Смерть или слава Васильев Владимир

13. Шат УУ, канонир шагающего танка, Shat-Tzoor, опорный рейдер крыла.

Шат УУ полулежал в гамаке, когда в жилой модуль ворвался Шат Уаф.

– Слыхал? – прогудел Уаф с порога. – Мы в десант идем!

Пение его прервалось пением общего сбора. Шат УУ выбрался из гамака и скрипнул экзоскелетом.

– Ну, наконец-то! Надоело мне это болтание за барьером… Давно не было настоящей работы.

Он любил десанты на обитаемые планеты. Громады субкораблей в бреющем полете, мягкие объятия гравилифтов, ободряющий хруст под днищем танков. И – возможность пострелять. Вволю. Да не по мишеням, а по живым инопланетянам.

Втайне Шат УУ часто представлял, что целится в заносчивых хозяев – птиц-азанни. Которые опять не захотели признать в шат-тсурах равных.

Ничего. Шат-тсуры подождут. Наберутся знаний и опыта…

А потом галактика увидит, кто хозяин, а кто раб. Ведь азанни, сказать по правде – никудышные солдаты без своей могучей техники.

Шат УУ вместе с приятелем Шат Уафом, полностью экипированные, заняли места в своем танке, а танки, все четыре, размещались в десантном отсеке разведдиска. Унтер пел-орал что-то ободрительное, и десантники-танкисты хором пели-орали в ответ.

В реве разгонных двигателей и воплях солдат Шат УУ пропустил момент старта. Когда унтер перестал петь-орать, разведдиск уже стремительно падал в атмосферу. Шат УУ привычно проверил личный лазер, и блаженно прикрыл глаза.

Перед высадкой всегда полезно подремать.

Но подремать десантнику не дали. Сначала унтера вызвали в пилотскую кабину, вроде бы к связи. Шат УУ лишь недоуменно поскрипел грудными пластинами, вслушиваясь. Странно, конечно, что не потрудились протолкнуть связь-луч прямо в отсек, где обычно находился унтер. Секреты, тайны… Даже противно.

А потом унтер появился на канале звена и зло приказал сдать всем личное оружие и разрядить излучатели танков.

Не веря себе, Шат УУ отдал верный лазер вместе с запасной батареей, а взамен получил громоздкий пехотный биопарализатор. Штуку, в принципе, мощную и надежную… Но она не умерщвляла врага, а всего лишь оглушала. Какая же радость вместо настоящей драки, вместо крови и предсмертных хрипов врага увидеть и услышать всего-навсего сдавленное мычание да возмущенные взгляды? Принять участие в жалкой пародии на войну?

Десантники-танкисты зароптали, но унтер живо рявкнул на них. Так, что борта задрожали. Хочешь-не хочешь… Приказ. Дикарей-аборигенов приказано брать живыми. Всех, сколько бы их не обнаружилось. Оглушать, и грузить на корабли. Вповалку, как попало. Но главное условие – когда десант вернется на орбиту, в лоно материнского крейсера, все пленники должны оставаться живыми.

И пришлось Шат УУ вместо привычного лазера или наводчика башенного излучателя ласкать ладонями безобидный парализатор. И в душе проклинать заносчивых хозяев-азанни, птичек, ростом чуть выше колена любого шата. Проклинать этих хитрых и умных бестий, которые опять задумали какую-то пакость, а в самое пекло сами лезть не желают, как всегда посылают преданных и безотказных шат-тсуров.

Неужели не настанет время показать этим яйцеголовым насколько им преданны шаты и насколько они безотказны?

Не может такого быть. Настанет такое время. Настанет. Обязательно. И ради того, чтобы дожить до этого заветного дня, нужно сегодня выстоять. С парализатором против… Против чего? Чем там воюют дикари-млекопитающие? Палками?

«Жаль, все-таки, что крови сегодня не будет», – подумал Шат УУ, задремывая.

Он всегда дремал перед высадкой. Что бы не ждало его там, внизу. На очередной незнакомой планете.

14. Михаил Зислис, оператор станции планетного наблюдения, Homo, планета Волга.

Корабли чужих неподвижно висели над Новосаратовом и над космодромом. Сознавать, что над твоей головой дамокловым блином тяготеют мегатонны инопланетного металла было не очень приятно. Чужие с первых же минут накрыли окрестности силовым колпаком, и убраться куда-нибудь в тихий угол Волги, на дальнюю заимку, стало просто невозможно. Колпак над городом и колпак над космодромом частично перекрывались; иногда над трассой фактория-Новосаратов проносились вездеходы на гравиприводе. Почти весь космодромный персонал поспешил убраться в город – поближе к семьям.

Зислис недолго слушал старателей-звездолетчиков. На графике сразу отозвалась Юлька Юргенсон по прозвищу отчаянная, но она больше спрашивала, чем рассказала. Зислис узнал только что Хаецкие, Прокудин и Мустяца где-то укрылись вместе с кораблем; Василевский с Семецким убиты, а корабль Василевского пропал; Смагин в порядке и предупрежден; Риггельд с Шумовым не отвечают; а Ромка Савельев полетел вытаскивать Чистякова и проверить заимку Риггельда. Юльке явно было некогда, и Зислис коротко обрисовал ситуацию на космодроме, ответил на пару общих вопросов, отключился и пошел вслед за Веригиным в город. Хорошо хоть Веригин не успел никуда забуриться, и Зислис встретил его по дороге к Манифесту.

Зислис с Веригиным без толку послонялись по космодрому и аэродрому, заглянули в «Меркурий», где как раз в разгаре был финальный загул местных бандитов и оказавшихся в пределах колпака старателей. В город идти наблюдателям моментально расхотелось и они вернулись на станцию: уж очень интересно было знать чем занимаются чужие на орбите. Тем более, что подавлять космодромную технику чужие почему-то не стали. Даже корабли не тронули – ни грузовики, ни лайнер, ни почтарей.

Суваев вместе со своей семьей пропал в городе, а куда подевался зануда-Бэкхем – ни Зислис, ни Веригин не заметили. Ушел, и все.

Звездолеты на орбите совершали какие-то малопонятные эволюции, перестраивались, ускорялись, замедлялись. В атмосфере невесть откуда взялся даже небольшой астероид из внешнего скопления – у Веригина глаза на лоб полезли, когда он засек его вблизи гигантского корабля над островком. Астероид, кстати, все равно был мельче корабля. Зислис и Веригин успели пронаблюдать, как чужие на совсем уж крошечных ботах-планетниках шныряют вокруг неподвижного гиганта, и тут крейсеры на орбите начали методично давить спутники наблюдения, метеоспутники, спутники связи… Один за другим.

А крейсер над космодромом четырьмя расчетливыми залпами обратил в ничто земные звездолеты в посадочных секторах.

Зислис и Веригин, полные самых черных предчувствий, беспомощно переглянулись. Но повторного залпа не последовало – наземную аппаратуру чужие почему-то не тронули, и парочка наблюдателей еще успела разглядеть на диаграмме как целая туча мелких кораблей-планетолетов устремилась к поверхности Волги. Крейсер над городом невозмутимо заслонял небо и продолжал генерить защитное поле.

– Как тараканы под блюдцем, – угрюмо сказал Веригин. Слова его гулко отражались от стен непривычно пустого зала. – Интересно, когда они начнут палить по зданиям?

Зислис ерзал в кресле и нервно барабанил пальцами по пульту.

– Не знаю. Может, они и не станут палить?

Оба сознавали, что в зданиях станции оставаться рискованно… но разве снаружи безопаснее? А на станции хоть наблюдать пока оставалась возможность.

Пискнул вызов – городская связь. Лелик Веригин поспешно коснулся сенсора на пульте. Посреди зала сгустилось объемное изображение Павла Суваева. Единственного среди волжан спеца по чужим. Самоучки, правда.

– Ага, – хмыкнул он с видом человека, ожидания которого целиком оправдались. – Так и знал, что вернетесь. Какие новости?

– Кажется, грядет десант. Звездолеты наши уже тю-тю…

– Я видел. Тут в городе паника. Цветет вовсю.

– Правильно цветет, – проворчал Зислис. – Тебе видна диаграмма?

– Да.

– Видишь, сколько гостей? Как горох, прям, сыплются.

– А визуально показать можете? – спросил Суваев, оживившись.

– Дудки. Спутников больше нет – все передавили, гады.

Суваев помрачнел.

– Значит, все-таки вторжение. Хотел бы я знать – зачем им понадобилась Волга?

Зислис пожал плечами:

– Что тут гадать попусту? Вон причина. Над океаном висит, – он указал на самое крупное пятно на диаграмме.

– Нет, – Суваев уверенно покачал головой. – Был бы им нужен только суперкорабль, они бы и спускаться не стали. Уволокли бы его к себе, и все дела. Что-то там назревает вверху.

Несколько секунд Суваев внимательно изучал ту часть диаграммы, которая отражала расположение больших крейсеров на орбите.

– Ха! А ведь там определенно шухер!

Зислис и Веригин дружно взглянули на диаграмму, но обоим было решительно непонятно – отчего коллега вообразил, будто наверху поднялся шухер. Суваев снизошел и пояснил:

– Клин свайгов перестраивается в оборонительную воронку. Вон те бублики, видите? Крыло азанни группируется в… в… ну, в общем, тоже готовится к обороне.

– Блин! – в сердцах изрек Зислис. – Паша, мне все сильнее кажется, что ты мелешь ерунду. Не можешь ты так много знать о чужих, об их кораблях и о способах ведения боя.

Суваев равнодушно пожал плечами:

– Не хочешь, не верь. Но ведь слепому видно: либо чужие наконец-то передрались там, над Волгой, либо грядет еще какой-то гость. И его заранее хотят тепло встретить.

– А что, – встрял Веригин. – Похоже, Миш. Очень даже похоже!

Десант преодолел уже половину расстояния до поверхности. Зислис прикинул, что вскоре корабли чужих можно будет разглядеть в небе просто выйдя наружу и задрав голову. А хотя нет – над космодромом и городом висят металлические блины, перекрывая видимость…

– Вы как хотите, – сказал Суваев решительно, – а я пошел бласт заряжать. Все, пока.

И он отключился. Изображение посреди зала растаяло.

Веригин выразительно поглядел на Зислиса.

– Ну? – наконец нарушил он затянувшееся молчание. – А мы?

И он сделал вид, будто прицеливается. Хорошо у него это получалось – артистично. Как всегда.

– Думаешь, стоит? – усомнился Зислис.

Веригин вдруг сделался очень серьезным и очень бледным.

– Знаешь, Миша – сказал он сердито. – Если уж нам все равно подыхать от рук этих… зелененьких… Честное слово: будет легче, если я осознаю, что хотя бы одного прикончил.

Зислис скептически хмыкнул и в который раз пожалел, что запас сигар остался дома. Пропадут ведь зря. А сейчас сигара бы очень и очень не повредила.

– Пошли, вояка, – бросил он Лелику и поднялся из-за пульта.

– Куда?

– В казарму патруля, куда же еще? Точнее – в оружейку. Или ты собрался воевать с чужими посредством каких-нибудь гражданских пукалок?

Веригин не стал ни менее серьезным, ни менее бледным. Но и решимость его не покинула.

– Пошли! – выдохнул он и с готовностью вскочил.

Они вышли из уныло-серого здания станции; в небе маячила громада крейсера чужих. Невозможно было на нее не смотреть: то и дело Зислис и Веригин обращали лица кверху, и глядели на эту махину.

– Висит, – пробормотал Веригин с неудовольствием и зябко передернул плечами. – Как ты думаешь, они нас видят?

– Черт их знает, – Зислис неохотно покосился на крейсер. – В смысле – видеть-то наверняка могут, но смотрят ли прямо сейчас? Не знаю…

Они торопливо зашагали по вылизанному стартовыми ветрами дасфальту. Космодром Волги нечасто отправлял звездные корабли, раз в неделю примерно, а то и пореже. Но дасфальт все равно оставался гладким и ни пылинки не задерживалось на нем после очередного старта, а за неделю ничего скопиться не успевало.

Здание казармы пряталось за обширными ангарами, похожими на огромные серые половинки бочек. Зислис и Веригин по очереди миновали дыру в проволочном ограждении и оказались на территории патрульного взвода, приданного космодрому. Едва они показались из-за древнего кирпичного сарая, сложенного еще, наверное, первопоселенцами, их зычно окликнул часовой.

Зислис обернулся: под грибком в некотором отдалении от сараев маячила фигура в буром пятнистом комбинезоне. Высокие шнурованые ботинки попирали квадратик дасфальта, серый клочок посреди утоптанной земляной площадки, тоже бурой.

– Эй, стойте! – рявкнул патрульный, без особой, впрочем, уверенности. – Кто такие?

Зислис его не знал – из новеньких парень, что ли? Сынки старателей с дальних заимок, прошедшие отбор, первое время игрались в военную дисциплину со рвением и удовольствием. И только потом пообминались, успокаивались, и становились лениво-спокойными, как тертые ветераны.

– Чего орешь? – миролюбиво отозвался Зислис. – С наблюдения мы. А что, патруль, стало быть, не весь разбежался?

Парень смерил их недоверчивым взглядом, тиская в своих лапах-лопатах скорострельный бласт служебного образца. Потом потащил из узкого чехла на боку стержень коммуникатора.

– Пан сержант! – сказал он стержню. – Тут двое на территории. Говорят, с наблюдения.

Стержень сдавленно пискнул; слов было не разобрать.

– Как фамилии? – спросил часовой, отняв стержень от уха и требовательно глядя на наблюдателей.

– Зислис и Веригин.

– Зислис и Веригин, – повторил часовой стержню.

Сержант что-то коротко буркнул, и парень сразу смягчился. Опустил стержень, оставил в покое бласт на груди и приглашающе взмахнул рукой.

– Ступайте в канцелярию. Это…

– Я знаю где, – перебил Зислис, увлекая за собой Веригина. – Пошли, Лелик!

Веригин на ходу обернулся – часовой высунулся из-под грибка и опасливо разглядывал висящий, казалось, над самыми головами крейсер. Потом нахохлился, поправил каску и снова юркнул под эфемерную защиту жалкого козырька из жести. Наверное, чтобы не видеть над собой олицетворенную мощь чужих и не ощущать ничтожество своей дикарской расы.

Веригин сердито скрипнул зубами и в несколько прыжков догнал Зислиса.

Узкая дорожка вела к двухэтажному домику, собственно казарме и зданию патруля.

«Интересно, кто из сержантов в канцелярии? – подумал Зислис лениво. – Ханин, или Яковец?»

В вестибюле с надраенными кафельными полами Зислис сразу же свернул налево.

Дверь в канцелярию была распахнута настежь; за столом сидел мрачный лейтенант патруля по кличке «Фломастер». Фамилии его, похоже, не помнил ни один человек на космодроме, исключая только взвод патрульных да еще кассира, который выплачивал лейтенанту жалование. Сержант Ханин оседлал низкий кубический сейф, заглядывая лейтенанту через плечо. Вместе они читали лист плотной бумаги, извлеченный из старинного засургученного конверта. Кажется, читали уже не в первый раз.

Лейтенант оторвался от листка, вопросительно зыркнул на Зислиса с Веригиным, и переглянулся с Ханькой. Ханька едва заметно пожал плечами.

– Чего приперлись? – неприветливо осведомился Фломастер.

Зислис указал большим пальцем в потолок.

– Лелик сказал, что когда пожалуют гости, ему легче будет помирать, если одного-двух пристрелит.

Фломастер с Ханиным снова переглянулись.

– Добровольцы, что ли? – недоуменно протянул Фломастер.

Зислис отыскал в себе силы натужно засмеяться.

– Какие к черту добровольцы? Мы за оружием пришли. Не из рогаток же отстреливаться от зелененьких, в самом деле? И, честно говоря, я полагал, что патруль давно разбежался.

– Плохо ты думаешь о патруле, – мрачно обронил Фломастер и встал. – Разбежалась всего половина.

Веригин не выдержал и заржал в голос. Ханька тоже усмехнулся, деликатно отворачиваясь к стене.

– Я тоже думал, что разбегутся все, – признался Фломастер. – Но осталось аж шестеро: трое дежурных со вчерашнего наряда, Ханька, да оба остолопа из Вартовских Балок. Я седьмой.

– Не вартовский ли остолоп торчит нынче под грибком напротив ваших лабазов? – со вздохом спросил Зислис.

– Он самый… – Фломастер тоже вздохнул. – Так что, считать вас добровольцами, или как?

Зислис и Веригин невольно взглянули друг другу в глаза. Да? Нет? А какая разница – да или нет?

– Считай! – храбро сказал Веригин. – А что придется делать?

– Заменять сбежавших, – лейтенант обессиленно опустился на стул и снова потянулся к листку из засургученного конверта.

Зислис подумал, что давным-давно, наверное, патруль не получал указаний на бумаге.

Тут хлопнула входная дверь и в канцелярию ввалился второй сержант – Валера Яковец – в сопровождении двух рядовых; одного Зислис помнил, потому что тот был огненно-рыж, словно лиса. Звали его не то Женя, не то Шура. Второй рядовой – совершенно незнакомый. Солдаты остались в вестибюле, Яковец затворил за собой дверь и небрежно козырнул.

– А! – оживился Фломастер. – Притащились таки? Валера, выдай этим двум пушки, они вроде как ополчение.

Яковец с недоверием покосился на Зислиса с Веригиным.

– Чего это вы? Похмелье, что ли?

– Скорее, скука, – поправил Зислис. Он вновь обрел способность к любимому занятию: игре словами.

– Разговорчики, – беззлобно рыкнул Фломастер. – Яковец, вы втроем тоже вооружитесь. Садофьева и Федоренко зашли на четвертый, там Семилет с Желудем. Пусть выкатят второй излучатель и развернут в сторону четной горловины. А сам с ополченцами пройдись по периметру и загляни в штабной корпус.

– А полковник ваш где? – поинтересовался Зислис, прищурив глаз. – Тоже в засаде?

Веригин, оставаясь бледным, все же сохранил способность улыбаться. Зислис же казался спокойным, как сфинкс. Словно и не висел над городом вестник несчастий добрых пяти миль в диаметре.

– Полковник пытался удрать на лайнере, – раздраженно сказал Фломастер. – Не знаю, где он сейчас. Наверное, в городе. – Лейтенант вдруг ощерился и стал похож на дворового пса, что завидел вора. – Я его, суку, пристрелю, если увижу!

Он грохнул кулаком по столу.

– Ладно, топайте.

– Между прочим, – сообщил Зислис, глядя на часы, – минут через пять начнут садиться чужаки на десантных ботах.

Фломастер вскинул голову и взглянул в лицо Зислису. На вытянутом лейтенантском лице отчетливо просматривалась каждая веснушка.

– А ты откуда знаешь, черт тебя побери?

– Видел. На станции. Мы и направились сюда, когда поняли, что сейчас с неба посыплются зелененькие.

Лейтенант немедленно схватился за коммуникатор.

– Внимание! Сигнал «Филин»! Повторяю всем постам: сигнал «Филин»!

Он оторвался от стержня и рявкнул на Яковца:

– Давай в оружейку, живо!

Именно в этот момент над космодромом послышался гул – еще далекий и негромкий. Но он крепчал и набирал мощь с каждой секундой. Зислис, Веригин и двое рядовых едва поспевали за высоким и с виду нескладным Валерой Яковцом – тот пересекал вестибюль со стремительностью охотящегося гепарда. Глухо бухали по плитке грубые солдатские ботинки. Яковец на бегу гремел ключами.

Оружейка помещалась напротив входа, перед лестницей на второй этаж. Яковец умудрился попасть ключом в замочную скважину чуть ли не в прыжке. Противно и настырно взвыла сирена.

«Боже, ну и порядочки у них, – подумал Зислис. – Замки какие-то древние. Сирена… От кого берегутся? В Новосаратове бласт на каждом углу купить можно. Правда, не такой мощный…»

Яковец, не обращая внимания на сирену, рванул на себя дверцу оружейного шкафа. Бласты стояли вертикально, пять штук, новенькие, одинаковые, матово поблескивающие мышастым цветом. Зислис невольно залюбовался. Еще пять гнезд пустовали. Рядовые похватали оружие; Яковец коротко взлаял:

– В четвертый! Живо! – и они умчались.

Теперь сержант совал тяжелые плазменные излучатели «ополченцам». Веригин схватил бласт с решимостью обреченного, и сразу поднырнул под ремень. Зислис сначала проверил стоит ли бласт на предохранителе.

Он стоял.

– Пошли! – схватив пушку и себе, Яковец выскочил из оружейки и смачно хлопнул дверцей. Сразу же затихла пронзительная сирена; Зислис даже вздохнул спокойнее. Звук неприятно сверлил мозг, отдавался под черепом – не иначе сирена излучала и в пси-диапазоне тоже, чтоб башка резонировала. На редкость противное ощущение.

На смену завываниям стража патрульной оружейки пришел густой басовитый гул, словно над космодромом носились миллионы шмелей. Зислис, Веригин и сержант вырвались наружу, и первое, что бросилось им в глаза – корабли. Десятки небольших плоских кораблей, летающих пятиугольников. У каждого под брюхом вырисовывались темные пятна правильных очертаний – не то люки, не то порты бортовых орудий. Корабли звеньями по четыре стремительно маневрировали над необъятным полем космодрома. Кажется, некоторые из них заруливали на посадку. Чуть выше несколько четверок вывернули к Манифесту, на летное поле маньяков-парашютистов. Еще несколько – тянули в сторону города. А над всем этим мельтешением незыблемо и неподвижно воздвигся гигантский инопланетный крейсер. Зислису показалось, что рисунок огоньков под его днищем немного изменился.

На глазах у остолбеневших волжан один из инопланетных штурмовиков в полете разнес главную антенну станции наблюдения – ажурная чаша-паутинка окуталась облачком белесого дыма, и вдруг вспыхнула, плюнула искрами, как бенгальская свеча. А в следующее мгновение на месте плосковерхой башенки – диспетчерской космодрома – возникла чернильно-черная клякса, взвыл потревоженный воздух, и диспетчерская, лишенная навершия, сложилась, как карточный домик, схлопнулась и рухнула за какие-то секунды. Штурмовик с ревом прошел над головами. Казалось, это торжествующе голосит вырвавшийся на свободу бешеный зверь. Зверь, наделенный страшной разрушительной силой.

Откуда-то слева по другому кораблю чужих шарахнули из стационарного пульсатора. С тем же успехом можно было швырнуть во врага камнем: красно-синяя вспышка озарила серо-стальной корпус, и только. Не осталось ни малейшего следа, а корабль как летел, так и продолжал лететь. Словно и не было никакого выстрела.

Яковец, пригнувшись, нырнул в кусты перед проволочным заграждением и что-то сдавленно зашипел оттуда, как енот из норы. Зислис опомнился, и дернул Веригина за рукав. В кустах еще оставалось довольно места – при желании сюда можно было без труда запихнуть весь космодромный взвод, включая дезертиров-солдат и дезертира-полковника.

Из укрытия они наблюдали, как штурмовики на минутку зависают над самым краем космодромного поля, под брюхом у них, мерцая, сгущается синеватый световой столб, там смутно мелькают какие-то тени, а когда столб исчезает и корабль рывком уходит вверх, на траве остается с десяток полупрозрачных фигур.

Четыре корабля по очереди высадили чужих-десантников, и убрались утюжить ангары на западной кромке космодрома.

Сорок. Сорок чужаков, вооруженных неизвестно чем – против горстки волжан.

Зислис невольно содрогнулся. Еще недавно ему казалось – что стоит взять бласт и стрелять в пришельцев? Все равно ведь вскоре умирать. А сейчас руки стали будто ватными, во рту пересохло, и стрелять совсем не хочется. Хочется, наоборот, заползти поглубже в кусты и прикрыть чем-нибудь голову от греха подальше. И сделаться маленьким-маленьким… Как цикада. Или еще меньше.

Яковец вдруг тихо выругался, залег поудобнее, просунул ствол бласта между проволок и прищурил один глаз.

– Ну, – прошипел он. – Идите сюда, суки. Идите, сволочи. Космодром наш жечь?

Зислис встрепенулся, пересилил себя и тоже приложился к бласту. Краем глаза он видел, что еще сильнее побледневший Веригин уже прицелился и плавно тянет на себя спуск.

Зислис поймал в перекрестие неясную фигуру, сжимающую незнакомое оружие, и выстрелил. Бласт ощутимо толкнулся в плечо, и Зислис с удивлением и радостью увидел, что чужака, в которого он целился, отшвырнуло метра на три. Чужак нелепо задрал ноги и опрокинулся в траву. И больше не поднимался.

Это был второй опрокинувшийся чужак. Первого подстрелил, кажется, Яковец.

Самое странное, что чужаки не стреляли в ответ. Но у Зислиса не было времени задуматься над этим. Он просто стрелял.

Стреляли по чужакам и откуда-то справа, из-за сараев перед грибком часового. Наверное, это часовой и стрелял. И слева стреляли, из учебных окопчиков за плацем. И еще дальше – из пульсатора. Чужие рассыпались цепью и залегли в куцей траве.