Именем волчьего закона Бадин Андрей

— Ну что, приступим к допросу задержанной? — спросил шеф и потер ладони. Взял трубку внутреннего телефона и попросил доставить ее из одиночной камеры, где она парилась с самого приезда, в аквариум. Так Николай Иванович называл кабинет для допросов. В его стену было вмонтировано прозрачное с одной стороны зеркало. Находящийся в аквариуме подозреваемый видел только свое отражение, а оперативники наблюдали за ним из соседней комнаты.

— Давайте поднимайтесь, надо, наконец, выяснить: она шестерых мужиков замочила и весь город в страхе держала или не она? — Максимов открыл сейф, достал оттуда видеокамеру, кассеты, шнуры и захлопнул дверцу. Положил оборудование на стол и двинулся к двери. — Забери это, — сказал он Алексею.

Тот кивнул и нехотя поднялся из кресла. Очень хотелось спать и поэтому он двигался вяло. Сергей сразу встал и пошел за полковником.

Когда вошли в темную, оборудованную звукоизоляцией просмотровую комнату, то сразу увидели за затемненным стеклом проститутку Машу. Она сидела за столиком, на привернутом к полу алюминиевом стуле и, как мумия, не мигая смотрела в одну точку. Руки сложила на поверхности стола как школьница, внимающая любимому учителю. Ладони положила одну на другую, так что совсем не было видно сковывающих ее запястья наручников.

В просмотровой было темно, чтобы сквозь зеркало не просвечивались лампы, а в комнате для допросов светло, уютно и тихо. Лишь мерно гудели неоновые светильники под потолком.

Алексей поставил видеокамеру на штатив, направил объектив на окаменевшую путанку, включил камеру и навел резкость.

— Готово, — прошептал он, — можем начинать.

— Давайте понаблюдаем за ней, — предложил полковник.

Мужчины уставились на преступницу, а та моргнула, будто почувствовала их взоры, забегала глазами, мельком посмотрела на зеркало и на мгновение встретилась взглядом с Красновым. У того от ее холодного тяжелого взгляда по спине побежали мурашки. Сыщик поймал себя на мысли, что у девицы глаза изменились — стали злыми, маленькими и некрасивыми. А когда он ее нанимал — были ласковыми, похотливыми и веселыми. Отрицательные эмоции старят и уродуют людей, а положительные — возвышают, молодят и красят.

— Как вы думаете, она убивала? — наконец спросил шеф.

— Ха, конечно, она, — шепотом ответил сыщик. — Если бы вы видели, как она на меня с ножом набросилась, с какой яростью и силой била, таких вопросов не задавали бы.

— Тогда объясни мне вот что, — полковник пристально посмотрел на Сергея. — Чем ты руководствовался, когда составлял на нее фоторобот? Ведь она и вправду убийцей оказалась. Как ты это объяснишь?

— Это случайность. А может быть, и везение. Когда мы в ресторане сидели и вы ко мне за помощью обратились, я понял, что вы в тупике. Решил вам помочь и взял для фоторобота облик понравившейся мне проститутки. Думал, вы ее найдете, выясните, что она не убийца, и отпустите, а я с ней познакомлюсь и трахну. А она вдруг оказалась настоящей убийцей. Кто ж такое мог предугадать?

— Ты предугадал. Я в такие случайности не верю, но то, что произошло, — факт, — парировал полковник.

— Такое бывает, — буркнул Алексей. — Маньяки крошат людей по велению личного инстинкта убийцы, и Краснов действовал инстинктивно, по воле своего полового инстинкта. Вот их инстинкты и перехлестнулись.

Вы вспомните, всех маньяков брали случайно. Первый раз Чикатило попал в милицию случайно. Задержали первого попавшегося идущего по улице мужчину — и это был он. Это произошло недалеко от места его первого преступления. Но он сам тогда не раскололся, а доказать его вину не смогли. Это спустя годы, когда он уже стольких детей убил, его вычислили и арестовали. Но опять доказать ничего не смогли. Только когда он сам начал давать показания, тогда все и прояснилось.

И с Ряховским то же самое было. Арестовали здоровенного мужика, прогуливающегося по лесу возле сарая, в котором маньяк убивал свои жертвы. И опять улик не было. Только когда он сам стал давать показания, тогда и подтвердилось, что убийца он.

И с этой Машей…

— Это мистика какая-то, — шеф нахмурился и отрицательно покачал головой.

— Да, мистика, она всегда присутствует в делах серийных убийц. — Алексей сладко широко зевнул и застыл с открытым ртом. Загородился сжатым кулаком и некоторое время охал, наслаждаясь мимолетным ни с чем не сравнимым зевотным кайфом. Аж прослезился. Даже Сергею с Максимовым, глядя на него, захотелось зевнуть, но они сдержали позывы и только заиграли желваками на скулах.

Леша закрыл рот, смахнул сладкие слезы с глаз, тряхнул головой, покряхтел и продолжил:

— Вы же помните отчеты по делам серийников. Со всеми какая-то чертовщина происходит. Чикатило сидел в камере с металлической решеткой вместо двери. За ним постоянно наблюдали и снимали на камеру все его действия. Изучали, как подопытного кролика. Он видел это, внешне никакого недовольства не выказывал, а внутренне очень сильно злился. Так вот, когда он злился, толстенные металлические прутья двери разогревались так, что до них было больно дотронуться. Еще у него замок камеры клинило, или, наоборот, он оказывался открытым. Хотя маньяк из камеры даже не пытался выйти. Когда его спрашивали, почему он не вышел, отвечал, что внутренний голос ему не велел.

— Да знаю я про это, — полковник пошел по небольшой, три на два метра, комнатке. — Чикатило покаялся, что когда он нападал на жертву, валил ее на землю и начинал насиловать, то видел, как их накрывает большой черный саван смерти. И он был уверен, что в этот раз все пройдет нормально, его не найдут и не арестуют. А в ходе последнего его убийства этот черный саван сорвало, и он исчез. Маньяк понял, что дьявол предал его и ему конец. Вскоре его арестовали.

— У Ряховского в камере, когда он бесился, взрывались лампочки под потолком, — добавил Фомин. — В этой истории с маньяками не все поддается осмыслению с точки зрения диалектического материализма. Присутствует и мистика.

— Ну, если взять во внимание тот факт, каким способом наш сэр Краснов маньячку вычислил, то… Поверишь и в черта, и в леших, и в инопланетян, и в полтергейст, и во всякую ерунду!

— Э, нет, друзья мои, это не ерунда. — Сергей сел на стул. — Мы почти ничего в этой жизни не знаем и не можем объективно судить о многих явлениях. Мы судим с точки зрения той школьной программы, которую в нас когда-то заложили, а на самом деле все значительно сложнее. Может быть, существует много миров, разные измерения и прочее…

— Тут я с тобой полностью согласен. Главная загадка в том, как человек, живущий среди людей, может долго носить в себе столь ужасную тайну. Ведь маньяки никому не говорят о своих черных делах. Они в жизни нормальные люди.

У сослуживцев тихого, можно сказать, забитого учителя провинциальной средней школы Андрея Чикатило был шок, когда они узнали, что он серийный убийца. Его жена, всю жизнь понукавшая, управлявшая им, в обморок упала, когда такое про него узнала. Она до сих пор поверить не может. — Полковник многозначительно кивнул. — Вот в чем главная мистика — как эти люди долгие годы скрывают свою ужасную потребность убивать… — Сергей и Алексей серьезно смотрели на шефа. — Но давайте займемся более приземленным — сбором улик на эту твою путанку. Кто к ней пойдет? — Парни переглянулись. — Если хочешь, иди ты, — Николай Иванович предложил Сергею, — тряхни стариной, ты же ее вычислил и взял.

— Нет, я давно не допрашивал, да и особого желания с ней общаться, честно говоря, нет. Своих проблем по горло. Ведь моя Лола не открестится от планов меня убить. Она в каком-то смысле тоже маньячка, только одержимая деньгами и властью, и ради них способна на все.

— Ну, с Лолой мы тебе теперь поможем. Ты нас выручил, а мы тебя, — Алексей улыбнулся.

— Точно, вплотную ею займемся, и она от тебя либо отстанет, либо горько поплатится, — авторитетно заверил полковник.

— Будем надеяться, — улыбнулся сыщик.

Алексей встал и пошел к двери.

— Поосторожней с ней, — предупредил Сергей, — а то у нее глаза кровью налиты — может наброситься.

Капитан кивнул и вышел, а сыщик и полковник остались вдвоем. Максимов проверил камеру и включил съемку.

Дверь за стеклом открылась и в комнату для допросов вошел Фомин. Маша даже не обернулась — сидела в той же позе и смотрела в зеркало — пыталась что-то за ним разглядеть.

Сергей встал подошел поближе к стеклу и принялся наблюдать за ней. Максимов последовал его примеру.

— Расколется она или нет, — начал размышлять он.

— Увидим.

Алексей обошел стол, уселся напротив подозреваемой на второй прикрепленный к полу стул, положил на стол авторучку и папку с чистыми листами. Открыл ее, вынул бумагу и разложил перед собой. Папку захлопнул.

Проститутка следила за ним не мигая, сердито и упрямо.

— Ваша фамилия, имя и отчество? — спросил капитан. Взял в руку авторучку и приготовился писать. Девица набрала в легкие воздух, выдохнула и проговорила:

— У меня был друг, его Сашей звали. Однажды он пригласил меня поехать с ним в лес отдохнуть, на шашлыки. Мы сели в его старенький «жигуленок» и летним воскресным утром отправились в путь. Хотели посмотреть карьеры в Лыткарино, искупаться, позагорать, пожарить мяса. В общем, провести время наедине, без друзей и подруг. Мы пожениться собирались.

Мы ехали по Ново-Рязанскому шоссе, ехали не быстро в правом ряду, но вдруг сзади в нас врезалась иномарка. Сашенька затормозил, мы встали у обочины и вышли из машины. — Девушка замолчала и на глазах у нее выступили слезы.

Сергей, Алексей и Максимов внимательно слушали ее рассказ. Фомин, естественно, ничего не писал. Только «сонька», тихо урча мотором, снимала исповедь путаны. То, что это была исповедь, мужчины поняли гораздо позднее.

— Саша вылез и я тоже. Он осмотрел свою машину, потом чужую и определил, что авария незначительная.

— Как будем договариваться? — спросил хозяин не новой недорогой иномарки.

Саша предложил ему расплатиться. Тот согласился, и они стали спорить о цене. Я не слушала их разговор, настроение мое испортилось, и я поняла, что уик-энду конец. Подошел Саша и сказал, что они сговорились на двух сотнях баксов, но надо подъехать к дому хозяина иномарки, там он расплатится. Тут недалеко, предупредил он.

— А почему сразу не вызвали гаишников? — спросил Фомин.

— Я не знаю, почему. Видимо, у Саши машина была старая, техосмотр он не прошел и ездить на ней права не имел.

— И конечно, не был застрахован?

— Да.

— Понятно, почему он так поступил. Продолжайте, пожалуйста.

— Мы сели в машину и поехали в какой-то поселок. Я за дорогой не следила и только курила. Саша сказал, что это ненадолго и мы скоро поедем на озеро. Через пятнадцать минут мы приехали к деревенскому дому, оставили машины у ворот, и владелец иномарки предложил пройти на участок. Мы вышли и пошли за ним. Зачем мы это сделали, — Маша заплакала. По ее лицу покатились крупные слезы, они стекали на стол, а она размазывала их дрожащими пальцами с накрашенными ногтями.

— Воды принести? — спросил Алексей.

— Нет, я закончу. Мы прошли на участок, а хозяин предложил войти в дом. По скрипучим, кое-где сгнившим ступеням мы поднялись на веранду. Там он попросил подождать и ушел в глубину дома. Мы сидели меньше минуты, а хозяин вернулся с бумагами и разложил их перед нами на небольшом деревянном столике.

— Напишите расписку, что получили деньги и ко мне претензий не имеете, — попросил он Сашу. Тот взял ручку и стал писать. Наклонился над листом, потому что на заслоненной деревьями веранде было темновато. Вдруг хозяин вынул мясницкий топорик, размахнулся и ударил Сашеньку в затылок. Я вскрикнула и вскочила. Саша схватился за рукоятку торчащего топора, выдернул его и повалился на пол. Из страшной раны сильной, до потолка струей брызнула кровь. От ее вида у меня подкосились ноги, в глазах потемнело, и я стала оседать на пол. Дальше ничего не помню…

Очнулась от боли. Чья-то сильная рука сорвала с меня трусы, и они больно, до крови резанули по бедру. Я открыла глаза и осмотрелась. Я лежала в углу какой-то полутемной комнаты, очевидно, в этом же доме, на старой скрипучей кровати. Руки были привязаны к металлическим крюкам по краям широкой спинки, а ноги сильно разведены в стороны и привязаны к вбитым в стену скобам. Обездвиженная, абсолютно голая, я была распята как в гинекологическом кресле.

В метре от меня стоял обнаженный, лоснящийся от пота возбужденный хозяин иномарки и сжимал в руке мои белые трусики. И вот он начал их нюхать, а потом облизывать в тех местах, где они больше всего пачкаются. Смотрел на меня сумасшедшими глазами и наслаждался моим запахом.

Я подумала, что мне снится ужасный сон, потому что очертания предметов казались нереальными, искаженными, как в дымке. Это состояние было вызвано недавней потерей сознания. Было трудно дышать, по комнате носились черные тени, и она была наполнена пугающими звуками. Какими — описать не берусь. Их описать невозможно…

Когда Маша произносила эти слова, сыщик и полковник переглянулись. Оба подумали о том, что в рассказе девицы присутствует мистика. В эти минуты и Алексей поймал себя на мысли, что не может отделаться от ощущения некой нереальности происходящего. Голос девушки звучал глухо, утробно, как у гипнотизеров, обволакивал, завораживал и убаюкивал его.

— Я испугалась и попыталась вырваться. Задергалась изо всех сил, стала кричать во все горло, но только эхо старых стен глухо вторило мне. Дом был пуст. Звуки не проникали на улицу сквозь плотно заколоченные ставни, поэтому никто не услышал меня и не пришел на помощь.

А сексуальный маньяк любовался мною и возбуждался сильнее и сильнее. Взялся пальцами за свой большой с толстой головкой член и стал онанировать. Конец налился кровью и напрягся. Такого полового органа я в жизни не видела. И я голая, беспомощная лежала перед ним как спелое яблочко на тарелочке, и он готов был меня сожрать.

И вот взбудораженный извращенец стал приближаться. Дотронулся до меня рукой, потом стал целовать в разные места, а потом начал насиловать.

Адская боль пронзила мой живот и спину, в глазах потемнело, и я стала терять сознание. Но отключилась не совсем и, к сожалению, чувствовала, что со мной происходит. А он повторял процедуру и повторял, получая от нее чудовищное садистское упоение. Вы бы видели его злорадную улыбку, его гримасы и смех… — Маша заплакала и закрыла лицо руками.

Ее красочный рассказ крайне взволновал мужчин, но отнюдь не в сексуальном плане. Они искренне переживали за девушку, на долю которой выпало столь ужасное испытание. Они понимали, что все это происходило под незримым дамокловым мечом смерти.

И вот Маша немного успокоилась и продолжила:

— Боль несколько стихла, сознание вернулось, и я открыла глаза. Меня поразило, что живот у меня был в крови. Снова в глазах потемнело, но я усилием воли попыталась остаться в сознании, и мне это удалось. А он пытал меня и пытал, но я стиснула зубы и не проронила ни слова. — Девушка снова заплакала, а мужчины молчали и с сочувствием смотрели на нее. Максимов проверил работу камеры, а Сергей подошел ближе к зеркалу и оперся о него рукой.

— Боль стихла, и мне стало немного легче, а этот урод трахал меня не останавливаясь. И вот я свыклась с болью и каждое его движение стало доставлять мне неимоверное сексуальное наслаждение. Я обрадовалась, что выдержала этот напор и не умерла от его адской любви. — Девица замолчала и посмотрела на Алексея масляным взглядом. От былых слез не осталось и следа. Маша ожидала от капитана какой-нибудь реакции, а он сидел молча, не зная, что сказать.

Полковник приблизился к Краснову, посмотрел ему в глаза и прошептал:

— Если все, что она нам рассказывает, правда, то она чокнулась именно в этот момент. Сошла с ума от боли и страха.

— Наверное. При изнасилованиях психика страдает больше всего. Плоть заживает, а душа нет, — добавил сыщик.

— Знаете, что было потом? — Маша лукаво взглянула на Алексея. Тот молчал, боялся своим невпопад заданным вопросом сбить допрашиваемую с мысли и прекратить откровение.

— Он продолжал меня трахать. Акт продолжался два часа без перерыва и длился бы и дольше, пока я не умерла бы под натиском его взбесившегося коня.

И вот он вынул из меня свой член, немного возбудил его рукой и кончил. Когда кончал — орал во все горло, ревел как зверь и трясся в экстазе. Потом ушел, а я осталась одна. Ноги, спина и руки затекли, но они меня не волновали. Мне хотелось жить, и думала я только об этом. — Девушка замолчала, собралась с мыслями и через минуту продолжила. Все это время мужчины молчали.

— Через час маньяк вернулся. Он был по-прежнему голый и в руке сжимал какие-то инструменты. Разложил их на столике у двери и зло посмотрел на меня. Когда я увидела тот самый топорик, которым он ударил Сашу по затылку, то страшно испугалась. Я поняла, что теперь он будет удовлетворять еще один основной природный инстинкт — инстинкт убийцы.

— Дорогой, любимый, — взмолилась я, — трахни меня еще раз, трахни изо всех сил, я так этого хочу. — Я отчаянно боролась за жизнь и несла всякую чушь. Сама думала только об одном — как бы освободиться и бежать. Я пыталась оттянуть тот момент, когда он возьмется за топор и начнет кромсать мое тело на куски.

И вот маньяк отошел к столу, взял что-то и вернулся.

— Хорошо, — глухо проговорил он, — я тебя удовлетворю еще раз. — Он показал мне тот самый топорик, которым зарубил Сашеньку. Я вся обомлела. Он развязал мою правую ногу и отпустил ее. Дотянулся до руки и освободил и ее. И тут я поняла, что наступил, может быть, единственный момент в этой истории, когда я могу попробовать спастись. Я прицелилась и сильно врезала ему ногой в нижнюю челюсть. Попала в горло, но он пошатнулся, захрипел и упал на пол. Я дотянулась до второй руки и быстро распутала веревку. Через мгновение освободила и ногу.

Сделала шаг с кровати, но ослабевшие ноги подкосились, и я упала. Уткнулась носом в пол рядом со стонущим маньяком. А он прокашлялся, осмотрелся и, увидев, что я освободилась, пришел в ярость. Заревел как зверь и пополз к столу с инструментами. Я поняла, что если не остановлю его, то он меня убьет. Схватила завалившийся под кровать топорик, догнала его и врезала ему по затылку. Он закричал, но я била и била его и вскоре он затих и распластался подо мной. А я все молотила его башку и молотила, пока лезвие не пробило череп.

Обессиленная, я сползла с него, попробовала встать, но снова упала. Тогда я перевернула урода на спину и стала рубить на куски. Первым делом превратила в кровавую кашу половой член, потом живот, грудь, руки, ноги и лицо. Когда силы кончились, я выползла из комнаты, нашла свои вещи, доковыляла до входной двери и убралась из дома прочь.

Не помню, как добралась до речушки, смыла с себя кровь и прилипшую грязь, оделась и доковыляла до шоссе. Поймала попутку и доехала до Москвы. Вернулась домой ночью, выпила водки вместе со снотворным и легла спать. Проснулась только через сутки и с трудом вспомнила, что со мной произошло.

Промежность адски болела, так, что нельзя было ногой пошевелить, и я отлеживалась дома больше недели. Когда оклемалась, решила пойти в милицию, но вспомнила, что убила насильника, и испугалась. По телику увидела репортаж про маньяка, расчленившего в заброшенной избе в поселке Лыткарино двух мужчин. И тогда я поняла, что к ментам соваться не стоит. — Маша замолчала.

— Это первое садистское убийство этого лета, — обернувшись к Краснову, сказал Максимов. — Мы подумали, что «мясник» убил двоих мужчин, а выходит, что ее Сашу убил насильник, а его самого убила она. Все сходится — девка не врет.

— А может, она обоих парней замочила, а эту историю придумала для оправдания? — парировал Краснов.

— Это легко проверить. Опросим родственников, друзей, был ли у нее друг Саша, и в каких они были отношениях. Кстати, у той избы мы обнаружили две машины — иномарку и «жигуль». И было видно, что они побывали в аварии. Так что все сходится.

— Как остальные убийства? — осторожно спросил Фомин.

— А так. Я убивала. Шесть раз. По одному, а когда и по два человека. Выходила вечером на дорогу, прикидывалась проституткой, голосовала, и те, кто хотел сладенького, попадались на удочку. Сажали в машину, я просила заехать в лесочек пописать и там кончала жертву. Не могу вам, мужикам, простить, что между ног у вас члены болтаются и вы ими нас — баб еб… А я после того раза ни с кем не трахнулась. Я больше этого делать не могу. У меня там все порвано — боли адские. И Сашу моего убили. — Маша зло посмотрела на Алексея, и у него по спине прокатилась холодная волна.

— Можно было обратиться к врачу, — начал Фомин, — многих насилуют, и многие с этим живут, зачем же людей убивать?

— Я не смогла. Так, как насиловали меня, больше никого не насиловали. По логике вещей я должна была умереть, ведь меня удовлетворял, в «кавычках», сексуальный маньяк. И он бы меня убил, затрахал до смерти, или на куски расчленил, если бы я не убила его. Видимо, после своей смерти он передал мне частицу себя, частицу своей дьявольской энергии — потребности убивать. — Маша опустила голову и затихла.

Алексей положил авторучку и посмотрел на девушку. Он жалел ее, молодую, красивую, волею злосчастной судьбы попавшую в ужасную ситуацию. И он мог бы ей помочь, но до того момента, как она решилась на второе убийство. Первое — в избе — можно было списать на вынужденную самооборону и состояние аффекта. Но как она смогла бы жить с этим дальше? Наверное, никак. Поэтому она и выбрала для себя этот путь — мстить роду человеческому за свое горе…

— Вот это история, — Николай Иванович открыл ключом дверь и по-хозяйски вошел в свой кабинет, — мистика какая-то. — Сел в любимое кресло, достал из верхнего ящика стола пакет с сушками, вынул одну, с хрустом раздавил и кусочек запихнул в рот. — Угощайтесь, — предложил он парням, но те отказались.

Краснов и Фомин находились под впечатлением рассказа маньячки. Они молчаливо сидели в креслах и думали каждый о своем. Сильное воздействие на них произвел также тот факт, что Сергей случайно обнаружил в разделявшем комнаты толстом стекле небольшую трещину. Слушая исповедь, он оперся о него ладонью, провел по стеклу пальцами и на ощупь определил, что оно расколото.

Когда Машу увели, он рассказал о находке друзьям. Максимов высказал предположение, что трещина могла появиться и до ее допроса, но Алексей и Сергей были уверены, что это ее злая сила расколола его.

— Во время рассказа девица переживала, волновалась, злилась, — стал доказывать Алексей, — и ее отрицательные эмоции повлияли на стекло.

— Ерунда это, — парировал полковник. Он был материалистом и не верил в духов, добрую и злую энергию и всякую чертовщину. — Скорее всего, на вчерашнем дознании какой-нибудь подозреваемый ударил в него кулаком, вот оно и лопнуло. Такое часто бывает, когда имеешь дело с преступниками. Они люди неуравновешенные, психованные, себя не сдерживают и любят кулаками помахать. От этой самой несдержанности, слабоволия убийцами и становятся. Его оскорбили, он ответил, ему в лицо ударили, а он не сдержался — взялся за топор или нож и убил обидчика. А могло все по-другому кончиться, если бы проявил к человеку немного уважения и терпения. Не стал психовать.

Но Сергей с Алексеем стояли на своем. Максимов по этому поводу настроился скептически, но разубеждать их не стал — ну, верят они, так пусть верят. А парни склонялись к мысли, что именно злой демон Маши, кстати, это было ее настоящее имя, попортил имущество.

Спор, которого так жаждали Фомин и Краснов, не состоялся, так как зазвонил телефон и полковник взял трубку. Его вызывал генерал, и Максимову пришлось идти «наверх» с отчетом о проделанной работе. Он наспех дожевал сушку, запил холодным чаем из своего любимого стакана в серебряном подстаканнике, взял папку с рапортами и вышел.

— Пойдем пообедаем, — предложил Фомин, — а то с этой работой похудеешь.

— Куда, в ресторан? — усмехнулся Сергей, — потом поедем на Тверскую, подцепим еще одну маньячку и быстренько раскроем еще одно тухлое дело.

— Да, ты верно заметил, с нас презент, — утвердительно кивнул капитан, — теперь мы тебя в ресторан ведем.

— Ловлю на слове.

Глава 14

День начал клониться к закату. Кроваво-красное светило бросило последние лучи на лес, небольшую поляну, неширокую асфальтовую дорогу и на две иномарки у обочины. Они стояли нос к носу, близко друг к другу, и издалека казалось, что они столкнулись. Горячий диск солнца отражался в черной обшивке здоровенного представительского «Мерседеса» и на синих боках маленькой, юркой «БМВ-Z-5».

Возле лимузина прохаживался крупный охранник в черном костюме, а по уходящей вдаль дорожке не спеша шли двое мужчин. Оба в элегантных светлых костюмах, цветастых галстуках и светлых стильных ботинках.

Один, что повыше ростом, был небезызвестный Александр Петрович Шелестов по кличке Шалый, а второй — бригадир киллеров с обидной кличкой Ступа. Его имени и фамилии никто не знал, разве что мать родная и те, кто не ведал о его работе. Она заключалась в устранении неугодных Шалому людей. Хотя сам он давно ни в кого не стрелял, а только находил отморозка, давал ему небольшие деньги и задание — убрать кого-то. После нескольких удачных чисток Шалый приказывал своему помощнику убить киллера и находил на его место нового. Клиентуру подбирал среди наркоманов, финансовых должников, кому позарез нужны были деньги, и мораль их не интересовала.

Но вот Ступа попал в щекотливую ситуацию — лучшего его киллера — Гарика убили оперативники, а Блэка чуть не арестовали. После того как Блэк вернулся из леса, то сразу позвонил боссу и попросил аудиенции. Тот приказал ему приехать на конспиративное место встречи и сам поехал туда же. Они встретились, и бригадир узнал правду. По установленному Ступой киллерскому закону, он должен был пристрелить Блэка, пока тот не ринулся в бега или не пошел в уголовный розыск с повинной, но… Одно обстоятельство смущало опытного бригадира.

Гарик и Блэк были не простыми киллерами, стреляющими, режущими и взрывающими всех налево и направо, а специалистами по «чистому» устранению клиента. Могли подстроить аварию, как в случае с Красновым, или удушение газом, или отравление, или самоубийство. Эта работа требовала большого умения и пользовалась спросом в мире грязных политиков и крупных бизнесменов. И естественно, хорошо оплачивалась. На поиск и подготовку такого специалиста уходило несколько лет и так просто убивать Блэка Ступа не решился. В этом случае он потерял бы заказы, а значит, и деньги.

Ушлый, долгое время проработавший со Ступой, Блэк сразу задал ему прямой вопрос:

— Что со мной будет?

На что Ступа ответил так же прямо:

— Ты облажался, но это в первый раз, да и задание было сложным, поэтому ничего тебе не будет, живи, работай. Жаль, что твоего напарника грохнули.

Блэк поверил бригадиру, так как знал, что тот человек чести и слово держит. Если бы он начал юлить, обещать Блэку несбыточное, киллер сразу бы заподозрил неладное и лег на дно. Вариант аварийного выхода из дела у него был. Но Ступа повел себя по-джентльменски и не стал убивать братана.

О том, что Гарика пристрелили при задержании, Ступа узнал от своего человека в уголовном розыске. Он сам когда-то служил в ОМОНе и пользовался услугами старых друзей. Не бескорыстно, конечно. Он решил, что смерть Гарика лучше, чем его арест, и успокоился. Хотя его насторожил тот факт, что оперативники разгадали уловку с машиной, быстро и незаметно для киллеров вычистили ее и устроили мобильную засаду.

«Значит, против нас воюют профессионалы высокого класса, а их в мусарне осталось ох как мало», — думал он.

Дело с ликвидацией клиента, знающего, что его хотят убрать, сразу вызвало у Ступы недоверие. Но Шалый много платил, и он взялся за дело, хотя и с большой неохотой. Поручил его своим лучшим чистильщикам — Гарику и Блэку.

Бригадир жалел о том, что приказал им продолжать задание, после того как выяснилось, что кислотная бомба на оси «Мерседеса» Краснова не сработала.

«Надо было дать отбой, — думал он, — вернуть людей, разобраться в ситуации, выяснить, почему техника отказала, а потом подготовить новую акцию и успешно ее провести. Сделать это либо скрытно, либо открыто — расстрелять клиента на улице из автомата, и все. Но тогда устранением занимались бы другие люди, а не эти… И Гарик был бы жив. А теперь Гарик мертв, бомба в руках у ментов, и они видели в лицо Блэка. Хотя в суматохе могли его и не запомнить. Они знают, что Шалый попытался убрать какого-то Краснова, и начнут копать под вора».

Бригадир чувствовал себя отчасти виноватым в смерти Гарика и подставке Блэка и именно поэтому не стал применять к нему какие-либо санкции. У него возникло много вопросов, ответов на которые он не знал и приехал с ними на встречу к заказчику — Саше Шалому. Они шли по тихой безлюдной аллее в парке на Лосинке и мирно беседовали. Но между ними чувствовалось некоторое напряжение. Шалый был недоволен провалом, а Ступа — заказом.

— Ты пойми, — начал Ступа, — менты узнали, что его хотят грохнуть, проверили машину и обнаружили бомбу. Да ее только дурак не обнаружил бы! Для чего надо было возвращать уже украденный «мерин»? Это крайне подозрительно, потому что такого в жизни не бывает. Вот менты и догадались. Они обследовали его, вынули кислотную бомбу и устроили засаду моим людям. Я не вижу смысла продолжать операцию и убирать этого Краснова. Мы только сами подставимся. Если хочешь, задаток за него я верну.

— Отчасти я с тобой согласен, дело изначально тухляком попахивало, но я слово дал одному человеку, обещал, что помогу, и поэтому завершить его придется.

— Надо было действовать профессионально с самого начала, а не отдавать сворованный «Мерседес». Это лохизм. Я же сразу был против, ты помнишь… Я предлагал другой вариант, но…

— Помню, — кивнул Шалый. — Тут одна баба… Ну, в общем, я тебя в суть дела посвящать не буду, но где бабы, там всегда херня. Она просила устроить, чтобы дело выглядело так, будто он умер своей смертью.

— Понимаю, но зачем машину-то впутывать? Украли ее — так украли. Надо было травить его, топить — пошел купаться на озеро, был пьяненький и случайно утонул. Так часто бывает. Ни одна экспертиза не докажет, что его сначала оглушили, потом в глотку воду влили, но чтобы захлебнулся, а после отвезли на озеро и бросили в воду.

— Согласен с тобой, — нахмурился Шелестов.

— Тебе известно, что менты знают о тебе и твоей заинтересованности в этом деле?

— Знаю, уже сообщили. Откуда они пронюхали — понять не могу.

— Проанализировали ситуацию. Этим делом Максимов занимается, а я о нем много хорошего слышал. А Краснов его близкий друг.

— Да, друг, — кивнул Шалый.

— Надо было все это разузнать до начала операции, а не теперь, когда облажались. Но ты все это в секрете держал, информацию не давал, не дал выяснить, кто клиент и какие у него связи. Тогда бы узнали, что он бывший мент и друзей имеет в мусарне. А менты за друзей головы открутят, поверь мне, я знаю.

— Ступа, ты прав, а я нет. Я завязался с этой Лолой по рекомендации близкого друга, кореша — тоже, кстати, бабы. Она мне за нее поручилась, и я отказать не мог. Понимаешь меня?

— Понимаю.

— Эта чокнутая Лола недавно отбилась, восьмерку отбарабанила, вышла, а тут перестройка, капитализм, и у нее от недостатка фанеры крыша поехала. Богатства захотелось. Она где-то узнала, что этот Краснов — сукин сын, хорошо поднялся, разбогател, вот Лола и решила его грабануть. Она говорит, что он, Краснов, отец ее сына, но я не очень-то верю — врет, наверное. Она просила мою подружку, та сейчас чалится, помочь ей, а та попросила меня. Я отказать не мог, дал двоих отморозков, тоже из свежеоткинутых, чтобы они Краснова на дыбы поставили. Но этот Сергей крутым оказался, обхитрил идиотов и убежал.

— И прибежал прямиком в МУР к своим друзьям Максимову и Фомину, — закончил мысль Ступа. — А те за друга горой. Нас вычислили и моего кореша убили.

— Слышал, — Шалый положил руку бригадиру на плечо. — Я компенсирую.

— Он моим другом был, еще с Афгана, лучший спец в конторе.

— Понимаю.

— Шалый, я предлагаю дело закрыть и этого Краснова оставить в покое. Мало того, надо дать знать ментам, чтобы они нас не искали, тогда и мы их чувака не тронем.

— Джентльменское соглашение?

— Да.

— Поймут ли?

— Поймут. Этим мы себя обезопасим, а они его.

— А как же мое слово?

— Возьми его обратно — дело пахнет керосином. Можно поджариться. Ради слова этого делать не стоит.

— Ты считаешь?

— Уверен.

— Ладно, я подумаю и тебе сообщу, — Шалый протянул руку киллеру, тот пожал ее и пошел к своему «БМВ». Шелестов уселся в «Мерседес», и машины разъехались, а пути компаньонов разошлись.

Ступа час петлял по городу, отрываясь от возможной слежки людей Шалого, не доверял ему и вообще никому не доверял, а потом приехал к себе домой. А вор помчался в свой шикарный офис на Арбате, где его давно поджидала Лола. По дороге обдумывал разговор с бригадиром и наконец решил отказаться от дела.

«Ступа прав, запахло жареным, может и меня зацепить. Прямых улик нет, но лучше ментов не злить и отступить. Бизнеса моего там нет, только авторитет, амбиции, а в таком мелочном деле можно ими и пренебречь. По большому счету, я всегда выигрываю».

«Мерседес» подкатил к небольшому особняку во дворах старого Арбата и притормозил. Подождал, пока массивные витые ворота откатятся в сторону, заехал на территорию и остановился у большого мраморного крыльца. Двери лимузина открылись, сначала телохранитель, а за ним и Шелестов вышли и направились в дом.

В старинном, отреставрированном снаружи и отремонтированном внутри под евростиль особняке располагался офис его фирмы. Фонд под названием «Солнце», занимающийся сбором средств на реставрацию памятников старины. Но это была всего лишь крыша, а под ней орудовала влиятельная преступная группа, собиравшая дань с крупных банков, коммерческих фирм, предприятий и фондов. Деньги перечислялись на счета «Солнца», отмывались через подрядные строительные организации и расходовались Шелестовым по своему усмотрению. А тратил он на свои нужды ох как много. Любил роскошь, шик и не отказывал себе ни в чем.

Пройдя через пост охраны, Саша поднялся на лифте на второй этаж и вошел в приемную. В углу за большим столом с компьютером и телефонами молоденькая смазливая секретарша просматривала какие-то бумаги. Напротив в кожаном кресле заждалась высокая грудастая брюнетка в строгом черном брючном костюме и темных очках. Лолу трудно было узнать в парике с вороненым отливом и в темных очках. Когда Шалый вошел, она встала и кивнула ему. Он улыбнулся ей в ответ, но подумал, что откажет без тени смущения.

— Пройдемте, — предложил он и указал на резную дверь из красного дерева, ведущую в кабинет.

Когда они вошли, он обошел стол и плюхнулся в шикарное черное кожаное кресло. Оно скрипнуло и зашуршало обивкой. Лола устроилась в кресле напротив, медленно сняла очки и томно взглянула на собеседника. Ее глаза говорили о непомерной страсти, мучающей ее молодую, любвеобильную плоть. И он прочел в них это, но решил во что бы то ни стало не поддаваться на соблазн. Но противостоять женским чарам может не всякий, и Саша дрогнул.

— Я хотел сообщить о твоем деле, — начал он, но закончить фразу не успел. Лола встала, приблизилась, наклонилась и, не дав ему договорить, впилась накрашенными алой помадой губами в его открытый рот.

— Я… — промямлил вор, но слова утонули в ее страстной утробе. Она закинула ногу и устроилась у него на коленях. Алчно всосалась в рот, облизала губы, язык, вдохнула его аромат и обожгла тело страстным жаром. Затем расстегнула его ремень, потом ширинку, спустила брюки, приспустила трусы и взялась за его великолепный жезл любви. Немного повозбуждала его, а потом опустилась перед Шалым на колени и тихо произнесла:

— У меня долго не было мужчины, поэтому прости, — опустила голову, нежно поцеловала грибовидную головку, измазав ее помадой и слюнями, облизнулась и погрузила в себя член целиком.

Удовлетворяла смачно, изысканно и профессионально. Саша стонал, дергался в кресле, впивался пальцами в подлокотники, сильно прижимал ее голову к себе, наконец кончил и испытал сильный оргазм. Лола проглотила его теплое семя, немного полизала, поласкала языком кончик, нежно подвигала кожу вверх и вниз, а потом встала, вытерла платком губы, не забыв и уголки рта, и с довольным видом уселась в кресло.

— Ну, как решение моего дела? — спросила она.

— Продвигается в нужном направлении, — выдохнул тот. — Скоро решится.

— Я очень рада. После того как это произойдет, ты, милый, получишь удовлетворение по полной программе. Обещаю. Сможешь опробовать со мной любые будоражащие твой похотливый разум ласки.

— Конечно, — пробубнил он, расслабленный и еще не остывший от секса.

— Тогда до встречи, — красотка встала, оправила строгий черный костюм, грациозно повернулась и вышла из кабинета. Когда проходила мимо огромного зеркала в холле, на мгновение остановилась и осмотрела себя, не испачкала ли одежду животворящим семенем. Но все было чисто и она продолжила путь.

— Во дает, — прошептал вор в законе, — не знаешь, чего хочет больше — денег или отмщения.

Саша остался один, развалился на диване, закинул на него ноги и расслабился. Ему было приятно от полученного удовольствия и тошно от того, что не сумел пересилить себя и осадить назойливую бабу.

Через час Шалый позвонил по мобильному телефону Ступе и попросил закончить дело. Тот попытался вразумить босса, но вор ничего слушать не хотел и повесил трубку.

Разнервничавшийся бригадир в свою очередь звякнул Блэку и приказал подчистить неубранный мусор. Тот понял это как требование убрать Краснова любой ценой.

— Ты напортачил, тебе и исправлять, — закончил Ступа и отключился.

Блэк понял — если он не убьет клиента, то закопают его самого. Он устроился в кресле в гостиной и принялся обдумывать план устранения сыщика.

После долгого раздумья пришел к выводу, что надо действовать просто и не очень-то мудрить.

«Сложные комбинации с применением техники обычно заканчиваются провалом. Пристрелю его из винтовки с оптическим прицелом, и баста. Дешево и сердито». Он стал рыться в бумагах — искать фотографию и досье клиента и наконец нашел. На ней был изображен снятый им же Сергей Краснов в момент своего выхода из дома.

«Вот его адрес, номер машины, номер телефона…»

Киллер собрал бумаги в конверт, положил в тайник и вышел из комнаты. Спустился к машине, сел за руль и поехал осматривать место будущей операции.

Глава 15

Максимов вернулся от генерала довольный, уселся в свое кресло и посмотрел на подчиненных взглядом полководца, выигравшего сражение.

За время его отсутствия Сергей и Алексей пообедали в муровской столовой, но и про шефа не забыли. Взяли для него ароматных свежеиспеченных булочек с капустой, с рисом и яйцом, бутерброды с колбасой и сыром, шоколадку с орешками. Все это сложили на чайном столике и принялись ждать.

— Ну что, орлы, всех крыс переловили? — с усмешкой брякнул полковник и осмотрел приготовленный обед. Вернее, ужин, так как на дворе уже была ночь. Солнце давно опустилось за горизонт, но в городе темно не стало. Улицы продолжали освещать желтоватые фонари, фары множества машин, окна домов, витрины магазинов и рекламные щиты.

За рабочей суетой оперативники не заметили, как прошел еще один трудный, не самый плохой в их жизни день. Да что там день. За мирскими заботами люди иногда не замечают, что прошла целая жизнь.

— Что генерал? — спросил Фомин.

— Радуется. Получил благодарность от начальства и радуется. Мы с ним хряпнули по одной, за успешное раскрытие дела «мясника». Обещал выписать премию нам и взявшему ее агенту.

Муровцы с улыбками посмотрели на Краснова. А тот сидел серьезный и сдержанный. Если с маньячкой было покончено, то с Лолой пока нет.

— Тебе премия, Серега, — хихикнул полковник и весело взглянул на сыщика. Сергей вдруг заметил, что шеф навеселе.

— Николай Иванович, вы небось не по рюмочке, а по бутылочке хряпнули, — улыбнулся он.

— Одну на двоих. Коньяк у Андреича превосходный. Откуда он его берет? Приносит кто-то…

— Значит, генерал доволен, что дело закрыли? — спросил Фомин.

— А как же. Я ему рассказал про твою проблему, Сережа, и он обещал помочь. Дал согласие на проведение полномасштабного расследования. Можно прищучить этого Шалого, Лолу и тех киллеров, что на тебя покушались.

— Надо обязательно прищучить, — добавил Фомин.

— Обязательно, но завтра. Сегодня я хочу выспаться как следует и вам советую то же. Прошлую ночь ведь глаз не сомкнули.

— Да, отдохнуть надо, а то ноги ватные и голова плохо соображает, — подтвердил Краснов.

— Тогда поехали по домам, — полковник встал, а парни поднялись вслед за ним. Все вышли из кабинета, шеф закрыл его на ключ, включил сигнализацию на цифровом замке и двинулся по коридору.

Когда все оказались на улице и вдохнули свежего вечернего воздуха, то сразу приободрились. Пребывание в прокуренных, душных помещениях никому не идет на пользу.

— Давайте я вас по домам развезу, — предложил полковник. Его ждала машина, и он готов был оказать услугу друзьям, но те отказались.

— Николай Иванович, мы сами доберемся, а вы поезжайте. — Алексей открыл дверцу «Волги» и предложил пошатывающемуся шефу сесть. Тот крепко пожал Лехе руку, потом ухватился цепкими пальцами за кисть Краснова, сжал ее, так что косточки хрустнули, пожелал всего хорошего, уселся в кресло и уехал. А друзья пошли к двухлетней зеленой «десятке» Алексея.

— Довезу тебя, — сказал тот, — но за руль сядешь ты, а то у меня глаза слипаются, боюсь врежемся.

— У меня тоже слипаются.

— Ничего, ты крепче меня, привык по ночам колесить — девочек цеплять, а я ранняя пташка, в девять уже в люлю, а в шесть — на ноги.

— Хочешь, я сначала тебя довезу, а сам на такси?

— Нет, поехали к тебе. По дороге я подремлю и станет лучше. Надо-то всего десять минут сна прихватить и голова просветлеет.

— Тогда давай ключи.

Сергей пиликнул брелком сигнализации, открыл дверцу и сел за руль. Леха опустил спинку правого кресла и лег на него. Устроился поудобней и закрыл глаза. Краснов завел двигатель и медленно выехал на полосу. Алексей сразу захрапел, так как лежал на спине в довольно неудобной позе. Краснов начал тихонько свистеть, но этим Лехиного могучего храпа не прекратил.

Страницы: «« « ... 7891011121314 » »»