неведомая сила его оберегает. Он строит флот, который почти весь переходит на сторону Антигона, а его корабль спасается. Теперь он стремится захватить царскую сокровищницу в Сузах. Вчера еще жизнь Эвмена висела на волоске, а сегодня он снова нам угрожает».
Тревоги и сомнения, связанные с Эвменом, не покидали Селевка. Каждый день приносил новые, не радующие известия.
Эвмен спустился к Тигру и расположился лагерем в трехстах стадиях от Вавилона, надеясь беспрепятственно продолжить свой путь в Сузы через эту богатую провинцию. Кардианец хотел завладеть хранившимися в Сузах сокровищами и соединиться с сатрапами верхних персидских провинций, на поддержку которых рассчитывал.
В один из дней Эвмен приказал собрать все находившиеся на реке суда и готовиться к переправе. Едва переправа войск началась, к берегу пристал корабль, на котором находились Селевк, его советник Патрокл, помощник командующего армией Аху-бани, сопровождающая их свита и телохранители.
– Нам новая война не нужна… – задумчиво произнес Аху-бани.
– Но она уже идет, – бросил Селевк. – Снова междоусобная война! Я знал, что она не прекратится и после временного затишья вспыхнет с новой силой. Я вздохну с облегчением, когда здесь окажется Антигон.
– Антигон стар, – заметил Патрокл.
– Стар, но силен и пока еще крепко сидит на коне.
Появление Селевка перед воинами Эвмена, которые хорошо помнили его по былым сражениям, не вызвало криков приветствия, как он ожидал. Это объяснялось тем, что рядом находился их новый военачальник, к которому они прониклись уважением, как к защитнику законного наследника царского престола, и который им щедро заплатил.
– Доблестные воины, – громко заговорил Селевк, – я хочу напомнить вам, что вы находитесь под командованием человека, который способствовал гибели одного из лучших полководцев великого Александра, любимого всеми нами Кратера.
Селевк говорил медленно, чтобы глашатаи успевали передавать его слова переправляющимся через реку воинам, но те, не останавливаясь, продолжали переправу.
– Эвмен действует не в интересах царского дома. Он использует вас исключительно в своих интересах. Вы соблазнились обещаниями щедрых даров. Но Эвмен вряд ли успеет выполнить свои обещания…
Ожидая, пока его слова повторят глашатаи, Селевк напряженно всматривался в лица воинов. Но ни в одном лице он не нашел ни поддержки, ни одобрения. Единственным ответом ему был шум продолжающей переправу многотысячной армии.
– Опомнитесь! – в ярости крикнул Селевк. – Победу одержит Антигон. Он скоро будет здесь! Пока не поздно, переходите в ряды моей армии. Ваши товарищи по оружию ждут вас.
Внезапно глашатаи передали ответ Эвмена:
– Селевк, если Антигон вдруг одержит надо мной победу, это станет началом грандиозной войны Одноглазого со всеми диадохами. Ты напрасно веришь Антигону! Он выгонит тебя из Вавилона! Запомни мои слова!
Не встретив сочувствия среди воинов, Селевк направился вверх по реке к старому каналу, верхнее устье которого было заграждено плотиной, и приказал немедленно ее разрушить.
Едва начало смеркаться, Эвмен, переправившийся с частью войска на противоположный берег, к величайшему своему изумлению, обнаружил, что земля под ногами все больше и больше наполняется водой. «Селевк разрушил одну из плотин!» – догадался Эвмен. Он приказал воинам не останавливаться и двигаться дальше. Передвигаться сначала по лужам, а затем по пояс в воде в стремительно сгущающихся сумерках становилось все труднее и труднее. Вода прибывала с каждой минутой. Обессиленным воинам при помощи местных проводников с большим трудом удалось выбраться на возвышенную местность.
Утром на келеках, плотах на кожаных бурдюках, надутых воздухом, оставшиеся воины были переправлены на противоположный берег. Однако Эвмен не желал расставаться с обозом, который находился на затопленном берегу. Такая потеря легко могла повлечь за собой неудовольствие и возможную измену, особенно среди отрядов аргираспидов. Проводник указал место, где без большого труда можно было запрудить канал и спустить воду. Работы по устройству запруды прошли быстро, и местность снова стала доступной и свободной. Путь к Вавилону был открыт…
Освещенный множеством светильников зал приемов с раннего утра заполнили военачальники и советники. Все разместились вокруг Селевка, сидящего в центре зала на небольшом возвышении, охраняемом двумя каменными львами. Он внимательно слушал окружающих.
– Войско Эвмена подошло совсем близко к стенам города. Я опасаюсь, что сегодня или завтра враг может начать штурм ворот. Что если войска неприятеля ворвутся в город? – В голосе Аху-бани звучала тревога.
– Не ворвутся, – спокойно возразил Селевк. – Если бы Эвмен собирался нас атаковать, он бы построил за ночь осадные машины. Но он этого не сделал, потому что ждет главного своего врага – Антигона.
Но слова Селевка показались Аху-бани и другим военачальникам малоубедительными.
– Македоняне вот-вот пойдут в атаку, а наши воины сидят по казармам и начищают до блеска щиты.
– Наших воинов необходимо вывести к стенам, чтобы в нужный момент они могли вступить в бой.
– Эвмену следует преподать хороший урок…
– Пока мы находимся за стенами Вавилона, нам ничего не угрожает. Битвы надо постараться избежать.
Селевк взглянул на Патрокла:
– Пошли послов к Эвмену. Желая сберечь свою сатрапию от дальнейшей опасности и удалить его войско с нашей территории, я предлагаю перемирие и помощь его армии продовольствием и судами.
Патрокл почтительно поклонился и вышел.
Уже через час из ворот богини Иштар к Эвмену выехали послы.
Одновременно Селевк послал гонцов к Антигону, который стоял со своим войском в Междуречье, настоятельно прося его ускорить прибытие. Сатрапы верхних провинций, сообщал Селевк, уже идут на соединение с Эвменом, всего важнее разбить врагов до их объединения.
Между тем Эвмен переправился через Евфрат и двинулся к Сузам. Он послал сатрапам верхних земель приглашение прибыть в Сузиану.
Через несколько дней после ухода армии Эвмена из пределов Вавилонии Селевк получил из Фракии письмо от Лисимаха.
Он сообщал о казни царицы Олимпиады:
«В Пирне, куда Олимпиада укрылась от преследований Кассандра, она мужественно, с поистине царским величием закончила свои дни. Царица хотела продержаться в крепости, пока не получит помощь от Полиперхонта и Эвмена, единственных вставших на ее защиту. До последней минуты она надеялась, что у нее хватит сил победить Кассандра. Но Олимпиада оказалась бессильной перед родом Антипатра. Македоняне радостно приветствовали Кассандра, вернувшегося после блестящих побед над Полиперхонтом, как избавителя от жестокой царицы, принесшей горе почти в каждый дом. Македоняне сами вынесли приговор Олимпиаде.
Как рассказывают очевидцы, царица вышла навстречу своей гибели в великолепном праздничном пурпурного цвета наряде и диадеме, украшенной драгоценными камнями.
Двести воинов ранним утром вошли в крепость, где находилась Олимпиада. За ними следовали родственники казненных царицей македонян. Кассандр с братьями замыкал шествие.
Олимпиада, гордая и величественная, вышла навстречу своим убийцам.
– Жалкие трусы, вас много, а я одна. Вы дрожите, а я вас не боюсь. Ну что ж, убейте мать того, кто принес славу Македонии и покорил мир.
Воины в ужасе отступили, не решаясь поднять руку на мать Александра Великого.
Тогда вперед вышли родственники казненных.
– Смерть!.. Смерть!.. Смерть!..
Толпа приближалась. В руках были камни. В глазах – ненависть.
– Жаль, что я казнила так мало! Надо было казнить еще больше! – крикнула в лицо разъяренной толпе царица.
Без жалоб и слез она пала на землю под градом камней.
Кассандр торжествовал: могущественной Олимпиады больше не существовало.
Увидев повзрослевшую Фессалонику, он был покорен ее красотой и решил жениться на дочери царя Филиппа. Этот брак обеспечит ему права на царский престол Македонии».
Селевк никогда ранее не проявлял особой симпатии к Олимпиаде. Но сейчас, отложив в сторону письмо, он почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы. И дал себе клятву: сполна отплатить и Антигону Одноглазому, и Кассандру.
5
– О всемогущий Зевс! – Селевк положил письмо Антигона и поднял глаза на жену. – Я знал, что мои предчувствия меня не обманут.
– Что случилось? – поинтересовалась Апама.
В этот зимний вечер супруги встретились в саду, где круглый год царила весна. Трава, листья на деревьях, цветы и даже небо – все было сделано из тончайших разноцветных тканей. Солнце здесь заменяли огромные полированные серебряные зеркала и спрятанные светильники. Этот сад был излюбленным местом бесед Апамы с Селевком.
– Эвмен казнен. Послушай.
Селевк стал читать письмо:
– «В лагере Эвмена, успевшего соединиться с сатрапами верхних провинций, как я и предполагал, господствовал хаос. Сатрапы, привыкшие после смерти Александра считаться только с собственными желаниями и интересами, враждовали и соперничали друг с другом. Лагерь Эвмена превратился в место самых отвратительных кутежей. Узнав о моем приближении, кардианец созвал военный совет. Мои разведчики донесли, что Эвмен выступил с предложением отрезать меня от западных провинций, освободить для своей армии путь в Македонию и соединиться с Полиперхонтом, чтобы царское войско вновь стало могущественным. Но сатрапы не поддержали Эвмена. Мнение их одобрил и всемогущий Певкеста, считая, что неприятеля, то есть меня, надо сначала уничтожить».
Тон письма насторожил Апаму. Она вспомнила, как после встречи Селевка и Антигона в Вавилоне посоветовала мужу не отдавать большую часть войска в распоряжение Одноглазого. Но Селевку пришлось тогда уступить Антигону, пообещавшему после победы над Эвменом присоединить к Вавилонии богатую Сузиану.
– «Эвмен понял, что ему не удастся одержать верх над голосами эгоизма и склонить сатрапов в пользу своего плана. И кардианец прибегнул к военной хитрости. Он показал военачальникам письма, которые будто бы получил накануне от Оронта, сатрапа Армении. В них якобы сообщалось, что хилиарх Кассандр не только побежден, но и казнен, а Полиперхонт с отборным войском находится на пути в Азию, чтобы начать борьбу с вероломным Антигоном.
Никто из членов военного совета не усомнился в подлинности писем, думая, что царица Олимпиада находится в Македонии, так как еще не дошли слухи о ее казни. Эвмен вновь приобрел неограниченную власть. Все склонились перед авторитетом царского стратега. Он решил разбить военный лагерь в долине Бундемира недалеко от Персеполя».
Селевк оторвался от письма.
– Александр всегда ценил Эвмена. Он в совершенстве владел стратегическим искусством. И умел находить выход из самых сложных положений.
Выражение лица Апамы удивило Селевка:
– Тебя что-то тревожит?
– Читай дальше.
– «Как только в Персеполь пришло известие, что я нахожусь на дороге в Перейду, союзное войско под командованием Эвмена выступило мне навстречу. Движение вперед проходило в полной готовности к битве с обеих сторон. Расстояние между двумя армиями скоро сократилось до тысячи шагов. Эта битва должна была решить многое. Я обязан был ее выиграть, чтобы македоняне, воюющие на стороне Эвмена, поняли, что Антигон непобедим.
Эвмен значительно превосходил меня боевыми силами. Местность была крайне неудобна для сражения. Необходимо было выиграть время. Мой сын Деметрий указал мне на главную слабость противника:
– Союзные войска – чужаки. Они соперники друг другу. Это слабая сторона армии Эвмена.
Я похвалил своего сына, сказав, что перед нами опасный противник, но мы обязаны победить его, чтобы стать первыми лицами в государстве».
– Я так и знала! – воскликнула Апама. – Стать первым лицом в государстве – вот к чему стремится Антигон. И для достижения этой цели он сметет всех на своем пути. Антигон даже не скрывает этого. Селевк, я боюсь, что ты совершил ошибку, предоставив в распоряжение Антигона свои войска.
– Ты напрасно волнуешься, Апама. Для Антигона нет ни малейшей возможности одолеть неприступные стены Вавилона. Да и зачем ему приобретать в моем лице врага? Не забывай, что на моей стороне всемогущий Птолемей.
– И ты не забывай, что Антигон умен и хитер. Он не успокоится, пока не приберет все к своим рукам. Ты должен заставить его убраться восвояси! Читай дальше.
«Никто первым не начинал битвы. Кое-где вспыхивали мелкие стычки.
Я выжидал. Эвмен тоже не торопился.
Под покровом ночи я решил сняться с лагеря и переправиться в Габиену, местность, удобную для отражения натиска противника. А главное, оттуда был открыт путь к тебе, Селевк, чтобы в случае необходимости пополнить мои войска твоими воинами. Но Эвмен разгадал мой замысел. С наступлением утра я не обнаружил в ущелье противника. Проклятый кардианец опередил меня на несколько парасангов по пути в Габиену.
Мне удалось за один день настигнуть неприятеля.
Эвмен немедленно отдал приказ своим войскам остановиться.
Мы поспешно выстроили боевые линии. Эвмен – чтобы преградить мне путь в Габиену. Я – чтобы проложить себе дорогу силой.
Всю мощь атаки Эвмен решил сосредоточить на правом крыле, где простиралась обширная равнина. Линию правого крыла составляли карманские всадники и гетайры певкесты. Четыре илы лучших всадников были выставлены для прикрытия и две были в резерве. Впереди разместили слонов. Центр боевой линии составляла пехота. С левой стороны к пехоте примыкали всадники левого крыла. Вдоль линии всадников до самых высот стояли пятьдесят боевых слонов.
Моя армия по количеству слонов, легкой пехоты и пращников значительно уступала армии Эвмена, но зато превосходила ее по количеству всадников. Но самое главное – я один командовал своей армией, и все повиновались только моим приказам.
С возвышенности я прекрасно видел расположение неприятельских войск.
Атаку я решил начать с правого крыла. Мне необходимо было заставить неприятеля очутиться в пустом пространстве, чтобы затем нанести сокрушительный удар по левому крылу».
– Глаз у Антигона хоть и один, а видит хорошо! В этом сражении армии возглавили могущественные полководцы, достойные друг друга! – воскликнул Селевк. Как опытный полководец, он отчетливо представлял себе весь ход битвы.
– «Я командовал правым крылом, где сосредоточил лучшую конницу. Деметрию я доверил командование двумя илами.
Едва началось сражение, мои легкие всадники, минуя слонов, бросились на неприятеля, осыпав его градом стрел, но затем обратились в ложное бегство, когда против нас выступили тяжелые всадники.
Эвмен приказал сатрапу Эвдиму атаковать мое левое крыло слонами и отрядами конницы.
По моему приказу мои воины отступили к горам. Я лично объезжал отступающие отряды, указывая наилучшие направления.
Я слышал, как союзники радостно кричали: