Следы на воде Вишневский Владислав

37

На всю дорогу до Геленджика ребята с бабушкой Армине, да какая она бабушка-дедушка, Армине и всё, ушло где-то почти двое суток, за минусом одной ночи. Быстро, как пантера, джип нёсся только по МКАДу, гоняясь за авто— антилопами, сайгаками, и кабанами, а как выехали на трассу Москва-М-7-Дон, так, стоп, не выше 70 кэмэ. Как детский велосипед на привязи. Что поделаешь, за рулём женщина! Понимающе переглядывались Валька с Серёгой. И Артак, в принципе, согласен с ними был. Вот если бы они бы сами за рулём, тогда бы — о! Тогда бы — да!

Первые пару сотен километров «пассажиры» как приклеенные в окна глазели — красиво! здорово! уматно!

Ландшафт!

…Пригорки, перелески, заборы, торговые центры, торговые ряды, торговые палатки, коттеджи, переезды, гаражи, люди, собаки, машины, машины, дворы, дома, заборы, пригорки, перелески, лес, речка, мост, пригорки, машины, машины… И навстречу, и на обгон, и на обгон, и на встречу… А это что? А это? Ух, ты! Ух, ты!! Потом зрение туманиться стало, всё примелькалось, в сон потянуло…

Задремали.

Когда Валька с Серёгой проснулись, Артак ещё спал. Как пёс Бобик в узел свернувшись, откинув спинку сиденья, спал сном младенца. Мог бы, в принципе, спинку и не опускать, ему места хватало. А вот двум баскетболистам, на заднем сиденье, трудно пришлось, практически не возможно. Валька с Серёгой от того и проснулись. Проснувшись, пару секунд удивлённо таращили глазам — где это мы? Потом врубились: в джипе, в пути, едем в эту, в…

Валька с Серёгой поморщились, пытаясь потянуться, но… Не тут-то было! Не предусмотрели япошки места для русских длинных ног и рук, не продумали. Из-за своих ног ребята и проснулись. Головами в разные стороны, а ноги затекли. И шея и ноги. Ноги вообще… Какое-то время даже разобрать не могли где чья, и как они могли так перепутаться. Ногу тянешь, а она не там, и не твоя, а… Причём иголками изнутри пробивается. Джинсы и кроссовки у ребят одинаковые, не разберёшь сразу где чьи. Нет, разобрались, распутали… А едут они — рекруты вспомнили — преступника ловить. Потому что он должен сидеть в тюрьме! Да! Так пафосно подвёл черту под своим предложением Артак, когда агитировал. Валька с Серёгой тогда с дуру согласились. Не с тезисом, конечно. С производной. Вот и едут теперь. Дураки! Настроение от этого у ребят заметно прокисло, но не на долго. Тоже на пару секунд. Оно же путешествие же! Приключение! И хорошо, значит! И отлично! Будет что в сочинении написать как я провёл лето: где? с кем? и как? Классно! Для себя и для детей на старости. Если что не так пойдёт, Артаку, естественно, копец. Достанется! Это понятно. Но, судя по его логической выкладке — он на все сто был уверен: не пожалеют. Едут. Уже и повеселели, уже и не расстраиваются. А что? В салоне уютно. За окнами родной российский ландшафт! Родина!

…Переезды, гаражи, люди, собаки, пригорки, перелески, заборы, торговые центры, торговые центры, торговые ряды, коттеджи, машины, машины, дворы, дома, заборы, лес, речка, снова мост, опять пригорки, машины, машины, и снова непрерывно машины… И навстречу, и на обгон, и на обгон, и на встречу… За рулём Армине. Не бабушка, а женщина. Красивая причём. И руки женственные на руле, и сама вся… Ребята осторожно выглянули из-за спинки водительского сиденья. На грудь её глянуть, вдруг да… Армине неожиданно обернулась, перехватила взгляд.

— О, проснулись! — блеснули в улыбке её белые зубы и зеркалом очки. — Молодцы. А мы уже… почти пятьсот километров проехали. — Похвасталась она. — Пора бы, я думаю, и пообедать. Как вы смотрите, нужно, нет?

— Можно, наверное, — пряча краской вспыхнувшие лица, смутились ребята.

— Нужно! — громко, как и не спал, прохрипел с переднего сиденья Артак, и пружиной распрямился. — Ба, а я в туалет хочу. — Заявил он.

Кстати, и не он один хочет, переглянулись ребята. Но так просто об этом сказать они не могли. Молодец Артак. Выручил.

Вскоре и отобедали. В придорожной харчевне. Да-да, кафешка так и называлась — «харчевня». Серёга перевёл «тайный» смысл Артаку: «Потому что здесь харчи варят, понял, сынок, потому и харчевня». А Валька уточнил: «К тому же заезжаловка. Вывеску необходимо сменить. Мы же заехали, значит, заезжаловка. Видишь, сколько нас тут заехавших, о!»

А потом снова за окнами потянулся ландшафт. Правда резко сменил декорации. Лесов стало меньше, а какие были — стыдливо прятались за горизонтом. Впереди и с боков красовались то жёлтые подсолнуховые поля, то обширные зелёные луга, но так же с морщинистыми складками пригорков, буераков, и прочих природных отклонизмов.

Была и ночёвка.

В какой-тот гостинице. Где-то — «под» или «за» — посёлком Миллерово, кажется. Тоже придорожная, но гостиница. Армине не раздумывая — а другого варианта, как ей сказали, у неё и не было — сняла два двухместных номера «люкс». Один для себя и внука, другой для баскетболистов. «Это ламинат», постучав по стенке, со знанием дела заключил Артак, дешёвка». И тот час услышал с другой стороны: «Кто там?» Артак отскочил, выпучил глаза и торопливо извинился в стену: «Ой, я случайно, тётенька, извините. Я не знал». Из-за стенки донеслось вполне миролюбивое: «Ладно-ладно, ничего страшного. Только телевизор, мальчик, не включай». Валька как раз пультом на телик нацелился. Рука с пультом зависла. «Не гостиница, а барак какой-то», раздражённо заметил всё тот же женский голос за стенкой. «Нет, у нас люкс!», осторожно, тётеньке, заметил Артак. Говорить можно было даже не в электророзетку, а словно перед фанерной стенкой. «А у нас что, — пробасил теперь уже недовольный мужской голос, — Не люкс что-ли?! Нигде людям уединиться нельзя. Ити-т-твою…» Мужской голос недоговорил взрослую «речёвку», раздосадовано скрипнул пружинами, и умолк. О!

Серёга не присутствовал при этом диалоге, не слышал межлюксовские переговоры, вышел из душевой комнаты.

— Пацаны, а чего это вы, — с удивлением оглядывая товарищей, спросил он. — Такие загадочные?

— Мы не загадочные, мы озадаченные, — шёпотом ответил Артак. — Тут это…

— Чего это у вас «тут это»? — Передразнил Серёга.

— Да тихо ты… — шикнул Валька.

Из-за стенки немедленно донеслось: «Вас же, мальчик, просили телевизор не включать».

Серёга столбом замер, закрутил головой: марсиане, привидения, внутренние переговорные устройства?

Валька указал пальцем на стенку.

— Это ламинат, — шёпотом пояснил Артак Серёге. — У нас сарай на даче таким ламинатом покрыт. Руки до кирпича у отца не дошли. И здесь так, наверное. Там соседи! У них тоже люкс. Но телевизор просили не включать.

— О! — Изумился Серёга и втянул голову в плечи.

Но всё это, в принципе, ерунда, мелочи, по сравнении с главной проблемой, которая, как понимали рекруты, ждала их впереди. Как именно, и кого они будут с Артаком «брать» в этом самом Геленджике? Даже не кого, а как, каким образом?

— Да как-как, — косясь на стенку, шёпотом поведал ребятам Артак. — Чего непонятного? Всё просто. Я подкрадусь сзади, присяду вот так, а вы спереди толкнёте его, он — брык, через меня, и на спину. Вы — раз, и навалились. Всё. Повязали. У нас в школе все так делают. Никто устоять не может. Только в школе у нас уже все это знают, не подкрадёшься. А ваш, этот, ну, который, сами знаете, не знает. И я потом напрыгну сверху. Всё.

— Но это же мужик, наверное!

— Здоровый, наверное!

— Не-е, — отмахнулся Артак. — Вы тоже не маленькие. И я же ещё с вами. Против троих вообще никто не устоит. Я знаю. Я уверен. А если что, смотрите, — Артак сунул руку в карман, быстро вытянул её, разжал кулак — на ладони лежал милицейский свисток. — Во! Настоящий! — С гордостью заметил он. — Как св…

Рекруты вовремя зажали его рот. Он бы точно продемонстрировал. Артак понял, увял.

И всё же, рекрутов это не убедило. Обнадёживало другое, то, что в Геленджике их никто конечно не ждёт, кроме моря. Они потому и поехали, что на море ни разу не были, разве в бассейне. Но бассейн, это всего лишь бассейн. Ничего интересного. Недавно у них к школе пристроили закрытый бассейн. Забота московского правительства. Каждому дому — магазин шаговой доступности. Каждой школе — бассейн. Пристроили. С водой. Для младшеклассников. Ленточку перерезали. Речи. Аплодисменты. Правдами и неправдами, почти первыми, рекруты с такими же баскетболистами-одноклассниками испытали его. С одного борта нырнули, едва успели руками в другой борт упереться, так бы и проткнули его, маломерку. Да и вода по началу не солёная была. Пока «мелюзгу» не запустили. И не зелёная, и не с волнами, а так себе, не море.

Гадай, не гадай… Утро, как известно, вечера мудренее.

Артак к бабушке в номер ушёл.

Она и разбудила. Не просто рано, а непристойно рано: в шесть часов утра! В шесть! Практически она и собрала ребят. Их самих, и вещи. По частям. Завтракали или нет, ребята не запомнили, потому что спали. Где и с открытыми глазами, где и на ходу, но спали. И в машине потом ещё часа три — четыре. Артак, привычно калачом.

Когда проснулись, первым делом в окна уставились. Интересно! Не подмосковный пейзаж. Совсем другой.

Долгое время дорога на спуск шла, под гору, грубо и по разному. Правда везде асфальт, или бетонка, но приличная. Виляла между гор. Горы не только появились, они придвинулись, зажали дорогу между собой, наблюдали сверху. А ещё выше, там где небо, солнце и облака — было только солнце. Оно! Неба как такового — ярко-синего, или голубого, на месте вообще не было, его заменяло бледно-бледно голубое, напрочь выцветшее, белёсое, и ни облачка! Одно солнце! Во всё небо. Большое-пребольшое, невероятно огромное… Размеры его оценить было нельзя, потому что без чёрных очков на него смотреть было не возможно, как на электросварку. Солнце было шире неба. Ослепительное и жаркое. Жаркое — не то слово. Если бы не кондиционер в джипе — хана бы ребятам. Поджарились бы как куры-гриль в микроволновке. Тут япошки молодцы. В пример русским машинам. Таких, кстати, было не мало. Ха, на юг, и в жигулях?! Нонсенс! Парадокс! А едут… С открытыми окнами, как борзые, высунув языки… Жара! Плюс тридцать пять в тени… А если на солнце, вообще под триста.

Ехали, ехали… спускались, спускались… А моря нет, и нет. Ни впереди, ни сбоку. Сбоку оно вообще не могло быть, там же горы. Значит, море впереди где-то, под горой, или у подножья, определили рекруты. Должно быть! Так уж хотелось… Очень хотелось попасть на море. И не просто увидеть, а залезть в него, бултыхнуться, и…

Промелькнул дорожный указатель «Горячий ключ», взлетели на перевал «Бжидский», свернули вправо, спустились вниз, Армине сбавила скорость. Навстречу потянулись домики «Тешебса», потом базы отдыха «Архипо-Осиповка». Посёлочки маленькие, как резина в длину вытянутые. Одноэтажные, с заборами, редкими трёх-, четырёхэтажными особняками, коттеджами, но! — и это уматный факт — теперь уже со множеством, преогромным множеством прогуливающихся женщин, девушек и других отдыхающих в одних купальных костюмах. Значит, тут где-то должно быть море. Или оно приближалось. Хотя видно не было, и водорослями не пахло. А вот девушки уже были. Руки у всех голые, ноги голые, плечи тоже, животы, овалы грудей и «стринги»… О! Все загорелые… У многих на носах бумажные защитные козырьки от солнца. Но все улыбаются. Все в тёмных солнцезащитных очках, широкополых шляпах, в шлёпанцах на босу ногу, и всё. Ярко демонстрируя свои костюмы и прелести. Ничего и ни кого не стесняясь. Классно! Уматно! Клёво! Были и мужчины, конечно, и парни разные и другая мелочь. Рекруты на них и не обратили внимания.

Всё здорово! Классно! Но жарко! Жутко жарко! Но множество девушек… И это перевешивало. Потому что было классно! Не зря, получается, ехали.

Начиная с «Архипо-Осиповки» рекруты от окон уже не отрывались. Так и ехали ещё сколько-то километров до того самого, как его, этого, Геленджика. Проскочили указатель «Дивноморск», он где-то слева остался, взлетели на пригорок, повернули направо, поднялись ещё выше, с правым поворотом проскочили дорожную развязку и въехали в город.

Город встретил всё тем же выцветшим солнцем. Выцветшими красками жилых и прочих строений. Зелень была только на высокой горе, что возвышалась справа. На ней угадывалась нитка подъёмника и малюсенькое — от большого расстояния — яркой раскраски колесо обозрения на верху. Строящиеся и уже построенные разноэтажные дома начинались от подножья горы и уходили вниз, похоже к морю. Жилые коттеджи, хвастаясь своей разномастной архитектурой и материалами, тянулись к небу. Вширь это было не возможно. Дома почти стенами касались друг друга. И улицы, витые и короткие, где украшенные низенькими столбиками светофоров, где и без, были узеньким, но в асфальте. Везде камень, бетон, и кирпич. Ни цветы, ни трава не просматривались. Зато в каждом дворе — на каждом метре территории — жили отдыхающие и стояли транспортные средства. Множество детей, и множество автомобилей. Дети — от шести лет и выше. А девушек вообще превеликое множество… И очень все…

Нет, всех рекруты, к сожалению, рассмотреть не смогли, не успели. Джип неожиданно вильнул в какие-то распахнутые ворота, остановился.

Оп… Приехали.

Армине выключила двигатель, открыла дверь. Два одноэтажных дома под одной крышей, летняя кухня, два мангала, несколько кресел, стулья, белая кошка на подоконнике, цветы в горшках… Пахнет дымком и чем-то вкусным. Обширная стоянка для нескольких машин. Тень. Солнце не печёт, даже не пытается. Над головами крыша из виноградных ветвей и листьев с настоящими гроздьями винограда. И не жарко и не душно. Тишина, и аппетитный, вкусный запах. Через секунду Армине и рекрутов, вместе с Артаком, облепила шумная ватага налетевших родственники. Все черноглазые, темноволосые, говорливые, громкие, и жаркие… армянской наружности. От пятидесяти, до лет четырёх — пяти. Обрадованные и счастливые! И тётя Тамара, и бабушка Рузанна, и Арменуи и Гаяне, и ещё одна Тамара, и маленькая Армине, и… всех рекруты запомнить сразу не смогли, это и невозможно. Поняли одно: единственным наследником в том роду был Артак. Царь, король и повелитель. Остальные были девочки. Мал-мала меньше, но красивые. Старшей дочери дома не было, она на работе, сказали, была. Тоже, кстати, Гаяне. «Ай, уж как она будет вам рада! Ай, уж как она Антошу ждала. И вас, ребятки!» «Ай, как мы вам рады, что вы приехали! И дедушка рад будет тоже!» «А какой Артак у нас большой стал, о!» «Ай, Армине, как хорошо ты выглядишь! Устала наверное, сестрёнка! Вы все устали. Конечно!» «Как же здорово! А мы думали, Антоша пошутил». «Ай, как хорошо!» «Тамара, доченька, звони срочно дедушке и Гаяне, пусть бросают всё и домой едут. Армине с Антошей и мальчиками из Москвы, скажи, в гости приехали. Уже здесь! Скорее звони. Мы за стол садимся. Ждём их». Охали, восторгались гостям родственники Артака. Рекрутам даже неудобно стало. Нам бы на море, попытались было отпроситься ребята, но им не разрешили. «Нет, нет, и нет! Что вы, ребятки! Как можно? Сначала за стол! Только за стол!» Причём, так доброжелательно и категорично настаивали, отказаться было не возможно. И Артак не сопроивлялся. Мялся, красуясь, как гусь на птицеферме. Руки в карманы, королём вышагивал по периметру. Ну, за стол, так за стол. Пришлось. И не пожалели. Поняли чем так вкусно пахло. Ооо…

И далма, и чахохбили, и лаваш, и бурум, и лахмаджо, и фрукты… Ууу!!

38

Воскресенский, улучив момент, когда «жена» укладывала Алёнку спать, закрылся в ванной комнате, позвонил по сотовому, услышал глухой голос, назвал пароль, услышал ответ, и сразу за этим короткий адрес места закладки посылки. «Понятно», изменив голос, коротко ответил он, и отключил вызов. Не подвели местные оппозиционеры, мысленно отметил. Ждали его звонка. Всё сделали. Это хорошо. Так и должно быть. Воскресенский стёр номер телефона абонента. Заторопился. Нужно было спешить. Это недалеко. Времени у Воскресенского уже не оставалось. Фура наверняка разгрузилась, к условленному месту нужно было успеть. «Я за пивком, бросил он «жене» и мусор вынесу», и вышел из квартиры. По домашнему вышел: в майке, шлёпанцах, и спортивных штанах. «Женя! Мой Женя, ласково отметила женщина. Наш Женя! — подумав о дочери, поправила себя. Я его уже люблю. Да, кажется, люблю! Даже больше чем… чем…»

С ней он познакомился по Интернету. «Молодая, симпатичная, разведённая, с дочерью трёх с небольшим лет, с квартирой, работой… Таня. Невысокая. Большие серые глаза, грудь третий номер, бёдра 90, мягкая, податливая… Добрая, нежная, ласковая, заботливая, ответит…» Что ещё надо? Отличный способ прикрытия. Выбираешь, по обстоятельствам — выбор большой, хоть в центре, хоть в любой точке мира, и… хоть одну женщину, хоть две. Остальное дело техники. Сыграть мгновенно влюбившегося, или давно искавшего именно такую… самую-самую… очень не сложно. Тем более на короткий срок. Пока расположишь её к себе, влюбишь, пока узнаешь все её женские прелести-слабости, уже и время. Ценное прикрытие. Школа не зря взяла на вооружение. Главное, самому не влюбиться. Уж такие женщины встречаются — мороз по коже!

Он не в одной стране мира работал, выработал модель поведения. У Воскресенского всё с этим в порядке. Ни женские глаза, ни их руки, ни голос, ни слова глубоко к сердцу не допускал. Не в первый раз. Женщины ласкали его — да, как обдувает ветерок горячее тело, заботились, как за любимым ребёнком — порой безмерно, непременно желая расположить, задержать, удержать, но, увы. И этого достаточно. Только с ребёнком Воскресенский никогда женщину ещё не выбирал. Зачем? В данном случае это было необходимо. Ни один милиционер его с семьёй не останавливал. Ни разу. Кто может усомниться в подлинности добропорядочной, счастливой семьи? Его самого, маленькой дочери, и жены? И дочь, и Таня, так звали молодую женщину — светились от счастья.

Ой, кто бы мог подумать, что ей так повезёт?! Таня вообще уже ни на что не надеялась. Годы уходят… Тело, чувства, изнывая от жара невостребованного внимания, ласк, тускнеют, сохнут, физически болят. И днём, особенно по ночам, накатывает жуткая тоска, развивается психоз, депрессия. Подруги одна за другой исчезают из её жизни, жалостливо пряча глаза и поджимая губы. Жалко её! Дура! Нет, девочки, судьба у неё такая! И дочь, подрастая, часто с завистью смотрит на других детей, у которых есть и папа. В глазах вопрос. А что можно ей ответить, как объяснить, что не все папы хорошие. Что папы не у всех бывают. А тут… Позвонил… Встретились… Цветы. Правдивая улыбка, глаза, слова… Правда сутулый, какой-то уставший или… невзрачный… нет, уставший скорее всего, поправляла себя Татьяна, воевал же, всякого насмотрелся. Ничего, она его отогреет, думала, он всё у неё забудет. Главное, он сильный. И руки, и тело. Всё сильное, мужское, жаркое… Всё и поплыло, полетело. Как крыши с домов в бурю, как листья с сухих веток… И дочь сразу принял… И Алёнка, дочь, невероятно изменилась. Безумолку тараторит — папочка и папочка, с рук не слазит, целует его… Видя всё это, Таня едва не теряла сознание от ощущения нахлынувшего счастья. К тому же, Женя, так он представился, бывший воин-интернационалист, заслуженный офицер, сказал ей: У меня есть подарок, — Алёнка вскинула восторженные глазёнки, Таня притворно нахмурилась — куда уж больше. — Мы с вами поедем к морю!»

— К морю! А это куда? — Аленка вообще ещё не знает что это такое. Недавно Татьяна, указывая на небольшое подмосковное озерко, ответила на вопрос дочери — такое же, доченька, только очень большое. Очень.

— Зачем? — спросила Татьяна. С замиранием сердца спросила. Не веря в удачу. Ну неужели Бог услышал её молитвы, неужели дал ей такого счастья.

— Поедем-поедем. На днях. — Ответил он, поправляя белокурые Алёнкины волосы. — Я кое-что улажу в нашей конторе и поедем.

— На поезде? — восторженно вскричала Аленка.

— И на поезде, и на пароходе, и на самолёте. Ты летала на самолёте, доченька?

— Нет, папочка, только во сне.

— А теперь наяву… — подбрасывая смеющуюся Аленку на руках, сказал Женя. — Поедем, полетим… Если мама не возражает.

Аленка быстро повернулась к маме. В глаза короткий испуг.

— Мамочка не возражает. Да, мамочка, ты не возражаешь?

— Нет, конечно, если с папой.

— И с тобой! — Воскликнула девочка. Вновь громко чмокая папу в нос, губы, щёки, приговаривая. — Мой папочка! Такой хороший, такой добрый… И мама у меня хорошая…

— У нас. — Поправил папа.

— Да, у нас! — согласилась девочка.

Пластиковая взрывчатка, граммов триста, с дистанционным взрывателем и пультом, лежала под третьим ящиком возле мусорного контейнера. В полиэтиленовом пакете с красной надписью «Паттерсон», как и было сказано. В руках у Воскресенского был такой же пакет, только с мусором. Он вытряхнул его, уронил, поднял, и пошёл к торговому ларьку. Всё по-домашнему, как и у всех. Купил пару бутылок пива, сунул их в тот самый пакет с надписью «Паттерсон», вернулся домой, но тут же переоделся, в летние джинсы, рубашку с коротким рукавом и лёгкие туфли. Прихватив всё тот же пакет, сказал: «Таня, ты собирайся. Ничего тёплого не бери, там жарко. Я за билетами». Татьяна даже ответить ничего не смогла, так ей было удивительно прекрасно. Невероятно счастливо. Ещё и на море они поедут. На море!!

Не доходя до метро, Воскресенский по телефону заказал такси к дому Татьяны, спустился в метро, проехал три станции, поднялся на поверхность и остановился у киоска с газетами и журналами. Неподалёку шумело Садовое кольцо. Рядом расположился плотно заставленный автомобилями узкий проезд, одним концом упиравшийся в мусульманскую мечеть, другим концом в православную церковь. Вокруг было людно. По бокам пешеходной дорожки расположились пожилые, старые, невзрачные, торговцы книгами, различной одеждой, домашним инструментом, прочей мелочью. Суббота. Выходной день. Людно. Купив газету «Московский комсомолец», Воскресенский, такой же, как и другие не особо приметные прохожие, стоя чуть сбоку, развернул её, к нему тот час подошёл мальчишка лет семи. Хорошо одет, черноглазый, черноголовый, с оттопыренными ушами, но бледный и худой, со школьным портфелем за спиной. Дёрнул за рукав.

— Здравствуйте, — сказал он. — Мне сказали к вам подойти. Что она вас знает. Вон та тётя, с шариками. Она мне шарик подарила, видите?! — Мальчишка похвастал красным шариком на длинной верёвочке, другой рукой указал на женщину стоящую в ряду торговцев. — Ещё она сказала, что вы мне купите шоколадное мороженое. Что вы ей обещали. И что вы добрый. Вы купите, правда купите?

Коротко глянув в указанном направлении, Воскресенский встретился с ней взглядом, едва заметно кивнул головой, не то поздоровался, не то поблагодарил. Улыбнулся мальчишке. — Ну, если тётя сказала, конечно, куплю. Пошли. Где тут у нас мороженое?

Тётя на них уже не смотрела, была занята торговлей.

— О! Ну-ка, повернись, у тебя ранец расстегнулся, — поворачивая мальчишку к себе спиной, Воскресенский присел перед ним, нагнулся. Поправил сбившиеся учебники, застегнул ранец, поднимаясь, легонько хлопнул по нему. — Не тяжело тяжести такие таскать?

— Не-а, — бросил мальчишка. — Не тяжело. Сегодня ещё мало! — Заметил он, шмыгая носом и подбрасывая спиной ранец, одновременно подтягивая штаны, и двигая худыми плечами.

Воскресенский отшатнулся.

— Эй-эй, ты поосторожней так… — сказал он, расправляя смятую на лице улыбку. — Плечи оторвутся. — Вяло пошутил.

— Не-а, не оторвутся, — отмахнулся мальчишка. — Я большой. У нас в классе все так делают. И ничего.

— Ну если большой, тогда — на деньги, купи себе сам. А потом ты куда, в школу?

— Не-а! К мамке на службу.

— Молодец! Тогда и ей мороженое купи. — Сказал Воскресенский и протянул мальчишке пятьдесят рублей.

У мальчишки распахнулись угольно-чёрные глаза, уши порозовели.

— Ты тоже не местный? — Неожиданно без улыбки, серьёзно спросил он.

— Почему это? — Пряча удивление, переспросил Воскресенский.

— Местные так не делают, — скривился мальчишка, в тоне звучали не детские нотки. — Местные жадные. Так мама всегда говорит. Только Аллах добрый. К ней и ко мне. Вот!

— Ну, я, конечно, не Бог, но не жадный, — через паузу, ещё шире улыбнулся Воскресенский. — Бери-бери. Я действительно добрый. Без сдачи.

— Значит, не местный! — мальчишка понимающе поджал губы, схватил деньги, — Спасибо! — и вприпрыжку побежал к мороженщице.

Воскресенский вновь развернул перед лицом газету. Тётки с шариками на месте уже не было. Пряча взгляд, Воскресенский проследил, как мальчишка купил две порции мороженого и побежал вверх по переулку.

Перелистывая страницы газеты, заметил, как мальчишку остановили в воротах церкви… Воскресенский быстро сунул руку в карман брюк… Но через секунду мальчишка шёл уже дальше. Воскресенский с облегчением перевёл дух, повернулся и шагнул к метро. Проходя турникет, нажал в кармане кнопку пульта, и вместе с проездным билетом, как все здесь с билетами поступают, сунул прибор глубоко в урну, ступил на эскалатор. Пол под ногами содрогнулся, здание слегка качнуло, но эскалатор не остановился… Воскресенский спокойно достал мобильные телефон и нажал кнопку автонабора. Когда услышал щелчок в телефоне и короткий гудок, ровным голосом два раза произнёс: «Три девятки. Три девятки». И отключил телефон. Всё. Большего и не требовалось.

Три эти цифры, повторенные дважды, сэр Сандерс в своём офисе получил тот час. Положив лист на стол, он восторженно выдохнул, подскочил, восхищённо потёр руки и, пряча радостную улыбку, нажал кнопку вызова: «Пресс-секретаря ко мне. Срочно. Немедленно. Бегом». Приказал он, и изобразил телом нечто подобное джиги.

Через какие-то неполные два-три часа, все британские газеты — основные и бульварные, как ждали, запестрели яркими и призывными заголовками экстренных выпусков: «Срочно в номер!». «Экстренный выпуск!». «Россия начала геноцид мусульманских народностей». «Русские наплевали на демократические принципы», «В России взрывают мусульманские мечети!». «Что плохого сделали русским мусульмане?» «Защитим мусульман от неверных». «Правоверные, оглянитесь, нет ли рядом русских. Это опасно!»… К следующему утру, напрягая мировую общественность, европейские газеты пестрели аналогичными сообщениями.

В российское посольства и представительства от президентов, парламентов, и прочих политических деятелей разных стран полетели официальные запросы, как и письма разгневанных граждан. Как это русские могли поднять руку на мусульманский мир, как?

— Чёрт, чёрт, чёрт меня, дурака, возьми… Пролетели, пролетели! Всё оцепить! Оцепить, я сказал! — не скрывая тревоги и растерянности, кричал в трубку телефона генерал Тибелис. — Объявить «перехват». Немедленно! Немедленно «перехват». На весь город. Метро, все дороги. Что? Да, и Садовое кольцо. Остановить его к чёртовой матери. Моими полномочиями… Да… Я отвечаю. Немедленно! Только попробуйте мне не найти этого подонка. В порошок сотру. Сгною! Прошерстить всех, особенно… и баб, да и баб, я сказал, тоже. Всех! — генерал-лейтенант Тибелись дал отбой, и вновь быстро набрал номер.

— Алло, это я. Всё там бросайте. Немедленно в Москву. Сейчас же. Оба!

— А что случилось, товар… ген… — Полковник Чадов недоговорил, генерал его не слушал, кричал.

— Просрали террориста, сволочи, пропустили, ёпт, вот что!

— Как? — растерялся полковник. — У нас вроде всё…

— Да не у вас! — кричал в трубку генерал. — Здесь, в центре! Под носом! Бегом, я сказал, сюда. Назад.

— Есть назад. Сейчас же вылетаем… А что случилось?

— Эта сука мусульманскую церковь взорвала во время молитвы.

— Ооо — только и произнёс полковник, но в трубке уже звучал отбой.

Полковник Чадов несколько секунд ещё приходил в себя, осознавая масштаб последствий теракта.

— Ни хрена себе… — наконец выдохнул он.

— Что там, что там? Генерал? с тревогой дёргал товарища полковник Кузьменко.

— Да! Терорист в Москве церковь взорвал.

Фьюуу, присвистнул полковник.

— Ни хрена себе! Сейчас?

— Только что. Шеф звонил. Ругался. Мусульманскую.

— Ёп… С жертвами, конечно?

Вместо ответа Чадов криво усмехнулся.

— Понятно, — Кузьменко нервно прошёлся по кабинету, остановился. — А что же они там, что?

— А что они… Думали, что он здесь объявится. Мы же с тобой здесь!

— Значит, с Питером, получается, ложная наводка?

— Возможно и нет. Он не один мог быть. И здесь, и там.

— Двухголовый змей! Ну что ж, вполне… И что нам теперь?

— Передать управление и срочно вылетать в Москву. Генерал приказал.

— Перехват-то, надеюсь, уже объявили?

— Наверное. Звони летунам. Я сейчас. — Полковник Чадов по спецсвязи приказал начальникам групп и ответственным офицерам срочно явиться к нему на совещание.

Если не весь город, то таксисты в центре уже знали о теракте. Рации давно в каждой машине есть, да и различные радиостанции на перебой поведали, не забыв потом включить модную музыкальную подбивку в стиле R amp;B.

— А что там случилось, что, Жень? Что-то серьёзное? — Таня, сидя в такси рядом с мужем и дочкой, испугано заглядывала Евгению в лицо. — Мы собиралась, телевизор не смотрели, не слышали. Едва успели.

Воскресенский с горечью на лице отводил взгляд.

— Не надо об этом, Танюша. Себя расстроишь и Аленку напугаешь.

Аленка и вправду притихла. До этого непрерывно щебетала, словно счастливый воробей, а тут притихла, почувствовала мамину и папину тревогу.

— Но там правда что-то серьёзное, или нет, Жень, скажи? — не отставала Татьяна.

Евгений морщился, мялся, явно не хотел жену расстраивать, зато водитель хотел.

— Куда уж серьёзней, девушка. Там такая мясорубка сейчас, — оглядываясь на женщину — клиенты на заднем сиденье расположились, поведал он. — Не пером описать… До вас машин тридцать скорой помощи проскочило, когда к вам ехал, если не больше. Я сначала считал, потом сбился. Думал учения. Нет. Диспетчерскую нашу запросил, мне и сказали… И пожарные туда же, потом, вслед, колонной. С сопровождением, естественно, иначе кто их пропустит. Сволочь какая-то, говорят, мечеть с людьми взорвала.

— Ой! Неужели? Ужас какой!! — Воскликнула Татьяна, теснее прижимая к себе Алёнку. — Как же у него рука поднялась? Там же наверное были и дети…

— Ой, гражданочка, наивный вы человек! Да какая ему разница — дети, кони, лошади — хорошо заплатили или укололи, придурка, вот он и… Шахид! — с непонятной интонацией, поведал таксист.

— Или шахидка, — заметил муж пассажирки. — Забитые, глупые люди. Понять их можно, оправдать нельзя.

— Не люди это, Женя, не люди! — не согласилась Татьяна. В голосе звучал и ужас и возмущение. Аленка, насупив брови, сжалась, собралась заплакать. — Люди так поступать не могут. Не могут!

— Правильно, девушка, это нелюди. — С жаром поддержал водитель. — И незачем их оправдывать — время тратить. Их расстреливать сразу надо. Как собак! Без суда и следствия, прямо на месте. — Воскликнул он. — Я б, уж, точно.

В машине наступила тишина. Все задумались. Таня успокаивала хнычущую дочку.

Сидя в такси, — корейскую «кияшку» Воскресенский в первый же день на платной стоянке бросил, решил не светиться, — вместе с Татьяной и маленькой Алёнкой он нервничал, и не только потому, что опаздывал на поезд. Для себя он уже точно всё решил, как, и каким образом поступит дальше. Уж точно не воспользуется вариантом замены водителя-дальнобойщика — это определённо. Там вполне могли ждать. И пусть ждут. Ему провал не нужен, нет. Он выбрал другой вариант. Таню с Алёнкой, как прикрытие. Как некий шанс. Две заложницы — это хороший вариант… Если потребуется, они — вот они! — они рядом. Но Воскресенский верил в свою удачу, в своё везение и… тупость, глупость, заштампованость русских ищеек. Понимал их азарт, их рвение, горячность. Видел это, замечал, но… Поэтому оправданно спешил как можно дальше уйти от горячего места. Только таксист волновался по другому поводу. Общая суета на дороге его почти устраивала. Он понимал цену минутам, понимал полную зависимость пассажиров от ситуации на дороге, и от себя лично. С каждой минутой стоимость проезда возрастала. Тем более в такой ситуации, когда на дорогах сплошной милицейский аврал.

— Нет, не дадут сегодня заработать. Не город, а сплошная пробка. Зря на смену вышел. — Себе под нос, но вполне внятно ворчал таксист. — И на хрена, извините, — водитель извинился в сторону женщины с ребёнком, — деньги такие вгрохал «лужок» в такие дороги. Придурки! Как псу под хвост. Проехать людям не возможно!

Клиенты с этим конечно согласны были, но опаздывать не хотели.

— А можно ли как-то объехать заторы? Вы же водитель! Мы опаздываем на поезд. — Нервничала Татьяна.

Водитель шутовски пожимал плечами, оторвав руки от руля, беспомощно разводил ими.

— Сами видите. Идиотизм!

— Мы на море опаздываем, дяденька. — Со слезами в голосе заметила и маленькая пассажирка.

— Да! — поддержала дочку молодая женщина. — Теперь точно опоздаем.

Водитель коротко окинул обеих взглядом — симпатичные. Счастливые. На «моря» люди ездят, а тут… Вздохнул.

Его вздох был понят и кажется оценен.

— Мы заплатим, шеф. Двойной тариф. А если и под знаки — то тройной. — Пообещал основной клиент и пояснил. — Дочка на море ни разу ещё не была. Понимаешь, друг? Гони.

У водителя тоже были дети. Ради них он и родину свою оставил, не заработки в Москву приехал, в такси пошёл. На семью и работал.

— Ну, если ради дочки, — сказал он, глянув в Аленкины чистые, в наплывших слезинках глазёнки. — Не грусти, дочка. Успеем. — Пообещал ей. — Дядя попробует. — И, подмигнув, улыбнулся, как своей.

Уверенно вырулил из скопища машин на пешеходную дорожку, увеличил скорость.

Проехав метров пятьдесят, свернул в узенький проулок, нырнул в арку между домами, обогнул длиннющий дом по внутреннему проезду, вновь выскочил на пешеходную дорожку, вновь проехал под блеснувший запрещающий знак… Гнал одному ему известными тропами. Такие у каждого таксиста-профессионала в городе есть. Жизнь, она научит. Уже через какие-то полчаса, пассажиры его машины стали пассажирами поезда Москва-Новороссийск.

А в поезде всё просто. Хотя для Алёнки очень всё интересно, и непривычно. И красивая тётя-проводник, в красивой одежде, и «скучными красками» пахнущий запах вагона, и качающийся длинный коридор с весело раскачивающимися занавесками на окнах, и непривычный грозный стук колёс: тутуту-ту, тутуту-ту, тутуту-ту, и малюсенький туалет с малюсенькой железной раковиной для умывания лица и рук, шершавое полотенце, и большое зеркало в двери купе, правда очень высоко приклеенное, и горячий чай в неудобных подстаканниках, и ужин в пластиковой коробочке — вкусный-вкусный, и музыка негромкая под потолком, и… холодные простыни, грустным запахом пахнущие и… спать. Всё это под успокаивающий перестук вагонных колёс. Девочка очень быстро уснула. А Евгений с Татьяной долго не спали. Могли бы, но Татьяна никак своим женским счастьем насладиться не могла.

39

— Рузанна, расскажи нам про того, что Фантомаса подорвал и где он. Ты говорила. — Потребовал Артак.

Рекруты вновь напряглись, не привыкли ещё. Понимающе переглядывались. Удивлялись. У них манера здесь такая странная, непривычная — ни каких тебе «тёть», «дядь», ни отчеств. Уматно! Тёткам где-то по сто лет, или за полтинник, а они всё равно рузанны, армине, гаяне. Как девчонки вроде. Старшие, а без отчества, как без возраста. Необычно. Потому и классно!

Артак и рекруты приготовились слушать, для этого и место в небольшом саду выбрали — Артак предложил, и тётю Рузанну туда позвали. На брифинг. Тётя Рузанна женщина в бесспорном возрасте, хотя просто Рузанна. С приятной внешностью, с красивой проседью в волосах, величественной аристократической походкой, такими же и манерами, как показалось рекрутам. Казалось, сейчас сядет за рояль и споёт арию. Что-то от гранддамы в ней было. Она точно в другой от рекрутов школе училась, и в другое время. Валька с Серёгой на эту тему даже обменялись понимающими взглядами. Нам бы такого завуча, да? Или классную! Волосы у Рузанны аккуратно уложены в причёску и собраны на затылке в плотный узел. На шее несколько ниток из странного сочетания самодельных оберегов, искусственного жемчуга и янтаря. На загорелом, с сетью морщин — и от глаз, и от губ — выделялись внимательные, чаще ироничные тёмно коричневые глаза, под тёмной полоской бровей. Прямой аккуратный нос, и ярко-красные улыбчивые губы, с модным блеском. Кстати, рекруты это сразу заметили, у всех девчонок здесь — внучек и дочерей, губы тоже сверкали блеском. Им помадой красить похоже не разрешалось, а блеском можно было… Женщины! Модницы! Ровные белые зубы Рузанны говорили о здоровье и добром характере. Полной её назвать было бы трудно, высокий рост скрадывал. К тому же длинное, свободное платье гасило впечатление. На ногах красовались тапочки. Не туфли концертные, а прозаические домашние. Она же дома…

Но брифинг не получился. Артак попытался было ещё и диспут устроить, но тоже не смог. Рузанна отчитала его.

— Так это ты за этим сюда приехал, и ребят с места сорвал? — Гадалка сердито вскинула брови. — А мы-то, старые, думали… — Рузанна огорчённо покачала головой..

— Я думал… Мы думали… Ты же сказала, что знаешь… — Артак прокис, мялся, рекруты таким его не знали, он сбился с «ноги», вернее его сбили с лошади.

— Я не отказываюсь. Я знаю, что ОН здесь был. — Рузанна машинально, или механически, Рекруты это заметили, перебирала амулеты, как четки. — Что его место в море. Там тёмная дыра. Я говорила. Недалеко это, но в море. За это и карты говорят, и мои помощники. Он очень плохой человек. Опасный.

— А Фантомас?

— Фантомас… А что Фантомас? Фантомас ни при чём. Он случайный человек. Но хороший. Хотя азартный.

— А мы хотели…

— Нет, я говорю, Артюша. Нет, нет и нет. Вам в это дело нос совать ни в коем случае нельзя. Очень опасно… Очень… Хотя…

— Что хотя… Хотя что, Рузанна?

— Ничего, — гадалка вновь ушла от ответа, через короткую паузу строго заметила. — Предупрежу Армине, чтобы возле себя держала. На всякий случай. На коротком поводке. Всех троих.

— Не надо, Рузанна, миленькая, — взмолился Артак. — Не надо. Она меня дома на коротком… Запилила.

— Ага, тебя запилишь, я вижу. Да и друзья у тебя… мушкетёры.

Рекруты непонимающе переглянулись, это в каком это смысле, но спины выпрямили. Похвалила вроде.

— Вот потому мы и… — Артак упорно продолжал канючить, пропуская, что случился полный облом.

— Нет, я сказала, — оборвала Рузанна. — Нельзя. Ты у нас один. Рисковать тобой мы не имеем права. Сам подумай, солнышко, кто о нас и твоих сёстрах на старости лет заботиться будет, а?

— Так это когда будет! Да и их мужья… — рекруты понимающе переглянулись, оценили мудрый «манёвр» Артака, удачно намекнул про мужей.

— Ай, дорогой, старость не за горами, — отмахнулась гадалка. — К тому же, их мужья — это их мужья. Понимаешь? А ты наш, родной, кровный, так что… Короче: и думать, ребятки, забудьте… Хотя… — и снова отчего-то недоговорила.

А ведь знала что-то, поняли ребята, точно знала. Но говорить не хотела. Почему?

Как известно, в народе существует упорное мнение, стойкое и непреклонное, что если нельзя, но очень хочется, то… Вот именно, и можно, и нужно! Это только в песнях поётся, что умный в гору не пойдёт. Пойдёт-пойдёт, ещё как пойдёт. Если надо и очень хочется.

Гаяне их и повела. Гаяне, это та старшая сестра, которая тогда на работе была, когда они приехали. Ей Тамара ещё звонила, младшая. Она и прибежала. Какой-то её ухажёр на машине с работы и подвёз, с пляжа. Рекруты заметили, и машину и водителя, и её… Симпатичная. И если бы рекруты не влюблены уже были в своих девушек, там, в Москве, они бы, может быть, быть может… Но всё равно симпатичная. Черноокая, глазастая, аккуратная, фигурка как у балерины. Только ростом не вышла — метр шестьдесят пять, не больше. И чёрная вся от… загара. В короткой юбке, в маленьком топе, с пирсинагми, в… Соблазнительная вся. На пляже работает. Ровесница рекрутам. Или чуть младше, но такая вся, такая… Рекруты почти облизнулись. Девушка восприняла их вполне дружески, но спокойно. Друзья Артака — её друзья. Не больше. А когда узнала, что ребят и Артака интересует Фантомас, легко усмехнулась и пожала плечами.

— Хмм… Нормальный дядька. Я его знаю. Он у нас работает, в конторе.

Троица как по команде округлила глаза.

— И… и что, это не опасно? — теперь Гаяне округлила глаза, Артак пояснил. — Ну, он не страшный, Фантомас? Имя какое-то не наше, космическое.

Гаяне рассмеялась, махнула рукой.

— Артюша, нет, конечно. — Но рекруты уловили в голосе какую-то натянутость, не поверили. — Это по началу. — Продолжая смеяться, заметила девушка. — А так, ничего. Интересный дядька, но неразговорчивый. Молчит.

— Почему? — Спросил Валька.

— Совсем? — Обрадовано уточнил Артак. Это же всё меняло. Можно и не знакомиться. — Он без языка?!

Гаяне на Артатка глянула как на дошкольника, так же и на Вальку, как «одарила», ответила всем. Серьёзно.