Третья мировая сетевая война Коровин Валерий
На постсоветском пространстве сейчас можно тоже встретить закрытые элиты. Но это скорее закрытость воров, сидящих на общаке. Единственное опасение, которое возникает у них в этой связи, — не допустить ещё кого-то до власти, которую они понимают исключительно как возможность повышения своего личного благосостояния. Ведь с каждым новым человеком придётся делиться, а это воспринимается весьма болезненно. Российские элиты тоже закрыты именно по причине нежелания делиться, посвящать ещё кого-то, помимо тех, кто есть, в подлинные мотивации, которые далеки не только от мессианского идеализма, но и от банальных интересов государства. И это уже скорее издержки происхождения. Из-за этого не существует ни социальных лифтов, ни каких-либо иных способов продвижения в элиты. И это обнадёживает менеджеров Manifest Destiny.
Американская сеть неуязвима
По исходному замыслу структура Интернета была предназначена для того, чтобы противостоять военному нападению. Поскольку у неё нет центра и практически каждая часть может функционировать как автономное целое, сеть сможет продолжать работать, даже когда часть её уничтожена.
Децентрализация, тот же элемент замысла, который обеспечивает выживание, делает контроль за сетью крайне затруднительным. Поскольку ни один узел сети не является необходимым для сообщения между другими, ему трудно регулировать или запрещать это сообщение. Это демократическая, названная Делёзом и Гваттари ризомой, структурированная в виде корневой системы, неиерархической и нецентрализованной сетевой структуры модель сначала родилась в сознании философовпостмодернистов[90]. И лишь спустя несколько десятилетий этот философский изыск лёг в основу сети, трансформировавшей мир в постмодернистском ключе.
По аналогии с постмодернистской ризомой общие контуры современного имперского строя, покрывающего пустое, неосвоенное пространство планеты, также могут быть представлены в виде ризомы — разветвлённой корневой системы, универсальной сети коммуникаций, все точки или узлы которой связаны между собой. «Парадоксальным образом такая сетевая структура представляется одновременно и совершенно открытой, и совершенно закрытой для направленных против неё выступлений и для вмешательства в процессы её функционирования. С одной стороны, сеть формально допускает, чтобы все возможные составляющие цепи взаимоотношений были бы в ней одновременно представлены, но, с другой стороны, сама эта сеть в действительности выступает как а-локальность. Таким образом, столкновения вокруг принципов устройства Империи будут разворачиваться в этом неопределённом и зыбком пространстве»[91], — раскрывают суть сети Негри и Хардт.
Американская сетевая «Империя» — это империя смыслов, образа взглядов, поведения, это среда заражения огромных масс людей и целых континентальных пространств мировоззрением, являющимся продуктом крошечного фрагмента человеческой цивилизации, группы фанатиков, создавших и применивших против человечества эффективнейшие оружие — сеть. Покрыв планету своей сетью, «группа заговорщиков» добилась почти полного и тотального повиновения, создав у большинства жителей земли иллюзию свободы и самостоятельности мышления, лежащих на самом деле в узких и очень жёстких рамках мировоззренческой догматики подлинных правителей мира. Подключенный к сети уже не способен мыслить самостоятельно, а значит — действовать, реагировать, принимать решения, делать собственный выбор. Иллюзия свободы от… всего, кроме сети, полностью подменяет онтологическую свободу человека, данную ему Создателем. Захваченный сетью становится добычей сети, жертвой и главным источником энергии, питающей сеть. Сеть в сознании, в головах, в образе мышления и выстраивании приоритетов. Подключенный к сети верит в то, что свободен.
Можно ли искоренить такую сеть? Да, можно. Вместе с сетевым человечеством. Сын погибели заберёт её сам с теми, кто в неё попался. Кто останется? Не подключенный к сети. Не технически, не тот, кто не имеет доступа к «благам» цивилизации, а тот, кто не поддался на посулы князя мира сего, обещавшего свободу от всего, что сдерживает, ограничивает, — от своего народа, обязательств, традиции. Останется тот, кто обладает свободой для спасения, обретения экзистенциального смысла, онтологии и полноты божественного бытия — высшей сущности человека, плоть от плоти своего Творца — одесную…
Профилактика сети: ответ через отрицание
Отрицание безысходности сопротивления сети — это именно то, что должно дать силы для финальной битвы: освободить, вырвать из сети тех, кто в ней оказался, предоставив им ещё один шанс — второе рождение. Профилактика и выставление пределов расползания — то, что ещё доступно способным сопротивляться в последние времена. Пределы — там, где присутствует воля к выработке сетевых контрстратегий против геополитического отторжения пространств от Евразии. Это отторжение — продолжение геополитической экспансии Запада, только не военной, а с помощью стратегии непрямых действий, осуществляемой «цивилизационным путём», с помощью воздействия на общество. И здесь необходимо указать на определение роли общества в современном мире. Это нужно в первую очередь для того, чтобы обезопасить его от сетевого внешнего воздействия, выработать некий иммунитет.
Первым шагом в этом направлении является необходимость рассортировать по геополитическому принципу семь типов цивилизаций, описанных Хантингтоном. Важно определить, какие из этих цивилизаций могут считаться союзническими, с какими мы можем выстраивать некие стратегические альянсы, а какие просто по геополитическому принципу нам категорически некомплиментарны и с ними в принципе невозможно выстроить никакой взаимодополняющей стратегии.
Следующий шаг — уход с экономического поля, от тотальности экономических мотиваций в принципе. Отказываясь от экономики как от мировоззрения — не от экономики по сути структуры взаимоотношений, а как от базового фактора воздействия западной цивилизации на наш цивилизационный тип, — нужно выделить и оставить себе всё то, что является неэкономическими факторами идентичности. От противного, отвергнув глобалистское развитие, которое размывает идентичность и возможность сохранения традиций. На оставшемся и надо делать акцент.
Ответная сетевая стратегия формирования общественного мнения в государствах-оппонентах должна быть обращена к обществу. Не к элитам этих государств — они уже ангажированы сетью и против другого воздействия имеют сложившийся устойчивый иммунитет, а именно к общественному мнению. В любом случае это должна быть социальная стратегия, формирующая поведение государств или даже хантингтоновских цивилизаций в области международных отношений. В первую очередь необходимо обратить внимание на те общества, которые отторгают западное цивилизационное, экономическое, интеграционное воздействие и обращают свой взор на сохранение собственной идентичности, которая размывается глобализацией, на восстановление и сохранение традиций, на нравственные критерии. Все эти признаки мы можем использовать в качестве предпосылок для создания своих цивилизационных, обобщенных геополитических, стратегических блоков, для противостояния западному сетевому воздействию на общества близких нам цивилизаций. На этой же основе мы можем выработать собственный иммунитет от глобалистического воздействия Запада.
Таким образом, общество, его роль, его влияние на формирование действий государств на международной арене становятся ключевым фактором в геополитическом отстаивании нашей цивилизационной идентичности. Это необходимая стратегия защиты под воздействием глобального цивилизационного геополитического наступления Запада, заходящего внутрь, на более тонкие планы, воздействующего на общество и социальные связи. Обращение к обществу напрямую здесь приобретает геополитическое значение.
В уже упомянутой не раз книге «Империя» Энтони Негри и Майкл Хардт, ставя вопрос о создании искусственных сетей, проникающих в общество, пришли к выводу, что всякий протестующий против западной глобализации — это вышедший из-под контроля ренегат, дезертир глобализации. Рассмотренный в рамках концепции множества, он саботирует данный процесс, использует достижения прогресса не в целевом закреплении глобалистских моделей, а для субверсивного действия. И здесь возникает соблазн принципиально по-другому, не через элиты, которые могут быть скуплены напрямую, использовать общество сетевым образом, но в антиглобалистских целях.
При этом стоит сделать поправку на социальное пространство: Негри и Хардт берут за норматив западного человека как отчуждённую атомизированную составляющую западного множества, изначально мотивированного экономически, — того, кто на Западе вырывается из-под экономического социального прессинга. Такой человек в своей среде не имеет для себя никакой альтернативы, кроме чистой деструкции, чистого сопротивления, построенного на тотальном отрицании.
В случае же, когда мы говорим о целых народах и цивилизациях Евразийского континента, надо понимать, что они помимо экономических мотиваций имеют ещё огромный объём фундаментального бэкграунда, являющегося источником идентичности — традиционной, религиозной, конфессиональной, этнической, то есть целого комплекта того, чего не имеет западный человек. Западный человек, отторгая экономический императив, в качестве альтернативы не имеет ничего конструктивного, что можно было бы предъявить взамен. Человек традиционного общества или хотя бы вышедший из традиционного общества имеет за собой целый комплекс таких идей, и обращение к этому набору создаёт возможность этому человеку выбрать для себя позитивную программу не только негативного отторжения, но и позитивного утверждения. Здесь возникает образ евразийского традиционалиста, действующего исходя из совершенно других ценностных предпосылок, отвергающего западный ценностный набор, но имеющего свой. Против засилья экономики и всевластия сети он выдвигает традицию и идентичность. И если на Западе, в пространстве атомизированного разобщённого общества, необходимо создавать искусственные антиглобалистские сети, то на пространстве Евразии живут традиционные этносы или традиционалистские общины, которые уже являются готовыми сетями, существующими на естественной основе, божественной основе.
В условиях глобализирующегося мира любые взаимодействия между объектами геополитики осуществляются именно на основе их участия в сетевых структурах. Тех самых структурах, которые помогают им проводить информационное, медийное, экономическое и дипломатическое взаимодействие со всеми участниками глобального процесса, направленного на достижение этого самого мирового «морского» могущества. Но вот субъектом установления «морского» могущества как раз и является глобальная американская «Империя», и всякому, кто претендует на то, чтобы сохранить свою идентичность, в этой американской «Империи» места нет.
Чтобы сохраниться, нам необходимо осуществить разработку и реализацию сопоставимого проекта — создать полноценный геополитический субъект противостояния. Ответить на американскую «Империю» мы можем только своей Империей, иначе мы просто перестанем существовать. Противостояние всевластию западных сетевых стратегий на Евразийском континенте необходимо для того, чтобы цивилизационно сохраниться. Так как мы говорим о цивилизациях, об их типологии, то в случае, когда одна цивилизация прекращает существование, другая усиливает свою роль, влияние и могущество за счёт неё. Если мы имеем дело со «столкновением цивилизаций» по Хантингтону, то логика такова: усиливается западная цивилизация, двигаясь к однополярному глобальному миру, значит, евразийская цивилизация, соответственно, сжимается и в конечном счёте оказывается перед угрозой прекращения существования. Это вопрос выживания.
Остаток верных и метафизический выбор
Описание сетевых войн с их тотальностью относительно врагов, нейтральных сил и друзей, с их перманентностью и неуязвимостью сетей, с сетецентричной проявленностью совершенного солдата сетевой войны, ведущейся Америкой против всего остального мира, создаёт довольно депрессивную картину окружающей действительности для тех, кто находится по другую сторону. Учитывая сложившееся положение дел, самое бессмысленное и нерациональное, что можно было бы предпринять в данном случае, — это ввязаться в технологическую и затратную «гонку за сетями», пытаясь технически искоренить, запретить, разрушить сети соперника на своей территории, соревнуясь с ним в новом магистральном направлении развития современной войны. С другой стороны, — одной из целей сетевой войны, ведущейся США против человечества, является абсолютный контроль над всеми участниками исторического процесса, а это, в свою очередь, достигается путём внушения мысли о бесполезности сопротивления. Совершенная человекомашина, киборг должен внушать ужас противнику, деморализуя его, парализуя волю ещё до начала сражения. Это в том случае, если противник не отказался от сопротивления ещё на предыдущих этапах, дотянув до момента жёсткого давления — реализации горячих сценариев. И всё же устрашающее присутствие киборга — это взгляд на человека с Запада. У современного американского киборга, встроенного в глобальную систему подавления и слома воли к сопротивлению, есть слабые места. Задача лишь в том, чтобы выявить их и использовать в своих целях.
Современное постлиберальное общество глобального Запада является цивилизационной квинтэссенцией торгового строя, формировавшегося на Западе столетиями, а это, в свою очередь, формирует мотивацию каждой отдельной боевой единицы, которая, несмотря на кибернетическую начинку, всё же остаётся преимущественно человеком, сформированным западным контекстом торгового общества. И здесь именно человеческий фактор становится слабым местом кибернетического организма сетевой войны. А конкретно то, что в подавляющем количестве случаев к действию такого актора побуждает финансовая мотивация. Индивид Запада не оперирует категориями веры, ибо он тотально материален, — в этом суть западного общества. Воля у такого субъекта становится продолжением его финансовой, материальной одержимости и отдельно не существует. Таким образом, понимая происхождение уязвимых мест, мы имеем возможность сформировать от обратного тип, способный противостоять киборгу. Таким типом личности является человек, для которого фактор веры является решающим, а воля есть следствие этой веры, представляясь категорией абсолютно нематериальной, но метафизической. Солдат будущего с нашей стороны, способный достойно противостоять киборгам, клонам и мутантам постлиберального будущего, — это человек с устойчивой верой, набором морально-нравственных качеств, вытекающих из веры, морально устойчивый, волевой и, соответственно, нематериально мотивированный. Чем меньше человек испорчен материальным, тем более устойчивой в военном отношении обобщающей системой он является. Ну, а его технологическое обеспечение — это техническая сторона вопроса, доступная в глобальном мире в одинаковой степени в любой точке планеты. В конце концов, небольшое технологическое отставание сполна компенсируется морально-волевыми качествами боевой системы. И самое главное — он должен видеть сеть и осознавать её враждебность, выраженную в эсхатологических категориях.
В понятиях Апокалипсиса после финальной битвы между силами добра и зла спасутся не многие, но именно сохранившийся остаток верных по итогам Страшного суда станет в основании нового мира, нового Эона, Нового света — золотого века, дарованного человечеству после завершения света старого, нынешнего — выродившегося и разложенного до самого последнего предела. Несмотря на всю нематериальность подобных представлений, вызывающих со стороны материального мира лишь усмешку и иронию, именно они являются нашим последним асимметричным преимуществом в формате ведения сетевой войны с учётом беспросветного технологического отставания. Ибо, как не раз уже было подчёркнуто, сетевая война глобальна, она идёт, она неизбежна — и времени на раздумье мало. Либо мы принимаем метафизическую категорию веры в качестве основного оружия, либо мы проигрываем битву до её начала. Конец уже близок. Другого Выбора нет…
Контроль мира сего
(заключение)
Конец уже близок, а значит, пора задать главный вопрос: если западная глобальная сеть тотальна и неуязвима, чем Россия может ответить на вызов предстоящей финальной битвы? Иными словами, есть ли возможность евразийской сети и где она должна быть раскинута?
Соединённые Штаты Америки, ставшие грозным оружием в руках эсхатологически одержимой верхушки, претендующей на глобальную власть над этим миром, — это, как и всё в материальном мире, — неживое, искусственно созданное образование. По линейке проведённые административные границы, внутренняя дисгармония с огромным набором социальных проблем, расовых, этнических, культурных — неоднородность анклавов, сепаратизм — Техас, Аляска. Цивилизационно отчуждённые территории индейских резерваций, нерешённые вопросы миграции, неразрешимые проблемы ассимиляции, доминация меньшинств, межэтническая напряжённость, рознь, вражда, озлобленность, вырождение…
Великий русский писатель Юрий Мамлеев как-то рассказывал, что когда он ещё жил в Нью-Йорке, в 1974 году там случилась авария на электроподстанции. Обесточенные кварталы монструозного мегаполиса повисли невыносимым грузом на оставшихся в рабочем состоянии подстанциях, и те не выдержали, выгорая, словно пустые консервные банки в костре, одна за одной. Город погас. Что тут началось: грабежи, насилие, убийства, мародерство. Что может сдержать человека, живущего ради наживы и освободившегося от морали, стоящей на пути жажды обогащения? Жажды, возведённой в ранг высшего человеческого вожделения обществом абсолютной духовной пустоты. У тех, кто лишён морально-нравственных сдерживающих факторов, остаётся только страх перед законом. Когда же гаснет свет и страдающие ожирением полицейские перестают видеть, что происходит вокруг, — закон перестаёт работать. Гаснут камеры наблюдения. Гаснут мониторы. Отключаются сигнализации и электрические замки. Не даёт питания включённый в розетку адаптер телефона. Не работают светофоры. Останавливается общественный транспорт, встаёт метро. Наступает тишина. В этой тишине можно наконец-то расслышать дыхание стоящей рядом женщины. Она испугана и поэтому взволнована. Она так беззащитна в этой беспросветной тишине, ещё более одинока и беззащитна, чем прежде. Есть только этот момент, есть проснувшиеся, нахлынувшие волной самые низменные, животные инстинкты, страсть, подавленная миром отчуждения и механических процессов. И есть она. Есть насилие, убийство и возможность удовлетворить жажду животной власти и животной наживы. Освобождённое от духа двуногое животное, без страха — его подавляет электричество мёртвого мегаполиса — и без тормозов. Свобода тех, кто лишён всего человеческого, — это свобода убивать и грабить безнаказанно. Насилие — как символ материального раскрепощения. Вот где шанс поквитаться со всеми, кто слабее, но почему-то занял ступеньку выше в искусственной иерархии общества тотального отчуждения.
Америка — идеальное место для реализации самых запретных, раскрепощённых, извращённых идей, среда, словно вырванная из Старого Света без корня и брошенная через океан на чистое место отсутствующих смыслов, традиций, социума, обязательств. Полная свобода для того, чтобы этим воспользоваться и свершить всё то, что раньше было нельзя. Освобождение от социально-политических, религиозных, сословных традиций и взаимообязательств — что, как не всё это ставит незримые рамки, ограничивающие животное стремление к наживе и безграничному комфорту? Общество — ничто, деньги — всё! И если вопрос встаёт именно так, то какое мне дело до всех до вас, а вам до меня, если взамен я получаю то, что нужно мне, — богатство и комфорт?
Интересы государства? Смотря сколько вы заплатите… Ведь вы же не станете утверждать, что государство выше ваших личных интересов? Что, побойся кого? Бога? Не смешите. «Бог умер. Вы убили его. Вы и я». Мы равны — так вы сказали, — освобождённый негр даже более равен, чем тот, кто его освободил. Он даже может без особых для себя последствий напасть на представителя движения антифа. Правда, не может тронуть еврея. Закон один для всех, пока в дело не вступают деньги, — только они дают полную свободу. В том числе от закона. Закон — абсолютен, безусловно. Но стоит выключить свет… И даже деньги вам не помогут. У вас так сложилось? Плевать я хотел, я житель свободной Африки, вы лишили меня традиции, а значит, вы мне уже должны. Дайте мне то, что наиболее значимо в вашем обществе. Но если кто-то даст больше — я вам припомню все унижения, вы мне ответите за всё.
Свобода обладания — это высшая свобода индивидуума, остальное — общество, социальные связи, зависимости, оценки — всё это меркнет перед всесвободой бесконечного доллара. Nec plus ultra?[92] Устарело. Великий доллар преодолел пределы. Америка настаивает: мерой всех вещей является «торгующий индивид», он — смысл бытия и полюс жизни. Не мешайте ему делать, что он хочет, то есть торговать, и мы попадем «в счастливейший из миров». Я живу, а значит, я торгую. Я в центре бытия счастливейшего из миров. Но горе вам, если вы не даёте мне торговать, зарабатывать, наживаться. Отвязавшийся индивид, движимый эгоизмом и алчностью, — главный герой великой Америки. И сила её там, где верят в «эгоизм» и «алчность», считающиеся высшими добродетелями философии американского могущества. Ибо это Америка решает, что может быть взято в качестве универсального эталона, а что нет. Потому что вы сами приняли постулат — «материальное благосостояние превыше всего» — за аксиому. А раз так, то примите в комплекте весь комплекс идей и перечитайте перечень высших американских ценностей заново.
С того, кто торгует ради наживы, все правовые, административные, нравственные, религиозные и социальные ограничения должны быть сняты. А если их — множество, то это сила, с которой никто не имеет права не считаться, произвол её капризов, интересов, расчётов и выгод ложится в основу новой системы ценностей. Эта система не работает лишь там, где в неё не верят.
А что, если в неё перестанут верить те, кто живёт в самой Америке? Чёрный скажет, что больше не верит белым. Белый скажет, что его обманули в банке, выставив на улицу из купленного за ипотеку дома, поэтому он больше не верит в американскую финансовую систему. Незаконно лишившийся работы финансист, просмотревший неблагонадёжного получателя ипотеки, больше не верит в закон. Полицейский не верит мэру. Мэр больше не верит протестантскому пастору, так ловко раскрутившему его на деньги. Пастор больше не верит в Бога, ведь он рассчитывал на большее. Бог… Творец отвернулся от своего творения. Богооставленность — страшнейшее из наказаний, определяемое апологетами дарвиновской теории происхождения видов, позитивистами и материалистами как энтропия — разнос сложных систем. Сыпется то, что сложно устроено.
United States of America — это прежде всего States. И это только в Америке они штаты, а во всём остальном мире — государства. Почему они до сих пор United? Только благодаря вере в то, что ценности всего этого пространства — универсальны не только для жителей американских States, но и для большей части человечества. Торговля — объединила. Но осталось и то, что их разъединяет. Почему небольшая группа коррупционеров узурпировала власть, захватив себе львиную долю национальных богатств США? «Нас 99 процентов. Нас выгоняют взашей из наших домов. Нас принуждают выбирать между едой и арендой. Нам отказано в квалифицированной медицинской помощи. Мы страдаем от загрязнения окружающей среды. Мы работаем многие часы за маленькую плату и не имеем никаких прав, как если бы не работали вовсе. Мы не получаем ничего, тогда как 1 % получает всё. Мы и есть те самые 99 %» — это не «марш миллионов» в Москве, это Occupy Wall Street в США. Почему чёрных не берут в ЦРУ, хотя их равные права провозглашены? Почему китайцы не ассимилирутся, как все? Почему мексиканцы не соблюдают законы, за счёт чего имеют преимущество перед остальными законопослушными гражданами? Почему белые, создавшие американское государство, уравнены в правах с чёрными, которые понаехали в трюмах торговых кораблей? Закон един? Тогда почему в разных States он разный? Америка — страна равных возможностей, но почему тогда все живут так по-разному? И если все свободны и равны, то почему в равных условиях, то есть при равных возможностях, результат — благосостояние — неодинаков? И вот уже United не выглядит столь единым.
State, оно же государство, в современном мире есть не что иное, как национальное государство, или государство-нация — tat-nation — европейский концепт республики, возникший в Новое время, по итогам Французской революции, и навязанный Западом всему остальному человечеству. США — политический продукт Старого Света — 50 республик — 50 сестёр, объединённых одержимостью торговли и жаждой наживы. 50 государств, каждое из которых имеет строгие административные границы, прочерченные по командирской линейке, гражданина в качестве главной социальной категории и общественный политический договор — все основные атрибуты суверенного государства-нации. Что держит вместе столь разнородные субъекты, не имеющие сколь-либо значительной общей истории, опыта совместного проживания, этнического и социального однообразия, общей культуры за пределами «Голливуда» и одинаковой справедливости для всех? В Америке есть то, что действительно объединяет это лоскутное одеяло, — страх перед государством, воспринимаемым в качестве морского чудовища — Левиафана, приводящего в трепет, и невидимая рука закона. Что станет с этой конфедерацией государств, если там начнутся перебои со светом, выступления индейцев за независимость, а вера в единство пропадёт?
Автор выражает благодарность: Александру Дугину за открытие темы сетевых войн, Наталье Макеевой за помощь в редактировании, Михаилу Анисимову за финансовую поддержку.
Читать бесплатно другие книги:
