2012. Танго для Кали Северный Олег

— Не знаю, как описать! Никак не могу. «Нечто», и всё!

— А что там ещё было? О чём сон-то?

— Не по-омню. — Она разочаровано протянула гласную. — Но ты там точно был!

— Ладно, спасибо. — Антону было не до девчачьих снов.

Он пытался, как мог, успокаивать отца, отвлекать от тяжёлых мыслей, с каждым днём это становилось всё труднее. Отец не смотрел телевизор, не мог читать. Он не смог одолеть даже долгожданную книгу, главным героем которой был его сын, она так и лежала на столике возле кровати, раскрытая на первой трети.

Чёрный старался держаться в присутствии отца, но наедине с собой с каждым днём всё глубже погружался в отчаяние: психика не выдерживала. Он даже взялся за колоду Таро, к которой не прикасался со дня смерти матери. Во время её болезни Антон попробовал прочитать будущее. Карты дали ответ, но это был совсем не тот ответ, на который он втайне надеялся: они показали день и час её смерти. Сейчас — наверно, сейчас он ожидал подобного результата. На стол исправно легли карта Дьявола, карта Смерти и десятка мечей, но точного указания на время не было. Всё, что можно было определить, — «очень скоро».

Был понедельник. Чёрный накормил отца обедом и мыл посуду на кухне, когда его внезапно скрутила резкая боль. Она вступила в поясницу, ударом электрического тока пробежала по нервам ноги и осталась на захваченной территории. Антон понял, что он не может больше стоять, с трудом добрался до постели и лёг, надеясь, что после небольшого отдыха всё пройдёт. Ему никак нельзя было сейчас заболеть. Не тут-то было: он пролежал до вечера, но заметного улучшения не наступило. Нужно было встать и проведать отца. Вдруг из его комнаты донёсся глухой удар, как будто упало что-то тяжёлое. Чёрный рывком вскочил, задохнулся от обжигающего прострела и кинулся туда. Он застал отца лежащим возле дверей туалета: вернуться обратно не хватило сил. Поднял, скрипя зубами, подхватил под плечо, довёл до кровати. Отец так исхудал, что выпирали кости, и всё же он казался сейчас слишком тяжёлым. К тому же у него было плохо с координацией движений, её расстроили подавляющие боль препараты.

Ночью отец упал снова: то ли намеревался встать, то ли просто во сне. Подняться он уже не мог. Антон с большим трудом ещё раз уложил отца в постель и понял, что больше ему этого не удастся. С каждым усилием его спине становилось всё хуже, а нога просто отказывалась подчиняться. Он поставил стулья спинками к краю кровати, чтобы хоть так оградить отца от падений, и сам устроился рядом, прямо на голом полу. Сжимая зубы от боли, великий сталкер Чёрный лежал, слушал стоны отца и плакал от собственного бессилия.

На кухне запищало радио — шесть утра. Антон ползком добрался до мобильного телефона.

— Лёня, извини, здесь жопа полная. Мне нужна помощь.

Люминос прибыл через полтора часа и застал два лежащих в разных комнатах тела. Одно из них могло разговаривать, но ни одно не могло встать. Леониду пришлось работать и сиделкой, и кухаркой, и медсестрой. Антон попросил, чтобы в первую очередь всем необходимым был обеспечен отец. Леонид накормил обоих, сделал отцу все необходимые процедуры и занялся Чёрным. Конечно, вылечить он его не мог, но снять симптомы и поставить на ноги на какое-то время было в его силах. Лёгкий расслабляющий массаж, несколько касаний в нужных точках, прогон энергии по меридианам, что-то поправить, что-то затянуть — со стороны могло показаться, что Люминос гладит воздух над распростёртым телом. Закончив, он приказал Чёрному не вставать до утра и уехал: у него было ещё несколько неотложных дел в Москве.

Ночь прошла тихо, утром Антон поднялся, как ни в чём не бывало. Боль прошла. Первым делом он поспешил к отцу и, уже открывая дверь, понял, что опоздал. Отец лежал на спине с открытыми глазами и не дышал.

В России родственникам умерших некогда предаваться горю — надо заниматься формальностями. Беготня и суета, морг, ЗАГС, крематорий, кладбище, справка один, по которой дают справку два, с которой следует получить бумагу три, и только тогда последний путь человека проложен и юридически завершён. Антону пришлось пройти по всем инстанциям самому — все эти документы выдают только родственникам, а родственником он был последним. Не считать же двоюродного брата, о котором Антон и слышать теперь не хотел. Он вертелся как белка в колесе и уже не в состоянии был чувствовать ничего, кроме бесконечной, тупой усталости.

На прощании присутствовали только свои — Калина, Баал, Люминос, Татьяна, известная в Сети как Night. Вся группа хорошо знала и уважала отца Чёрного, он всегда был рад видеть ребят у себя в гостях. Баал и Калина выкатили из катафалка гроб, Люминос подал знак. Молчаливые фигуры в чёрном одна за другой подходили к телу покойного, возлагали ладонь и мысленно желали уходящему доброй дороги и верного выбора на Той Стороне. Антон смог простоять всю церемонию, хотя спина снова давала о себе знать, и при ходьбе ему пришлось опираться на трость. Церемонию он почти не видел — то ли нервное напряжение превысило некий предел, то ли вмешалось что-то ещё, но он погрузился в состояние отрешённости и тишины, в котором не было мыслей, не было движения, не было цветов и теней. Какое-то дежурное чувство взяло на себя руководство телом, Антон исполнял всё, что следовало делать по ритуалу, но очнулся, только когда в могилу полетели первые горсти земли. Вздрогнул от рассыпчатого стука и осознал себя на кладбище на холодном осеннем ветру.

Когда всё кончилось, к нему подошёл Калина. Он был внимателен и серьёзен.

— Я прошу тебя заняться своим здоровьем. Чёрный, ты меня слышишь?

— Да. — Антон хотел только одного — добраться до дому и упасть. — Я слышу. Я займусь.

Все разъехались. Чёрный стремился домой, оказаться в тишине и покое, остановить безумный круговорот, сделать паузу, отдохнуть, да хотя бы попросту отдышаться под защитой знакомых и родных стен. Дома он присел на кровать, прислушался к пустоте и только здесь отчётливо и окончательно осознал, что отныне и бесповоротно он совершенно один. Он посидел немного, потом лёг и заснул. Утром встать на ноги он уже не смог.

Антон поднялся: организм настоятельно требовал своё. Немного задержался возле окна. Пару дней назад в него билась шальная птица. Наверно, она вымокла и замёрзла и просто стремилась в светлое тёплое помещение за стеклом. И невдомёк ей было, с каким ужасом смотрят на неё глаза человека, лежащего на узкой железной койке в вожделенном тепле. Теперь человек каждый день подходил к окну, как будто хотел увериться, что она улетела навсегда, что не ждёт его на соседнем карнизе. Птицы не было, был пустой мокрый сад, в глубине которого виднелось небольшое кирпичное здание. Летом его совсем не было бы видно из-за зелени, сейчас осень обнажила все человечьи секреты. Иногда к зданию подъезжали машины, из них выходили суетящиеся люди в тёмных одеждах, исчезали внутри, а через какое-то время оттуда в автомобиль загружали длинномерный предмет. Больничный морг — это всё, что Чёрному теперь позволено было созерцать.

В туалете он бросил взгляд в зеркало и ужаснулся. На него смотрел заросший щетиной измождённый субъект. Грязные нечёсаные волосы падали на пустые глаза, фигура перекосилась набок, как будто в нём лопнула обеспечивающая вертикальность пружина. На лбу поблескивали мелкие капельки пота.

— Смотри, Чёрный. — В таком состоянии уже вполне можно было позволить себе поговорить с зеркалом. — Ты забирался в тайники мироздания. Инопланетные пришельцы были тебе знакомы, как жители соседних домов. Ты гулял по мирам и даже прикоснулся к Невыразимому. Как оно тебе теперь здесь? Глотать горстями таблетки, валяться под капельницей и мечтать об уколе? Где теперь все твои Серые, Клэреот, Властелины Времени? Смотри — ты так похож на своего отца! С тобой кончено, Чёрный, с тобой всё кончено!

Его накрыла волна холодного страха. Эти волны повторялись несколько раз в день, прокатывались от макушки до пяток, заставляли разум исходить немым воплем и постепенно сходили на нет, оставляя мелкий противный озноб. А может быть, его познабливало всего лишь от постоянно державшейся температуры, небольшой, чуть выше граничных тридцати семи, но от того не менее противной. Антон постоял, держась за раковину умывальника, пока не ушёл страх, и похромал обратно в свой бокс.

В палате он был один — то ли ему так невероятно повезло, то ли сумели расстараться девчонки. Соседства в том состоянии, в котором он находился большую часть времени, он бы не перенёс. Он практически не покидал бокс, лишь ради самых необходимых вещей. Ребята принесли ему телефон и ноутбук, Интернет в этом боксе был, так что какая-то связь с внешним миром имелась. Ему не ограничивали и посещения, навещайте, пожалуйста, только не во время лечебных процедур. Только вот капельницу ему ставили одному из последних.

Антон лежал и сучил ногами, чтобы как-то заглушить боль. По игле в вену медленно уходил лекарственный препарат. Но вот в привычном ходе вещей появилось нечто новое — Антон ощутил, как будто мурашки забегали по его рукам и ногам. Волосы на руках встали дыбом, как наэлектризованные. Мурашки перешли в чувствительные точечные уколы, как бывает, когда конечности затекли и отходят. Или когда находишься в сильном поле энергии. Чёрный с удивлением прислушивался к себе, когда вдруг заметил, что поле зрения стало гораздо уже и на глазах сокращается. Он дотянулся до звонка вызова медсестры, надавил на сигнал и то ли шестым, то ли седьмым чувством понял, что звонок не работает. Кнопку приклеили на стену для красоты! Он мгновенно вспотел. Счёт шёл на секунды. Усилием воли задавив охвативший рассудок страх, он нашёл выход — нашарил и сильным рывком выдернул проклятую иглу. И тут накатил очередной приступ паники. Не помня себя, Чёрный вскочил с кровати и вылетел в коридор.

Коридор качался, как палуба корабля в девятибалльный шторм, Антона швыряло от стены к стене. Он попробовал отталкиваться от стен, чтобы как-то сохранять равновесие, вроде бы получилось. Нужно добраться до дежурного поста, там врач! Кажется, он растёт, он становится выше и выше. Нужно успеть, или его голова начнёт цепляться за лампы на потолке, а согнуться он не сумеет. Или сумеет — боли совсем нет? Ничего не болит, только искры плавают в густом вязком пространстве, а предметы приобрели красивый сияющий ореол. Антон вывел тело к заветному посту и разочарованно остановился. Пост был пуст! Так не должно быть. Да какая разница, что кому должно, если он никого не видит! А может быть, здесь вообще никого нет? Люди! Сестра! Он попытался кричать и сам не услышал своего голоса. Антон бросился бежать по коридору. Возле дверей палат он останавливался, заглядывал в дверь, не находил там женщины в белом и бежал дальше. Почему никого нет? Наверно, он умер. Да, он умер, но ему нужно найти сестру.

Когда в дверь сестринской комнаты ворвалась взлохмаченная босая фигура с совершенно белым, перекошенным от страха лицом и расширенными безумными глазами, дежурная медсестра чуть сама не упала в обморок. Но тут же опомнилась и схватилась за нашатырь. Ватка, поднесённая к носу, произвела волшебный эффект — Чёрный понял, что раз он чует такую вонь, значит, всё-таки жив, и придётся вернуться. Он начал медленно приходить в себя. С немалым удивлением Антон сообразил, что добежал от своей палаты до самого конца коридора. Ничего себе! Вот так лежачий больной. Он оглядел себя и криво усмехнулся — в мятом спортивном костюме и босиком он смотрелся совершенно по-идиотски.

Чёрного торжественно сопроводили в палату. На обратном пути он уже снова хромал. Зато мозги прояснились и озадачились вопросом: что это было? Вскоре возле постели собрался целый консилиум врачей. Антона заставили подробнейше расписать свой нестандартный опыт. Поинтересовались, как пациент Моршан насчёт наркотиков? Конечно, никакой дряни он не употреблял, тем более это не составляло труда проверить. Сошлись на том, что так могла выразиться аллергическая реакция на новокаин. Ему заменили новокаин на зарубежный аналог и посчитали эпизод закрытым. А когда медики убрались, Антон взялся за ноутбук — ему самому очень хотелось знать, что с ним такое было? Перерыв весь Интернет, он остановился на версии, что это мог быть анафилактический шок, в общем, да, аллергия. Антон почитал про предмет подробнее и очень сильно задумался, что было бы с ним, если бы он не догадался или не успел вырвать иглу? С этого дня он с подозрением стал смотреть на все назначаемые ему лекарства. Прежде ему никогда не приходилось серьёзно болеть, и реакции своего организма на медицинские препараты он не знал. Теперь он подробнейше выспрашивал у медсестёр все нюансы действия лекарств, и, наслышанные о его подвигах, весть о которых широко разошлась, они понемногу начинали поглядывать на него с подозрением.

По Москве расползался свиной грипп. То есть самого гриппа никто не видел, но у страха глаза велики, особенно у страха, широко тиражируемого и рекламируемого. По телевизору весь день гоняли рекламу новых противогриппозных препаратов, разумеется, бешено дорогих. По Интернету ломали копья сторонники и противники идеи о существовании пандемии и всемирного заговора. И те, и другие подогревали интерес к проблеме, не давали теме заглохнуть. В газетах на первых страницах печатались «верные» рецепты для защиты от страшной заразы, для её опознания и излечения. Газеты раскупали мигом. В новостях не забывали упомянуть об очередной помершей от свиного гриппа мексиканской или китайской девочке. В городе возникла новая мода — на улицу теперь стало принято выходить в медицинской маске. Девчонки разукрашивали эти маски весёлыми рисунками. А в аптеках стояли очереди тех, кто не сумел вовремя такую маску приобрести. Цивилизованные муравьи усердно бегали по указанным им дорожкам, а кто-то где-то, возможно, вносил очередной параметр в некое уравнение, описывающее законы поведения муравьёв.

Антон ничего этого не видел, ведь в больнице и так многие ходят в масках. В некоторые отделения вообще без маски проход запрещён. Но ему рассказывали о всемирном помешательстве навещавшие его друзья. Что ж, массовые психозы вполне вписывались в ожидаемое развитие событий.

Вечером третьего дня почти перед закрытием больницы появилась Татьяна — в пятницу она могла освободиться лишь довольно поздно. Впрочем, Антону не ограничивали визиты гостей. Медсестра со своими уколами и щедрой горстью таблеток ругаться не стала. Антон полулежал, слушал Танин голос и ждал прихода сна. После таких доз он засыпал быстро и неизбежно. Перед сном знакомое покалывание пробежало по рукам и ногам, в глазах потемнело. Знакомое? Чёрный немедленно узнал это ощущение и вскочил, подброшенный приступом сильнейшего страха. Он не зря обшаривал Интернет — теперь он знал, что результатом аллергической реакции может оказаться кома и смерть. Но капельницу ему заменили! Откуда взялся аллерген в ежевечерних уколах? Кто-то пытается его убить? Кто?! Почему?!

— Что случилось? — Татьяна оказалась на ногах вслед за Антоном, испуганная выражением его лица. — Тебе плохо?

Ничего не ответив, Чёрный втиснул ноги в шлёпанцы и бросился вон. Медсёстры на посту чуть не отскочили от стойки, увидев подбегающего Антона, его мертвенно-бледное лицо и блестящие бегающие глаза с расширенными зрачками. Наверно, они решили, что перед ними дознувшийся наркоман.

— Мне пло-хо. Как тог-да. — Чёрный попытался объяснить, что с ним происходит, язык слушался очень плохо. — Те-ря-ю соз-нание.

Пока он стоял, в глазах потемнело сильнее, его качнуло. Медсестра быстро намочила ватку нашатырём. Резкий запах немного привёл в себя. Но к ватке приходилось прикладываться постоянно. Его усадили, измерили давление. Антону не хватало воздуха, он попросил открыть балкон. На него посмотрели как на сумасшедшего. Растерянная Night стояла за стойкой медпоста, готовая помочь Чёрному дойти до палаты. Только в палату он не хотел. Он поднялся, с воплем «Воздух!» добежал до окна и дёрнул за шнур. Створка откачнулась, тут же потянуло холодом. Антону показалось, что, пока он бежал, в голове чуть-чуть прояснилось, а окошко не помогло совсем. Он оставил окно и понёсся по коридору.

Здание этого корпуса больницы представляло собой большой квадрат с вырезанной серединой, так что коридоры отделения переходили один в другой и создавали замкнутый контур. На один квадрат приходилось два дежурных поста. Девушки, дежурившие на втором, были очень удивлены, когда мимо них пробежал растрёпанный больной с перекошенным лицом и дикими глазами. А Антон боялся остановиться: бег прояснял сознание, как будто встречный поток воздуха, овевающий лицо, относил некую застилавшую его пелену. Боль он перестал чувствовать, ещё когда выскакивал из палаты. Но больным не положено бегать! Им нужно лежать. Поэтому, когда Чёрный пошёл на второй круг, медсёстры попробовали его остановить, они оставили пост и попытались поймать его в коридоре. Он легко увернулся от их неопытных рук.

— Антон, подожди! — Следом за ним побежала Татьяна. — Постой, что ты делаешь?

— Больной, прекратите немедленно! Остановитесь! — Обе медички с криками и ругательствами тоже поспешили вслед.

Из дверей начали показываться потревоженные криками и топотом пациенты. Они выглядывали в коридор и рассредоточивались вдоль стен, занимая трибуны. Когда Антон пошёл на третий круг, за ним бежали уже пять девушек под азартные вопли зрителей:

— Давай-давай! Держи темп! Обходи его, обходи! Подреза-ай!

Из дальнего конца коридора доносилось дружное:

— Шай-бу! Шай-бу!

Кажется, кое-кто уже заключал шуточные пари и принимал ставки на победителя. Товарищи Чёрного по несчастью вовсе не были жестоки или бессердечны. Но пребывание в больнице, помимо страданий тела, влечёт за собой отчаянную беспросветную скуку. Поэтому больные как дети — они всегда рады любому происшествию, способному скрасить их лишённую радости жизнь. К тому же никому не могла прийти в голову мысль, что человек, способный бегать, плохо себя чувствует. Наконец до отделения добралась дежурный врач, но помочь она тоже ничем не могла: в ночной аптечке отсутствовал адреналин, а шок можно купировать именно этим средством. Пока что адреналин изо всех сил вырабатывал перетрусивший организм. Надолго ли его хватит, Антон не знал.

— В реанимацию! — вынесла то ли вердикт, то ли приговор дежурная. Нужно было как-то угомонить этот сумасшедший дом.

В компании врача и верной Night Чёрный рысцой проследовал к дверям лифта. За ними в том же темпе поспешала медсестра с инвалидной коляской: в реанимацию никто не приходит на своих ногах, тем более не прибегает. Перед прибытием на этаж медики чуть ли не силой усадили Антона в коляску. Вкатили в распахнувшиеся двери, сдали с рук на руки и быстро ретировались. Его опять начало «накрывать», похоже, он спасался только движением.

В реанимации были свои порядки. Чёрного заставили раздеться догола, снять даже кольцо. Это сразу же пробудило всю его подозрительность и тревогу. Он никогда не расставался с кольцом! Зачем его сюда привезли? Что с ним хотят сделать?! Помогут ему здесь? Да ни хрена не помогут! Он попытался встать, но дюжие медбратья силой повалили его на каталку, и деловитая старушка повезла её вдоль длинного коридора. Антон затравленно озирался по сторонам. Зрелище встряхнуло его не хуже нашатырного спирта.

Это было длинное помещение, переходящее в коридор, или широкий коридор, назначенный помещением. Повсюду рядами стояли одинаковые железные столы-каталки, на них лежали обнажённые люди. Мужчины вперемешку с женщинами, старики, дети. Простыней или иных покрывал не было. Кто-то стонал, кто-то метался в жару, кто-то уже не подавал признаков жизни. И всё это тонуло в жаркой духоте, ароматы испарений нездоровых тел, физиологических отправлений, лекарств и дезинфицирующих препаратов заставляли при каждом вдохе подавлять рвотный рефлекс. Воздуха! Антону не хватало воздуха. Он задыхался. Зачем он здесь? Здесь люди ожидают свою смерть. А что здесь ожидает его?! Вот теперь он постиг, что такое настоящий панический ужас. Не помня себя, Чёрный скатился с каталки и как был, побежал по коридору. Он добежал до конца и уткнулся в закрытую дверь.

Попался! Антон колотил руками и босыми ногами в дверь и орал:

— Выпустите меня! Вы не имеете права! Выпустите меня отсюда!

Дверь не поддавалась. Весь находившийся в отделении персонал сбежался к нему, выстроился полукругом. Чёрный развернулся, прижался спиной к двери и приготовился дорого продать свою жизнь. Так просто они его не возьмут! Видимо, это ясно читалось на его лице, поэтому к нему никто не подошёл. Зато дверь за спиной открылась. Антон ринулся к долгожданной свободе и, как в стену крепости, врезался в затянутые в белый халат перси могучей дамы, которая даже не покачнулась от такого толчка. Вместо этого заведующая реанимацией выразила своё отношение к происходящему и к Антону лично как причине всеобщего переполоха. Русский язык у неё также был могучим и изощрённым, а отношение негативное. Она ещё долго орала:

— Больной не имеет права самовольно уйти! Я за твою жизнь отвечаю!

Антон кричал в ответ:

— Я здесь не останусь!

Наконец страсти улеглись. Умные медицинские головы о чём-то пошушукались между собой и Антону выдали листок бумаги и ручку. Под диктовку он вывел непослушной рукой, что отказывается от услуг реанимации и осознаёт всю степень риска при отёке какой-то квинки. Подпись, дата. Антон автоматически вывел 27.09.2003.

— Чего?! — взревела главный реаниматор и заставила переписывать всё заново. С правильным годом.

Только после этого Чёрный получил обратно свои вещи и вожделенный перстень. Когда Глаз Дракона вернулся на его обычное место, Антон почувствовал себя гораздо спокойнее. И пусть это был всего лишь психологический эффект.

В палату он проследовал бодрым шагом победителя при Аустерлице. Нигде ничего не болело, лишь немного сводило руки. Его сопровождал эскорт из обескураженного дежурного врача и ошеломлённой Night. Вскоре в маленьком боксе вновь собрался настоящий экспертный совет: пригласили дежурных врачей из соседних отделений, чтобы вместе подумать, что стало причиной чрезвычайного происшествия. Все сошлись во мнении, что наблюдался именно анафилактический шок. Просмотрели список назначенных препаратов. Действительно, в один из них в очень малой дозе входил новокаин.

— Но как это получилось? Мне же в прошлый раз его отменили. — Чёрный вопросительно посмотрел на врачей.

Они переглянулись.

— В прошлый раз? Это у вас не впервые?

— Первый раз такое случилось три дня назад. Там в журнале записано.

— Где? — Дежурная пролистала страницы назад. — Смену сдал, смену принял, а, вот — отмена капельницы, замена препарата. Но здесь не указано почему.

— Как не указано? — не поверил Чёрный.

— Смотрите сами. Только замена лекарств, причин нет.

Наверное, всё, что он подумал, отразилось в его глазах, потому что совещание было быстро закончено. Шоковое состояние практически прошло само по себе. Дежурная на глазах Антона сделала запись о происшествии в журнале смен, и напоследок врачи посоветовали ему попытаться заснуть. Спать он не мог — целая горсть таблеток и четыре вечерних укола пропали втуне.

Антон лежал и пытался анализировать положение. Цепочка случайностей сложилась как-то очень для него неудачно. Врач то ли забыл, то ли сознательно не захотел внести описание ЧП на дежурстве в журнал смен, но отменил назначение опасного препарата. Тогда этот препарат оказался среди привычных и проверенных средств. Либо он там был всегда, но организм Чёрного только сейчас среагировал на столь малую дозу. Почему? Может быть, неудачное для него стечение обстоятельств для кого-то оказывается очень удачным? И огромной удачей для этого неизвестного «кого-то» могло стать заточение Антона в реанимацию, откуда — сейчас он абсолютно ясно это осознал — он бы уже не вышел. Он чувствовал, что было что-то ещё, что-то, к чему он настолько привык, что почти не заметил. Ах да, страх! Немного иной, чем обычный страх тяжело больного человека, который вдруг почувствовал, как смерть дышит за его левым плечом, более резкий, щемящий, как тоска, и совершенно беспричинный. Подобный страх может сопровождать магическую атаку, но не рассказывать же об этом врачам! Тогда его точно переведут в другое отделение, и это будет вовсе не терапия.

Татьяна сидела на другой койке и старалась подобрать материалистическое объяснение аргументам Антона. Если у неё получалось — аргумент отметался. Но концы с концами не сходились никак, история выходила слишком мутная.

— Эй, марафонец! — В дверь заглянула милая мордашка ночной сестры. — Успокоительного отсыпать? А то ведь не заснёшь после чистилища-то.

— Чистилища? — не понял Антон.

— Реанимации, — пояснила сестра. — Мы её так промеж себя кличем. Сам посуди — место, где ты то ли жив, то ли мёртв. Как сложится — так и будет. И если помрёшь, то никому ничего — дело житейское. А если у нас тут, с нас потом три шкуры сдерут на объяснялочки. И премию срежут. Так как — нести колёсики?

— Нет, спасибо. Я обойдусь. Спасибо. — После всего случившегося Антон начал всерьёз опасаться приёма лекарств. Его ещё раз передёрнуло от мысли, как легко он мог убраться из мира живых, хватило бы одного укола.

Так и не успокоившись полностью, Чёрный всё же попытался заснуть. Остаться без наблюдения он не опасался: его поставили на ночь на особый учёт, так что медсёстры будут усиленно его навещать. К тому же в сиделки сегодня записалась Татьяна — она осталась у него до утра. Но организму это было не объяснить: в крови всё ещё циркулировал адреналин, и, как только Антон закрывал глаза, они немедленно раскрывались. Он решил применить волю и заставить себя уснуть.

Остановить обычную болтовню в голове труда не представляло. Чёрный освоился во внутренней тишине и привычно скользнул сознанием вглубь и вниз, куда обычно уходила дорога в сны. Сознание провалилось и рухнуло в бездонную пустоту, закружилось в неуправляемом падении. Или взлёте? Он не понял, не было способа как-то их различить. В то же время он не спал и какой-то частью себя отслеживал, что где-то очень далеко, на кровати, до сих пор находится его человеческая оболочка. На него обрушился плотный поток огня, прожёг от макушки до основания и остался внутри, наполняя контур алым сиянием, растворяя, размывая границы самости, превращая самого Антона в частицу пламени. В этом огне была Сила, сам огонь был великой Силой, и всё, что становилось частью огня, оказывалось этой Силе причастным. Сила была слишком тяжёлой, слишком огромной для Чёрного, человеку столько не унести. Сквозь него прокатилась волна страха. Она родилась вовне, всколыхнула плотную толщу пламени, качнула сознание и прошла дальше, оставив беспокойный, неустойчивый след. Вторая волна пошатнула сознание ещё сильнее, и беспокойство переросло в тревогу. Ему казалось, он сейчас будет размазан, распылён на атомы, его личность, то, что даёт ему представление целости самого себя, распадётся необратимо, его сожжёт и поглотит эта великая Сила Огня. С третьим приливом Антон ударился в панический страх. Последним остатком сознания он рванулся к привычному миру, в кусок пространства, вырезанный пересечением шести плоскостей, в мягкое, слабое, непослушное тело. Вернуться! Дотянуться, оказаться внутри, вцепиться всеми ощущениями в плотские потроха, открыть глаза. Обязательно открыть глаза! Всё, получилось. Он не мог надышаться, как будто всё это время обходился без воздуха.

Night почти заснула, когда раздался хриплый шёпот Антона:

— Оно начинается снова. Начнётся. Оно здесь.

— Что здесь? Тебе что-то приснилось?

— Я не спал. Здесь страх. Он приходит сюда. Я видел.

— Антоша, это просто стресс, ты же сам понимаешь. Просто переизбыток адреналина в крови.

— Я понимаю. Наверно, ты права — это адреналин. Наверно.

— Отвлекись чем-нибудь. Тебе нужно переключиться, занять мысли. Может, кино?

— Попробую. — Антон с трудом улыбнулся. Действительно, раз уж не спится, надо себя чем-то занять. Или он тут с ума сойдёт. — Ты поспи.

Таня снова угнездилась на неудобной пустой койке, а Чёрный попытался посмотреть через Интернет какой-нибудь фильм. Он честно старался уследить за сюжетом, вникнуть в переживания персонажей, как-то увлечься, но видел лишь мельтешение бессвязных цветных картинок. Периодически через него, через комнату, через весь окружающий мир прокатывались волны того самого страха, и чем больше он старался сосредоточиться на экране, тем отчётливее ощущал страх. Он был везде. Палата, вся больница, серое небо за окном, дождь — всё пропиталось страхом. Серое? Значит, утро, значит, рассвет. «Силы Зла скрываются перед рассветом». Кто-то когда-то сказал, или он где-то читал, или он это только что сам придумал. Неважно. Если он не сошёл с ума до сих пор, если увидел рассвет, значит, продержался. Или всё же сошёл? Какие-то странные у него мысли.

Антон встряхнулся, подумал, чем бы ещё заняться, и взялся за телефон. На экране висел значок sms. Он нажал на просмотр. Время получения — 23.30, отправитель — Матрёна. Чёрный открыл текст.

«Я вспомнила! Там была книга! Позвони мне срочно, это важно, я всё расскажу».

— Что она вспомнила? Что-то про книгу? Ладно, потом. — Чёрный потёр пальцами лоб и прислушался. В коридоре уже началась утренняя возня медсестёр. Вскоре к нему заглянула врач, поинтересовалась, как прошла ночь. Антон ответил, что всё в порядке.

День был выходным, процедур не было, поэтому Татьяна до вечера оставалась у него, но потом всё же уехала. У неё, конечно же, были и свои дела. Антон проводил её до лифта и, пока вдоль стеночки хромал по коридору обратно, выслушал немало удивлённых вопросов от вчерашних зрителей и активных болельщиков. Вопросы были двух видов: «Как он мог бегать вчера?» и «Где он взял так много таких красивых девушек, которые его навещают?» Чёрный отшучивался на второй вопрос, а на первый ему нечего было ответить. Он бы сам не отказался получить на него ответ. В этот день Антон решил, что больше не станет принимать лекарства.

Он дошёл до палаты и только тут вспомнил о ночном sms. Надо было всё-таки позвонить Матрёне.

— Муся? Привет, это я.

— Привет! Как ты там? И не называй меня Мусей!

— Не буду, не буду. — Чёрный улыбнулся про себя. Он иногда забавлялся тем, что слегка поддразнивал девушку. — Рассказывай!

— Что?

— Что собиралась. Ты написала, что что-то вспомнила.

— А… да. Вчера ночью. Но я, кажется, опять забыла.

— Что забыла? О чём ты хотела сказать?

— Помнишь, я летом на юге в обморок падала?

— Да… — Антон подобрался. Этот момент до сих пор разъяснения не получил.

— Я говорила, что я там тебя видела.

— Говорила. И кого-то ещё.

— Да. Но я не могла вспомнить. А вчера получилось. А сегодня я опять всё забыла.

— Совсем забыла?

— Совсем, — грустно повинилась Матрёша. — Утром уже ничего не помнила. Даже про эсэмэс. Потом в телефоне нашла.

— Так. — Антон задумался. — Ты сейчас от компьютера далеко?

— Нет, я дома.

— А вылезай-ка в асю. Там и поговорим.

— Да, я сейчас! Пока!

— До связи.

Антон отложил телефон и взялся за ноут. Сегодня он ещё не входил в Интернет.

«Ку-ку!» — тихонько просигналила программа, извещая, что контакт установлен.

— Привет! — ещё раз отстучал Антон. — Рассказывай.

— Но я не помню!

— Рассказывай всё, что помнишь. Что у тебя вышло вчера?

— Вчера я вспомнила почти всё! По ощущениям. Представляешь — там не было времени!

— А что было?

— Не помню. Как блок поставленный. Мысли сбиваются.

— Кто-то мешает?

— Не мешает. Насилия нет, просто как наблюдатели, не свои, не чужие, нейтральные.

— Они тебе показали что-то?

— Нет. Я не поняла, они или нет. Я вчера просто так набрала в поиске «Властелины Времени». Такой мультик есть. Ссылки на мультик были. Я не знала, решила посмотреть.

— И как?

— Прикольно. Когда смотрела, что-то крутилось совсем рядом, как тени или как шёпот.

— В комнате?

— Нет, наверно, в глазах. Как прозрачные тени. Я смотрела в экран, а оно шло рядом.

— Что шло?

— То, что я вспомнила.

— Что это было?

— Я не знаю! Не уловить. — Матрёша поставила грустный смайл. Похоже, она на самом деле готова была заплакать. — Тогда я тоже не уловила. А потом легла спать, и оно как всё хлынуло. И перед глазами, и везде, как будто я всё уже давно знаю. Я сразу тебе звонить, а ты не ответил.

— Я тогда не мог. — Антон поморщился, вспомнив вчерашний вечер.

— Я sms написала. И легла спать, думала, что проснусь, когда позвонишь.

— Я не мог позвонить.

— А утром я уже всё забыла.

Антон задумался. А если?.. Получится или нет, но попробовать не мешает никто. Он удобнее повернул ноутбук.

— Матрёш, а давай попробуем вспомнить?

— Как?

— С начала. С самого начала, как ты всё увидела в первый раз. Попробуй посмотреть снова.

— На что?

— Ты говорила, что оказалась в полутёмной комнате.

— Да.

— Попробуй увидеть её сейчас. Так, как тогда видела.

— Я смотрела сверху!

— Так и смотри. Ты смотришь из-под потолка. Вспомни, как ты смотрела.

— Да, смотрю сверху, там темно, но не совсем. Вижу фигуры.

— Сверху?

— Да. Там ты и ещё один человек. Я его не знаю.

— Ты сейчас видишь этого человека?

— Да. И я вижу книгу! У меня получилось! Ой! — Матрёша прислала покаянную рожицу. — Я вылетела… Обрадовалась и всё потеряла. Прости.

Антону показалось, что через расстояние и сеть проводов он услышал её всхлип.

— Ничего. Давай попробуем снова. Возвращайся в офис.

Почти минуту от Матрёны не было сообщений. Потом пришло расстроенное:

— Я не могу. Не могу войти. Как стена какая-то. Упираюсь, и всё.

Теперь замолчал Чёрный. Он думал. Потом уточнил:

— Ты сейчас пробовала повторить предыдущий проход?

— Да. По новой.

— Давай иначе. Давай начнём с рынка. Из прошлого. Ты идёшь, тебе становится плохо. Вот в это войди.

— Мне плохо, — повторила Матрёша. — Темнеет в глазах. Меня усаживают на крыльцо. Хочется лечь. Я падаю. Падаю, как в канал, лечу. Я в офисе.

— Спокойно, не торопись. Просто смотри, без эмоций.

— Да, я смотрю. Два человека, ты и ещё один.

— Ты его хорошо видишь?

— Плохо. Сверху неудобно.

— Опустись ниже.

— Получилось. Вижу его.

— Рассказывай.

— Мужчина, старый. Лет пятьдесят. Или сорок.

Антон невольно улыбнулся: для девятнадцати лет сорок — это действительно старость.

— Толстый. Нет, скорее плотный, он больше тебя, и у него живот. Высокий.

— Лицо видишь?

— Сейчас. Лицо крупное, волосы не длинные, но и не короткие. Как отросли, они вьются. Видно кудри. Есть чёлка, набок зачёсана. Нос широкий, крупный такой. Губы тоже, не очень крупные.

— Глаза?

— Не понять. Не вижу. Они никакие.

— Ещё что?

— На нём куртка, коричневая с зелёным, как замша. Расстёгнута. Рубашка, зелёная. Нечёткий цвет, может, серая. Чёрные штаны, казаки. Чёрные. У него книга.

— Где?

— В руках. На обложке крупные цифры — два — ноль — один — два. И три человека, один в ковбойской шляпе. Он говорит что-то. Тебе.

— А я где?

— Ты сзади меня. Сейчас. Ты в чёрных джинсах. Чёрный свитер. Подсумка нет. И кольца не вижу. Ой!

— Что случилось?

— Ты мне подмигнул. Ты говоришь, что я опоздала. Что ты мне всё расскажешь. Говоришь не словами, а как мысленно, что ли. Но я всё понимаю.

— А этот человек что?

— Ничего. Он странный какой-то. И мне неудобно, не по себе. Но любопытно.

— Что дальше?

— Он отдаёт тебе книгу. Даже вручает. Ты смутился. Он сказал: «Вот тебе твоя книга. Ты молодец, что не испугался и написал».

— Я взял?

— Да. Ты говоришь, что это не только твоя заслуга. Он говорит, что книга не случайна, она поможет тебе что-то понять.

— Что?

— Не знаю, он не сказал. Все, кто с ней как-то связан, они не просто люди, у них не простая судьба. Или другая, не как у всех. Но не «тяжёлая».

«Гм, — подумал Антон. — Мягко сказано „не простая“!»

— Книга тебе как-то поможет в будущем. Она для тебя как щит. И она провокация. Но это хорошо.

— Провокация — хорошо? — не удержался и перебил Чёрный.

— Ты вызвал резонанс. Есть силы, которые её приветствуют. Есть, кому это невыгодно. Ещё есть третья. Третья сила. Она сверху. Они не знают, за кого она.

— Они — это первые две силы?

— Да. Две первых. Ещё он что-то о войне сказал, я не поняла. Не уловила. Про войну Сил.

— Первых двух?

— Непонятно. Он дальше предсказывает тебе.

— Что?

— Будет трудный период. Для тебя, сложный. Крайне плохого не случится. Будет хорошее, но сначала трудности.

— Мы с ним просто так говорим?

— Нет. Непонятно. Мы с тобой мысленно. Вы словами. Непонятно как.

— Он про отца что-то сказал?

— Нет. Ничего. Дальше. Действуй по инструкциям, тебе их будут передавать по каналу. Будет переоценка ценностей. Жёсткая. Не бойся, жизнь не закончится. Но нужно будет прислушиваться.

— К чему?

— Это новый этап. Всё становится с ног на голову. Не нужно паниковать.

— Хорошо ему говорить, — буркнул Чёрный. — Его бы сюда.