Коктейль «Россия» Безелянский Юрий
Мудрое замечание. В наши дни Михаил Сергеевич попытался затронуть «части», и вся империя рухнула. При Николае империя сохранялась, и император зорко смотрел, а что делается в Европе, нет ли каких-то революционных волнений. Разгромил польское восстание. Осуществил карательный поход в Венгрию. И таким образом Россия стала «жандармом Европы». При Николае I произошла колонизация Казахстана, длилась кровопролитная война с кавказскими горцами.
Когда революционные события 1848 года захлестнули Западную Европу, император, обращаясь к гвардейским офицерам, произнес историческую фразу: «Седлайте лошадей, господа, в Европе революция!» И принялся преследовать просвещение, образование в России, все, в чем подозревал дух свободы и независимости. «Писать было запрещено, путешествовать запрещено, можно было думать, и люди стали думать», — писал о николаевском времени Герцен.
- Столь величавый
- В золоте барм.
- — Пушкинской славы
- Жалкий жандарм.
- Автора — хаял,
- Рукопись — стриг.
- Польского края
- Зверский мясник…
— писала Марина Цветаева в стихотворении «Поэт и царь». Да, цензурные преследования, деятельность созданного III отделения, которое ведало политическим сыском (вот откуда идут истоки наших советских органов — ЧК, ГПУ, НКВД, МГБ, КГБ). Возглавляли III отделение при Николае I жандармские генералы Александр Бенкендорф и Леонтий Дубельт (русские люди с иностранными вкраплениями).
С литературой и литераторами расправиться было легко, а вот с казнокрадством!..
«Наши администраторы подняли страшное воровство по России. Высшая власть стала их унимать, а они, движимые духом оппозиции, заворовали еще сильнее» (А. Никитенко. Из дневника 1847 года).
Во время Крымской войны Николай I, возмущенный обнаружившимися хищениями, в разговоре с наследником выразился так:
— Мне кажется, что во всей России только ты да я не воруем.
Среди позитивных сторон царствования Николая I: начало строительства железных дорог, некоторый рост промышленности. Но в целом установленная им система (самодержавие, православие, народность) не выдержала испытания в ходе Крымской войны.
Существует версия, что Николай I покончил с собой, не перенеся позора поражения в Крымской войне. А может быть, просто сломился физически. Император, всегда хваставший своей бодростью и неутомимостью, вдруг сдал. Когда пришла весть о поражении под Евпаторией, он плакал, клал земные поклоны перед иконами, а потом слег. Он умер в возрасте 58 лет.
Царствование Николая I было самой разрушительной из всех эпох, какие довелось пережить России после великой разрухи Смутного времени. Внешнее величие, поддерживаемое грозной армией и заносчивой самонадеянностью, рухнуло в Восточную войну, отмечает Ключевский.
- Не Богу ты служил и не России,
- Служил лишь суете своей,
- И все дела твои, и добрые и злые, —
- Все было ложь в тебе, все — призраки пустые:
- Ты был не царь, а лицедей,
— писал Тютчев.
«Середина века в России наступила в 1855 году — в год смерти Николая, в год падения Севастополя, в год, когда в тысячах деревень оплакивали убиенных и надеялись на близкое дарование земли и воли… Землицы и волюшки… К середине века вдруг «повзрослела» Россия. Капитализм наконец-то пробился к ее бескрайним, волнующе богатым просторам — силою английских винтовок, жаркою силой пароходов и паровозов, вязкою и сладкою силою доступного (пока лишь избранным) комфорта…» (Ю. Лошиц. «Гончаров». М., 1977, с. 132).
После Николая I российским императором стал его старший сын Александр, женатый на Максимилиане-Вильгельмине-Августе-Софии-Марии, принцессе Гессен-Дармштадтской (в православии Мария Александровна). После смерти супруги Александр II женился вторично (морганатическим браком) на княгине Екатерине Долгорукой (княгине Юрьевской).
Получив в наследство постылое крепостное право и поражение в Крымской войне, новый император вынужден был пойти на либеральные преобразования.
«Что побудило нового Александра, заведомого консерватора, вступить на путь коренных преобразований? — задавал вопрос Василий Ключевский и отвечал на него: — Начинала ли в нем, питомце Жуковского, мерцать обидная мысль, что он — повелитель невольничьей страны, в которой вся идея государства как народного блага извратилась в нечто совершенно противогосударственное, и ему с таким знаменем трудно будет вращаться в кругу европейских государей?
По обилию ли фальши вокруг себя, или по природной прямоте, а может быть, и беспечности он не был расположен много работать над своим обращением с людьми. Он заметно отличался от своих ближайших предшественников отсутствием наклонности играть в царя. Александр II по возможности оставался самим собой и в повседневном, и выходном обращении… Он не хотел казаться лучше, чем был, и часто был лучше, чем казался.
Воображение и воля у него не шли дружно рядом, а вели постоянную взаимную борьбу, поочередно торжествуя друг над другом…»
Александр II в 1861 году провел отмену крепостного права — подписал «Всемилостивейший манифест о даровании помещичьим крестьянам прав свободного состояния и земельных наделов», за что получил прозвище «Освободитель».
У царской реформы были и плюсы и минусы, но в целом это была «великая реформа». Император проводит ряд и других полезных для России начинаний, отчего страна по темпам промышленного развития выходит на 1-е место в мире; в годы правления Александра II начинается самая настоящая железнодорожная лихорадка, благодаря дорогам Россия собирается в единое целое. Но началась новая смута в Польше, последовало жестокое подавление восставших. И на этом фоне подняли голову шовинисты и террористы, не последнюю роль в революционном подъеме сыграл Николай Чернышевский со своим романом «Что делать?». Созрела идея народничества: построение социализма в стране, минуя капитализм, на базе крестьянской сельской общины, тот самый особый «русский» путь к социализму, якобы к свету, правде и справедливости. Община — как идеал устройства русской жизни! Эта идея спокойно дожила до сегодняшнего дня — мол, народ у нас общинный, артельный, и нам западный индивидуализм ни к чему!..
В России появились группы и партии: «Земля и воля», «Черный передел», «Освобождение труда» и другие. Сначала «ходили» в народ с уговорами, а затем стали бросать бомбы.
1 марта 1881 года бомбисты «Народной воли», которую возглавляли Софья Перовская и Андрей Желябов, оборвали жизнь российского императора. Эго было седьмое по счету и последнее покушение на Александра II.
После первого взрыва царь, пошатываясь, подошел к одному из бомбистов и спросил:
— Ты бросил бомбу?
— Да, я.
Царь промолчал.
— Хорош! — сказал он наконец и отошел. Он был оглушен взрывом, и голова работала не ясно…
Затем появился другой бомбист — Гриневицкий, который бросил к ногам Александра II какой-то белый сверток. Взрыв…
Марк Адданов в романе «Истоки» пишет о дальнейшем:
«Император лежал в кабинете на диване… Кто-то заплакал. За ним заплакали другие… Растерянный фельдшер Коган прижал артерию на левом бедре царя. Дежурный дворцовый доктор Маркус заглянул в медленно раскрывшийся окровавленный левый глаз умирающего и упал на стул, лишившись чувств. Кто-то лил воду на лоб Александру II… В комнату вбежал лейб-медик, знаменитый врач Боткин…
— Есть ли надежда?
— Никакой…»
Так вот трагически закончилась эпоха царствования Александра И. В этот период Россия закрепилась на левом берегу Амура. Был основан город Владивосток.
Успешно шло завоевание Казахстана и Средней Азии. Кокандское ханство перестало существовать, а Бухарский эмират и Хивинское царство стали вассалами Российской империи. Плюс Карс, Батум и, по договору с Японией, — Сахалин. Возможно, что империя и дальше продолжала бы пыжиться, расширяться и совершенствоваться (в день убийства Александра II был утвержден проект основ первой российской конституции, подготовленный министром внутренних дел Лoрис-Меликовым). Но — бомбисты. Первые революционные бесы на Руси.
«Все рассказы носили тогда одинаковый характер — ужас перед свершившимся и абсолютное осуждение преступников — террористов, тогда как до того «нигилисты» были «почти в моде», — вспоминает художник Александр Бенуа.
А теперь стихи Александра Блока:
- — Все ли спокойно в народе?
- — Нет, император убит.
- Кто-то о новой свободе
- На площадях говорит.
- — Все ли готовы подняться?
- — Нет, каменеют и ждут.
- Кто-то велел дожидаться:
- Бродят и песни поют.
- — Кто же поставлен у власти?
- — Власти не хочет народ.
- Дремлют гражданские страсти:
- Слышно, что кто-то идет…
Этот «кто-то» — новый российский император Александр III, второй сын Александра II. И сразу о семье. Александр III был женат на дочери датского короля Христиана IX Луизе-Софии-Фредерике-Дагмаре (в православии Мария Федоровна). У них было пятеро детей: Николай (впоследствии император Николай II), Георгий (умер в юношеском возрасте), Ксения (умерла в эмиграции), Михаил (расстрелян большевиками в 1918 году в Перми) и Ольга (провела остаток жизни в изгнании).
И снова нам не обойтись без Ключевского. В данном случае цитата несколько восторженная и весьма патриотическая:
«…Мы отвели от Западной Европы и вынесли на своих плечах рад нашествий, угрожавших миру порабощением, начиная от Батыя и кончая Наполеоном I, и Европа смотрела на Россию, как на Переднюю Азию, как на врага европейской свободы. В царствование императора Александра II мы на глазах одного поколения мирно совершили в своем государственном строе ряд глубоких реформ, какие стоили Западной Европе вековых и часто бурных усилий, а эта Европа все продолжала видеть в нас представителей монгольской косности, каких-то навязанных приемышей культурного мира. Под гнетом такого взгляда и Россия привыкла косо и недоверчиво смотреть на Западную Европу.
Прошло 13 лет царствования императора Александра III, и чем торопливее рука смерти спешила закрыть его глаза, тем шире и изумленнее раскрывались глаза Европы на мировое значение этого недолгого царствования… Наука отведет императору Александру III подобающее место не только в истории России и всей Европы, но и в русской историографии, скажет, что он одержал победу в области, где всего труднее достаются победы, победил предрассудок народов и этим содействовал их сближению, покорил общественную совесть во имя мира и правды, увеличил количество добра в нравственном обороте человечества, ободрил и приподнял русскую историческую мысль, русское национальное сознание и сделал это так тихо и молчаливо, что только теперь, когда его уже нет, Европа поняла, чем он был для нее».
Западная «Пэлл-Мэлл газетт», в унисон с Ключевским отмечала: «…желание императора Александра III было — «не быть великим государем, но правителем великого народа, царствование которого не было запятнано войною. Он желал мира, но не ценой национальной чести и интересов своего народа».
Действительно, Александр III не вел ни одной войны и поддерживал шаткое европейское равновесие, за что при дворе получил прозвище «Миротворца». Войн не вел, но при Александре III завершилось присоединение Средней Азии. А спустя сто лет Средняя Азия поспешно вышла из состава Советского Союза и вяло и вынужденно присоединилась к России в рамках аморфного СНГ.
Да, войн открытых и масштабных при Александре III не велось, но внутри России покоя уже не было никакого. Новый император начал с того, что казнил бомбистов, «первомартовцев». А 29 апреля 1881 года обнародовал манифест об укреплении самодержавия, то есть снова наступило время мрачное и «малопросветное».
Как отмечают в работе «Правители России 862–1917» современные исследователи С. Белов и М. Печерский, для борьбы с революционерами была создана добровольная «Священная дружина» — прообраз «Черной сотни», ужесточено национальное преследование, особенно поляков, евреев, жителей Средней Азии, поощрялись еврейские погромы, инспирировались уголовные дела, связанные с преследованием «иноверцев». Уничтожена автономия университетов, ограничена автономия Финляндии, принят закон о запрещении поступать в высшие учебные заведения лицам низших сословий («Закон о кухаркиных детях»). Резко повысилась плата за обучение…
Будучи еще наследником, Александр записывал в дневнике: «Просто ужас, что за милое время!» А уж при его царствовании время это стало еще «милее»: революционное брожение в стране не прекращалось, и самодержцу ничего не оставалось, как отсиживаться во дворце, за что он получил еще одно прозвище: «Гатчинский пленник».
По словам графа Витте, Александр III был человеком «совершенно обыденного ума, пожалуй, можно сказать, ниже среднего ума, ниже средних способностей и ниже среднего образования». И в то же время Витте отмечает, что «при нем великие князья ходили по струнке. Император держал их в респекте и не давал возможности вмешиваться в дела, их не касающиеся».
По мнению некоторых историков, Александр III был алкоголиком, через это увлечение и умер. При нем настало время Победоносцева, обер-прокурора Синода.
«Россия для русских», — произнес Александр III лозунг для внутренней жизни России. Во внешних отношениях: «Россия никого не теснит, но требую, чтобы и Россию никто не теснил».
В своих воспоминаниях Александр Бенуа пишет: «Александра III заела склонность к семейному уюту, к буржуазному образу жизни. И все же несомненно его (слишком кратковременное) царствование было в общем чрезвычайно значительным и благотворным. Оно подготовило тот расцвет русской культуры, который, начавшись еще при нем, продлился затем в течение всего царствования Николая II — и это невзирая на бездарность представителей власти, на непоследовательность правительственных мероприятий и даже на тяжелые ошибки…»
А вот краткая картина, сделанная Ильей Эренбургом: «Россия была еще неподвижной. Александр III, разгромив «Народную волю», несколько успокоился. Правда, 1 мая в Петербурге была маленькая маевка. Правда, в Самаре Ленин читал Маркса. Но могло ли это смутить всемогущего царя?..»
Смутила смерть…
«Александр III умер в Ливадии в 12 ч. 15 м. 20 октября 1894 года. В тот же день на площадке перед церковью Малого дворца присягнула Николаю вся царская фамилия. Думал ли он, какой смертью погибнет сам и вся его семья! И вообще, что может быть страшней судьбы всех Романовых и особенно старой царицы, воротившейся после всего пережитого опять в Данию, старухой, почти нищей, и умершей там!..» (Иван Бунин).
И снова вернемся к фигуре Александра III. Александр Бенуа вспоминал:
«Главное, наинужнейшей для самодержавца чертой Александр III обладал в полной мере. Он был крепок, он умел держать и сдерживать, он имел на вещи свое мнение, а его простой здравый смысл выработался на почве глубокой любви к родине. При этом он был честен, прост и в то же время достаточно бдителен, что нигде и ни от кого Россия не терпела ущерба… Проживи дольше этот «исполинский мужик» или «богатырь», процарствуй он еще лет 20, история не только России, но всего мира сложилась бы иначе и несомненно более благополучно. Проживи он еще несколько лет, Александр III сумел бы, вероятно, провести свой корабль между вновь возникшими опасностями, действуя своим авторитетом, престижем. Но рок готовил России, Европе, миру иное — и этот тяжелый рок стал выявляться с момента, когда мощную, богатырскую его фигуру, его гранитную надежность сменила личность его сына. Николай был «милым человеком», но и слишком обыденным, полным добрых намерений, но лишенным способности их проводить в жизнь…»
304-летнее правление династии Романовых завершил представитель Голштейн-Готгорпской линии Николай II. Когда он вступил на российский престол, он был сильно англизированным молодым человеком с беглой английской и несколько натянутой русской речью. К тому же он не умел вдохновить людей, а это весьма существенный недостаток для правителя.
Николай И хотел укрепить и возвысить самодержавие, себя, империю, но своей политикой и делами превратил царский режим в ненавистный почти для всех. О том, что он стал не нужен стране, писал в дневнике бывший военный министр Куропаткин: «Так плохо жилось всему русскому народу, до такой разрухи дошли правительственные слои, так стал непонятен и ненавистен Государь, что взрыв стал неизбежен».
«Безвольный», «трусливый», «лживый», «коварный» — вот эпитеты, которыми сопровождал имя Николая II граф Витте. «В общем, Государь был человеком среднего масштаба», — писал генерал Данилов. По мнению многих современников, Николай II проявлял непонятное безразличие к судьбе державы и ее народа, главное для него было сохранение самодержавия. Люди, близко знавшие императора, отмечали его упрямство, равнодушие, религиозность, переходящую в мистицизм, и неожиданную для государя вежливость и корректность. Он увлекался историей, рисованием, фотографированием. Много читал — и классику, и бульварные романы.
Во время переписи населения в 1897 году на вопрос о звании Николай II ответил: «Первый дворянин». В графе «Род занятий» записал: «Хозяин земли русской». Не переносил слова «интеллигент», однажды сказал, что прикажет Академии наук изгнать это слово из русского языка.
Спустя три дня после смерти отца, Александра III, молодой император записывал в своем дневнике, который он вел весьма исправно: «Были на заупокойной обедне. Какое громадное утешение стоять в церкви рядом с дорогой Алике и молиться с нею вместе!..»
Алике — это любимая супруга, дочь великого герцога Дармштадтского Людвига IV Алиса-Виктория-Елена-Луиза-Беатриса. После принятия православия она стала именоваться Александрой Федоровной. Аристократка с головы до ног. Внучка английской королевы Виктории. В ее жилах текла кровь романтической королевы Марии Стюарт. Однако все симпатии российской императрицы были не на стороне Англии, а на стороне Германии.
Как известно, царствование Николая II началось с массовой гибели людей на Ходынском поле. Поэт Бальмонт предрекал:
- Кто начал царствовать с Ходынкой,
- Тот кончит, встав на эшафот!..
Тогда казалось, что это поэтическое преувеличение. Помимо Ходынки, в эпоху Николая II были и другие потрясения: «кровавое воскресенье» 9 января, погромы, чинимые «Союзом русского народа» (членом которого был сам царь), позорное дело Бейлиса и т. д. Неудачная русско-японская война и совершенно гибельная война против Германии. «Это война сумасшествия, — писал граф Витте. — Зачем России воевать? Наш престиж на Балканах, наш святой долг перед братьями по крови? Это романтическая, устаревшая химера…»
Война с Германией удивительна и загадочна, война между ближайшими родственниками — Николаем II и Вильгельмом II, между Ники и Вилли. Они постоянно переписывались, и Вилли, как старший по возрасту, давал младшему Ники советы, как управлять Россией. Но каждый из кузенов — российский император и немецкий кайзер — вынашивал свои планы. Лелеял свои имперские амбиции. А результат? Россия за годы войны потеряла 2 миллиона убитыми. Русский царь со своим правительством надеялся захватить Галицию у Австро-Венгрии и средиземноморские проливы Босфор и Дарданеллы у Турции, водрузить «крест над Софией», а в итоге Россия получила жесточайший экономический и политический кризис и как следствие — революцию.
В 70-х годах ходил такой анекдот: Брежнев посмертно наградил Николая II орденом Октябрьской революции за создание революционной ситуации в России.
В дневнике от 17 октября 1905 года Николай II записал почти крик: «Господи, спаси и умири Россию!» (Радзинский в своей книге об императоре ошибочно написал глагол «усмири», но «усмири» — это не «умири»). Однако было уже поздно. Не помог и манифест «Об усовершенствовании государственного порядка» от 17 октября 1905 года. Как ни странно, манифест еще более взбудоражил российское общество. Все негодовали, спорили, возмущались, требовали… Один лишь император был спокойным. В дневнике 28 октября 1905-го он записывал: «Стоял тихий хороший день, к вечеру вышло солнце, и стало подмораживать. Докладов не было…»
Доклады пошли косяком, когда разразилась русско-японская война: Порт-Артур, Мукден, Цусима… Бессмысленные жертвы. Тупость начальников. Воровство интендантов. Как писал Саша Черный:
- От русского флота остались одни адмиралы,
- Флот старый потоплен, а новый пошел по карманам.
Царствование Николая II — весьма противоречивая эпоха. С одной стороны, бурно развивался русский капитализм, проводились глубокие реформы (Сергей Витте, Петр Столыпин), по многим показателям развития Россия оказалась на передовых позициях в мире. Россия уверенно шла к европейскому процветанию. С другой стороны: внешнеполитические просчеты, приведшие к войнам, неумение и нежелание реформировать политическую систему и перейти от самодержавия к более демократическим институтам плюс постоянные скандалы и неразбериха в высших эшелонах власти (достаточно назвать только одного Григория Распутина). И, конечно, слишком мягкая борьба с поднявшими голову революционерами. Вот все это и привело к падению самодержавия. 2 марта 1917 года Николай II отрекся от престола. Детали отречения и последовавшие затем события широко освещены в учебниках и исторических исследованиях.
Упомянем лишь страшную дату: в ночь с 16 на 17 июля 1918 года в подвале дома Ипатьева в Екатеринбурге были зверски уничтожены Николай II и члены его семьи. Гнусное, отвратительное преступление большевиков! Впрочем, это всего лишь одна из многих тысяч подобных людоедских акций новой власти…
Наш маленький реестр правителей России подошел к концу. Что было дальше? Этот период знаком нам более: революция, временное правительство, Александр Керенский, Ленин со Сталиным, как два неразлучных сокола, или, лучше сказать, как два орла-стервятника, разорвавшие в клочья старую Россию. И большая путина — новые властители, от Никиты Хрущева до Владимира Путина…
Но хватит о наших правителях. Поговорим на другую тему: об иностранцах. Оказали ли они влияние на развитие России? Способствовали ли ее прогрессу? Процветанию? Или, напротив, погубили любезную славянофилам Святую Русь и Московию?..
Русь как ученица в школе Запада
В данной книге очень трудно соблюсти хронологический принцип. Поэтому не судите строго за постоянное нарушение хронологии. А что остается делать, когда все уже написано, изучено и давно пылится на установленных полочках. Поэтому я внимаю совету литературного героя Эренбурга Хулио Хуренито:
«Когда весь сад давно обследован, тщетно ходить по дорожкам с глубокомысленным видом и ботаническим атласом. Только резвясь, прыгая без толку по клумбам, думая о недополученном поцелуе или о сливочном креме, можно случайно наткнуться на еще неизвестный цветок…»
Что ж, слова, может быть, игривые, но вполне уместные. Поэтому отбросим совет другого мудреца — Карамзина — постричься в историки и не будем доставать старинные фолианты и со священным трепетом погружаться в их древние тексты. Поболтаем немного вольно.
То и дело мы слышим «Древняя Русь». Но какая же она древняя? Когда славяно-руссы впервые заявили о себе, Европа давно пользовалась обильными плодами цивилизации. Во второй половине XII века в Англии был создан первый университет в Оксфорде, за ним последовал Кембриджский. Готические соборы в Чичестере и Линкольне воздвигнуты в XI веке. В XI–XII столетиях во Франции закладывалась архитектура романского стиля. В XII веке в Германии в моде была куртуазная литература, воспевавшая подвиги рыцарей и их служение даме. Не говоря уже о действительно древних цивилизациях Египта, Рима и Греции.
Мир стал узнавать о Руси в X веке в связи с походами киевских князей Олега, Игоря и Святослава на могущественную Византию. То была первая проба голоса на большой сцене всемирной истории… После некоторых таких проб на Западе заговорили о дремучей, иррациональной, хитрой и жестокой Московии.
Жители Руси были язычниками и приняли христианство лишь в 989 году. И тогда же Русь получила доступ к наследию античности, к древней и богатой византийской культуре. Укрепились торговые связи славян. Караваны русских купцов потянулись на Запад и на Восток. «Хождение за три моря» тверского купца Афанасия Никитина и другие дальние вояжи.
Ну, а теперь раскроем том Василия Ключевского и послушаем, что пишет достопочтенный наш историк:
«Как взглянул русский разумный человек на просвещенный мир сквозь привозные книги, так и впал в крайнее уныние от собственного ничтожества, от умственного и правового убожества. Русская земля показалась ему таким бедным, заброшенным уголком Вселенной, где ни Христос не учил, ни пророки не пророчествовали, ни апостолы не походили своими стопами…»
«Оказалось, что легче перенести татарское иго, чем собственное величие, — отмечал Ключевский. — … то, что знал он (русский человек. — Ю. Б.), оказалось ненужным, а что было нужно, того он не знал. Он знал возвышенную легенду о нравственном падении мира и о преображении Москвы в третий Рим, а нужны были знания артиллерийские, фортификационные, горнозаводские, медицинские…»
Доведись Ключевскому дожить до нашего времени (ну, в порядке геронтологического бреда), то получил бы он сполна за эти свои крамольные непатриотические высказывания. Как посмел? На кого руку поднял? На русского человека?!.. И такие последовали бы раскаты грома и сверкнули бы молнии — не приведи Господи!..
А между тем у Ключевского, читаем мы дальше, ввинчена фразочка и похлеще: «Запад для нас и школа, и магазин полезных изделий, и своего рода курс исторических уроков».
У Алексея Хомякова есть примечательные строки:
- О грустно, грустно мне!
- ложится тьма густая
- На дальнем Западе,
- стране святых чудес…
Эти чудеса привлекали не одного русского царя, еще задолго до того, как Петр I прорубил окно в Европу. Привлекали потому, что сулили быстрые сдвиги и прогресс в социально-экономической и культурной жизни.
В «Истории России с древнейших времен», в главе о начале царствования Федора Алексеевича Сергей Соловьев пишет: «Русская земля всколебалась и замутилась, русский народ после осьмивекового движения на восток круто начал поворачивать на запад; поворота, нового пути для народной жизни требовало банкротство экономическое и нравственное. Раздавались голоса о необходимости приобрести средства, которые бы сделали народ сильным, снискали ему уважение других народов…»
Из «Хронологии российской истории» (Сорбонна, 1992) узнаем: 1680 год — число иностранных предпринимателей в русской экономике постоянно растет. Голландец Денис Иорис и датчанин Питер Марселис ведут разработку Олонецких медных рудников. Немец Тильман Акема устраивает железоделательный завод близ Калуги. Француз Миньо открывает фабрику по изготовлению зеркал в Москве. На все эти предприятия специалисты нанимаются за границей. В 1716 году вблизи Петербурга, в Дудергофе, была открыта первая в России бумажная фабрика. Управлять ею пригласили немецкого мастера. Впрочем, это уже происходило в правление Петра I, который сделал невиданное доселе на Руси: построил город на болоте и перенес туда столицу.
- …И думал он:
- отсель грозить мы будем шведу.
- Здесь будет город заложен
- Назло надменному соседу…
Не для себя, не для России, а токмо «назло надменному соседу». «Назло» — это наш российский менталитет. Назло и уши отморожу!..
До Петра I, как считает историк Николай Костомаров, Россия погружена была в невежество и, хвастаясь своим ханжеским обрядовым благочестием, величала себя «новым Израилем», а на самом деле никаким «новым Израилем» не была вовсе…
Просветитель и горячий панславист Юрий Крижанич (хорват по происхождению) писал в XVII веке по поводу русских, среди которых жил: «Мы ленивы к работе и наукам, а они (европейцы. — Ю. Б.) промышленны, не проспят ни одного прибыльного часа…»
Господи, сегодня все это можно видеть своими глазами!..
Уместно заметить, что Крижанич писал эти свои нелестные слова в наш адрес за два столетия до того, как Гончаров создал два полярных образа: ленивого Обломова и деятельного Штольца.
«В славянском характере, — отмечал Герцен, — есть что-то женственное; этой умной, крепкой расе, богато одаренной разнообразными способностями, не хватает инициативы и энергии. Славянской натуре как будто недостает чего-то, чтобы самой пробудиться, она как бы ждет толчка извне…»
«Русский ум всего ярче сказывается в глупости», — еще одно нелицеприятное высказывание Ключевского.
«Мы ленивы и не любопытны», — сказал Пушкин.
«Всякое исследование есть труд, а мы ленивы; всякая правда есть труд души, иногда страдание души, — для чего же будут беспокоиться Обломовы?..» — рассуждал Василий Розанов.
Ну, а Левша, который блоху подковал, это что — исключение?..
- Мы пугаем. Да, мы — дики,
- Тёсан грубо наш народ, —
утверждал Валерий Брюсов в стихотворении «Только русский». Все это писалось и говорилось не из-за ненависти к русскому народу, а именно из-за любви к нему, от обиды за него.
Итак, России требовались, как сказали бы сегодня, специалисты, мастера, профессионалы своего дела. Разного рода умельцы, а не лежащие на диванах Обломовы или только рассуждающие о деле Маниловы.
Есть вопрос — будут предложения. И хлынули в Россию-матушку косяком иностранцы, бросились они в эту Калифорнию величайших возможностей, ведь здесь, в заснеженной стране, можно было почти на ровном месте создавать, строить, возводить, претворять планы, организовывать различные предприятия, а заодно и набивать карманы.
Первым, кто широко распахнул ворота перед иноземцами, был царь-плотник в узком голландском камзоле, Петр Великий. Именно при нем в Россию хлынули европейские господа с львиными париками — Брюс (знаменитый Брюсов календарь), Лефорт, Грейс, Гвин, Блюментрост… Лаврентий Блюментрост был лейб-медиком, заведовал петровской библиотекой и кунсткамерой, затем стал первым президентом Петербургской академии наук. Швейцарец Франц Лефорт (оставивший нам в память район Лефортово в Москве) являлся для Петра «любезным другом» (тогдашним «другом Колем»). «Первый галант и дебошир», Лефорт был незаменим и в веселых компаниях с дамами, и во всех серьезных начинаниях Петра I. И не было у царя более верного и мудрого советчика. Когда Лефорт скончался, то Петр искренно плакал, идя за его гробом.
Почему Петр так полюбил иностранцев? В «Истории России» Сергей Соловьев так отвечает на этот вопрос: «Тяжелая мысль давила Петра и увеличивала раздражение, при сравнении того, что он видел за границею, и того, что нашел в России, страшное сомнение западало в душу: можно ль что-нибудь сделать? Не будет ли все сделанное с громадными усилиями жалким и ничтожным по сравнению с тем, что он видел на Западе?..»
Давая оценку деятельности Петра I, Сергей Соловьев говорит: «Одно из величайших событий европейской и всемирной истории свершилось: восточная Европа вошла в общую жизнь с западною…»
И сразу современная авторская ремарка: вошла-то она вошла, но все время дергается и норовит повернуть обратно.
А теперь к Петру. Может быть, он и сомневался в душе, но тем не менее Петр Алексеевич энергично поднял Россию на дыбы. По возвращении из-за границы он издал указ о брадобритии и ношении западноевропейского платья, отменил старый способ летоисчисления «от сотворения мира» и повелел перейти на календарь, принятый в Западной Европе, — «от рождества Христова». Провел реформы почти во всех сферах политической и общественной жизни. Все эти нововведения круто повернули страну к Западу. Кстати говоря, последний русский император Николай II не любил Петра I за увлечение западной культурой и попрание всех чисто русских обычаев.
Однако поворот на Запад не был полным. Кто-то из поэтов писал:
- Петр Первый рубил, рубил,
- щепки летели,
- прорубил в Европу окно,
- а дверь — не успел.
У Ключевского есть следующие соображения:
«При Петре как-то само собой установилось довольно неопределенное отношение к Западной Европе. Бросив споры и сомнения насчет того, опасно или нет сближаться, он вместо робких заимствований предшественников начал широкою рукою забирать плоды европейской культуры, усовершенствования военные, торгово-промышленные, ремесленные, сманивать мастеров, которые могли бы всему этому научить его русских невежд, заводить школы, чтобы закрепить в России необходимые для всего этого знания. Но, забирая европейскую технику, он оставался довольно равнодушен к жизни и людям Западной Европы. Эта Европа была для него образцовая фабрика и мастерская, а понятия, чувства, общественнные и политические отношения людей, на которых работала эта фабрика, он считал делом сторонним для России…»
Мысль Ключевского подтверждает и записка Петра, найденная в бумагах Остермана. В ней такие довольно циничные слова: «Нам нужна Европа на несколько десятков лет, а потом мы к ней должны повернуться задом».
Словом, Петр I и сам по себе, и в своих действиях был натурою крайне противоречивою. Мережковский считал, что Петр I — соединение «марсова железа и евангельских лилий». Таков вообще русский народ, который, по Мережковскому, в добре и зле «меры держать не умеет», но «всегда по краям и пропастям блудит».
Сравнивая деятельность Петра I и Екатерины И, князь Вяземский писал: «Великий росс хотел сделать из нас немцев, великая немка — русских».
Именно при Петре I расцвела Немецкая слобода в Москве, возникшая еще при Иоанне IV. Именно среди немцев молодой царь задумал «переделать все в отечестве своем». А тут еще на честолюбивые мечты наложилась любовь-страсть к Анне Моне, «девице изрядной и умной». Эта Анхен десять лет владела сердцем Петра и кружила ему голову. Итог известен: страшная расправа с любовником Моне майором Глебовым и самой Моне.
Немецкая слобода стала для многих русских хорошей и основательной школой промышленных дел и ремесел. Служить у иноземцев православным запрещалось, а вот учиться у них тому или иному ремеслу не только не возбранялось, но и всячески поощрялось.
По примеру московской в XVIII веке и в Архангельске оформилась Немецкая слобода, которую населяли выходцы из западных стран. Они внесли весомый вклад в экономику Севера. Девять жителей Немецкой слободы в период с 1793 по 1910 год удостаивались избрания на пост городского головы: Менсендейк, Брандт, Фонтейнес, Мейер и другие.
Итак, при Петре I возникла следующая картина: русские частенько пасовали, ленились и устранялись от дел кипучих, а иностранцы добросовестно и усердно служили. Но сталкивались интересы различных групп, и вот уже закружилась политическая карусель интриг и переворотов. Примечательно, что во всех дворцовых переворотах первой половины XVIII столетия главенствующую роль играли немцы, пригретые царем Петром. Так, Остерман окончательно утвердил Анну Иоанновну на престоле, Миних — Анну Леопольдовну, Лесток — Елизавету Петровну. То есть немцы «крутили колеса», народ понимал это, и отсюда пошло почтительное имя и отчество немцев на Руси: Иван Иванович.
Все эти лже-Иван Ивановичи железной рукой правили Россией. Взять того же Остермана. Генрих Иоганн Фридрих был по-народному переиначен в Андрея Ивановича. Так было проще, понятнее, роднее, однако немецкий нрав и немецкий кнут Остермана от этого не стали более русскими. Остерман руководил дипломатией, Миних командовал войсками, Шемберг главенствовал в горной промышленности, Мегден — в коммерц-коллегии и т. д. А правление Эрнста Бирона (бироновщина) с братьями Густавом и Карлом? Последний был, между прочим, московским генерал-губернатором…
Руки иностранных специалистов не раз и не два крутили и самый главный штурвал российского корабля. Сорок лет, к примеру, возглавлял внешнюю политику России горбоносый карлик Карл Нессельроде, по происхождению португальский еврей.
Управляющий III отделением Леонтий Дубельт, с именем которого связаны гонения на Пушкина, расправа с петрашевцами и Шевченко, по материнской линии был родственником испанским Бурбонам…
Бедная Россия! Ее душили не только доморощенные Бурбоны, типа Аракчеева, но и настоящие — из далекой Испании…
Но не всегда русские безропотно терпели этот иностранный гнет. Недаром иностранный, по Далю, — не свой, чужой, не родной. Чужаков ненавидели. На радостях, что кончилась бироновщина и сброшено иноземное засилье, московское купечество воздвигло Красные ворота в конце Мясницкой, на Земляном валу. Исчез страх перед самодурством временщиков, и в Москву потянулось знатное дворянство — свои, исконные, родные — Шереметевы, Юсуповы, Долгорукие, Голицыны, Трубецкие, Волконские…
Но даже у исконных и родных, если их тщательно поскрести, можно обнаружить отметины неславянского происхождения. Например, Юсуповы. Их княжеский род — это потомки ногайского князя Юсуфа. Возьмите наугад несколько княжеских родов из книги «История родов русского дворянства»: Аганины, Алачевы, Барашевы, Еникеевы, Ишеевы, Сулешевы, Черкесские и т. д. — все это инородческие фамилии, выходцы из Золотой Орды, служившие русским царям.
Жозеф Артюр де Гобино, автор знаменитой работы «Опыт о неравенстве рас», считал, что о чистоте славянской расы говорить не приходится. Она, полагал Гобино, безнадежно испорчена всевозможными примесями. Оно и понятно! Триста лет монгольского ига. А немцы и прочие западники из Немецкой слободы? Они — что, святые были? Коктейль «Россия» намешивался веками. И русские люди собирались и формировались из различных разнородных национальных элементов. Иван Бодуэн де Куртенэ признавал национальную принадлежность человека явлением социальным, культурным, а не биологическим. Позвольте-позвольте, а кто это — Бодуэн де Куртенэ? О, Иван Александрович — великий русский лингвист, родоначальник так называемой Казанской, позже Петербургской лингвистической школы. Родился в Польше. Потомок французских крестоносцев. Переиздал «Толковый словарь живого великорусского языка» Владимира Даля.
Итак, по Куртенэ, человек — явление социальное и культурное. Современный писатель Вячеслав Пьецух пошел дальше, заявив, что русские — это не национальность, а настроение.
Владимир Солоухин последние десять лет своей жизни упрямо твердил, что и русского народа уже нет, а есть лишь население.
Разговор о русском народе, о национальном русском характере и прочих русских размахах ждет нас впереди, в третьей части книги. Пока же вернемся к теме бунта, вернее, к его вспышкам.
Историческая ночь с 24 на 25 ноября 1741 года, когда был свергнут Иван VI и на престол взошла дочь Петра Елизавета, — что тогда было!.. Несколько дней подряд гуляла улица. Убивали и грабили всех без разбора — голштинцев, вестфальцев, мекленбуржцев, силезцев, баварцев, саксонцев, пруссаков, курляндцев. А заодно калечили голландцев, шотландцев, итальянцев, испанцев и прочих. Ученики в школе взбунтовались и дубасили своих учителей.
Хватит — попили русской кровушки. Довольно!.. Но все эти варфоломеевские страсти все же не были в состоянии искоренить иностранное засилье. Уж очень сильные и глубокие корни оно пустило: пришельцы из различных стран Европы осели в России прочно, основательно, овладели языком, приобщились к русским обычаям, достаточно ассимилировались, обрусели… Да и вообще, как можно было вымести иностранцев из России, когда в жилах русских царей текла немецкая кровь? Более трехсот лет царили на Руси Романовы и Гогенцоллерны — старинный царско-кайзеровский международный клуб.
В 1917 году, когда пала монархия, а вместе с ней и немецкая династия, Николай Агнивцев упоенно писал в сатирическом стихотворении «Фрау Алиса, ауфвидерзейн»:
- Как вначале, так и дале,
- Между всяческих вещиц,
- Все нам немцы поставляли:
- От подтяжек — до цариц!
- Коль вглядеться в дело близко,
- Этот экспорт — что бельмо!
- — На царице всероссийской —
- «Made in Germany» клеймо!!!
- — Надо Алисе Ехать назад!..
- — Адрес для писем:
- «Г ессен — Дармштадт»!..
- — Фрау Алиса Едет «нах Рейн»,
- — Фрау Алиса,
- Ауфвидерзейн!..
- Возвратясь в места родные,
- Сообщите нам тогда,
- Что импорт цариц в Россию —
- Прекратился навсегда!..
Да, это было бы цивилизованно: Александра Федоровна с семьей спокойно бы уехала на Запад, домой, в Европу. Но, к горькому сожалению, этого не произошло (и поэт об этом даже не мог помыслить): всю царскую семью, и Николая II, и его любимую Алису жестоко убили. «Ауфвидерзейн» вышел весьма кровавый.
А что касается немцев, то рассказывают. Как-то на фронте Николай II прогуливался около своего царского поезда и спросил у дядя Николая Николаевича, главнокомандующего российскими войсками: «Далеко ли отсюда немцы?» — «В двух шагах!» — ответил Николай Николаевич Романов, показывая на министра двора барона Фредерикса, стоявшего в дверях вагона.
Мирное тевтонское нашествие
Заговорили о немцах, так надо продолжать. Немец-перец-колбаса! Полезная эта немецкая колбаса?
Западный советолог американец Уолтер Лакер написал работу, посвященную истории взаимоотношений Германии и России. В ней он, естественно, описывает петровские реформы и тех иностранцев, которые вскоре по приезде достигли высоких должностей в государственном аппарате и армии. Все это, разумеется, вызывало негативное отношение со стороны старого дворянства и новых помещиков. А тут еще Шлецер и Миллер — немецкие историки, переселившиеся в Россию, вовсю раскручивали «норманнскую теорию» зарождения российской власти. Короче говоря, немцев недолюбливали, но с ними мирились, ибо они были нужны России как технические специалисты, и особенно в армии и администрации.
А далее выдержка из работы Уолтера Лакера:
«Самые высокие посты обычно доставались балтийским немцам, тогда как учителями, инженерами и ремесленниками были выходцы из собственно Германии. Русская аристократия и нарождающаяся интеллигенция не слишком рвались к государственной службе: она и оплачивалась не так уж хорошо, и не считалась достойным занятием; отсюда — растущее число немцев на государственной службе. Некоторые цари, например Николай I, совершенно справедливо полагали, что немцы — более подходящее орудие для проведения угнетательской и непопулярной политики, чем русские, которые ценили свою независимость гораздо выше. Особенно высока была доля лиц немецкого происхождения среди армейского офицерства: в 1812 году не менее 60 генералов были немецкого происхождения. Даже в 80-е годы, в период наибольших успехов панславистской пропаганды, около 40 процентов постов в высшем командовании занимали русские немецкого происхождения. В некоторых министерствах их доля была еще выше: в Министерстве иностранных дел — 57 процентов, в Военном министерстве — 46 процентов, в Министерстве почты и телеграфа — 62 процента. В целом треть всех высших государственных чиновников, армейских и морских офицеров и членов Сената были людьми немецкого происхождения, в то время как немцы составляли не более 1 процента населения в России.
Разумеется, немецкое имя отнюдь не означало с неизбежностью, что его носителям недоставало патриотизма. Все они были верноподданными царя. Большинство немецких семейств были ассимилированы во всех отношениях, кроме имен, а некоторые даже приняли православие. Но, как правило, преданность царю была чисто личной, и никакого самоотождествления с нарождающимся националистическим движением у этих людей не было. По существу, дело было не только в именах. И Герцен, и ранние славянофилы, нападая на немцев, были готовы признать, что многие из них служили России, что Горчаковы, Шуваловы и прочие чистокровные русские работают намного хуже, чем какой-нибудь прибалтийский барон. То, против чего они стояли, была «вся немецкая» система — «разрез между сердцем и головой нации, яд, впрыснутый в самые чувствительные ткани тела», «кнуто-германская империя», по выражению Бакунина…» («Родина», 1995, № 6).
Прервем рассуждения Уолтера Лакера и приведем еще одно высказывание историка того времени Мишле: «В России не существует народа; есть только канцелярия и кнут. Канцелярия — это немец, кнут — казак». Но, господин Мишле, сразу зададим вопрос: а где же русский народ?! Явные перехлесты в оценках.
Что касается параллельной службы русских и «русских немцев», то на память приходит пример из русской дипломатической миссии в Мюнхене, в которой служили рядком Федор Тютчев и барон Александр Крюденер. Оба ухаживали за красавицей Амалией фон Лерхенфельдт, но ее семья отдала предпочтение Крюденеру, именно за него вышла замуж Амалия и впоследствии блистала при русском дворе. Семья рассчитала верно: Крюденер — настоящий служака. Ну, а Федор Иванович — он ведь в душе был поэтом. Ему только и оставалось писать после встречи с Амалией фон Крюденер:
- Я встретил вас, и все былое
- В отжившем сердце ожило…
Но это так — всего лишь лирическая сценка, чтобы несколько рассерьезнить страницы. Хотя к «сериозу», как говорили раньше, придется вернуться вновь. Как вам нравится такое мнение, высказанное Тютчевым в письме к А. Аксаковой:
«Современное русское общество — одно из самых бесцветных, самых заурядных в умственном и нравственном отношении среди тех, что когда-либо появлялись на мировой арене, а заурядности не свойственно чем-либо живо интересоваться. Там, где нет стремлений, даже зло мельчает. Быть может, мы еще дойдем до того, что будем с грустью вспоминать о бреднях нигилизма…» (Петербург, 28 сентября 1872).
О крымской военной кампании Тютчев выразился еще резче: «Это война кретинов с негодяями» (Из письма Э. Тютчевой, 27 июля 1854).
Пушки и барабаны
Кстати, поговорим немного об армии. О доблестной, храброй, уникальной русской армии. Солдатушки-ребятушки — это, понятное дело, народ, и народ в основном русский, а вот отцы-генералы? Деды-фельдмаршалы? Судя по книгам, офицерский корпус всегда был многонациональным. Поляки, немцы, армяне, украинцы, молдаване, латыши, татары, финны и прочие нации верно и исправно служили России, российскому флагу. И отдавали свои жизни за царя-батюшку (позднее за Сталина — какая разница!..). Известны лишь ограничения по вероисповеданию — офицерами могли стать только христиане или принявшие христианство.
Золотые имена русских полководцев и флотоводцев: Суворов, Кутузов, Нахимов, Ушаков, не удостоенный внимания советской власти фельдмаршал Петр Румянцев и т. д.
Александр Васильевич Суворов — архирусский человек, который, по выражению Дениса Давыдова, «положил руку на сердце русского солдата и изучил его биение». Полководец гениальный: «В едино лето взял полдюжины он Трой», —
- Одною пищею с солдатами питался.
- Цари к нему в родство, не он к ним причитался.
- Был двух империй вождь; Европу удивлял;
- Сажал царей на трон — и на соломе спал,
—такую эпитафию в стихах на гробнице Суворова сделал Александр Шишков. Все правильно: блестяще воевал с врагами России, но и подавлял восстания Емельяна Пугачева и Тадеуша Костюшко. А как все-таки с анализом крови? Оказывается, по материнской линии Суворов был армянином (представляете в порядке бреда фамилию Суворян?); и насмешливый князь Потемкин-Таврический находил, что «солдатские шутки Александра Васильевича явно отзывают кавказским балагурством».
Лично меня это нисколечко не смущает. Главное, чтобы люди, родившиеся в России или за ее пределами, любили ее и служили ей. А состав крови придает этому служению лишь какой-то свой эмоциональный окрас. Вспомним 1790 год, взятие крепости Измаил. Кто ковал победу русского оружия, помимо Суворова и Кутузова? Генерал-майор де Рибас, генерал-майор Ласси, генерал-майор Мекноб, бригадир барон Вестфазен. Нужны ли комментарии?
А Отечественная война 1812 года, которой мы так гордимся? Да, Кутузов, да, казаки Платова, да, Денис Давыдов, но были и другие герои. Петр Багратион, которого Наполеон назвал «лучшим генералом русской армии». Петр Иванович из рода грузинских царей Багратиони. Как храбро он сражался!
- Тщетны россам все препоны:
- Храбрость есть побед залог.
- Есть у нас Багратионы:
- Будут все враги у ног!
— так писал кто-то из современников.
Еще один полководец — Михаил Барклай де Толли. Происходил из шотландского рода, переселившегося в Ригу в XII веке.
Историки раскопали интересный документ, составленный французским капитаном де Лонгерю, в котором даны некие разведывательные характеристики на русских генералов и офицеров. Характеристики опустим, а вот некоторые имена приведем. Кто служил под русскими знаменами? Генерал Витгенштейн, принц Евгений Вюртембергский, принц Мекленбургский… Нет, трудно удержаться все же от оценки французского разведчика, вот что он писал по поводу принца Мекленбургского:
«…Довольно хороший генерал, очень храбр в огне, но глуповат; любим своими офицерами и солдатами, любит много выпить; когда идет в огонь, то имеет обыкновение поить своих солдат допьяна. Состояние незначительное…»
Забавно, не правда ли?.. Далее — генерал граф Сен-При, генерал Милорадович, генерал Паскевич, генерал Росси, барон Розен, генерал Капцевич, генерал Депрерадович, шеф кавалергардов. Еще генералы Ланжерон, Гампер, Эссенз, Засс, Балла, Мантейфель, Паулуччи. Последний — генуэзец, был на французской службе, вышел в отставку и перешел на службу в России. Все эти Эммануилы Францевичи Сен-При и Иваны Васильевичи Мантейфели служили России не за страх, а за совесть. Вот был такой Литинский, вице-президент департамента римско-католических дел юстиц-коллегии. Он умер в 1797 году и похоронен в Петербурге. Эпитафия на памятнике гласит:
- Колыбель — Житомир,
- Париж — мой учитель,
- Я, по вояже, петербургский житель;
- Что ни приобрел,
- То все от мозолу,
- Служба двадцать лет Российскому престолу.
- На сем месте покрыл мои кости
- Год семисотный седьмой девяноста.
«От мозолу» — так вот и служили…
Но вернемся к военным. Герой Бородина и Кавказа генерал Алексей Ермолов. Его род происходил от некоего мурзы Аслана-Ермола, выехавшего в 1506 году из Золотой Орды в Москву и крестившегося там.
Неудачная Крымская война. Но и в ней были свои герои. И опять же немало военных начальников с иностранным звучанием фамилий: Александр Адлерберг, Эммануил Эбелинг, Евгений Григораш, генерал Лидере…
Последний царский период. Военный призыв Николая II, адмиралы и генералы. Вот только некоторые фамилии: Арвелан, Альтфатер, Бильдерлинг, Бострем, Висмунд, Вендрих, Галл, Гейден, Герард, Гершельман (кстати, московский генерал-губернатор), Гриппенберг, барон Икскуль фон Гильденбандт, Кауфман, Келлер, Клейгельс, Леер, Ломен, Мейндорф, Рихтер, Рооп, Фрезе, Эттер… И это только часть.
Лично мне кажется, что генерал Каульбарс (был такой) звучит даже грознее, чем, скажем, генерал Иванов. Если говорить о военных, то дело тут не в именах, не в национальных корнях. Все сводится к их профессиональным воззрениям. У всех военных особый взгляд на мир. Царский министр Гире (министр иностранных дел) жаловался премьеру графу Витте: «Беда с военными, которые непременно хотят создавать события, вызывающие войну!»
Что ж, война — это их профессия.
О Витте, Тирсе и других достойных россиянах
Самое время представить и других, гражданских лиц с иностранно звучащими фамилиями, которые много полезного сделали для России. Игнорируя хронологию и временные рамки, начнем с Сергея Юльевича Витге. Граф Витте был, пожалуй, самым удачливым министром финансов России. Именно ему в конце XIX века страна была обязана расцветом промышленности, конвертируемым рублем, строительством Транссибирской магистрали, Портсмутским миром (после неудачной Русско-японской войны), Конституцией 17 октября 1905 года и подавлением первой русской революции. Президент США Теодор Рузвельт говорил, что, родись Витте в США, непременно стал бы президентом Америки.
Но Витте родился в России, в Тифлисе, а учился в Одессе, где закончил физико-математический факультет и где про него говорили, что этот Витте не глупей Рафаловича, а сам банкир Рафалович (одесская поговорка тех времен: «Ты что, умнее Рафаловича?») утверждал, что и умней.
Витте — это русский Бисмарк. По отцу он был потомком выходцев из Голландии, а по матери находился в родстве с княжеским родом Долгоруких. Голландская прародина — это аккуратность и скрупулезность в делах. Он многое сделал для России и в своих деяниях опирался на опыт немецкого экономиста, предпринимателя Фридриха Листа и государственного практика легендарного князя Отто Бисмарка. Граф Витте сочетал в себе редкие для России качества — теоретика и практика и, более того, умел маневрировать. Вот как формулировал роль государства в экономике Сергей Витте:
«Роль государства в развитии капитализации далеко не является исчерпывающей. Государство не столько созидает, сколько восполняет, истинными же созидателями являются все граждане. Чем дальше идет прогресс, тем сложнее становятся все отправления производственного процесса и тем труднее роль его участников — всех граждан. Чтобы справиться с этой ролью, они должны обладать не только капиталами, но и личными качествами — предприимчивостью и энергиею, развивающимися на основе самодеятельности. Не налагать руку на самодеятельность, а развивать ее и всячески помогать ей, создавая благоприятные для ее применения условия, — вот истинная задача государства, в наше время все усложняющегося народного хозяйства» (из лекции, прочитанной великому князю Михаилу Романову в 1900–1902 годы).
Господи, почему у современной России нет своего Витте?! Поэтому и давят самодеятельность граждан, топчут частную инициативу, не дают дышать свободно, а вместе с гражданами губят всю Россию. Но это так, риторический всплеск из набившей оскомину серии «За державу обидно!»
О Сергее Витте надо писать книги, ну, а в нашей он, увы, мимоходом. Выделю лишь то, что к Витге, как к реформатору, относились плохо. Левая пресса клеймила его кличкой предателя и грабителя кошельков простых людей (Гайдар и Чубайс могут утешиться). «Витте сделал громадную ошибку, настояв на конституции. Русский народ еще в полудиком состоянии», — писали газеты. «Где живет Витте! Идемте! Убьем его!» — кричали на сборищах патриоты образца 1905 года. Атаки на Витте шли и справа. Консерваторы никак не могли примириться с тем, что вторым браком Витте был женат на еврейке Матильде Ивановне, инкриминировали ему контакты с евреями, с банкирским домом Ротшильдов, распускали слухи о тайном сговоре с масонами и т. д.
Знакомые песни, не правда ли? Все по Библии: «Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, — и нет ничего нового под солнцем». Это — Экклесиаст.
Короче говоря, съели графа Сергея Витте, спровадил его царь в отставку и позолотил пилюлю, наградив орденом Александра Невского — звездой, украшенной бриллиантами и увенчанной надписью: «За труды и Отечество».
Однако реформы в России нельзя уже было остановить, и за графом Витте пришел Петр Столыпин. Так что Петр Аркадьевич, признанный великим реформатором, трудился не на пустом месте. Какие-то уже реформаторские шаги при Александре II и Александре III делал генерал Лорис-Меликов. Михаил Тариелович. Явно из кавказцев. Затем следует упомянуть графа Рейтерна Александра Христофоровича (из немцев), долголетнего министра финансов и председателя кабинета министров (1882–1886). При нем пошел процесс капиталистической индустриализации России. И, конечно, еще один обрусевший немец (да еще лютеранин!) Николай Христианович Бунге, хотя, если быть точным, то род Бунге происходил из Швеции. Будучи еще профессором Киевского университета, Николай Бунге читал лекции Александру III и будущему императору Николаю II. Он — автор многих теоретических работ, в том числе таких, как «Основания политической экономики», «О восстановлении постоянной денежной единицы России», и других. Как написал о нем Юрий Буйда:
«Либерал-консерватор западного толка, требовавший химически чистой свободы для рынка; националист-протекционист, неуклонно и неустанно отстаивающий интересы русской промышленности и хозяйства; обрусевший немец-горожанин, который более других, кроме, может быть, Столыпина, сделал в интересах русского крестьянства; государственник и монархист высшей пробы, последовательно формировавший в России гражданское общество…» («Независимая газета», 1999, 23 марта).
Николай Бунге был самым настойчивым реформатором России в XIX веке. При нем было построено 3,5 тысячи верст железных дорог, активно развивалась промышленность и успешно действовал главный фактор развития России — конкуренция.
Анна Ахматова вспоминала, как у нее на глазах менялась окраска русского общества: откуда-то появились замечательные, умные, образованные, предприимчивые мальчики в форменных тужурках, читавшие Апухтина и строившие дамбы, заводы, дороги, строившие новую Россию. Эх, если бы и дальше Россия пошла по пути Бунге и Витте, как это было бы замечательно для всех последующих поколений россиян! Но… Ах, это злосчастное «но»! Россия пошла по пути, указанному Лениным. И вместо тонкого management of change (управления изменениями или, лучше, управляемые перемены) произошли перемены кровавые — прикладом по шее и пуля в затылок…
Еще одна не очень-то известная фигура для рядового и массового читателя — Михаил Герценштейн, экономист-теоретик и финансист-практик, работавший в аграрной комиссии Думы (той, царской). Про Михаила Яковлевича Герценштейна Павел Милюков писал: «…в этом вместительном черепе уживались и срастались в одно жизненное целое такие стороны вопроса, которые никак не могли поместиться рядом в других головах и от разъединения которых происходило и происходит все зло и вся невозможность мирного решения вопроса».
Итак, у Герценштейна была ясная и светлая голова. Но разве черносотенным силам России такая голова была нужна? И вечером 18 июля 1906 года Михаил Яковлевич был убит двумя выстрелами в спину во время прогулки с дочерью. Была голова — и нет головы… «Дело Герценштейна» потрясло тогда многих в России. Владимир Короленко вспоминал, как однажды он проезжал мимо дачи убитого думца, извозчик, простой русский мужик, ему сказал: «Знали, подлецы, кого убивали. Даром, что родом еврей, а о православном народе вот как старался».
Старался для России и Николай Гире, много лет служивший в российском МИДе, а с марта 1882 года — министр иностранных дел. Именно при нем оформился русско-французский военно-политический союз, что многим германофилам в России пришлось не по душе. Высшее общество в Петербурге было недовольно и отсутствием знатного имени и крупного состояния у нового министра, ставили ему в упрек и нерусское происхождение (предки Гирса были выходцами из Швеции) и лютеранское вероисповедание. Не спасло положение и то, что он был женат на княжне Ольге Кантакузен (племяннице всесильного Горчакова) — православного, как и шестеро их детей, вероисповедания.
Николай Карлович Гире был бессменным министром иностранных дел при Александре III. Проводимую политику понимал так: «Извлекать из всего все, что нужно и полезно для России, и меньше женироваться (т. е. стесняться. — Ю. Б.) для извлечения этой пользы, а действовать прямо и решительно».
Хорошие советы. Но почему-то хорошее всегда забывается. И каждый политик, пришедший во власть, непременно желает ездить на велосипеде собственной конструкции.
Гире был очень осторожным министром, никогда «не зарывался», как говорили о нем современники, избегал всяческих конфликтов и столкновений. Недаром немецкий посол в Петербурге Бюлов сказал о нем: «Гире прекрасно знает, что в России в случае внешнего поражения вспыхнет революция, по сравнению с которой Парижская коммуна покажется детской забавой».
Первая мировая война произошла уже после Гирса… К ней Россия оказалась практически не готова, о чем и заявил Николаю II его военный министр генерал от инфантерии Александр Федорович Редигер. Патриоты, естественно, возмутились: как это мы не можем воевать?! Можем-можем! Редигер ушел в отставку, и война была вчистую проиграна. За состояние армии отвечал, конечно, не Редигер, и он многое делал для ее укрепления, но не все оказалось в его силах. Всевластие, писал Редигер в своих воспоминаниях после отставки, кружит голову: «В отношении армии это выразилось в том, что на нее стали смотреть как на полицию, точно она не имела других задач, кроме восстановления порядка в стране!»
Итак, карательные функции армии. Вам это ничего не напоминает, любезный мой читатель?..
Для данной книги мы выделим, однако, другое. То, что предки военного министра Николая II были немцами на русской военной службе; отец, воспитанный в Финляндском кадетском корпусе, попал в кампанию жалования дворянства всем генералам-финляндцам. У сына, Александра Редигера, с отличием окончившего Пажеский корпус и Академию Генерального штаба, куда бы его ни бросала судьба, не возникало и намека на проблемы с национальностью или вероисповеданием. Сначала Редигер был лютеранином, а позже совершенно спокойно принял православие — религию своей второй жены.
Адмирал Александр Колчак. Для советской истории — враг (в Энциклопедическом словаре 1954 года есть заметка «колчаковщина», но нет персоналии «Колчак»). А для истории России? Александр Федорович многое сделал хорошего и полезного для русского флота. А корни рода? По семейным преданиям, род Колчаков имеет сербское или хорватское происхождение. Возможно, так оно и есть, но в России Колчаки оказались в русско-турецкую войну: болюбаша Колчак сражался против войск Петра I. Впоследствии, уже при Елизавете Петровне, Колчаки получили русское подданство, дворянство и герб, и с той поры род Колчаков служил своей новой родине не за страх, а за совесть. Что добавить? Потомки убиенного большевиками адмирала Александра Колчака живут ныне во Франции.
Испанец Хосе Рибас во времена Екатерины II познакомился с русским графом Алексеем Орловым-Чесменским и принял его предложение вступить на российскую службу. И вот уже Хосе Рибас переиначен на русский лад: Осип Михайлович де Рибас. Де Рибас, вояка по натуре, с большим удовольствием принимает участие в делах «времен очаковских и покоренья Крыма». И сразу — ордена, повышение в чинах. Александр Суворов пишет письмо де Рибасу: «Милостивый государь мой Осип Михайлович! С победою ваше превосходительство над Гаджибеем имею честь поздравить. Усердно желаю, продолжая и далее побеждать неверных, заслужить лавры».
Слава де Рибаса росла, и о нем даже узнал лорд Байрон: в 7-й главе «Дон Жуана» упоминается фамилия бывшего испанского подданного, а затем русского адмирала де Рибаса. Де Рибас овладел неприступным Измаилом и стал закладывать новый город — Одессу. Суворов — де Рибасу: «Ваш план и проект устройства нового города очень хорош. Вы там начальник и хозяин, а я ваш помощник».
Итак, адмирал де Рибас создал Одессу на пустом месте. Одессу, которая впоследствии одарила русскую литературу целым созвездием литературных талантов, от Валентина Катаева до Михаила Жванецкого. А скрипачи, пианисты, музыканты! А Леонид Утесов! В память испанского адмирала до сих пор шумит и ликует главная улица Одессы Дерибасовская. «На Дерибасовской открылася пивная…» Господи, чего только не открывали на Дерибасовской!..
Ну, а какова судьба адмирала? При строительстве Одессы он немножко злоупотребил финансами и был отозван в Петербург. Сумел обаять Павла I и получил в управление Лесной департамент. Затем отставка, полный афронт и смерть от простуды. Да, есть еще версия, что де Рибас вместе с вице-канцлером Паниным участвовал в заговоре против Павла I. Вполне может быть, ведь де Рибас был обижен…
Впрочем, кого только ни обижали в России, даже честнейшего и милейшего доктора Федора Петровича Гааза, того самого, которые следовал девизу: «Спешите делать добро». Он и спешил, работая в тюремной больнице, которую впоследствии стали именовать Гаазовской. Фридрих Гааз родился в немецком городе Мюнстерейфеле, приехал в Москву в 1806 году и полвека прожил в России. Став Федором Петровичем, он верно служил своей новой родине. «Такие люди, как Гааз, — отмечал Василий Жуковский, — будут во всех странах и племенах звездами путеводными; при блеске их что б труженик земной ни испытал душою, он не падает и вера в лучшее в нем не погибнет».
Гааз убеждал людей не злословить по поводу ближнего, не смеяться над его несчастьями и никогда не лгать. «Самый верный путь к счастью, — писал он, — не в желании быть счастливым, а в том, чтобы делать других счастливыми».
Зададимся вопросом: а много ли среди нас, русских, таких, как немец Гааз, и все ли мы поступаем по-христиански в отношении других людей?..
А знакомо ли вам имя Альфонса Романовича Варгаса де Бедемара? Если вы никак не связаны с лесоустройством, то, конечно, нет. Этот датчанин из 86 лет своей жизни 61 год трудился в России и удостоился за свои труды семи российских орденов, в том числе ордена Св. Анны трех степеней. Альфонс Романович Варгас де Бедемар многое сделал, чтобы ширились и шумели российские леса.
Капитальный труд «Каталог флоры средней России» составил другой иностранец, но вполне обрусевший Василий Яковлевич Цингер.
Первым историком русского искусства был немец Якоб Штелин, родившийся в небольшом южногерманском городке Меммингене. Учился он в Лейпциге. Директор петербургской Академии наук И. А. Корф (тоже немец?) пригласил его в Россию, где он прожил 50 лет. Штелин многое сделал для русского искусства и упокоился в Петербурге на Волковом кладбище, покинув сей бренный мир 25 июня 1785 года.
Адмирал царя Петра I Корнелиус Крюйс тоже закончил свой жизненный путь в Петербурге (его прах был перезахоронен в Амстердаме). Как он попал в Россию? Очень просто. Молодой царь предложил Крюйсу должность вице-адмирала своего флота с окладом в три раза больше, чем тот имел в Голландии. И Корнелиус легко поменял родину, более того, завербовал для русского флота еще около 500 моряков различного ранга — от капитанов и штурманов до матросов, которых доставил в Россию морем через Архангельск. Легко предположить, что все голландцы вскоре обзавелись русскими подружками и семьями. Пошли дети русско-голландского происхождения… А что касается Корнелиуса Крюйса, то он 30 лет служил в России и активно участвовал в проведении петровских реформ, и в частности на флоте. Стал одним из составителей «Морского устава» (1720). Как написал биограф адмирала: «От Бога дан был ему великий дар организатора. Широкий ум и необыкновенная энергия засверкали особыми красками именно в России».
Прибавим и еще одного голландца, которого в России величали как Андрея Андреевича Виниуса, ближайшего сподвижника Петра I. Дипломат и металлург, оружейник и навигатор, фортификатор и артиллерист, знаток почтового дела и глава Аптекарского приказа, геолог и интендант, Виниус был и видным экономистом своего времени. Где он мог раскрыть свои таланты? Только в России! Именно Андреем Виниусом была осуществлена первая государственная программа развития металлургического производства на Урале и в Забайкалье, крайне необходимая России.
Вспомним и появившихся в России при Петре I голландских купцов Адольфа и Ивана (?) Гутманов, которые сначала открыли торговый дом в Вологде, а осев в России — и в Ярославле.
А теперь перенесемся в XIX век. Как отмечает Даниил Гранин, «Петербург — это заводы Сименса, Лаваля, Эриксона, Нобеля. У нас были сотни иностранных предприятий, и город процветал…» (ЛГ, 1998, 18 ноября).
В 1830-е годы англичане Ригли и Гоппер открыли «механическое заведение для приготовления машин». Оно выросло в один из крупнейших заводов Москвы. Первые паровые машины. Завод Гоппера, впоследствии Михельсона, а ныне электромеханический завод им. Владимира Ильича. Хотя, возможно, его уже и переименовали…
Пошли по заводам? «Серп и молот». А раньше завод Гужона. Француз Юлий Гужон приехал в Россию в 1870 году и быстро сделал здесь предпринимательскую карьеру. С 1907 по 1917 годы был бессменным председателем Московского общества заводчиков и фабрикантов. Его Московский металлургический завод (ММЗ), в просторечье именовавшийся «Гужоновским», был одним из лучших в России.
И сегодня многим не нравится капиталистический путь развития России, и тогда, во времена Гужона, были недовольные. Но Гужон говорил:, «И русский народ не смог избежать и не избежит в своем экономическом развитии той исторической дороги, по которой шли его соседи, и никакими усилиями, никакими искусственными мероприятиями не остановить движения России к промышленной эре».
А сегодня — к технотронной.
Юлия Гужона тревожила ограниченность внутреннего рынка России: «Известно, как ограничены потребности русского человека; благодаря своей темноте и неразвитости он доводит их до минимума, сводя к тому, чтобы быть только сытым, об удобствах же, о запросах ума он имеет смутное лишь представление…»
И еще о менталитете российского народа: «Чем ниже уровень умственного развития страны и ее граждан, тем менее продуктивен их труд и тем более ограничены их жизненные потребности. Однако есть минимум труда и минимум потребностей. У русского обывателя из народа, к сожалению, минимум потребностей, и в этом отношении идти ему далее некуда, если он хочет жить, хочет существовать; работает он также лишь столько, сколько нужно ему, чтобы не умирать с голоду…»
Читать бесплатно другие книги:
