Смерть или слава Васильев Владимир
Это было попросту невозможно. Тело такого размера телеметристы засекли бы еще за орбитой Луны, но по данным телеметрии к Волге вообще никакие тела и не думали приближаться. А появление гостя на головном экране означало что он невидим для приборов дальнего обнаружения и что скоро он станет заметен любому зрячему волжанину. Правда, заметен не из Новосаратова: гость, похоже, намеревался снижаться точно над центром единственного континента.
Бэкхем уже стряхнул оцепенение и срывающимся голосом вызывал патрульные ракетопланы.
Покачав головой, Зислис некоторое время понаблюдал за эволюциями светлого пятна на экране.
– Если я что-нибудь в чем-нибудь понимаю, он переходит в горизонталь. Правда, чересчур плавненько.
– В горизонталь? – недоверчиво переспросил Веригин. – На такой скорости?
– Скорость он гасит. Да и не в скорости дело.
Зислис оторвал взгляд от экрана и в упор поглядел на Веригина.
– Что-то мне подсказывает, Лелик, что этой штуковине скорость не помеха. Даже на горизонтали.
Веригин сдавленно промолчал. Девочки-телеметристки трещали клавишами, как угорелые, и Зислис сразу заподозрил очередные новости.
Так и есть: телеметрия засекла еще одного гостя. Размером поскромнее, но тоже не маленького. Идеально очерченный тор, слабо мерцающий на фоне звездной россыпи.
– Твою мать!!! – заорал Суваев вскакивая. Секунду он стоял у своего пульта, потом схватил со спинки кресла куртку и опрометью бросился к выходу.
– Э! Э! – запротестовал Бэкхем, начальник смены. – Ты куда?
Суваев замер, уже в дверях. Обернулся.
– Сначала домой, за семьей. А потом – на космодром.
Все в сухопаром американере – от голоса до позы – выражало демонстративный протест поведению подчиненного. Как старший Бэкхем не мог допустить, чтобы смена разбегалась. Да еще в такой горячий момент.
– Оператор Суваев, вернитесь на рабочее место!
Официальный Бэкхем выглядел жалко, если честно. Но Суваев сейчас не испугался бы и Тазика.
– Место? – рявкнул он зычно. – Какое, ядрить, место? Вы знаете что это? – Суваев ткнул пальцем в материализованный телеметрией бублик на экранах и скользнул взглядом по коллегам, рассредоточенным по всему залу. – Не знаете? А я знаю. Это линейный крейсер свайгов.
И Суваев стремительно выбежал за дверь.
4. Юлия Юргенсон, старатель, Homo, планета Волга.
Юльку отчаянную знали везде. По всей Волге. А уж на космодроме ее знал и боготворил каждый ангарный пес, потому что собак Юлька любила сильнее, чем людей.
Впрочем, космодромная братия Юльку тоже любила. Даже двинутые на прыжках с парашютом ребята с Манифеста.
Сейчас Юлька направлялась именно на Манифест. Серые пузыри космодромных модулей остались далеко на западе; вместо траченной маневровым выхлопом земли под ногами шумела нетронутая трава. Манифест, старый аэродром, прибежище фанатов-парашютистов. Неизвестно отчего, но на Волге каждый двадцатый становился фанатом-парашютистом, и от желающих приобщиться к старинному виду спорта не было отбоя. Зубры Манифеста быстренько организовали платные прыжки и обучение новичков. Нельзя сказать, чтобы Манифест приносил особую прибыль: все денежки без остатка съедались ценами на горючее для двух архаичных бипланов и винтокрылого монстра «Шмель-омега». Кроме того, эти атмосферные летуны периодически требовали ремонта и запасных частей, которые ввиду антикварности тоже стоили немало. Кроме того, каких-то денег приходилось платить тройке авиатехников и двум пилотам, потому что авиатехники и пилоты, как и всякий живой индивидуум, иногда испытывали голод и жажду, а кормить бесплатно на Волге перестали сразу же после возведения шпилястых корпусов директората. Причем голод голодом, но жажда у этих наземных авиаторов порой принимала такие колоссальные формы, что пилоты и техники наутро просто не в состоянии были явиться на летное поле, и за штурвал приходилось сажать кого-нибудь постороннего. Та же Юлька-отчаянная довольно часто пилотировала бипланы и винтокрылого монстра «Шмель-омега». Просто так, из желания полетать на древних аппаратах.
За это Юльку любили на аэродроме еще сильнее.
Плосковерхая, с зубцами, похожая на большую шахматную ладью башня Манифеста вставала прямо из травы. Вокруг ютились низенькие домики, больше походившие на бараки, где маньяки-парашютисты вечерами после прыжков глушили водку и распевали песни. За башней располагался бар «Медуза» (Юлька сначала удивилась, у воздушного люда – и вдруг морское название, но потом выяснилось, что медузой называется какой-то особенный причиндал для парашюта) и волейбольная площадка, а еще дальше – автостоянка. Машины с гравиприводом обыкновенно жались ближе к бару, а колесные беспорядочным стадом застывали в кустах ракит и плакучей жимолости. Ночью в жимолости орали соловьи и пересмешники, даже развеселые горластые песни гуляющих прыгунов их не пугали.
Чуть в стороне от башни вдоль кромки летного поля выгибались лоснящиеся спины куполов над ангарами-капонирами, прибежищем летной техники.
На этот клочок целины у самого Новосаратова никогда не садились звездолеты – им хватало пыльного простора космодрома. Сюда не садились планетолеты старателей и стратосферные джамперы-ракетопланы патруля. Даже Юлька, свой человек на Манифесте, не позволяла себе сажать кораблик, гордо зовущийся «Der Kenner», «Ценитель», на дикие травы старого аэродрома. Всегда снижалась на границе посадочной зоны частного сектора и к башенке прыгунов топала пешком.
Как сегодня.
– Спортсмены, записавшиеся на восьмой взлет приглашаются на старт… – донес ленивый ветерок. Юлька ускорила шаг.
«Шмель-омега» с открытой задницей-рампой лениво вращал винтом на старте. На дорожке перед башней нестройной толпой переминались местные завсегдатаи; от разноцветных пестрых комбинезонов рябило в глазах. На верхушках шлемов у некоторых диковинными гребнями торчали трубки видеообъективов – Юлька сразу поняла, что прыгать собираются зубры, ГА-шники. Воздушные акробаты. Которые перед раскрытием из собственных тел и конечностей составляют разнообразные фигуры и комбинации фигур. С поверхности все это выглядело весьма впечатляюще, при условии, что наблюдатель обладал достаточно острым зрением или, на худой конец, широкоугольным телевиком. Сейчас народ ждал, пока воздух над аэродромом очистится. А пока воздух над аэродромом цвел десятком выпуклых полусферических куполов, а где-то далеко на востоке трудолюбиво жужжал биплан.
Перворазников всегда бросали на полусферических куполах с принудительным раскрытием. Примерно треть из перворазников забывала отключать автоматику запаски после раскрытия основного, и с какого-то момента падала под двумя куполами, похожими на развалившиеся створки морской раковины такураллии. Сходство усиливалось тем, что купола запасок обычно были светлее ткани основных; а у такураллий одна из створок всегда грязная – та, что погружена в ил. Красивое зрелище, думала Юлька, но зубры-акробаты почему-то отпускали в адрес таких незадачливых прыгунов-«моллюсков» язвительные замечания.
Юлька ступила на дорожку и помахала рукой. Ей замахали в ответ, и со старта, и с площадки перед башенкой, где на креслах или просто стоя дожидался своей очереди парашютный люд. Громкоговоритель усталым голосом Ирины Тивельковой призывал:
– Костя Зябликов, срочно подойди на Манифест. Костя Зябликов, срочно подойди…
С Юлькой здоровались, перемигивались, кто-то уже тащил ее к освобожденному креслу; Юлька, смеясь, упиралась: ей нужно было подняться в башенку, на самый верх, в стеклянное гнездо Ирины, откуда велось наблюдение за прыжками.
Одного из перворазников принесло к самой границе поля; он быстро опускался к колышущейся траве, безучастно повиснув на стропах.
– Ноги вместе! Ноги вместе! – хором заорали со старта.
Перворазник встрепенулся, свел ноги и волей-неволей принял приемлемую для благополучного приземления позу. Старт придирчиво пронаблюдал за касанием; перворазник, не забывший, кстати, вовремя отключить автоматику запаски, снизился, взъерошил траву, не удержался на ногах и упал, но купол погасил удачно и по земле его не протащило ни метра. Руки-ноги он явно сохранил в целости, и получил со старта несколько одобрительных реплик вкупе с мнением, что «из этого будут люди».
Мало помалу небо очистилось, перворазники под парными и одиночными куполами приземлялись, собирали парашюты в охапки и сбредались в обнимку с этими текучими комами к старту. Два инструктора шли по полю, поддерживая парнишку, который заметно хромал, а здоровый перворазник тащил за ними следом сразу три купола. Два темных и один посветлее.
Пора было уже объявлять очередной взлет, но громкоговоритель молчал. Народ на старте нетерпеливо поглядывал на стеклянное гнездо Ирины.
Юлька поднялась наверх и толкнула подпружиненную дверь. Гнездо Ирины пронизывал хрустальный, чудившийся плотным и материальным дневной свет; его очень хотелось потрогать, и так и казалось, что ладони вот-вот ощутят что-то прохладное и упругое.
– Эй, на бом-брамселе! – зычно заорали снизу. Казалось, что вот-вот задрожат несчастные стекла. – Взлет давай, да-а?
Ирина неотрывно разглядывала некую точку в пространстве; Юльку она вроде бы и не заметила. Еле заметно склонив голову, Ирина Тивелькова внимательнейшим образом вслушивалась в чьи-то переговоры. Расположенный где-то под столом репродуктор исходил голосами. Интонации и скороговорка очень напоминали репортаж с финального баскетбольного матча.
– Бэкхем, Купцевич, я его вижу! Прет на восток, к побережью, высота – около двенадцати. Боже, ну и инверсия!
– Представляю, какая начнется свистопляска в центральных районах!
– В центральных? Да там и поселений-то нет.
– Дурень, я о бурях. Он же атмосферу баламутит…
– А-а-а… Верно.
– Он снижаться не перестал?
– Нет. Если не будет маневрировать, снизится к самому океану, за Фалагостами.
Юлька, сдвинув брови, прислушивалась. Снаружи нетерпеливо покрикивали заждавшиеся парашютисты. Вдруг в гул переговоров вплелся близкий и отчетливый голос пилотов «Шмеля».
– Ир, ну чего там? Чего тянешь?
Ирина очнулась, потянулась к переговорнику местной связи и посоветовала:
– Ребята, послушайте-ка волну наблюдателей космодрома.
В тот же миг кто-то на космодроме истошно завопил:
– Вот! Глядите! Он уже виден!
– Где? Где?
– На западе, где же еще?
Ирина обернулась и поглядела на запад. Юлька тоже. Далеко-далеко, у самого горизонта, на фоне умопомрачительной голубизны волжского неба чернела продолговатая черта; черту обнимал светлый расползающийся шлейф. Похоже, к Манифесту спешила буря. Торнадо, смерч, или еще какая напасть.
Давно на Волге не случалось бурь.
– Да что это такое, мама дорогая? – растерянно спросила Ирина и невпопад поздоровалась: – Здравствуй, Юля.
– Привет, – отозвалась Юлька, не отрывая от горизонта заинтригованного взгляда.
Буря с запада накатывалась так стремительно, что вскоре стала заметна не только с башни – парашютисты на старте поутихли, перестали орать и выбежали метров на сто в поле, чтоб удобнее было смотреть. Чтоб строения обзор не закрывали.
А небо на западе исходило вихрями. Бурлил воздух. Взбешенная атмосфера расцветилась всеми красками, от фиолетовой до густо-вишневой, текучие клубы, похожие на концертный дым, вырывались из эпицентра и отвоевывали у ровной голубизны кусочек за кусочком.
И это пугающее великолепие распространялось по небу с ошеломляющей скоростью. Только что было безобидной черточкой на горизонте – и вот уже заняло полнеба.
А потом в самой гуще вихрей вдруг наметился просвет, и там мелькнуло что-то темное, осязаемо плотное; постепенно просветов становилось все больше, вихри и клубы оттеснились к горизонтам, а в небе над Манифестом распласталось что-то огромное, что-то застившее солнце и бросившее на окрестности аэродрома необъятную тень. Оно походило на гигантский летающий город, только вместо миллионов огней оно было испещрено миллионами темных точек. Более темных, чем основное тело вторгшейся в небо Волги неизвестности. И оно летело на восток, быстро-быстро.
Юлька поглядела на летное поле – трава волновалась и кипела на ветру, парашютисты разбежались, кого-то сбило с ног. Легкий «Шмель» развернуло и влекло вдоль дорожки, тащило по растрескавшемуся покрытию; винт вертолета вращался натужно судорожно, дергал лопастями. Заросли вокруг домиков, обиталище соловьев и пересмешников, кто-то словно причесал невидимыми граблями и безжалостно придавил к грунту.
А башня Манифеста стояла, как ни в чем не бывало. «Крепко же ее возвели! – подумала Юлька растерянно. – А что сейчас с „Ценителем?“
Гигант проносился над аэродромом добрых три минуты. А потом в небе остался только белесый инверсионный след, совершенно необъятный и выглядящий как разлохмаченный шарф местного атланта. Беспорядочные порывы ветра утрачивали былую свирепость. Застрявший в кустах «Шмель-омега» перестал бешено раскачиваться и скрипеть. Винт его намертво заклинило, двигатель заглох, а из кабины осторожно выбирались очумелые пилоты.
– Hol's der Teufel! – пробормотала Юлька. – Что это было, Ирина?
Тивелькова наконец оторвала взор от неба за стеклом своего гнезда.
– Что? Я думаю, это корабль чужих.
Юлька хлопала глазами. Господи, да что понадобилось чужим на Волге? Или, опять свайги за бериллием пожаловали?
Рация продолжала транслировать разговоры на космодромном посту и голоса пилотов патруля.
– Пятый, что гость?
– Снижается. Он уже над океаном. Да, и скорость его стремительно падает.
– Как океан? – поинтересовался кто-то.
– Штормит, – коротко ответил патрульный. – Потрясающее зрелище. Жаль, Фломастер не видит, он бы оценил.
– Крейсер свайгов не снизился?
– Нет, висит в ближнем космосе. Кажется, он просто наблюдает.
– Наше счастье… – проворчал тот, кто только что интересовался состоянием океана.
– Свайги! – встрепенулась Ирина. – Ну, точно, опять бериллию желают!
Юлька с сомнением покачала головой.
– Я знаю, у них огромные корабли. Но не такие же! Этот больше некоторых астероидов из внешнего пояса, ей-ей! Да и слышала, что они говорят? Свайги на орбите остались.
– А это тогда кто?
– Ты у меня спрашиваешь? – вздохнула Юлька. – Откуда мне знать, а Ир?
Тивелькова потянулась к радиомикрофону; по Манифесту разнесся ее голос, усиленный электроникой:
– Народ, я думаю самое время расползаться по домам. Заваривается каша, и тут явно замешаны чужие. Костя Зябликов, подойди же в конце концов на Манифест!
Юлька спохватилась:
– Пойду-ка я к своему кораблю…
– Погоди, – Ирина встала и защелкала чем-то на пульте. Светящие глазки гасли целыми секциями. – Я тебя подброшу. Мне все равно мимо космодрома.
– Я подожду у твоего вездика, – сказала Юлька. Ей почему-то очень захотелось наружу, под открытое небо.
Внизу она чуть не столкнулась со спешащим и озабоченным Зябликовым. Зябликов был упакован в ядовито-желтый комбинезон воздушного акробата.
– Привет, – бросил Костя впечатленно. – Видала, а?
И помчался вверх, к Ирине.
– Видала, – вздохнула Юлька ему вслед. – Все видала.
Ирина и Зябликов спустились минут через пять. На космодроме они оказались еще через пять. Юлькин «Der Kenner», похожий на двадцатиметровый бумеранг, крепко и надежно стоял на опорах. Но Юлька заметила: под крылом, обращенным к востоку, опоры на добрую пядь ушли в слежавшуюся, а значит очень плотную землю.
«Ветер», – поняла Юлька и внутренне содрогнулась, прикинув его силу.
До ее заимки было двадцать минут лету. Предстартовый тестинг и разгон занял вдвое меньше.
Еще сверху она заметила на посадочном пятачке знакомый овал савельевского «Саргасса».
5. Роман Савельев, старатель, Homo, планета Волга.
Юлькин «бумеранг» ни с чем не спутаешь. Я выскочил из корабля и, заслонившись ладонью от назойливого света, глядел как она снижается. Снижалась Юлька отчаянно и лихо – не зря прилипло к ней прозвище. Торможение начала километра за полтора до площадки, но ее «бумеранг» строили с учетом атмосферной аэродинамики, так что косые полосатые крылья работали в полную силу. Села она мастерски, погасив горизонтальную скорость коротким маневром – задрала нос «бумеранга», одновременно касаясь площадки задними опорами.
Я вышел из шлюза. В крыле «бумеранга» открылся овальный люк и я увидел Юльку Юргенсон, старателя и пилота, владелицу одного из семи частных звездолетов Волги.
– Ты видал? – без всякого приветствия начала Юлька. – Видал эту штуковину?
Почему-то я сразу понял – о чем она, и мрачно кивнул.
Отчего мрачно? Да оттого что это именно я, а не кто-нибудь другой позавчера нажал на красную кнопку. Кнопку, единственную на загадочном инопланетном приборе. Увидеть связь между нажатием этой кнопки и визитом звездного корабля чужих нетрудно. Когда я перехватил космодромные переговоры и убедился, что громадина идет точно на мою заимку, я тотчас прыгнул в «Саргасс» и дал деру. Я уже представлял гигантский кратер у подножия Каспийских гор – не то от оружия призванного демона, не то от падения его же. Впрочем, зачем ему падать и разбиваться, демону?
Но я ошибся – корабль чужих прошел над моей заимкой, ничего не повредив. Над заимкой, над горами, над побережьем. И тогда я догадался, что он летит на мой островок. И связался со Швеллером.
А теперь эта громадина зависла над моим островком, и ни с места. Уже минут десять. А то и больше, я наблюдал за ней через сателлита, пока не заметил снижающуюся Юльку.
– Боюсь, Юля, это из-за меня, – скорбно сказал я и поморщился, до того по-дурацки это прозвучало.
Юлька с сомнением уставилась на меня. Она явно решала – не повредился ли я умом от излишних треволнений? Понять, что эта штука пройдет как раз над моей заимкой было нетрудно, если она точно отследила полет корабля чужих.
– Из-за тебя? – переспросила она. И, видимо решив, что я еще не окончательно сбрендил, потребовала: – Объяснись.
Я вздохнул. Слава богу. Она не стала крутить пальцем у виска или ласково спрашивать у меня как я себя чувствую. Она поверила – если я произнес эти невозможные с точки зрения любого волжанина слова, значит за ними что-то стоит.
– Позавчера вечером я откопал… не сам, конечно, откопал, орлы мои откопали, запаянную в пластик шкатулку. Я так думаю, мейд ин чужие. И очень, думаю, старую. Я ее открыл.
– Псих, – прокомментировала Юлька. – Но ты продолжай, продолжай…
– Там был пульт. Вроде дистанционки к «кротам» и «гномам». Только кнопка всего одна. И, ясен пень, красная.
– И ты, ясен пень, ее нажал, – без тени сомнения сказала отчаянная. – Ты точно псих, Рома.
– А что мне оставалось? – огрызнулся я без всякой злобы. – Ты бы не нажала?
– Нажала бы, – спокойно уверила меня Юлька. – Я же отчаянная.
Я нервно поскреб подбородок.
– Ну, и что думаешь? Сегодняшний визит и моя находка связаны? Или нет?
– Скажи-ка, – поинтересовалась Юлька. – А шкатулку ты откопал на большой заимке? Или на островке?
Я изумленно уставился на нее.
– Ты знаешь?
Юлька фыркнула.
– Что я – полная дура по-твоему, что ли? Думаешь, у меня нет левых заимок?
– А есть? – дурак-дураком спросил я.
– Две.
Ну, Юлька! Ну, дает! Но осторожность моя всем известная, тут же подвигла на уточняющий вопрос:
– А кроме тебя кто-нибудь знает?
– О чем? – Юлька хитро глядела мне в глаза, и взгляд ее тем не менее оставался невинным-невинным. – О моих заимках или о твоей?
Я помялся.
– Ну, и о твоих тоже.
– Думаю, знает. Ты не проводил сравнительный анализ породы на Каспии и на островке?
– Проводил, конечно…
– И, думаешь, в фактории не заметили, что ты таскаешь руду вовсе не с Каспия?
Я даже рот раскрыл. Господи, ну и балбес же я. Кстати, и патрульник я, строго говоря, не в первый раз увидел со своего островка. Так что, выходит моя тайна – вовсе не тайна? Но почему же тогда директорат молчит?
Хотя, постойте… Директорат ведь тоже платит налоги. С каждого рудника на планете. И довольно высокие. Значит… левые заимки выгодны и директорату. Руду они продают, а налогов не платят. Тля, умник! Мечтатель, тля!
Я тоскливо вздохнул. Выходит, с Луной моя задумка накрылась. Точнее, в том виде, в каком я ее просчитывал – накрылась.
– Судя по твоему несчастному виду, и по тому, что эта штуковина зависла над… ну, в общем, зависла в известной нам точке над Фалагостами, шкатулку ты откопал именно там, – констатировала Юлька. – Что ж. Картинка стройная, хотя я бы не взялась утверждать на все сто, что это ты призвал в гости чужой звездолет.
Я промолчал.
– Пошли в купол, – проворчала Юлька. – Торчим тут, как три тополя…
– Два, – поправил я.
– Какая разница…
Мы подошли к шлюзу, и тут я заметил на сером спектролите колпака темно рыжее расплывчатое пятно. Знаем мы эти пятна… И знаем, отчего они возникают.
От выстрела из бласта навылет. Кровь толчком выплескивается из прожженного канала. Наверное, у меня сделался очень красноречивый взгляд. Юлька на меня покосилась, набирая входной код.
– Чего уставился? К тебе гости, что ли, не ходят?
– Ходят, – пробормотал я. – А с сегодняшнего дня еще и летают…
Шлюз с шипением отодвинул бронеплиту и убрал перепонку.
– Входи… Рома, – со вздохом пригласила Юлька.
Я вошел. Все еще под впечатлением внезапно открывшихся вещей. Ну, Юлька, ну, проныра! Ничего от нее не скроешь.
Внутри я сразу же повалился на диван, а Юлька принесла бутылку сухого.
– Ого! – удивился я. – А по какому поводу?
Вино, понятно, стоило на Волге приличных денег. Куда дороже пива. Но Юлька любила вино, и некоторый запасец у нее всегда имелся. Иногда она и меня угощала, чаще всего после бурной ночи в этом самом куполе. Во-он там, за занавесочкой, на просторном юлькином ложе, куда можно друг подле друга втиснуть человек двадцать нормальной комплекции. Правда, последние пару месяцев таких ночей не случалось, а Юлька подозрительно много времени проводит с Куртом Риггельдом.
– Повод простой, – объяснила Юлька с леденящим душу спокойствием. – Что-то подсказывает мне, что нам вскоре придется улепетывать с Волги во все лопатки и ускорители.
– Чужие? – догадался я.
– Конечно! Ты слышал переговоры? Там еще крейсер свайгов на орбите торчит. Мне кажется, он там не в одиночестве.
М-да. Логично. Если вслед за необъятным гостем притащился крейсер свайгов, значит жди целый флот. Знаем, читали хроники. Сожжение Рутании, бой в системе Хромой Черепахи… Теперь там только пыль клубится. Много-много лет подряд. И звездные корабли – человеческие, по крайней мере – обходят эти районы космоса далеко стороной, предпочитая дать солидный крюк, но не влезть в зону какого-нибудь неведомого излучения.
Юлька разлила вино по высоким бокалам и вдруг спохватилась:
– Кстати! А не послушать ли нам космодром?
Она опрометью метнулась в рабочий отсек и завела трансляцию со своего «бумеранга» на акустику купола.
Я чуть не оглох. Сразу же.
– …цать пять кораблей! Двадцать пять! Это же целый флот, ядри вас всех направо и налево!!!
– Успокойся, Стив, двадцать пять – это еще не флот. У Рутании воевали без малого четыре тысячи.
– Спасибо, успокоил! – не унимался Стив (кстати, я узнал его: американер Стивен Бэкхем, служащий космодрома, редкий, надо сказать, зануда). – Чтоб распылить Волгу хватит и трех крейсеров!
– Кто это тебе сказал? – насмешливо осведомился незнакомый голос.
– Суваев сказал, – проворчал Стив. – Он у нас спец по свайгам.
– Надо же! – хмыкнул собеседник с неприкрытой иронией. – Спец! Оказывается, у нас есть спецы по чужим?
Тут вклинился кто-то явно из директората:
– Прекратите болтовню на канале!
Голос был брюзгливый и показушно озабоченный.
– С нами пробовал кто-нибудь связаться? Я имею в виду… э-э-э… гостей.
– Нет, – коротко, и, кажется, неприязненно ответил Бэкхем. – Кстати, звездолеты директората готовы к старту.
– Отлично. Если будет попытка связаться, немедленно переключать на закрытый канал! По приоритету «экстра».
– Понял, – так же коротко отозвался Бэкхем. – Что нибудь еще, сэр?
– Сэр! Какой я тебе сэр? Дежурь давай, и не задавай идиотских вопросов.
Юлька, слушавшая все это с бокалом в руке, тихонько присела на диван.
– Все ясно. Директорат готовится смотаться с Волги. Звездолеты-то их уже под парами, – заявила она убежденно.
– Твой, между прочим, тоже под парами, – заметил я пригубив вино. Несмотря на ситуацию, я еще был в состоянии получать удовольствие от вина. Прекрасного, надо сказать, вина. «Траминер Офелии», двенадцать спирта, полтора сахара, в меру приглушенный букет полевых трав с легкой примесью тонов меда и подсолнечника.
– Как и твой, – Юлька по обыкновению не осталась в долгу. – На их месте любой бы разводил пары. Любой, у кого имеются мозги, а у директората мозги имеются, можешь не сомневаться. С совестью – да, туго, но не с мозгами.
Тут она права. На все сто. Я вздохнул. И мы стали слушать дальше.
В общем, у Волги, как это водится у чужих – вроде бы из ниоткуда вынырнул небольшой флот. Двадцать четыре крейсера, похожих на исполинские бублики и еще один бублик, малость вытянутый, эдакий гигантский эллипс. Флагман, превышающий размерами обычные крейсера почти вдвое. Все они рассредоточились вблизи Волги по сложной системе взаимоперекрывающихся орбит.
А суперкорабль, появившийся первым, неподвижно висел над моим островком. Кажется, флот свайгов пас именно этого пришельца. Пока пас без единого выстрела – или чем там обмениваются звездолеты чужих в бою?
А потом кто-то вызвал меня по внутреннему каналу. Вызвал терминал «Саргасса». А сделать это возможно было только из моего купола.
Изумление мое переросло всякие пределы, а вместе с изумлением во мне медленно стала закипать злость. Опять гости, е-мое! Ей-право, надо ставить охранку, да не простую, а с самонаводящимися бластами, чтоб любого чужака сжигали в пепел к чертям собачьим. Без предупреждения. Нечего соваться на частную территорию!
Я настучал на Юлькиной клавиатуре пароль, и на экране возникла хорошо знакомая мне рожа. Некто Плотный, в миру – Феликс Юдин. Бандит и убийца, не заработавший за всю жизнь ни копейки. Он умел только отнимать и убивать. И дружки его – тоже. Меня его банда до сих пор не трогала. Везло, наверное.
– Ты удрал, Сава, – с угрозой сказал Плотный.
Терпеть не могу, когда меня называют Савой.
– От кого?
– Ты удрал, скотина! – Плотный грохнул по пульту рукоятью бласта. – Вместе со своей скорлупкой удрал. Кто тебя предупредил?
Я не успел ответить – Юлька прервала связь. Я вопросительно взглянул на нее.
– Наши корабли, – сказала она с неприкрытой тревогой. – Представь, сколько людей сейчас мечтают убраться с планеты?
Черт возьми! Быстро Юлька соображает. Действительно, сколько? Да сколько есть на Волге – столько и мечтают. А кораблей, как известно, – раз, два, и обчелся.
– Взлетаем, Рома, – Юлька вскочила и заметалась по куполу, что-то собирая. – Помоги мне, и бери только жратву.
Она швырнула мне пластиковый пакет-заплечник.
– У тебя как с горючим?
– Почти под завязку, – угрюмо ответил я, приседая у холодильника. – В четверг заправлялся.
– Это хорошо, – сказала Юлька. – А у меня только полдозы.
Я покосился на нее. На что она, черт возьми, намекает? Что придется уходить отсюда своим ходом, на наших скорлупках? А, впрочем, что нам останется, если чужие действительно разнесут Волгу на атомы и при этом не тронут нас?
– Снимем контейнеры с твоего, – предложил я. – Мой быстрее, и вообще понадежнее.
– Наверное, – согласилась Юлька. – Только не сейчас. Сначала облетим заимки, сколько успеем. И братцев-летунов нужно предупредить, причем всех. Да что ты копаешься, Ром, выгребай все подряд, кроме уже откупоренных!
Банки как попало рушились в пакет.