Правдивый ложью Елманов Валерий
Получалось, что прислал его не кто иной, как мой знакомый атаман Шаров. Или это провокация? Вдруг Дмитрий не поверил Тимофею, что я бежал, и распорядился пытать его, а тот, не выдержав пыток, раскололся, и теперь…
– А чем еще докажешь, что ты от него? – поинтересовался я.
Казак понимающе кивнул и отчетливо произнес:
– Он вчерась на вечерней службе в церкви свечку за упокой души раба божия князя Константина Юрьевича поставил, у коего в стременных по младости лет служил. – И без перехода предложил: – Отъедем?
Отъехали. Дубец было попытался сопровождать, но я оставил парня, заверив, что тут все в порядке и этому казаку можно верить – уж больно надежный человек его прислал.
Сообщение казака сразу осветило все неясности, в том числе и внезапную болезнь Басманова.
Оказывается, Дмитрий приготовил не очень ласковую встречу. Меня должны были встретить аж три тысячи казаков, взяв в клещи и напав сразу с двух сторон, едва мы углубимся в последний перед Серпуховом лесок.
На всякий случай, если вдруг кто-то из моих людей изловчится и сумеет бежать, предполагалось, что его изловят казаки Басманова. Они же должны были, если вдруг неожиданного нападения по каким-либо причинам не получится, ударить нам в спину.
Теперь становилось понятно, почему боярин внезапно «заболел».
– Тебя одного велено живым схватить, а с прочими… – И казак, который назвался Желудем, выразительно взмахнул рукой.
– Зачем? – спросил я, особо не ожидая ответа – просто вырвалось.
Но казак ответил:
– Сказывал Дмитрий Иваныч, мол, доподлинно ведомо ему, что ты, княже, умыслил недоброе на его святую особу.
– Может, священную? – поправил я.
– Да какая разница! – досадливо отмахнулся Желудь. – Умыслил ты, значит, и засаду учинил, проведав, что он поблизости охотиться будет. Яко побоище завершится, Тимофей Иваныч должон сразу самолично к нему скакать и известить, что так, мол, и так, сыскались умышлявшие на его святую особу, – на сей раз я пропустил «святую» мимо ушей, и впрямь какая разница, – но изничтожены за вычетом одного. Тогда уж и он с ляхами туда подъедет поглядеть на злодея. Ну а далее государь обещал Тимофею тебя на расправу отдать. – И весело хихикнул, припомнив: – Ох и славный ты синячище нашему ватаману пред отъездом оставил – во всю щеку. – И предупредил: – Лесок тот с казачьей засадой близехонько, так что ты поспешай воротиться.
– А сам как? – спросил я.
– В обход, – невозмутимо пожал плечами он. – Мне не впервой.
– Ну благодарствую за предупреждение, – кивнул я и распорядился об остановке, принявшись гадать, что делать дальше.
Выходит, злой мальчишка, запутавшись в клубке непонятных и противоречивых сообщений из столицы – Басманов жив-здоров, а правит вместе с Годуновым – и, отчаявшись разгадать все загадки, вновь решил разрубить гордиев узел.
И надо признаться, у него это было неплохо задумано.
Даже весьма и весьма недурственно.
Дескать, он со всей душой, но «названый брат» решил «презлым заплатить за предобрейшее» и подобно отцу вновь послал к нему убийц, только с учетом батюшкиных ошибок не стал мелочиться, а отрядил на сей раз целую тысячу.
Или нет, сейчас получалось всего сотню, но тоже достаточно приличное количество, так что если бы не отвага казаков – быть беде, а так удалось одолеть негодяев.
Вот только неизвестно, каким образом он собирался выбить из меня показания против Федора? Хотя, скорее всего, он и тут, наверное, решит действовать с открытым забралом, положившись на талант заплечных дел мастеров.
Ну а следующим номером его цирковой программы, по всей видимости, запланировано выступление на Москву и занятие Кремля, оголенного отсутствием полка Стражи Верных.
И что мне теперь делать?
Как ни крути, а получалось не ахти.
На верную смерть ехать глупо, но в то же время и моя неявка сразу развязывала руки Дмитрию, ибо давала превосходный повод к открытой и заведомо проигрышной для меня войне.
То есть куда ни кинь – всюду клин.
Вот, оказывается, о чем пытался предупредить меня накануне вечером Басманов, только я не понял его намеков и сразу сказал себе: «Стоп!» Получается, что, несмотря на приказ Дмитрия, боярин все-таки почти уселся в мою лодку.
Что ж, если один раз он уже попытался меня спасти, то и теперь, возможно, решит заступиться перед царевичем, особенно если я максимально облегчу ему эту задачу.
Рискованно, конечно, кто спорит. Не исключено, что его благожелательное отношение ко мне не заходит столь далеко, но как раз это весьма легко проверить.
Если сейчас, видя, что мы возвращаемся, он прикажет атаковать, то тогда мне больше ничего не остается, как только с боем прорываться к Москве. А вот если пропустит – тогда я и рискну остаться.
Подозвав Кропота, я вполголоса пояснил, что мы поворачиваем обратно, а также чего ждать, к чему готовиться и чего опасаться.
На случай если вдруг нервы у кого-то из казаков не выдержат, я даже распорядился первый выстрел с их стороны постараться оставить без ответа. Да и не должны у них быть заряжены пищали, если они не настроены на схватку.
– А чтоб совсем надежно получилось уйти, ты… – Остальное я дошептал сотнику на ухо.
– Ты в своем уме, княже? – осведомился Кропот. – Слыхал я о тебе от Дубца, что лихой вояка, да и Васюк кой-что сказывал, какие чудеса ты учинял, в темнице сидючи, но тут вовсе иное, и лихостью своей…
– Это мой приказ, – перебил я его. – Нам в Москве все одно спасения не получить, только отсрочку от смерти, которая неминуема для всех. А так есть надежда. Понял ли?
– А что я Федору Борисовичу поведаю? – набычился Семен. – А что…
– Самоха! – вместо ответа подозвал я своего ратника и уже в его присутствии еще раз повторил свое распоряжение Кропоту, заметив сотнику: – Теперь у тебя есть видок, он же послух, что ты выполнял мое повеление. Троих оставленных мне за глаза, а если для смерти, то и того слишком. И все на этом! – поставил я точку.
– Княже! – умоляюще воззвал Самоха, но я и слушать его не пожелал, строго поправив:
– Господин старший полковник, – попутно заметив про себя, что это звание, равно как и остальные, ни в какую не желает приживаться на Руси.
Одно хорошо. Когда с моей стороны следовала подобная поправка, обращавшемуся становилось ясно, что я не в духе и вообще не намерен продолжать разговор. Вот и сейчас Самоха только опустил голову и в досаде скрипнул зубами. Но сегодня случай особый, так что пришлось вопреки обыкновению пояснить:
– Я избрал видоком и послухом именно тебя, потому что ты один из самых проворных и ловких. Потому запомни: что бы ни случилось, ты в бой не вступаешь, а летишь в Москву, и, если надо, положи весь свой десяток, но сам чтоб остался жив. Там должны все знать. Понял ли?
Тот молча кивнул, пробормотав нечто нечленораздельное. Если прислушаться, то на сей раз можно было уловить и «господин старший полковник»…
Мы ехали, пока лес не закончился, но выныривать из него не стали. Я приказал всем ждать, а сам спешился возле опушки и полез в притороченную суму, радуясь собственной щедрости. Уж очень кстати оказалась сейчас подзорная труба – подарок Дмитрию Иоанновичу.
Удобно примостившись под раскидистым дубом, я принялся наблюдать за окрестностями – встречаться с казаками Басманова предпочтительнее в чистом поле.
Так, вон они, выехали. Значит, и нам пора.
– Все ли понял? – строго спросил я Кропота.
– Все, – мрачно ответил он.
– Да ты не горюй, – хлопнул я его по плечу. – Я скоро вернусь, так и передай Зомме и Федору Борисовичу. Пусть ждут и… верят.
Сам боярин ехал впереди, как и я, но, заметив моих ратников, никаких команд своим людям вроде бы не давал. Остановившись, он с любопытством смотрел на мою приближающуюся сотню.
– Подумалось мне, Петр Федорович, что ни к чему столько людишек с собой брать! – заорал я во все горло, когда до отряда Басманова оставалось с полсотни саженей, и ускорил ход, отрываясь от своих людей. – А то мало ли что государю помыслится. Потому и решил отправить их обратно. Ты как на то смотришь?
О том, что это его идея, говорить не стал, иначе получится нехорошо.
– Мудро измыслил, – сдержанно кивнул тот.
– Вот и славно! – возрадовался я и вдруг выронил из рук подзорную трубу, испуганно завопив: – Стой, стой, Петр Федорович! Удержи лошадь на месте, а то, не ровен час, подарок нашему государю растопчешь – эвон он куда упал, прямо под копыта.
Казаки с любопытством воззрились на упавший подарок и на меня, торопливо соскочившего с коня и бросившегося поднимать «подарок государю».
Я бережно поднял подзорную трубу, вытер ее о кафтан и протянул Басманову, краем глаза подмечая, как меня миновал уже последний из моих ратников.
Замыкал колонну десяток Самохи. Сам он ехал, низко опустив голову, но все равно было заметно, что он еле себя сдерживает. Поэтому я и не взял с собой парня – уж больно горяч.
Пусть лучше будет Дубец – он куда хладнокровнее, да и смышленость его проверена в деле. Еще двоих тот подобрал сам, но, согласно моим словам, чтоб тоже не теряли головы.
Их задача – быть в первую очередь видоками, то есть сработать по принципу фотоаппарата – только фиксация происходящего и при любых обстоятельствах сохранение хладнокровия и невозмутимости, что бы со мной ни стряслось, вплоть до…
Впрочем, неважно.
– Вот заодно посмотри-ка, что там в Европах люди удумали. А ты говорил, что образование холопам и простецам ни к чему. – Я протянул боярину трубу.
Что ж, оставалось только порадоваться – держался тот по-прежнему спокойно, будущий подарок государю из моих рук взял и принялся хладнокровно его разглядывать.
– А ты к глазу ее приложи да вон туда глянь. – На всякий случай я ткнул в противоположную от моих ратников сторону.
Басманов и тут послушался, а спустя несколько секунд удивленно заметил:
– Дуб-то на опушке почти как на ладони, кажный листочек видать. – И констатировал: – Важная штука. Для воеводы так и вовсе незаменимая.
– А кто у нас первейший на Руси воевода? – осведомился я и, не дожидаясь ответа, весело произнес: – Потому и везу не кому-нибудь, а ему.
Оторвался от любопытной игрушки Басманов не сразу – все не мог наглядеться, всматриваясь через нее то в одну сторону, то в другую, не забыв и про небо, при этом все время по-детски удивляясь, как такое вообще возможно.
– Только на солнце не гляди, а то глаза сожжешь, – еле успел предупредить его я.
Словом, когда боярин вновь посмотрел в сторону моих ратников, даже замыкающий десяток Самохи был на расстоянии пары сотен метров, не меньше.
Некоторое время Басманов еще глядел в трубу, затем, убрав ее от глаз и удивленно тыча ею в сторону моей сотни, заметил:
– А твои вои теперь вовсе далеки. Ежели пытаться догнать, так навряд ли и выйдет. – И пожаловался, протягивая мне трубу: – Совсем, князь, ты мне голову ею заморочил.
– Да и ни к чему догонять-то, – в тон ему ответил я, и наши взгляды встретились – мы оба понимали, что говорим именно для окружающих.
Что ж, вроде бы сказанного достаточно, можно и дальше в путь.
– А не мало ли людишек оставил, княже? – осведомился он, когда мы, не сговариваясь, почти одновременно пришпорили своих коней и оторвались от казаков на несколько десятков метров вперед для откровенного разговора.
Я повторил то, что уже сказал чуть раньше Кропоту, добавив:
– За предупреждение спасибо, боярин. В долгу не останусь.
– Ты вначале выживи, – хмыкнул Басманов. – Ратников своих пожалел, то хорошо. – И ехидно поинтересовался: – Мыслишь, и тебя государь пожалеет?
Я вместо ответа оглянулся – далеко ли отъехали мои ребятки? Ба, да их уже и не видно, в лес въехали.
– Даже и не помышляй, – строго предупредил Петр Федорович, неверно истолковав мое поведение. – Ратники – одно. Их и мне жаль – хорошая учеба задарма пропадет. А вот тебя я отпускать…
– Да я и сам не хочу, – заверил я его.
– А не страшно помирать?
– Лишь бы это не случилось сразу, боярин, – хладнокровно заметил я и усмехнулся. – Люблю, знаешь ли, помучиться. Опять же мыслится, что у государя нашего после просмотра бумаг из моего ларца возникнут вопросы, на которые он пожелает получить разъяснения, а кто их ему даст, если меня не станет?
– А что за бумаги? – осведомился Басманов.
– Ну если быть точным, то не бумаги, списки с них, – лениво пояснил я, – а что именно… Давай-ка ты о том лучше всего у него самого спроси, потому как тайны, что в них, не мои, а его.
– Тайны? – удивился он.
– Тайны, – подтвердил я. – А еще… его позор.
Реакция была странной – боярин удивленно крякнул и надолго умолк, время от времени озадаченно поглядывая в мою сторону и ворча что-то вполголоса о глупцах, которые в такой час думают о веселье.
Но я не обращал внимания на его слова – зря, между прочим, – напряженно ожидая, что будет дальше. Серпухов должен вот-вот показаться, так что этот лесок последний, а нападения…
Но дальше все шло примерно так, как я и надеялся.
Вместо молодецкого посвиста, сигнализирующего о начале атаки, разочарованный возглас атамана Корелы и его недоуменный вопль-вопрос, прозвучавший, когда он уже выехал из лесных зарослей:
– А где ж княжьи ратники-то?!
– Глядеть лучше надо было, – раздраженно буркнул Басманов и, бросив всем, чтоб обождали его, с места пустил коня наметом, стремительно удаляясь от нашей сотни.
Корела некоторое время озадаченно смотрел вслед боярину, а затем повернулся ко мне все с тем же вопросом:
– Так где ж твои людишки-то, княже?
– А вон. – Я небрежно мотнул головой назад.
– Всего трое?! – изумился он, безошибочно определив моих гвардейцев.
– Подумалось, что ни к чему создавать для слуг нашего государя лишние хлопоты, их и без того, поди, выше крыши, – пояснил я, – а тут еще моя сотня заявится, которую напои, накорми, размести… А ты, стало быть, навстречу нам послан?
– Чего?! – насторожился Корела, но сразу же спохватился и согласно закивал головой. – Ну да, ну да, встречать… Вот тока чего теперь делать, ума не приложу.
– Как это чего?! – удивился я, прикидывая, сколько у меня времени в запасе до возвращения Басманова вместе с государем. Получалось, не очень много, так что тратить его попусту нельзя, нужно поторопиться. – Как это чего? – повторил я и дружелюбно улыбнулся Кореле. – Наливай! Или нету? Тогда я достану – прихватил на всякий случай. – И, не глядя, махнул рукой, а расторопный Дубец, предупрежденный мною заранее, метнулся к нашим вьючным лошадям…
Глава 15
В темнице
– В жизни человека все время от времени повторяется, – заметил я первым делом, едва оказался в подклети Владычного монастыря. – Об этом еще Екклесиаст-проповедник говаривал. – И, повернувшись к сопровождавшему меня Серьге, заверил его: – Точно-точно. Он так и сказал: «Ты думаешь, что это новое?! А вот хрен тебе! И это старое, так что утрись и не мели ерунды, ибо ничто не ново под луной!»
– Прямо так и сказал? – усомнился Шаров.
– Про хрен не уверен, а все остальное – почти дословно, – уверенно заявил я.
– Ты это о чем? – поинтересовался он.
– Про Путивль, – пояснил я. – Мне там тоже сидеть довелось, и тоже в подклети, среди старых монастырских запасов. Только там капуста в бочках была. Ну и воняла же, доложу я тебе. Ужас как воняла. А тут яблоки – совсем иной запах. – И, шумно втянув воздух, похвалил: – Блеск! Вот если бы еще и найти хоть одно, а то ж пили второпях и без закуски, аж мутит немного.
– Ты лучше поведай, какого черта заявился сюда, княже? – хмуро осведомился он. – Али не ведал, яко тут тебя встретить собрались? – И кивнул казаку, стоящему в проеме.
Тот послушно закрыл за нами дверь, оставляя наедине, а пока закрывал, я успел ему подмигнуть. А как же иначе, если это был не кто иной, как Желудь собственной персоной.
Вот только откуда он взялся? Вроде среди сопровождающих был только Серьга и еще два десятка казаков, а его там…
Я постарался припомнить, но ничего не получалось – подробности и лица плыли перед глазами, сливаясь и размазываясь по стенкам моей памяти…
Разве что обескураженное лицо Дмитрия, появившегося в сопровождении польской свиты, когда мы с Корелой уже успели накатить по пятой.
Бравый атаман еще в самом начале нашей пьянки предложил погодить, но не мог же он не выпить первую, провозглашенную во здравие государя. Да и вторую тоже – за нашу с ним встречу. И третью – за православную Русь. И четвертую – за славный казачий Дон…
Пили быстро.
А чего медлить? Едва чарки пустели, Дубец был тут как тут. И вновь буль-буль, тост, выдох, огненная влага еще течет по пищеводу, просачиваясь в желудок, а я, довольно крякнув, начинаю провозглашать очередную здравицу.
Видя, что меня начинает развозить – чарки хоть и не очень велики, но сто граммов влезало железно, а в моих фляжках хранилась даже не водка, а нечто среднее между ней и спиртом, Корела попытался отказаться от пятой, но я заплетающимся языком процитировал:
- Жить так жить! Без робости и страху!
- Обходных дорожек не искать!
- В трудный час последнюю рубаху
- Верному товарищу отдать![49] —
после чего заявил: – За то, чтоб нам с тобой было кому отдать последнюю рубаху, и за то, чтоб всегда был тот, кто отдаст ее нам в трудный час.
И не удержался атаман, вмазал и в пятый раз.
А вот шестой тост я и впрямь произнести не успел – помешали сухари, врученные мне и легендарному защитнику Кром кем-то из казаков как раз после осушенной пятой чарки. Пока я вгрызался в каменный кусок хлеба, прискакал Дмитрий в сопровождении своей свиты.
Прискакал и… опешил, изумленно глядя на меня.
– А я тебе, государь, трубу в Европах прикупил по случаю, – заплетающимся языком безмятежно заявил я, воспользовавшись наступившим затишьем.
– Какую трубу?! – взвыл он, и его лицо исказилось от злости.
Еще бы, все задуманное прахом.
Где злодеи? – Нет их, на полпути к Москве. Зачем ускакали – поди пойми.
А где главный киллер? – Он есть, но на убийцу никак не тянет, даже при очень богатом воображении, ибо еле-еле стоит на ногах, того и гляди, сейчас вовсе свалится.
Да кто ж поверит, что эта пьянь катила сюда с тайным умыслом подстеречь государя Руси и убить его?!
Впору поворачивать коня и скакать отсюда в местечко потише и поукромнее, чтобы решить, чего со мной делать дальше. Он и попытался, но не тут-то было – я настойчив.
– Федорыч! – воззвал я к Басманову, потрясая трубой. – Ну хоть ты подтверди государю – классная ведь штука.
Однако тот не подтвердил и вообще не произнес ни слова. Вместо него это сделал взбешенный Дмитрий, заорав:
– В темницу его!
Чья-то твердая рука тут же бесцеремонно обхватила меня сзади, а знакомый голос, раздавшийся над ухом, произнес:
– Дозволь мне его туда доставить, государь, да посторожить? – И угрожающе: – У меня с ним свои счеты имеются!
Я кое-как повернул голову и увидел Серьгу, на левой щеке которого были видны разноцветные разводы – явные следы некогда красовавшегося там изумительного здоровенного синячища, который, по словам Желудя, я ему поставил.
Интересно только когда… Но на размышления сил не было, тем более что хитрец-организм почуял – можно расслабиться, так что путь к монастырю почти не остался в памяти – уж очень мутило.
Пить полуспирт в таких количествах без закуски – это, я вам доложу, сама по себе та еще работенка, не говоря уж о неминуемых последствиях.
Правда, «слона», то бишь гигант-шатер, который привольно раскинулся в самой середине Дмитриева стана, я все-таки заприметил – уж очень он был велик.
Признаться, такие огромные палатки мне доводилось видеть в своей жизни лишь однажды, в первый месяц после призыва в армию, еще на курсе молодого бойца, в летнем лагере. Но там обшивка полностью состояла из брезента, а тут он весь блистал узорочьем красок.
Зато помимо «слона» больше ничего – сплошной туман.
– Как-то не горячо вы меня тут встретили, – вздохнул я и передернулся, добавив: – Можно сказать, холодно. Даже чересчур.
Еще бы – бочка в монастырском дворе запомнится мне надолго. Изрядная бочка, вместительная. И наполнена она была до краев.
Меня быстренько раздели до исподнего, а в связи с его полным отсутствием, ибо я так и не приучился в июньскую жару носить холодные штаны, то бишь кальсоны, кинули какую-то тряпку, велев «обмотать чресла».
Уже догадываясь о дальнейших коварных действиях, я тем не менее послушно обмотал, после чего меня сразу же крепко ухватили под руки два казака и потянули в разные стороны, а еще трое принялись по очереди окатывать водой.
Температура воды тоже запомнилась. Если кратко – ледяная. Примерно четыре-пять градусов. И кажется, ниже нуля.
Кто сказал – не бывает? Я, между прочим, до этой процедуры тоже считал, что не бывает, но после десятого ведра понял – запросто.
Чай, на Руси живем, а тут всяческих чудес видимо-невидимо.
А кто не верит – милости прошу на мое место.
Сам я вопить начал после пятого. Это тоже помню, равно как и то, куда, в какие места посылал своих мучителей, а также с кем конкретно предлагал совокупиться, включая гиппопотама, белого медведя, носорога и прочую мелкую живность.
Но не вырывался, хотя сделать это мог запросто, несмотря на крепкую растяжку – оттолкнувшись и вбок ногами по печени левого от себя, а потом…
Короче, мог.
Только зачем?
К тому же ратников моих уже не было – их чуть раньше отвели куда-то в глубь монастырского двора, так что взирать на мое позорище они не могли, а мне самому ледяное омовение было на руку – мутило изрядно.
Однако имитировал я старательно и помимо издаваемых воплей все время дергался как ненормальный.
Хорошо хоть, что сразу после было растирание и сухая одежда. Моя, между прочим. В смысле штаны, кафтан, нарядная рубаха и так далее. Словом, все, что с меня содрали перед принудительным купанием.
Зато теперь был почти трезв – весь имеющийся градус организм вбухал на срочный сугрев ледяных конечностей.
– Холодно, – хмыкнул Тимофей. – А то ты не знал, чем встретят? Желудь же обсказал все, так чем думал? Хорошо хоть, что напился, иначе… Может, поведаешь, с какой такой радости ты с Корелой…
– Что б иначе не было, – честно сознался я и самонадеянно заявил: – Зато проводят, надеюсь, пирогами и пышками. И будут они такими вкусными, что ради них можно вытерпеть немного синяков и шишек.
– Шишек, – хмыкнул Шаров. – А пуль не хотишь? Думаешь, почему не кому иному, а мне стеречь тебя доверили? – И он выразительно ткнул себя рукоятью плети в разноцветье на щеке.
– Как я понимаю, это якобы моя работа, – высказал я предположение.
– Догадлив, – кивнул Тимофей и попрекнул: – А в ином и вовсе напротив. Вот чего тебе в Москве не сиделось?!
– Лучше вон факел возьми да посвети, – предложил я, пожаловавшись: – Уж больно плохо видно, а судя по запаху, там на дне пяток яблок точно завалялось. – И, кряхтя, полез шарить рукой в бочке.
– А-а-а, да что с тобой говорю вести! – взвыл он, но у самой двери я остановил его, ответив на последний заданный им вопрос:
– Говоришь, в Москве. А что проку? В осаде долго не продержаться. От силы несколько дней, а там горожане как-нибудь исхитрятся да откроют ворота.
Серьга, опешив, повернулся и остолбенело уставился на меня. Я уже успел извлечь яблоки – не подвело чутье, и теперь, взгромоздившись на соседнюю бочку, перевернутую днищем вверх, с аппетитом грыз одну из своих находок, при этом весело болтая ногами.
– Так ты трезвый? – настороженно спросил он.
– Давно, – вздохнул я, но сразу поправился: – Не совсем, конечно, но если и остался хмель, то только чуть-чуть. – И, хрустко надкусив еще раз яблоко, добавил: – Так вот о Москве. Сам посуди, мне даже на стены ставить некого. Моя тысяча разом их оборонить не в силах, там же три десятка верст, если все в куче посчитать, вместе с Белым городом и Скородомом, а стрелецкий народ в смятении, того и гляди, сам ринется ворота открывать.
– Так-то оно так, – задумчиво протянул Тимофей, подходя поближе.
– А уж кровушки при этом прольется – вода в Москве-реке алой станет, – подытожил я, ехидно добавив: – Между прочим, кто-то мне заповедал ее поберечь. Ты, часом, не помнишь, кто бы это мог быть?
– Одно дело через стены о мире уговариваться, а совсем иное – самому в пасть лезть.
– Про стены я только что тебе сказал, – напомнил я. – Можно, конечно, вовсе из Москвы уйти и попробовать поднять народ против Дмитрия, только тут не Москва, а все русские реки заалеют. Так что поспешил твой Желудь со мной прощаться.
– А я поспешил тебя за умного почесть, – парировал Серьга.
– Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день за них идет на бой, – горделиво процитировал я.
– Какой бой?! – простонал Тимофей. – Ну какой тебе бой ныне?! – склонился он ко мне.
– Словесный, – скромно пояснил я.
– Не будет боя, – вздохнул он, принявшись как-то загадочно разглядывать мое лицо и продолжая говорить: – Государь, опосля того как я тебя забрал, гонца подослал, кой поведал, что, мол, ежели я с тобой за обидку свою сочтусь сполна, так он особливо суровой кары надо мной чинить не станет, ибо поймет.
– Не уясню я что-то, – начал было я, но тут же полетел на пол.
Ох и тяжела казацкая длань. Хорошо хоть, что основная сила увесистого удара пришлась по скуле, а то непременно бы выплюнул парочку зубов. Впрочем, во рту солоновато. Попробовал на ощупь, так и есть – шатается один. Все-таки задел Шаров.
– Больно? – сочувственно поинтересовался Серьга, дружелюбно протягивая мне руку.
– Обидно, – процедил я сквозь зубы и демонстративно отвернулся от предлагаемой помощи, поднявшись самостоятельно. Кое-как стряхнул с одежды налипшую солому и укоризненно заметил: – Напрасно ты это, Тимофей Иваныч. Признаться, не ожидал.
– А что мне делать, коль ты такой дурень, – смущенно проворчал он. – Должон же я в глазах Дмитрия Иваныча чистым остаться. Ты мне приложил, – он потрогал разноцветные разводы, – а я тебе. Таперича вроде как квиты. А бежать умыслишь – поведаешь. Глядишь, чего-нибудь надумаем.
– Не за тем я ехал, чтоб бежать, – угрюмо возразил я, еще раз осторожно потрогав скулу.
Нет, я не обиделся на Шарова. Разве что немного, да и то лишь до его пояснения. Правильно мне заехал атаман. Ну что это за побои, если следов вообще не видно? Но и воспользоваться предложением Серьги я не собирался – во всяком случае, пока.
Вместо этого попросил:
– Там у меня ларец был приторочен. Его потом, кажется, Басманов забрал или еще кто. Ты бы съездил к государю своему и сказал, чтоб он бумаги, которые в нем лежат, вначале в одиночку прочитал, уж больно они тайные.
– Съезжу, – пробурчал он.
– Вот и хорошо, – кивнул я и, ежась, пожаловался: – А прохладно тут, – и похлопал себя по груди.
– От стен веет, – буркнул Тимофей. – Велю, чтоб пару попон принесли да соломки свежей. А уж боле звиняй, – развел руками он и язвительно заметил: – Приучайся спать по-козацки.
– Приучусь, – кивнул я. – Мне не впервой. – И попросил: – Ты бы о моих ратниках тоже позаботился. Ну там попоны, солома, поесть чего-нибудь.
– Тьфу ты, – сплюнул в сердцах Шаров. – Нашел о чем заботиться. Тут свой дом вовсю полыхает, а он у соседей стену водой норовит полить!
– И потом, если что со мной случится – мало ли как оно сложится, – упрямо продолжил я, – позаботься, чтоб им зла не чинили.
Он хмуро кивнул.
– Вот и батюшка твой тож из таковских был. Никогда о своих людишках не забывал, и всегда чтоб… – Серьга крякнул и досадливо махнул рукой, принявшись тереть глаза, ворча на проклятую труху с потолка, которая то и дело сыпется вниз.
Пока он разбирался с «трухой», я успел спросить:
– А кто меня сторожить будет – твои казаки?
– А чего тебя сторожить? – удивился Шаров. – Отсель не сбежишь. Сквозь оконце слюдяное разве что кошке пролезть под силу, а дверь поди выломай. Да и к чему?
– Речь не про побег, – пояснил я. – Тут наоборот как раз… – И осекся.
А может, мои опасения напрасны?
Или даже наоборот – пусть убийцы приходят, а я уж их встречу, да так, что мало не покажется. Хотя если их будет человек пять, да с саблями, трудненько придется. Очень даже возможно, что не смогу управиться – чай, не киногерой.
– Ну-ну? – заинтересовался Серьга.
– Гости могут у меня появиться, – я наконец пришел к выводу, что рисковать попусту ни к чему, – причем незваные. Так что поставь кого-нибудь, да не одного. А если государь пришлет других сторожей – скажи, что опаска у тебя. Мол, сбежать я от них могу, потому ты им не доверяешь.
Читать бесплатно другие книги:
