Лис Улисс и потерянный город Адра Фред

Глава 25

Вершина и вулкан

Лейтенант пребывал в состоянии, которое можно было назвать одновременно и торжественным, и растерянным. Зависело от того, с какой стороны посмотреть. С одной стороны (торжественной), перед ним с кислым видом сидел опаснейший преступник – пингвин Евгений. С другой стороны (растерянной), допрашивать арестованного лейтенанту придется одному, поскольку капитан ушел домой с твердым намерением поспать. Это обстоятельство сильно осложняло задачу, так как лейтенант привык вести допрос в стиле «добрый следователь и злой следователь», а для этого необходим партнер. Но партнера нет, и вряд ли капитан примчится в участок на ночь глядя, чтобы облегчить жизнь подчиненному. Так что придется управляться самому.

К счастью, когда-то лейтенант проходил курсы как злого следователя, так и доброго. Поэтому решил, что сумеет сработать за обоих. Капитан однажды рассказывал, что сержант ему говорил, со слов некоего генерала, будто один министр юстиции видел подобное в мультике. Но жизнь это вам не мультик. Снимать мультфильмы, как известно, гораздо сложнее, чем жить.

На столе в кабинете для допросов стояло пять настольных ламп, лейтенант зажег их все и направил на Евгения. Пингвин прикрыл глаза крылом.

– Крылья за спину! За спину, я сказал! – рявкнул лейтенант, да так, что арестованный чуть не упал со стула. – Колись, давай! Ты у меня все расскажешь! – Лейтенант постучал кулаком по столу. – Как миленький! Еще и умолять будешь, чтобы я тебя выслушал! Что, в молчанку решил играть! А ну, признавайся, где сообщники? Где главарь? Кто взял кассу? Где деньги? Кто тебя нанял? А ну, отвечай, змей пернатый! Ты у меня на двести лет сядешь! Что клювом пляшешь?! Наглеешь, гад! А ну как я тебя сейчас на детекторе наглости проверю, наглец!

Евгений что-то лепетал в ответ, но брызжущий слюной злой следователь его не слушал. Внезапно лейтенант умолк, встал, сложил лапы за спиной и неторопливо прошелся перед арестованным.

– Ну, зачем же я так? – спокойно произнес он. – Евгений – пингвин умный, вон на сцене играет. Он сам все расскажет, если его попросить. – Лейтенант оперся лапами о стол и наклонился к арестованному. – Ведь мы будем благоразумны, правда?

– Будем, – выдавил из себя съежившийся Евгений.

Лейтенант довольно кивнул, сел за стол и выключил настольные лампы. Пингвин облегченно вздохнул.

Полицейский выложил перед ним несколько фотографий.

– Узнаете кого-нибудь?

Евгений указал головой на один из снимков.

– Узнаю. Вот это вы.

– Верно, – кивнул лейтенант, кинув нежный взгляд на снимок. – Это два года назад, на море. Правда, хорошо получился?

– Неплохо, – согласился Евгений. – Ракурс удачный.

– Так где, вы сказали, прячутся лисица Берта, кот Константин и Лис Улисс? – как бы невзначай спросил лейтенант, собирая фотографии в кучку.

– Я не говорил.

– Я из тебя выбью правду! – заорал лейтенант, переключившись в режим «злого следователя». – Я из тебя все выбью! Клювище ты бандитское! Думал, не поймаем?! Ничего, я тебе еще устрою Антарктику! Ты еще у меня получишь триста лет полной мерзлоты! Ишь ты, личины меняет – он у нас и пингвин, и павлин, и крысиный папаша! – лейтенант перешел на визг. – Сгною! Зарою! Четвертую! – злой следователь истерично заколотил кулаками по столу. – Отвечай, где сообщники?!

Но Евгений лишь бессильно открывал и закрывал клюв, от крика он вообще перестал понимать, чего от него добивается этот шизофренический полицейский.

А злой следователь пропал так же мгновенно, как и появился.

– Ну, не стоит так распаляться, – сказал лейтенант, мило улыбаясь и гладя себя по груди. – Евгений же не отморозок какой-нибудь, он все понимает. Правда, Евгений?

– Все понимаю, – соврал пингвин.

– Вот и чудненько. Так где же скрываются ваши сообщники? Помните, чистосердечное признание сэкономит мое время. Отвечай, мерзавец! Ну, не надо так, он все скажет. Пристрелю гада! Спокойней, спокойней, он уже готов рассказать.

От скорости, с которой злой следователь сменялся добрым, и наоборот, пингвин впал в ступор, но потом его осенило – раз так, то он сыграет с полицейским по его же правилам: будет изображать из себя то злого преступника, то доброго. И природная робость Евгению не помеха, поскольку терять ему уже нечего. Так что гори оно все синим пламенем. Или лучше красным.

Евгений призвал на память все, что читал в книжках про бандитов.

– Чё ты мне паришь, начальник! – заявил он, развязно размахивая крыльями. – На понт-то не бери! Евгений тебе не фраер какой занюханный, а крутейший из пингвинов, понял?! Коптись себе под микроскопом, микроб надкушенный, и в окуляр не суйся!

Впервые за годы службы в полиции лейтенант потерял дар речи. Нет, он, конечно, сталкивался с воровским жаргоном и прежде, но не в исполнении тихонь-пингвинов, от которых максимум, что ожидаешь услышать, это «уверяю вас, вы не правы».

Заметив, что неприятель дрогнул, Евгений немедленно атаковал снова:

– Ты хоть сечешь, на кого размяукался, кошак-переросток? Да Улисс тебе живенько чики-чики сделает, – и поплелась вся Верхушка за гробиком! Ты мозги-то перед пастью погоняй, в натуре!

«Главное – не переигрывать, – подумал Евгений. – Переходим в режим доброго преступника».

– Ну, зачем же я так? – спокойно произнес он в сторону, как бы размышляя вслух. – Лейтенант – зверь неглупый, во все врубается. Он наверняка уже понял, что я и понятия не имею, где мои друзья, и готов оставить меня в покое. Правда, лейтенант?

– Правда, – хрипло отозвался полицейский, не зная, какого из следователей изображать. – Но с условием. Вы должны подписать один документ. – Он положил перед арестованным лист бумаги.

Текст документа был лаконичен:

Чистосердечный отказ от дружбы

Я, пингвин Евгений, находясь в здравом уме и в полиции, добровольно отказываюсь от дружеских отношений с лисицей Бертой и котом Константином и обязуюсь искренне ненавидеть их всей душой.

Подпись, дата.

– Что за бред?! – возмутился Евгений.

– Вершину надо спасать! – строго объяснил лейтенант. – Подписывайте!

– Но это же ерунда! Вершину так не спасти! Вы действительно полагаете, что Деревянные Звери – из-за нас?

– А из-за кого же, если не из-за вас?

– Да из-за вас же самих! Из-за таких вот документов!

– Ну, вот что. Вы подписывайте, а дальше не ваше дело.

Соблазн был велик. Если Евгений подпишет, то его оставят в покое. Разве плохо? Но он представил свою подпись под этим текстом, и его передернуло.

– Не подпишу. Здесь все неправда.

Лейтенант рассвирепел. Его крик доносился даже до камеры предварительного заключения. «Добрый следователь» исчез бесследно, вместо него к злому прибавился очень злой. Метод кнута и пряника сменился на метод двух кнутов: оба злых следователя выдали арестованному по полной программе, в ярких красках расписывая его будущее. Будущее выглядело настолько кошмарным, что хотелось сбежать от него в прошлое. Например, для того, чтобы исправить ошибку, из-за которой Евгений и оказался загнан в угол. «Ну что на меня нашло? – корил себя пингвин, когда патрульный вел его в камеру. – Зачем была нужна эта дурацкая выходка в театре? Доиграл бы спокойно роль крысиного папаши и сейчас бы уже ехал домой вместе с друзьями». Гордость за отважную речь притупилась, на смену ей пришла жалость к себе. Евгений поклялся больше никогда не поддаваться эмоциям. Во всяком случае, губительным. Если уж поддаваться – то только безопасным.

В камере его ждал сюрприз в виде Проспера, Антуанетты, Бенджамина Крота, Георгия, Антонио, Джанкарло и Марио.

– А вы как сюда попали? – удивился Евгений.

– Да вот совершили всякие правонарушения, чтобы тебе одному тут не куковать, – ответил Антонио, перебирая струны мандолины.

– Оцени заботу, – добавил Джанкарло.

– Добро пожаловать, Евгений, – поприветствовал Марио. – Чувствуй себя, как дома. Сам видишь, здесь все свои.

Присутствие в камере шпиона очень расстроило Евгения. Ведь именно Марио дважды выручал его из заточения – один раз в замке графа Бабуина, и другой – из полицейского участка в Градбурге. А теперь выходит, что, раз они сидят вместе, то на помощь Марио рассчитывать не приходится.

Евгений совсем приуныл, и даже красивые песни Ботфортского полуострова не смогли улучшить ему настроение…

Молодой критик Амадей Флюгер никак не мог прийти в себя после сокрушительного провала в литературном кружке – когда негодяйский сыщик Проспер его раскрыл, а члены кружка заклевали искусственными клювами. Избранные, самые любимые части его тела до сих пор побаливали, напоминая об этом бесславном событии, а душа требовала мести. Негодяйский сыщик Проспер уже расплачивается за свою подлость (правда, другую подлость, но все равно хорошо), однако остальные мерзавцы остались безнаказанными.

Но ничего… Флюгер уже заручился поддержкой самой Катерины: звезда вершинской журналистики пообещала, что никто из его обидчиков не уйдет от справедливого возмездия. Гиена даже намекнула, что поможет ему устроиться в одну из «Правд» (там нуждаются в таких порядочных и умных работниках, как Флюгер), и тогда он получит замечательную возможность собственноручно шарахнуть справедливостью по негодяям. И он шарахнет, да так, что они навсегда запомнят: нечего обижать критика, который не хотел ничего плохого – он всего лишь обманом втерся к ним в доверие и потихоньку собирал материал, чтобы когда-нибудь их всех поругать, демонстрируя идеальный вкус и блестящее понимание литературы. Этой тактике Флюгер научился, от корки до корки проштудировав учебники великой госпожи Указко «Как хвалить друзей и ругать всех остальных, но так, чтобы никто ничего не заподозрил – издание второе, исправленное и выстраданное» и «Наука видеть плохое и не замечать хорошее».

Так что Амадей Флюгер еще себя покажет. И он никого не боится! Так сильно не боится, что отныне перестанет пользоваться шаблонами, а будет писать критические статьи сам. Да, это отважный, нестандартный шаг, но он готов к нему! Он будет писать то, что думает. А думает он плохо. Ну и пусть! Зато все оценят его честность, бесстрашие и бескомпромиссность, а также восхитительное чувство юмора, способное подниматься до вершин иронии и низвергать объект критики в пучину сарказма – где ему и место. Такова будет авторская позиция Амадея Флюгера! Да и Катерине наверняка его новый подход понравится, потому что гиена тоже очень справедливая. И, кто знает, может, слух об отважном Амадее достигнет ушей самой госпожи Указко, и она назовет его своим достойным учеником.

Флюгер еще несколько раз повторил фразу «авторская позиция» – два раза вслух и тридцать шесть – в уме. Очень она ему нравилась. Такая полезная формулировка: любой поступок, объясненный «авторской позицией», сразу лишается любых моральных качеств и становится исключительно показателем принципиальности.

Амадей Флюгер решил немедленно испытать новый подход на практике и с воодушевлением принялся сочинять рецензию на фильм «Камилла», из которого посмотрел уже минут десять.

«Этот фильм хвалят на всех перекрестках, – написал Флюгер. – Видимо, в психушке день открытых дверей и психи заняли все перекрестки. Потому что ничем иным, кроме умственного помешательства, невозможно объяснить дифирамбы в адрес этого безобразия под названием «Камилла». Фильм – полная фигня!»

Флюгер остановился и перечитал написанное, восхищаясь собственной храбростью и принципиальностью. Наверняка Катерина оценит его прямоту и честность.

Это еще что, сейчас он и свое великолепное чувство юмора продемонстрирует во всей красе.

«Режиссер, похоже, решил, будто для настоящего кино достаточно, чтобы на экране что-то двигалось. Оператора, видимо, нашли в приюте для слепых. Отдельного упоминания заслуживает музыка, которая отвратительна. Что не удивительно, потому что композитор – медведь. Полагаю, что раньше он был гимнастом – тогда понятно, как он ухитрился наступить самому себе на ухо. Актеры – просто катастрофа. Даже растения сыграли бы лучше. О сценарии говорить вообще не приходится, это полный мрак, он, несомненно, написан дошкольником. Или даже додетсадовцем. Диалоги позволю себе не цитировать… Совершенно неясно, на кого они рассчитаны, просто набор звуков какой-то, а не диалоги. Болтают, болтают, а что хотят сказать – фиг поймешь».

Флюгер задумался – может, все-таки процитировать пару реплик? Но вспомнил, что фильм – на чужом, непонятном ему языке, так что цитировать его он не сможет, даже если очень захочет.

А вот что непременно следует процитировать, так это какие-нибудь высказывания из госпожи Указко. Сослаться, так сказать, на признанный авторитет. Флюгером же и признанный.

От увлекательного занятия его отвлек донесшийся со стороны кухни звон битого стекла. Флюгер ужасно перепугался, так как звон разбитого стекла входил в список из четырехсот двадцати шести звуков, которых он боялся с детства. Варианта действий существовало два: либо пойти на звук, либо убежать от него прочь. Если бы речь не шла о его собственной кухне в его собственной квартире, Флюгер, конечно, выбрал бы второй вариант. Но позволить себе такую роскошь он не мог – все-таки это его дом.

Отчаянно труся, он на цыпочках двинулся в сторону кухни. В разбитое окно с улицы дул ветер. «Наверное, это именно он разбил окно, – с надеждой подумал Флюгер, протягивая лапу к выключателю. – Сильные ветра иногда так поступают. Бьют окна».

Лапа добралась до выключателя, вспыхнул свет, и Флюгер вскрикнул. Рядом с холодильником стояли три низкорослых субъекта в птичьих масках, пристально глядящие на хозяина квартиры через прорези для глаз. Искусственные клювы хищно нацелились в сторону Флюгера. «Писатели?! Доклевать меня пришли?!»

Но это были не писатели. Или, во всяком случае, не те писатели. Длинные серые хвосты за спинами незнакомцев не оставляли никаких сомнений в том, какие именно звери наведались к нему в гости. И вот тут Флюгеру поплохело по-настоящему. Крысы входили в список из одного вида, которого он боялся с детства.

У задних лап непрошеных визитеров валялся мешок, из которого торчали до боли знакомые кусок колбасы, надкушенный батон и головка сыра. Только когда Флюгер в последний раз покидал кухню, все эти гастрономические изделия находились в холодильнике.

– Где крупа? – спросил крыс, стоящий в центре трио.

– Ка-какая крупа?

– Гречневая, – ответил крыс.

– Манная, – добавил второй.

– И кофе, – подал голос третий.

– В ящиках… – дрожа, указал Флюгер.

– В ящиках, – сказал первый крыс второму, и тот принялся сваливать содержимое ящиков в мешок.

Флюгер прислонился к стене и схватился лапой за сердце.

– Что с вами? – поинтересовался первый крыс. – Лапу прихватило?

– Сердце… – прохрипел Флюгер.

– А что так?

– Грабители…

Крысы огляделись по сторонам.

– Где?

– Вы – грабители.

– Мы не грабители, – возразил крыс. – Мы – кормильцы. Вся эта снедь пойдет на благотворительные нужды.

– Какие благотворительные нужды? – спросил Флюгер, раздумывая, закричать ли «грабят!», чтобы сбежались соседи. Или, что вероятнее, разбежались.

– Мы ее съедим, – объяснил крыс. – Это очень благотворительно. Поэтому если вы собирались заорать на весь дом «помогите, грабители!», то не надо. Это введет соседей в заблуждение. Будьте честны, кричите «помогите, кормильцы!». Правда, и тогда никто не придет. Соседям, знаете ли, не до вас. У них тоже… – глаза крыса сверкнули, – гости.

В это время второй крыс закончил с крупой и принялся исследовать остальное. Он попробовал на вкус фольгу и оберточную бумагу, решил, что они немного съедобны, и кинул в мешок. А вот стекло он пищей все же не счел, поэтому все стаканы, бокалы и фужеры со смаком разбил. Флюгер хотел возразить, но первый и третий крысы не дали ему такой возможности. Они прижали критика в углу, от чего гортань тигра стала напоминать высушенную пустыню. Первый крыс оскалился и заметил:

– Каждый должен заниматься своим делом. Вы согласны?

Флюгер утвердительно пискнул.

– Вот и не мешайте нам, – сказал крыс, и за его спиной что-то с треском сломалось. – Мы занимаемся своим делом. Вам тоже не мешает заняться своим. А то бездельничать – это не дело. Верно?

Флюгер робко заметил, что у него сейчас никаких дел нет.

– Не беда, – ответил на это крыс. – Дело мы вам обеспечим. Вы думаете, почему мы нацепили клювы? А потому, что мой друг, – он обнял за плечи молчаливого третьего крыса, – пишет изумительную прозу.

Крысиный прозаик потупил взор.

– Стесняется, – объяснил главарь. – Ну, не смущайся, друг. Давай, покажи господину критику свои творения. Он с удовольствием осчастливит тебя отзывом. Правда, господин критик?

– Правда, – глухо произнес Флюгер, стараясь не обращать внимания на руины, в которые превращает его кухню второй крыс.

Поддавшись уговорам главаря, прозаик протянул Флюгеру мятый листок бумаги.

Творение крысиного гения оказалось коротким:

Кости моих врагов

Под полуденным солнцем белеют кости моих врагов.

– Ну как? – спросил главарь, выразительно погладив клюв.

– Феноменально, – осторожно ответил критик.

Крыс-прозаик радостно ахнул, а второй крыс, который ни на секунду не прекращал инспекцию кухни, в очередной раз что-то разбил.

– Подробней! – потребовал главарь.

– Четко, лаконично, ничего лишнего, – выпалил Флюгер.

– А что насчет глубины?

– Глубина глубокая. Я чуть не утонул.

– А выразительность?

– Потрясающая! Я буквально вижу – полуденное жаркое солнце, выжженная земля, простирающаяся на десятки миль вокруг, и на ней белые кости врагов, вокруг которых шныряют скорпионы и тарантулы, нещадно жаля попадающихся им на пути муравьев!

– Ого… – удивленно подал голос прозаик, узнав о неожиданных глубинных пластах, что скрывало в себе его произведение.

– А как насчет стиля? – поинтересовался главарь под хруст ломающихся стульев.

– Уникально.

– И все?

– Нет. Еще напоминает лучшие образцы.

– Хм… Господин критик, а вы не находите, что у моего друга потрясающее чувство слова, умение выделять основное, безжалостно отбрасывая, или, точнее, вырезая все ненужное, использовать полную гамму чувств и богатую палитру образов? Не кажется ли вам, что это настоящая литература, которая останется в веках?

– Точно! – с готовностью согласился Флюгер. – Я как раз хотел все это сказать. Спасибо, что опередили.

– Не за что. Я просто выполняю вашу работу.

Второй крыс закончил разгром кухни, сложив в мешок то, что казалось ему съедобным, и разломав все остальное. Он протиснулся между соратниками и внимательно пощупал рукав рубашки Флюгера.

– Не синтетика, – заключил он. – Можно есть. Снимайте.

– Что? – оторопел критик.

– Снимайте-снимайте, – велел главарь. – Нечего еду на себе носить.

– Какую еду! Это одежда!

– Ничего, мы не привередливые. Съедим и не подавимся.

– Но…

– Про белые кости помните?

– Помню…

– Видимо, вы плохо усвоили посыл, заложенный в этом эпохальном произведении, – осуждающе покачал головой крыс и вдруг как рявкнул: – Раздевайся!

Нервы Флюгера не выдержали. С паническим криком он вырвался из крысиного окружения, сиганул в окно – благо, жил он на первом этаже, – и сломя голову кинулся прочь.

Несмотря на поздний час, во всех окнах горел свет, из домов доносились крики и грохот бьющейся посуды и ломающейся мебели. По улицам носились небольшие крысиные группы, с легкостью тащившие на себе огромные мешки, полные добычи. На подобных Флюгеру одиноких испуганных прохожих крысы не обращали внимания, равно как и на снующих тут и там Деревянных Зверей. Откуда-то из недр памяти в сознании критика всплыли слова «набег», «полчища» и «орда». Они как нельзя лучше характеризовали то, что он видел.

Вдруг из-за угла вынырнул знакомый Флюгеру автомобиль фиолетового цвета. Раскинув лапы, критик перекрыл ему дорогу. Из окна высунулась разъяренная гиена:

– Пошел вон, идиот! Не видишь разве, что я спасаюсь бегством!

Флюгер бросился к ней:

– Катерина! Я тоже спасаюсь! Возьмите меня с собой!

Он схватился за ручку задней дверцы, но машина рванула с места, и критик, не удержав равновесия, упал в лужу.

– Катерина! – взвыл он. – Куда же вы? Катерина, вы мой кумир! Не бросайте меня!

Рядом остановились две крысы с баулами на спинах и окинули его заинтересованным взглядом.

– Как думаешь, это синтетика? – спросил один крыс другого.

Флюгер не стал дожидаться ответа эксперта по тканям, вскочил и, прихрамывая, помчался вслед за автомобилем.

А Катерина возвращалась от господина Анибала, у которого брала очередное интервью. Главный видист города огорошил ее новым скандальным заявлением: что отношения между тиграми и барсами следует пересмотреть.

– Как же так? – удивилась Катерина. – Вы всегда говорили, что барсы – враги тигров. Разве вы их не ненавидите?

– Нет! – четко, по-военному, ответил Анибал. – Это клевета, я вовсе не ненавижу врагов. У меня даже есть друг враг. Завтра я его представлю нашему движению. Он барс.

Однако Катерина продолжала недоумевать:

– Но ведь ваши древние саблезубые сородичи воевали с древними снежными сородичами барсов…

– Ерунда! Нет никаких документов, свидетельствующих о том, что саблезубые и снежные воевали друг с другом.

– Как нет?! Да архивы ломятся от этих документов!

– А, вы про эти фальшивки… Так вот, дорогая, открою вам историческую истину. Это все псовые! Они сначала стравили два великих вида, свели их на поле битвы, чтобы ослабить. А затем подделали кучу так называемых документов, якобы доказывающих, что тигры и барсы воевали друг с другом.

– Но, позвольте! Вы же противоречите сами себе!

– Да! И это мое право – противоречить умному зверю! Барсы – наши братья! Ведь мы – кошачьи! Спросите себя, кому выгодна наша вражда, и я вам за вас отвечу – псам!

– Однако совсем недавно у вас была иная точка зрения на взаимоотношения между тиграми и барсами, – осторожно заметила журналистка.

– То была запятая зрения. А точка – сейчас!

Далее Анибал дал развернутое видение ошеломительного будущего Вершины, а в заключение предложил Катерине отдохнуть в казино. Гиена отказалась. Тигр сказал, что ему очень жаль, но лично он обязан спуститься в казино – дела, дела… Он проводил гостью до дверей, помог ей надеть пальто и поцеловал на прощание лапку. Затем кликнул телохранителей и на лифте спустился в подвальное помещение.

Казино было забито битком. Анибал довольно улыбнулся и окинул свои подпольные владения ласковым взглядом. Улыбка застыла на его морде, как гипсовая маска.

– Что это значит, вожак? – прозвучал над ухом недоуменный голос одного из охранников.

– Спокойно, – продолжая безжизненно улыбаться, процедил Анибал сквозь зубы. – Тихонечко, без суеты, возвращаемся в лифт и – в бункер!

– А может, дадим бой? – спросил второй охранник.

– Отличная мысль. Оставайся и давай бой. А мы – в бункер.

– Не, тогда и я в бункер, – мгновенно поумнел телохранитель.

Троица попятилась к лифту, а работники казино провожали ее беспомощными и испуганными взглядами. Господин Анибал продолжал улыбаться посетителям. Те улыбались в ответ. Некоторые еще и подмигивали. А некоторые другие с увлечением жевали сукно и грызли игральные карты. Анибал тщетно пытался высмотреть среди них хоть одного тигра. Но, хоть это и казалось невозможным, факт оставался фактом: все посетители казино были крысами.

Искусственная улыбка слетела с морды Анибала, лишь когда лифт понес его и охранников в укрепленный бункер.

– Немедленно позвони в полицию и в мэрию! – приказал Анибал. – А ты свяжись с ротными командирами и передай, чтобы бойцы храбро сражались, не щадя жизни. За меня пускай не беспокоятся – я в безопасности.

Но ни в полиции, ни в мэрии, ни у ротных командиров никто не отвечал. А затем телефон и вовсе умер. Видимо, кто-то из особенно азартных гостей попробовал на вкус кабель…

Возвращающейся от Анибала Катерине сразу бросилось в глаза, что в городе творится черт знает что. «Ай-ай-ай, – подумала журналистка. – Подвели меня крысы. Нет, чтобы подождать годик-другой, я же буквально сегодня их опять в «Правдах» хвалила. Наверняка теперь всякие пакостники и завистники припомнят мне эти публикации».

На улице гиена себя в безопасности не чувствовала, поэтому поспешила домой – ясно ведь, что к ней крысы не сунутся, она же столько сделала для их положительного имиджа в глазах общественности. По дороге ей под колеса бросился этот придурок Флюгер – вот выдумал, чудила, пустите, говорит, меня в вашу чистенькую машину! Спасается он, видите ли. Хам невоспитанный. Раньше она к нему благоволила, но теперь видит, что он этого недостоин. Пускай сначала научится себя вести.

Катерина припарковалась у подъезда и кинулась домой. Там ей ничего не угрожает. Какая она все-таки умница, что поддержала крыс, а не Башенок. Тем более, что последние – отъявленные мерзавцы. Это же надо – сбежать из города, тем самым провоцируя крыс нападать на другие дома! Неслыханная гнусность!

Дверь в ее квартиру оказалась распахнута настежь, внутри горел свет, а из кухни доносились оживленные голоса. Не понимая, что происходит, Катерина влетела в дом и ужаснулась – здесь царил разгром. «Мамочки… – испугалась гиена. – Кто это сделал? Кто посмел?» Наверное, какие-то мародеры воспользовались той суматохой, что творилась в городе. Мысль, что это могут быть крысы, Катерина отмела сразу, как полнейшую глупость.

И ошиблась. Это были именно крысы. Пятеро. Трое заполняли мешки последними трофеями, один ими руководил, и еще один, совершенно пьяный, валялся под столом.

– Как вы смеете! – разгневалась Катерина. – Да вы знаете, кто я?!

– Не отвлекайтесь, – велел главный остальным и подошел к журналистке. – Ну, конечно, знаем. И, поверьте, для нас это большая честь. Позвольте ваш автограф?

– Какой еще автограф! Немедленно прекратите безобразничать! Я же Катерина! Вы должны быть мне благодарны, а не безобразничать!

– Совершенно с вами согласен. Мы очень высоко ценим вашу помощь и в благодарность оставляем вам пачку риса. – Он повернулся к подчиненным и увидел, как те высыпают в мешок последнюю упаковку. – О… Поправка. Оставляем вам пачку от риса.

На глазах Катерины выступили слезы. Еще никогда она не чувствовала себя настолько обманутой и беспомощной.

– Как вы можете… После всего… Не сделать мне исключение… Враги так не поступают!

Крыс укоризненно покачал головой.

– Зачем же вы так? Мы вам не враги. Просто нашим детишкам хочется кушать. Ну, вы в курсе. А враги действительно так не поступают. Они ведут себя иначе.

Под столом зашевелился пьяный. Он зевнул и изрек:

– А хвосты (зевок)… намотаем (зевок)… на ус…

– О! – обрадовался главный. – Вот именно так и поступают враги! Поэтому, дражайшая Катерина, не враждуйте с нами, не надо.

Журналистка бросилась в гостиную с твердым намерением немедленно вызвать полицию. Но телефон не работал. В полной растерянности гиена опустилась на пол, посреди учиненного крысами разгрома. Что же делать? Да бежать, что же еще! Прочь из этой проклятой Вершины, которая предала свою самую лучшую жительницу! И вообще, достаточно ей прозябать в убогой провинции, на краю света! Ее таланты достойны большего! Пропади ты пропадом, Вершина!

С этими боевыми мыслями, размазывая слезы по морде, Катерина выбежала на улицу. Она уже открыла дверцу своего красавца автомобиля, как вдруг какая-то сила опрокинула ее на асфальт, перед глазами промелькнула тень, а из лап вырвали связку ключей. Напавший отшвырнул гиену в сторону и стремительно забрался в машину – тогда-то журналистка и узнала в нем Амадея Флюгера.

– А ну, стой! – выкрикнула Катерина, вскакивая на задние лапы и кидаясь вслед за рванувшим с места автомобилем. – Стой, негодяй!

Но куда там. Разъяренная Катерина нецивилизованно завыла, избила кулаками скамейку и с рыданиями поплелась в сторону мэрии – с еле теплящейся надеждой найти защиту и приют у городских властей, для которых она тоже сделала немало…

Но Флюгер недолго радовался. Убраться из Вершины ему не удалось. Недалеко от Большого Городского Пустыря машина встретилась со столбом и пришла в негодность. Сам Флюгер, отделавшись испугом и легкими ушибами, обессиленно свалился в ближайших кустах.

Здесь-то его и обнаружила крысиная шайка, которая не стала излишне церемониться: разбойники сняли с него качественную, ни капли не синтетическую одежду и слопали ее прямо у него на глазах. Затем надавали пинков, заставили сочинять стихи, подвергая их уничижительной критике, и, наконец потеряв к нему интерес, отпустили.

Одичавший, в одном нижнем белье, Флюгер доплелся до пустыря, и здесь, в свете луны ему открылось фантасмагорическое зрелище, заставившее критика серьезно встревожиться за свой рассудок.

Десятки крыс, в положении «ниц», прижимались ухом к земле. Морды их выражали крайнюю сосредоточенность.

Флюгер испуганно пискнул. Одна из крыс подняла голову, строго на него поглядела и прижала палец к губам. Критик понимающе кивнул и зажал пасть лапами, показывая, что будет нем как могила. А затем, повинуясь необъяснимому порыву, упал на четвереньки и тоже прижался ухом к земле. Но ничего не услышал…

На последнем этаже мэрии, в своем кабинете, у широкого окна стоял мэр Вершины и смотрел в подзорную трубу на Сабельные горы. Нашествие крыс застало его еще на службе – мэр любил работать по вечерам. Все началось с телефонного звонка. Звонила Регина Патронаж из «Гуманитарной организации». Срывающимся голосом, с истерическими интонациями, почтенная тигрица сообщила, что ее дом захвачен крысами. Мэр пообещал разобраться и немедленно связался с генералом Гаубицем, будучи самым решительным образом настроенным сделать крысу выговор. Однако разговор принял иной оборот.