Показания Шерон Стоун Гареев Зуфар

– Мама, ну можно ему? Это не измена?

– Что-то меня смущает задница. Не слишком ли много для Виктора? Он что – половой гигант? Задница-то ему зачем?

– Так это измена?

– С задницей – измена.

– А если ее воском залить?

– Воском? Ну-ка…

Мама Вики засовывает палец в анальное отверстие, Вика нажимает на пульте кнопочку. Слышны чавкающие звуки, потом «Шалунья» начинает постанывать и выдает несколько фраз.

– Разорви мою взрослую напряженную задницу словно огнем!

– Не будь лузером!

– Сегодня ты – отличник!

Мама испуганно выдергивает палец и замахивается на киску-задницу:

– Посмотри, какая шалава! Ну, какая блядь! Я сразу поняла! Да таких убивать мало!

Вика потрогала пальцем анальное отверстие.

– Мама… Ну, если воском залить эту дырку… Ну, напряженную эту задницу?

– Так он расколупает! Ты что, мужиков не знаешь?

Вика бьет кулачками по столу:

– Мама, да он самый настоящий хорек после этого! Самое настоящее животное!

– А я чего говорю? Так оно и есть! Я ведь жизнь прожила, всякого нахлебалась. В общем, нельзя в доме держать такую дрянь – нехорошая будет аура.

Вот так на семейном совете было решено вернуться к вопросу куклы, – но уже совершенно легально, так сказать, под контролем. А напряженную задницу для извращенной похоти спрятать в шкафу до времени.

За скромным столиком в кафе летним вечерком шел неприметный тихий разговор по поводу одного известного нам товарища, а именно Кадровика.

Амфитамин прикладывается к коньячку, адвокат же Петр Иванович Зубок – к минеральной водичке.

– Так чего я говорю, Петр Иваныч? Значит, рано Кадровику жениться, рано.

– Да понял я давно. А тебе, Григорий, в самый раз. Уж больно хороша невеста. Можно сказать, сама на руках в Кремль внесет.

Амфитамин с сожалением качает головой:

– Не того выбрала Мариночка Сергеевна… В общем, кончаем с ним…

После паузы спрашивает:

– Интересно, чувствует Кадр, что…

– …любимцы богов уходят молодыми? Ну ладно, будем прощаться. Все будет сделано.

Старик исчезает. А почерк его аккуратный проявляется через два дня. По деревенскому проселку в Тверской области едет дорогая машина. Это везут Кадровика. На подъезде к деревеньке – новопостроенная красивая часовенка.

И не знает Кадровик, что в эти минуты чьи-то руки в перчатках держат навигационный прибор. Нажата кнопка – и маленький беспилотный самолетик размером с бутылку шампанского взмывает в воздух…

Да, так работают только профи высшего класса. Понятно, что стоят они немалых денег.

Беспилотник высоко в небе парит над движущейся машиной.

Кадровик говорит водителю:

– Ну-ка, притормози…

Машина останавливается напротив родной часовенки. Кадровик старательно крестится, дает знак продолжать движение. Через секунду беспилотник прошивает салон насквозь, оглушительный взрыв.

Чепель – в Яндексе. Поисковик пестрит заголовками. «Убит будущий муж госпожи Трегубовой!» «В кровавой битве за Кремль – новые жертвы!», «Невидимая рука убийцы отводит от Кремля теневые капиталы!»

Чепель торопится в видеоблог Авы Хитли.

– …И только в журнале «Форбс» эксклюзивное интервью Марины Трегубовой спустя полтора часа после смерти крупнейшего цветочного барона России Алексея Кожевникова (он же Кадровик). Кожевников по праву считался будущим мужем Марины Трегубовой. Но судьба распорядилась иначе…

Чепель хмур и задумчив. Делает неумелую попытку закурить, закашлялся (как всегда).

Заглядывает Соловьев:

– Чепель, к Кузнецову!

Кузнецов – чернее тучи. Кундеев тоже, только Жуликов весел.

Очередь доходит до Чепеля, он излагает свои соображения.

– Итак, что получается? Она пишет роман. Согласно ее роману, каждый последующий муж должен убивать предыдущего… Круг тех, кто станет жертвой и кто станет убийцей выбран специфический. Это криминальные авторитеты, которые искренне верят в чепуху: в Кремле, мол, есть структуры, которые заинтересованы в том, чтобы дочь одного из высокопоставленных чиновников породнилась с криминальными кругами…

Жуликов однозначно верит:

– Дела… Так они просто больные на голову!

Кундеев не верит в эту ахинею, он воробей стреляный.

– Чепель, ну загнул!

– Она серьезно мне сказала, что ничего не хочет придумывать, а хочет просто описать свою жизнь – слово в слово. В том числе и меня. Я фигурирую в ее романе как Чепчиков… Следователь Чепчиков… А она – Елена Троекурова.

Тем более не верит Кузнецов в эти сказки:

– Нет, это неспроста все. При чем здесь роман? Я такие романы и сам могу писать.

Кундеев уверенно подхватывает:

– Молодой еще ты Чепель, нестрелянный, вот что я тебе скажу.

Кузнецов встает, выпячивает грудь и сразу становится видно, какой он мудрый и хитрый:

– Романом меня не проведешь! Это чья-то подковерная игра с кем-то.

Он грозит пальцем:

– Так я и поверил ей! Роман она пишет! И не знает, что есть люди, которые очень хорошо ее романом прикрываются!

Теперь это стало любимым развлечением в отделе – прослушивать беседы с высокопоставленной свидетельницей в реальном времени.

А разговор идет жуткий, зверский, от которого уши Кузнецова просто горят.

Он стыдливо сбрасывает наушники:

– Чего, чего сказала?

Кундеев протягивает свои:

– Да Вы сами послушайте, Иван Макарович.

– Не надо, не могу. Жена мне потом что скажет?

Кундеев довольно развратно хмыкнул:

– А как она узнает?

Кузнецов стал строг:

– А это не твоего ума дела, Кундеев. Я спрашиваю: что сказала?

– Сказала: «Я никогда не думала, что мне нужен большой член, а теперь я этого не отрицаю…»

Кузнецов заливается детским смехом:

– Мать честная! Так и сказала? Ну, ты запиши, запиши… Бери ручку и пиши… А то мало ли чего. Потом отпираться начнет.

– Да кто ж от большого размера отпирается в наше время?

Кузнецов задумчив:

– Я смотрю, Кундеев, развратный ты стал чего-то…Член да член, а любовь где?

Переходит снова на строгость:

– Запиши, я сказал!

– Да и так идет запись.

Кузнецов – кулаком по столу.

– Я сказал – запиши! Документально! С бумажкой оно вернее будет. Мало ли чего? А бумажка – вот она, если вдруг чего.

И все-таки надевает наушники…

Тихонько в комнату входит Жуликов, пристраивается к наушникам Кундеева. Ему тоже слышен голос Трегубовой. Он такой властный, манящий, раскованный, что кружится голова:

– Мне показалось, что у него небольшой член.

Кузнецов поднимает палец:

– Во чего говорит! Кундеев, это тоже запиши…

Кундеев чего-то там торопливо карябает:

– Черт! Как игру ловко ведет! Мол, у мужа – небольшой, а у Чепеля – большой…

Жуликов обижен:

– У Чепеля? Шутить изволите. – Хмыкнув. – У меня реально что надо. Я, если что…

– Откуда ты здесь взялся? – оборачивается Кузнецов. – Кундеев, дай-ка дело! Да вон то, потолще!

Кундеев протягивает мясистую папку. Жуликов пятится в угол от Кузнецова.

– Смирна-а-а-а, ешь твою тишь!

Жуликов вытягивается, Иван Макарыч замахивается, но не опускает папку на голову. Пощадил. Молодежь беречь надо.

– Не понял? До сих пор не понял? Сказано тебе, игра это у нее такая… Как в кино! Видел кино такое? «Инстинкт» называется?

– Кто и когда говорил, товарищ полковник?

– А ты кто такой, чтобы тебе все говорить? Сказано – игра эротическая такая… А ты своей елдой куда лезешь? Порнографию мне тут хочешь устроить?

– Ну, ей-богу большой, Иван Макарыч! Чепель знает! В том году в сауне вместе парились у Михалыча!

Кузнецов садится, утирает пот.

– У Михалыча… Ну что с ним делать, Кундеев? Откуда он взялся на мою голову, студент этот? Сидишь тут с ним как на пороховой бочке! Кундеев, ну-ка, объясни этому дураку. Не в головке дело, а в голове.

Жуликов ухмыляется:

– А это когда как… Знаем, плавали…

– Нет, ты посмотри, а? Ты хоть представляешь, кто она такая Тре-гу-бо-ва в нашем государстве? Тре-гу-бо-ва!

– Так она тоже хочет…

– Нет, ты посмотри, Кундеев!

– Сказано тебе: это жен-щи-на, – поддакивает Кундеев. – С большой буквы! А не проститутка!

– Кундеев! Этого идиота к Чепелю не подпускать! Еще подговорит к чему-нибудь! И все дело завалит. А также! – Кузнецов решительно встает. – Повторяю, а также! Обдумать вопрос с премией! Он меня до инфаркта доведет.

Кундеев записывает:

– Вот так, Жуликов, доигрался. Женщина – тонкий инструмент.

Жуликов клянчит:

– Да я ж просто так сказал, Иван Макарыч… Чтобы в базе данных было, если что. 22 сантиметра на дороге не валяются.

– Если что – найдем! – рявкает Кузнецов. – Из-под земли достанем! А теперь – вон отсюда, 22 сантиметра.

Вслед кричит:

– Лучше б извилины у тебя были 22 сантиметра! Дает же бог такую елду дуракам!

Кундеев оборачивается и показывает Жуликову огромный кукиш. Жуликов в ответ – «балалайку».

Нет, ни за что я бы не хотел оказаться на месте Чепеля! Нафига они вообще нужны психологические девственницы?

Петтинг, который предлагала ему Вика, не радовал. Надо понимать, что Чепель уже вышел из студенческого возраста, чтобы довольствоваться этими невинными играми.

– Я должен быть пустой перед допросом. Ни капли спермы, это совет сексопатолога он лайн. Ребята знакомые все говорят то же самое. Иначе я сойду с ума.

– Я не могу, я поклялась маме, что выйду замуж девственницей.

– Но ты же не девственница?

– Я психологическая девственница.

– Блин, да кто это сказал?

– Психолог. Ты что не помнишь, я ходила на консультацию с мамой?

Чепель молчит.

– Он сказал, что девственность – это состояние души…

– Ну, хорошо… давай тогда туда.

Вика привычно закипает:

– Куда – туда? Еще раз повтори: куда это – туда?

– Ты сама знаешь куда.

– Мама сказала, что сзади – некрасиво. У женщины там сзади некрасиво.

– Почему некрасиво?

– Оттуда выходит какашка.

– Но она же выходит не круглосуточно.

– Я сама знаю, Витя. Не надо меня лечить.

– Ну…

– Что – ну? Что ты все время нукаешь? Ты запряг, Витя?

– Ну, так что?

Звук пощечины.

– Не смей больше заводить со мной грязные разговоры!

– Подожди, давай разберемся…

Звук новой пощечины.

– Не заводи больше со мной разговор про это! Неужели ты не понимаешь, что у нас любовь? Что у нас самые настоящие отношения!

Она плачет. Чепель обиженно одевается и спускается во двор.

В полумраке Чепель долго сидит на качелях в центре детской площадки. Подтягивается стайка малолеток (10–12 лет) с гитарой. Лидер – песняр по кличке Серый. И жалобна его сердечная песня, и трепетна, и навзрыд плачет гитара…

Все дружно подхватывают:

Серый выводит:

Хор подхватывает:

Серый ведет:

Малолетки дружно вопят:

Эта песня приводит Чепеля в ярость.

– Эй, какие еще буфера? Вы чего, обалдели?

– А чего?

– А ну брысь по домам!

Малолетки обиженно удаляются:

– Не хочешь – не слушай… Здесь между прочим детская площадка, до 16 лет… Запарил… Короче, не всасывает…

Время порой скачет как лошадь. Не успели девять дней Бормана отметить, как снова девять дней – по случаю безвременной реинкарнации Кадровика в фиг знает что (именно так, ибо ни я, Марина к этому темному делу рук не прикладывали – не очень-то нам хотелось, чтобы сей товарищ в реинкарнированном мире был зубочитской ее, платочком, кошелечком, бусинкой и так далее. Даже слюнявчиком, тем более что Трегубова из этого возраста вышла давно).

По этому грустному поводу друзья собрались в загородном доме Амфитамина. Нынче баню дает он, его очередь…

Мужчины, положив руки на плечи друг друга по давней братской традиции поют:

Амфитамин мечтательно произносит:

– Вот такой разговор был с Трегубовой. Сказала нет, мол, больше на свете Алексея Николаевича, а замуж хочу – жуть! Спросила: Вы – холостой? Разведенный, успокоил я ее.

– Так и спросила? – встревает дешевый Воняло. – Я тоже скоро буду разведенный…

Амфитамин мечтательно поет в одиночестве:

– Черный ворон, ты не вейся…

Вдруг:

– А не пошел бы ты в задницу, ворон?

Никто не понял:

– Ты чего?

– Что, пацаны, хорошо сидим? – заводит хитрую беседу Амфитамин.

– Хорошо.

– А все ли заслужили мягкой посадки такой?

– А почему не все?

– Все, значит? И забыли, что кое-кто из нас держал меня на подсосе когда-то?

Он отпихивает угодливо протянутый стакан:

– В жопу, Темик!

Все галдят дружно:

– Ты чего? Сейчас мы у тя на подсосе будем, так жизнь повернулась.

Амфитамин хитро поет в одиночестве:

– Вот кто-то с горочки… спустился… На подсосе, значит, у меня. Это дело хорошее, правильное. Это дело приятное для меня, не буду скромничать.

Холодком каким-то повеяло от слов его. Словно нож достал Амфитамин – и лезвием играет у горла то ли Темика, то ли Семика.

– Слышь, пацаны. Хочу, чтобы в натуре это было. Проценты набежали за эти годы.

Темик, понятно, напрягся:

– Не понял…

– На подсосе в натуре. Отсосали, чтобы в натуре. Неподецки.

Вот оно что!

Амфитамин гнет дальше:

– Это предложение, от которого невозможно отказаться. Кто готов?

– Ты это серьезно? А кто начнет?

Холод закрадывается все глубже в сердца верных друзей – не шутит Амфитамин, не шутит.

Амфитамин оглядывает всех проницательными глазами, тихонько напевая: «Черный ворон, ты не вейся…»

– А вот с Вонялкина начнем…

– Чего начнем? – тупит Воняло.

– Отсос. Ты заслужил его, бля буду. Помнишь, в 88-ом ты капусту рубил, а меня держал на какой роли, сучонок? А пятихатку зажал, помнишь? А Катюшку мою трахнул, помнишь?

– Да забудем! Когда все это было? Скоко водки выпито с тех пор, Гриша… Скоко таких, как Катька, переебли…

– Нет, Воняло. Может, ты и забыл, а я помню. Такое не забывается, просто откладывается до часа Х. И час этот пришел, дорогой.

У Вонялы, понятно, отпала челюсть.

– В общем, надо почмокать, брат… Мы же культурные люди. Любим, чтобы все тихо-мирно, правда?

– А если не почмокает Воняло? – спрашивает Семик.

– Ты знаешь, что будет. В Кремль не возьму. Ну и прочее. Свечку закажу в церквушке.

– Грозные у тебя шутки стали, – тихо говорит Темик. – Не рано?

– Ты погоди, не шурши. На тебя тоже есть досье.

– Значит, ты всех нас хочешь на отсос поставить?

– А почему нет? А кто у нас в стране не сосет?