Воин сновидений Волынская Илона
– Где? – снова вскричала Танька, все озираясь и озираясь. – Нет, ну что за прятки! А ну, вылезай!
– Откуда? – поинтересовался здухач.
У Танькиных ног блеснуло серебро меча. Девочка глухо вскрикнула, вглядываясь в стелющийся у самого асфальта слабенький вихрь, едва заметно шевелящий листву и пыль.
– Ирка! – свистящим шепотом выдохнула Танька, хватая подругу за руку. – Он… Ты видишь?
– Почти не вижу, – созналась Ирка, ловя колыхания смерча.
– Я так и знала! Я этого и боялась! Еще когда ты сквозь скелет прорвался! Ты разрежаешься! Теряешь форму!
– А по-моему, я очень даже в форме! – изгибаясь в сторону коробки с головой, откликнулся смерч.
Танька набрала полную грудь воздуха, собираясь дать на это достойную отповедь…
– Не устраивай мужчине скандал на пустом месте, девчонка! – цыкнул на Таньку Ментовский Вовкулака. – Даже если от мужчины осталось одно движение воздуха! – окидывая взглядом здухача, хмыкнул он. – Сейчас дойдем до машины, засунем башку в багажник! – он потряс коробкой. – И твой здухач благополучно придет в себя! То есть войдет…
– Он не мой! – немедленно заспорила Танька. – Он свой собственный! – но тут же торопливо направилась к машине.
– А с остальной нечистью как? – вертясь у самых ног Ментовского Вовкулаки, нерешительно переспросил здухач.
– У вас еще осталось? – открывая багажник и закидывая коробку внутрь, приподнял брови Вовкулака.
– Всего пятеро было… – Ирка повернулась к Вовкулаке. – Ховало здухач заморозил, Чуму мы выроду скормили – считай, они друг друга изничтожили, Шелудивый Буняк, он же Вий, в багажнике. Кстати, что мы с ним делать будем?
– Пригодится, – не отрывая встревоженного взгляда от здухача, рассеянно бросила Танька. – Чума же пригодилась…
– Нормально. Справляемся, – удовлетворенно заключила Ирка и направилась к задней дверце «уазика». – Остался один, последний участник Дикой Охоты – здоровенный скелет, верхом на коне, и конь – тоже скелет.
Уже собиравшийся сесть за руль подполковник так и замер, сжимая в пальцах ручку передней дверцы. Заросшая щетиной физиономия старого оборотня стремительно бледнела. В желтых хищных глазах застыла безнадежная, истинно волчья тоска, немедленно заставившая Ирку усомниться – а так ли уж нормально они справляются?
– Корона у скелета была? – глухо спросил милицейский подполковник.
– Была, – пробормотала Ирка, вспоминая процессию, виденную на экране ноутбука. – И меч, темный.
– Серьезный меч, – прошелестел здухач и честно добавил: – Мой против него не тянет.
– Значит, все, – мертвым голосом сказал Вовкулака и уперся лбом в крышу «уазика». – Будет, как в прошлый раз.
– А что было, когда Дикая Охота приходила в прошлый раз? – настороженно поинтересовалась Танька.
– Засуха, чума, голод, города проваливались. Войны между княжествами, а потом монголо-татарское нашествие, – скорбным голосом сообщил Вовкулака военную сводку «от древнерусского информбюро».
– Да кто он такой, этот скелет на скелете? – рявкнула Ирка.
Вовкулака воровато оглянулся, будто боясь, что его услышат, и одними губами прошептал:
– Костей Бездушный. В сказках его еще называют Бессмертным, но это неправильно. Как же он может быть бессмертным, если он в какой-то мере и есть… смерть! Костей – это война, бунты, взрывы, мятежи! А конь под ним – Моровица, смерть скота и зверей лесных!
Земля под «уазиком» содрогнулась. Сзади послышались крики. Асфальтовая дорожка пошла волнами. Заскрипели вздыбливающиеся пласты земли. «Уазик» тряхнуло. Само собой включилось радио. Трескучий голос диктора зачастил:
– Необычные возмущения в слоях атмосферы… Сильное влияние на людей… Всплески немотивированной агрессии… В Крыму усилились столкновения между русским и татарским населением… Конфликт на границе с Польшей… Драка в парламенте… – радио заглохло.
– Все, – снова повторил Ментовский Вовкулака. – Костей Бездушный спустился на землю. Недаром на рынке народ так на вас накинулся – когда Костей приближается, у всех планка падает. А уж что начнется теперь, когда он здесь! – Вовкулака покрутил головой. – Даже ОМОН не поможет – на них ведь тоже действует.
Ирка представила себе, как решительные парни в шлемах и с пластиковыми щитами врываются в середину уличной потасовки… и со всем внушенным Костеем жаром, помноженным на отличные профессиональные навыки, начинают метелить всех без разбору. Для собственного и Костеева удовольствия. Похоже, здухач тоже представил себе не менее выразительную картинку.
– Я лечу, – решительно сказал он. Смерч вытянулся, готовый прянуть в небо.
– Стоять! – Танька рявкнула так, что Ирка дернулась, чувствуя, как уши невольно прижались. Рядом точно так же прижал уши Ментовский Вовкулака, а вихрь здухача опал, будто прихлопнутый ладонью. – Куда собрался? – в лучшем Иркином стиле прорычала Танька.
– Костея останавливать. Бездушного, – недоуменно прошелестел здухач.
– Интересно, как ты предполагаешь это сделать? – иронически приподняла брови Танька. – Под самолет его больше не подставишь, он уже на земле. Разве что крушение организуешь и самолет ему прямо на башку свалится…
– Костей из-под любого самолета выберется, – вмешался Вовкулака. – Вы поймите, убить его вообще нельзя – как убить смерть? Его можно только изгнать или пленить.
– Кощей на цепях висит… – вспоминая сказки, пробормотала Танька.
– Ага, а потом идиот Иван-царевич его сдуру освобождает! Тот Ивана мочит, жену его ворует, чтоб скучно не было, и снова начинает свою террористическую деятельность! – вскинулась Ирка. – Сразу предупреждаю, на мой подвал не рассчитывайте! Не хочу, чтоб у меня там смерть на цепи сидела!
– Не понимаю, чем тебе плохо, – фыркнула Танька. – Твоя бабка его огородик охранять приспособит…
– Вы прежде чем на цепь сажать, сперва его поймайте! – возмутился Вовкулака. – А то делят тут кости неубитого Костея!
– Которого убить нельзя вообще, – закруглила ситуацию Ирка. – А если его сперва как-нибудь оживить?
– И убить! – припечатал здухач.
– Гениальное решение! – ехидно протянула Танька. – Допустим, мы его оживляем – хотя я понятия не имею, как это сделать. Потом здухач его убивает – в чем я лично сомневаюсь. На него же сейчас только дунь – он и развеется! – Словно в подтверждение ее слов порыв сильного ветра встряхнул деревья, врезался прямо в воронку смерчика, в который превратился здухач, и разметал того в разные стороны. Танька подождала, пока ветер стихнет, а смущенный таким оборотом дела воин сновидений стянулся обратно в небольшой компактный вихрь, и продолжила: – Но допустим, Костей умрет… и тут же снова станет тем самым Костеем Бездушным, которого убить нельзя!
– Мы четверых уже уделали! Пожаров, чумы, голода, землетрясений по-любому не будет! Последний остался! Так что, пусть гуляет? – вскипела Ирка. – Крымских татар на нашествие подбивает? Или еще кого найдет для разнообразия?
– Обязательно найдет, – с грустной покорностью сообщил Вовкулака. – В прошлый раз он так и гулял. Как хотел, – вздохнул старый оборотень.
– Вот и не может быть, чтоб после того раза ничего против него не придумали! – упрямо бросила Ирка.
– У тогдашних соседей Руси, у половцев, был метод, – неохотно сообщил Вовкулака. – Не против Костея – наш Бездушный на их территорию даже не совался. Против собственных полубогов и героев. В те времена, знаете ли, свои понятия о героизме были. Приграничную деревеньку вырезать под корень, включая стариков и младенцев, очень даже за подвиг сходило. А в случае неожиданного возвращения из мира иного герои вообще различать переставали – где чужая деревенька, где родное стойбище. Вот чтоб погибшие воители со свойственным им героизмом из мира иного обратно в мир здешний не совались, половцы над ними курган насыпали, а сверху каменных стражей ставили, мамаёв. Те покойничков держали… скажем так, намертво. Откуда, думаете, вообще обычай пошел на местах сражений монументы устанавливать? Одна беда… По половцам монголо-татарское нашествие еще раньше, чем по Руси, ударило – не иначе как Костей лично позаботился. Почитай, ничего от их народа не осталось, – вздохнул Вовкулака.
– И стражей тоже ни одного не уцелело? – горестно вопросила Танька.
– Почему «не уцелело»? – удивился Вовкулака. – Вон, у нас за историческим музеем целый отряд выстроился!
– За музеем? – переспросила Танька. – Так это вы что, половецкие скульптуры имеете в виду? Которых каменными бабами называют?
– Ну, – подтвердил Вовкулака. – А кого ж еще! Только там не все они бабы, среди них и мужики имеются.
– А чем Костея под землю загнать, у нас есть. Говорила же – голова в любом деле нужна! Даже если хранится в багажнике! – довольно сообщила Танька. – Значит, так, – она наконец открыла заднюю дверцу «уазика» и деловито поглядела на часы. – Как только стемнеет, идем договариваться с каменными бабами, чтоб они Костея под себя взяли…
– Раньше нельзя? – напряженно поинтересовалась Ирка. – До заката еще часа полтора, неизвестно, что он за это время натворить успеет.
– Нельзя! – отрезала Танька. – Чтоб с ними договориться, надо рядом спать лечь! Ну и как отреагируют сотрудники музея, если мы под их «бабами» среди бела дня задрыхнем?
– Ничего Костей не наделает, – успокоил Ирку здухач. – Я сейчас лечу к нему. Обещаю, до заката он будет о-очень занят!
– Ты сейчас летишь на заднее сиденье! – отрезала Танька. – Там твое тело, вот и лезь в него быстро! Набираться сил и восстанавливать контакт с фигурой, – велела Танька, и была в ее голосе непререкаемая воля владетельной графини, чье слово никто и никогда не осмеливался оспорить.
И не осмелились. Даже воин сновидений. Он только нерешительно прошелестел:
– Как же Костей без меня?
– Да уж как-нибудь! Он пока ничего особенного не натворил, – рассудительно сообщила Танька. – Землетрясение закончилось, беспорядки в Крыму пока еще милиция разгоняет, а драка в парламенте – и без Костея дело привычное. Даже если они друг друга вообще передушат, никто не заплачет. А вот если ты по ветру развеешься – как мы без здухача Костея на нужное место заманим, после того как с бабами договоримся? Так что давай, ныряй обратно! – Танька наконец распахнула заднюю дверцу «уазика» перед разреженным вихрем. – Надеюсь, ты себя еще видишь?
– Нет, – зависая у распахнутой двери, убито ответил здухач. – Совсем не вижу.
– И я не вижу, – потерянно откликнулась Танька и, не веря глазам, даже ощупала пол машины. – Куда ты делся?
На полу у заднего сиденья лежали только окровавленные резиновые коврики. Богдан исчез.
Глава 29
В первый раз спасаем мир
Ментовский Вовкулака припал к сиденью. Ноздри его шевелились, хищно втягивая воздух. Он наклонился к коврикам, коротко чихнул – в чуткие волчьи ноздри ударил запах свежей крови. Милицейский подполковник сполз на землю, старательно обнюхивая колеса «уазика».
– Та приставучая тетка, – словно в раздумье прикрывая желтые глаза, выдохнул оборотень. – Которая к вам на рынке и возле школы цеплялась.
– Проводница? – охнула Танька и в панике покосилась на здухача. – Она утащила тело! Но как же Богдан теперь воссоединится… А все вы! – накинулась она на Вовкулаку. – Почему автомобиль не заперли?
– Так бегом же к школе бежали! Ты сама орала: скорей, скорей! – оправдывался тот. – Я и подумать не мог, что кто-то из милицейской машины тело сопрет!
– Спокойно, спокойно… – сжимая виски кончиками пальцев, забормотала Танька. – Ты как себя чувствуешь? – резко оборачиваясь к здухачу, требовательно спросила она.
– Замечательно, – едва-едва слышно выдохнул здухач. Его призрачная сущность совсем потеряла форму, окончательно превращаясь в туманный вихрь.
– Да я не то хотела спросить! – вскинулась Танька. – В смысле, то, но… Короче: как ты чувствуешь себя? Четко? Или слабо? Ты вообще себя чувствуешь? Тело свое? Где оно сейчас?
– Не знаю, – после недолгого молчания шелестнул здухач. В центре вихря на мгновение виновато блеснули спящие глаза и тут же смазались, растаяли в воронке смерча. – Я его уже минут пятнадцать как не чувствую. Совсем.
– И молчишь! – взвилась Танька. – Ничего, ничего… В конце концов, у нас два оборотня. С нюхом! Мы сейчас догоним эту проклятую тетку…
– Тетку с окровавленным телом на руках ни один таксист не возьмет – решат, маньячка, – согласно кивнул Вовкулака, наконец-то запрыгивая за руль. – А на своих двоих она далеко не уйдет.
– Вот! – обрадовалась Танька. – Ты только не девайся никуда! – взмолилась она. – Давай, залетай в машину! – она замахала ладонями, пытаясь загнать вихрь в «уазик».
– Двигай, двигай, – подбодрил Ментовский Вовкулака. – Сейчас тебя найдем… и сразу по бабам! По каменным.
Здухач неуверенной струйкой втянулся на заднее сиденье. Танька захлопнула дверцу… Вовкулака плюхнулся в водительское кресло и повернул ключ зажигания… мотор завелся… Снова включилось радио. Диктор возбужденно затараторил:
– Неожиданная вспышка эпидемии птичьего гриппа… Птицы умирают сотнями… Большинство хозяйств заражено… Попытки санитарных служб уничтожить зараженное поголовье натолкнулись на вооруженное сопротивление обезумевших владельцев… – Радио захрипело, и голос сменился. Теперь другой диктор сдержанно вещал: – …У Черноморского побережья всплыло небывалое количество погибшей рыбы. Причиной считают отравление поднимающимся со дна сероводородом.
– Черта с два сероводород! – сквозь зубы процедил Вовкулака. – Моровица это! Скелетина проклятая!
Он протянул руку, крутанул настройку, собираясь выключить радио… Насмешливый голос из приемника зачастил:
– Сенсационная новость: министр МВД избил мэра Киева! Киевляне задумываются – не ошиблись ли они в выборе? Если бы в свое время жители столицы проголосовали за известного боксера Виталия Кличко, тоже претендовавшего на пост, исход сегодняшней схватки в мэрии мог быть совсем иным! – Опять послышалось шипение, и насмешливый голос сменился совсем иным, напряженным: – Противостояние в Крыму нарастает… Случаи нападения на туристов… Вмешательство милиции только ухудшает ситуацию… – Приемник словно взбесился, голоса менялись каждую секунду: один, второй, третий… – Участившиеся террористические акты… Перестрелка… Бандитские разборки на улицах… Разгул бытового насилия… Скинхеды совершили нападения на рынок, избито несколько продавцов, а также граждане Ирана и Китая… Выкрав пистолет отца, школьник открыл стрельбу по одноклассникам… – И совсем уж официальным голосом: – Россия заявила решительный протест против продвижения сил НАТО к ее границам… Переговоры зашли в тупик… Международное противостояние достигло предела напряженности…
– До вечера не продержимся, – безнадежно сказал Вовкулака.
– Замолчите! – вскричала Танька, но было уже поздно.
– Продержимся, – уверенно выдохнул здухач. Размазавшийся по заднему сиденью смерч собрался в тугую пружину. На одну короткую секунду в нем промелькнул знакомый облик юного рыцаря в алом плаще. По тонкому полупризрачному лицу скользнула улыбка, которую иначе как прощальной не назовешь. Вихрь с пронзительным свистом вырвался наружу прямо сквозь крышу машины.
– Стой! – Танька рванула дверцу, вываливаясь из уже тронувшейся машины. Вовкулака едва успел ударить по тормозам.
– Назад! Тебе нельзя улетать! – запрокинув голову, прокричала девочка в холодные небеса, через которые со страшной скоростью неслась воронка смерча. В середине яркими отблесками посверкивало серебро. – Ты не сможешь вернуться! – убито закончила девчонка, уже понимая, что воин сновидений действительно не вернется.
Дверца хлопнула с другой стороны машины, и тоже высунувшаяся наружу Ирка прокричала вслед здухачу совсем иное:
– Гони его в сторону музея! К каменным бабам!
– Ты! – Танька мгновенно пришла в ярость. – Ты зачем его подначиваешь? Его надо вернуть!
– Вернем, когда время будет, – холодно бросила в ответ Ирка. – Он все правильно делает. Если Костея немедленно не отвлечь – через час будет уже поздно, этот Бездушный втравит наш мир в крупномасштабную войнушку. Например, между Россией и Америкой!
– В его время Америки не было, – мрачно пробурчала Танька.
– Ничего, он быстро осваивается! – «подбодрила» ее Ирка. – Садись, поехали!
– Я никуда не поеду! – выкрикнула Танька, разбрызгивая слезы. – Ты что, не понимаешь? Мне плевать на всех Костеев и каменных баб, вместе взятых! Богдан погибнет! Разделится навсегда! Ты можешь отправляться куда угодно! А я догоню эту проклятую проводницу! Отберу у нее Богдана! Потом свяжусь со здухачем…
– Это ты, кажется, не понимаешь, – совершенно ледяным тоном бросила Ирка. В глазах ее пылал такой яростный ведьмовской огонь, что Танька осеклась. – С того дня, как у нас всех начали проявляться чаклунские способности, мы все время решаем собственные проблемы – мои, твои, проблемы, в которые нас втравили, или в которые мы влезли сами. И только сегодня в первый раз делаем то, ради чего, наверное, и нужны наше колдовство, твои знания, мое умение превращаться в крылатую хортицу, меч здухача… Мы должны справиться! Чего бы это ни стоило! Богдан первым понял! И наплевал на свои собственные обстоятельства! И на то, что он может погибнуть! Если по твоей милости окажется, что наш здухач порвал сам с собой, а Костея мы не урыли… в смысле, под бабу не засунули… ну, не закопали… Короче! – Ирка потрясла кулаками. – Нечего истерики закатывать, пока здухач с Костеем бьется! Быстро села в машину и поехала к каменным бабам договариваться, раз знаешь – как! – командным тоном рявкнула Ирка.
– Ничего себе! – потрясенно выдохнул Вовкулака.
Танька поглядела на разъяренную подругу совершенно безумными глазами и с испуганной торопливостью нырнула на заднее сиденье.
Ирка опустила руки… и уже самым обычным тоном добавила:
– А я пока перекинусь и полечу за телом Богдана.
– И даже не так, – вмешался Вовкулака. – Отправляйтесь обе. Я вас до музея довезу, чтоб не пришлось на переполненный проспект со швабр десантироваться.
– Не надо никому со мной ехать. Не сбегу, – хмуро буркнула нахохлившаяся на заднем сиденье Танька.
– Верю. Но с толпой даже обычных баб в одиночку справиться тяжело, а тут – каменные! – подполковник покрутил головой. – А за парнишкой отправлюсь я. Нюх у меня не хуже, чем у некоторых сильно бурзых, – он покосился на Ирку. – Крыльев, правда, нет, зато есть милицейские корочки, с которыми гораздо проще прибирать к лапам сумасшедших работниц железнодорожного транспорта. – Вовкулака острозубо улыбнулся и выжал педаль газа.
Глава 30
Здухач vs. Костей Бездушный
…Лавируя меж облаками, здухач несся в поднебесье. Ведьме он сказал чистую правду – он чувствовал себя замечательно! С той секунды, как его связь с собственным телом истончилась до невесомой паутинки и наконец окончательно истаяла, появилось ощущение, будто от ног отвязали огромную чугунную гирю. Правда, ног у него больше не было – ни материальных, которыми так классно бегать по земле, ни призрачных… Формы не было вообще, он то становился вихрем, то вытягивался в тонкую серебристую цепочку, обвитую вокруг эфеса серебряного клинка. И с потерей самого себя пришла свобода, абсолютная и беспредельная.
Уцелевшим сознанием он отлично понимал, что нахлынувшая свобода – это конец, предвестие полного растворения, когда и эти веселые белые облака, пронизанные лучами клонящегося к закату солнца, и небо, и расчерченная квадратиками городских кварталов земля просто исчезнут, а сам он истает струйками пара. Навсегда.
Но страха не было. Ни тоски, ни сожалений. Даже мысли о мамином лице, когда она увидит его навсегда бессмысленное, лишенное души тело, его больше не беспокоили. Даже память о глазах светловолосой ведьмы, в которых плескалась тоска… В самую последнюю секунду, когда тончайшая связь с самим собой начала рассыпаться, словно под порывом злого ветра, здухач успел скатать эти чувства в тугой комок – и швырнуть их вдоль растворяющейся нити в свое спящее тело. Оставив себе лишь веселую, бесшабашную ярость и азарт приближающейся схватки.
В только что пустом и безмятежном небе полыхнула злая ветвистая молния – темная молния. Колючие черные разряды терзали горизонт. Там, где они вонзались в землю, на мгновение возникала проплешина, полная клубящейся черной злобы, которая тут же исчезала, впитавшись в здания, тротуары, людей… Здухачу даже казалось, что он слышит визгливые крики – отзвуки вскипающих на зараженной земле ссор и скандалов, перерастающие в рев возбужденной толпы.
Здухач прибавил скорости, вихрем ввинчиваясь в пространство.
Застывшая на облаке фигура всадника казалась даже величественной. Скелеты коня и седока, еще недавно лежало-желтоватые, почернели после попадания под сопла самолета. Алые отсветы закатного солнца обрисовывали их мрачным багряным ореолом, просвечивали сквозь ребра. Темными отблесками мерцала венчающая череп корона. Словно плащ, беспросветная мгла струилась с плеч скелета и утекала за горизонт. Пустые глазницы черепа шарили по простирающейся под копытами мертвого коня земле. Костей Бездушный гулко рассмеялся, грохоча ребрами, и воздел темный меч. Бездонно мрачное, будто поглощающее свет острие уставилось вниз – и поток беспросветной тьмы тягуче, как масло, стек с клинка и устремился к людям.
Коротко блеснуло… и сгусток тьмы упал прямо на подставленный серебряный клинок. Меч изогнулся… запустил тяжелую мрачную каплю обратно в хозяина. Тьма лопнула, разбившись о морду конского костяка. Оскорбленная Моровица мотнула костяной башкой и гневно заржала. Костей Бездушный захохотал, разглядывая танцующий у копыт мертвого коня, брызжущий серебром вихрь. Острие черного меча дрогнуло, перенацеливаясь в воронку смерча…
Здухач снова ощутил страшную, всепожирающую силу, исходящую от черного металла… Почувствовал, как составляющую его туманную субстанцию неумолимо влечет навстречу клинку Костея… Иронически хмыкнул и со свистом всосался прямо в темное острие…
…Старый Ментовский Вовкулака отключил радио. Искать надо, лапами землю рыть!
Подполковник загнал «уазик» в тихий темный дворик. Зафиксировал запоры на дверцах. Настороженно огляделся по сторонам – не смотрит ли кто. И, швырнув нож, кувыркнулся прямо с водительского сиденья. Могучий серо-седой волк, истинный вожак стаи, поднялся с земли и легко встряхнулся. С солидностью, выработанной долгим опытом и привычкой, когтистой лапой прихлопнул водительскую дверь. Замок защелкнулся. Волк потрусил вокруг «уазика», носом потыкал багажник, проверяя, надежно ли заперт. Постоял, прислушиваясь к едва пробивающейся изнутри ругани Буняка, удовлетворенно мотнул головой. Прижал уши, придав морде умильное выражение «большой, но доброй собачки». Старый волк умел быть незаметным на городских улицах.
В сгущающихся сумерках тот, кого наивные горожане принимали за лохматую дворнягу, торопливой рысью мчался по следу. Знакомый запах мальчишки, смешанный с ароматом крови, красной нитью выделялся среди остальных – серых, размазанных и припорошенных бензином. Рядом тянулась кисловатая смесь из ароматов поездного чая, несвежего постельного белья и вагонного туалета. Вовкулака чувствовал, что с каждым шагом могучих лап приближается к цели.
… – Ну, долго они еще? – нетерпеливо поглядывая на высокие ступени, по которым, переговариваясь и весело смеясь, спускались сотрудники исторического музея, проворчала Ирка. – Вот уже энтузиасты своего дела! Домой идите, хватит на работе торчать!
Некоторое время ступени были абсолютно пусты, уже в который раз внушая девчонкам надежду, что сотрудники наконец разошлись по домам и здание опустело. Громадная дубовая дверь снова распахнулась. Девчонки издали дружный стон и почти с ненавистью уставились на сбегающую со ступеней компанию женщин – молодых и постарше. А те, как назло, остановились у самого входа и принялись что-то обсуждать, оживленно жестикулируя.
– Может, молнией по ним долбануть? – кровожадно предложила Танька, воображая, как трескучий разряд шарахает прямо посредине тесного кружка не наболтавшихся за рабочий день женщин – и те с визгом разбегаются. Дубовая дверь хлопнула снова…
– Гляди! – Ирка пихнула подругу локтем.
Появившаяся на верхней ступеньке женщина была одна и выглядела солидно – строгое пальто, портфель в руках. При виде ее судачившие внизу сотрудницы торопливо снялись с места и двинулись в сторону трамвайной остановки. А дама с портфелем набила на кнопках замка код. Послышался короткий пикающий сигнал.
– На сигнализацию ставит, – с облегчением выдохнула Танька.
Женщина сошла по ступенькам и направилась к расположенной у самой стены музея широкой гранитной площадке. Ярко сияя во тьме раннего ноябрьского вечера, установленные по периметру небольшие круглые лампы-прожектора освещали неподвижные каменные фигуры. Начальница обошла площадку, успокоенно кивнула и, помахивая портфелем, удалилась.
– Ну наконец-то! – подруги дружно спрыгнули с низенькой чугунной ограды на другой стороне проспекта, откуда они наблюдали за входом в музей. Перебежали через дорогу и ворвались прямо на площадку, очутившись между невысокими, примерно в их рост, но кряжистыми каменными изваяниями.
Грохот тянувшегося совсем рядом, всего в двух шагах, шумного, заполненного машинами центрального проспекта, казалось, моментально отдалился, стал едва слышен. Древние хранители курганов стояли в тишине. Свет современных прожекторов высвечивал гладко обтесанные, лишенные черт лица, грубо высеченные в камне груди и покойно сложенные на округлых животах руки. Столетия и непогода разрушили камень и практически стерли отличия, но от фигур по-прежнему веяло тяжеловесной основательностью и грозным спокойствием. Девчонки зачарованно пошли по вьющейся между скульптурами дорожке.
– Прав был подполковник, тут не только бабы, но и мужики есть, – пробормотала Ирка, останавливаясь у выделяющейся светлым камнем статуи. У нее единственной лицо не было «слепым», а фигура – округло-крутобокой. Там, где положено быть физиономии, удавалось разглядеть выступающие надбровные дуги, полоску носа и даже намек на усы. У пояса проступали контуры короткого меча, а пониже древний скульптор любовно и старательно вырезал то, что не позволяло усомниться – это статуя мужчины.
– Она самая древняя здесь, еще скифская, ей наверняка больше двух тысяч лет! – мельком глянув на заинтересовавшую Ирку «бабу мужского пола», бросила Танька. – А Вовкулака говорил про половецкие, они моложе, всего восемьсот, – она огляделась, покачала головой, сразу забраковав изъеденную ветрами «бабу» без головы и другую, наоборот, без нижней части туловища. Наконец, поколебавшись, направилась к установленной в центре площадки и казавшейся самой целой скульптуре.
– Ну и как ты собираешься с ними договариваться? – с сомнением в голосе протянула Ирка. – Когда они молчат… как каменные.
– В одном сборнике легенд… – рассеянно начала Танька, вытаскивая из рюкзака реквизированный в машине Ментовского Вовкулаки чехол с сиденья и расстилая его у подножья статуи, – казак по степи ехал, на кургане заночевал и с караулящей его бабой одеялом поделился…
– А статуи тут при чем? – перебила Ирка.
– То есть как это – при чем? – опешила Танька.
– Ну, казак со своей бабой, которая его караулила – чтоб не сбег, наверное, – одеялом поделился. Нормально, еще бы он женщину на голой земле спать оставил. А статуя при чем?
– С каменной, каменной бабой он одеялом поделился! Которая курган караулила! – вскричала Танька. – А та возьми и оживи!
– И у казака сразу инфаркт, – представив себе эту сцену, пробормотала Ирка, опасливо поглядывая на выстроившиеся вокруг каменные фигуры.
– Тогда народ крепкий был, никаких инфарктов, – отрезала Танька. – Баба ему всякие вопросы задавала, он отвечал, к утру снова окаменела, а он себе дальше поехал!
– Это что за вариант «Каменного гостя» для детей дошкольного возраста? Дон Жуан тебе кланялся… Нам не надо, чтоб нам вопросы задавали, – пробормотала Ирка. – Нам бы самим поспрашивать.
Танька в ответ лишь пожала плечами. Плавно повела ладонью, бормоча под нос слова заклятья. Подсвечивающие каменные скульптуры прожектора притухли до блеклых огоньков. Площадка погрузилась во мрак, в котором было уже не разглядеть девчонку, с кряхтением умащивающуюся на расстеленном на земле автомобильном чехле. Второй Танька накинула на себя, краем старательно укутав каменное подножье статуи.
– Теперь надо уснуть, – решительно объявила ведьмочка.
– Ну-ну, – кивнула Ирка.
Танька замерла, плотно закрыв глаза. Несмотря на предыдущую бессонную ночь, сон не шел. Земля оказалась не только невыносимо твердой, но вдобавок и неровной, и каждый комок безжалостно впивался в бока. Не прошло и пары минут, как ребра начали нестерпимо болеть. Танька заворочалась, отыскивая положение поудобнее. Чехол под ней сбился, стало только хуже. Девчонка села, тщательно расправила ткань и заодно стянула надавившие за день кроссовки. Легла снова. Земля опять впилась в бока, а ноги начали немилосердно мерзнуть. Тянущийся от камня холод прохватывал тело насквозь.
Танька вздохнула. Ладно, сейчас попросит Ирку усыпить… Только сперва… пусть Ирка ругается как хочет, но если она сейчас не узнает, как там здухач – с ума сойдет! Девочка крепко зажмурилась, представляя себе фотографию Богдана на экране ноутбука… Богдан! Танька тихонько всхлипнула, из-под закрытых век скатилась слеза. Удастся ли ей еще когда-нибудь его увидеть? Мало того, что душа у Богдана не на месте, так теперь и тело пропало, и неизвестно, найдет ли его Вовкулака? Перед зажмуренными глазами ведьмочки мелькнули белые клочья облаков и купол потемневшего неба…
Она провалилась в пахнущий кровью, огнем и железом кошмар.
…Здухач со свистом ворвался внутрь темного меча. Торжествующий Костей захохотал, гремя костями и вздымая над головой меч, заключивший в себе душу воина сновидений. Но тут же демонический смех осекся, Костей потерянно уронил челюсть на грудь.
Темный клинок искрил, как бенгальский огонь, рассыпая вокруг серебряные искры. Испуганная Моровица взвилась на дыбы. Едва не грянувшийся из седла Костей судорожно вцепился в узду.
Фонтан жгучих серебряных искр ударил прямо из эфеса – Костею в лоб, под обод темной короны! Следом вырвался звонко смеющийся смерч! Если уж он развязался с собственным, родным телом, разве удержит его дурацкая железяка?!
– Привет, Костик! – у Бездушного прямо в отсутствующих ушах грянул нахальный мальчишеский голос. – Все беспорядки наводишь, никак не успокоишься?
Вихрь завис над головой Костея, колыхнулся… Из самого центра рыбкой выскочил серебряный клинок, перевернулся – и тюкнул Костея рукоятью в темечко, точно между зубцами короны!
Ошалевший от такой беспрецедентной наглости Костей Бездушный схватился фалангами пальцев за череп.
– Головка бо-бо? – фальшиво посочувствовал пляшущий вокруг него смерч. – Не может быть! У тебя болеть-то нечему – одна сплошная кость! Тук-тук, – звучно постучали уже в затылок.
Костей взревел. Мертвый конь встал на дыбы и крутанулся на задних копытах. Черный меч ударил, врубаясь точно в центр носящегося вокруг него вихря.
Под черным клинком смерч начал распадаться – как некачественная картинка на компьютерном мониторе распадается на пиксели. Квадратики пестрым конфетти осыпались на окрестные облака.
Голые ребра скелета вновь затряслись в торжествующем хохоте. Костей вскинул темный меч к небесам…
Рассыпавшиеся яркие квадратики шелохнулись – и бойко-бойко стянулись друг к другу. Один прилепился ко второму, второй к третьему. И вот уже у правой ноги Моровицы штопором закрутился смерч. И у левой тоже! Их стало два! Два маленьких, совершенно одинаковых смерчика взвились в воздух. И из обоих вынырнули два серебряных меча!
– Вот не пойму я, кто из вас все время ржет? – одновременно, как одно существо, просвистели вихри. – Ты? Или лошадка? – и так же одновременно с двух сторон полоснули Костея мечами по торчащему позвоночнику!
Взревевший Костей с немыслимой скоростью крутанул темный меч вокруг себя, намереваясь располосовать танцующие в воздухе смерчи одним ударом…
Лезвие вспороло пустоту.
Смерчи рассыпались и исчезли… словно пазл, собравшись прямо перед физиономией Костея. В один, вооруженный серебряным мечом вихрь. Крутящийся вихрем воин сновидений не только звезданул Костея рукоятью меча в челюсть, но еще и нагло ввинтился прямо в пустую глазницу черепа!
Ярость Костея стала такой обжигающей, что, не помня себя, он с маху долбанул самому себе в глаз, надеясь прихлопнуть шустрого здухача! Удара могучего костяного кулака не смогла выдержать даже костяная голова! Череп слетел с позвоночного столба и гладким костяным шаром покатился по облаку.
– Зря ты меня выгнал! – зависая у черепа над макушкой, упрекнул его здухач. – Я же единственное, что было в твоей голове!
И вихрь понесся к восседающему на коне безголовому телу.
– Бей его! Бей! Он рядом! – гремя челюстью, заорал валяющийся на облаке череп безголовому телу. – Слева!
Костяные руки подняли темный меч, полоснув влево… Но за мгновение до удара смерч успел метнуться вправо.
– Вправо! – тут же завопил череп. – Снова влево! Вправо! Прямо! Бей, бей!
Безголовый скелет шарахнул мечом прямо перед собой – и попал по конской башке Моровицы. Колени лошадиного скелета от удара подогнулись, конь припал на передние ноги…
– Идиот безголовый! – взвыл череп.
– Совершенно согласен, – вежливо заметил воин сновидений, потом круто развернулся и на всей доступной ему скорости рванул прочь.
Страшным рывком железных поводьев Костей поднял оглушенную Моровицу на ноги. Круто развернув коня, погнал его к потерянному черепу. Перегнувшись с седла, подхватил свою голову и нахлобучил на место. Опьяненный яростью и жаждой мести скелет несся через быстро темнеющее небо вдогонку вооруженному мечом полупрозрачному вихрю.
– Вот и отлично! – на всякий случай немного сбавляя скорость, чтоб преследователь не отстал, выдохнул здухач. – А теперь к бабам!
– Ирка, Ирка! Я видела, видела Костея! Я была такой маленькой, такой слабой! Я не смогла помочь! С ним невозможно справиться, с этим Костеем![6] – Танька села и испуганно вцепилась в склонившуюся над ней фигуру. – И теперь снова, снова! Здухач Костея к бабам заманивает, а у нас еще ничего не готово! – она крепко стиснула пальцы на плечах подруги…
Плечи под ее руками были твердыми – как камень. И холодными – тоже как камень. И гладкими…
Склонив обтесанное пустое лицо, над ней нависала каменная баба. Танька почувствовала, как ее ощупывает внимательный взгляд.
Глава 31
Баба – не камень
– Здра-сси! – пробормотала Танька, неимоверным усилием воли разжимая судорожно стиснутые пальцы.
– Уж больше ста лет никто к нам не захаживал! – голос гудел и рокотал, как камнепад. А еще в нем слышался едва уловимый за рокотом восточный акцент. – Глядите, сестры, – гости!
В царящей вокруг полумгле фигуры баб дрогнули, пошевелились и тяжело, как матрешки, переваливаясь каменными боками, сдвинулись вокруг девчонок. Танька вскочила, девчонки прижались спина к спине. Замерли, лишь глаза их метались по плотно сомкнувшимся вокруг каменным изваяниям.
– Гости, гости, гости! – рокотали бабы. Голоса казались угрожающими. Качались вокруг девчонок безглазые лица, мелькали каменные бока. Стоит бабам сойтись поближе – и девчонки между ними только чвякнут! Танька до боли вжалась лопатками в Иркину спину…
– Гости! – гудели бабы. – Счастье-то какое! Радость!
– А? – глупо приоткрыв рот, переспросила Танька. – Вы нам… рады?
– Конечно! – воскликнула та баба, с которой ведьмочка разделила одеяло – а точнее, чехол от сиденья. Мягкий восточный акцент в ее голосе только усилился. – Сколько мы тут стоим, жизнь вокруг течет, меняется, мы смотрим, а расспросить-то и некого!
– Эти вот, повозки – они сами собой ездят или их все-таки невидимые лошади тянут? – быстро спросила одна из баб, и понятно было, что вопрос этот давний, наболевший, часто в их обществе обсуждаемый.
– Машины? Сами, – растерянно бросила Танька.
– А три цветных светящихся глаза у ящиков на перекрестье – у Змеев Горынычей наковыряли? – выпалила сзади вторая баба.
– Просто цветные стекла, – оборачиваясь, быстро ответила Танька.
– А которые в юбках коротких ходят, всю задницу видно, – послышалось неодобрительное гудение у Таньки под ногами. Опустив глаза, она увидела у самых своих коленей ту бабу, от которой осталась одна лишь верхняя половина. – То ведь девки паршивые, нехорошие, верно?
– От дались тебе те юбки! – недовольно загудели остальные бабы. – Весь город ходит – и все нехорошие? Ты сперва свою задницу найди, потом к чужим юбкам приглядывайся!
– Тихо вам, сестры! Не о том спрашиваете! – взвился над теснящейся каменной толпой рокот Танькиной бабы, которую девчонки для себя определили как главную. – Нужные вопросы надо задавать, правильные! – с каменным скрипом она всем монолитом своего тела повернулась к девчонкам. Гладкое обтесанное лицо придвинулось близко-близко. Ирке и Таньке передалось страшное напряжение, от которого мелко вибрировал оживший камень. – Отвечайте как на духу. Сильно ли изменился этот мир?
– Ну так… – нерешительно пробормотала Ирка. – Машины, светофоры, мини-юбки… Компьютеры…
– То все мелочи! – сложенные на животе каменные руки не шелохнулись, но все равно создалось впечатление, что баба отмахнулась от всего, недостойного называться изменениями. – Говорите, чи носят еще на Рождество Христово праздничную вечерю?
Танька честно задумалась:
– Ну… Даже не знаю… Мы так точно с кастрюлями по городу не бегаем. А вам Рождество зачем? – полюбопытствовала она. – Разве половцы были христиане?
– Да многие были, – вроде даже обиделась главная баба. – Особливо «черные клобуки», что оседло возле русичей жили. Мы даже за ваших князей наших ханских дочек замуж отдавали! Однако есть изменения! – вскричала главная баба, и в каменном голосе послышалось торжество.
– Есть, есть! – зарокотали остальные, возбужденно сталкиваясь боками так, что над площадкой у музея пошел гул.
– Говорите теперь, чи играют свадьбы, чи пляшут, чи ходит кум в гости до кумы, брат до брата, та сестра до сестры?
Таньке показалось, что столпившиеся вокруг каменные фигуры словно бы затаили дыхание. Над площадкой повисла поистине каменная тишина.
– Ходят, конечно, – оглядываясь по сторонам, пробормотала она. – И к подружкам, и на дискотеки. И свадьбы, да…
Из недр каменных тел вырвался разочарованный стон, похожий на грохот обвала.
– И петухи поют? – уже безнадежно спросила главная баба.
В ответ кивнула Ирка – еще как поют! Бабкин обожаемый петух как начнет в пять утра глотку драть – так и захочется бульончика!
Разочарованный стон стал еще громче.
– Дайте я! Дайте хоть я спрошу! Бабы, имейте совесть! Я раньше всех стоял! Может, хоть мне… – закричал каменный голос с явно мужскими интонациями. Земля содрогнулась. Расталкивая баб каменными боками, в круг с тяжелым грохотом втиснулся тот белый воин с мечом, которого Танька отнесла к самым древним, еще скифским изваяниям. – Говорите, девы! – вскричал каменный скиф. – Ходят ли еще на Таврию? Пьется ли еще вино по-скифски? И нанимаются ли наши воины служить за злато мягкотелым грекам?
– На Таврию? В смысле, в Крым? – сообразила Танька и педантично сообщила: – В Крым ездят. Вино по-скифски – это, значит, чистым, в отличие от греков, которые разбавляли его водой? Только так его теперь и пьют, в том числе и сами греки! А служить за злато… Сейчас многие на заработки за границу ездят – и в Грецию, и в Турцию…
– Эх! – недослушав, скифский воин круто повернулся, и фигура белого камня исчезла из круга.
– Прав воин. Ничего на самом деле в мире не изменилось, с тех пор как погибли племена скифские да половецкие, – с каменной грустью вздохнула главная баба. – Стоять нам еще, сестры, и стоять, нет отпуска нашей страже!