Смерть или слава Васильев Владимир
Вот черт! Она действительно права. «Не то чтобы давно…» В самом деле пора. Но ведь отыскать пятерых пешеходов в степи – нелегкая задача даже для звездолетчика. А у Риггельда всего лишь вездеход.
«Так скоро и известняки кончатся», – озабоченно подумал я.
Мы наверняка вплотную приблизились к северо-восточной границе карстовой долины. Скоро начнется обычная степь. С ковылями и черноземом.
Чистяков, идущий несколько впереди, перепрыгнул через первый чахленький кустик стланика.
– Куда тебя понесло? – спросил Смагин. – В заросли? Давай обойдем, чего продираться.
– Зато осмотримся. Какой-никакой, а все же холмик.
Смагин замолчал. Потом безнадежно махнул рукой, и тоже переступил через стланик.
Некоторое время мы шли, как цапли по болоту – высоко задирая ноги и часто перепрыгивая через совсем уж непроходимые хитросплетения ветвей и хаотично изломанных стволиков.
Верхушка холмика, как водится, была лысой. Интересно, отчего так? Ветер, что ли, виноват?
Я прищурился разглядывая отступивший горизонт.
– Чтоб меня! – выдохнул Чистяков. – Это мираж? Или еще кто-нибудь видит?
Юлька подалась вперед, и, кажется, намерилась содрать куртку чтоб помахать ею над головой.
– Это вездеход, – сказала Яна невозмутимо.
Вездеход не двигался. Крохотной точкой застыл наполпути к следующему лысому холмику. И еще дальше, совсем уж на пределе видимости, смутно виднелось еще что-то. Может быть, еще один вездеход. А может быть, чей-нибудь купол. Но в этом районе нет куполов – по крайней мере еще недавно не было.
– Между прочим, – понизив голос предупредил Смагин, – нас оттуда прекрасно видно. На фоне неба-то.
Действительно, мы ж на самой макушке холма.
– Ну и что? – не поняла Юлька.
– Это не обязательно Риггельд, – неохотно пояснил Смагин.
– Зато обязательно не чужие, – нашлась Юлька. – Пошли, нам терять нечего. Даже если это гопота из «Меркурия».
Не знаю, заметили нас из вездехода или не заметили. Но с места вездеход так и не сдвинулся.
Мы топали к нему добрых полчаса. Ну, может чуть меньше. И чем ближе подходили, тем сильнее портилось у меня настроение. Потому что я вскоре узнал – чей это вездеход.
Моего большого «друга» Плотного. Феликса Юдина. Который совсем недавно зарился на мой звездолет… ныне размазанный по дну воронки у чистяковской заимки.
А вот у Чистякова, Смагина и Янки настроение явно подскочило – еще бы, появился шанс, что малоприятное пешее путешествие через долину наконец-то завершится. Зато Юлька помрачнела – составила мне компанию. Она, конечно, поняла, что это не Риггельд.
Вездеход был редкий. Песочного цвета «Урал». Мощная и дорогая машина – на Волге таких хорошо если с десяток наберется.
– А у Риггельда «Даймлер» был… – зачем-то сообщил Смагин скучным-прескучным голосом. Юлька сердито стрельнула глазами в его сторону.
Костя Чистяков осторожно подошел вплотную и, заслоняясь от света ладонями, приник к боковому триплексу.
– Пусто! – сказал он через секунду. Смагин тотчас прыгнул к дверце. На миг задержал ладонь на ручке, и потянул на себя. Дверца послушно открылась – мягко и бесшумно. «Урал» все-таки. И внутри – действительно никого. И ничего. Никаких вещей. Впрочем – какие вещи могут найтись в машине Плотного, бандита и головореза?
Янка вдруг отошла в сторону, нагнулась и что-то подобрала с известняка.
– Глядите! – сказала она озабоченно.
Я не сразу сообразил – что она нам протягивает. А потом понял – бласт. Оплавленный, до неузнаваемости изуродованный ручной однопотоковый бласт системы «Витязь». Дружки Плотного и сам Плотный такими частенько помахивали. И постреливали из таких.
Чистяков тем временем оживил привод – успешно. С первой попытки вездеход встал на подушку и тихонько зашелестел в стабилизированном режиме. Словно пересыпался песок в гигантских песочных часах.
– Ха! – Чистяков прямо-таки лучился оптимизмом. – Праздник, граждане! Тележка жива! Просю унутрь!
Брезгливо отбросив останки бласта, Яна вытерла руки о джинсы и приникла к Смагину. Тот успокаивающе прижал ее к себе.
Юлька открыла вторую дверцу и уселась справа от Чистякова. Я устроился слева – в «Урале» место водителя по центру. Смагину с Янкой осталось заднее сидение, больше смахивающее на небольшой диван.
Первым делом Юлька потянулась к видеомодулю и без запинки набрала номер, который сегодня дал нам Риггельд. Уже успела запомнить. Я покосился на приборы перед Чистяковым, и убедился, что батареи вполне живы. Нам не то что до Новосаратова хватит – можно Волгу раз пять по экватору объехать.
Риггельд нам не ответил, и Юлька насупилась.
Странно. Должен был бы ответить, он ведь обещал немедленно выехать нам навстречу. А значит, должен находиться в кабине и слышать вызов.
Тщетно мы вслушивались в протяжные гудки. Долго вслушивались. Очень долго. Юлька тыкала пальцем в «Повтор/Redial», модуль покорно набирал номер раз за разом – и все безрезультатно.
Наконец Чистяков не выдержал.
– Поехали, что ли? Может, он в кустики выскочил по дороге…
Юлька метнула на Костю взгляд, в котором смешивались самые противоречивые чувства. Но послушно хлопнула дверцей со своей стороны.
И мы рванулись к еще одному вездеходу, виднеющемуся невдалеке, в полукилометре примерно. Смагин чем-то шуршал сзади.
– Ха! – провозгласил он с воодушевлением. – Гамбургеры! Правда, всего четыре штуки…
– Поделимся! – Чистяков ничуть не огорчился этому маленькому просчету судьбы. Я, признаться, тоже не огорчился.
Тихонько заурчала печка – приятная, все-таки, штука «Урал». Хотя любой, даже самый захудалый звездолет все равно лучше самого модернового вездехода.
Едва мы подъехали ко второму вездеходу, серо-зеленому «Киеву», я заметил рядом труп. Человеческий.
– Сидите, – сказал я и вышел. Приблизился.
Когда-то в этом теле обитала темная и грязная душонка Архара – дружка Плотного. Имени этого головореза я не знал, да и фамилию не знал точно. Не то Архаров, не то Архарский. А, может, и Архарян – нос слишком уж характерный и щетина цвета сажи. В голове Архару проделали дыру – огромную, кулак просунуть можно. Малоприятное зрелище, доложу я вам. В руке мертвый Архар до сих пор держал оружие – тот же «Витязь», на этот раз неповрежденный. Как ни темна была у Архара душонка, сопротивлялся он до последнего. И не требовалось особого воображения, чтоб понять кому сопротивлялся.
Известняк вокруг «Киева» во многих местах почернел, а несколько в стороне виднелась небольшая воронка. Уменьшенная копия тех мрачных кратеров, что возникли на месте наших со Смагиным звездолетов.
Я с тоской взглянул на небо, обошел труп и порылся сначала в бардачке «Киева», а потом в багажнике. Чутье меня не подвело.
– Держи, – я вернулся и передал Смагину еще один пакет с гамбургерами. Смагин в ответ протянул мне горячий и очень желанный бутерброд, от которого оттяпал чуть меньше четвертинки.
Надо сказать, что покойник с дырищей в башке никому не испортил аппетита. Очень скоро и от второй порции гамбургеров осталось лишь воспоминание и некоторое затишье в желудках.
– Ну и чего? – вопросительно повернулся к нам Чистяков, когда с легким обедом было покончено. – Куда нам? В Новосаратов?
Вместо ответа Юлька еще раз попробовала дозвониться Риггельду. С прежним результатом. Точнее, без оного.
«Черт! – подумал я. – Неприятно, конечно, но очевидно: у Риггельда не все в порядке. Пожалуй, что его сцапали.»
Очень не хотелось бы, чтоб он в эту минуту точно так же валялся у своего «Даймлера» с дырищей в голове. Архары разнообразные – пусть, смерть таких подонков я только приветствовал. Но Риггельд, один из немногих, кого на Волге можно именовать человеком… Пусть даже отнимет у меня Юльку вместе с неоформившимися мечтами. В конце концов, к отчаянной у меня отношение больше как к своему парню, чем как к женщине.
– Юля, душа моя, – осторожно попросила с заднего «дивана» Яна Шепеленко. – Пусти-ка меня за терминал…
Юлька недоверчиво покосилась на нее, но послушно толкнула дверцу вверх и вышла.
Первым делом Яна влезла на какой-то необозначенный сервер – пароль там был двенадцатизначный, я машинально сосчитал число нажатий на клавиши. Маньяки. Даже директорат пользуется максимум восьмизначными.
– «Даймлер», говорите? – переспросила Яна, поднимая глаза от портативного экрана. – А номер кто-нибудь помнит?
– 54-063 КРД, – не задумываясь подсказала Юлька. – КРД – это Курт Риггельд.
– Спасибо.
Яна снова заколотила по клавишам. На экране возникла какая-то схема, и на нее все время накладывалась сетка, после чего изображение зуммировалось и выводилась уже часть схемы в укрупненном масштабе.
С четвертого зуммирования я наконец сообразил, что эта схема не что иное, как план Новосаратова.
Наконец изображение стабилизировалось, и на плане замигала красная точка.
– Вот, «Даймлер» Риггельда. На юго-западной окраине. Если не ошибаюсь, на автостоянке.
Я покосился на Юльку – и понял, что у нее вот-вот затрясутся губы.
– Мало ли, – поспешил встрять я. – Вдруг он решил вездеход тоже сменить?
Это я так ляпнул, наобум, потому что знал: Курт ни за что не сменит старенький дедовский вездеход даже на вот такой «Урал». Как не сменил бы я свой «Саргасс» на модерновый блин шусгаровской серии.
– А ты чего расселся? – рявкнул я на Чистякова. – Давай, гони к Новосаратову!
Яна вернулась назад, а Юлька уселась к терминалу, и лицо у нее было каменное.
«Черт! – подумал я. – А ведь она Риггельда любит! Не просто – ля-ля, три рубля. Действительно любит!»
И понял, что завидую.
Вскоре мы покинули долину Ворчливых Ключей.
Чистяков внял моему «Гони!» буквально: выжимал из «Урала» все, что можно было выжать. А выжать можно было изрядно, благо машина мощная. Я чуть ли не ощущал тугое сопротивление воздуха на такой скорости – вездеход скользил над степью, оставляя за багажником потревоженный ковыль. Позади нас даже вихри какие-то некоторое время продолжали бродить.
Наверное, степная живность пряталась и сетовала на подобных пришельцев. Промчались, траву взъерошили… Мы на чужих сетовали – когда они баламутили волжский воздух. А зверушки всякие – на нас.
Но ведь мы никого не собираемся выковыривать из родных нор и силком забирать к себе на вездеход. Мы просто промелькнем мимо вашего дома, и навсегда исчезнем. А если и не навсегда – то лишь затем, чтобы когда-нибудь снова промелькнуть и исчезнуть, не более.
Почему чужие не могли поступить так же? Промелькнуть – и исчезнуть? Как мы.
Да, наверное, потому, что мы тоже поступили бы иначе, если бы из норы какого-нибудь местного суслика вдруг высунулась антенна незнакомого нам механизма. Какой-нибудь древней тайны, которую любой мечтает разгадать. Но с которой далеко не каждому дано столкнуться…
Я вдруг отчетливо представил себе этого самого суслика, осторожно нюхающего пульт с единственной красной кнопкой. Может ведь суслик ненароком ткнуть носом прямо в красную кнопку? Наверное, может.
Но только пульты обыкновенно не попадаются сусликам, дядя Рома. Они попадаются людям. Таким как ты. Чтоб не оставалось никаких сомнений – будет эта треклятая кнопка в итоге нажата или не будет.
Я потряс головой, чтоб прогнать видение, и бедняга-суслик медленно растворился, так и не успев неосторожно ткнуться носом в опасный кругляш цвета спелой клубники.
К Новосаратову мы подъехали уже под вечер. Солнце валилось в степь, как уставший висеть на ветке апельсин.
– Вон туда, – подсказала Янка Чистякову. – На ту улочку. Как раз к стоянке выедем.
На экран терминала была выведена схема – юго-западная окраина Новосаратова. Чистяков иногда отрывал взгляд от степи за лобовым и косился на эту схему.
– Ян, – спросил он, когда до первых домов осталось около километра, – а как ты установила, где находится вездеход Риггельда?
– Считала оперативную сводку директората, – неохотно пояснила Янка. – Там есть закрытый отдел… В общем, я знаю их текущий пароль.
Чистяков недоверчиво покачал головой.
– Да как можно отследить вездеход? С орбиты – да, можно, но спутников-то уже сутки как нету!
– Это не спутниковая система, – устало сказала Янка. – В каждую машину, которую регистрируют на Волге, ставится датчик. Думаю, теперь это уже можно сказать и остаться при этом в живых.
– Нифига себе! – рассердился Чистяков. – А по какому праву? Это же незаконно!
Я фыркнул. Незаконно! Можно подумать, что для нашего директората законы писаны! Они хозяева Волги, и далекая Земля ничего бы не сумела изменить у нас, даже если бы захотела. К тому же, я точно знаю, что Земле наши мелкие дрязги до лампочки. Разве могут большую помойку интересовать дрязги маленькой и далекой?
Чистяков некоторое время переваривал янкины слова, потом, уже ровнее поинтересовался:
– А на космические корабли тоже ставится датчик?
– На кораблях он есть по определению. Автомаяк, который постоянно отсылает сигналы службе наблюдения и спасателям из ка-эс. Директорат его тоже принимает.
«Чистая правда, – подумал я. – Есть такой маячок…»
– А пароль ты откуда знаешь? – не отставал Чистяков.
Янка вздохнула.
– Да так… проболтался один хрыч из отдела «веди». По хмельному делу.
Смагин подозрительно на Янку покосился, но смолчал. Правильно, Янку только тронь – схлопочешь по первое число. Серьезная девушка.
«Урал» перестал колыхать подушкой степные травы и выбрался на кольцевую. Поворот, еще поворот, развязка, и мы на нужной улице.
Как в сущности люди консервативны! «Урал» на гравиподушке смело мог бы сигать над всеми этими объемными развязками. Так нет же, Чистяков привычно держит вездеход над трассой, как древнего колесного монстра, и даже какие-то правила движения пытается соблюдать. Интересно, это показатель цивилизованности, или наоборот дикости?
Что-то слишком меня задело отношение чужих к людям, как к неотесанным дикарям…
– Здесь! – Янка указала на площадку, почти до отказа забитую вездеходами, большею частью колесными. Площадка была совершенно безлюдной.
Чистяков прибавил мощи на подушку и поднял «Урал» повыше. Нет, все-таки замечательный вездеход! Держит четырехметровую высоту, и не скажешь, что привод захлебывается.
С минуту Костя медленно плыл над крышами старых колесных машин. А потом мы увидели риггельдовский «Даймлер».
Дверца его была раскрыта, а борт почернел от какого-то инопланетного оружия. На дасфальте валялся ручной бласт с переделанной Васькой Шумовым рукоятью и личная карточка.
Я выпрыгнул на крышу серого «Енисея»; Юлька отчаянная – прямо на дасфальт. К открытой дверце «Даймлера» мне было ближе. И я сунулся в кабину.
Интересно, чего я ожидал? Даже не знаю. Но и ничего особенного я не увидел.
– Ну, – сказал я с несколько фальшивой бодростью, – крови нет…
Юлька не ответила. Только побледнела слегка. Но глаза ее остались сухими.
– Ребята, – сообщила вдруг Янка, снова очень спокойно. – Кажется к нам гости.
И указала куда-то в зенит. Я поглядел – прямо на нас из густо-голубого к вечеру неба падала темная точка, быстро увеличиваясь в размерах.
И мне неожиданно стало очень спокойно. Едва мы въехали в пустой Новосаратов я подспудно ожидал быстрой атаки из укрытия. Вот так же и Риггельд, наверное, пытался убраться из города побыстрее, и не успел.
Если бы не Юлька – ни за что бы я в Новосаратов не сунулся.
Смагин угрюмо потянул бласт из-за пояса и полез из вездехода. Я – следом.
Если уж суждено нам все-таки столкнуться с зелененькими лицом к лицу, я предпочту разнести башку одному-двум. А получится – так и нескольким. Неужели я трусливее того же Архара? Надоело, черт возьми, прятаться, как крысе, и удирать, как кролику.
То, что валилось на нас из поднебесья, наверное вознамерилось расшибиться вдребезги. Оно и не думало замедлять падение – падение, не полет. Секунды растянулись, став удивительно долгими. Я еще успел подумать, что надо бы убраться в сторону (и это не будет бегством), а то сейчас эта штуковина грянется о дасфальт и ка-ак бабахнет!
Смагин оказался сообразительнее меня. Он сграбастал Яну, а заодно свободной рукой – и Юльку, и все они рухнули куда-то за вездеход, отгораживаясь от неминуемого взрыва. Чистяков охнул и тоже присел. И только я как последний дурак остался на ногах.
«Это» свалилось прямо на непривычно пустую дорогу. Без всякого взрыва. Просто мгновенно и беззвучно замедлилось в метре от дасфальта и неподвижно повисло. Как вездеход на включенной подушке. Было оно темно-серым, почти черным, формой напоминало помесь капли с чечевичным семечком. Размерами – в половину моего «Саргасса». В общем, всю дорогу заняло, обе полосы.
И все при мертвейшей тишине – можете себе представить? Каким-то это все представлялось жутковатым – пустой город, нечто свалившееся чуть ли не из космоса, и тишина. Гробовая.
А потом это темное-серое нечто прорастило с более тупого конца небольшой овальный люк, причем материал, из которого была сработана обшивка, просто потек и превратился в несколько ступеней. Как нагретый воск, послушный чьей-то загадочной воле. А над люком появилась надпись – на русском. Три слова.
«Добро пожаловать, капитан.»
И я сразу вспомнил, где видел этот странный угловатый шрифт. На той самой шкатулке, которую откопали мои ребятишки на острове и в которой нашелся проклятущий пульт. Только тогда на шкатулке возникла другая надпись. «Смерть или слава.» А тут – «Добро пожаловать, капитан.» К чему пожаловать? К славе? Или к смерти?
– У! – сказала Юлька, неотрывно глядя на надпись. Оказывается, она уже некоторое время стояла рядом. – Это за тобой, дядя Рома?
Я вздохнул. Черт меня побери, если пульт с красной кнопкой, корабль-гигант, из-за которого у Волги и началась вся кутерьма, и вот эта летающая штучка никак между собой не связаны!
Связаны, конечно. Но с некоторых пор, дядя Рома, ты тоже со всем этим связан. А значит, если сделал первый шаг, придется делать и второй. Подняться по этой непонятно как держащейся в воздухе лесенке и нырнуть в приглашающе распахнутый люк. Что бы там не крылось.
Да и что особенно страшное может крыться там, в чужом кораблике? После опустошенной Волги, после распыленных на атомы космолетов – что может показаться тебе, Роман Савельев, настолько страшным, чтобы как следует испугать?
И я, огибая неподвижные машины, пошел к краю стоянки. К низкой символической оградке. Спутники – в некотором отдалении – последовали за мной, напрочь позабыв о красавце-«Урале». Не смотрелся «Урал» рядом с этой незнакомой, но несомненно совершенной машиной. Как не смотрелся бы рядом с «Уралом» древний паровоз братьев Черепановых.
Я одолел три ступеньки, когда далекий гул возвестил о приближении чужих. В ничем не нарушаемой (если не считать наших шагов) вечерней тиши он звучал отчетливо и открыто, и оттого казался особенно зловещим.
Впрочем, он и был зловещим, ибо что еще кроме зла могли принести людям инопланетяне? У нас было время в этом убедиться.
38. Шшадд Оуи, адмирал, Svaigh, линейный крейсер сат-клана.
«Начинается!» – подумал Шшадд и от этой мысли чешуйки на всем теле у него встали дыбом.
Кинжальные вееры нетленных надвигались с угрожающей быстротой. Пронзительно верещал сигнал общей тревоги – долго, и лишь когда центральный веер принялся перемалывать подвижную сеть рейдеров азанни сигнал смолк. А битва началась.
Шшадд чувствовал, что она будет недолгой. Он не ошибался.
Каждый крейсер сат-клана отстрелил облачко малых кораблей, и перед каждым крейсером сгустилась своя малая оборонительная воронка. Силовые поля сплетались в сплошной непроницаемый щит – непроницаемый до тех пор, покуда у флота свайгов хватит энергии.
Флагман дал первый залп – области нелинейности одна за другой стали вспухать по самой границе веера, и адмирал Шшадд видел как нетленные задевали эти области или целиком влипали в них по мере движения веера, и один за другим светящиеся коконы схлопывались в пятнышко абсолютного мрака, чтобы через мгновение обратиться в неорганизованное вещество, а значит – во взрыв. Флагмана поддержал весь клин, и веер нетленных быстро стал щербатым.
К сожалению, лишь с самого края.
А потом на воронку свайгов обрушился удар врага. Часть крейсеров клана заволоклась ослепительно-белым заревом и генераторы силовых полей едва не захлебнулись от перегрузки – поток губительных излучений невероятной мощи обрушился на остатки клина. Премьер-адмирал Ххариз Ба-Садж торопливо перестраивал свои корабли, пытаясь сохранить видимость строя и удержать общий щит целым.
Чуть в стороне начала рваться на части сеть азанни, захлебываясь взбесившейся энергией, одна за другой ныряли в черноту небытия боевые сферы Роя, остервенело поливали беспорядочными залпами край дальнего веера нетленных уцелевшие корабли цоофт…
Центральный веер нетленных на миг замедлился, и стал величаво разворачиваться. Свет далеких звезд мерк в сиянии тысяч коротких черточек; черточки образовывали гигантский треугольник с разлохмаченными краями. Но цельности треугольник не потерял, несмотря на все усилия объединенных флотов союза.
Развернувшись, треугольник возобновил движение в сторону пересобранной на скорую руку воронки свайге.
Адмиралу Шшадд Оуи оставалось жить считанные мгновения, лишь до того момента, когда веер нанесет второй массированный удар и крейсер адмирала, пытаясь прикрыть флагмана, попадет под один из всплесков и большею частью обратится в ничто, а тот жалкий обломок, что останется относительно цельным – раскалится до температур, несовместимых с органической жизнью, и станет медленно дрейфовать прочь от битвы, к местному светилу, чтобы рано или поздно погибнуть в неистовом температурном пике его короны.
Так и не пришел адмирал Шшадд Оуи к своей почти сформировавшейся мысли – главной в его жизни – хотя не хватило ему самого последнего шага.
39. Роман Савельев, капитан, Homo, планета Волга и капитанский бот.
Внутри чужого кораблика было светло. Словно снаружи – свет ничем не отличался от дневного. Взору открылся маленький тамбур с четырьмя дверьми. Над каждой виднелась отчетливая надпись, все тем же угловатым шрифтом: «Двигатели», «Багажник», «Санузел» и «Рубка».
Я выбрал рубку.
Едва я приблизился, дверь исчезла. Точно так же как в борту корабля в ней вдруг образовалось отверстие, которое расползлось и поглотило преграду. Передо мной открылся овальный люк, почти неотличимый от люков на моем «Саргассе». У меня невольно кольнуло где-то в области сердца.
Два кресла перед подковообразным пультом. Вогнутая передняя стена – не стена вовсе, а обзорник. Впрочем, моим чувствам показалось, что стена просто прозрачная. Сбоку от входа высился узкий шкаф; как раз когда я вошел в рубку его створки сами собой приглашающе распахнулись.
Я подошел. Внутри я увидел нечто вроде вмонтированного в шкаф скафандра. Откуда-то из недр шкафа к спине и затылку шлема тянулись пучки телесного цвета проводов. Странные это были провода – почему-то они не вызывали никаких ассоциаций, связанных с электричеством.
– Ух ты! – восторженно вздохнул над ухом Костя Чистяков. Я резко обернулся – мои спутники, конечно же, были здесь. Юлька отчаянная недоверчиво озиралась перед самым пультом, Смагин и Янка держались за руки и неотрывно глядели на стену-экран (а точнее, на приближающуюся пару пятиугольных штурмовиков). Чистяков, как и я разглядывал внутренности шкафа.
«Что это такое, тысяча чертей?!» – подумал я сердито и осторожно коснулся поверхности скафандра. Наощупь он был ни теплым, ни холодным, и почему-то мне показалось, что я коснулся человеческой кожи. Я ожидал, что это касание вызовет неприятные ощущения, но вдруг мне отчаянно захотелось погладить этот странный материал, потрогать шлем, заглянуть внутрь скафандра и – капитан я или нет? – даже надеть его. Не вынимая из шкафа.
Осмелев, я развел в стороны «полы» скафандра и заглянул внутрь.
Костя присвистнул; я невольно покосился на него. Впрочем, я и сам едва удержался от удивленного восклицания. То, что походило на скафандр, на деле оказалось живым организмом, потому что я увидал самую настоящую плоть, сочащуюся сукровицей, увидел синеватые прожилки и ветвистую паутину сосудов.
Штурмовики приближались.
В следующую секунду я понял, что все обстоит как раз наоборот. Это все-таки скафандр, а изнутри он похож на живое существо. Потому что это биоскафандр, надстройка над человеческим организмом. Мостик, провешенный от бездушного корабля к живому капитану.
Ко мне.
И мне во что бы то ни стало нужно влезть в этот полуживой костюм, застегнуть его, натянуть шлем и слиться с присланным за мной корабликом. Влезть быстрее, чем штурмовики чужих успеют разнести кораблик и нас вместе с ним в мелкие клочья.
– Простите, девочки, – сказал я стал торопливо раздеваться. Догола. У Юльки поползли вверх брови, но она смолчала, а Янка, кажется, нисколько не удивилась. Только одобрительно кивнула.
Костя поперхнулся очередным вопросом. А я, словно проделывал это уже сотни раз, повернулся к скафандру спиной, и скользнул в штанины сначала одной ногой, потом другой. Прикосновения к подкладке-плоти я вообще не почувствовал.
Теперь руки. Левая. Правая. Шлем опускается на голову сам собой, и сам собой застегивается шов на животе и груди.
А в следующий миг в тело впиваются тысячи игл, я на мгновение умираю, и тут же воскресаю, а время останавливается.
Здесь были все. И Мишка Зислис – офицер-навигатор, и Суваев – офицер-аналитик, и Фломастер – офицер-канонир, и Ханька, и Риггельд, и Хаецкие, и Мустяца с Прокудиным, и еще сотни и сотни волжан. Чуть ли не все. Даже Феликс Юдин был здесь. Однако это были не только мои старые друзья и недруги. Это был мой экипаж, а сам я лишь на малую частичку оставался Романом Савельевым, экс-старателем с Волги. Я был кораблем, и корабль был мной, и кроме того – Зислисом, Суваевым, и всеми-всеми-всеми. Я видел и знал, все, что происходило со мной сейчас, и все, что происходило со мной миллионы лет назад. И еще – я знал больше остальных, потому что был капитаном. Мозгом. Той малой сущностью, которая принимает большие решения. Без меня корабль не покорился бы и тысяче операторов с любым уровнем доступа.
У Волги кипел бой – чужие из Ядра крушили оборону «наших» чужих. И тянулись ко мне-кораблю. Это следовало пресечь. И я начал пресекать, а экипаж меня умело поддерживал.
Штурмовики, пытающиеся атаковать капитанский бот, я прихлопнул походя, как комаров. Не так уж это было и сложно. Потом позаботился о неинициированной части экипажа – четверке, которая недавно вместе со мной взошла на борт моего личного кораблика. Все четверо станут офицерами высших ступеней в корабельной иерархии. О них стоит позаботиться… Да и Риггельд будет рад. Юльке. Это я знал точно, хотя нельзя сказать, что я проник в мысли Курта Риггельда. Скорее, я услышал его чувства.
В общем, я отрастил еще два кресла и усадил всех, чтоб не ушиблись, когда бот будет швырять на виражах. В атмосфере бот всегда швыряет. Да и перегрузки – это моему телу в биоскафандре все равно…
И – вверх, вверх, прочь от поверхности, к древнему кораблю, который теперь был мной и волжанами. Одновременно.
Крохотная пылинка – капитанский бот – молнией пронзил волжский воздух, оставляя могучий инверсионный след. Завис над носовой частью крейсера – необъятного, как планета. А потом ринулся к обшивке, словно хотел расшибиться вдребезги.
Но, конечно же, ничего со мной не случилось. Корабль втянул бот-пылинку, как лужица ртути втягивает отдельную капельку. Втянул, и передал в область командных рубок. Кстати, мой заклятый враг Феликс Юдин сейчас занимался именно внутренним транспортом, но он не мог сделать мне ничего плохого, потому что я был им, а он – мной, а вместе мы были кораблем. Могучим звездным крейсером.
Бот достиг капитанской рубки, соприкоснулся с ее стенами и быстро слился с ними в единое целое. Изумленные Юлька, Чистяков, Смагин и Яна, не вставая из кресел, вдруг оказались вместо маленького кораблика в просторном сферическом зале, окруженном звездами и искорками вражеских кораблей.
А я окунулся в битву.
Это была славная битва.
40. Ххариз Ба-Садж, премьер-адмирал, Svaigh, флагманский крейсер сат-клана.
Премьер-адмирал сат-клана Свайге, не отрывая глаз от экранов, откинулся в кресле.
Он понял, что умрет в ближайшее время. От боевого клина, доверенного ему Галереей, осталось всего шесть кораблей. Флагман и пять крейсеров. Четверть от первоначального числа. Ну, возможно еще мелкие боты с выносными генераторами где-нибудь в сторонке болтаются. Хотя, нетленных всегда отличала дотошность – они уничтожали все до единого корабли противника, даже самые малые, и никогда не брали пленных.
Не в лучшем положении пребывали и союзники: Рой потерял все корабли, кроме трех; азанни распылились и понять что же осталось от их крыла не представлялось возможным; разрозненные группки кораблей цоофт еще трепыхались меж двух кинжальных вееров, но слепому было видно, что нао их сочтены.
Что касается а'йешей – Ххариз Ба-Садж склонялся к мысли, что их силы в этой области пространства уничтожены полностью.
Исполинский корабль Ушедших безучастно висел в атмосфере, игнорируя разразившуюся вблизи Волги локальную бурю. К сожалению, не справились эксперты союза с боевыми секретами исчезнувшей расы.
У премьер-адмирала не было даже связи с Галереей, чтобы оповестить Вершителей расы о полном провале операции по захвату и изучению техники Ушедших. Бесценная находка ускользнула из рук, хотя ее удалось коснуться. Только коснуться. А тот факт, что она оставалась заклятым врагам в качестве боевого трофея, не оставлял никаких иллюзий относительно будущего.
Будущее представлялось Ххариз Ба-Садж мрачным.
Впрочем, лично у него и его солдат будущего просто не было.
Один из вееров нетленных развернулся к планете и ринулся в атмосферу, туда, где застыл корабль Ушедших. Остальные два перегруппировывались, чтоб с нового захода окончательно разметать недобитые остатки флотов союза.
Ххариз Ба-Садж настроился достойно встретить смерть, прикрыл глаза, и до отказа развернул гребень. Он давно приготовил себя к этому мгновению, хотя втайне надеялся, что оно никогда не наступит.
Но смерть почему-то медлила. Невнятное восклицание ординарца заставило его открыть глаза.
Происходило нечто странное. Корабля Ушедших больше не было в атмосфере Волги. И веера нетленных там уже не было – весь экран занимал чудовищный спиральный смерч, постепенно расползающийся вширь. А безучастный гигант, непонятным образом вознесшийся в открытый космос, занимался тем, что добивал оба веера нетленных и случайно подвернувшиеся разрозненные корабли союза.
В мгновение ока нетленных не стало – бестелесный вакуум подернулся почти физически ощутимой рябью, и тысячи светящихся черточек померкли. А потом эта призрачная рябь исчезла, и флагман основательно тряхнуло, словно он находился не в вакууме, а в атмосфере планеты.
– Мать-глубина! – вырвалось у Ххариз Ба-Садж. Но уже в следующее мгновение он взял себя в руки и заорал в интерком:
– Эксперты! Что происходит, огонь вам в чрево?
Физики эксперт-подклана отозвались немедленно:
– Мы озадачены, мой премьер. Такое впечатление, что техника Ушедших способна на некоторое время менять мерность пространства. Физическое тело не в силах пережить подобное. Это удар по основам основ, и мы плохо представляем, какие нужны знания, чтобы это осуществить.
Премьер-адмирал возбужденно задергал гребнем. Получилось! Все-таки получилось! Ученые на борту крейсера Ушедших в последний момент сумели задействовать боевые системы. Жаль только, что удар частично пришелся по своим…
– Связь с учеными на борту этой штуковины есть?
– Нет, мой премьер. Но перед самой битвой пришла короткая депеша от премьер-физика.
Ххариз вспылил:
– А почему я об этом ничего не знаю?
– Битва, мой премьер. Мы полагали, что уже являемся покойниками, а зачем покойникам свежая информация?
Если эксперт-подклан счел флагманский крейсер уничтоженным, а крейсер до сих пор жив, значит произошло чудо.
Без особого напоминания эксперты странслировали злополучную депешу в адмиральскую рубку. Ххариз повернулся вместе с креслом к выросшему у самого пульта проекционному стволу.
В стволе, тяжело дыша и горбясь, возник премьер-физик сат-клана Вайра Т'Ромес. Он держался за бок и нервно поглядывал через плечо.
– Готово, – прозвучал чей-то сдавленный голос из-за пределов видимости, и Вайра пристально взглянул прямо на адмирала. Во взгляде его боролись друг с другом паника и осознание собственного смертного приговора.