Честь Афродиты Вишневский Владислав

43

А перед всем этим, Борис Фатеевич Волков в 12 часов 55 минут отчётливо через окно увидел, потому что ждал, к подъезду подъехал и остановился серый мерседес с тонированными стёклами и сине-голубым милицейским номером. Из него неторопливо вышел невысокий человек в тёмных очках, с брюшком, большой лысой головой, в генеральском мундире. Коротко оглянувшись, генерал выпрямился, надел на голову фуражку, подошёл к входной двери, набрал код, и открыл дверь, но… Нет, не вошёл, на пороге задержался, не то размышляя, не то прислушиваясь к чему-то. И машина тоже стояла, не уходила… Водитель команду ждёт, догадался Волков, страхует генерала. «Иди-иди, — злорадно подумал Волков, — там тебя очень ждут, дожидаются». Не студентку Лику он имел ввиду, а КолуНиколу с Волькой. В его задачу входило встать на то место, как только мерседес отъедет, чтобы быть рядом с подъездом. Номера машины Волков предварительно замазал.

Борис Фатеевич смотрел на остановившуюся фигуру в дверях с напряжением, почти подталкивая взглядом, а руку держал на ключе зажигания. Но, опять это «но», генерал вдруг неожиданно отшатнулся от двери, и очень быстро, почти бегом бросился к машине, согнувшись, «рыбкой» юркнул в предусмотрительно водителем открытую дверь салона, машина газанула с места…

Не понимая, Волков проводил её взглядом, потом торопливо — не упустить! — завёл двигатель «тойоты» и пустился вдогонку. Не видел Борис Фатеевич, как из подъезда дома пулей выскочили, озираясь по сторонам, испуганные Волька с главредом, за ними высыпала толпа не то бичей, не то рокеров… Увидел только, как навстречу ему, в переулок, сворачивает милицейский уазик. Не один, два даже, один за другим. Уазики он увидел боковым зрением, не придал значения, за мерседесом спешил. Машина генерала уже свернула с Можайского переулка на Студенческую, мигая правым поворотом нацелилась на Кутузовский проспект… Волков почти догнал её. Почти упёрся бампером…

Что он будет делать, если догонит, не знал, таранить, движение ей перекрывать, по крыше кулаком стучать, понимал одно — за ней нужно ехать, ехать и всё, там видно будет. Не учёл два фактора. Автомобильные пробки, хотя почти «на хвосте» сидел, и синий проблесковый маячок. Он на машине генерал появился тотчас, как только влились в плотный и вязкий автомобильный поток. Требовательно «крякая», мерседес генерала с трудом перестроился к осевой линии Кутузовского проспекта и, не задумываясь, пересёк запретную сплошную линию, вышел на полосу встречного движения. Крыша с синим мигающим маячком быстро исчезла вдали. Больше Волков его не видел. Дальше второго ряда его не пропустили, а через сплошную линию он бы, пожалуй, вообще не рискнул, не мент… Пришлось какое-то время расстроено торчать в пробке, пока не удалось выбраться и закоулками добраться в Перово.

На квартире Вольки Радченко его встретили Пастухов и владивостокский гость Свешников. Спокойно и с интересом. Смущаясь своих неудавшихся действий, Волков рассказал о ситуации с маячком и пробками. На удивление Волкова, Григорий Михайлович его одобрил. Всё правильно. «Ты правильно всё сделал, Борис Фатеевич. Молодец. Потому что чуть в засаду вы не влипли. В засаду. Понимаешь? А вы ушли. С носом группу захвата оставили. Молодцы! — Тогда и вспомнил Борис Фатеевич про те два милицейских уазика, которые навстречу ему попались, понятно теперь куда и к кому они ехали. — Вас там ждали, оказывается. Вопрос только в том, кто нас сдал? Уж не майор ли? Это пока не ясно, но ничего, разберёмся, узнаем. Всё правильно ты сделал, Боря. Не расстраивайся. Молодец. На спецсигналы — плевать. Мы всё уже о нём знаем. Многое. Дождёмся Вольку и определим наши действия. Попей пока чайку, мы уже с Колей…» Но Волков чаем не ограничился, проголодался, заглянул в холодильник и… Загремел на электроплите сковородой.

Вскоре появился и Волька, но не один, с языком. А с кем же тогда? Присутствующие бесцеремонно уставились на «языка». На такого и был гость похож, ни больше, ни меньше.

— А это, познакомьтесь, Матвей Майский-Гладышев, вице-президент, сын своих древних родителей… — с усмешкой представил Волька, но гость его перебил.

— Не древних, — поправил он. — Это род у нас древний, а родители молодые.

— …Ага, — продолжил Волька, — и мелкий хулиган по совместительству. — И с острасткой замахнулся. — Как дал бы сейчас по шее!

Матвей голову в плечи втянул, но не испугался, наоборот, с ноги на ногу переступил, стесняясь протянуть взрослым руку, улыбался. На него сурово смотрели, не понимали. Лицо вроде интеллигентное, молодое полудетское, вежливый, похоже, но вид… Пфф…

— Это мой друг, — закончил Волька. — Глянцевая золотая молодёжь. Так, нет?

— Это не я, это журналисты так говорят, — вновь поправил гость и чопорно представился. — Матвей Майский-Гладышев. Очень приятно.

КолаНикола, как профессиональный журналист, тут же поинтересовался:

— А в каком это смысле — древний, молодой человек? Вы дома ведёте генеалогию? Кто? С какого столетия?

Но Пастухов прервал пресс-конференцию, его интересовало другое: где его Волька подцепил и зачем… такого… гмм… «красивого»?

Волька поведал. Даже легко вначале. «Матвей с Рублёвки, дурью мается, надоело им на глянцевых тусовках тусоваться, они придумали свою, вызовут МЧС и драпают потом в разные стороны, веселятся так». Опустив голову, вице-президент смущаясь, кивком головы подтверждал. Как пятиклассник в кабинете завуча. «А сегодня они милицию вызвали и…» Дальше Волька в повествовании начал вязнуть, ему трудно стало рассказывать, потому что сам не понимал, как такая ерунда с ними приключилась, с КолаНиколой, прокол получился, затмение. Стеснялся сказать, что испугались.

— Мы только было с дядей Колей собрались, там, на месте… как… они выскочили и… и… «менты, менты…»

— Они — это кто, и откуда? — перебил Пастухов.

— Эти! Они! — Волька кивнул головой в сторону «языка». — Их там человек двадцать таких было, в квартире. Напротив. И Матвей с ними. Вот мы и… Поняли — засада. Подумали, в смысле, «атас» и…

Присутствующие смотрели на Вольку с сочувствием, на гостя с интересом и осуждением, как на контрафактное произведение доисторического чудовища, доставленного перекупщиком на торги. Где-то так примерно менты смотрят на игрушечный детский пистолет в руках своего стажёра. Что за ерунда? Не понимали, что за игры могут быть с милицией или, например, с МЧС…

— А если вас арестуют? — спросил дядя Гриша.

— Да! — поддержал линию обвинения владивостокский главред. — Если!

— Так это почти всегда, — поспешил успокоить Майский-Гладышев. — Только они потом сразу отпускают.

— Несовершеннолетние, что ли? — хмыкнул Волков.

— Нет, просто папа или дядя позвонят, и всё. Ещё и извиняются потом… Козлы! — С высокой долей презрения, заключил сын Рублёвки.

— Вот как! — Воскликнул дядя Коля, с тонкой язвительной иронией в голосе. — И кто же у нас папа?

— Его дядя… — начал было пояснять Волька.

Но его прервали.

— Стоп! Нам без разницы, кто его дядя, — сурово отрезал Пастухов, остановил. — Нам это не интересно. Волька, пусть твой друг умоется, приведёт себя в порядок и едет домой. Накормите его, — кивнул он Волкову. Тот в дверях кухни стоял, слушал, часто отвлекаясь на сковороду на плите.

— Нет-нет, спасибо, Я не голоден. — Поспешно отказался гость. — Мне бы позвонить… — Матвей не стал распространяться на тему наличия у него сотового телефона, который он недавно обменял на сигарету с травкой, — и координаты бы…

— Пожалуйста, — сказал КолаНикола, протягивая свой телефон. — Улица «Братская». Только недолго, там денег на карточке мало.

— Ага, я быстро.

И… И позвонил, и умылся, и душ принял и… всю колбасу со сковородки с быстро приготавливаемой лапшой съел, и…

Со стороны кухни, за окном, призывно послышались резкие «крякающие» звуки. Окно выходило на подъезд. Волков, как раз пустую сковороду в раковине мыл, подскочил к окну. Прячась за кухонной занавеской, выглянул во двор, отшатнулся, пригибаясь, вбежал в комнату.

— Григорий Михайлович, нас накрыли. Они здесь! Приехали.

— Кто? — первым всполошился КолаНикола. Мы все в принципе подскочили. Вид Волкова нас мгновенно на ноги поставил.

— Милиция и… ОМОН, наверное.

Мы засуетились, один только Майский-Гладышев спокойно рукой махнул.

— Не-не, не пугайтесь, это за мной. Я же слышу. Отец машину прислал. Я же сказал куда подогнать…?!

Всё ещё прячась, мы одновременно поспешили на кухню, осторожно выглянули в окно. Да, действительно. Во дворе, там, где называется проезд, стояли три машины. Внизу, напротив окна. Весь проезд загородив. Одна — чёрный лимузин «Мерседес» представительского класса, большой, длинный, за ним, и перед ним, два квадратных джипа сопровождения, тоже большие «ящики» и тоже чёрные, немецкие «Гелендвагены». У всех машин стёкла чёрные, на джипах по две мигалки на крышах. Возле машин, ноги на ширине плеч, руки на ширинке, в позе футболистов ожидающих удар штрафного мяча, стояли четверо широкоплечих мужчин в чёрных костюмах и чёрных очках, с одинаковыми квадратными лицами и одинаковыми короткими стрижками. «Лица» беспрерывно оглядывались по сторонам. В отдалении, возле детских качелей и песочницы, поднявшись со скамеек, с любопытством на них уставились местные старушки и молодые мамаши, забыв раскачивать коляски с детьми. Так обычно встречают свадебный или похоронные процессии во дворах. «К кому это, интересно, из какой квартиры?!»

— Ну, я же говорил, это за мной. Вот… Только машины не отца, а дядины, я вижу. Отец, значит, где-то на выезде. — Из-за наших спин, облизывая вилку, заметил Майский-Гладышев.

— И правда что ли с Рублёвки? — КолаНикола вопросительно сверкнул очками в сторону вице-президента. Мы все к нему повернулись. Похоже не врёт, получается, парень, не шутит.

— Нет, — скривился Майский-Гладышев, — Волька перепутал. — И чуть смущаясь признался. — С Барвихи.

Умм… Про Рулёвку и Бравиху мы что-то такое-этакое слышали… Волков и главред «сделали» понимающие глаза, и мы вновь уставились в окно.

— Езжай давай, что стоишь, тебя же ждут. — Не поворачиваясь, бросил дядя Гриша. Время — деньги… А деньги — народные.

— Ага. Тогда я поехал. До свидания. — Попрощался Матвей Майский-Гладышев. — Спасибо за… колбасу. Вкусная очень и… — Он замялся, ещё что-то хотел сказать.

Опережая, главред рукой махнул.

— Езжай-езжай… Маме привет.

— О, а вы знаете мою маму? — отрок споткнулся на пороге.

— Нет-нет, — поторопился откреститься КолаНикола, — спасибо, не имел чести…

Волков подыграл главреду, интеллигентно усмехнулся:

— По телевизору только…

— Ааа, понятно, её иногда показывают, да, в… этой… — обрадовался было Матвей, но замялся, пояснил другое. — А вот папа с дядей не любят светиться. И я тоже.

— Ну, это естественно, — вновь тонко съязвил Волков.

— Да, потому что работа у них такая. — Пояснил Матвей. — Не публичная.

— Династическая, — подсказал главред.

— Ага, — не замечая иронии согласился гость, и церемонно раскланялся. — Ещё раз всем спасибо за внимание и приём. Мне всё понравилось и всё такое… Я поехал. Всех приглашаю в гости. Особенно тебя, Волька. Это обязательно. Отказываться нельзя. — Потребовал он.

— Ну, если когда на такой машине прокатиться, с сопровождением. — Из кухни, словно флагом, указывая сковородой на окно, заметил Борис Фатеевич Волков.

— Естественно. Вы же дорогу не знаете, да и так быстрее. — Вполне серьёзно согласился Майский-Гладышев, и подмигнул Вольке. — Устроим вечеринку. Весело будет. Машину я пришлю или сам приеду. — И он, хлопнув своей ладонью по Волькиной, вполне дружески, скорее по свойски, бросил ему. — Созвонимся. Пока. — Быстро вышел.

Прогрохотал кроссовками по лестнице, выскочил из подъезда, махнул на окно рукой, и нырнул в открытую дверь лимузина. Охрана в мгновение исчезла в квадратных салонах джипов, машины разом тронулись с места.

Мы продолжали смотреть в окно: любопытно было — вырулит ли в наших узких проездах такой кортеж… Здесь это проблематично… Нет, молодец водитель, никого не зацепил, вырулил! Сверкнув мигалками, кортеж «крякнул» — раздвигая разномастную свору прочих авто, и… был таков, уехал.

44

Обсудить или обменяться мнениями мы не успели. Только собрались было… Прерывая, у Пастухова прозвенел звонок сотового телефона. Он у него трезвонит по-старому, как обычный звонок с телефонного узла. Дзыннь-дзыннь, дзыннь-дзыннь, а говорит по новому: «Это я, Арина Родионовна, Саша Пушкин, возьми трубку, ответь, ответь…» Ни у кого так больше. Тревожно, в общем. Потому что голос противный. Но прикольно. Так и хочется оглянуться по сторонам, чтоб придушить тот голос. Ан нет. Опция у телефона такая, современная. Хит.

— Да-да, — коротко ответил Пастухов, поднятым указательным пальцем призывая нас к вниманию. — Что? — Услышав, дядя Гриша изменился в лице, в мгновение посерьёзнел. — Так! Понятно. Хорошо. Это не подстава? Серьёзно? — Выслушал ответ, потребовал. — Адрес… Ага, ага… я запомнил. Хорошо. Выезжаем. — Сказал в трубку и отключил связь.

Мы смотрели и слушали в полном молчании и со вниманием.

— Звонил майор…?!

— Да, сам. Он на даче у генерала, которого мы упустили. Туда нас приглашает. Говорит, ждёт. Генерал там. Всё под контролем.

— А не подстава это, дядь Гриша, — спросил Волька. — Собаки там, охрана… Не залетим?

Вольку больше беспокоили собаки. Он хорошо помнил, как никто из его отделения, даже роты, не мог убежать от собаки. На заставе, в учебке, их несколько раз старики сержанты на скорость так тренировали. Но это в начале только. «Упражнение» быстро «на ноги» новобранцев ставит. За тобой же четыре лапы и зубы, а зубы… о!

— Волька, мы не женщины, чтобы залетать, — усмехнулся Волков, явно человек с собачками не встречался. — Это девочки только…

Про девочек Волька и без него хорошо знал, грамотный, читал, как говорится, а вот приехать на дачу, в логово к… это подумать надо.

— Раз приглашает, значит едем. И нечего думать, — словно угадав Волькины мысли, разрешил все сомнения КолаНикола. Ему не терпелось реабилитироваться в глазах своего друга, в своих тем более. Спросил только. — А кто такой майор, Гриша? Он твой человек, наш?

— Он… — Пастухов вздохнул, подёргал свои усы, глянул на Вольку, неуверенно произнёс. — Кто его знает, вроде наш уже… Как ты думаешь, Волька, наш, нет?

— Я думаю, да, — убеждая больше себя, чем остальных ответил Волька. — К тому же, собак выпускают ночью, майор сказал, так что…

— Ну тогда всё. Едем. Куй, как говорится, пока горячо, — засуетился КолаНикола. Едем, едем…

Это и перевесило. И Волька уже был согласен, и Волков.

И как было не согласиться, когда зло повержено и наказано, связано-повязано. Ждёт их, как букет цветов в целлофан упакованное. Ага! Интересно, отдубасил его майор или одним ударом свалил, размышлял Волька сидя в машине. Одним ударом, наверное. Силы в майоре — немерено. Волька помнил его руку, пожатие пальцев… Да и спецподготовка, к тому же.

Ехали…

Дорога предстояла длинной. Времени для размышлений было предостаточно. Мандраж, спутник тревоги, постепенно выветрился, оставшись где-то в глубине сознания. Тоненько-тоненько так, чуть-чуть. Не беспокоил, но и не уходил. Так примерно чувствовал себя Волька на всех учебных тревогах в полку. Знаешь, что тревога, и вместе с тем понимаешь, что не настоящая, учебная. Так и здесь вроде.

Спешили…

На МКАД нужно выехать, потом на радиальную из города свернуть, и ещё двадцать километров по трассе. Времени о-го-го! Думай-размышляй. Ехали молча. Волков вырулил на своей тойоте на крайнюю левую полосу, стрелой нёсся в потоке…

Если откровенно, Волька на генерала зла не держал, даже в глаза его не видел, но слышал. Да и грудь напоминала, иногда побаливала, не то от вырванной взрывом гостиничной двери, не то от сбившего его с ног дяди Гришиного тела, там, в затоне… локтём, наверное… Побаливало… И это всё он, генерал оказывается команды давал. И когда в розыск их объявляли, менты облавы устраивали, и когда убийца в санаторий приходил, даже два, и когда к Волкову Петерс с пушкой приходил и… Уже перебор… Хотя не всё. И майора натравлял… Тот снайпера… Жаль Евгения Васильевича Забродина, только-только полковника получил, жена, дочь сиротами остались, хороший мужик, говорят, был — погиб… И мы бы уже сто раз с Пастуховым могли… Один приход майора чего стоил… с двумя фээсбешными бесшумными ПССами. О, это копец! Хорошо майор с понятием оказался. Хотя… С каким понятием, если он дяде Грише, оказалось, обязан был. А если б нет? Тогда всё, тогда бы хана бы! Суши вёсла, дядя! Кранты, и вообще…

И бедную секретаршу Волкова или кто она, убили — за что? И Волкова бы тоже, наверное, грохнули, если бы Волька с Марго и напарником не подоспели… Вот сволочь! Непонятно другое — зачем ему всё это надо? Ему что, делать больше нечего? Кем он вообще, гад, работает? Он же мент, в смысле милиционер. Он защищать людей должен, на страже должен стоять, а он… Сволочь! Сучара! Вот Михаил Трубач молодец, и его ребята тоже… Олег, Николай… Эх, Олег! Эх, Николай! бедняги… Марго… Маргоша… Маша… Волька несколько раз на разные лады произнёс про себя её имя, прислушиваясь к себе, но уже второй раз, за последнюю минуту, желанной приливной горячей волны в душе почему-то не обнаружил, удивился. Но одёргивая себя подумал, не вовремя наверное на память пришла, о ней потом, после. Не та сейчас волна, сейчас скорбная. Эх, Олег с Николаем, тоже от его рук погибли… Сколько ж можно! На майоре споткнулся. Майор остановил. Молодец! Майор, тот может. Майор, кстати, Вольке сразу понравился. Зашёл не смущаясь, что Волька на пути стоял, выложил всё, что знал, своих ликвидаторов с «улицы» снял и вот, генерала повязал. Не все, значит, КГБешники с ФСБэшниками плохие в Конторе. Есть и нормальные.

А Волков думал о другом.

«Фирму придётся бросить, да-да, закрыть, как ни жаль!» Мечты создать что-то нужное, достойное и надолго, рушились день за днём. Все разговоры и заверения правительства и разного уровня законодателей о необходимости улучшения жизнедеятельности предпринимателей гасли, едва выйдя за стены кабинетов. Милицейская крыша не спасала, наоборот, она действовала в прямом сговоре. Где в наглую «доила», где прибирала к рукам управление. Посещения разных «проверяющих» не прекращались. Приобрели системный характер к праздникам, в середине месяца… Словно в кассу. В этом случае «крыша» выступала всего лишь посредником. Беспомощным и удивлённым. Нужна ли она, эта крыша вообще и такая. Да, нужна была, но раньше, когда-то. Когда бандиты-беспредельщики и просто синявщики «наезжали» и навязывали своё покровительство начинающим предпринимателям, за деньги, естественно. Тогда милиция и подсуетилась, стоя якобы на позиции законности. На самом деле уловила момент, где и договорилась с бандитами. Те часто наводчиками становились. В фирмы устраивались: служащими, рабочими… «Свой глаз», оплаченный и вороватый. Уже через некоторое время «крыша» сама тариф навязывала. Организует проблему, и «крышует»… «В этом случае деньги, господин президент, извините, вы сами виноваты, решают всё. Время и деньги!». Иначе, мол, сами понимаете, мы руки умываем… С ухмылкой смотрят. Профи. Таких крыш выросло много: от ветеранских, до милицейских.

Последнее время на фирму Волкова активно наезжала миграционная служба. Те ещё «заботливые» ребята. По схеме. Кто-то из них накануне обычно звонит, готовьтесь, мол, мы едем. И приезжают. Широко, мощно, с большой уверенностью в полномочиях и законности своих действий. Ха… Всё заканчивается тем, что один из них — особо доверенное лицо, неприметное вроде, вёрткое — получает увесистый пакет с деньгами, а предприятие — как на зоне опущенное, кисло «гарантирует» госслужащим в кратчайшие сроки выполнить все условия по перечню… А перечень там, в советское время профсоюзам не снилось. Столько заботы… О местных бы, законодатели хреновы позаботились. Гастарбайтеру всё это не нужно. Койки сломает, комнату загадит, душевую с умывальной комнатой в туалет превратит. Полотенца, простыни… всё в половые тряпки пойдут. Потому что гастарбайтер ненавидит. И себя и жизнь свою, и всех вокруг. Ненавидит и презирает. Не привык он… там у себя на родине.

Законы местные напрочь не принимает. Чуть что, сразу немым становится. Языка русского не понимает, волком смотрит. А кто виноват? Страна? Борис Фатеевич? Время? Последнее не выбирают, а вот страну, пожалуйста… Пусть себе едет туда, откуда приехал. Нет, кому-то нужно стравливать людей. Выгодно. Кому? Вопрос. Хотя всё это хорошо известно. Волков это проходил. Создавал для рабочих условия, старался, всё прахом уходило. Не успеет одной группе рабочих условия приготовить, как всё нужно заново — по предписанию миграционной службы — восстанавливать. А за чей счёт, прикажете? Снова за деньги фирмы? Спасибо! Проще откупиться. К этому и подталкивали. «Нет, придётся бросить фирму, придётся»… К тому же, чуть не убили, в наручниках держали, били; в соучредители какую-то неизвестную личность ввели, зарубежные поставщики «поплыли», то деньги куда-то теряются, то две машины с товаром, недавно, пройдя границу, бесследно исчезли, кредиты растут, банкиры по-волчьи улыбаются. «Да пошли они все на…» Куда им всем нужно идти, Волков для себя называл определённо. Коротко и ясно. Здоровья только своего было жаль, дела загубленного, потерянного времени. «Эх!» И партии эти, демократические — дерьмо! Мутят только народ лидеры, а сами на Охотный ряд быстрее стараются попасть. Поняли, где тепло и можно отсидеться… Трепачи!

О генерале не думал. Понимал, генерал получит своё или уже получил. Уверен был, не сомневался, опыт другое подсказывал, за этим генералом другие люди были, и не один… «Кто они? Сколько их? Где они?»

А вот и съезд с МКАДа…

— Указатель бы не проскочить, — чуть повернув голову, вслух заметил он.

— Нет, его хорошо должно быть видно. Не проскочим. Я по карте смотрю. Ещё двадцать пять километров, — ответил, задремавший было Пастухов с картой Москвы и Московской области на коленях. — Сейчас не гони, Боря, ГАИшников полно…»

— Угу… Я вижу, смотрю.

И Пастухов не дремал, нет. Вжавшись в сиденье, покачиваясь, скрестив руки на груди, прикрыв веки, думал полковник о превратностях судьбы, перебирал в памяти жизненные ситуации. Удивлялся их несовершенству, часто парадоксальности. О генерале он знал как никто другой. Ему безвинно расстрелянный Евгений Васильевич, там, в пивной палатке, успел перед разговором несколько листков бумаги сунуть. Три листа. Мелким компьютерным шрифтом. Интересный документ, он прочитал позже, важный. Раньше бы знать! «Эх, Женя, Женя, друг ты мой родной. Как же так, как? Жаль! За меня человек пострадал… И семья… Наташа одна осталась, дочь Лера». Озлился на себя: «Всё, завтра же съезжу к ним. К чертям всю осторожность. Пусть знают, Пастухов не боится. Пастухов плевать на них хотел». Сейчас ждал встречи с генералом. Увидеть его хотел. В глаза взглянуть… Спросить кое о чём…

Раздумывал и Свешников Николай Николаевич.

Тоже как ни странно о превратностях судьбы. Хотя с ним всё понятно. Вчера ещё человек жил проблемами своей газеты, города, проблемами Марго и конкурса… Увидел по телевизору новостную передачу ЦТ и… Пожалуйста, сегодня боец неофициальной группы специального реагирования. Уже! Один из них. Хоть и самый маленький и самый лёгкий, но ловкости и тренированности в нём «агромадный объём». Ни с кем не сравнить, с Джеки Чаном если. Кстати, на тренировках, в школе китайского кун-фу, его так и звали — «рюсский Джеки». «О, рюсски Джеки к нам пришла! Ну-ка, ну-ка…» Освоил кое что, и смежные виды тоже. Сенсей доволен был, в пример русского ставил. КолаНикола мастером домой вернулся, русским сенсеем. Зачем этим занимался? А кто его знает! Себя наверное хотел победить. Очень хотел этого, и звёзды наверное так хотели. Потому и осваивал восточные единоборства и восточную психологию. И победил, достиг совершенства. Не полного, конечно, начального… Было время, были денёчки.

Свешников задержал дыхание, медленно выдохнул… Методами восточной психоподготовки привёл дух и тело в боевое состояние, почувствовал тепло в нижней и средней чакре, после чего расслабился. Подумал, как там Марго без него справляется, с газетой, с конкурсом… Интересно! С газетой она безусловно справится, его школа, хоть завтра главным редактором ставь, а вот с конкурсом… Хм, с Конкурсом… И с конкурсом тоже. Начали почти шутя, найти убийц, и в точку попали. Это Марго придумала. Умница. Славная девчонка, хорошая. КолаНикола несколько раз пытался её как-то вовлечь в тренировки духа и тела, она отмахнулась, у неё другое оружие, сказала. Убойное. Он переспросил, а она ответила: женское обаяние и интеллект, КолаНикола, плюс мыслительный аппарат. И рассмеялась. Похоже, права девочка. В такое мероприятие конкурс раскачали, традиционным может стать. Знаковым. А тираж газеты каким стал, ооо…

— Где-то сейчас должен быть указатель, — чуть качнувшим к передним сиденьям, заметил Свешников, держа перед собой карту.

Мазнув по карте глазами, Волков кивнул головой. Вскоре указатель возник.

Снизив скорость, тойота плавно вписалась в поворот. «Ещё пять километров», — складывая карту и доставая телефон, заметил Пастухов. Волков увеличил скорость машины. Никто уже не дремал, все по сторонам поглядывали и на дорогу. Она выглядела очень свежей и ухоженной. Гладкая и ровная, двухполосная, практически пустая. Волька заёрзал на сиденье. Подъезжаем.

Коттеджный посёлок открылся за поворотом яркими разноцветными крышами, спутниковыми тарелками на них, высоченными глухими заборами, кирпичными и толстостенными, с величественной отчуждённостью причудливой архитектуры многоэтажных жилых строений, тонированным стёклами в окнах, в большинстве забранных решётками, видеокамерами, большими зелёными территориями. Величественные «лежачие полицейские» гасили скорость, заставляя машину и сидящих в ней кланяться заметному окружающему шику, чистоте и важности чинов здесь обитавших.

«Подъезжаем», кому-то по телефону коротко сообщил Свешников. Все поняли кому. Майору, конечно. Чтоб знал.

Наконец тойота свернула в очередной асфальтированный проулок и, притормозив, нацелилась носом на возникшие перед ней глухие металлические ворота, они, как ждали, сами собой раскрылись. Ни в воротах, ни на территории, ни людей, ни овчарок, ни какой охраны не наблюдалось. Вообще. Это майор коттедж зачистил, понял Волька, чтоб не мешали. Молоток! Но и его людей нигде не было… Странно. Не один же он здесь постарался, хотя, кто их знает, чем они, эти «конторские» обладают. Эта мысль ещё раз подчеркнула высокие способности майора. Ну, мастер! Молодец, мужик! Молоток!

Дорога от ворот к величественному трёхэтажному зданию, вернее к его подъезду с высоким крыльцом, была выложена фигурными дорожными плитками, чистыми и многоцветными, как своеобразный ковёр. Рядом, уже спокойным рисунком, и справа и слева, выделялись тоже цветной плиткой выложенные пешеходные дорожки. Аккуратной разметкой возвышались невысокие столбики вечернего и ночного освещения. Несколько надворных построек, тоже добротных, красного кирпича, тоже с тонированными окнами, застыли поодаль. Трава подстрижена, цветы ухожены, высокие хвойные деревья приятно дополняли ландшафт, и ни одной души, ни окурка, ни пылинки…

Гостей никто не встречал…

Втроём молча поднялись по парадной лестнице — Пастухов, Свешников и Волька. Волкова дядя Гриша оставил в машине. На всякий случай, наверное, или как своеобразный сюрприз генералу. Волков было возмутился, но Свешников его успокоил: «Извини, так надо». Волков остался.

Большая двустворчатая парадная дверь, в тонированных стеклянных квадратах была не заперта. С трудом отворив тяжеленную дверь, гости вошли в вестибюль. Дверь бесшумно закрылась. О! Ё-моё, как в Георгиевский зал Кремля попали… Как живут люди, ну надо же! Какая красота! Здесь наверное обувь снимают, одними глазами спросил Волька Пастухова. Тот коротко скривился, и отрицательно качнул головой, не надо.

Волька восхищённо по сторонам смотрел, осматривался. Шик-карно! КолаНикола в кулак озадаченно кхыкал… Но стоять и разглядывать никакого времени не было, не в музее. Следовало подняться на второй этаж. Так лестница указывала. Приглашённые зацокали каблуками туфель по мозаичной плитке холла. Пастухов впереди, не задерживаясь… А Волька и Свешников, поднимаясь выше, крутили головами и спотыкались, потому что и справа и слева, по стенам, висели художественные полотна, в золочёных рамах. Такие Свешников видел где-то в Художественном музее или в Третьяковской галерее, кажется.

— Это Клод Моне! — сдерживая восхищение, сам себе, узнавая, комментировал Свешников. — А это… понятное дело Айвазовский, бушующее море. «Среди волн», называется. А это, Коровин Константин с портретом артистки. — Юная красавица на подоконнике на фоне зелени сада. Молодость, свежесть, столько ещё впереди… с раскрытой книгой на коленях. Но Марго симпатичнее, машинально отметил главред, у Марго глаза другие. Ближе, роднее.

Шагнув дальше, КолаНикола неожиданно наткнулся на Вольку. Волька зацепился взглядом… Почти полностью обнажена девица парит на фоне какого-то города, рукой склонившись к седому старцу. Старик на вытянутых руках держит посудину полную чего-то… Вольку привлёк не сюжет, а фигура обнажённой девушки. Жаль, читалось по его лицу, лёгкое газовое полотно прикрывало самое интересное, а зря. Но груди и живот отлично прорисованы. Сексуально! Волька Свешникову так и подмигнул, смотри, мол, какая девушка. «Но в «Плейбое» я круче видел», шёпотом похвастал он. КолаНикола усмехнулся, прошептал Вольке: «Балда! Это Фортуна и нищий», Маркова. Андрея или Алексея — не помню. Она сыплет нищему золотые монеты, видишь? Бесценная работа. Старинная». Волька согласно кивнул головой, понял, мол, молодец Марков, я не против, спросил: «А почему голая, если такая богатая?» «Потому что Фортуна. Образ такой! Иди-иди, плейбой, не задерживай». Картин по стенам было ещё несколько. Они были впереди и выше… Ну, это… конечно, «Демон» Врубеля, потому что мазками!.. Угадал Волька. Большая картина, широкая, но не прописана, мазками намалёвана… «Лицо цыганской национальности» угрюмо сидело, обхватив руками коленки, размышляло… Как современный гастарбайтер, обиженный своей родиной. Хорошая картина, знаковая. И схвачено здорово. Но мазками… Волька скривился, манера «письма» у художника была странная. Но здорово. Почему именно такая манера, переспрашивать Волька не стал, на усмешку нарываться не захотел. Наверное тонких кисточек не было, только шпатели, сам себе усмехнулся Волька. Ха-ха! Но это всё копии. Конечно. Наверняка. Так, выразительно лицом он и заключил Свешникову. С чего бы подлинникам здесь оказаться?!

Таких фотографий с картин он раньше у себя на заставе видел множество, с интересом листал альбомные страницы, в библиотеке перед дембелем, под рубрикой «Шедевры русской живописи». Всё собирался как-нибудь вживую галерею или музей живописи посетить, но, увы! В школе некогда было, а в армии — на все триста шестьдесят «пять» градусов, целых полтора года живой ландшафт вокруг простирался, пейзаж то есть. Тоже красивый, и воздух тоже! А горы, а река в ущелье, а ребята… во все времена года… Классно в общем. Но здесь… В музей ходить не надо. О! У! А это… О!!

Остальные полотна Свешников рассматривать не стал, подталкивал Вольку, времени на это не было, да и Пастухов уже наверху был. КолаНикола решил позже шедевры рассмотреть, детально. Знал, время для этого будет. Он выделит. Обязательно. Из-за Вольки хотя бы.

К тому же, лестница не очень длинной оказалась, вывела наконец на второй этаж. А там, извините, тоже… ё-моё!.. все буквы алфавита… и все с восклицательными знаками… Всё классно декоративно-прикладное, невиданно современное и… Здесь ждал майор.

Он стоял скрестив руки на груди. В середине зала. Как крепкий утвердительный знак. В кепке на голове, в лёгкой светлой куртке, тёмной безрукавке, джинсах, туфлях… Но без улыбки. Был серьёзен. Молча указал гостям рукой на огромный диван молочного цвета. Диван занимал почти всю середину пространства. Как центр баскетбольной площадки. Имел форму буквы «П», в середине стоял длинный низенький столик, напротив два мягких полудиванчика, такого же молочного цвета, между ними большой цветной рельефный глобус Земли. Над всем этим, вверху многоэтажная люстра. Всего, по площади высоченного потолка, пять таких. В глубине, у дальней стены, большой камин — сейчас без огня — забранный в тёмно-фиолетовый мрамор, стояли кресла, ещё что-то. Ничего больше Волька рассмотреть не успел, потому что гости опустились на диван, и Волька. Сел, почти провалился. Диван оказался невероятно мягким и удобным. Куча разноцветных подушек приятно окружила. Но связанного генерала здесь нигде видно не было, точно не было, как заметил Волька. Почему? Ни сидящего, ни висящего, ни лежащего. И никаких следов разрушений, связанных с отчаянной борьбой… Как это?! Почему это? Где он? Пастухов и Свешников вопросительно смотрели на майора. Волька, пряча в глазах недоумение, расталкивал подушки. Подушки расслабляли, лишали тело оперативности. Волька справился. Сел на них.

Всё стало ясно через секунду. Послышались шаги… В комнату, широко шагая, вошёл человек. Тот самый генерал, живой и невредимый. В штанах с лампасами, в тапочках, в домашней пижамной куртке на голое тело… из под куртки на груди выглядывал пушок седых волос. Круглолицый, большелобый, с редким волосом на круглой большой голове, с улыбкой во весь рот… Маленькие глаза, под тяжёлыми веками, перебегали от одного визитёра к другому и обратно, искрились победной усмешкой, и холодным любопытством. Одобрительно кивнув головой майору, который так и остался стоять напротив расположившихся на диване гостей, генерал прошёл к полудиванчикам, и по хозяйски сел на один из них, напротив, ближе к глобусу. Откинувшись на спинку, закинул ногу на ногу, ещё выше вскинул голову, и одними губами, в упор, не мигая глядя на визитёров, спросил майора: «Оружие?»

Майор ответил ровно, без интонации, как робот:

— Пистолет. Один. У полковника Пастухова. Наградной ПМ.

— На стол! — с той же приклеенной улыбкой на лице, приказал генерал.

Гости во все глаза смотрели то на генерала, то на майора… Ах, вы ж… Сволочи! Сука, предатель, прихвостень, ясно читалось по их лицам.

— Сидеть! — прикрикнул генерал, угадывая намерения.

Визитёры были заметно смяты, удивлены, ошарашены. Они же поверили майору, они же верили ему, а он… Майор как бы не замечал этого, а генерал в открытую наслаждался ситуацией, в которой оказались так называемые гости. Не ожидали.

— На стол, я сказал… — вскричал генерал, затем, угрожающе сдерживая голос, прошипел. — Только медленно, Пастухов, без нервов. Майор прилично стреляет.

Словно подтверждая, майор чуть повёл корпусом, из под распахнувшейся полы куртки показалась рукоять пистолета… Вот сволочь! У Вольки вся спина и ноги от ужаса заледенели, на голове зашевелились волосы… Вот гад! Подонок! Ублюдок! Предатель!! Гости жгли глазами майора.

Видя всё это, наслаждаясь, ха-ха-ха… генерал в голос рассмеялся.

— А вы думали, что с вами шутить здесь будут, да? Чай, кофе… Хрена вам! Попались, субчики! — улыбка неожиданно исчезла с лица генерала, он угрожающе качнулся вперёд, в голос заорал. — На стол, тебе сказали, сволочь старая, оглох? И медленно. Ну!

Пастухов, бледный, не спуская тяжёлого взгляда с лица генерала, демонстративно медленно сунул руку за спину, перевёл взгляд на майора и медленно, очень медленно, именно для него, достал из-за пояса оружие, и положил его на стеклянную столешницу. Металл громко дважды цокнул о толстое стекло. Помедлив, Пастухов оттолкнул от себя пистолет. Генерал небрежно смахнул его в сторону майора. Тот взял его, вынул обойму, глянул на неё, сунул себе в карман. Передёрнул затвор, спустил с взвода, поставил на предохранитель. Всё это проделал механически и быстро, в полной зловещей тишине.

— Так-то лучше, — заметно расслабляясь и откидываясь на спинку дивана, произнёс генерал, вновь раздвигая рот в довольной улыбке. — Теперь можно и… подвести итог нашему… ха-ха… знакомству. Так нет, майор?

Майор едва заметно кивнул головой, засовывая пистолет за пояс.

45

Пётр Николаевич Бугров не удивился приглашению секретаря губернатора зайти в кабинет. Они виделись часто. И не только по официальным делам. Хотя, все встречи так или иначе были связаны с работой.

— Разрешите, Владислав Сергеевич, вызывали, — как обычно по военному, спросил Пётр Николаевич, открывая дверь губернаторского кабинета.

— Да-да, Петр Николаевич, входи.

Огромная светлая комната-кабинет, богато обставленная, с двумя гербами: России и края, двумя знамёнами — государственным и краевым, соответствующими портретами президента РФ, премьера правительства России, огромным глобусом с рельефом Земли, большой настенной картой края, подарками-сувенирами, кондиционером, плазменным экраном телевизора, зоной для официальных приёмов и приватной беседы, несколькими макетами огромных производственных предприятий края, градообразующих, как сказали бы прежде, — золотодобычи, аффинажного завода, алюминиевого комбината, нефтеперегонного, шинного, головного домостроительного, цементного, не считая прочих частных и полугосударственных заведений, банков и предприятий — которые здесь представлены не были, но имели место в крае быть. В губернаторском кабинете всё это было выставлено напоказ, как мощь, сила, финансовая независимость и богатство края. Значит, губернатора. И его команды. Одним из членов которой и был Пётр Николаевич Бугров.

Управленцев в администрации края было около четырёхсот человек. Ведущих специалистов, основных, на порядок меньше, приближённых — единицы, а особо близких, если так можно выразиться, у губернатора был один — Бугров. Почему? В силу каких личных качеств? Однозначно ответить трудно. Наверное тем, что Бугров до отставки из ВС СССР дивизией командовал в звании генерал-лейтенанта, а Владислав Сергеевич у него был заместителем командира по политической части одного из полков, в звании подполковника, а потом… Понятные политические преобразования в стране, реформы, увольнения, перестановки и прочая… Волна свободы, невиданных прежде возможностей. Бугров чуть в тюрьму тогда не загремел, вывозя и продавая военное имущество. Б/У, естественно, и не сам, конечно, но… «Капнули» доброхоты куда надо, на волне прокурорского и прочего негодований, едва генерал от тюрьмы отмазался. «Обиделся», естественно. Адвокаты посоветовали в высшую судебную инстанцию на аппеляцию подать, там его, конечно, оправдали, но… пятно осталось. Бугрову пришлось нажать на кое-какие «рычаги», пятно зачистили, нашли человеку применение: вписали в резерв руководящих и прочих политических кадров страны. Выдвинули в помощники одного из сенаторов в Совете Федерации. Потом некие сильные мира сего — теневики, генералы-финансисты, «настоятельно» предложили ему новую политическую карьеру — пойти на повышение на «край». Тоже в помощники, но к губернатору. Так стране сейчас нужно, ему сказали, народу, значит, и сами понимаете, партии. Ведущей партией тогда уже была «Единая Россия». Большой разницы Бугров в перестановке для себя не видел, считал себя всё ещё на службе, легко и согласился. Жену из Москвы перевозить не стал, ему так посоветовали. Так будет лучше, потому что свободнее. Как на прежней службе.

Губернатором оказался бывший его подчинённый, Владислав Сергеевич. Уже не полковник, а величина, губернатор края. По военкомовским меркам в звании генерала армии. Считай, сразу через несколько ступеней. Депутат, естественно, и всё такое прочее. Встретились они как старые однокашники, однополчане, и… дружеские связи укрепились.

— Хочу съездить на рыбалку, — сообщил губернатор, когда Пётр Николаевич расположился в кресле, поправил усы, прикуривая сигарету, щёлкнул зажигалкой.

Бугров, в принципе, готов был к чему-то подобному, ждал, шутка ли, такую нагрузку все выдержали, особенно губернатор! Мост федерального значения сдали государственной комиссии — в срок и без замечаний! — приняли и проводили премьера Путина — аж спина взмокла! — двести пятьдесят московских и прочих региональных гостей в сумме приняли, разместили, уважили; сотню журналистов допустили; телевидение; банкет по случаю… И всё без задоринки, всё без проблем. Сплошная «карусель». Не мешало и развеяться…

— Сейчас или когда? — пыхнув дымом, переспросил заместитель. Вопрос был естественным. Если на дальнюю заимку ехать, нужно было приготовиться, если в загородную резиденцию, тоже бы, в принципе. На взгляд Бугрова, лучше на дальнюю.

— Сейчас, наверное. Что-то голова разболелась, — откидываясь на спинку кресла и массируя виски, пожаловался Владислав Сергеевич.

— Лучше на дальнюю, — посоветовал заместитель. — Там спокойнее и воздух чище. — В этом он, конечно, лукавил. Потому что и в загородной резиденции губернатора воздух был невероятно чист всегда и свеж. Выстроили резиденцию с учётом рекомендаций местных и столичных экологов, и «розы ветров». Весь смог уходил в противоположную сторону: через город и за него. Дело было в другом. И губернатор это понимал. Больная голова — это предлог. В середине недели губернатор на рыбалку или охоту не ездил. Значит, ему необходимо было поговорить или выговориться. Строго без свидетелей. Разговор предстоял похоже серьёзный, и подготовка к нему должна быть соответственной. Если голова, значит, первое: жены там быть не должно. А только — возможно — это ещё нужно уточнить, присутствие одной — двух массажисток. Второе: пиво, свежая рыба, баня и… сам разговор, возможно и губернаторский монолог вслух. Такое уже бывало.

— На дальнюю, так на дальнюю, — согласился губернатор. — Поехали. — И приказал, на звонок возникшей на пороге кабинета секретарше. — Машину мне. Пару дней меня не будет.

— Хорошо, Владислав Сергеевич, я поняла. График встреч откорректирую, всех предупрежу. Скажу, что вы в Москве, на заседании в Совете Федерации. Машина уже ждёт.

— Поехали, — бросил губернатор заместителю, и они поднялись.

Особо собираться или как-то заранее готовиться им не требовалось, не маргиналы. Машины всегда заправлены и ждут. Обслуживающий персонал загородного дома или какой заимки всегда на месте, всегда в боевой готовности. Пиво, водка либо что приличнее всегда в достатке, рыба, дичь в ожидании, егеря и консультанты по рыбной ловли на своих местах, оружие и снасти приготовлены, душ, ванная комната, туалеты, повара, официанты в ожидании, баня всегда топится, только звякни, постельное бельё и халаты заменены и отглажены, как и салфетки в столовой… Так издавна заведено, ещё с советских времён, так и сейчас содержится.

Губернатор и Бугров забрались в один из губернаторских джипов и поехали. Не успели и двадцати метров от «Белого дома» отъехать, спереди и сзади возникли машины сопровождения, милицейские, с мигалками. Натренированные, натасканные, учёные. Губернаторский кортеж, смело выйдя за осевую линию, крякая и сверкая огнями на крышах, с места развил предельную установленную скорость…

В салоне джипа не разговаривали. Каждый думал о своём. Бугров успел коротко дать кое-кому пару — тройку указаний по телефону и почти задремал, сидя на переднем сиденье, знал, вопросов к нему пока не будет, и дорога длинная… Владислав Сергеевич тоже вроде дремал. Закрыв глаза, изредка массировал виски.

Стрелой пролетев через весь город, скорость увеличили до максимальной. Машины, как привязанные, шли почти бампер в бампер.

Выскочили на загородную трассу, попетляв, выехали вскоре на берег реки. Там, на возвышенности, за специальным милицейским постом и шлагбаумом с табличкой «Въезд и проход запрещён», на огороженной территории ютился неприметный с виду коттедж. И не подумаешь, что губернаторский. Шикарно внутри обставленный, с выходом к реке, стоянкой дюжины лодок, несколькими быстроходными катерами, баней, — дым из трубы уже вовсю валил, хозяйственными и бытовыми постройками. На территории было чисто. Безлюдно. Машины сопровождения, уткнувшись в шлагбаум, получив от Бугрова по спецсвязи команду: «Спасибо, капитан, можешь быть свободен», быстро развернулись и мгновенно исчезли, соревнуясь друг с другом в мастерстве управления и скорости.

Воздух на природе был действительно чист и свеж. Никакой суеты и шума. Только шум листвы и воды… успокаивающие и умиротворяющие. От коттеджа тянул лёгкий запах домашней пищи и уюта. Обитель. Райское место.

У подъезда их встретил управляющий заимкой. Привратником возник в открытых дверях… Моложавый, подтянутый мужик, в светло-синем с белыми мазками камуфляже, в такой же панаме, как раз под рыбную охоту, внимательный и услужливый. Бывший полковник, начальник физподготовки той дивизии, которой когда-то командовал генерал-лейтенант Бугров. По военному кинув руку к панаме, управляющий скороговоркой привычно доложил губернатору, что за время их отсутствия, и прочая, всё, мол, в ведомстве в порядке. Здороваясь, Владислав Сергеевич демократично пожал ему руку, Бугров начальственно кивнул головой, молодец, мол, принимай, полковник. Управляющий смотрел на хозяев уважительно, как и подобает, с достоинством, хлебосольно… Так положено. Только за спиной губернатора вопросительно заглядывал в глаза Бугрова. Тот лицом дал понять: всё нормально, не беспокойся, на пару— тройку дней только, приготовь там, что положено, действуй. Управляющий, шире раскрыл перед хозяевами дверь, склонился в полупоклоне…

Где-то через час, полтора, сидя в лодке, Бугров на вёслах, с двумя удочками в руках, всё по-простому, для души, губернатор наконец спросил Бугрова:

— Пётр, скажи, что ты думаешь об Ольге? — В такие моменты они всегда были на «ты». Бугров понял, но переспросил, Ольгой могла быть и другая какая…

— Леонардовне, что ли?

— Да!

Лодка стояла на якоре, в заводи, метрах в тридцати от берега. Вода почти не двигалась, поплавки плясали… Пляшут, потому что крючки уже голые, рыба балуется, догадался Бугров. Удочки, как и вся рыбалка — повод. Бугров оглядел окрестности, ни души, можно говорить. Тем не менее, на всякий случай, страхуясь, негромко, только для Владислава, ответил.

— Себе на уме баба! Много знает, хитрая.

— Да, пожалуй. Ты представляешь, она предложила приватизировать здесь всё?

— В городе?

— В крае!

— Сильно! — Бугров протянул это нараспев, с удивлением и ударением на последнем слоге. — Сильна баба!

— Да! Я не ожидал. Говорит, время такое… Пришло, мол. Она тылы закроет. Как думаешь, сможет? — губернатор вскинул взгляд на помощника.

— Она? Она сможет. А мы… Мы сможем? — в свою очередь спросил Бугров.

— Мы… При известных обстоятельствах…

— А как быть с Пугачом? Он же здесь теневой хозяин. Спокойно жили… Нам это надо? Только ведь договорились, разобрались и всё поделили. Народ успокоили… Или опять его в долю брать? Ой, клюёт Влад, тяни, клюёт, — почти вскакивая, бросив вёсла азартно вскричал Бугров, балансируя в качающейся лодке. — Ёпт… твою… клюёт-клюёт… — Губернатор резко потянул, леска со свистом взрезала воду, на крючке болталась маленькая рыбёшка. Не долетев до борта, рыба сорвалась с крючка, упала вводу, сверкнув брюхом, ушла вглубь… — Ну вот… — Расстроено опускаясь на скамью, хлопнул себя по ляжкам Бугров. — Прос…

— Хрен с ней… Маленькая, пусть растёт… — почти спокойно отмахнулся губернатор, вновь забрасывая пустой крючок в воду… — А с Пугачевым… С Пугачевым мы делиться не будем…

— Как это? — нахмурил брови Бугров, не понимал, вернее ушам не верил, перевёл взгляд с поплавка на губернатора. — Он же обидится, взорвёт обстановку. Жить нам не даст. Нам это надо?

— А мы опередим его.

— Как это?

— А ты подумай.

— Влад, ты мне загадки не загадывай, не в Академии, говори прямо.

— Его нужно убрать.

— Его?!

— Да, и любого, кто хвост подымет. Хватит здесь командовать, — повышая голос заметил губернатор. — В крае должен быть один хозяин. И никаких других. Или ты испугался? Ты вообще, со мной или как?

Бугров не растерялся, не такие проверки проходил, выдержал взгляд, не раздумывая ответил:

— Что за вопрос, губернатор, с тобой, конечно. Чего ты? Я когда-нибудь давал тебе повод сомневаться, скажи, давал?

— Нет, — сбавил тон Владислав Сергеевич, — мне показалось…

— Значит крестись, если показалось… А насчёт Пугачёва, если надо, способ найдём… Если надо.

— Надо, Петя.

— Тогда, два варианта…

— Ну…

— По рюмашке? — спросил Бугров, указывая рукой на деревянный ящик под сиденьем. Оба знали, там, для них заботливо приготовлена и охлаждённая водка в термосе, и нарезано сало, и малосольные огурцы, капуста, хлеб… наверное и сюрпризы: когда горячие пирожки с капустой, когда со щавелем… Чаще с капустой. Их очень любит губернатор. Со щавелем Бугров. На кухнях это знали. Пекли в пропорции два к трём. Чтоб дистанцию соблюсти и не обидеть.

— Давай, — согласился Владислав Сергеевич. — По маленькой…

Бугров выдвинул ящик, открыл крышку, так и есть…

— Каков первый вариант? — спросил губернатор, когда выпили, закусили и съели по пирожку…

— Если помнишь, у меня, — Бугров запнулся, досадливо крякнул вспоминая, — в дивизии был полковник Малышкин, начальник разведки… Лбина такой, руками подковы на спор ломал, и телефонные справочники в лоскуты… Помнишь? Жуткий драчун и рукопашник. Столько он мне нервов попортил, кобель еб…й, не сосчитать. Гха-гхымм…

— А, тот который твою машину, говорят, за задний мост на весу держал… Рассказывали. Я думал шутка, анекдот.

— Какой шутка, какой анекдот! Я сам видел. Сам в машине сидел. Представляешь? Два генерала, и два полковника, со своими ящиками и оружием, не считая водителя. На весу. Машина тыр-пыр, колёса крутятся, а мы стоим… Водитель вспотел, на меня в ужасе смотрит, не поймёт, скорости переключает, ан нет… Было дело, смеялись потом. Он это был, полковник Малышкин. Знал, стервец, что с него как с гуся вода. Любил я его.

— Ну…

— Так у него были ребята почище вымпеловцев, если помнишь. Он готовил. Сам. Все чемпионы и призёры. На первенствах вооружённых сил наша дивизия всегда первые места в зубах приносила. Министр обороны ещё нас хвалил, удивлялся, если помнишь!

— Конечно, помню. Ну…

— Так вот, с ним у меня кое-какие контакты не потерялись, остались. Я переговорю с ним. Одного— двоих снайперов он, я думаю, для нас найдёт.

— Ммм… А сейчас он чем занимается, может, к нам его пригласить? Работу и должность ему найдём.

— Хмм… Зачем? Он и так как сыр в масле! С моей подачи на СВР он сейчас работает, на государство, готовит спецов. К тому же, далеко он. В случае чего, никакая собака не докопается, что это его рук дело.

— Угу… пожалуй, — согласился Владислав Сергеевич. — А второй?

— А второй… Над этим надо подумать… Хорошо бы нам бандюков между собой столкнуть, я думаю.

— Пугачёвских с Прокошинскими?

— Да, они бы друг друга перестреляли, а мы бы чистыми остались… Ни при чём. В резерве бы отлежались… Верно было бы стратегически.